Текст книги "Скелеты в шкафу мертвеца (СИ)"
Автор книги: Наталья Каракуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Мой коварный план, по
порабощению мира, рухнул на начальном
этапе– встать полвосьмого.
Не люблю понедельники. Они всегда начинаются неожиданно, врываются в жизнь удушающим смерчем, сметая радость и желание жить. Вот правда хуже понедельника, может быть только утро понедельника.
И по несчастливому стечению обстоятельств сегодня как раз начала отсчет очередная неделя, о чем мне сообщил будильник. Электронный предатель будто бы дожидался пока одурманенная сном я окунусь в чувство настолько глубокое и всепоглощающее, что человечество еще не придумало для него отдельного слова.
Смахнув вправо дребезжащий сенсорный кружочек, вернула в комнату тишину, прерываемую только редкими шумами уличных машин. Протяжно зевнув, поглубже закуталась в одеяле в наивной надежде досмотреть ночные грезы. В сегодняшнем сне, впрочем, как и во всех других, я была богатой, безработной, сногсшибательной красавицей с упругой грудью, размера второго или третьего, я так и не определилась, рельефом на талии и подкаченной задницей, со своей квартирой и белой пушистой кошкой.
Эх, кто бы знал, как давно я мечтаю о своем личном клубочке счастья. Признаться честно, завести кошку хочу даже дольше, чем купить собственную квартиру. Хотя не светит мне ни первое, ни второе.
Это вообще очень трагичная история. Всю мою жизнь кто-нибудь да стоит на моем светлом пути становления кошатницей.
Сначала мама упрямо разрывала хрупкое детское сердечко на метафоричные мясистые куски своим бескомпромиссным «нет», потом монахини пансиона юных дев водрузили жирный крест на моих скромных мечтаниях, заунывно поучая что будущей хранительнице очага надобно о муже мечтать работящем, а не о скотине бесполезной. Ага, много они понимают. Кошки, между прочим, мышей ловят и мурлыкают! А мужчины? Работают через один, зато пьют и бьют поголовно.
Стоит ли говорить, что, когда в 16 лет я покинула стены пансиона, так и не ставшего мне вторым домом я была самой счастливой… ровно два с половиной месяца. Именно столько времени мне понадобилось, чтобы понять, что отчий дом слишком тесен для меня и пора расправить крылья и улететь навстречу светлому будущему, без супа, обязательной выходной уборки и прочей мелкой бытовухи, так что в один из дней я собралась с мыслями и казенными пожитками и уехала на противоположную сторону Шера. Ну как Шера… на его периферии, уже заходящей на территории Варферия, но это уже детали, которые родительнице лучше не знать, она уже женщина не молодая, ей волноваться нельзя.
В общем говоря, я съехала, и не одна, а с давней лучшей подругой чья жажда приключений всегда приглушала инстинкт самосохранения. Собственно говоря, отчасти поэтому она и согласилось на эту авантюру.
И, казалось бы. Работа не особо любимая и не то, чтобы перспективная, зато не пыльная. Квартира, съемная и местами откровенно нуждающаяся в ремонте, зато посуду мою когда хочу, и Софи всегда под боком. Казалось бы чего не хватает для счастья? Правильно! К-о-ш-к-и.
Но нет. Хозяйка квартиры, которой мы сквозь стоны и слезы платим с Софи пополам уже третий год необоснованно много, напрочь отказывается внести в наше бренное существование хоть капельку смысла. Пожелтевшие обои с мерзкими розовыми сердечками старой карге куда важнее людских судеб…
Вздох огорчения сам собой вырвался наружу, переходя в зевок. Из медленного полусознательного потока мыслей меня вырвала очередная трель будильника, заставляя раздраженно выдохнуть и все же покинуть нагретое ложе. Повторно вырубив будильник, отбросила телефон в сторону чуть агрессивнее чем стоило бы, особенно учитывая, что кредит за него мне выплачивать ещё несколько месяцев.
Следом, в сторону полетело одеяло, и по спине тут же пробежали мурашки, переходя на плечи и расползаясь по затылку и рукам. О решении покинуть царства пуха и двухмерных барашек я быстро пожалела. Не успело одеяло опасть, не сдерживаемое более ничем, как меня окутало колючей пеленой холода.
Ругнувшись про себя, правда исключительно мысленно, хорошее воспитание ещё не успело полностью выветриться за годы самостоятельной жизни, закрыла форточку и укутавшись в махровый халат, по габаритам больше напоминающий шубу, а по весу старый рояль, направилась на кухню.
Софи в привычной ей манере ещё не проснулась, и до меня изредка доносились её посапывания, прерываемые редкой неразборчивой речью.
Первые утренние лучи уже просочились сквозь окна и окрасили комнату в припылено-серые тона. Солнечный свет лениво осаживался на макушки кухонной утвари, местами порыжевшей от ржавчины и почерневшей от нагара, и растекался вниз до самого пола.
Стрелки часов неторопливо отмеряли время, впрочем, неправильно. По началу мы то и дело заменяли батарейки, настраивали циферблат, но механизм исправно заедал, и спустя пару недель снова показывал характер. В итоге мы сдались, но клятвенно пообещали однажды избавиться от упрямца. Но и тут он подстраховался.
За годы готовки бытовая грязь провела несанкционированный ремонт и придала стенам новый цвет, о чем нам сообщил молочно-белый круг, притаившийся за часами, не заметный вблизи, но яро выделяющийся на фоне ранее не видимых несовершенств стен. По началу мы его даже не замечали, делали вид, что его не существует. Но с каждым днем его присутствие и разительное цветовое превосходство становилось все очевиднее. Он сиял под потолком беспрестанно напоминая нам о разрыве наших детских мечт и взрослой жизни. Насмехался каждый раз, когда мы под конец месяца думали, где достать денег, и зловредно нашептывал, что нынешний уровень – верх того, что нам когда-нибудь светит. В общем задевал женское самолюбие и чувство прекрасного одним своим существованием.
В итоге в один из дней, основательно психанув, Софи вернула часы на свое законное место, справедливо умолчав, где она их отрыла. А я со всей наивностью,которую только могла выскрести с закоулочков своей души, надеялась, что крысы не бегали по прозрачной пластмассе экрана и не ссали на деревянную раму, что смертоносные бактерии не прячутся в швах механизма и мы не умрем от доисторической малярии, которая волшебным образом из всех мусорок Дъёра, захватила именно ту, которая стала временным пристанищем наших неправильных часов.
Большая часть вещей, в том числе и часы, на кухне осталась еще от прошлых жильцов, и половина из них либо не работала или работала, но с переменным успехом, либо угнетала одним своим видом, портя настроение и аппетит.
По-хорошему выкинуть бы все лишнее, но о том какой в конечном счете должна быть наша кухня, по совместительству обеденный зал и гостиная в нашем скромном жилище, мы так и не решили. Точнее, как, изредка мы возвращались к обсуждению. Но очищение пространства всегда переходило к идеям о переделке и ремонту, которые всегда ударялись о скалы бедности и одни и те же отговорки, эхом повторяющиеся на протяжении вот уже трех лет «нет денег-денег-денег», «это слишком дорого-дорого-дорого».
Тут стоит отметить, что для нас с Софи кухня не просто место готовки, не очередная комната, в которую мы приходим по нужде. Здесь проводятся мирные переговоры после крупных ссор, подкуп и шантаж. Желтовато-кремовые стены, с россыпью жирных давно въевшихся по самую штукатурку капель, видели много ожесточенных боев, не обремененных моралью и гуманностью.
Сюда мы спешим после тяжелого рабочего дня и тут же обсуждаем как глобальные, так и малозначительные, но очень волнующие новости. Стол с тремя неудобными стульями, холодильник, тарахтевший без остановки, то и дело угрожая скинуть все с себя, единая цепь тумбы, плиты и умывальника – все это центр нашей квартиры, его сердцевина. И дело не только в еде, а в воспоминаниях, лучших разговорах и улыбках, которые помнят эти стены. Здесь две окрыленные свободой еще не взрослые, уже не дети, мы праздновали свою свободу, начало нового жизненного пути, первые серьезные отношения Софи и оплакивали их же конец.
По выходным, сидя за шатким столом под вуалью старой скатерти в желто-зеленую клеточку, мы дискутировали о том, какую еду закажем и из какой доставки, потому что тратить драгоценные часы ничего неделанья на домашние заботы не хотелось никому.
Я бы многое отдала, чтобы сейчас был один из таких вечеров. Но увы, сегодня утро понедельника и Софи спит, а меня ждет долгий рабочий день. И вчерашняя пицца, хотя скорее её отщепенцы, жадные на начинку и щедрые на пригаринки.
Из еды, с которой ничего не надо делать, в холодильнике были только остатки выходных посиделок: пицца с тонюсенькими полупрозрачными слайсами колбасы, половинка помидора, черные маслины, сыра с мизинчик и шампанское, которое вкупе с яблочным соком приятно пахло ванилью и практически не отдавало дешевым спиртом.
Недолго думая, выскребла из картонной коробки треугольный кусочек пожирнее и остатки сыра. Естественно, ни о каких дурманящих ароматах речь уже не шла, и корочка не прогибалась под пальцами с приятным хрустом. Как-никак по меркам фастфуда, вчерашняя пицца даже не старожил – это зомби, восставший из могилы. Но микроволновка должна немного улучшить ситуацию. Как говорила мама, горячее невкусным не бывает. И тут не поспоришь, когда у тебя горит рот, в общем то плевать что в нем, брокколи или лангусты.
Мысли о скором завтраке прибавили бодрости, и потянувшись, я с куда большей радостью принялась ждать, внимательно следя за электронным таймером, чуть ли вилкой, не постукивая от нетерпенья.
Короткий щелчок, и вот я один на один с единственным, что может улучшить мое горестное настроение. Компанию за завтраком мне составил мой давний соратник, не покидающий меня ни днем, ни ночью, верный компаньон, прятавший мои секреты глубоко в закромах памяти-мой телефон.
В ленте личной страницы одна за другой мелькали смешные картинки, прерываемые новостями, которые я старалась перелистывать побыстрее, чтобы не успевать вчитываться. День и так поганый, зачем его себе ещё портить. А новости всегда плохие, то убийства, то кражи, то вселенская несправедливость, то ещё какие трагедии, которые не делают умнее, но придают лицам постные выражения умудренности, что в целом многих обманывает и заставляет приписывать истинным идиотам мыслительные способности гениев.
И все же парочку заголовков я прочла. Очередной выходец Пасарея нарушил закон и не понес наказания, в старых трущобах Шера обвалился балкон аварийного дома под весом какого-то дедка, долгое время добивавшегося ремонта балконов и улучшения жилищных условий, что довольно иронично, и относительно неприметная заметка про семейство из того же Пасарея, утопающих в несчастьях. Довольно скучная история про знатную семью, в которых то и дело кто-то умирал. На фоне прочих историй она казалась высосанной из пальца, плюс автор явно набивал знаки, поэтому приплел проклятия, злой рок и теории заговоров. Подобное максимум вызывало ухмылку и сомнения в здравости ума журналиста.
Перелистывая ленту личной страницы в очередной раз, бросила взгляд на время и чуть ли не подпрыгнув на месте, чертыхнулась про себя.
Вскочив и ещё не до конца проглотив пиццу, побежала собираться. Быстро умылась и кое-как пригладила непослушные пряди русых волос, которые доставляли мне кучу проблем с самого детства и даже короткая стрижка, чуть ниже подбородка, не уняла их бунтарский дух, даже наоборот сподвигла на новые идея террора над несчастной мной. Теперь волосы не просто не желали расчесываться и лежать единой шелковистой волной как у других девушек, они помимо всего прочего при малейшем попадании воды собирались в кудрявые пружинки и лезли если не в глаза, то в рот.
Очередная трель будильника сообщила, что счет идет на секунды. Либо я сейчас же вылетаю в направлении метро, либо снова выслушиваю получасовую лекцию о моем безответственном поведение, что неприемлемо, ведь я девушка и тем более будущая мать. Как связаны пунктуальность и материнство за все время работы на господина Новака я, так и не поняла, но послушно кивала и слезно обещала больше не опаздывать.
Быстро нацепив свободную белую рубашку, темные брюки свободного кроя и любимые, потому что единственные, кроссовки, наскоро продела руки в рукава черного анорака, закинула на плечо рюкзак и поспешила навстречу промозглому зимнему ветру.
Илай Новак, мой начальник, ведет медицинскую практику с давних лет, как он говорит, еще с тех самых, когда чиновники не воровали, а девушки знали свое место, исправно готовили у плиты и поднимали демографию в столице. В переводе на человеческий, это около 30 лет, за время которых он умудрился стать той ещё зазнавшейся сволочью. Хотя кто знает, может он уже родился самодовольным гадом.
Опять же по словам самого Новака, он очень уважаемый в высших кругах, а потому никто из моих знакомых и друзей о нем ничего не слышал.
Старый профессор-мужчина высокомерный, чопорный и очень, ну вот я бы даже сказала чересчур раздражающий. Считая себя частью благородного сообщества, а по факту выходец средней полосы Ксиона, на окружающих господин Новак смотрит с высока. Более того, он любит соваться к людям с поучениями и наставлениями, интуитивно угадывая какие слова взбесят собеседника сильнее всего.
Так за десятилетия кропотливого труда, большая часть которого байки самого Новака, профессор извел с сотню ни в чем неповинных секретарш. Слава о нем распространилась столь широко, что ни одно уважаемое агентство Ксиона и даже Шера работать с ним не желало.
Я так-то тоже не хотела 5 дней в неделю видеть эту чопорную морду и вдыхать дым папиросы, которую он неизменно курил на протяжении всего дня, но питаться и спать по помойкам я хотела ещё меньше. Поэтому, когда мне тонко намекнули, что есть на примете один уважаемый доктор из Пасарея, который ищет секретаршу, я долго не раздумывала.
Конечно же Новак не хотел меня брать, в его глазах я была девчонкой с улицы, не по статусу и без опыта. Но те, что подходили по статусу уже имели опыт и к нему не шли. Так пробный день пока он ищет нормального секретаря перешел в испытательный месяц, в последствии вылившийся в три года тесного взаимно неприятного сотрудничества.
Что приятно на электричку я все же успела, забежала в уже в закрывающиеся дверцы. Тяжело дыша после недолгого, но утомительного бега, к которому мое тело, приученное в основном к сидению и лежанию, привыкать отказывалось. Бегло осматривая вагон, я подыскивала свободное место у окна. Действовать нужно быстро, потому что у меня много конкурентов, зашедших вместе со мной, и на следующей станции прибавиться не меньше.
В Дъёре все дороги ведут в Пасарей. Богатый, или как его еще называют-мраморный, квартал с ухоженными клумбами вокруг частных домов для многих выходцев окраин единственный шанс на нормальное существование. Да-да, именно на существование, потому что жизнью назвать график и условия, в которых приходится работать, сложно.
Богачи, оккупировавшие Пасарей, платят щедро, но взамен требуют время и душу. Если ты работаешь на аристократа, тебе приходится учиться разным навыкам, но главное из них – умение молчать.
Нельзя озвучивать точку зрения, которая отличается или в чем-то превосходит мысль хозяина, это может его расстроить, и ты вылетишь с работы.
Называть хозяина хозяином тоже нельзя, сейчас это считается пережитком прошлого. Все ратуют за свободы своих рабов, и требуют называть их господами. Самое забавное при этом, что менять графики работы или свое отношение к рабочему классу никто не собирается. Так что да, нужно держаться с хозя… с господином уважительно, но не чересчур, иначе он смутится, расстроится и ты вылетишь с работы.
Нельзя говорить до господина, перебивать и быть заметным, когда господин в плохом настроении иначе вылетишь с работы.
Нельзя отказывать своим господам в их желаниях. И нельзя допускать и быть причиной конфликта в зажиточной семье. Иначе вылетишь с работы, и возможно из Пасарея навсегда. Потому что там все знают друг друга, и сплетничать любят не меньше, чем хвастаться собственным богатством.
Помимо всего прочего есть ещё куча нюансов из разряда нельзя быть привлекательной в доме, где есть госпожа, нельзя в чем-то превосходить своего господина и прочее, прочее, прочее. Проще говоря, нельзя ущемлять господ, указывать на их низменность и несовершенства, которыми они зачастую обладают в избытке.
Самая главная обязанность прислуги-создавать атмосферу, не располагающую к недовольству, печали, и выгодно оттенять своего господина, прежде всего в его собственных глазах. Если ты при этом хорошо выполняешь свою работу это идет тебе в плюс и со временем ты можешь перейти в дом побогаче, да по зажиточнее. Если же ты работаешь спустя рукава, но нравишься господам, сытая старость и щедрая пенсия тебе обеспечены. Наоборот, к сожалению, не работает.
Наконец то заметив свободное место, с радостью его заняла, тут же водрузив рюкзак на колени и вставив в уши наушники. Честно говоря, моя жизнь далека от детских амбиций, но она куда лучше, чем у многих дъёрцев, и уж куда лучше того, что могла мне предложить деревушка на севере Тали, откуда родом мама.
Многим в столице приходится жопу рвать, в прямом и переносном смысле, чтобы выбиться в люди. Каждый год в Дъёр съезжаются толпы народа с приграничных деревень и городов, утопающих в разрухе и бедности. И они куда гибче и живучее коренных жителей. От того текучка в богатых домах дикая, конкуренция высокая, а безработица все более прожорливая.
За окном медленно выплыли первые дома Ксиона. Серо-желтовато-зеленые многоэтажки с облупившимися стенами и коричнево-черными подтеками сменились трехэтажными гусеницами из красного кирпича с эркерами, узкими открытыми балкончиками и треугольными крышами. Появились первые брусчаточные тротуары без привычных мне ям и этикеток, пустых пластиковых бутылок и другого мусора. Одна за другой загорались вывески, и открывались витрины.
Местами ещё мелькают ярко-зеленые жилетки дворников, но в основном по бежевым тротуарам вдоль горок белоснежных сугробов по своим делам спешат ксионцы, не отрывая глаз от телефонов и планшетов, изредка хмурясь. Проснувшись поутру, они сразу же окунаются в работу и у них нет времени на такую ерунду как смотреть по сторонам. Иногда мне кажется, что у них как у машин или насекомых во лбу есть локаторы, которыми они определяют возникающие впереди препятствия, иначе объяснить почему они не сталкиваются между собой и с уличными фонарными столбами, я не могу.
Ксион разительно отличается от Шера и Варферия, в которых в любое время суток пасмурно, серо и уныло. А потому в кирпичный квартал стремятся многие. И это понятно. Просыпаться с видом на чистые мостовые и дорогие вывески сувенирных лавок, в мареве ароматов, исходящих из многочисленных булочных и кофеен приятно. Гулять по его ухоженным улочкам одно удовольствие, особенно ночью, когда парки пустеют, и на аллеи опускается тишина, прерываемая только редкими прохожими. И самое удивительное, покидать дом с заходом солнца здесь не страшно. Тут просто некому отжимать деньги или преследовать запозднившихся красавиц после работы. Для того чтобы жить в Ксионе нужно много работать, а чтобы после 12-часового рабочего дня еще и идти закон нарушать, нужно быть очень заряженным.
Проще говоря, Ксион-ожившая розовая мечта девушек и цель парней, которым недостаточно для счастья пива на шашлыках с друзьями во время очередной попойки. Некоторые, особо, как бы так корректно выразится, настырные молодые люди приезжают с куда более глобальными планами и ищут себе обеспеченную вторую половинку. Они бы с радостью и Пасарей атаковали, но по частным территориям аристократов гулять без пропуска чревато неподъемными штрафами, а стражи там ходят исправно. Блюдут, так сказать, честь и покой юных аристократов.
И это, наверное, единственный недостаток Ксиона – днем всегда очень людно. Неважно пасмурно или светит ясное солнце, в Ксионе всегда огромные скопища народа, среди которых и приезжие простофили, теряющиеся от большого потока людей и окружающей красоты, и модницы, прогуливающиеся от одного концептуального кафе до другого, постоянно снимая контент в сеть, в перерывах переодеваясь в туалетах из одного стильного прикида в другой, чтобы соответствовать трендам и не услышать в свой адрес ужасающее «Ты что всегда в одном и том же ходишь? Фу, отписка». Первые чаще всего раздражают, потому что вечно путаются под ногами и подходят с вопросами, что в Ксионе считается крайне неэтичным. Вторые цепляют взгляд и заставляют задаться вопросом, а что я делаю не так, раз работаю, а денег на подобные забеги у меня все равно нет.
Хотя, в общем и целом, в Ксионе все раздражают всех. И это не потому, что кто-то плохой или хороший, умный или тупой. Нет, просто как я и говорила, для того чтобы жить в Ксионе, нужно очень много денег. И все, кто там живут, со временем оказываются в общем потоке информационной гонки, им всегда нужно быть на связи, мыслями в работе и любые факторы, которые их отвлекают и нарушают личное пространство, очень сильно их злят.
Медленно, но, верно, вагон вокруг меня наполнялся людьми. Несмотря на толпы, покидающие электричку, тут становилось все теснее. Но теперь это совсем другие люди. В отличие от работяг старого доброго Шера с сонными взглядами, вечно усталыми лицами, в болоньевый куртках и шерстяных шапках, новоприбывшие более сдержанные, пафосные, словно перенявшие привычки пасарейских господ. Напротив меня села одна из таких.
Дорогая шуба на тонких плечах, в цвет сумочке известного кутюрье, кожаные брюки, аккуратная шляпка и легкие волны шоколадных волос, как будто так было задумано природой, производили неизгладимое впечатление ровно как на парней, так и на девушек. На губах нюдовая помада, наращённые веера ресниц под тонкими аккуратными стрелками и ровный тон лица, с легким переходом на румяна и деликатный блеск хайлайтера, проще говоря в понимании обывателей «девушка красивая от природы».
Весь её вид кричал о богатстве и усилиях, которые она прилагает для того, чтобы быть выше среднего, но не выделяться. Так что вряд ли она прачка или кухарка, скорее всего горничная или моя коллега-секретарша. Такие сейчас как раз в цене, милые, одинаково нарисованные, радуют глаз богачей и, в зависимости от изворотливости ума и конечных целей, постель.
Нет, конечно, поголовно красавицы Ксиона не спят со своими нанимателями, во-первых, в Дъёре все же не так много аристократов и многим из них изредка, но все же нужно работать, а во-вторых, многие из девушек, закрепившиеся на верхушке экономической цепочки достаточно умны, чтобы зарабатывать головой, а не другим, тоже весьма всем известным местом. Но глупо было бы отрицать наличие тех девушек, которые не отказывали себе во внерабочих подработках и искушении срезать по карьерной лестнице верхом на зажиточном господине. Но такие обычно катаются на работу на собственных машинках, а некоторые и с личными водителями, так что возможно красавица напротив меня на редкость принципиальна, что, впрочем, не мешает ей смотреть на меня сверху вниз.
Её пренебрежение не особо цепляло. Такой взгляд я вижу часто, а со временем ко всему привыкаешь. И нет, дело не в том, что я некрасивая, или бедная. Если руки не из жопы, а косметика не из говна и палок все мы красивые.
Скорее дело было в отношении к уходу за собой и внешнем виде. И тут у красавицы были все причины относится ко мне с неким пренебрежением. Ну вот если честно подумать…
Она встала, где-нибудь часов в пять утра, красилась, наводила марафет, подбирала сапоги к сумке, сумку к шубе, шубу к рубашке, рубашку к лифчику, там в итоге одно неловкое пятно и вся мыслительная деятельность коту под хвост. Накручивала волосы, завтракала овсянкой наверняка без сахара и вкуса, а в итоге в электричке сидит напротив относительно выспавшейся меня, без грамма косметики, со следом от подушки через всю щеку с одеждой не то, чтобы не модной, не особо глаженной, с волосами в разные стороны… а зарабатываем мы плюс-минус одинаково. Естественно, ей нужна компенсация, и чувство собственного превосходства как нельзя лучше для этого подходит. Чтож, флаг ей в руки, ветер в жопу.
Дома Ксиона поредели, сменившись зелеными зарослями елей, лиственниц и острыми голыми сучьями вокруг спящих стволов под насыпями снега, показались крыши частных владений и фонтанчики в окружении многочисленных скамеек на просторных аллеях. Да, в Пасарее много зелени, и прогулочных площадок. В основном владения отделяются друг от друга лесными ограждениями, кустарными заборами, этакая ненавязчивая стена от любопытных соседей.
Плюс-минус за час я пересекла три мира. Каждый из них отличался друг от друга, в них жили разные люди, с другими ценностями и снами. Из Шера хотели выбраться, в Ксионе зацепиться, стать частью эко системы, а в Пасарее люди хотели показать какие они уникальные, не делая при этом ничего.
Днями напролет после учебы в Либери юные господа Пасарея гуляют по паркам и аллеям, неспешно обсуждая слухи друг про друга. Более взрослое поколение господ увеличивает или проматывает, в зависимости от смекалки, родительское наследство. Замужние госпожи читают книги, ходят по салонам, пьют кофе с подругами и жалуются на свою тяжелую долю и гулящих мужей.
И именно здесь я работаю. Ну, не совсем здесь. Новак, конечно, богат не по заслугам, но все же не коренной пасареец. Так что до ближнего круга мраморного квартала и уж тем более до резиденции императора идти не приходилось. Не доходя каких-то 100 метров до первых каменных дорожек, сквозь сосновую чащу я свернула вправо и по задам рабочих заведений, которые мне одинаково были не по карману, поспешила в объятья мрака и мари.
В молодости, когда Новак был максимально популярен, и я подозреваю не из-за своих талантов, потому что их и сейчас нет, он сколотил небольшое состояние. И у него был выбор, купить хорошее жилье в Ксионе, или самое дешевое, богами забытое поместье формально на территории Пасарея.
Интриги нет, он был относительно молод, глуп и чрезвычайно горд, поэтому вот уже 20 лет является единоличным хозяином поместья, прилегающего к болотам, а потому вечно окутанного туманом и роем настырных мошек, которых не пугают ни крики, ни мольбы, ни спреи от насекомых. А благодаря слухам, согласно которым в его подвалах проводятся опыты над людьми, ни одна приличная дама так и не позарилась на мое начальство.
Вот и сегодня меня окружило тягучее серое облако, от которого мои волосы тут же начали завиваться. Под ногами хлюпала грязь, более жижеобразная чем обычно. Видимо на выходных тут прошел дождь.
Дойдя до калитки, проверила почтовый ящик на наличие газет, но их не было. Видимо на выходных щиток опять коратнуло, и Новак, лишенный возможности смотреть свои любимые политические передачи, от абсурдности лозунгов которых порой мозговое вещество через уши вытекало, соизволил спуститься и забрать почту. В иных случаях, когда старая проводка работала как надо, подобная обязанность ложилась на мои плечи, так как доктор слишком велик и возвышен над прочим миром, чтобы тратить время на пустое. Как удивительно он оправдывал свою лень. Не «мне влом пройтись до калитки и забрать бесполезную макулатуру, которую я выписываю, чтобы выглядеть офигеть каким умным профессором», а «у меня есть куда более важные дела».
В окнах свет не горел. Видимо начальство спит. Вот в чем я Новаку завидовала, так это в том, что ему до работы ездить не надо. Встал, сменил пижамные штаны на рабочие брюки и считай уже на работе.
Прошлепав до входной двери, обтерла края кроссовок, вокруг которых организовались грязевые лапти, о деревянное крыльцо, параллельно шарясь по карманам в поисках ключей. Спустя минуты три, когда мысленно я уже обдумывала, где я могла их потерять или оставить, и готовилась к очередной выволочке от начальства, на дне рюкзака зазвенела связка, заставив меня радостно выдохнуть.
Тихонечко подпевая себе под нос, в такт музыке в ушах я зашла в поместье и замерла. В носу засвербел запах тухлятины и крови. На входе, перебиваемые сквозняком, запахи не были оглушающе громкими. Но дело в том, что их здесь в принципе быть не должно. И ладно, кровь можно списать на пациента, нагрянувшего к доктору без записи, но вот тухлятина? Причем испортилась явно не курица, за два дня аромат не смог бы распространиться по всему поместью. Небрежно кинув рюкзак на скамейку возле входа, прислушалась и направилась навстречу запаху.
Было тихо, слишком тихо. И на минуту в голове пронеслась мысль, даже не мысль, а ее отголосок, что дыма без огня не бывает, и возможно Новак и правда проводит опыты, а тела держит где-нибудь в подвале…да ну бред. Как минимум будь он маньяком, спрятал бы тело получше, а не оставил гнить.
Стряхнув странное наваждение, поспешила в приемную, там запах усилился, по пути везде включая свет. Это было не то чтобы необходимо, солнце уже достаточно поднялось, но даже мнимый полумрак меня напрягал. Если предчувствия чем-то и пахнут, то чувство приближающихся неприятностей явно пахнут тухлым мясом. Тишина дома разорвалась трелью звонка. Вздрогнув и уже схватившись за рядом стоящую вазу, замерла, переводя дух. Это все из-за ужастиков. Вот не надо было поддаваться на уговоры Софи и смотреть все выходные триллеры про маньяков, теперь во всех тенях мерещатся психопаты-убийцы, а в запахах проблемы.
Пройдя мимо своего стола, толкнула дверь кабинета. На столе трезвонил телефон доктора, а тот смотрел в окно. Рука расслабленно свисала с кресла, пока тот, игнорируя меня, наслаждался видами. За спинкой кожаного кресла виднелась только его макушка. Привычная картина, в которой лишь одно выбивалось из нормы. Запах.
Удушающий аромат смерти пропитал комнату и заполнил легкие. И эпицентр запаха находился напротив меня, прямо за деревянным столом.
Сделав ещё пару шагов, я дотронулась до кресла, и оно развернулось.
Я не вскрикнула, и не упала в обморок. Лишь набрала воздуха в грудь и застыла, сделав резкий шаг назад. Сквозь меня, наклонив голову к правому плечу смотрел мертвый Илай Новак, а из его виска вдоль головы медленно тянулась кровяная ниточка из маленькой запекшейся дырочки. Громовым раскатом раздался звук удара. Из левой руки доктора на пол соскользнул пистолет.
