Текст книги "Клиент Пуаро"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Не в цирке, – отозвалась Аглая, – но и не на галошной фабрике. Мы работаем на телевидении, и сериал, который у нас сейчас в производстве, между прочим, называется «Две дамы с попугаем», так что попугай там играет самую, можно сказать, важную роль!

Леопольд Казимирович на некоторое время удивленно замолчал, а потом проговорил:

– Ну все-таки как-нибудь постарайтесь уточнить его возраст… мне это нужно для начисления взносов в Пенсионный фонд…

– В пенсионный фонд? – удивилась Аглая. – А что, попугаям тоже полагается пенсия?

– Раз я на его имя начисляю зарплату, – отрезал юрист, – значит, должен делать и начисления в Пенсионный фонд!

– Подумать только! И в каком же возрасте попугаи выходят на пенсию? Ведь они живут очень долго, гораздо дольше людей!

– Понятия не имею! – Юрист был очень недоволен. – Сами разбирайтесь с вашим попугаем! – И он в сердцах повесил трубку.

Аглая Михайловна задумчиво посмотрела на попугая: ее заинтересовал вопрос о его пенсионном возрасте.

В это время дверь кабинета открылась, и на пороге появился новый посетитель.

«Так и знала, – подумала Аглая, – теперь посетители пойдут непрерывно, один за другим, до павильона мне не добраться, а потом Бруствер будет недоволен…»

– Что у вас? – недовольно спросила она вошедшего.

– Пропуск подпишите, пожалуйста!

Аглая Михайловна уставилась на листочек пропуска, и на ее лице отразилась работа мысли.

– Кстати, вы двадцатого числа тоже были на студии, я вам выписывала пропуск, а перед уходом вы его у меня не подписывали… непорядок!

– Не может быть! – Посетитель подошел ближе к столу. – Я точно помню, что заходил к вам подписать…

– Да? – Аглая выдвинула ящик стола. – Вот у меня копии подписанных пропусков… мне их из охраны принесли для отчетности. Ну, вот все пропуска за двадцатое… Ой, и правда, ваш пропуск подписан!

– Вот видите, – посетитель натянуто улыбнулся, – справедливость восторжествовала!

– Да, действительно! – Аглая выглядела несколько растерянно. – Как же так… я абсолютно не помню…

Мужчина взял у нее подписанный пропуск и вышел из кабинета.

Аглая Михайловна проводила его взглядом и удивленно повторила:

– Абсолютно не помню…

Попугай неожиданно заорал хриплым простуженным голосом:

– Р-роман! Р-ромашка! Р-ромашечка, кр-роличек!

Аглая удивленно оглянулась на Перришона. Затем она снова достала из ящика стола старый пропуск и внимательно посмотрела на него.

– Вроде бы моя подпись… по крайней мере очень похоже… но как же так – в пропуске написано время ухода двадцать два тридцать, но я же в тот день ушла тогда гораздо раньше! Отлично помню – в восемь я уже была дома! Странно, очень странно… Двадцатое число… это ведь тот самый день, когда убили Животовского! Кстати, Перришон, ты, оказывается, не только говорить, но и читать умеешь?

Она снова задумчиво посмотрела на дверь, за которой только что скрылся посетитель, и у нее в голове возникло несколько очень серьезных вопросов, но в это самое время телефон у нее на столе снова залился нетерпеливым истошным звоном.

Аглая схватила трубку и услышала рассерженный голос режиссера:

– Аглая, ты куда подевалась? Я тебя отпустил только на пять минут, чтобы ты унесла эту скандальную птицу! Немедленно возвращайся в павильон, ты мне срочно нужна!

– Но Олег Генрихович, тут то звонки, то посетители…

– Меня не интересуют твои оправдания! Мне нужны не объяснительные записки, а работа!

– Бегу! – Аглая бросила трубку на рычаг и помчалась в павильон, мгновенно выбросив из головы все мысли о странном пропуске и нудном посетителе, борце за справедливость.

Лола вошла в триста восьмой офис.

Аглая Михайловна в одиночестве сидела за своим рабочим столом, уставившись остекленевшим взглядом в груду бумаг.

– Ну, как тут мой приятель? – жизнерадостно осведомилась девушка, оглядев комнату и не увидев Перришона. – Неужели все еще на съемках?

– Нет, он здесь, – измученным голосом ответила Аглая, отрывая глаза от документов, – я его выпустила немножко полетать, а то у него будет гиподинамия.

Действительно, как бы в ответ на ее слова на шкафу послышался шорох, и из-за пыльного глобуса высунулась голова попугая. Взглянув на хозяйку круглым любопытным глазом, Перришон громко объявил:

– Пр-риехали, пер-ресадка! Пар-рк Гор-рького!

– Что-то ты, Перри, невпопад! – отозвалась Лола.

– Это он к концу дня, – покосилась на птицу Аглая Михайловна, – тоже, видимо, устал, да и потом, слишком много новых впечатлений… а вообще он замечательно одаренный!

Лола смущенно потупилась: ей было приятно услышать такие слова о своем питомце.

– Говорят, попугаи болтают все подряд, ничего не понимая, – продолжила Аглая Михайловна, – но ваш Перришон все говорит удивительно к месту! Да он у вас не только говорит, он даже читать умеет!

– Что вы говорите? – не поверила Лола. – Ну уж насчет чтения… этого я за ним до сих пор не замечала!

– Нет, я не шучу! – Аглая Михайловна оживилась. – Ко мне сегодня пришел один человек, насчет пропуска, так ваш Перришон как завопит: «Рома, Рома, Ромочка»… А этого человека зовут действительно Роман. И, между прочим, я его не называла по имени, а как еще Перришон мог узнать, как его зовут? Только прочитав его имя на пропуске!

– Р-рома, Р-ромочка! – немедленно отозвался со шкафа Перришон.

– Вот видите? – обрадовалась Аглая.

– По-моему, он болтает все подряд, а с этим человеком просто случайно совпало, – предположила Лола.

– Бр-ред, ер-рунда! – не согласился с ней Перришон.

– Не знаю, не знаю, – проговорила Аглая Михайловна, и на ее лице появилось задумчивое выражение, – кстати, что-то с этим пропуском не так…

– С каким пропуском? – переспросила Лола.

– Да нет, – отмахнулась Аглая, – наверное, я ошибаюсь… надо еще кое-что проверить, нельзя обвинять человека ни за что ни про что…

– Перри, домой! – позвала Лола.

Попугай сделал вид, что эти слова не имеют к нему никакого отношения, и завозился на шкафу, подняв густое облако пыли.

– Я сказала – домой! Тебя все ждут к ужину!

Перришон громко чихнул. Со шкафа сорвалась толстая книга и чуть не упала Лоле на голову.

Аглая Михайловна вскочила и подняла эту книгу.

– Ну надо же, «Бухгалтерия для чайников»! Вот она где, оказывается! А я ее уже неделю не могу найти!

Перришон гордо раскланялся и гаркнул:

– Р-рад стар-раться!

– Прекрати этот цирк! – крикнула Лола и достала из кармана пакетик с орехами. – Перри хороший, Перреньке орешков!

Попугай тут же плавно спустился на спинку кресла и потянулся клювом за орешками.

Аглая Михайловна Плюсс вышла из троллейбуса напротив своего дома, перешла улицу и подошла к подъезду.

Прошедший день оказался утомительным и совершенно бесполезным. Режиссер опять устроил ей несправедливую выволочку, молодая актриса, которую она нашла в любительском театре, не явилась на съемку. Кроме всего прочего, милиция вертелась под ногами и мешала работать.

Было еще одно… что-то неопределенное и неприятное сидело у нее в подсознании, какое-то воспоминание осталось от сегодняшнего дня, как отвратительное послевкусие от испорченного вина.

Аглая Михайловна тяжело вздохнула и нажала кнопки кодового замка. Кнопки не отреагировали на прикосновения ее пальцев. Она потянула за дверную ручку, и дверь с легким скрипом открылась.

Опять кто-то из соседей сломал замок, а вызывать мастера наверняка придется ей…

Аглая постаралась справиться с нарастающим раздражением. Она представила, как придет домой, встанет под горячий душ, потом напьется чаю, ляжет в постель с книгой…

Настроение еще больше испортилось. Она представила свою одинокую холодную постель… Можно, конечно, ложиться и с книгой, если больше не с кем, но в целом приходилось сделать неутешительный вывод – по большому счету жизнь не удалась.

Днем, в суете телестудии, эти мысли отодвигались, отходили в сторону, но полностью избавиться от них не удавалось никогда.

Она стареет, и чем дальше, тем более тоскливыми и пустыми становятся ее вечера и ночи.

Конечно, в ее жизни были мужчины, и сейчас время от времени кто-нибудь залетает на ее тускло мерцающий огонек, но чем дальше, тем реже.

Аглая подумала, что просто устала, и еще она подумала, что надо взять отпуск, хотя бы ненадолго, купить путевку в Турцию или Египет, полежать на берегу теплого моря…

Лифт, как и следовало ожидать, не работал.

Она поплелась на свой пятый этаж, радуясь, что живет все-таки не слишком высоко.

Поднявшись на свою площадку, она увидела возле двери знакомую сутулую фигуру.

Узнав этого человека, Аглая Михайловна еще больше огорчилась.

Это было не то отвратительное настроение, которое она испытывала после бесполезного и утомительного дня на телестудии.

Это было тоскливое предчувствие чего-то скверного, очень скверного.

Потому что она вспомнила, что именно занозой сидело сегодня в ее подсознании.

Разговор с этим человеком.

– Зачем вы пришли? – растерянно спросила Аглая Михайловна. – И как вы узнали мой адрес?

– Это очень легко, – отмахнулся сутулый человек, – а пришел я, чтобы восстановить историческую справедливость!

– Вы хоть на часы посмотрели? – Аглая Михайловна попыталась пройти к двери соседей, но он заступил ей дорогу. – Вы что, думаете, если я работаю на телестудии, то меня можно мучить круглосуточно? У меня совершенно нет сил! Ну разве так можно? Приходите завтра, в первой половине дня, мы поговорим обо всем, что вас интересует… хотя честно вам скажу – не знаю, о чем мы можем говорить! Если вас волнует тот пропуск… может быть, я действительно ошибаюсь…

– Вот видите! – Мужчина оживился, как будто нашел в словах Аглаи Михайловны неожиданную поддержку. – Вы ошибаетесь, а за ошибки нужно отвечать! И нет никакого смысла откладывать это на завтра!

– Что откладывать? – Аглая Михайловна взглянула на лестницу, надеясь, что появится кто-нибудь из соседей и поможет ей выкарабкаться из этой странной, пугающей ситуации.

Никого, конечно, не было.

– Что откладывать? – тоскливо повторила она, поняв, что подмоги не будет и придется выпутываться самой.

– Восстановление исторической справедливости.

Ей стало по-настоящему страшно. Этот человек совершенно ненормальный! И этот пропуск… значит, он действительно был на студии в тот вечер, когда убили Животовского! Но при чем тут она? Угораздило же ее обратить внимание на фальшивую подпись!

Она чувствовала, что горячий душ и книга в одинокой, холодной постели, о которой она только что думала с тоскливым отвращением, откладываются, превращаются в несбыточную мечту. Что между ней и этим одиноким покоем стоит ненормальный человек с горящими глазами, и неизвестно, чем это все закончится…

Сутулый человек подошел к ней вплотную, словно хотел что-то сказать на ухо. Аглая Михайловна испуганно отстранилась, и вдруг она увидела, что в руке психа блеснуло что-то острое и тонкое. Аглая открыла рот, чтобы возмутиться, чтобы как следует отчитать этого идиота, который вообразил о себе невесть что, но идиот снова придвинулся к ней вплотную и коротким сильным ударом воткнул в грудь свое тонкое и острое оружие.

Почему-то Аглая Михайловна в первое мгновение расстроилась из-за того, что этот кретин испортил ее любимую куртку из светлой замши, купленную всего год назад в приличном магазине на втором этаже Гостиного Двора и только что полученную из итальянской химчистки.

Во второе мгновение она почувствовала страшную, непереносимую боль и удивительную щемящую тоску, как будто она внезапно поняла, что никогда больше не поедет она ни в Турцию, ни в Египет, не услышит тихий шум моря, не почувствует на своей увядающей коже ласковое прикосновение южного солнца… Впрочем, так оно и было – ведь у Аглаи Михайловны Плюсс больше не было времени на то, чтобы куда-то уехать. У нее вообще ни на что больше не было времени, потому что ее жизнь неожиданно и катастрофически завершилась.

Аглае Михайловне стало совершенно нечем дышать, как будто в ее подъезде внезапно кончился воздух. Даже те жалкие крохи воздуха, которые ей удавалось невероятным усилием втянуть в легкие, не годились для дыхания – они были сухими и болезненными, как несправедливая выволочка, полученная от режиссера…

Аглая успела еще подумать, что ей так и не удастся получить обещанную заместителем директора студии премию в размере месячного оклада, и на этой грустной мысли она скончалась.

Аглаи Михайловны Плюсс, одинокой женщины, ответственного и безотказного работника телестудии, больше не существовало.

Тело в недавно вычищенной куртке из светлой замши сползло по грязной стене подъезда и застыло на каменном полу перед дверью лифта.

Сутулый человек внимательно посмотрел на дело своих рук. После этого он завернул свой остро отточенный инструмент и спрятал в карман.

Оглянувшись по сторонам, он торопливо направился к выходу, вполголоса проговорив:

– Историческая справедливость восстановлена…

Чуть подумав, он добавил:

– Все еще частично!

Вечером дома творился форменный сумасшедший дом, потому что попугай, проведя весь день на телестудии, нахватался там разных реплик и совершенно осатанел от тщеславия. Он медленно ходил по комнате, важно задирал голову, разевал клюв и говорил:

– Ар-ртист! Твор-рческая натур-ра!

Иногда он говорил невпопад, очевидно, услышал за один день столько новых слов, что не сумел все переварить и вываливал сейчас на несчастных своих домочадцев все подряд:

– Бр-росил, бр-росил супр-руг! Какое гор-ре! Подр-руга! Др-рянь какая! Р-рыбы пр-ропали!

– Слушай, о чем он все время болтает? – не выдержал Маркиз. – Что за словесный понос?

– Понятия не имею, – отмахнулась Лола, – очевидно, это из сериала. Вон, почитай детектив, может поймем?

– Обр-раз! Актер-рская игр-ра! Тр-рагедия твор-рчества! – воскликнул попугай.

– Слушай, я больше не могу! – пожаловался Леня. – Может, загнать его в клетку?

– Нельзя, у него будет гиподинамия, – возразила Лола. – Он и так целый день на студии в клетке просидел, он заболеет.

– Скорее мы заболеем, – проворчал Маркиз.

Однако не все так думали. Лола поглядывала на Перришона с усмешкой, к тому же ей было неудобно делать ему замечания после того, как она настолько беспечно забыла клетку в чужой машине. Кот, как, впрочем, и всегда, реагировал на выпендреж попугая довольно спокойно, жизнь приучила его ко всему относиться сдержанно. Аскольд лежал в своем любимом кресле, прищурив глаза, и тихо урчал сам себе.

Пу И же был совершенно сражен. Он весь вечер ходил за попугаем по пятам, глядел на него с немым восхищением и, казалось, обмирал от одного звука его голоса.

– Ну вот, одного поклонника своего таланта Перришон уже приобрел! – заметил Маркиз.

– Наконец-то ты увидишь, что такое настоящая, большая слава! – сказала ему Лола.

Про себя же она подумала, каким смешным выглядит загордившийся попугай, и кто знает, возможно, Ленька был не так уж не прав, когда в свое время, пока Лола играла в театре, посмеивался над ней и говорил, что Лола похожа на глупую гусыню, когда выходит на поклон, раздуваясь от гордости.

– Твор-рчество! – высокопарно вещал попугай. – Сокр-ровищница мир-ровой культур-ры!

– Если мы немедленно не запрем его в клетку, он, пожалуй, начнет автографы раздавать!

– Перришон, уймись, наконец! – прикрикнула Лола. – Сколько можно?

– Бездар-рность! – тотчас обиженно отозвался попугай, и Пу И гавкнул согласно.

– Ну, ничего себе! – возмутилась Лола. – Я, значит, бездарность, а ты у нас – мировая знаменитость? Артист погорелого театра, вот ты кто! А ты, Пу И, – самый настоящий предатель!

Перришон отвернулся от Лолы и пошел прочь с презрительным видом, сопровождаемый верным Пу И.

– Ты не находишь, что у него развивается мания величия? – спросил Леня. – Что скажет на это профессор?

Лола только вздохнула, она уже сто раз пожалела, что отнесла попугая на студию.

Тем не менее утром Лола поднялась по будильнику, намереваясь снова отправиться на съемки. Несмотря ни на что, она чувствовала свою причастность к заветному киноискусству. Стоя перед зеркалом, она горько улыбнулась своему отражению: не для кого было наводить красоту, не ее ждали на студии с нетерпением, не ей бы звонили в случае непредвиденного опоздания незаменимого артиста. То есть звонили бы, конечно, ей, но интересовались бы исключительно самочувствием Перришона.

Усилием воли Лола подавила в себе ростки зависти, расцветшие за ночь махровым цветом, привела себя в порядок и с тяжелым сердцем отправилась на студию, заставив себя проглотить только чашку чая – даже кофе не хотелось.

После ее ухода Маркиз покачал головой, потом вздохнул с облегчением, потому что в квартире наступила наконец благословенная тишина. Кот держался индифферентно, Пу И же настолько устал восхищаться попугаем, что крепко спал сейчас на Лолиной кровати и вставать не собирался.

Леня приготовил себе обильный завтрак: омлет из трех яиц с ветчиной, сыром и помидорами, посыпал его сверху ароматной смесью сухих трав и оставил томиться на маленьком огне под крышкой. Готовить он не очень любил, но для себя и расстараться не грех.

Пока Маркиз брился, омлет дошел до нужной кондиции. Коту Леня предложил слегка подогретую порцию кошачьих консервов с зеленой фасолью. Ветеринар очень советовал добавлять ее в пищу весной: она способствует улучшению кошачьего пищеварения, и шерсть густеет и блестит.

Леня Маркиз очень трепетно относился к здоровью своего любимого кота Аскольда.

Лола подъехала на машине к знакомому зданию на улице Чапыгина и вошла в вестибюль. Охранник в деревянном вольере выглядел сегодня каким-то пришибленным, и когда Лола представилась и сослалась на Аглаю Михайловну, вздрогнул, поморщился, как от застарелой зубной боли, а потом долго звонил куда-то по телефону. Лола уже начала терять терпение и хотела отчитать охранника как следует, но отчего-то решила повременить. Ей не слишком понравился его взгляд. Лола все же была сложной творческой личностью и тонко реагировала на человеческое настроение.

Она почувствовала царящую на студии нервную и гнетущую обстановку и сама настолько прониклась ею, что даже ноги у нее чуть не подкосились.

Поэтому Лола изменила своему правилу в целях поддержания формы как можно больше ходить пешком и потащилась к лифту.

Возле лифта стоял какой-то невзрачный, блеклый и сутулый мужчина. Едва Лола подошла, двери лифта плавно распахнулись, и, пропустив мужчину, Лола вошла внутрь.

– Вам какой? – таким же тусклым, как он сам, голосом осведомился Лолин попутчик, не поворачиваясь к ней лицом.

Лола сказала, что третий этаж, мужчина нажал кнопку, и двери послушно захлопнулись.

Как только лифт тронулся, Перришон необыкновенно заволновался, всплеснул крыльями и хрипло заорал:

– Р-рома! Р-ромочка! Р-рома кр-ролик, Р-рома кр-роличек! Р-рома, Р-ромочка, Р-ромашечка!

Невзрачный мужчина вздрогнул, резко повернулся к Лоле лицом и изумленно уставился на попугая.

– Перришон, – одернула Лола своего пернатого артиста, – веди себя прилично! Видишь, ты напугал человека!

– Ничего, – отозвался мужчина каким-то странным голосом. – Какая у вас интересная птичка!

– Спр-раведливость – мое р-ремесло! – трагическим тоном проговорил попугай.

– Прекрати, Перришон! – Лола рассмеялась. – Что за высокопарные обороты! Кажется, это из какой-то советской пьесы? Но ведь ты играешь совсем в другом фильме, и вообще, ты все-таки сейчас не перед камерой, прибереги свое красноречие для съемочной площадки!

– Ну до чего же у вас интересная птичка! – повторил мужчина все тем же странным, задумчивым голосом. – Просто чудо! Это что же он – все, что услышит, все повторяет?

Его лицо как-то непередаваемо изменилось, на нем появилось выражение недоумения и тревоги.

– Ну не так чтобы все, – Лола покосилась на Перришона, – только самое интересное…

– Ну надо же… первый раз вижу такого талантливого попугая!

С тихим звоном лифт остановился, двери разъехались.

Лола пошла по коридору в сторону офиса Аглаи, но вдруг почувствовала спиной чей-то взгляд.

Она обернулась и увидела невзрачного сутулого мужчину, с которым только что ехала в лифте. Мужчина смотрел ей вслед странным настороженным взглядом. Как только он заметил, что Лола обернулась, он опустил глаза и быстрым шагом скрылся за поворотом коридора.

Лола пожала плечами, прижала клетку с попугаем к груди и побрела к кабинету Аглаи. Такая у них была договоренность: Лола оставляет попугая у Аглаи и забирает там же. В павильон, где идут съемки, Лоле идти не хотелось – слоняться там, как будто она статистка какая-нибудь, ничего хорошего от этого она не получит, кроме всеобщего телевизионного хамства.

Лола шла по коридору и обратила внимание, что он выглядит сегодня как-то не так, как обычно. Раньше коридор напоминал муравейник, в котором роль муравьев играли люди – сотрудники и многочисленные посетители телецентра. Они все шли быстрым шагом, почти бежали – в разные стороны по своим важным делам.

Теперь же коридор тоже напоминал муравейник, но было такое впечатление, что все муравьи в этом муравейнике поражены какой-то сложной психической болезнью и болезнь эта прогрессирует и поражает все новые и новые полчища насекомых. Девицы с чашками бегали как и раньше, но не так целеустремленно. Они останавливались на полпути, будто забывая, куда идут, застывали на месте, круто поворачивали и неслись в противоположную сторону, собирались стайками, шушукались и испуганно оглядывались по сторонам. Компьютерные мальчики выглядели сегодня не такими отрешенными от мира, и даже глаза их приобрели нормальный вид. Посетителей, которых Лола отличала теперь наметанным глазом, сегодня было меньше, чем обычно. Кроме того, пару раз Лоле попадались мужчины, просто и недорого одетые, идущие с деловым и озабоченным видом, при взгляде на каменные лица и сомкнутые намертво губы которых на ум приходило только одно слово: милиция.

Лола слегка забеспокоилась, вспомнив капитана Хвоща. Встреча с ним оставила у нее в душе весьма неприятный осадок, и ужасно не хотелось видеть его снова. Начнет приставать с расспросами, ведь, судя по всему, убийцу писателя Волкоедова пока не нашли…

Лола подошла к двери триста восьмого офиса и остановилась в изумлении. Дверь была заперта. Это бы еще ничего, но поразило ее другое. Дверь была не просто заперта. Дверь была опечатана, то есть на ней висела полоска бумаги, скрепленная печатью из рыжего пластилина.

– Ужас какой… – тихонько проговорила Лола.

– Кошмар-р! – заговорил попугай, которому удалось высунуть клюв из клетки и сбросить накрывавший ее платок.

Лола перехватила клетку поудобнее и с грустью уставилась на печать.

«Чует мое сердце, не миновать сегодня встречи с капитаном Хвощом. И ведь и правда – с утра уже было плохое предчувствие! Во сне видела, будто я огород копаю. Это чтобы я – и огород, чушь какая присниться может! Еще подумала: к чему такой сон-то? А оказалось – с Хвощом встретиться…»

Рядом с Лолой возник молодой человек с суровым выражением лица.

– Вам что тут? – неприветливо спросил он.

– Мне вообще-то к Аглае Михайловне Плюсс, – ответила Лола сухо. – Где я могу ее видеть?

– Пройдите в конец коридора, – бросил молодой человек, но все же не удержался от вопроса: – А это у вас кто?

Лола сдернула платок, взмолившись про себя, чтобы попугай не вздумал обзываться. Неизвестно еще, как поведет себя сотрудник милиции, если его обзовут дураком или еще кем похлеще. А вдруг он посчитает это оскорблением при исполнении и арестует попугая?

Но Перришон был настроен благодушно.

– Пр-ривет! – заявил он и покачал головой.

– Пройдите! – отвернулся парень. – Не стойте здесь.

Перришон обиделся и замолчал.

В конце длинного коридора был тупичок, и там в одном из кабинетов сидел капитан Хвощ.

«Точно, сон в руку!» – подумала Лола.

– Здравствуйте! – обреченно произнесла она. – Может, вы мне объясните, что произошло и где я могу найти Аглаю Михайловну?

– Нигде вы ее не найдете, гражданка Плюсс находится сейчас в морге! – отрубил капитан.

У него было препаршивейшее настроение, ночью произошло третье убийство, а он еще и в прошлых двух ни на йоту не продвинулся. Конечно, все трое потерпевших были убиты в разных местах – только один из них на автостоянке возле телецентра, а двое других – возле двери в собственную квартиру. Но все они были сотрудниками телецентра, то есть писатель не был, но часто приходил сюда по делам. Стало быть, решило начальство, предполагаемого убийцу следует искать в телецентре, и вот такого-то решения начальства капитан Хвощ боялся больше всего. В этом сумасшедшем доме, в этом муравейнике искать убийцу было все равно что искать иголку в стоге сена, жемчужное зерно в куче навоза у колхозного коровника, золотое яичко на Синявинской птицефабрике. Целый день по зданию слонялся народ, причем войти можно было очень просто – попросить малознакомого человека заказать пропуск, наврать что-нибудь по телефону. Все трое убитых общались в последнее время с ужасающим количеством людей, причем совершенно ничего не значило то обстоятельство, что продюсер и режиссер Животовский имел секретаршу, которая обязана быть в курсе всех встреч своего патрона. Животовский вполне мог встретиться с кем-нибудь на лестнице, в коридоре, в павильонах, наконец. Или на автостоянке.

Опыт подсказывал капитану Хвощу, что убийца был знаком со всеми тремя жертвами, потому что охранник телецентра сообщил, что видел якобы какую-то тень возле машины Животовского, но не обратил на нее внимания, потому что продюсер вел себя спокойно и не делал резких движений.

Остальные двое тоже наверняка убийцу видели не впервые, потому что имели возможность позвать на помощь, в то время как соседи не слыхали никакого крика и шума борьбы. Ни о каком грабеже не могло быть и речи, все ценные вещи и деньги у потерпевших остались на месте.

Капитан Хвощ приехал сегодня на телецентр в отвратительном настроении, поскольку начальство было очень и очень недовольно. Журналисты просто взбесились, как же, своих обидели! И ничего нельзя сделать – как на информацию запрет наложить, если все события на месте и произошли?

Одно только радовало капитана: начальство, вздрюченное своим собственным более высоким начальством, распорядилось организовать в срочном порядке следственную группу, так что скоро капитан если не избавится совсем от этой головной боли, то хотя бы ответственность разделит.

Он с тоской поглядел на девицу с попугаем. Попугай этот и в прошлый раз ему осточертел – болтает много.

– Убили гражданку Плюсс вчера ночью, – нелюбезно пояснил он, – зарезали в собственном подъезде, у двери в квартиру.

– Как? – Лола выронила из рук клетку и пошатнулась.

– Вот только не нужно тут цирк устраивать! – поморщился капитан. – Без вас, извиняюсь, тошно!

Клетка грохнулась на пол, попугай всполошился и заорал:

– Кар-раул! Кошмар-р!

– Гражданочка, – строго начал капитан Хвощ, – птичку свою приструните, пожалуйста! Работать мешаете.

– Вы бы хоть поосторожнее как-нибудь сообщали такие новости! – сердито начала Лола. – Меня чуть кондрашка не хватил. Еще бы немножко – и в обморок грохнулась.

Капитан ничего не ответил, но взглядом дал понять Лоле, что если бы она в обморок грохнулась, то так бы там на полу и валялась. Ему, капитану, больше делать нечего, как нервных дамочек в сознание приводить.

Как уже говорилось, Лола была творческой натурой и очень тонко реагировала на настроение окружающих. Так и сейчас, она сразу поняла, что капитан страшно зол, что дело у него не спорится и недавно он получил нагоняй от начальства. Еще она поняла, что лично она, Лола, отчего-то капитану несимпатична, и ничего тут не сделаешь. Когда нужно, Лола умела собраться, отбросить глупые обиды, умела даже постоять за себя. Ясно, что если притвориться слабой и беззащитной, пустить слезу, то вызовешь у капитана только новый приступ раздражения. Поэтому Лола подняла клетку, взглядом приказала попугаю помалкивать, а сама без разрешения присела на стул.

– Могу я узнать, как все случилось? – поинтересовалась она.

– Что тут узнавать, – вздохнул капитан, – нашли труп соседи в полдесятого вечера. В охране телецентра отмечено, что вышла она вчера с работы в двадцать сорок пять, доехать ей до дома на общественном транспорте примерно полчаса, так что на лестнице пробыла она минут десять. Вот и все. А теперь скажите…

В это время дверь распахнулась и в кабинет вошла та самая белобрысая девица с лошадиным лицом, соседка Аглаи Михайловны по кабинету.

– Вы меня вызывали, товарищ капитан? – спросила она и тут увидела Лолу.

Лицо ее вмиг изменилось, то есть и раньше-то в нем было мало привлекательного, но тут белобрысую перекосило, как будто у нее начались судороги, и она закричала визгливым голосом:

– Товарищ капитан! Да вот же она, вот! Это она, она Аглаю убила!

От неожиданности Лола чуть не свалилась со стула, капитан, кажется, тоже. Лола в испуге прижала к себе клетку, а девица встала посреди кабинета, простерла руки к Лоле и воскликнула:

– Убийца! Это же надо совесть иметь – вчера убила, а сегодня как ни в чем не бывало на студию явилась со своим попугаем!

Голос белобрысой напоминал визг бензиновой пилы «Дружба» в момент, когда ей попадается сучок в бревне.

– Да что ты несешь-то! – не выдержала Лола. – Пьяная, что ли?

– Вы… как это… – неуверенно забормотал капитан. – Вы – Зайценогова Вера Васильевна?

– Так точно, – по-военному отрапортовала белобрысая, поедая его глазами.

– Если вам есть что сказать следственным органам, то говорите, – приказал капитан, – а восклицать и устраивать истерики будете в другом месте. Я, знаете ли, на работе нахожусь, время дорого, убийца на свободе ходит.

Белобрысая вдруг шумно зарыдала.

– Вы не поверите, – всхлипывала она, – мы с Аглаей Михайловной два года в одной комнате… душа в душу… так жалко ее…

В глубине души Лола была с ней согласна, то есть если продюсера Животовского она никогда в жизни не видела, а о писателе Волкоедове сохранила самые неприятные воспоминания, то Аглаю Михайловну она знала давно. Отношения у них были самые приятельские, и она ни за что бы не пожелала Аглае такой ужасной смерти. Однако Лола вовсе не собиралась позволять белобрысой девице вешать на нее убийство Аглаи. Она подобралась и постаралась успокоиться.

– Короче, гражданка Зайценогова! – прикрикнул капитан.

– Хорошо, – сказала та. – Я хочу сделать заявление. Я слышала, как вот она угрожала Аглае Михайловне Плюсс.

– Чего-чего? – Лола привстала со стула, попугай заворочался в клетке и завопил:

– Вр-рет, все вр-рет, дур-ра!

– Я вру? Ничего я не вру! Я сама слышала, как они ссорились. Эта, – девица кивнула на Лолу, – Аглаю за плечи трясла и орала, что узнает она еще Ольгу Чижову! Я видела, я все видела! Уж не отвертишься теперь, как с Волкоедовым!

«За что она меня так ненавидит? – подумала Лола. – Что я ей плохого сделала?»