Текст книги "На чаше весов (СИ)"
Автор книги: Наталья Кочетова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 12.
– Я бы предложила вам остаться, но больница переполнена… – Молодая медсестра, закончившая накладывать швы на мой лоб минуту назад, складывает медицинские инструменты и ватные тампоны, пропитанные моей кровью, и говорит со мной с виноватой улыбкой на лице.
Я безучастно слежу за ней взглядом и снова перевожу взгляд, полный сожаления, вниз на свой любимый белый джемпер, беспощадно заляпанный кровью. Моя голова, после укола обезболивающего, уже не болит, но сознание все еще пребывает в какой-то неприятной прострации.
– Вы можете немного побыть здесь. Пока не почувствуете себе лучше. Я могла бы вызвать полицию, но они все равно не приедут. Вам придется поехать в отделение, чтобы написать заявление… – Произносит девушка, открывая дверь.
– Не надо полиции. – Слышу суровый голос, и резко поднимаю голову.
В дверном проеме стоит Вадим и гневно сжимает челюсти. Сует под нос молодой медсестры свою корочку, и та мгновенно ретируется. Вадим же подходит ко мне, и с хмурой миной осматривает мои швы.
– Ты здесь всего два дня, и уже нашла приключения на свою задницу. – Недовольно поморщившись, он опирается рукой о кушетку, и смотрит на меня сверху вниз. Весь его вид говорит о том, как его злит сложившаяся ситуация.
– Прости, что испортила тебе вечер. – Язвительно протягиваю я, сверля его глазами. Кто знает от чего я оторвала его своим звонком. Он вполне мог проводить его в обществе кого-то более приятного, чем я. Менее раздражающего. Мне пришлось позвонить ему и сообщить о случившемся, ведь у меня теперь не было ни документов, ни денег, ни жилья, а я здесь совсем одна. Но прямо сейчас я начинаю жалеть о том, что позвонила ему.
– Какой… вечер? Я работал. – Скривившись, выплевывает Вадим, глядя на меня как на сумасшедшую. Затем быстро оглядывает комнату, и подойдя ближе, прикасается к моему голому предплечью. – Ладно. Поедем ко мне.
Он прикасается, чтобы помочь мне встать, но от прикосновения его ладони к моей коже, меня словно током прошибает. На одно мгновение, пока его пальцы остаются на моей руке, я чувствую все его раздражение, недовольство и злость. Я даже не успеваю удивиться, с каких это пор он способен на такие насыщенные эмоции, как резко одергиваю руку. Одного мгновения достаточно, чтобы его эмоции передались и мне.
– НЕ. СМЕЙ. КО МНЕ. ПРИКАСАТЬСЯ. – Четко разделяя слова, злобно шиплю я сквозь сцепленные зубы. – НИКОГДА.
Вадим одергивает руку и оторопело смотрит на меня. Он больше не злится, он удивлен и растерян, но во мне злость продолжает бушевать, все сильнее раскручивая свою воронку. Кажется, эта злость уже моя. Его – всего лишь послужила спусковым крючком.
Я злюсь на Вадима за то, что он обвиняет меня в произошедшем. Я злюсь на него за то, что мне больно. Я злюсь на него за эту злость.
Я хочу обвинить его во всем. Я готова сделать его виноватым в своей боли, в испорченном джемпере, в том, что мелкие ребятишки промышляют на улице подобными делами, и даже в эпидемии Калидуса. По каким-то причинам он виноват даже в том, что сейчас я очень голодна и мне холодно.
– Как скажешь. – Отзывается Вадим, легко выдерживая мой испепеляющий взгляд, но его взгляд тут же становится холодным и высокомерным. – Хочешь остаться здесь?
– Нет. Я хочу к себе домой. – Упрямо поджав губы, произношу я, вставая с кушетки.
– Хозяйка квартиры живет заграницей. Риелтору был предоставлен один комплект ключей, которые ты успешно потеряла. Оплачивать тебе гостиницу я не намерен, ты и там вляпаешься в неприятности. Пока я сделаю тебе новые ключи, ты можешь пожить у меня. Или оставайся здесь, я договорюсь, чтобы тебе поставили койку в коридоре. – Уверенно чеканя каждую фразу, отвечает Вадим, глядя на меня сверху вниз.
Он прекрасно знает, что я ни за что не выберу остаться в помещении, полном людей, если есть альтернатива. И я это знаю. Знаю, что снова придется подчиниться и сделать так, как хочет он. Но, стараясь выглядеть непобежденной, все равно задираю нос.
– Едем к тебе. – Бросаю через плечо и выхожу из манипуляционной.
Оказавшись у него в квартире, веду себя как дома. Не знаю, может я слишком сильно ударилась головой, но злость и желание позлить Вадима, не отпускает ни на минуту. Едва ступив на порог, стаскиваю с себя грязный джемпер, оставаясь в тонкой майке и брюках, и швыряю его в мусорную корзину. Нагло открываю холодильник и сооружаю себе нехитрый ужин. Затем наполняю ванну и долго отогреваюсь в горячей воде. Стираю свое белье и развешиваю его на полотенцесушитель, воображая, как вид моих сохнущих трусов в его ванной, может его выбесить. Ехидно улыбаюсь и, закутавшись в его халат, выхожу из ванной.
Вадим сидит на диване и с удовольствием поедает пиццу. Сглатываю наполнившую рот слюну и завистливо поджимаю губы. Я бы тоже не отказалась от пиццы, но мне такая еда строго запрещена.
– Черт. – Неожиданно даже для себя восклицаю я. – Мои лекарства. Они остались дома.
Вадим поднимает на меня глаза, окидывает взглядом и вздыхает, бросая недоеденный кусок обратно в коробку.
– Напиши мне список. Я куплю. – Недовольно скривившись, всем своим видом показывая, как много неудобств я ему причиняю, Вадим встает из-за стола и идет в свою спальню. Возвращается через минуту, одетый в черный свитер и джинсы. Протягивает мне лист бумаги и ручку. Но я не двигаюсь. Не протягиваю руку в ответ.
Меня будто парализует.
Черт. Этот свитер. Он так похож на… на тот самый свитер. Только этот без воротника и дурацких узоров. Стильный, минималистичный, он идеально подчеркивает его мощную шею, широкий разворот плеч, натягивается на бицепсах и крепко обхватывает талию. Он так идет ему…
На одну секунду я будто проваливаюсь в прошлое. И во все те чувства, что жили в моей душе тогда. На секунду мне кажется, что сейчас Вадим поднимет руку и заправит прядь моих волос за ухо, я смогу зажмуриться и прижаться щекой к его ладони. Я снова становлюсь юной семнадцатилетней Агатой, с восхищением и бесконечной любовью взирающей на мужчину, в руках которого бьется ее сердце.
Как же сильно я его любила…
Так же сильно, как и ненавидела после.
Такие чувства не проходят бесследно. Они не могут быть переработаны, забыты, выброшены. Их отголоски будут звучать во мне всю мою оставшуюся жизнь. Хотя осталось мне, наверное, не так уж и много…
Черт. Нет. Этот дурацкий свитер. Он мне совсем не нравится.
И он совсем ему не идет. И вообще… при такой должности он мог бы одеваться и получше.
С раздражением выхватываю лист бумаги и ручку и быстро пишу перечень необходимых мне лекарств.
Едва за Вадимом закрывается дверь, я вздыхаю и опускаюсь на пол.
Черт возьми, Агата, приди в себя. Что с тобой творится?
Надо успокоиться. Надо взять себя в руки.
Во всем виновата травма головы. Да.
Сажусь поудобнее, опершись спиной о диван, скрещиваю ноги, и начинаю глубоко дышать под счет. Очень долго не могу усмирить беспокойно мечущийся разум, но через время, все же чувствую расслабление. Я продолжаю сидеть и дышать, пока мысли не успокаиваются, и чувства не перестают бесконечной вереницей закручиваться в моей груди.
Не знаю сколько проходит времени, но, когда Вадим открывает дверь, я встречаю его с абсолютно ровным выражением лица и гораздо более спокойная. Сдержанно благодарю его за покупки и приняв из его рук пакет, раскладываю на кухонном столе, все баночки и коробочки.
Выпив лекарства, чищу зубы щеткой, любезно купленной внимательным Вадимом в аптеке, и отправляюсь в кровать.
Как и прошлый раз в этой постели, долго не могу уснуть. Открываю в телефоне приложение и решаю почитать книгу, надеясь, что чтение меня скорее усыпит. Однако роман попадается напротив интересный, и о времени я вспоминаю уже за полночь, когда мой телефон, противно пиликнув, потухает, растратив весь свой заряд.
Встаю с постели и выхожу из спальни, надеясь найти зарядку где-нибудь на кухне. Завернув за стену, отделяющую кухню от узкого коридорчика, вижу Вадима. На журнальном столике перед ним стоит открытый ноутбук, но Вадим в него не смотрит. Он полулежит на диване, руки вдоль туловища. Его голова покоится на спинке, глаза прикрыты. Он спит.
На цыпочках крадусь по кухне, вглядываясь в темноту комнаты в поисках зарядки. Когда обхожу диван сзади, взгляд падает на экран ноутбука, где красуется уже известная мне статья о Матвееве.
Замираю, сопротивляясь самой себе. Мне просто нужно найти зарядку и лечь спать.
Бросаю взгляд на стол, где разложены какие-то бумаги, и обойдя диван с интересом присматриваюсь.
Протокол допроса на полиграфе. Протоколы допроса свидетелей. Заключение психиатра.
Последнее беру в руки и прищурившись, пытаюсь прочесть. В темноте буквы плывут, и я подношу лист к экрану ноутбука, одновременно усаживаясь на диван.
Скрип будит Вадима, он вздрагивает и открывает глаза.
– Агата? Что ты делаешь. – Вадим наклоняется и протягивает руку, намереваясь отобрать у меня лист.
– Подожди. – Я отклоняюсь, убирая лист подальше, и продолжаю скользить глазами по строчкам. – Психиатр прописал ему медикаментозную терапию… – Хмурюсь я и перевожу вопросительный взгляд на Вадима.
– Он от нее отказался. – Тут же отзывается Вадим, удобнее усаживаясь на диван рядом со мной, трет глаза пальцами, стирая сонливость.
Я хмурюсь сильнее, вспоминая ощущения, которые я испытывала в комнате для допросов. Разве человек в здравом уме, страдая от таких сильных и мучительных панических атак, отказался бы от лечения? Что-то тут нечисто. Должна быть причина. Задумываюсь. Такое было бы возможно либо под чувством вины, либо под воздействием угроз. Что вызывает его панические атаки, и что заставляет уживаться с ними, не желая хоть как-то ослабить страх? И чего конкретно он боится? На сколько я помню, паника накрыла его тогда, когда Вадим начал говорить о бактерии.
Вот черт. Как же все запутано. И как интересно…
Черт. Черт. Черт. Мне это не нравится. Мне не нравится, что в моей груди волной поднимается какая-то побуждающая сила, которая вот-вот толкнет меня к тому пути, на который я не хотела становиться. Я с силой сжимаю веки, стараясь воззвать к своему здравому смыслу, но азарт, уже течет по моим венам. Это глупое любопытство, желание разгадать загадку, решить сложный ребус, погубит меня. Даже не Вадим. Я сама загоню себя в могилу.
Что ж…. Ну и черт с ним. Я могла бы сопротивляться Вадиму, но сопротивляться самой себе я не умею.
– Слушай… – Неуверенно начинаю я, покосившись на Вадима. – А что, если… попробовать дать ему небольшую дозу успокоительного, и попробовать поговорить еще раз? Если его страх хоть немного утихнет… возможно всплывут другие эмоции…
– Мы не можем сделать это без его согласия. – Тут же отзывается Вадим.
– Значит… – Протягиваю я, начиная бояться саму себя. – Мы должны сделать это так, чтобы он не знал о том, что получает успокоительное.
Вадим сначала хмурится, задумывается, затем поднимает на меня заинтересованный взгляд. В комнате темно, его лицо освещает лишь свет от экрана ноутбука, но даже этого хватает, чтобы заметить в его взгляде что-то помимо заинтересованности. То, чего никогда не видела в нем раньше. И не думала, что смогу когда-нибудь увидеть. Какой-то новый блеск. Что-то очень похожее на… благодарность.
В груди теплеет, и я нервно сглатываю.
Ох, Агата. На что же ты подписываешься?
И почему ты так довольна, видя этот новый блеск в его глазах?..
Глава 13
Восемь лет назад.
Проходит ещё неделя и мои исправительные работы заканчиваются. Я рада этому, но радость омрачается переживанием о том, что теперь Вадим исчезнет из моей жизни.
Однако, вопреки моим страхам, он не исчезает. Через несколько дней он снова появляется у меня дома.
Я вижу его у своей двери и радуюсь, как щенок. Чуть ли не подпрыгиваю на месте, и не могу сдержать широкую улыбку. Он здесь. Он пришёл, хотя нас больше ничего не связывает.
Вадим проходит на кухню. Спрашивает о моем здоровье, пьет чай, который я с готовностью ему подаю. Он не говорит о цели его прихода, а я не спрашиваю. Это не имеет значения. В моей голове все перепуталось, и не осталось ни одной здравой мысли, одни лишь розовые мечты. Я смотрю на Вадима, не скрывая улыбки и радости, и он наверняка видит насквозь всю мою глупую влюбленность. Но мне плевать. Мне все равно. Я не против, чтобы он видел меня насквозь.
– Кхм… Агата. – Начинает Вадим, допив чай, и негромко прочистив горло. – Мне нужна твоя помощь в деле Ласнецова.
Улыбка сползает с моего лица. Вся моя радость осыпается тысячью осколков к моим ногам.
– Но я… Мои исправительные работы закончились… – Сглотнув, тихо возражаю я, уставившись на Вадима.
– Да. Я знаю. Но я без тебя не справлюсь. К Захарову не подкопаться. У меня нет ни одной зацепки, кроме твоих умозаключений. Мне нечего ему предъявить.
Я киваю. Я все понимаю. Но я больше не хочу в этом участвовать. Он не может меня об этом просить. Разве он не видит во что я превращаюсь?
Бросаю взгляд на стол, на котором лежит рука Вадима. Прямо рядом с его рукой гора баночек и упаковок с лекарством. Но он их как будто не замечает. Как и не замечает того, как своими просьбами просто-напросто приближает мою смерть.
– Вадим, я не могу. – Отзываюсь я, чувствуя, как воздух вокруг меня сгущается. Внутри меня нарастает паника. Кажется, я сейчас заплачу. Я не могу сделать то, что он просит, и не могу отказать ему, ведь тогда я потеряю его.
– Это последнее дело, я обещаю. Я раскрою его и больше никогда не попрошу тебя…
– Не проси меня и сейчас. Пожалуйста. – Перебиваю я громким шепотом и смотрю на него умоляюще.
Вадим вздыхает, опуская глаза в пол. С минуту сидит молча, размышляя. Я смотрю на его макушку и чувствую боль в груди. Сейчас он просто встанет и уйдет. И я больше никогда его не увижу.
Но Вадим не уходит. Он внезапно поднимает глаза и скользит взглядом по моим ногам, затем выше, пока не доходит до моего лица. Медленно встает и делает ко мне пол шага. Пол шага в этой кухне достаточно, чтобы оказаться так близко, что перехватывает дыхание. Заправляет прядь волос за ухо, но руку не убирает. Его пальцы замирают около моего лица и медленно прикасаются к коже. Его пальцы холодные, но прикосновение обжигает. Он проводит большим пальцем по моей скуле вниз и прикасается к краю нижней губы. Я замираю. Не двигаюсь. Не дышу. Мое сердце не бьется.
– Я прошу. Мне нужна твоя помощь, Агата. – Тихо шепчет Вадим. Он стоит так близко что я ощущаю колебание воздуха от его шепота. – Ты нужна мне, Агата.
Я хочу остановить этот момент. Поставить на паузу и прожить его подольше.
Ты нужна мне Агата. Лучшие слова, которые мне когда-либо приходилось слышать.
Я сдаюсь, я соглашаюсь. Я готова на все ещё до того, как его губы касаются моих.
Поцелуй убивает меня и воскрешает. Он выворачивает наизнанку все мои чувства, вытаскивает из груди мое сердце и навсегда отдаёт его Вадиму.
Знаете, все – ложь. Все песни, стихи, фильмы, книги. Все, где рассказано о любви – ложь. Все – жалкая пародия. Любовь невозможно описать словами. Её невозможно передать. Ею можно только жить.
И я начинаю. Я живу и дышу одним лишь Вадимом. Я делаю все, что он говорит, я исполняю все его просьбы. Я следую за ним в само пекло. Я становлюсь его марионеткой. Я продаю себя ему в рабство.
Я готова ради него на все. Поверьте, если вдруг выяснится, что, дыша, я отбираю у Вадима кислород, я научусь не дышать. Я готова отдать ему жизнь, если потребуется.
Вереницей закручиваются какие-то разговоры, допросы, люди, свидетели, подозреваемые.
Я уже не помню, что такое жизнь без боли, тошноты, головокружения. Мое тело слабеет, мне трудно передвигаться. Я истощена и измучена. Я часто теряю сознание без причин. Доктор на каждом еженедельном приеме уговаривает меня лечь в больницу, говорит, что я хожу по минному полю, и еще один инфаркт я не переживу. Он убеждает, даже угрожает, но я твердо отказываюсь. Я должна быть с Вадимом. Я нужна ему.
Я умираю. Медленно, но уверенно. Я это чувствую. Чувствую, как жизнь покидает меня. Моя помощь Вадиму убивает меня. Но он целует меня, и я воскресаю. Его поцелуи возвращают меня к жизни.
Мы целуемся много и часто. У него в машине, у меня дома, на улице. Он целует меня, но никогда не переходит некую выставленную им самим границу. Я готова отдать ему все, но он не желает брать. Он говорит, что мне нет восемнадцати и нам некуда спешить. Я прошу, но не настаиваю. Я беру все, что он может мне дать. Я люблю его.
Я уже не помню каково это не любить Вадима. Я не помню какой была моя жизнь до Вадима, она кажется мне настолько пустой, что это и жизнью-то не назовешь.
Четыре месяца. Четыре месяца поисков, допросов, изнуряющих разговоров и Вадим наконец раскрывает дело. Он находит необходимые улики и доказательства, и заставляет Захарова признать вину.
В этот день мы празднуем. Вадим приходит ко мне с бутылкой шампанского и тортом. Мы едим, пьем, говорим, смеемся, целуемся. Я счастлива, как никогда. Вадим рядом, такой родной, такой любимый. Такой мой.
Все закончилось, дело раскрыто и теперь мое здоровье пойдет на лад. Я радуюсь этому как ребенок, искренне и самозабвенно. Теперь все будет хорошо.
Заползаю к Вадиму на колени и целую его лицо, каждую черточку, каждый миллиметр.
Я выпила пол бокала и немного пьяна. Мои руки и губы смелеют. Я снимаю с него свитер, прикасаюсь к коже, целую его шею, плечи, и таю, таю, таю. Растекаюсь как жидкость. Млею. Мои руки тянутся к ремню на его штанах, но Вадим меня останавливает. Говорит, что еще рано. Еще не время. И я расстроенно опускаю голову. Вадим поднимает мое лицо и нежно целует в уголок рта. Встает, намереваясь уйти и вдруг вспоминает, что забыл мне кое-что отдать.
Он передает мне конверт и говорит, что это мое вознаграждение. Ласнецов щедро отблагодарил Вадима за поимку убийцы его дочери, и Вадим делит эту сумму между нами поровну, ведь я вложила в это дело сил не меньше чем он. Я возражаю, говорю, что мне не нужны деньги, мне не на что их тратить и я не смогу объяснить маме, откуда их взяла. Но Вадим не принимает возражений, он вкладывает конверт мне в руку и зажимает мои пальцы в кулак. Снова целует и уходит.
Я порхаю от счастья, уверенная, что меня ждет счастливое будущее рядом с любимым, но после того вечера все меняется.
Вадим исчезает.
Глава 14
С трудом разлепляю глаза и отключаю будильник, сообщающий мне о том, что пора пить лекарства, собираясь проспать как минимум до обеда, но яркое солнце, светящее в мое окно, больше не располагает ко сну. Сладко потягиваюсь и, накинув халат, иду в ванную, натягиваю уже высохшее белье и одежду, умываюсь и иду на кухню.
На столе так и лежат разбросанные листы бумаги из дела о Калидусе, которые мы с Вадимом изучали до трех утра, пока я не стала отключаться. Через распахнутую дверь в спальню Вадима, я вижу, что его кровать аккуратно заправлена, значит хозяина нет дома.
Я выпиваю лекарства и завтракаю наскоро приготовленным омлетом, и налив в стакан сок, снова усаживаюсь на диван. Ночью, когда я изучала свидетельские показания помощника Матвеева и его коллег-ученых, мне показалось странным, что все они говорили о том, что в последнее время Матвеев занимался разработкой какого-то иммунного препарата, с пилотным названием ven1, и занимался довольно продолжительное время, но в изъятых из его кабинета материалах, этому проекту были посвящены какие-то жалкие крохи. Лишь пара общих расчетов да неудачное исследование на крысах. Я далека от науки и не знаю, на сколько процесс разработки лекарства является трудоемким, но даже я понимала, что это слишком мало. Со стороны все это выглядело так, будто эта информация была подсунута следствию для отвода глаз.
Могло ли быть, что коллеги Матвеева его прикрывали, я не знала, но мне это не нравилось.
Как и не нравилось то, что ночью я добровольно предложила Вадиму вместе поехать и поговорить с помощником Матвеева.
Поэтому сейчас я решила изучить информацию еще раз, рассчитывая на то, что ночью мой мозг был слишком уставший, и я могла упустить что-то важное.
Я углубляюсь в чтение, но через несколько минут дверь открывается, заставив меня поднять глаза. На пороге появляется Вадим. На нем белая футболка и черные спортивные штаны. Он снимает кроссовки и бросает спортивную сумку куда-то в сторону ванной. Его волосы выглядят влажными, белая футболка практически насквозь мокрая от пота.
– Ты в таком виде по улице шел? – Неожиданно спрашиваю я, не успев подумать. Хочется поймать слова и пихнуть их обратно в рот. Но слово, как известно, не воробей. К сожалению.
– Доброе утро. Нет. Мне не приходится ходить по улице, спортзал в подвале. – Отвечает Вадим, и внезапно ухмыляется. Самоуверенно так ухмыляется.
О боже. Не знаю, что он там о себе возомнил. Но я просто спросила, не подумав. В голове пронеслась картинка, как он идет мокрый и разгоряченный под пронизывающим ветром, и мой рот выдал вопрос даже раньше, чем мозг должным образом обработал увиденное. Я бы не стала переживать о том, что он простудится. Я вообще не стала бы переживать, о чем бы то ни было, если это было бы хоть немного связано с его благополучием.
Я. Просто. Не успела. Подумать. Точка.
Вадим идет по направлению к ванной и по пути снимает футболку, я вижу его голую спину, с четко очерченными волнами трапециевидных мышц и поспешно отвожу взгляд, еще до того, как он скрывается за дверью ванной.
Перевожу дыхание и снова пытаюсь сосредоточиться на тексте, но внезапно понимаю, что Вадим не взял с собой сменную одежду. Мое воображение тут же рисует образ Вадима, выходящего из ванной, с обернутым вокруг бедер полотенцем. Эта картина в моей голове заставляет меня резко подскочить с дивана, и прихватив несколько чистых листов и ручку, отправиться в свою комнату.
Пожалуй, мне было бы лучше прогуляться, проветрить мозги, но у меня нет ключей от квартиры, поэтому я просто открываю окно. В комнату тут же врывается холодный осенний ветер, и я с удовольствием вдыхаю полные легкие воздуха.
Закутываюсь в плед, усаживаюсь по-турецки и, взяв лист бумаги, принимаюсь рисовать. Рисование всегда помогало мне справиться с нахлынувшими эмоциями и разложить их по полочкам. А сейчас мне это жизненно необходимо. Я не понимаю, что со мной.
Я должна бы злиться и ненавидеть Вадима, но ни того ни другого я не отмечаю. Вадим вызывает во мне странное волнение, ненужные воспоминания и неясную тоску.
Эти неправильные чувства необходимо сублимировать. И в этом мне прекрасно помогают появляющиеся на белом листе зигзаги, линии и штрихи.
Увлеченная процессом, я не сразу замечаю стук в дверь. Вадим входит, не дожидаясь ответа, и бросает на кровать связку ключей.
– Я ухожу на работу. К трем будь готова, поедем к Матвеевским товарищам. Я оставил тебе денег на кухонном столе. Можешь прогуляться. Пообедать можно в кафе на первом этаже. – Говорит он, и разворачивается, но вдруг снова поворачивается и с недовольным прищуром добавляет. – Только, прошу тебя. Давай сегодня без приключений, ладно?
Цокаю языком и закатываю глаза, отворачиваясь. Через время слышу, как за ним закрывается входная дверь, и выхожу из спальни.
Ноутбук и бумаги с журнального столика исчезли, но появилась небольшая стопка купюр, крупного номинала. Сгребаю деньги и прихватив телефон с ключами, выхожу из дома.
У консьержа, сидящего на первом этаже, спрашиваю, как пройти в ближайший торговый центр. Он рассказывает мне маршрут и я, решив, что это недалеко, отправляюсь пешком. О чем жалею довольно быстро: в тонкой куртке на почти голое тело, не считая майки, мне очень некомфортно и холодно. Я собиралась купить только комплект белья, но теперь решаю купить еще и свитер. Экономить деньги Вадима я не собираюсь.
Я не люблю магазины, не люблю любые места, где скапливается большое количество людей, поэтому, я планирую купить вещи как можно быстрее, даже без примерки, но поднявшись на второй этаж, замечаю, что, несмотря на то, что почти на всех витринах магазинов крупными буквами пестрят объявления о тотальной распродаже, покупателей не видно. Еще месяц назад семидесятипроцентный sale заставил бы этот торговый центр затрещать по швам от наплыва клиентов, сейчас же магазины пусты.
Я немного расслабляюсь, и, купив нужную одежду, спускаюсь в супермаркет. Здесь тоже довольно уныло. Полки пустуют, на тех немногочисленных товарах, что все еще доступны к продаже, красуются какие-то запредельно высокие ценники.
Достаю стопку купюр из кармана и поджимаю губы. Вадим явно давно не был в магазине. Раньше этих денег вполне хватило бы на месячную закупку, теперь же едва хватит на двухдневное пропитание.
Загрузив в тележку продукты, я растрачиваю добрую половину денег. А потом растрачиваю еще немного, отправившись домой на такси.
Дома из купленных продуктов готовлю обед, гадая как отнесется Вадим к тому, что я хозяйничаю на его кухне, и станет ли он есть то, что я приготовила, ведь, судя по девственно чистой кухне, он привык питаться вне дома, но понимаю, что мне все равно, я готовлю не для него. Я должна питаться правильно, чтобы поддерживать работу сердца, так что никакие кафе или фаст-фуды мне не подходят.
Пообедав, принимаю душ. Мое тело и волосы пахнут мужскими ароматами, но мне это даже нравится. Так я чувствую себя… не знаю, сильнее что ли.
Это совсем не потому, что мне нравится пахнуть Вадимом.
