Текст книги "Последний день медового месяца (СИ)"

Автор книги: Наталья Кухлий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

 

   Последний день медового месяца

Комиссар Ро

   Говорят, женская рука меняет дом до неузнаваемости. У меня пока изменилась только кухня. На третий день совместной жизни женщина потерлась щекой о мое плечо и сказала: «А вот тут можно выложить мозаикой опунцию... во всю стену».

   Я бы мог, конечно, ответить, что опунции за окном – смотри не хочу. Но вместо этого сказал: «Ну... э...» И это немедленно было принято как знак согласия. С тех пор каждый вечер моя женщина... моя любимая женщина Нита, взобравшись на табуретку, что-то выкладывает на стене из мельчайших осколков смальты. Время от времени она спрашивает: «Ну как?» И я отвечаю: «Восхитительно...», потому что Нита в узкой юбке и белой бузе – это лучшее, что можно увидеть при свете закатного солнца.

   По утрам Нита уходит, как ей кажется, на работу. На самом деле – волонтером в благотворительный фонд. Не знаю, много ли блага от этого фонда – как послушать, у них каждый день то заседание, то торжественная встреча. Но Нита возвращается счастливой, и за это я люблю благотворительные фонды.

   Еще бы научиться ждать... Не возвращения Ниты, к обеду она уже дома, а того момента, когда можно будет снова позвать ее замуж. Плыть вдвоем в одной лодке куда лучше, чем плыть на разных лодках в одном направлении.

Нита

   Прошел месяц со дня нашей цыганской свадьбы, а я все никак не привыкну слышать «девочка моя», засыпать и просыпаться, чувствуя безопасность, тепло... нежность.

   Ведь не может быть, чтобы это – надолго? Однажды он увидит, что я неловкая и некрасивая, и все закончится.

   Нет, я буду работать и рисовать, и Ро полюбит меня уже за это. Ему так нравится мозаика, которую я выкладываю на кухонной стене! Когда я подбираю нужный цвет, когда осколок стекла ложится, как влитой, на подготовленное место, я снова уверена в себе. И еще когда Ро меня целует...

   А он не понимает, что все может закончиться, и опять предлагает с ним обвенчаться. Я спрашиваю: «Зачем?» – и уже готова ответить, что любовь – это не обязанность и не обязательство... А он говорит, не задумываясь: «Чтобы не потеряться на Небесах».

   Я сразу представила эти Небеса: толпы народа и моя рука выскальзывает из руки Ро. Бррр... лучше совсем не думать об этом. А подумать о насущном: сегодня вечером Фредерико заглянет к нам на ужин. Я приготовлю скоппуларикки – жаркое из кальмаров и каракатицы. Даже не знаю, что мне больше нравится: жареный кальмар или само название?

   Звонила синьора Колаяни из фонда. Говорит, новый владелец белой виллы – той самой, что в полумиле от дома Ро – интересовался нашей работой. Запросил какие-то бумаги, отчеты... Хозяина виллы мало кто видел: он всюду посылает своих людей, мужчин в дорогих белых костюмах. И тратит миллионы лир на благотворительность.

   ...Кальмар пересушился! Выбросить или притвориться, что так и было задумано? Ох, еще надо залить кипятком целебные травы от бессонницы... Ро плохо спит, я завариваю для него чай из ромашки, черной смородины, лаванды и вереска.

Комиссар Ро

   Одним из сюрпризов совместной жизни оказалось умение Ниты вкусно готовить. До сих пор я все стряпал сам, даже в голову не приходило, что такое ответственное дело можно поручить кому-то еще. А теперь пробую капонату и что-то золотистое-хрустящее и чувствую сумасшедшую гордость: это приготовила моя женщина!

   Что-то Фредерико задерживается...

   А, вот и он! Не успев отдышаться, с порога заявляет:

   – Шеф, без вас все валится из рук! Квестор завернул дело Марино – того, что ограбил посудную лавку. Говорит, мало улик. Давид свалил на нас с Беппо всю письменную работу – лучше бы мы каждый день ходили брать банду!

   Спрашиваю:

   – Так ты из-за этого опоздал на целый час?

   Фредерико хмурится:

   – Не только... Я уж совсем было собрался выходить, как позвонили из комиссариата Монтекьяры.

   – Из Монтекьяры? Им что надо?

   – Спрашивают, не видали ли мы комиссара До. Вроде бы он сегодня не пришел на работу. И дома его тоже нет...

   До опять пропал? Вот так новости. Правда, он сам не свой с тех пор, как узнал, что мэр Бернарди – его отец. Но чтобы уехать, никому не сказав ни слова...

   – Ладно, – говорю, – если до завтра не объявится, съезжу в Монтекьяру.

   Фредерико пытается возражать, но я его прерываю:

   – Ничего, все равно я собирался с завтрашнего дня на работу.

   Мой младший помощник немедленно начинает сиять, как начищенная монета. А когда заходит Нита в праздничном белом платьице, Фредерико смотрит на нее с таким восторгом, что приходится ткнуть его в бок. И все равно на лице у него написано: «С ума сойти!..» – как будто я и счастливая семейная жизнь – вещи абсолютно несовместимые.

Нита

   Фредерико без присмотра Ро совсем отощал, надо бы почаще звать его к нам.

   Ро наливает вино в бокалы из цветного стекла – все три бокала разного цвета! Фредерико провозглашает тост:

   – За хозяйку дома!

   Праздничное настроение разбивается, как волна о берег. Хозяйка... слово, которое мне совсем не подходит. Встаю, чтобы скрыть смущение.

   – Сейчас я принесу миндальное печенье...

   Окна в доме Ро большие, во всю стену. Мельком взглянув в окно, вижу троих мужчин в строгих белых костюмах, идущих вдоль берега. Зову:

   – Ро, посмотри! Это, наверное, люди с белой виллы. Мне синьора Колаяни о них говорила.

   Ро встает из-за стола и подходит ко мне.

   – Вилла Рикордино... или Рикордини... Хотел бы я взглянуть на ее владельца! (И затем удивленно) ...Да они идут к нам!

   И правда, мужчины поворачивают к дому Ро. У того, что идет первым, в руках корзинка, из корзинки торчат горлышки винных бутылок. «Принесла нелегкая...» – ворчит Ро, но идет открывать прежде, чем раздается стук дверного молотка.

   Из коридора слышно тройное: «Добрый вечер!». Когда гости заходят, приветствие повторяется. Первый и, видимо, главный, ставит корзинку на стол и пожимает руки Ро, мне, потом Фредерико. Говорит приятным баритоном:

   – Нас прислал синьор Рикордини. Это, – он указывает на корзинку, – небольшой подарок для хозяйки. Пеллегрино из виноградников Пантеллерии.

   Невольно прижимаю руку к груди. Пантеллерия – остров, где я родилась. Горы и синяя гладь озера...

   Гость продолжает:

   – Синьор Рикордини приглашает вас на ужин. Он давно мечтал познакомиться с соседями. Вашего друга... – взгляд в сторону Фредерико, – он тоже будет рад видеть.

   Ро хмурится.

   – Спасибо синьору Рикордини за приглашение, мы бы с радостью, но как раз сегодня...

   Мужчина перебивает его:

   – Постойте, синьор Ро, это еще не все. Наш босс собирается сделать взнос в фонд «Ксоан», но прежде ему хотелось бы поговорить с представителем фонда – желательно в неформальной обстановке. У него мало времени: завтра утром он улетает в Рим. Надеюсь, вас не затруднит...

   «Ксоан» – это же название нашего фонда! Просительно гляжу на Ро. Он, вздохнув, кивает.

   – Хорошо. Мы принимаем ваше приглашение.

Комиссар Ро

   Идем вдоль берега: мы с Нитой, Фредерико и трое... приглашающих? сопровождающих? Они так и не представились. Видно, слугам не полагается иметь имя.

   Вряд ли их и впрямь интересует благотворительный фонд. Скорее, новоявленный крез узнал, что по соседству живет комиссар полиции и хочет заручиться поддержкой властей. Надо будет его сразу поставить на место.

   Дорога делает поворот. Слева пологий холм, поросший дроком и барбарисом, справа море. Нита догоняет меня и берет за руку, на лице у нее написано: «Все хорошо?» Улыбаюсь и пожимаю ее пальцы.

   Внезапно понимаю: что-то изменилось. Мужчины в белом, которые до этого шли справа и слева от нас, все сильнее отстают, теперь они у нас за спиной. Еще не желая верить очевидному, гляжу вперед, туда, где заканчивается барбарисовая поросль и начинаются кусты орешника. Сквозь лещину видно белые одежды – по крайней мере, двоих. Более того, я различаю блеск металла! Даже не скрываются...

   Итак, двое против... пятерых? Конечно, пистолет при мне, Фредерико тоже носит оружие. Пока мы не подошли к орешнику на расстояние выстрела, есть шанс. Но с нами Нита! Если бы можно было услать ее куда-нибудь...

   Наверно, я изменился в лице: Нита поворачивается ко мне и расстроенно говорит:

   – Ро, я забыла дать тебе успокоительный чай!

   Действовать надо мгновенно. Хватаю ее за плечи и кричу:

   – Как же ты надоела со своими травками! Квохчешь надо мной, как курица – роди ребенка и пичкай его своим чаем!

   Ужас в глазах Ниты, потом единственно возможная реакция: высвободившись из моих рук, она резко поворачивается и идет обратно. Один из людей в белом делает жест, словно хочет остановить ее, другой еле заметно качает головой: «нет».

   Нита уходит, не оглядываясь. Фредерико, который в оцепенении наблюдал за нами, хватает меня за локоть и, забыв о субординации, кричит:

   – Что ты сделал, Ро?! Зачем ты ее обидел?

   Вырываю руку и быстро иду вперед. Фредерико останавливается. Наверно, не может выбрать, кого догонять: меня? Ниту? Наконец все же идет за мной. Эскорт, так и не проронив ни слова, держится в отдалении.

   Надо дать Ните время – пусть отойдет подальше – а потом уходить. Может, прорвемся... Я понял, что ничего не получится, когда из зарослей орешника – гораздо ближе, чем мне казалось – выступили двое и пошли нам навстречу.

   Останавливаюсь. Фредерико, видимо, сообразив, что дело неладно, оглядывается и одновременно тянется рукой к револьверу:

   – Да что происхо...

   Выстрел. Фредерико, вскрикнув, роняет револьвер и сгибается пополам от боли. На рукаве у него под самым плечом расплывается красное пятно. Выхватив пистолет, стреляю в ответ, но промахиваюсь. И тут же получаю удар сзади по темени. Как упал лицом в пыль, уже не помню.

Нита

   Значит, все? Фредерико что-то кричит мне вслед. Ро не пытается меня остановить – видимо, действительно все.

   Я иду быстро, так быстро, как будто мне все еще есть, куда спешить. Говорю себе: надо собрать вещи... вызвать такси... Внутри все сжалось в комок, я даже заплакать не могу.

   Зачем Ро было делать мне больно, если он мог просто сказать: «Нита, мне неприятна твоя забота»? Я, наверно, попыталась бы исправиться. Он... казалось, он был так счастлив со мной. И всем доволен... Что я сделала не так?

   Дорога поворачивает к дому Ро. За месяц я так и не научилась считать его своим домом. Зато я считала своим Ро! Ро, который только что, вцепившись мне в плечи, кричал, что я – курица. Снова перед глазами его лицо, искаженное... чем? яростью?

   Внезапно я останавливаюсь. Как я не поняла сразу? В глазах Ро были не гнев, не ярость... в них был страх. Но чего ему бояться? Мы шли в гости, потом... Потом Ро оглянулся назад и изменился в лице. Тогда-то я и подумала об успокоительном питье. А позади шли люди с белой виллы, такие странные – всю дорогу молчали. Пришли за мной – мол, хозяин хочет поговорить с вами о делах фонда, – но, когда я развернулась и ушла, даже не попросили меня остаться.

   А что, если они приходили не за мной, а за Ро?

   Еще минуту назад, когда я была готова уйти от Ро, я думала: хуже быть не может. Как оказалось, может. Ро увели какие-то люди – он их боится настолько, что накричал на меня, чтобы я ушла. Теперь-то я понимаю, что это было нарочно...

   Конечно, Ро не один, с ним Фредерико – но этих, в белом, больше. Что им нужно от Ро? И что делать мне? Идти за ними к белой вилле? Но чем я могу помочь? Ро даже не научил меня обращаться с оружием! ...Бежать к дому Ро и оттуда звонить Давиду? Давид в это время гуляет в саду с Сантой и малышом, он меня попросту не услышит. Надо подняться на холм, по ту сторону холма – дорога... Я поймаю попутку и через четверть часа буду у Давида.

   Разворачиваюсь и начинаю взбираться на холм. Продираюсь сквозь кусты барбариса... колючие! Ничего, дальше, до самой вершины – проплешина рыжей травы. Последний рывок... Я не сразу поняла, что за хлопок послышался внизу. И только услыхав второй, остановилась. Это выстрелы!

   Если бы я могла видеть, кто стрелял... Люди в белом? Ро? Что, если он... если его... Я заметалась: бежать вниз? Продолжать подъем? Все-таки рванулась к вершине холма, оставив клок платья на кусте барбариса.

   Вот и вершина. Спускаться вниз труднее, туфли скользят по траве... Несколько раз я чуть не падаю. Наконец дорога. Куда ехать? К Давиду? В комиссариат? Расстояние примерно одинаковое. Первая машина, которую я вижу, едет в город. Значит, комиссариат. Бросаюсь машине наперерез, та со скрежетом тормозит. Водитель, пожилой мужчина, открывает дверцу и уже готов наброситься на меня с бранью. Успеваю выпалить:

   – Я – жена комиссара Ситта-Маринары! Случилась беда. Мне нужно немедленно в комиссариат!

   Водитель несколько секунд соображает, потом поворачивается к сидящей рядом женщине – я только сейчас ее заметила:

   – Джулия, мы едем в комиссариат!

   Женщина пытается протестовать:

   – Но как можно? Нас ждет Николетта!

   Мужчина коротко отвечает:

   – Подождет.

   Затем ко мне:

   – Садитесь, синьора.

Комиссар Ро

   Очнулся я в закрытом кузове какого-то внедорожника. Из разбитого носа течет кровь, и не вытрешь – руки связаны.

   Первая мысль: связали веревкой, значит, не мафия – те заковали бы в наручники. Вторая мысль: Фредерико! В кузове темно, я не могу разобрать, один я или нет. Автомобиль подпрыгивает на ухабе и где-то совсем рядом слышится стон.

   – Фредерико?

   – ...Комиссар, что им от нас нужно? – Младший помощник говорит тихо, как сквозь сон.

   – Не знаю, Фредерико. Ты-то как?

   – Они перевязали мне руку. – Фредерико какое-то время молчит, потом спрашивает:

   – ...Это значит, что нас не убьют прямо сейчас?

   Это ровным счетом ничего не значит, и все-таки я успокаиваю его:

   – Не должны.

   – Комиссар... вы поэтому прогнали Ниту? Чтобы она была в безопасности?

   Мне сразу расхотелось разговаривать. Нита... Что она сейчас делает? Швыряет вещи в дорожную сумку? Она уедет, и я не буду знать, куда... Но я найду ее, чего бы мне это ни стоило! Я ей все объясню...

   Автомобиль резко останавливается. Кто-то открывает дверцу, свет фонарика бьет по глазам.

   – Вытаскивайте их! Живо!

   Нас выволакивают из машины. На улице темно. Мельком вижу большой дом с террасой – смутно знакомый... Я бывал здесь раньше? Нас тащат к подвалу за домом. Один из людей Рикордини отпирает тяжелую железную дверь. Надо попробовать заговорить с ними – главное, чтобы голос звучал спокойно.

   – Парни, не думаю, что вам и в самом деле хочется отвечать за похищение комиссара и его помощника! Я не знаю, кто ваш хозяин, но поверьте...

   – Давай, пошел!

   Меня с силой толкают в черный проем двери.

   Упав на земляной пол, успеваю порадоваться, что лестница невелика – и тут же сверху на меня валится Фредерико. Как будто меня приложили мешком с песком... Дверь со скрипом захлопывается, темнота становится непроглядной.

   Фредерико не подает признаков жизни. Извиваясь, пытаюсь выбраться из-под него. Со связанными руками – задача почти неразрешимая. В этот момент из темноты раздается голос комиссара До:

   – Комиссар? Добро пожаловать на вечеринку!

Нита

   В комиссариате заперто, на стук из дверей высовывается тощий долговязый Беппо, похожий на школьника-переростка. Ро говорит, он еще недавно был стажером. Увидав меня, Беппо пытается одновременно поправить одежду и пригладить волосы.

   Говорю, задыхаясь и глотая слова:

   – Беппо... Ро и Фредерико увели люди с белой виллы... виллы Рикордини! Когда они отошли далеко, я слышала выстрелы!

   По пути в комиссариат я думала: воспримут ли мои слова всерьез? Мало ли – поссорилась с мужем, услышала два хлопка... И то как услышала – издали!

   Беппо поверил сразу. Кинулся на второй этаж.

   Поднимаясь по лестнице, я слышу, как он кричит в телефон:

   – ...И пускай возьмут врача: там стреляли!

   Захожу в кабинет. Беппо жмет на рычаг – и тут же набирает другой номер.

   – Давид? Да, я знаю: вы ужинаете... Но здесь жена комиссара! Говорит, комиссара Ро и Фредерико забрали люди приезжего... Рикордини. И еще она слышала стрельбу! Где? За поворотом от дома комиссара, на полпути к вилле. Да, я уже поднял карабинеров. ...Выезжаешь прямо сейчас? Ты их как раз встретишь. ...Приготовить что? – Беппо поворачивается и смотрит на меня совершенно очумелым взглядом. – А, да, сейчас!

   Кладет трубку и говорит:

   – Синьора, Давид приказал напоить вас кофе.

   Как будто я сейчас могу пить или есть.

   Беппо все же уходит и несколько минут спустя возвращается с горячим питьем.

   – Садитесь, синьора.

   Сажусь, грею о чашку ладони. На улице лето, а я так замерзла...

   Тем временем Беппо настраивает рацию. Четверть часа слушаем помехи, потом голос Давида:

   «Беппо? Будь на связи. Я на берегу, вижу карабинеров».

   Потом другой голос, издали:

   «Синьор вице-комиссар? Посмотрите: здесь две лужи крови!»

   Беппо оглядывается на меня и вдруг спохватывается:

   – Синьора, вам нельзя здесь быть!

   Говорю так твердо, как только могу:

   – Нет, Беппо! Я останусь.

   Беппо, махнув рукой, возвращается к рации.

Комиссар Ро

   Комиссар До распутывает веревку на руках очнувшегося и тяжело дышащего Фредерико, я жду своей очереди. В подвале пахнет сыростью и затхлой водой. Наверно, где-то поблизости подземный источник.

   До рассказывает:

   – Меня стукнули по голове, когда я открывал машину. Пришел в себя уже здесь. Не знаю ни где я, ни кто на меня напал. Руки вот удалось освободить...

   Закончив с Фредерико, До начинает развязывать меня. Говорю:

   – К нам пришли люди некоего Рикордини. Это богач, поселился неподалеку на побережье. Нас позвали... как потом оказалось, совсем не в гости.

   До хмыкает:

   – Рикордини значит – «помнящий». Не знаете, комиссар, что такого он может о нас обо всех помнить?

Нита

   Господи, пожалуйста, пусть он будет жив... Пусть только он будет жив!

   Я повторяю это безостановочно, а в это время Давид и карабинеры подходят к белой вилле. Мы с Беппо слышим голоса:

   «Да здесь никого нет! Джино, постучи...»

   «И верно, никого».

   «Надо зайти внутрь».

   «Здесь же заперто!»

   «И что?..»

   «Это противозаконно!»

   Голос всегда спокойного Давида звенит от ярости:

   «Ты, Дино, матери или жене комиссара расскажи о законе!»

   Слышно, как они возятся с дверью. Потом:

   «Смотрите: тут никто не живет, даже мебель в чехлах...»

   Давид командует:

   «Сандро, Витторио, посмотрите, что там наверху. Только осторожно!»

   Несколько минут спустя слышим голоса вернувшихся. Сандро и Витторио перебивают друг друга:

   «Наверху тоже шаром покати!»

   «Только в одной комнате кто-то был – причем совсем недавно».

   Голос Давида:

   «Почему ты так думаешь? Что вы там увидели?»

   «Там на полу – красный ковер с узором. Посреди ковра миска с чем-то вроде белой глины».

   «А в миску воткнуты палочки – такие, знаете... их еще жгут китайцы!»

   «Сладкий запах палочек не выветрился до сих пор».

   «Скажешь тоже: сладкий! Вонь, да и только...»

   Давид восклицает:

   «Китайцы! Ведь это может быть...» – Потом громко, в рацию, – «Беппо, Беппо, ты слышишь? Срочно звони в Монтекьяру, поднимай всех по тревоге. Пусть едут к дому, где три года назад разбилась певица! Да, на выезде из Монтекьяры. Скажи: вернулись фигуранты по старому делу – комиссар и Фредерико, скорее всего, у них».

Комиссар Ро

   – Вон там, у самого потолка, есть окошко...

   Я не вижу, куда показывает комиссар До: глаза ещё не привыкли к темноте. До говорит:

   – Я подсажу вас – может быть, у вас получится к нему дотянуться.

   Наконец я различаю над головой квадратный проем окна: даже сейчас, когда ночное небо скрыто тучами, он выделяется на фоне общей темени. До садится на корточки. Цепляясь руками за холодные камни стены, взбираюсь к нему на плечи. До ворчит:

   – Комиссар... Нита вас слишком хорошо кормит!

   Вблизи окно больше, чем казалось снизу. Наверно, я смог бы в него протиснуться... Ощупываю края оконной рамы:

   – Здесь деревяшка совсем гнилая, раз нажать – и стекло вылетит!

   – Подождите... Сначала осмотритесь: есть кто снаружи?

   Вглядываюсь в темноту: ни огонька.

   – Вроде никого...

   – Хорошо, попробуйте.

   Надавливаю на раму обеими руками. Гнилое дерево вместе со стеклом с хрустом вылетает наружу. Звон осколков... Мы с До замираем, боясь шелохнуться. Уфф... тишина.

   До говорит – шепотом, будто нас все-таки могут услышать:

   – Я выпрямлюсь, а вы попробуйте пролезть в окно. Я вас подтолкну...

   Кряхтя, он поднимается на ноги. Просовываю в проем окна руку, голову, потом плечо. Окно так низко над землей! Еще чуть-чуть – и я смогу опереться о землю ладонью. Поднимаю взгляд – и застываю, хватая ртом воздух. Невесть откуда взявшись, на меня смотрит человек. Он наклоняется, теперь его лицо как раз напротив моего. Желтое лицо!

Нита

   Рация умолкла – до тех пор, пока Давид и карабинеры не приедут в Монтекьяру.

   Дождавшись, пока Беппо закончит говорить по телефону с каким-то Марио, я спрашиваю:

   – Что... что это за история – с погибшей певицей?

   Беппо берет у меня из рук чашку с остывшим кофе, идет в подсобку. Слышно, как он опять включает кофеварку. Иду вслед за ним. Беппо смотрит на меня, вздыхает и начинает рассказывать.

   – Это было еще до меня. До того, как я пришел в комиссариат. К нам приехала на гастроли певица... очень красивая. Говорят, она тронулась рассудком: убивала всех мужчин, которые в нее влюблялись. А таких было... – Он машет рукой. – ...Или поручала китайцу. Был у нее подручный, китаец, – смотрел на нее, как на богиню. Наш комиссар и комиссар До из Монтекьяры выследили ее одновременно. Говорят, комиссар Ро пожалел ее и не хотел арестовывать. Он пришел к ней домой, чтобы сказать об этом. А певица все равно хотела его отравить... И в этот момент появился комиссар До. То ли он испугал ее и она оступилась, то ли нарочно спрыгнула с террасы... только она разбилась насмерть. ...А китайца комиссар До арестовал прямо у себя дома. Приковал к батарее двумя парами наручников. Но когда пришли его забирать,  наручники были пустыми – китаец сбежал, и больше о нем никто не слышал.

   – Давид думает, что это... он?

   Беппо разводит руками и снова вздыхает. Вынимает из кофеварки чашку с опять остывшим кофе, выливает содержимое в раковину. Ставит в кофеварку чистую чашку.

Комиссар Ро

   Только я успеваю спрыгнуть обратно в подвал, за дверью слышатся шаги. Скрежет ключа в замке, скрип дверных петель... Мы с До отступаем к дальней стене. Фредерико продолжает сидеть, уронив голову на грудь. Мне слышно, как он бормочет: «Жарко... Пусть Нита выключит печку...»

   Первым в подвал спускается китаец. Сразу несколько фонарей освещают ему путь. Высокий – даже слишком высокий для китайца, мускулистый, как силач из китайского цирка, как боец. Весь в черном – рубаха, шаровары и длинный халат без застежек. Я узнал его сразу, хотя видел мельком. До тоже – подавив восклицание, он подается вперед и называет его по имени:

   – Панг!

   Китаец переводит взгляд с До на меня, потом на Фредерико. Медленно, почти нараспев произносит:

   – Я не Панг, я – память, – он кривит рот в усмешке. – Карающая память...

   Трое уже знакомых мне людей в белом заходят в подвал вслед за ним. Кроме фонарей, у них в руках пистолеты. Стараюсь глядеть не в направленное на меня дуло, а только на Панга. Говорю:

   – Синьор Панг, никто из нас не хотел смерти вашей хозяйки, это был несчастный случай! Фредерико там и вовсе не было – он тяжело ранен, ему нужна помощь!

   – Не хотели ее смерти?! – голос Панга становится грозным. – Чего же вы тогда хотели? Запереть ее в тюрьме или в лечебнице? О да, она прожила бы там долго! Моя госпожа... теперь у меня только одна госпожа – Месть! Все мои силы, все деньги, которые я унаследовал, служат ей!

   Не оглядываясь, он делает знак своим людям:

   – Отведите их к месту казни.

Нита

   Рация ожила через полчаса. Видно, полицейские Монтекьяры встретили Давида с карабинерами возле дома певицы. Я слышу, как кто-то из полицейских докладывает Давиду:

   «В доме горит свет, там люди, сколько – неизвестно. Еще один человек в белом ходит по двору, как часовой. Когда подойдет к калитке, надо его брать – главное, чтобы без шума... – затем, изменившимся голосом, – так вы думаете, комиссар До тоже у них?»

   Давид молчит – может быть, разводит руками.

   Опять тихо... Потом слышно, как Давид отчитывает кого-то:

   «Он что, без сознания? Ты рехнулся!»

   Другой человек басом оправдывается:

   «Синьор вице-комиссар, это был единственный способ заставить его замолчать!»

   Похоже, взяли часового, но перестарались.

   Снова Давид:

   «Марио, что там?»

   Взволнованный голос Марио:

   «Смотрите, смотрите туда: их выводят на террасу, всех троих! Ведут к перилам... Их же убьют сейчас!»

   Я вскакиваю с места, Беппо тоже. Беппо пытается грудью заслонить от меня рацию, но я, конечно, все слышу.

   Давид командует:

   «Джино, Сандро, вы остаетесь снаружи. Витторио, Дино, вы со мной к черному ходу. Марио, вы со своими людьми пройдете к главному входу с севера – так вас не будет видно с террасы....Как это – всего один комплект отмычек?!»

   Голоса удаляются... затем умолкают. Тишина.

Комиссар Ро

   Нас выводят на террасу – Фредерико им приходится тащить. Руки опять связаны за спиной. Оглядываюсь вокруг. К высоким перилам привязаны три веревки – каждая с петлей на конце. Панг уходит и вскоре возвращается с короткой толстой палкой. Взмахнув палкой, как жезлом, командует:

   – Начинайте!

   – Стойте! – это До. – Панг, из нас троих только я виноват в смерти вашей госпожи: я шел ее арестовать, а этот мальчик хотел увезти ее!

   Панг не слушает. Он повторяет жест, двое его людей хватают меня под руки и тащат туда, где привязана первая веревка. Пытаюсь сопротивляться – тщетно. Меня ставят на колени лицом к перилам. Один из людей Панга надевает мне петлю на шею, другой привязывает меня к перилам за пояс. Потом они возвращаются за До. И вот мы трое – я, До и вновь потерявший сознание Фредерико – стоим на коленях, как на молитве. Панг подходит ко мне.

   – Так вы любили ее, комиссар Ро, и даже хотели уехать с ней? Что ж, вы последуете за ней первым.

   Смерть – вот так, сейчас! Матушка... о ней позаботятся Орнелла с мужем. А Нита! Она останется одна, без помощи, без денег...

   Прошу:

   – Пожалуйста... последнее желание! Позвольте мне написать завещание, пусть его найдут рядом со мной!

   Китаец смеется, я впервые слышу его смех – так кричит филин, предвещая покойника.

   – Желание! Подумайте, сколько их было у нее!

   Он заходит ко мне за спину и просовывает палку под петлю, до крови царапая шею сзади.

   – Знаете, комиссар, как закручивают кран? Один поворот... – он слегка поворачивает палку, веревка сдавливает горло, но я все еще могу дышать. – И у вас больше не останется ни одного желания. Взгляните в последний раз на место ее смерти! – он сильнее поворачивает палку, горло сжимается, я хриплю в его руках...

   И вдруг я снова могу дышать. Жадно хватаю ртом воздух. Сзади слышна стрельба, крики... Что там происходит? Чьи-то руки вынимают палку у меня из-за шеи, снимают петлю. Слышу голос Давида:

   – Комиссар! Комиссар, вы в порядке?!

   Отвечаю и сам удивляюсь, как хрипло и слабо звучит мой голос:

   – Вроде, Давид...

   Спускаюсь по ступенькам, опираясь на плечо Давида. Сзади Марио так же бережно поддерживает комиссара До. Фредерико уже унесли вниз, вот-вот должна приехать скорая.

   Наверху остались лежать два трупа: Панга и одного из его людей. Еще двое в окровавленных белых костюмах вместе с Фредерико ожидают врачебной помощи.

   Давид говорит:

   – Комиссар, может быть, вы тоже – в больницу?

   Мотаю головой:

   – Нет! Мне надо срочно на автовокзал!

   Давид от удивления останавливается:

   – Что вам делать на автовокзале?!

   – Там Нита... Может быть, она еще не успела уехать!

   Давид смотрит на меня, как на умалишенного:

   – Куда уехать? Нита в комиссариате, ждет нас!

   – Нита... где? – я боюсь поверить своему счастью.

   – В комиссариате, конечно же! Кто, по-вашему, прислал нас сюда?

   Трижды или четырежды переспросив врача скорой помощи, действительно ли Фредерико ничего не грозит («Будет как новенький, синьор комиссар!») и столько же раз хрипло прокричав в рацию: «Нита, у меня все в порядке!», еду с Давидом в комиссариат.

   Перед зданием комиссариата стоят Нита и Беппо. Выхожу из машины. Нита подбегает ко мне, обхватывает меня руками и утыкается лицом мне в грудь. Ее плечи вздрагивают от рыданий.

   Обнимаю ее, с отчаяньем повторяю:

   – Нита, прости меня! Клянусь, я бы не сказал такого никогда!

   Нита поднимает голову и, все еще плача, целует меня столько раз, что у меня не остается сомнений: она действительно все поняла, понимала с самого начала...

   Немного успокоившись, но еще не отпуская меня, она говорит:

   – Ро, я сделаю то, что ты хочешь!

   Хочу?.. Чего еще я могу хотеть?

   – ...Я обвенчаюсь с тобой. – Нита опять прижимается к моей груди, ее голос звучит глухо. – Не хочу тебя потерять ни на том, ни на этом свете!

   Последний день медового месяца

Комиссар Ро

   Говорят, женская рука меняет дом до неузнаваемости. У меня пока изменилась только кухня. На третий день совместной жизни женщина потерлась щекой о мое плечо и сказала: «А вот тут можно выложить мозаикой опунцию... во всю стену».

   Я бы мог, конечно, ответить, что опунции за окном – смотри не хочу. Но вместо этого сказал: «Ну... э...» И это немедленно было принято как знак согласия. С тех пор каждый вечер моя женщина... моя любимая женщина Нита, взобравшись на табуретку, что-то выкладывает на стене из мельчайших осколков смальты. Время от времени она спрашивает: «Ну как?» И я отвечаю: «Восхитительно...», потому что Нита в узкой юбке и белой бузе – это лучшее, что можно увидеть при свете закатного солнца.

   По утрам Нита уходит, как ей кажется, на работу. На самом деле – волонтером в благотворительный фонд. Не знаю, много ли блага от этого фонда – как послушать, у них каждый день то заседание, то торжественная встреча. Но Нита возвращается счастливой, и за это я люблю благотворительные фонды.

   Еще бы научиться ждать... Не возвращения Ниты, к обеду она уже дома, а того момента, когда можно будет снова позвать ее замуж. Плыть вдвоем в одной лодке куда лучше, чем плыть на разных лодках в одном направлении.

Нита

   Прошел месяц со дня нашей цыганской свадьбы, а я все никак не привыкну слышать «девочка моя», засыпать и просыпаться, чувствуя безопасность, тепло... нежность.