Текст книги "Любовь к трем ананасам"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ананас кивнул султаном, соглашаясь.

От дурных мыслей заболела голова, Слон с тоской оглянулся и увидел, что заботливый сосед оставил ему щепотку своего волшебного порошка на блюдечке. Голова прошла, но совесть подняла голову и начала орать в полный голос.

Тогда Слон решил сосредоточиться на деле, благо теперь никто ему не мешал. Дело было очень важное, сулило много денег, он поручил его одному ловкому человечку, некоему Борису Минскому. Однако от него со вчерашнего дня не было ни слуху ни духу. Про дело это, кроме самого Слона, знали только те же двое доверенных, как он думал, людей – Утюг и Цибуля, стало быть, если один из них продался Холодильнику, то и про дело ему доложил. Но если бы они перехватили Минского, то тогда незачем было бы похищать его, Слона… Как все сложно… И совершенно нет информации.

Еще немного поразмыслив, Слон решил, что прежде всего нужно разобраться с предателем. От порошков профессора голова не только перестала болеть, но еще и заработала отлично, так что вскоре план был готов.

После трех часов, когда все врачи ушли и процедуры закончились, Слон достал из укромного места тщательно запрятанный мобильный телефон. Порядки в больнице он, конечно, уважал, но без связи остаться совсем не мог, поэтому один мобильник послушно сдал Варваре Францевне, а другой, незасвеченный, протащил в палату. Он встал у окна, спрятался за занавеску и набрал номер Утюга.

– Это Минский, – прошептал он в трубку.

– Да ты куда пропал? – заорал Утюг на том конце. – Да ты знаешь, что творится?

– Молчи, – прервал его Слон, – молчи и слушай. Я дело не сделал, не вышло. Люди Холодильника на хвосте висели. Я хотел все Слону обратно передать, а его нету!

– Как так?

– А вот так – нету его в больнице! Так вот, я спрятал это в трансформаторной будке, что во дворе больницы, понял? И умываю руки, больше ко мне не обращайтесь! И так едва ноги унес!

Слон нажал кнопку отсоединения и прислушался. В коридоре не слышно было ни шагов, ни голосов. Он удовлетворенно хмыкнул и выглянул в окно. Куда бы послать второго подозреваемого, Цибулю? Видны были ворота больницы и кабинка охраны. Вот поднялся шлагбаум, проехала машина «скорой помощи». По дорожке шли люди, мимо трансформаторной будки, мимо голых и мокрых кустов, и сворачивали к главному входу. В стороне виднелась верхушка скромного серого домика – морга. Туда никто не сворачивал.

Слон набрал номер Цибули.

– Это я, Минский, – проскрипел он.

– Ты откуда взялся? – настороженно проронил Цибуля.

– Это сейчас не важно, – Слон закашлялся, – у меня очень мало времени, так что запоминай и не переспрашивай. Я не успел ничего сделать, меня перехватили… Я хотел эту вещь отдать Слону в собственные руки, да только в больнице его нету.

– Да ты что несешь-то? – заволновался Цибуля. – Ничего не понимаю! Да ты вообще кто?

– Минский я, не ори, – Слон сделал над собой усилие, чтобы самому не заорать, – и не перебивай, я же тебе сказал. Я спрятал вещь в морге, стол крайний справа. Вроде там покойника пока не было. – Он хохотнул, зная, что Цибуля до ужаса боится мертвецов. – Приклеил скотчем снизу, понятно? И я больше по этому делу не работаю, разбирайтесь там сами, мне моя жизнь дорога!

Слон убрал телефон в укромное место, снова устроился на кровати и стал ждать вечера.

* * *

Над головой профессора Кряквина снова лязгнула крышка багажника, и его выволокли наружу.

На этот раз его поставили на ноги и подтолкнули в спину.

– Шагай, Слон! – раздался за его спиной прежний грубый голос. – Двигай ногами!

– Вы ошиблись! – попытался проговорить профессор. – Вы приняли меня за другого! Я вовсе не Слон!

Однако рот его был заклеен лентой, и ничего связного произнести не удалось. В ответ на возмущенное мычание Валентина Петровича очень больно ткнули в спину, и ему пришлось подчиниться насилию. Тем более что на улице было холодно, и двигаться было теплее, чем стоять. Профессор медленно, неуверенно зашагал вперед. Через несколько шагов его придержали за локоть, и очень своевременно: дальше оказались ступени, и он мог свалиться.

Поднявшись по нескольким ступенькам, профессор снова остановился. Перед ним негромко скрипнула дверь, и Валентина Петровича втолкнули в какое-то помещение.

Здесь по крайней мере было значительно теплее.

Профессора снова подтолкнули в спину.

Он прошел еще несколько шагов, и тут чьи-то сильные руки сорвали с его головы мешок.

Валентин Петрович заморгал глазами от яркого света.

Он находился в огромном холле с мраморным полом. Под потолком висела потрясающая люстра, по виду напоминающая гигантскую гроздь бананов, а размерами – аэробус «Боинг-757».

По бокам профессора стояли двое людей в черных комбинезонах, чуть в стороне – миловидная голубоглазая блондинка в коротком кокетливом халатике.

Прямо перед профессором находился пожилой мужчина в безупречном смокинге. Длинное породистое лицо и уверенная горделивая осанка делали его похожим на дворецкого из старой английской комедии. Правда, выражение лица «дворецкого» скорее напоминало не комедию, а триллер.

– Вот, Степаныч, доставили вам Слона… в лучшем виде… Холодильник будет доволен… – заискивающим тоном проговорил один из людей в черном.

– Пс-с… – раздраженно прошипел «дворецкий», покосившись на «медсестру». – Ангелина, что это они у тебя такие болтливые? Сколько раз говорили, чтобы никаких имен!

– Свободны, мальчики! – Блондинка щелкнула пальцами и показала на дверь. – С вами рассчитаются!

Люди в черном, понурившись, покинули помещение.

«Дворецкий» повернулся к Валентину Петровичу, достал из брючного кармана маленький плоский пистолет и, направив его на профессора, вежливо проговорил:

– Попрошу вас проследовать в зимний сад!

При этом он указал свободной рукой на стеклянную стену, за которой буйствовали африканские джунгли.

Назвать это зимним садом – значило бы ничего не сказать: это был самый настоящий тропический лес.

Профессор почувствовал зов своей любимой Африки и направился в указанном направлении. Правда, стена казалась сплошной, без дверей и входов. Однако как только Валентин Петрович приблизился к прозрачной преграде, она послушно разъехалась, открыв перед гостем достаточно широкий проход.

Валентин Петрович вошел внутрь и почувствовал себя как дома.

Его окружили волнующие запахи тропиков, шелест пальмовых листьев, оглушительные крики попугаев.

Наконец-то ему стало тепло. Можно даже сказать – жарко.

– Вперед! – проговорил за его спиной «дворецкий» и для большей убедительности щелкнул предохранителем пистолета.

Профессор двинулся по дорожке, выложенной красноватой керамической плиткой. По сторонам дорожки благоухали фантастически яркие цветы, огромные бабочки и крошечные колибри перелетали с цветка на цветок.

Дорожка сделала плавный поворот, и впереди показался бассейн.

Точнее, это был не бассейн, а настоящее лесное озеро, причем достаточно большого размера. Джунгли подступали почти к самому краю этого озера, только на самом берегу оставался маленький песчаный пляж. И на этом пляже, в плетеном шезлонге, сидел старик с изрезанным морщинами болезненно-желтым лицом.

Хотя в тропическом саду было жарко, старик кутался в клетчатый шерстяной плед.

Профессора вытолкнули на песчаный берег.

Старик поднял на него глаза, криво усмехнулся и проговорил скрипучим, как бы механическим голосом:

– Ну, вот мы и встретились! Так вот ты какой, Слон! Честно говоря, я тебя представлял немного иначе!

Профессор попытался что-то возразить, но клейкая лента не давала ему вымолвить ни слова.

Старик выпростал из пледа худую морщинистую руку и щелкнул пальцами:

– Степаныч, отклей-ка ему пасть… послушаем, что он нам скажет!

«Дворецкий» приблизился к профессору, дернул за край ленты. Губы Валентина Петровича обожгло болью, но зато он обрел дар слова.

– Вы меня с кем-то перепутали! – быстро проговорил он. – Я вовсе не слон…

– Ну да, ну да, – закивал старик в кресле. – Ты – не слон, ты – козел. Сейчас ты мне будешь лапшу на уши вешать, пургу гнать! Степаныч!

Степаныч, поняв хозяина с полуслова, снова заклеил профессору рот и застыл рядом, ожидая новых приказаний.

– Так вот слушай, Слон! – проскрипел старик, сверля профессора холодными как лед глазами. – Мне с тобой отношения выяснять некогда, да и неинтересно. Мне одно нужно – узнать, где находится то, что мы ищем. Сейчас Степаныч отклеит твой рот, и ты мне это быстренько скажешь. И тогда ты умрешь быстро, легко и безболезненно. А иначе… ты меня понимаешь!

Степаныч снова дернул ленту.

– Я не знаю, о чем вы говорите! – выпалил Валентин Петрович. – Я же говорю вам, что вы ошиблись! Я не тот, кто вам нужен!

«Дворецкий», повинуясь безмолвному приказу хозяина, снова заклеил профессору рот.

– Нет, Слон, ты определенно меня не понимаешь! – раздраженно проскрипел старик. – Я тебе дам еще одну попытку, но уж ты, будь любезен, используй ее правильно! Мне с тобой играть некогда! У меня сегодня еще много других дел!

– Холодильник, – подала голос блондинка-«медсестра», до того молча стоявшая поодаль, – отдай мне его на полчасика, он все выложит как миленький! – Ее голубые глаза загорелись, пухлые губки сложились в плотоядную улыбку.

– Подожди, Ангелина. – Старик отмахнулся от блондинки и снова повернулся к профессору: – Видишь, девушка волнуется… а она у нас такая – попадешь к ней в ручки, все на свете забудешь… и захочешь умереть, да не получится… она ведь у нас профессионал, с медицинским образованием. Одна беда – после нее ты уже ни на что не будешь годен, мозги будут как у кабачка или патиссона, а ты мне еще пригодишься. Так что я тебе очень советую все мне выложить, а то и правда отдам тебя Ангелине!

Степаныч снова дернул ленту.

– Уважаемый Холодильник! – как мог убедительно заговорил Валентин Петрович, в ужасе косясь на «медсестру». – Честное слово, я не знаю, о чем вы говорите! Если бы я только знал – поверьте, я не стал бы молчать! Но я действительно не тот…

«Дворецкий» тяжело вздохнул и снова заклеил профессору рот.

– Эх, Слон! – печально проскрипел старик. – Не хочешь ты по-хорошему! Ведь ясно тебе сказали: все равно никуда не денешься, выложишь все как миленький! Раньше или позже, но все равно выложишь! Только усугубишь свое положение! Ведь отдам тебя Ангелине, если будешь очень упираться!

– Отдай мне его, Холодильник! – заныла «медсестра», сделав маленький шажок вперед.

– Уймись, Ангелина! – прикрикнул на нее старик. – У тебя вечно на уме одни удовольствия, а нам в первую очередь дело сделать нужно! – Он вздохнул и снова повернулся к Кряквину: – Для начала придется тебе познакомиться с Василием. Он хоть и не такой крутой, как Ангелина, но тоже серьезный… пообщайся с ним, может, малость поумнеешь!

Степаныч подошел к профессору, накинул ему на плечи петлю из толстого троса и окончательно отодрал клейкую ленту. Затем он отступил в сторону.

В кустах, неподалеку от бассейна, обнаружился пульт управления. Степаныч нажал на нем какую-то кнопку. Высоко над головой несчастного профессора ровно загудел электромотор, трос натянулся, и профессор взмыл в воздух. Он поплыл в сторону бассейна и вскоре завис над самой водой.

По поверхности воды были разбросаны крупные розовые цветы, в глубине проплывали золотистые и красные рыбы.

– Василий! – громко воскликнул Холодильник своим скрипучим голосом. – Твой выход!

Валентин Петрович опасливо огляделся.

Возле дальнего края бассейна громко плеснуло, и то, что казалось темным полусгнившим бревном, плавно соскользнуло в воду.

Профессор вгляделся в этот предмет… и похолодел: к нему быстро приближался огромный матерый крокодил.

Голова рептилии едва приподнималась над водой, но маленькие злобные глазки горели, как два угля, и их взгляд был прикован к несчастному профессору.

Степаныч коснулся пальцем кнопки, мотор коротко прожужжал, и профессор немного опустился, приблизившись к поверхности воды.

– Сейчас, Васенька, сейчас ты пообедаешь! – ласково проскрипел Холодильник и снова обратился к профессору: – Ну, Слон, решай: или ты заговоришь, или Василий за тебя примется! Сначала он отгрызет ноги…

Валентин Петрович не сводил глаз с приближающегося хищника. Треугольная морда крокодила стремительно разрезала темную поверхность воды.

Профессор не просто следил за крокодилом: он лихорадочно вспоминал один важный разговор с верховным шаманом африканского племени козюмбра.

«Если ты встретишься с братом-крокодилом, – учил профессора шаман, – напомни ему о вашем родстве. Ведь мы, воины козюмбра, – дети великого бога Шу-Шу, а значит, близкие родственники крокодилов, их двоюродные братья. А ты теперь почетный член нашего племени, то есть тоже брат крокодила. Так что если ты встретишь его в речных тростниках, где находится его дом, скажи ему только: „Шумба-румба баши-раши Шу-Шу!“ – и он не сделает тебе ничего дурного!»

Крокодил подплыл к профессору и замер прямо под его ногами. Маленькие глазки разгорелись еще ярче, огромная пасть слегка приоткрылась, демонстрируя десятки остро отточенных зубов.

«А вдруг это не африканский крокодил? – опасливо подумал Валентин Петрович. – Вдруг это южноамериканский кайман или аллигатор? Или вообще гавиал? Тогда на него наверняка не подействует заклинание африканского шамана!»

– Ну, Слон, говори! – проскрипел Холодильник. – Или останешься без ног! Куда ты дел то, что мы ищем?

Валентин Петрович не отвечал: он разглядывал крокодила.

– Не хочешь говорить? – рявкнул старик. – Тебе же хуже! Впрочем, тебе ноги все равно скоро не понадобятся!

Степаныч снова нажал на кнопку, и профессор опустился еще ниже. Теперь не больше полуметра отделяло его ноги от страшной, утыканной зубами пасти.

Крокодил лениво колыхнулся, и над водой выступил сероватый жесткий чешуйчатый гребень.

«Это африканский гребнистый крокодил, – убедился Валентин Петрович. – Хорошо бы еще, чтобы он действительно понимал язык племени козюмбра!»

– Последний раз спрашиваю: куда ты это спрятал? – проскрипел Холодильник.

Валентин Петрович молчал. Точнее, он шевелил губами, припоминая негритянское заклинание. В самый неподходящий момент его подвела память.

«Шумба-румба баши-раши Шу-Шу или Шумба-румба ваши-наши Шу-Шу?»

Как минер, он не имел права на ошибку.

Степаныч еще раз нажал на кнопку, и ноги профессора коснулись воды. Крокодил широко разинул пасть, дернул хвостом, двинулся вперед, как живая торпеда…

– Шумба-румба баши-раши Шу-Шу! – выпалил профессор, испуганно подгибая ноги.

Крокодил резко затормозил, как будто наткнулся мордой на каменную стену. В его маленьких глазках засветилось откровенное сожаление. Он захлопнул пасть с таким звуком, как будто закрыл огромный кожаный чемодан, и опустил ее под воду, так что на поверхности остались только глаза и ноздри.

Валентин Петрович облегченно перевел дыхание.

– Василий, ты что это? – удивленно проскрипел Холодильник. – Я тебя не узнаю!

Степаныч нажал свою кнопку, и профессор погрузился в воду по пояс, потом по шею…

Вода была теплая, она пахла тропическими цветами, экзотическими пряностями и еще чем-то неуловимым, но очень знакомым. Профессор вспомнил свою любимую Африку и даже расчувствовался. После переживаний и тягот прошедшей ночи ему было чрезвычайно приятно плавать в теплой ароматной воде. Он как следует согрелся и чувствовал себя намного бодрее.

– Василий, в чем дело? – повторил разочарованный Холодильник.

Крокодил виновато фыркнул, полностью погрузился в воду и медленно поплыл к дальнему берегу бассейна.

– Степаныч, – проскрипел Холодильник, которому хотелось срочно найти виноватого, – я же тебе велел не кормить Василия!

– Шеф, я его и не кормил! – принялся оправдываться «дворецкий». – Я его уже три дня не кормил!

– Что-то непохоже! – бесновался старик. – Был бы голодный – сожрал бы этого!

– Шеф, клянусь! – «Дворецкий» бил себя в грудь. – Может, у него просто нет аппетита…

– А вот сейчас мы это проверим! – Холодильник щелкнул пальцами.

Из кустов возникли два удивительно похожих человека в черных костюмах. Они вытянулись перед шефом, ожидая приказаний.

– Вася проголодался! – проскрипел старик и ткнул пальцем в «дворецкого».

Двое близнецов подхватили Степаныча под руки и поволокли его к воде.

– Не надо, шеф, не надо! – верещал тот, безуспешно пытаясь вырваться. – Я все сделал, как вы велели!

Холодильник молчал.

Степаныча столкнули в воду. В ту же секунду крокодил соскользнул с берега и стремительно поплыл через бассейн, выставив над водой горящие глазки.

Он разрезал воду, как быстроходный катер, и через десяток секунд сблизился с барахтающимся на глубине Степанычем. «Дворецкий» заверещал не своим голосом и, нарушая все законы физики, выскочил из воды, размахивая в воздухе всеми четырьмя конечностями. Казалось, еще немного – и он взлетит над бассейном или, как барон Мюнхгаузен, поднимет сам себя за волосы.

Зубастая пасть щелкнула, сомкнулась со страшным звуком, «дворецкий» истошно завопил…

– Ладно, достаточно! – распорядился Холодильник.

Близнецы наклонились над краем бассейна и вытащили вопящего Степаныча.

На заду у него был вырван кусок брюк, из укушенного зада капала кровь. Крокодил проводил несчастного «дворецкого» полным разочарования взглядом.

И таким же разочарованным взглядом смотрела на Степаныча «медсестра» Ангелина. Она явно сожалела о том, что не состоялось развлечение.

– И правда Вася голодный… – задумчиво проскрипел Холодильник. – Почему же он Слона не ест?

– Я прошу прощения, – подал голос профессор Кряквин, – вы, конечно, заняты, но не найдется ли у кого-нибудь шампунь?

– Какой еще шампунь? – взревел Холодильник.

– Желательно для сухих волос, – как ни в чем не бывало ответил Валентин Петрович. – Я бы заодно голову вымыл…

– Он еще надо мной издевается! – Старый уголовник скрипнул зубами. – Ну ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним!

– Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий! – поправила шефа Ангелина.

Холодильник не обратил на ее слова внимания, повернулся к близнецам и щелкнул пальцами:

– В муравейник его! Уж муравьи-то меня не разочаруют!

Один из близнецов подскочил к пульту, нажал на кнопку, повернул рычажок… электромотор загудел, трос натянулся, и профессор вылетел из бассейна, как пробка из бутылки.

Его пронесли над водой и вынесли на дальний берег водоема. Там громоздилась груда мелкого сора, листьев и хвои. Поверхность этой груды чуть заметно шевелилась, и, приглядевшись к ней, Валентин Петрович разглядел тысячи снующих насекомых.

Этих насекомых профессор хорошо знал, он часто сталкивался с ними во время своих африканских экспедиций.

Это были огромные и чрезвычайно прожорливые черные тропические муравьи.

Эти муравьи в считанные секунды могут обглодать небольшого зверька, на свое несчастье оказавшегося у них на пути. Чтобы обглодать до костей животное покрупнее, например дикую свинью капибару или, допустим, дикобраза, им нужно чуть больше времени – минут пять. Примерно столько же времени уйдет у них и на человека средней комплекции, который после непродолжительной встречи с муравьями будет пригоден только на роль наглядного пособия для школьного кабинета анатомии.

– Ну что, Слон, не передумал? – проскрипел Холодильник. – Даю тебе последний шанс! Где то, что мы ищем?

– Многоуважаемый! – с бесконечным терпением проговорил Валентин Петрович. – Я еще раз повторяю – вы ошибаетесь! Я совсем не тот, кто вам нужен!

– Ну ладно, тебе же хуже. – Старик щелкнул пальцами, близнец нажал на кнопку, и профессора опустили ногами в муравейник.

Все присутствующие замерли в ожидании.

Ангелина облизнулась и привстала на цыпочки, чтобы не пропустить увлекательное зрелище. Профессор Кряквин слегка пошевелил затекшими пальцами.

– Не понимаю, – нарушил общее молчание Холодильник, – почему он не кричит?

Валентин Петрович откровенно зевнул.

Если встреча с прожорливым крокодилом его очень испугала и он от волнения едва не перепутал заклинание, то относительно муравьев он был абсолютно спокоен. Перед каждой поездкой в африканские джунгли профессор делал прививки от самых распространенных болезней, а также принимал специальную сыворотку, после которой его кожа издавала запах, который тропические муравьи совершенно не переносили. Поэтому прожорливые африканские насекомые были для профессора совершенно безопасны. Они просто шарахались от него, и та часть огромного муравейника, которой коснулись ноги Валентина Петровича, моментально опустела.

Кстати, никто, кроме муравьев, этого запаха не чувствовал, так что чудодейственная сыворотка не создавала профессору особенных бытовых неудобств.

– Да, не зря про Слона всякие чудеса рассказывают, – подал голос оклемавшийся «дворецкий». – Серьезный человек, настоящий авторитет! Муравьи, и те его боятся!

– Ты еще будешь меня нервировать? – рявкнул Холодильник. – Сейчас отдам крокодилу – пускай доедает!

– Молчу, шеф! – испуганно вскрикнул Степаныч и на всякий случай отступил подальше от водоема.

– Шеф, – льстиво улыбнувшись, промурлыкала Ангелина, – может быть, все-таки отдадите его мне? Честное слово, я с ним быстро разберусь! Можете не сомневаться!

Старик не успел ей ответить.

На дорожке между кустами прозвучали быстрые шаги, и на берегу водоема появился новый персонаж.

Это был невысокий полноватый мужчина лет шестидесяти с круглой лысиной, в безупречно сшитом сером костюме.

– Что же мы делаем, Харитон Данилович? – укоризненно проговорил он, приближаясь к Холодильнику. – Почему же мы пропускаем процедуры? У нас что – часов нет? Или мы решили, что здоровье нам совершенно без надобности?

– Извините, доктор! – проскрипел старик с заметной робостью. – Забыл… увлекся… работа, понимаете…

– У всех работа, – строго отозвался доктор. – Все трудоголики, но время для лечения все находят!

– Без меня ничего не делать! – распорядился Холодильник. – Этого – в клетку!

Степаныч ухватился за спинку кресла и покатил хозяина к выходу из оранжереи. Доктор семенил рядом, что-то недовольно выговаривая своему пациенту. Ангелина плотоядно оглянулась на Валентина Петровича и отправилась следом за шефом, слегка покачивая бедрами.

Близнецы, манипулируя кнопками и рычажками, перенесли профессора через водоем, немного подняли и засунули в железную клетку, подвешенную на стволе огромной пальмы.

После этого они освободили Валентина Петровича от троса, заперли на замок дверцу клетки и тоже покинули оранжерею, переговариваясь между собой о том, что неплохо бы перекусить, пока шеф занят своими процедурами.

Профессор остался наедине с собственными мыслями.

Выйдя из ворот больницы, Катя остановилась в растерянности. Она совершенно не представляла, что ей теперь делать. Есть женщины, и таких, я надеюсь, большинство, которые от всех неприятностей, от хандры и депрессии спасаются делами. Муж в больнице? Ну, ему же уже получше, так что вовсе незачем стоять под дверью госпиталя и лить пустые слезы. К нему не пускают? Нет худа без добра, можно на работе переделать все накопившиеся дела, не глядеть поминутно на часы, не вздрагивать от каждого телефонного звонка, думая, что это звонит голодный муж, который пришел с работы пораньше и озверел окончательно, не найдя дома ни жены, ни горячего обеда. Можно также осуществить поход в парикмахерскую, откладываемый так давно, что коллеги женского пола уже косятся на вашу прическу и даже начальник, запинаясь и отводя глаза в сторону, бормочет что-то насчет внешнего вида.

Если же вы находите неприличным наводить красоту в то время, как несчастный муж мается на больничной койке, то можно устроить генеральную уборку в квартире. Никто не будет вам мешать, никто не будет путаться под ногами, никто не станет ворчать на пыль и неудобство, а зато потом больной явится в чистый, красивый, уютный дом. А пока вы не покладая рук трудитесь на благо семьи, все мрачные мысли и страхи уйдут, вы зарядитесь оптимизмом, а после тяжелого физического труда просто свалитесь на диван и не станете проводить ночи без сна и воображать себе всякие ужасы про больного мужа. Нужно надеяться на лучшее, и какое-нибудь полезное дело – замечательное лекарство от хандры.

Если бы рядом с Катей в данное время была Ирина, она бы наверняка это самое и посоветовала. Жанна выразилась бы более резко – что-нибудь о тетехах, которые от малейшей неприятности так распускают себя, что на них смотреть страшно, вместо того чтобы взять себя в руки и заняться собственной внешностью и гардеробом. Умом Катя понимала, что подруги правы, однако о походе с Жанной по магазинам думала с ужасом, потому что после бессонной ночи, заполненной мучениями и переживаниями, у нее совершенно не было сил. Идти домой и работать? Но в голове не было совершенно никаких идей насчет новых панно. А если нет куражу, справедливо считала Катя, то нечего и за работу садиться, все равно ничего хорошего не получится. Следовало срочно поднять настроение и подкрепить силы.

«Ага, – мысленно услышала она злорадные голоса подруг и увидела их ехидные физиономии, – снова пойдешь лопать сладкое. Ни на что большее ты не способна, хоть бы для разнообразия что-нибудь новенькое придумала!»

«Зачем что-то выдумывать, когда есть такой замечательный, проверенный временем способ? – холодно возразила Катерина. – И мне он действительно помогает. К тому же все новое – это только хорошо забытое старое…»

«Ну, ты-то о своем проверенном способе никогда не забывала…» – говорили Ирка с Жанной, но Катя сделала над собой усилие и напрочь выбросила их из своих мыслей. Забыла на время, что у нее есть подруги и оглянулась в поисках кафе. Пришлось пройти полторы остановки, потому что возле больницы ничего подходящего не оказалось – больные в кафе не ходят, а родственникам подойдет обычная забегаловка, где можно наскоро выпить чаю из пакетика и съесть что-нибудь непритязательное вроде сосиски в тесте.

Однако когда дело касалось еды, Катерина была очень упорна и разборчива, никакие препятствия не могли ее остановить. Она целеустремленно вертела головой и наконец увидела на другой стороне улицы вывеску французской кондитерской. Это было то, что надо. Катерина приободрилась и дисциплинированно прошагала двести метров до перехода. Однако не успела она сделать шаг на проезжую часть, как на нее налетела какая-то женщина с громким криком «Дорогая! Как же я рада тебя видеть!».

Катя недоуменно поглядела на женщину и сделала попытку вежливо отстраниться. Однако не тут-то было, женщина держала ее крепко, вцепилась, как бультерьер. При этом она непрерывно тараторила:

– Ну это же надо, какая встреча! А я иду себе – вдруг ты! Сто лет не виделись – и вдруг на улице встретились! А ты отлично выглядишь! – Она отстранилась, взяла Катю за плечи и завертела, оглядывая. – Пополнела немного, но тебе идет…

Теперь Катя сумела ее разглядеть. Женщина была примерно ей ровесница, возможно, и моложе, хотя скорее всего так казалось из-за худобы. Была она одета в узкие черные брючки и курточку из искусственного меха под леопард. Волосы выкрашены тем цветом, которые парикмахеры называют «темный каштан», глаза смотрели приветливо. То есть с первого взгляда бояться женщину не следовало – вполне вменяемая особа, просто обозналась.

– Простите, – вклинилась Катя в горячие причитания, – думаю, вы ошиблись…

– Что? – завопила женщина. – Да ты меня не узнаешь, что ли?

– Не припоминаю, – честно призналась Катя.

– Да брось! Ты же Машка, Машка Симакова!

– Вовсе я не Машка Симакова, а Катька Дронова! – возмутилась Катерина.

– И ты не училась в «Холодилке»?

– А что это?

– Институт холодильной промышленности! – с обидой ответила женщина.

– Я, к вашему сведению, училась в Академии художеств! – гордо отчеканила Катерина и задрала голову как можно выше.

– Ну надо же, а как на Машку похожа, просто одно лицо! И волосы, и фигура такие же… ну просто один к одному! Извините! – спохватилась женщина и побежала от Кати.

– Ничего, бывает… – Катя устремилась к двери кафе и выбросила из головы странную встречу.

Женщина в леопардовой курточке завернула за угол и остановилась. С лица ее слетело приветливое, но малость заполошное выражение, теперь она глядела спокойно и сосредоточенно. Осторожно выглянув из-за угла, она убедилась, что Катя скрылась в кафе, и пошла скорым шагом прочь. Миновав два дома, она свернула в третью подворотню. Там бросился к ней щуплый узкоплечий типчик. Если бы Катерина была рядом, она, несомненно, узнала бы и бегающие глазки, и ранние глубокие морщины на лице. Именно этот человек вчера вечером пытался вломиться к ней в квартиру, представляясь работником горгаза. Его толстый сообщник сидел на скамейке возле гаражей с банкой пива в руке.

– Принесла? – спросил щуплый у женщины.

– А то… – Она вытащила из кармана связку ключей от Катиной квартиры. – Эту тетеху раздеть догола можно, она и то не заметит!

Щуплый потянулся за ключами, но женщина сделала неуловимое движение, и ключи исчезли из ее руки.

– Сначала плати!

Щуплый поморщился, но отсчитал требуемую сумму. Воровка повеселела и отдала ему ключи.

– Ну, будьте здоровы, мальчики! Если надо чего – обращайтесь, всегда к вашим услугам!

Толстый хотел на прощание шлепнуть ее по заду, но девица ловко увернулась и выскочила на улицу.

– Кончай пиво сосать! – рассердился щуплый. – Идем на дело, пока та баба в кафе сидит!

– Жанна Георгиевна, я ей говорила! – пискнула секретарша, пытаясь удержать в дверях кабинета дородную энергичную тетку лет семидесяти в спортивной куртке с надписью «Пума». – Я ее предупреждала! Я ей объясняла, что вы без записи не принимаете!

– Так. – Жанна сжала зубы и резко выдохнула, как проколотый воздушный шар. – Что на этот раз, Ариадна Прокофьевна?

Она сделала секретарше незаметный знак пальцами, и та мгновенно улетучилась из кабинета.

На сей раз Жанна не винила свою помощницу: остановить Ариадну Копытченко не смог бы и взвод ОМОНа в полном вооружении.

– Люська, зараза! – выпалила тетка, с удобством усаживаясь в кресло напротив Жанниного стола. – Зараза и паразитка!

– Нельзя ли поконкретнее? – Жанна скрипнула зубами и покосилась на часы: через сорок минут к ней должен был прийти крупный бизнесмен для оформления миллионного контракта, а выжить Ариадну Прокофьевну из кабинета было не проще, чем вывести в доме мелких надоедливых муравьев.

– Зараза, паразитка и однозначно антиобщественный элемент! – сообщила гражданка Копытченко после секундного размышления.

– Как я понимаю, вы говорите о своей племяннице Людмиле Никифоровой, – проговорила Жанна, взяв себя в руки и сверившись с записями, – которую вы прошлый раз назначили наследницей своего имущества…

– Паразитка и еще вертихвостка!

– То есть теперь, я полагаю, вы хотите переписать свое завещание?