Текст книги "Жертвы Сименона"

Автор книги: Наталья Никольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Моему мысленному взору предстала взволнованная физиономия сестренки, отмеченная печатью высокого вдохновения. Я гордо выпрямилась над остывшей чашкой кофе.

– Что мне вам ответить, Александр Валерьевич? Разве только одно: людям свойственно испытывать разные чувства – не только любовь. Дружба, симпатия, жажда справедливости или мести…

– Мести?

– А почему вас это удивляет? Ведь вы сами мечтаете отомстить убийце Айседоры! Кстати, на первом убийстве он не остановился. Вы, должно быть, знаете от следователя, что вчера вечером этот гад опять пытался задушить женщину? Так вот: это была я!

Как интересно: разыгрываю роль собственной сестры, но при этом иногда все-таки приходится говорить правду!

Это сообщение произвело на моего собеседника сильнейшее впечатление, и мы немного поговорили о вчерашних событиях – благо, эту тему я знала не понаслышке.

– Вот теперь мне все ясно, – подытожил режиссер. – Вы мужественная женщина, Полина Андреевна! Честно говоря, при первой встрече вы произвели на меня другое впечатление, но теперь я вижу, что был кругом не прав! Но я не понимаю одного: что мы с вами можем сделать? Если даже милиция пока не может напасть на след убийцы!

Пожалуй, пришло время раскрыть перед ним все карты.

– Александр Валерьевич, буду с вами откровенна. Дело в том, что у меня есть некоторый опыт в раскрытии разных запутанных преступлений. Конечно, я не хочу переоценивать свою скромную роль…

И я коротенько изложила Арчибальдову концепцию своего участия в «разных запутанных преступлениях». Не забыв, кстати, упомянуть и о том, что «в отдельных случаях» я делаю это по просьбе третьих лиц и не отказываюсь от «скромного» вознаграждения за свои детективные услуги – разумеется, если они приводят к желаемому результату.

Умолчала я только об одном: что вознаграждение – как и работу по оказанию детективных услуг – мы обычно делим пополам с родной сестрой Ольгой Андреевной Снегиревой. Зачем, в самом деле, запутывать бедного творческого деятеля еще больше? У него и так голова пошла кругом, когда он узнал, что очаровательные сыщицы-любительницы бывают не только в бульварных романах!

– Черт побери! Если бы мне еще час назад сказали, что мне придется обратиться за помощью к частному детективу, я поднял бы этого человека на смех. А теперь, когда познакомился с вами поближе… Что ж, я готов заплатить за то, чтобы убийца Аси был найден и уличен. В разумных пределах, конечно.

– Вы сами это сказали, Александр Валерьевич. Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я вымогаю у вас гонорар. Возможно, милиция все сделает быстрее, и к тому же бесплатно…

– Ерунда. Милиция только сажает бесплатно, моя дорогая Полина Андреевна. Может, и за Асю они кого-то посадят, я даже в этом не сомневаюсь. Только вот я не буду уверен, что посадили того самого, а не повесили это дело на какого-нибудь случайного бедолагу. Так что о материальной стороне мы с вами, считайте, договорились. Что еще от меня требуется?

– Только несколько ответов на мои вопросы – и ничего больше. Само собой, ответы должны быть совершенно откровенными, даже если вам не очень понравятся вопросы. Уверена, это не займет много времени.

На последующие полчаса, предварительно подкрепившись свежей порцией кофе и пиццей, я сама влезла в шкуру следователя. Арчибальдов хмурился, но отвечал честно. Я узнала массу подробностей из жизни Айседоры Палискиене, в том числе самых интимных, но таких, что могли бы пригодиться в расследовании – очень мало. И ни одной, которая была бы в состоянии пролить свет на причину убийства! Видя, что я заметно приуныла, «подследственный» от расстройства заказал еще коньяку.

– Александр Валерьевич, ну пошевелите же вы мозгами! – взмолилась я не слишком корректно. – Как хотите, но я не верю, чтобы не было ни одной зацепки! Ведь именно вы, а не кто другой, были самым близким для Айседоры человеком. Может, вы просто не придаете значения какой-нибудь мелочи, а именно она и есть «ключик» к разгадке убийства!

– Полина, вы требуете от меня невозможного! Мы с Асей, хоть и жили в последнее время вместе, оставались все-таки достаточно «автономными» личностями. Я допускаю, что она посвящала меня далеко не во все тонкости своей духовной жизни. Точно так же, как и я ее – в свои, между прочим… Ярчайший пример – вот этот самый Роман, о котором я не имел ни малейшего понятия, но который тем не менее был в ее жизни. Вот видите: чужая душа – потемки!

Главреж театрально развел руками.

– Погодите, Александр Валерьевич. Вот мы с вами рассуждаем о тонкостях духовной жизни, а все дело-то, может быть, в каком-нибудь бытовом пустяке! Давайте оставим на время философские материи и обратимся к банальной версии ограбления. Милиция с самого начала отмела ее как несущественную, и на то были основания: все личные вещи покойной оказались на месте. Убийца не тронул ни деньги, ни драгоценности…

– Господи, да что там было трогать-то?! Одни бриллиантовые сережки в ушах да перстенек – мои подарки… Но вы правы: это единственное, чем он мог поживиться.

– А может, все-таки не единственное? Может, у Айседоры было нечто более ценное, чем эти камушки и несколько сотен рублей? Подумайте! Ну… Какие-нибудь ценные рукописи, письма… Антиквариат?

– Да нет, что вы! Какой там антиквариат… Ася бредила евродизайном с пластиковой мебелью и с фотоэлементами в унитазе – пардон за натуралистическую подробность!

– Ладно, черт с ним, с антиквариатом! Акции? Облигации? Ценные бумаги?

– Да какие там…

Внезапно Арчибальдов вытаращил глаза и поперхнулся коньяком.

– Господи! Лотерейный билет!!!

Я тоже вытаращила глаза.

– Какой еще билет?!

– У Аси был билет внутрибанковской валютной лотереи. Знаете, есть такая, очень престижная: билеты в основном распространяются среди своих работников, и только малая часть поступает в открытую продажу. Процент выигрышей очень высок.

– Знаю, знаю! Значит, у Палискиене был при себе такой билет? Но я о нем впервые слышу!

– Ну конечно, потому что я о нем совершенно забыл! И только сейчас, когда вы заговорили о ценных бумагах, до меня дошло, что в описи ее вещей никакого билета не было. Этот билет мне презентовал один знакомый банкир, ну, а я подарил его Асе – на счастье. Господи, неужели это из-за него ее убили?! Не может быть…

Я тоже готова была воскликнуть: «Не может быть!» – хотя совсем по другому поводу. После постоянно выпадавших «зеро» я уже не верила в удачу!

– Билет был выигрышный? – спросила дрожащим голосом.

– Да откуда я знаю? Тираж должен был состояться как раз в те дни, когда Айседора затеяла эту дурацкую поездку в Москву. Она сказала, что возьмет билет с собой и проверит в столице: она, мол, не хочет терять ни дня своего счастья. Бедняжка!

Арчибальдов быстро надвинул шляпу на глаза.

– Нам обоим и в голову не пришло, что это может быть опасно, – закончил он совсем глухо. – Ни Ася, ни я, конечно, не верили ни в какой выигрыш. Просто дурачились…

– И вы не знаете, успела ли она проверить билет?

– Понятия не имею. Я же говорю: забыл об этом билете напрочь, как только Ася уехала. Я всегда скептически относился ко всякой халяве. Считаю, что приносят удовлетворение только деньги, заработанные своим трудом – извините за банальность… Ася звонила мне из Москвы всего три раза, я вам уже рассказал. И она ни словом не обмолвилась о билете. А я не спросил. Думаю, вряд ли она им занималась: ей там в Москве не до того было!

Я вздохнула. Даже мертвой, он не мог простить своей любимой женщине измену. Родственная душа!

– А вот я думаю, что Айседора нашла-таки время проверить билет, – задумчиво проговорила я. – И ее убийце было об этом прекрасно известно!

Глава пятая Ольга

Через час после того, как скорый поезд выехал из Тарасова, Овсянников завалился спать на верхнюю полку и слез с нее только за час до прибытия. Думаю, если б, не дай Бог, кому-нибудь из попутчиков пришла фантазия меня задушить – он проделал бы это без особых помех. Ну, разве что дрогнула б рука от Жориного богатырского храпа…

Зато, едва мы ступили на платформу Павелецкого вокзала, майор сразу взял инициативу в свои руки.

– Сейчас отвезу тебя в гостиницу, Ольга, а сам съезжу кое с кем повидаюсь. Знакомые ребята из МУРа обещали оказать содействие. А там поглядим.

«Гостиница», куда мы прибыли часа через полтора, сменив три вида транспорта, была похожа на ту, в которой я комфортно обитала еще неделю назад (на средства какого-то международного научного фонда), примерно как милицейский «уазик» – на «Ниссан» Полины Андреевны. Строго говоря, это была даже не гостиница, а нечто среднее между общагой и пансионатом временного проживания лиц, в которых по каким-либо причинам было заинтересовано ГУВД столицы. Но когда я узнала, во сколько нашей родной тарасовской милиции обойдутся каждые сутки нашего с Жорой пребывания в этом «пятизвездочном отеле», мне стало дурно.

При этом на нас обоих смотрели здесь так, точно мы были бомжами, пытающимися поселиться в каком-нибудь «Хилтоне». А наши паспорта изучали чуть ли не под микроскопом. И это – несмотря на Жорино служебное удостоверение, которое дома, в Тарасове, открывало перед ним все двери!

– Привыкай, матушка: то ли еще будет! – шепнул мне Овсянников. – Режим особой бдительности в связи с угрозой терроризма.

Что-то я не заметила никакого «особого режима», когда жила бок о бок с иностранцами, набитыми валютой…

Как только гостиничные власти установили доподлинно, что мы не террористы, Жора оставил меня с вещами в трехкоечном номере.

– Везет тебе, Ольга Андревна! Администратор сказала, что денька два поцарствуешь в этих апартаментах одна: налицо половой дисбаланс среди постояльцев. Зато в моей «камере» полный комплект: шесть мужиков – чуть не друг на дружке спят. Хорошо хоть, я в дороге покемарил!

И майор исчез, строго-настрого наказав мне до его возвращения никуда не высовывать носа.

Потекли часы томительного ожидания. Спать мне не хотелось, а телевизора в номере, разумеется, не было. Правда, в моем багаже имелись парочка любовных романов и… еще одно средство от скуки – гораздо более надежное. Так что до обеда я как бы вовсе и не замечала убогости окружающей обстановки и собственного душевного дискомфорта.

После третьей дозы моей пятизвездочной «микстуры» потянуло в сон. Однако теперь уже «дискомфорт» в желудке, который все настойчивей давал о себе знать, не оставлял мне никакой надежды на приятное погружение в «царство Морфея». Пришлось отбросить книжку и закусить тем, что еще оставалось от дорожных припасов. Но… То ли остатки были слишком незначительны, то ли к чисто физиологическому чувству голода подключился «психогенный фактор», – только спасительная «расслабуха» почему-то все не наступала. Наоборот: мною все сильнее овладевало какое-то непонятное беспокойство. И все сильнее тяготило собственное бездействие.

Мне казалось почему-то, что затянувшееся Жорино отсутствие связано не с поисками Романа, а с новостями из Тарасова – разумеется, неприятными или даже ужасными. Я поняла, что должна немедленно позвонить Полине и услышать ее бодрый голос: иначе я просто умру от неизвестности!

Но, чтобы позвонить в Тарасов, надо было как минимум найти телефон с выходом на «межгород». Я осторожно выглянула в коридор и, убедившись, что там нет скопления террористов или постояльцев мужского пола (что, по моим представлениям, было примерно одно и то же), выскользнула из номера и спустилась на первый этаж.

У администраторши – той самой стервы, которая нас с Жорой оформляла, – я выяснила, что ближайший переговорный пункт находится налево за углом. Пришлось отправляться «налево» в том помятом виде, в каком валялась на койке: очень уж неохота было опять подниматься к себе. Когда я, наконец, достигла помещения с вывеской «Телефон», мне казалось, что весь Юго-Западный округ столицы (или департамент – как его там?!) показывает на меня пальцами.

Этот переговорный пункт гораздо точнее было бы назвать «переговорной точкой»: он был оборудован предприимчивыми московскими дельцами в обычной малогабаритной однокомнатной квартире. Кроме рабочего места оператора, сюда втиснулись три кабинки с телефонами-автоматами, две скамеечки для клиентов в центре «зала» и раскидистая пальма, вместо которой можно было с успехом разместить еще три кабинки.

В этой уютной обстановке мне пришлось дожидаться своей очереди всего-навсего тридцать пять минут. А дождавшись, я обнаружила, что от духоты и волнения забыла номер Полининого спортклуба. Дважды я наугад набирала комбинацию цифр, казавшихся мне знакомыми, – и дважды получала из Тарасова «отлуп». Я уже готова была разреветься от досады, однако на третьей попытке Бог, видимо, сжалился надо мной: я попала куда нужно. Но не успела обрадоваться, как меня огорошили неожиданным ответом: Полина Андреевна Снегирева сегодня на работе не появлялась – взяла два дня отгула.

Целых два дня?! В самом начале сезона, когда идет борьба за каждого клиента?! Нет, для Полины Андреевны Снегиревой это было совершенно немыслимо! Вот теперь я была абсолютно уверена, что с сестрой что-то случилось. Тем более что вчера, перед моим отъездом, она ни словом не обмолвилась, что собирается в отгулы: наоборот – изображала из себя такую деловую…

От растерянности я положила трубку, даже не спросив, известно ли что-нибудь о причине скоропостижных отгулов, и есть ли хотя бы уверенность, что моя Поленька жива и здорова. Разумеется, надо было срочно звонить ей домой, но я понятия не имела, сколько времени у меня еще осталось в запасе. Как только я вышла из кабинки, мое место тут же заняли другие желающие, и пришлось, доплатив кучу денег, снова выстоять длиннющую очередь… Я решила, что, во-первых, Жора давно уже вернулся и, возможно, даже объявил меня в розыск.

А во-вторых, судьба сегодня решила меня доконать! Разумеется, Полины нет дома, или она отключила телефон, и мне теперь никогда не узнать, что произошло!

И каково же было мое изумление, когда трубку в квартире сестры сняли после первого же гудка, и я услышала ее торопливое, запыхавшееся «алло»! Я набросилась на нее с расспросами, но Поля перебила меня:

– Во-первых, привет, сестренка. Ты так разволновалась, что забыла поздороваться. А во-вторых, не вижу причины для истерики. Разве я не могу взять на работе отгул, не согласовав это предварительно с тобой?

Голос у Полины был какой-то странный: хриплый и как бы «придушенный». Это, конечно, не вызвало у меня энтузиазма, и я еще больше повысила голос.

– Поля, ты можешь брать отгулы когда тебе заблагорассудится. И не только отгулы: можешь вообще рассчитаться из своего дурацкого клуба – это твое дело. Неужели ты не понимаешь, что я просто волнуюсь за тебя?! У тебя такой странный голос… Ты не заболела?

– Ерунда! – бодро отрубила сестра. – Так, охрипла немного… Я очень рада тебя слышать, Оленька. Доехали нормально? Как подвигаются дела?

– Ах, да какие там дела! Овсянников бросил меня в гостинице и исчез на целый день, с самого утра от него ни слуху ни духу. А я тут вся извелась в одиночестве, мысли всякие в голову лезут… Позвонила тебе на работу, а мне говорят, ты в отгуле. Ну, тут я совсем перепугалась: мало ли что значит – «в отгуле»…

Полина засмеялась, но не так, как обычно, когда хотела меня уязвить: в ее голосе мне послышалась какая-то особая теплота.

– Глупенькая… Что со мной может случиться? Просто накопились кое-какие дела – вот и взяла отгул. Кстати, ты меня просто чудом застала: я заскочила домой всего на пятнадцать минут и уже убегаю. Но это очень удачно, что застала: мне надо тебе кое-что сказать. Это очень важно! Я надеялась, что Овсянников сам мне позвонит, но он, наверное, не смог дозвониться…

У меня так заколотилось сердце, что я даже не обратила внимание на коварство Полины Андреевны: она, видите ли, больше ждала звонка от бывшего мужа, чем от родной сестры!

– Полина, что стряслось?! Говори быстро, или я с ума сойду!

– Да ничего не стряслось, успокойся! Ты дождешься, что у тебя выйдет время, и тогда вообще ничего не узнаешь! То, что я хочу тебе сказать, касается дела Палискиене. Мне случайно удалось узнать… Подчеркиваю: совершенно случайно удалось узнать одну очень важную деталь…

И моя сестра буквально в двух словах – так, как это умеет только она одна – рассказала фантастическую историю о каком-то лотерейном билете, который Айседора возила с собой в Москву и которого не оказалось в сумочке убитой девушки в Тарасове.

– Ольга, надо обязательно выяснить, успела она его проверить или нет! Ты же понимаешь: если билет выиграл крупную сумму в валюте – лучшего мотива для убийства просто не придумать! Думаю, узнать это будет не так уж трудно: надо проверить все отделения Сбербанка в районе Останкино и у Никитских ворот. Я почти уверена: если нам удастся установить судьбу этого лотерейного билета, он приведет нас прямехонько к убийце!

Тут в трубке прозвучал зуммер, напомнивший о том, что разговаривать нам осталось всего полминуты. Полина спешила дать мне еще какие-то наставления, но и я больше не могла молчать! Откуда Полине стало известно про этот билет, о котором даже майор Овсянников ничего не знает?! Я забросала сестру вопросами, на которые она, конечно же, и не думала отвечать. Так мы говорили одновременно, стараясь перекричать друг друга, пока, наконец, не оказались каждая наедине с собою, не успев даже толком попрощаться.

Обратно в гостиницу я летела как на крыльях. Администраторша в холле пребывала в плотном кольце осады, поэтому я даже не подумала поинтересоваться у нее, вернулся ли майор Овсянников из двести двадцать четвертого. (Номер, в котором поселился Жора, я запомнила без особого напряга: «4» – дважды два четыре). Просто взлетела на второй этаж и забарабанила в дверь с нужной цифрой. «Открыто!» – крикнули сразу несколько мужских голосов, и я, поколебавшись, секунду, расценила это как приглашение войти и осторожно заглянула внутрь.

Посередине комнаты на трех сдвинутых вместе кроватях беспорядочной россыпью валялись карты, а вокруг них, лучами расходясь в разные стороны, – полуголые мужики. Их было человек пять или шесть, все в спортивных трико, а кое-кто и в трусах. Удивительно, как я все это разглядела: в комнате висел такой плотный «смог», что я сразу закашлялась и отпрянула в коридор.

– Простите, а Георгий Михайлович?…

– О-о-о!!! – раздался дружный рев, и все головы разом повернулись в мою сторону. Послышался нестройный хор:

– Заходите, девушка, заходите!

– Сюда, красавица!

– Давай, давай…

Больше всего мне хотелось поскорее захлопнуть эту дверь. Однако, набравшись смелости, я еще раз спросила про Георгия Михайловича.

– Это Жорик, что ли? Новенький? – догадался кто-то.

– Нет, еще не возвернулся.

– Да вы проходите, не стесняйтесь. С нами его и дождетесь, не так скучно будет…

– Девушка, а как вас зовут? – подскочил ко мне плечистый малыш в тельняшке, с пушистыми пшеничными усами. – Вы в каком номерочке проживаете?

– Я?…

Этот несложный, в сущности, вопрос поразил меня как гром с ясного неба. Господи, забыла, в каком номере остановилась!

– Из-звините… – пролепетала я и попятилась из комнаты под гогот и улюлюканье «контингента».

Боже мой, Боже мой! Я действительно не помнила ни одной цифры из тех, что были на моей собственной двери. Я даже не удосужилась посмотреть на дверь, когда входила в номер: зачем смотреть, если Жора сам проводил меня и сказал – «тебе сюда»?! И уж конечно, не обернулась, когда уходила звонить. Господи, да мне и в голову такое не могло прийти!

Конечно, самым простым способом было бы взглянуть на ключ: на гостиничных ключах всегда есть бирка с номером. Если б он у меня был, этот самый ключ! Я перетряхнула все карманы, обыскала кошелек, который брала с собой вместо сумочки, но ключа нигде не было. Вместе с тем, забыть его на переговорном я тоже не могла, потому что помнила точно: когда шла звонить Полине, в руках у меня ничего не было, кроме кошелька…

Таким образом, методом логического исключения я пришла к единственно возможному ответу: ключ остался в номере, который я вовсе не запирала. Но как же я теперь узнаю, где он, мой номер?! А узнать это я должна как можно скорее: ведь без меня туда могут наведаться воры – если они уже не наведались! Вынесут вещи… Какой ужас!!!

Положение складывалось – нарочно не придумаешь! Я, в спортивном костюме и домашних шлепанцах, голодная, растрепанная и растерянная, стояла на лестничной площадке второго этажа совершенно незнакомой мне московской гостиницы и понятия не имела, куда мне податься. Альтернатива была не ахти: либо дожидаться здесь возвращения Жоры, который, может, только к ночи и появится, либо… Либо спуститься в холл и попросить администраторшу проверить по своим документам, в каком номере поселилась Ольга Андреевна Снегирева из Тарасова. Впрочем, от последнего варианта я отказалась сразу, едва только представила себе физиономию этой бабы и вспомнила, что от меня пахнет коньяком.

Тут – очень кстати! – в голове у меня слегка просветлело, и мне вспомнились слова Овсянникова: «Я этажом ниже». Эврика! Если его номер – «дважды два – четыре» – на втором этаже, то я, стало быть, на третьем?! Очень довольная своими успехами, я пулей взлетела «этажом выше».

Там были точно такие же ряды дверей по обе стороны коридора, и ни одна из них не навевала мне воспоминаний. И все-таки, поднапрягши свою топографическую память, я сообразила, в каком крыле и даже на какой стороне мне следует искать. Я решила действовать методом проб и ошибок. А что еще оставалось в моей ситуации?!

Прежде всего, я пропускала двери, за которыми слышались голоса: в моем номере должно быть пусто. Если, конечно, не считать возможного визита воров; однако я надеялась, что воры не будут хотя бы включать радио и громко смеяться над моей глупостью. Обследуя остальные «нумера», я обнаружила: три наглухо запертые двери, четыре вполне пристойных интерьера с человеческими фигурами и, наконец, мужика в семейных трусах, стоящего посреди комнаты на голове. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, потом я, пролепетав «извините», выскочила вон и спряталась за углом коридора – переждать свой позор. Хорошо еще, не нарвалась на кое-что похуже!

Хорошо-то хорошо, только дверь, в которую я только что вломилась, была последняя в ряду. А где же моя?! Я снова вернулась к лестнице и сверилась с пейзажем за пыльным окошком: ну да, из моего окна был тот же самый вид – значит, я не ошиблась!

По лестнице все время сновали люди, преимущественно мужчины. Некоторых я видела по несколько раз, и кое-кто из них уже недвусмысленно поглядывал на меня. А рыжеусый коротышка из Жориного номера даже нахально подмигнул:

– Мадам, снова вы?! Это судьба! Меня, между прочим, Мишей зовут…

– С чем вас и поздравляю! – отрубила я и, не оборачиваясь, гордо прошествовала к себе на этаж.

Я очень боялась, что парень увяжется за мной, и таким образом выяснится, что я сама не знаю, где живу. Но он лишь изумленно присвистнул.

Хочешь – не хочешь, надо проверять все двери по новой: и «тихие», и с «голосами». Может быть, это и не воры вовсе, просто мне успели кого-нибудь подселить, пока я ходила звонить! Только вот я теперь забыла, в какие номера заглядывала, а в какие – нет… На колу мочало – начинай сначала!

Вконец измученная и деморализованная, я остановилась перед одной из этих проклятых дверей, выкрашенных одинаковой краской цвета «обезьяньего поноса». Нагнула голову, прислушалась. Как тут… Где-то совсем рядом, за спиной раздались вопли вперемежку с матерной руганью, дверь напротив с треском распахнулась, и из нее вылетело нечто вроде крылатой торпеды. Я не успела даже испугаться – только чуть-чуть повернула голову, – как «торпеда» со свистом врезалась мне в поясницу, и уже вместе с нею мы врезались в дверь, возле которой я стояла. Дверь раскрылась, и… И я очутилась на полу в обнимку с небритым субъектом в кальсонах и каком-то кителе с погонами, напяленном на голое тело.

Только теперь, когда прошел первый шок, я обрела дар речи. Впрочем, «речи» – это не совсем точно: я верещала диким голосом, пытаясь выбраться из-под придавившей меня туши. А она – то есть он! – тупо мычал какие-то извинения и все лапал меня, пытаясь найти пристойную точку опоры. Но все время попадал не туда.

Я не могла видеть, что творится у меня за спиной: хозяева этого номера почему-то молчали – должно быть, их шок еще не прошел. А вот в коридоре зрителей набралось предостаточно, и они не стеснялись комментировать происходящее в самой разнузданной форме!

Все «шоу» длилось, должно быть, несколько секунд, но лично мне оно успело надоесть. Видя, что никто не собирается мне помогать, я вспомнила, что я – родная сестра Полины Андреевны Снегиревой. Упершись обеими руками в этого придурка, я наконец-то стряхнула с себя тяжкое бремя и вскочила на ноги.

– Вы что себе позволяете?! – гаркнула я в раскрытую дверь. – Вместо того, чтобы защитить женщину от этого пьянчуги, театр тут устроили! Да я сейчас милицию вызову!

В ответ почему-то раздался громовой хохот.

– Зачем вызывать? Она уж здесь!

– Степанков! – крикнул кто-то моему обидчику. – Возьмешься за это дельце, а? По твоей части!

Тот сидел на полу, тупо озираясь по сторонам. По-моему, до него лишь теперь стало доходить, что с ним случилось. Парень поскреб свою волосатую грудь, потом сокрушенно покачал головой и изрек:

– Япона мать!!!

Только сейчас я заметила, что китель на нем – милицейский, а погоны – старшего лейтенанта. В самом деле: вызывать незачем.

А еще я заметила… Нет, этого не может быть! Не верю…

На одной из смятых кроватей валялась моя недочитанная книжка. Рядом на тумбочке стояла моя недоразобранная дорожная сумка. А на столе у окна… На глаза невольно навернулись слезы умиления. На столе у окна стояла моя недопитая пятизвездочная бутылка.

Я с облегчением повернула в двери ключ с биркой «33», который все это время мирно торчал в замочной скважине изнутри, и бросилась к столу. Трясущимися руками налила треть стакана коньяку и одним махом выпила. Сейчас даже Полина не смогла бы мне попенять, что пью без повода: все хорошо, что хорошо кончается – разве это не тост?!

Зажмурившись, я ощутила, как блаженное тепло растекается по всему телу, унимает нервную дрожь в руках, расслабляет душу… Какое все-таки счастье, что ко мне не заглянули гостиничные воры! Пожалуй, за это тоже стоит выпить. Я опять потянулась было к бутылке, но тут меня окликнул не вовремя проснувшийся голос совести.

Полина! Она сказала мне что-то важное, но что?… Ах да: насчет лотерейного билета. У бедняжки Айседоры был с собой билет валютной лотереи. То есть, был, когда она уезжала в Москву, а когда вернулась в Тарасов – уже не было. Тю-тю! «Надо выяснить его судьбу», она сказала… Чью судьбу?! Ах да: судьбу билета. А зачем?… А! Он должен привести нас к убийце. Билет сам уйти не мог? Не мог! Значит, он ушел вместе с убий… Тьфу! Не билет ушел: убийца ушел – и взял с собой лотерейный билет. То есть украл. Слава Богу: наконец разобрались! Ой… Что это со мной?! Как комната качнулась…

Нет, Ольга: пить больше нельзя. Баста! Это Полина может себе позволить взять два дня отгулов, а тебя ждет ответственное задание. Для этого ты и командирована в столицу Тарасовским областным управлением внутренних дел! Ты должна поймать билет… Тьфу! Не «поймать», а проверить… Нет: все не то! Откуда все-таки Полине стало известно про этот билетик, про который даже милиция не знала? А, черт с ней! Нет, не с милицией… Хотя и с ней тоже: к черту милицию, которая валяется пьяная по полу, вместо того чтобы ловить убийц, воров и пропавшие лотерейные билеты!

Черт! Да что же все-таки Поля просила проверить?!.

Я мучительно наморщила лоб, вспоминая. Ага! «Все отделения Сбербанка в районе Останкино и Никитских ворот». Но почему именно там?… А-а, все ясно: в районе Никитских ворот Палискиене жила – у друзей Арчи, а в Останкино, на телевидении, она работала – снималась в дурацкой рекламе. Если б она решила зайти в банк, то, конечно, сделала бы это или рядом с работой, или рядом с домом, а не поехала б специально куда-нибудь в Домодедово. А голова у вас работает, Полина Андреевна! Ну, не у вас одной, конечно, есть и окромя вас умные люди – не будем показывать пальцами…

В умной – и, кстати, очень даже симпатичной! – голове, которая смотрела на меня из зеркала, зрел дерзкий план. После блестящего успеха с поисками номера 33 голова была опьянена сознанием того, что ей под силу любая задача. (Об опьяняющем действии сорокаградусного напитка я даже не думала). Поэтому я решительно вскочила с кровати и стала быстро одеваться, стараясь не обращать внимания на покачивание пола под ногами. Ох уж мне эти буйные постояльцы: раскачали гостиницу – все равно как тюрьму в оперетте «Летучая мышь»!

Овсянникова все еще нет. И не известно, когда он появится. Может, он вообще про меня забыл! Занялся поисками Романа сам, тем более если муровцы помогли… Строго говоря, так и должно быть: это их работа. Ну, а я что же – должна сидеть тут в четырех стенах, как в камере, и ждать «приговора», умирая от неизвестности? Фигушки!

Сейчас у нас сколько?… Начало четвертого. Конечно, про Останкино я не говорю – это слишком далеко, но вот Никитские… Если постараться, через час смогу быть там. Я понятия не имела, во сколько закрываются столичные банки, но рассчитывала, что часа полтора-два «рабочего» времени у меня будет. Вполне успею посетить несколько точек. А Овсянникову оставлю записку у администратора, чтоб не волновался.

Черкнув несколько слов на листке, выдранном из блокнота, я вышла из номера – и на этот раз аккуратно заперла за собой дверь. У меня было чувство, что на сегодня все плохое со мной уже произошло, и впереди ожидают только удачи.

Ах, если б я могла знать, что меня на самом деле ждет… Я бы закрылась в номере, допила все «лекарство от стресса» до дна и забралась под одеяло, накрыв голову подушкой. Я дала бы себе зарок до конца жизни обходить стороной любое учреждение с вывеской Сбербанка. Если бы…

В шестнадцать двадцать я вышла из автобуса за два квартала до того дома, в котором квартировала Айседора. Здесь, на Малой Никитской, так называемых «примет времени» было ничуть не меньше, чем на любой другой московской улице. Только тут, в «сердце» столицы, они резали глаз гораздо сильней, чем в каком-нибудь безликом многоэтажном районе. Кутаясь в плащ – ближе к вечеру сильно похолодало, – я шла мимо «шопов» и «бутиков», мимо офисов и казино, мимо назойливых рекламных щитов и вывесок на английском языке, шла по милой когда-то, с детства знакомой Москве словно по иностранному, чужому городу. И чем больше смотрела на все это лужковское безобразие, тем тяжелее становилось у меня на сердце. Я шла к ближайшему филиалу Сбербанка, который указала мне первая же встречная пожилая женщина.