Текст книги "Перстень Калиостро"
Автор книги: Наталья Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Мы стояли в прихожей и минут пять молча пялились друг на друга. Мне было любопытно, почему же она меня рассматривает так придирчиво, но скоро все выяснилось.
– Что ж, проходите, – вздохнула дама и провела меня на кухню.
Кухня была большая, как и все в этой квартире, и даже не такая грязная, как я думала, но что-то в ней было не то.
– Значит, так, – молвила дама. – Зовут меня Лидия Мелентьевна, я буду приходить два раза в неделю и проверять, как вы справляетесь с работой. В ваши обязанности входит: уборка квартиры, да не шаляй-валяй, а как следует, затем вы должны готовить еду на одного человека, продукты я покупаю сама. Также стирка – ну, это не составит труда, есть машина. Приходить будете через день, оплата… – Она назвала смехотворную сумму.
Я взглянула в ее густо подведенные глаза и твердо сказала:
– Во-первых, я бы хотела оплату поденно, а во-вторых, то, сколько вы предлагаете, мне вообще не подходит.
– Что? – заорала дама. – Да тут и делать ничего не надо! Пришла, тряпкой два раза махнула, и что тут такие деньги платить?
«Сама и убирай!» – хотела сказать я и уйти, но вспомнила, что работы у меня нет, что живу я чуть ли не милостыней.
В конце концов я выторговала прибавку и осталась очень собой довольна, но Тамара Васильевна, узнав, сколько же мне будут платить, очень расстроилась и сказала, что если бы она знала, что хозяйка такая выжига, то ни за что бы меня туда не пустила.
Но в тот момент я была очень собой довольна и глядела на даму победительницей. Она взглянула на часы и заторопилась.
– Постойте! – спохватилась я. – Вы же не показали мне его…
– Ах да! Кстати, и квартиру посмотрите.
В просторную прихожую выходило шесть дверей, и еще там был узкий коридорчик, который вел к кухне. Дама быстро пооткрывала все двери, продемонстрировав мне ванную, туалет и кладовку, которая была больше Лешкиной комнаты. Следующая дверь, судя по неубранной кровати, являлась спальней. Форточка была закрыта, на полу и стульях валялись мужские вещи. Дама поморщилась и быстро захлопнула дверь. Я внутренне насторожилась и открыла последнюю дверь.
Комната была большая и, судя по двум высоким окнам красивой формы, достаточно светлая. Но сейчас окна были задернуты занавесками, это в пятом-то часу дня! Я вопросительно оглянулась на свою провожатую, но она смотрела в другую сторону. В самом темном углу на диване сидело что-то. Лидия Me… (отчества ее я так и не запомнила) отдернула занавеси, и я увидела, что в углу сидит мужчина и вид его ужасен. Он был болезненно худ, уж я сама далеко не пышка, но этот побил все рекорды. Волосы его казались пегими из-за седины. Одет он был в старые брюки от спортивного костюма и несвежую рубашку с оторванной пуговицей на левом рукаве. Губы мужчины были плотно сжаты, а глаза…
– Александр! – нервно окликнула его дама.
Он поднял голову. Глаза его горели темным огнем. Но огонь этот не светил, он пожирал его изнутри. Мне показалось, что если я подойду поближе, то услышу ровное гудение, как в топке паровоза. Хотя я и ожидала увидеть инвалида, но несколько обалдела.
– Не беспокойтесь, он абсолютно не опасен, – затараторила дама, – он будет сидеть тихо в углу. Если вам нужно убрать в этой комнате, вы просто скажите ему погромче, чтобы он уходил, или сами отведите. Ест, одевается и пользуется туалетом он самостоятельно. – В голосе дамы появились горделивые нотки дрессировщицы диких зверей. – Значит, сегодня вы можете идти, к работе приступите завтра.
– А деньги? – напомнила я.
– Хорошо, – нехотя сказала дама, – деньги за завтрашний день я оставлю вот тут. Ключ возьмете в квартире напротив, я вас туда отведу и представлю.
С улицы раздался нетерпеливый гудок автомобиля. Дама открыла окно и высунулась в него по пояс, заорав истошно:
– Петя, поднимайся сюда!
Через пять минут в квартире появился Петя, дамин муж. Петя был мордат, розовощек, и видно было, что пиво он любит сверх меры. На меня Петя бросил один взгляд мельком и отвернулся. А я сразу поняла, почему дама так пристально меня изучала, прежде чем нанять на работу:
муж был моложе ее лет на пятнадцать. Отсюда и пластмассовые заколки, и красненький молодежный костюмчик. Но, одернула я себя, мне-то какое до этого дело?
Дама нагрузила Петю двумя здоровенными коробками, в одной был, по моим предположениям, портативный телевизор, а в другой – сервиз, потому что дама уж слишком суетилась.
– Пойдемте! – Она показала мне, как закрыть дверь, и помчалась по лестнице, крича Пете, чтобы нес осторожно.
Я позвонила в квартиру двадцать девять. Дверь открыли сразу же, очевидно, бабуля давно уже стояла у глазка.
– Ну что, подрядилась? – спросила старуха. – За сколько?
Почему-то всем в этом доме есть дело до моих заработков. Но с бабушкой я решила не ссориться, а попробовать выяснить что-нибудь про инвалида, меня очень беспокоил этот ровный огонь в его глазах. Черт его знает, что у него в голове, вот стану я пол мыть, а он подкрадется сзади и стукнет чем-нибудь. Ему-то ничего не будет, у него все справки есть, а вот у меня маленький сын.
Бабуля провела меня в комнату и там, при свете, я увидела, какая она старая – не меньше восьмидесяти. Мы познакомились, бабку звали Павлина Ивановна.
– В общем, так, Мария. Я тут главный сторож, караулю его, – она кивнула на стенку, – раз по восемь на дню захожу проведать. Накормлю и умою. Вот только убирать и готовить не могу – силы уже не те. Так что ты уж расстарайся. Все ж негоже, хоть и такой он, а живой ведь человек.
– Давно он так? – полюбопытствовала я.
– Пятый год уже, – нахмурилась старуха. – Ехал на машине, попал в аварию. Руки-ноги целы. А в голову ударило. Лечили его долго, по больницам мытарили, да так ни с чем и выпустили. Раньше мать с ним жила, полный уход был, а в прошлом году, – старуха подняла глаза к потолку, что-то подсчитывая, – ну да, скоро год будет, мать его умерла. Думали его в психбольницу оформить, как вдруг объявилась эта.
Павлина Ивановна сделал пренебрежительный жест, изображающий взбитую челку моей нанимательницы.
– Кто же она ему будет?
– А никто и знать не знает, – чуть не плюнула старуха. – Какая-то родня, седьмая вода на киселе, ихнему забору троюродный плетень. Не то сестра сводная, не то тетка двоюродная.
– Что, квартиру эту хочет захапать?
– Тут вот какое дело, – зашептала бабуля. – Дом у нас неприватизированный, какой-то особо ценный, под охраной государства. А она, Лидия-то, хотела сюда прописаться. Но в ЖЭКе на эту квартиру давно глаз положили. И уперлись, говорят: не родня она ему – и все тут. А там и верно, по документам сомнительно. Потому что если бы было кровное родство, то она, Лидия-то, куда угодно бы пролезла. Сначала она хотела Сашу в психушку отдать, а когда ей в прописке отказали, то решила его дома оставить, чтобы ухаживать. А на самом деле приводит своего мордатого, и тащат они из квартиры почем зря. Коробками выносят, да ты сама видела.
– Вот оно что… – Я поняла, почему квартира показалась мне немного странной.
Оказывается, она просто была пустой. Исчезли вещи, которые годами стояли и висели на своих местах, от этого квартира казалась обнаженной.
– У инвалида ворует, – равнодушно сказала я.
Конечно, такое мародерство вызывает только омерзение. Но какое мне до этого дело? Меня наняли убирать, так завтра и начну.
– У Елены, Сашиной-то матери, посуда была хорошая, белье постельное все новое, покрывала, – вспоминала Павлина Ивановна. – А сейчас прихожу, там и сервант пустой. В шкафу одна рвань осталась.
Старуха еще долго перечисляла, чего не хватает в квартире, но мне стало скучно.
У моей парадной на скамеечке сидел Андрей.
– Разве мы договаривались? – нелюбезно спросила я.
Он смутился, даже покраснел.
– Нет, но я думал, что вы с Лешей дома.
Понятно, он знает, что я никуда не выхожу надолго. Я не стала рассказывать, где теперь работаю, – гордиться нечем. Мы зашли за Лешкой, Тамаре Васильевне очень хотелось расспросить меня про работу, но она великодушно отложила это до более удобного случая.
Дома Андрей сразу же устремился к крану. Лешка торчал возле него и смотрел влюбленными глазами. Ребенку не хватает отца, это ясно. Но из моего бывшего муженька отец, как из меня английская королева. Кстати, что-то давно он нас не навещал и не скандалил. Из ванной доносились плеск воды и Лешкин смех – они проверяли кран. Вот Андрей показался на пороге, улыбаясь. Приятный мужчина, нельзя не признать. Вежливый, детей любит. Может быть, ему не хватает семьи, и он тянется к Лешке? Если бы мы встретили его чуть раньше, хотя бы на год… Хотя тогда я была замужем и думала, что брак мой достаточно прочен. А теперь дело даже не в моей жуткой внешности, а в том, что у меня внутри. Никаким чувствам там нет места, и, боюсь, не будет никогда.
Мне хотелось, чтобы Андрей ушел поскорее, и я бы тогда спустилась к Тамаре посоветоваться насчет работы, а потом бы легла пораньше, потому что устала. Но Лешка был такой оживленный, глазенки у него так весело блестели, они так хорошо занимались с Андреем, что я занялась ужином, а потом мы долго пили чай и беседовали. Он ушел, когда у Лешки стали слипаться глаза. В прихожей он нашел мою руку.
– Через два дня музей отдаст фотографии, и у меня больше не будет повода к вам приходить.
Я хотела сказать, что мне очень приятно было познакомиться и чтобы он шел себе с Богом, но вспомнила Лешкины сияющие глаза и пробормотала что-то в том духе, что он может приходить, когда захочет, мы с сыном будем очень рады.
Вот так, кажется, у меня появился поклонник. Но зеркало в коридоре рассмеялось мне в лицо. Мерзкое стекло, разумеется, право, но тем не менее когда я заработаю какие-то деньги, нужно купить летнюю одежду себе и Лешке. И не на барахолке, а в магазине, пусть и недорогом. Нельзя все время носить чужую ношеную одежду, от этого у ребенка может развиться комплекс неполноценности.
На следующий день я приступила к трудовой деятельности. Пришла я часов в одиннадцать и застала в квартире Павлину Ивановну, которая моего подопечного уже накормила завтраком и переодела в чистую рубашку. Он все так же уныло сидел в гостиной на диване, на меня и не взглянул.
– А разговаривать он умеет? – спросила я шепотом.
– Кто его знает, – старуха пожала плечами, – я ни разу не слышала.
Она ушла, а я отправилась на кухню. Там стоял запах раскисшего хозяйственного мыла, от которого меня замутило. Тем не менее я пошла на запах и отыскала в мойке целую кучу обмылков в алюминиевой миске. Сколько же кусков хозяйственного мыла нужно купить, чтобы получить этакую кучу? И это в то время, когда все нормальные люди стирают порошком и пользуются жидкостью для мытья посуды. Просто какая-то патологическая жадность у моей хозяйки!
Вымыв посуду, кое-как отчистив плиту и наведя в кухне относительный порядок, я двинулась в комнаты. В спальне по-прежнему было как в норе барсука после зимы, и запах соответствующий. Я раскрыла окно, которое, естественно, было еще не мыто после зимы, и это в середине мая! Сняв абсолютно серое постельное белье, я выбила подушки прямо на подоконнике, вытерла пыль и наскоро шваброй обмела паутину на потолке. Тут работы полно, за сегодня мне не справиться. В шкафу на полке я отыскала две жалкие простыни. Права была Павлина Ивановна, когда утверждала, что эта зараза Лидия все поперла. Зато в ванной меня ожидала куча грязного белья и стиральная машина – не то «Сибирь», не то «Саратов», судя по всему, выпущенная задолго до моего рождения. Я с опаской потрогала машину. Как бы не взорваться тут вместе с ней!
Ладно, сейчас по-быстрому приготовлю обед, а пока этот чудак будет есть, наскоро приберу в комнате, где он сидит. И пойду себе домой, по двенадцать часов я работать не собираюсь. Тут и за месяц ничего не разгрести, а доктор при выписке из больницы сказал, что мне нельзя переуто мл яться.
Я осмотрела продуктовые припасы и страшно разозлилась. Одни крупы и горох. В холодильнике уныло плесневели полпачки масла, два яйца и банка килек в томате. И все, ни фруктов, ни овощей, ни молочных продуктов, не говоря уже о мясе. Понятно, почему инвалид такой худой! Этак она при своей жадности его до смерти уморит. А может, она этого и добивается? Но, судя по рассказам Павлины Ивановны, Лидия Me…, как ее там, не теряет надежды прописаться в квартиру, так что если инвалид помрет раньше времени, ей это невыгодно. Просто человек ничего не может поделать со своей жадностью, клинический случай.
Я сварила гречневую кашу и нажарила к чаю лепешек. К счастью, хоть заварка у этой выжиги нашлась. Теперь настал самый сложный момент: надо было начинать общение. Я заглянула в комнату. Он все так же сидел на диване, скособочившись, и в глазах вспыхивали отблески внутреннего огня. Я поежилась: так и самой рехнуться можно.
– Саша! – позвала я. – Идем обедать.
Он не шелохнулся. Тяжело вздохнув, я подошла к нему и взяла за руку. Он дал увести себя в ванную, сам намылил руки, а потом сел в кухне за стол и принялся есть, смотря вбок.
– Так и будем сидеть? – вздохнула я. – Хоть бы сказал, что каша пересолена или чай горячий. Трудно с тобой.
Он так молчал, что мне стало неуютно. Пойду-ка я домой. Для первого раза достаточно наломалась, устала очень.
Я мыла посуду, когда в замке заскрежетал ключ. Выдра явилась проверить.
– Вы очень кстати, – приветствовала я ее, – мне нужно уходить, так что выдайте плату за сегодняшний день.
Она быстро обежала квартиру и прямо зашипела:
– Да ничего же не убрано! Милочка, да чем вы тут целый день занимались?
– С вашим недоумком любезничала! – разозлилась, а потом долго перечисляла, чем я занималась шесть часов подряд, ни минуты не присела.
– Ну ладно, – снизошла дама, – для первого дня… – И она протянула мне деньги.
Убрав в карман жалкие бумажки, я приободрилась и отчеканила:
– Все продукты кончились, он голодает. Вам следует пополнять запасы хотя бы раз в неделю. И ему нужны фрукты и овощи. Что касается стирки…
– Есть же машина!
– Эту рухлядь вы называете машиной? – холодно осведомилась я. – И к тому же все равно порошка нет, стирать нечем.
– Как это нечем? – горячилась дама. – Вот, берете обмылочки и натираете их на крупной терке, вот так…
– О Господи, блокада, что ли! – не выдержала я.
– А вы знаете, какую он получает пенсию? – взвизгнула Лидия.
Я хотела сказать, что, по подсчетам Павлины Ивановны, дама со своим мордатым Петей столько уже нахапала в этой квартире, что прокормить инвалида хватило бы с лихвой, но не хотела подводить старуху.
– Вы мои условия знаете, если я вас не устраиваю, простимся прямо сейчас. А обмылочки можете засунуть… – Я хотела красочно описать, куда дама может запихнуть обмылочки, но сдержалась и скромно закончила: – В мусорное ведро!
– Нахалка! – услышала я уже на лестнице.
Через два дня, когда я выбросила из головы зловредную даму с ее инвалидом, неожиданно позвонила Павлина Ивановна.
– Слушай-ка, Мария, ты приходи работать-то. Наша разорялась тут, но купила продуктов ему. А я сегодня что-то приболела, лежу вот, так что он со вчерашнего вечера там один. Ты приходи, Мария, негоже это, с живым человеком так обращаться. На том свете зачтется.
– Она зараза, она его обкрадывает, пусть ей на том свете и зачтется!
– Ей и на этом зачтется! – убежденно ответила Павлина Ивановна.
В квартире на Шпалерной я застала ту же картину. Интересно, если совсем не приходить, он очнется или так и умрет, сидя на диване? Ужасная штука жизнь. Мне бы пожалеть бедного инвалида, но, как я уже говорила, немного живого места, оставшегося в моей душе, было занято Лешкой.
Павлина не обманула: наша жадина прикупила кое-что из продуктов, даже овощей принесла и творогу. На стиральной машине стояла пачка «Лотоса». И на том спасибо!
Я сварила пустые щи, нажарила картошки, отвела инвалида в кухню и усадила за стол, а сама занялась уборкой большой комнаты. В глаза бросались невыгоревшие прямоугольники на обоях, видно, там раньше висели картины. Вот тумба под телевизор, но телевизора на ней не было. Внутри валялась одна видеокассета – начальный курс испанского языка. Значит, был и видеомагнитофон, все уволок ненасытный Петя. Вот остатки коллекции лазерных дисков, все классическое, ясно, классика даме с Петей без надобности.
Раздался звонок в дверь. Я подумала, что это Павлина Ивановна, и открыла сразу. На пороге стоял довольно симпатичный толстячок средних лет и приветливо мне улыбался.
– Здравствуйте! Я доктор Крылов.
– Проходите, пожалуйста. Вы из поликлиники?
– Как вам сказать… – слегка замялся он. – Вас разве не предупреждали о моем визите?
– Да я тут просто убираю. Вы к больному? Так проходите вот туда.
Он замешкался, снимая плащ, и, странное дело, пока он раздевался, я, почему-то отвечая на его вопросы, рассказала ему о том, как ведет себя инвалид, о его режиме, о выжиге-хозяйке, которая жалеет денег на еду, и многое другое.
– Так все-таки вы – участковый врач? – спохватилась я.
– Не совсем, я психиатр. Зовут меня Дмитрий Алексеевич.
Он увидел Александра, который опять сидел в углу дивана, и замолчал.
– Если я вам не нужна…
– Да-да, конечно, я потом с вами поговорю.
Они закрылись в комнате часа на полтора. Проклятая стиральная машина так грохотала и тряслась, что пришлось стоять над ней всю стирку. Потом я мыла ванну, развешивала белье, а потом, чувствуя, что красные круги перед глазами замелькали слишком часто, присела на кухне передохнуть и выпить чашку чаю. Там и нашел меня симпатичный доктор Крылов. Он долго молчал, собираясь с мыслями.
– Ну что скажете? – не выдержала я.
– Удивительно, как он вообще жив при таком уходе! – выпалил доктор и уставился на меня прокурорским взглядом. – Он что, не принимает никаких лекарств?
– Откуда я знаю. – Я пожала плечами.
Мне самой в больнице велели принимать кучу лекарств, но когда я узнала в аптеке, сколько они стоят, я просто выбросила рецепты в мусоропровод.
– А почему его не осматривает регулярно психиатр? – не унимался доктор Крылов.
– Водить некому, – буркнула я. Мне очень не понравился его осуждающий взгляд. – Слушайте, может, вас к Павлине Ивановне? Она с ним дольше знакома, а я…
– А что вы вообще тут делаете? – полюбопытствовал доктор.
– Убираю и готовлю еду. Что так смотрите, думаете, я зря получаю деньги? А хотите, я вам скажу, сколько?
– Ну скажите, – улыбнулся доктор. Я сказала. И про Павлину Ивановну тоже. Он помолчал, внимательно наблюдая за мной профессиональным взглядом.
– Хозяйка вас обманывает. Вы ведь не только убираете, но и некоторым образом ухаживаете за больным, а такой труд оплачивается гораздо дороже.
– А то я не знаю! Вот вы и скажите этой жадине…
– М-да, об этом после, – пробормотал доктор.
– А какое у вас впечатление? Ему можно помочь? Что вообще с ним?
– Если бы знать, – поморщился он. – После аварии он отгородился от всех и вся. И никто не может к нему достучаться.
– Да никто и не пробовал, – подхватила я.
– Почему же? Я пробовал, но пока безуспешно.
– Так кто же вы все-таки? Районный психиатр?
– А вы сами как думаете? – улыбнулся доктор.
– Я думаю, нет. Вид у вас такой… благодушный.
– Правильно, я психиатр, но не районный. Частной практикой не занимаюсь, но иногда в виде исключения, когда ко мне обращаются родственники…
Я быстро прикинула в уме: доктор выглядел вполне прилично, ясно, что человек обеспеченный. Частной практикой не занимается, но иногда консультирует, разумеется, за деньги.
– Чтобы вас наняла эта скупердяйка? Ни за что не поверю!
– Верно, не она. А скажите, вы никогда не встречали такого мужчины… пожилой он, но не старый, среднего роста, волосы с проседью и глаза такие, то зеленые, а то вдруг – голубые… Кто-то он ему – не то кузен, не то дядя…
Я вытаращилась на доктора, потом подозрительно сказала:
– Да никого у него нет, кроме этой… Никто к нему не ходит.
– Весьма интересно, – пробормотал доктор себе под нос. – Насчет ухода я выясню. Психдиспансер на нее напущу. Но вы все же приглядитесь, не мелькнет ли здесь такой человек. И еще, где у него результаты обследования, снимки? Я хотел бы показать его нейрохирургу, а в больнице сказали, что все документы отдали на руки. Я в комнате не нашел, может, вы при уборке найдете?
Сама не зная почему, я согласилась. Инвалид Саша все так же сидел на диване. Показалось мне или нет, что огонь в его глазах немного ослабел? Я наскоро вытерла пыль с книжных полок. Просветов там было больше, чем книг. Книги-то этой выдре зачем?
Надежда сидела в раздумье. Ей очень хотелось узнать, где сейчас находится Эдуард Шпикач. Она просила выяснить это Вадима Шиманского. Даже по телефону было понятно, как он недоволен такой просьбой, но его благодарность Сан Санычу за безупречно работающий компьютер простиралась далеко, так что обещал выяснить и позвонить через денек-другой. И вот прошла неделя. А от Шиманского ни слова. Пока Надежда собиралась с духом, чтобы позвонить ему, раздался долгожданный звонок. Информация была исчерпывающей.
– Ну, Надежда Николаевна, втянули вы меня в историю, – сердился Шиманский. – Звоню я вчера Громовой, Анне Николаевне, это ведь она пять лет назад следователем по делу Шпикача была.
– Да что вы говорите? – изумилась Надежда.
– А вы что, с ней знакомы? – неприязненно спросил Вадим.
Громова с Надеждой Лебедевой не была знакома, зато Надежда ее очень хорошо знала. Столкнулись они лет шесть назад, когда в НИИ, где работала Надежда, произошло убийство. И эта противная Громова не нашла ничего лучше, как подозревать в убийстве Надеждиного мужа, Сан Саныча! Правда, тогда он еще был не мужем, а просто непосредственным начальником. Разумеется, Надежда никак не могла остаться в стороне, видя, как честного человека несправедливо обвиняют. Убийцу нашли и наказали, а для Надежды дело кончилось вторым замужеством. Сан Саныч посмеивался и говорил, что они должны быть Громовой благодарны по гроб жизни: если бы не она, то Надежда никогда не посмотрела бы на него ласково и не согласилась бы выйти замуж. «Может, ты и прав, – соглашалась Надежда, – но Громова все равно противная».
– Если вы знакомы с Громовой, то и спрашивали бы у нее сами, – сердился Шиманский. – Это, доложу я вам, такая женщина, что к ней лишний раз не обратишься. Серьезная дама и очень строгая!
– Что вы, дорогой Вадим Вадимович! – опомнилась Надежда. – Я же совсем не в той сфере работаю. Откуда у меня может быть с Громовой знакомство? Под следствием не была, Бог миловал.
– Так вот, вела она тогда это дело не до конца. Забрали у нее, якобы долго тянула, и дали молодому, вот, вы знаете, даже фамилию его забыл. В общем, он уже давно в прокуратуре не работает. Звоню я Громовой и спрашиваю, не знает ли она что про Шпикача, потому что официальный запрос не хотел я сам делать. И как вы думаете, что эта грымза мне отвечает? «Что, – говорит, – дражайший Вадим Вадимович, совесть вас мучает, или Шпикач угрожал, когда из зоны вышел?» Я оторопел прямо, а потом и говорю, что ничего не случилось, просто случайно в компьютере на это дело наткнулся, вот и решил узнать, а почему, собственно, Шпикач мне угрожать должен? А потому, говорит Громова, что закатали Шпикача на пять лет совершенно безвинно. Что он личность несимпатичная, это факт, но за такое не сажают. Потому что у нее, у Громовой, были очень большие сомнения тогда, пять лет назад, насчет того, что Шпикач свою сожительницу из ревности прирезал. Не такой это был человек, уж она-то за тридцать лет без малого на убийц нагляделась. Да и улики только косвенные, и с теми, если как следует поработать… А вы, говорит, Вадим Вадимович, особо разбираться не стали, сразу уцепились за убийство из ревности, вот парню и впаяли срок.
– Неужели она права? – не подумав, воскликнула Надежда.
– Да какое там! – досадливо ответил адвокат. – Просто обижается, что отодвинули ее от этого дела, поручили более молодому. Они, старики, всегда такие обидчивые, все им кажется, что только они правы, и против них интриги плетут…
– Так куда же я вас втянула? – напомнила Надежда.
– Вот как раз до этого дошел. Только хотел я с Громовой распрощаться, как эта фурия вдруг и говорит такое. Вы, говорит, не беспокойтесь, Вадим Вадимович, насчет Шпикача. Он угрожать вам больше не будет. Потому, говорит, что находится он в данное время в морге, что в больнице при кафедре судебной медицины. Нашли его труп третьего дня за городом совершенно случайно. Опознали по отпечаткам, они в картотеке есть. А по лицу опознать было никак невозможно, очень изуродовано, и на всем теле следы пыток. Так что дело это она по старой памяти себе взяла.
«Вот тебе и здрасте!» – мелькнуло у Надежды в голове.
– Еле-еле я от нее отвязался. А вам, Надежда Николаевна, настоятельно советую: выбросите Шпикача из головы и держитесь от всего подальше. Знаю характер ваш неугомонный, но сдержитесь на этот раз. История скверная, Громова говорит, уж она всякого повидала, но такое, что со Шпикачом сотворили, – это, говорит, жуткое дело, смотреть невозможно. Тут я ей верю…
Надежда осторожно положила трубку.
Вот как, значит, Шпикача больше нет в живых. А она со своими расспросами чуть не попала на заметку в милицию, хотя сама лично не имеет к этому делу никакого отношения. Захотелось ей, видите ли, выяснить тайну гибели Ларисы Гусаровой.
Но как же теперь все бросить? Ведь Маша с сыном совершенно одиноки и беспомощны.
Начнем сначала. Кто убил Шпикача? Очевидно, те же люди, от которых он в свое время, пять лет назад, спрятал фотографию в альбом. Те же люди, которых он по наивности вздумал шантажировать фотографией. Похоже, что именно они устроили ему пять лет зоны за убийство, которого он не совершал. Старая рабочая лошадка Громова нутром почуяла тогда неладное, вот ее и убрали. Заменили молодым следователем, которому все, как говорится, до фени. Он и оформил быстренько Шпикача на убийство, а самый гуманный суд в мире дал всего пять лет, тут уж Шиманский руку приложил. Но Шпикач оказался парнем крепким, выдержал пять лет зоны, озверел только маленько. Потому что нормальный человек разве будет вместо приветствия сразу ножом в сердце тыкать, как это Шпикач сделал в квартире у Маши?
Значит, вернулся Шпикач из зоны и сразу бросился на поиски фотографии. Во-первых, чтобы отомстить, а во-вторых, чтобы денег заработать, кому ж после зоны деньги не нужны? Вот интересно, кому он хотел продать фотографию? Если самой Гусаровой, то где она находится? Что вообще с ней самой случилось? Допустим, могла уехать за границу под чужим именем, но тогда фотография эта становится абсолютно бесполезной. Определенно, в этом деле замешан муж Гусаровой.
Именно он опознавая тело. И если лицо было сильно разбито, то уж вы меня извините, муж тело собственной жены от постороннего отличит как-нибудь. А зачем вообще было нужно Гусаровой инсценировать самоубийство, подбрасывая, в буквальном смысле, вместо себя другую женщину? Какая была у нее веская причина? Скрывалась она от кого-то? Очень может быть. Или, допустим, денежные вопросы. Только это должны были быть очень большие деньги. Задолжала крупную сумму, те на нее наезжали, а так раз – и концы в воду, то есть в окно. Но… Остался муж. Муж, который помог жене исчезнуть, следовательно, был полностью в курсе всех ее дел. Муж, который взял на себя труд совершить убийство, ведь, надо думать, именно он выбросил ту несчастную из окна вместо Гусаровой. Шантажировать мужа Гусаровой Шпикач не стал бы – где он мог его найти пять лет спустя. Значит, он нашел вторую силу, тех, от кого Гусарова в свое время пять лет назад пыталась скрыться. Или они сами его нашли и убили. А может, не они, а те, первые. Надежда окончательно запуталась.
Отсюда следует только одно. Кто бы ни пытал Шпикача, надо думать, они получили от него все, что им было нужно. Потому что после таких пыток человек вспомнит все. И теперь бандиты знают, что у одинокой молодой женщины с ребенком находится фотография, опасная, как центнер пластиковой взрывчатки. Во всяком, случае, находилась пять лет назад. Альбом лежит теперь на видном месте в прихожей, но в тот раз Шпикач его не нашел. И что помешает бандитам ворваться в квартиру? И даже если Маша тут же отдаст им альбом, а она, разумеется, так и сделает, то все равно, свидетелей такие люди оставлять не будут.
Надежда метнулась к телефону, хоть и опасалась, что Машин номер могут прослушивать. Но в трубке раздавались длинные гудки.
Она набрала номер телефона тетки и осторожно, обиняками, выяснила, что Машенька сегодня собралась погулять с сыном в «Луна-парке». Пригласил их этот симпатичный молодой человек, Андрей. Маша идти не хотела, но она, Тамара, буквально силой ее выпихнула. Не годится, когда молодая женщина все время одна и думает только о болезнях. И Лешенька очень просил. Так что вернутся они только вечером, там дело долгое.
Вот, значит, как. Надежда перевела дух. Что ж, пока они гуляют с молодым человеком, будем надеяться, что с ними ничего не случится. Хотя… как знать? Возможно, бандиты будут действовать зверскими методами, похитят ребенка, например. Но если бы она, Надежда, была на их месте, то предпочла бы сделать все по-тихому. Все-таки одно дело – бывший зек только что из зоны. А другое – женщина с ребенком. Надо будет Маше попозже позвонить.
Накануне позвонил Андрей и пригласил нас в «Луна-парк». Оказывается, они с Лешкой давно договорились. Мне не хотелось никуда идти, хотя и был выходной, завтра я не работала, но Лешка так умоляюще заглядывал в глаза, что я согласилась. На следующее утро я встала рано и озаботилась своим внешним видом. Следовало хоть немного привести себя в порядок, чтобы на меня не оглядывались и не показывали пальцем. Погода стояла достаточно теплая – как-никак, все же конец мая. Поэтому я выбрала брюки и новый свитер, который купила со своей жалкой зарплаты. Свободный свитер не болтался на мне, как на вешалке, а удачно скрывал худобу.
Целую вечность я провозилась с волосами. Но все старания мои пошли прахом: волосы не поддавались ни фену, ни бигудям. Пришлось просто зачесать их гладко и смочить муссом для укладки волос. Косметикой я и раньше не злоупотребляла, а теперь только чуть-чуть подкрасила ресницы и провела помадой по губам. В целом был вид молодой бедной простоватой девчонки, у которой нет ни денег на дорогую одежду и косметику, ни внешних данных, чтобы завести богатого хахаля, который бы ей все это купил.
День получился чудесным. Для Лешки это был праздник, да и мне стало как-то легче. За последнее время на меня накатило столько проблем. Да и работа по уходу за ненормальным не способствовала поднятию жизненного тонуса. Произнеся мысленно слово «ненормальный», я рассердилась. Нехорошо так говорить, он же не идиот, который пускает слюни и ходит под себя. Просто человек попал в беду и теперь тяжело болен.
