Текст книги "Самоутверждение подростка"

Автор книги: Наталья Харламенкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

3.1.2. Атрибутивный анализ

Атрибутивный анализ проводится с целью выяснения специфики, особенностей изучаемого явления по сравнению с близкими ему объектами или процессами.

Итак, основные характеристики самоутверждения личности можно разделить на две категории. К первой принадлежат те, которые условно называются пространственными.

К пространственным характеристикам относится область самоутверждения. Каждый конкретный акт самоутверждения осуществляется во вполне определенной, специфической сфере человеческой деятельности (вообще жизни). И этому не противоречит ни то, что существуют люди, готовые самоутверждаться в любое время и в любой области, ни то, что «превосходство в той или иной области порождает чувство абсолютного превосходства…» (Лем, 1971, c. 399).

Другая «пространственная» характеристика – уровень самоутверждения, или ценностная шкала. Суть процедуры самоутверждения в подавляющем большинстве случаев состоит в том, что человек стремится повышать уровень притязаний в зависимости от уровня реальных достижений, ставя их в соответствие с этапами жизни. Применительно к этим случаям термин «самоутверждение» можно было бы заменить термином «самовозвышение». Однако в целом они не синонимичны. Ведь иногда цель процедуры самоутверждения бывает более скромной и состоит в стремлении человека удержаться на уже достигнутой ступени.

Уровень самоутверждения не может быть абсолютен. В основном это обусловлено тем, что он релятивизирован относительно субъекта, т. е. в той или иной мере строится каждым субъектом самостоятельно (хотя нередко отождествляется им с системами ценностей других людей). Но конкретность уровня может быть обусловлена и его релятивизированностью относительно области самоутверждения – тем, что у каждой области есть своя шкала. Из таких частных шкал путем редуцирования каждой из них до размеров одной ступеньки может строиться общая шкала или общая система оценок.

Существенные характеристики самоутверждения, которые отнесены нами ко второй категории, обозначаются как энергетические, или силовые.

Одна из таких характеристик – импульс к самоутверждению, актуальная сила последнего, внутренняя потребность человека в самоутверждении, побуждение к нему.

Имеет смысл различать общий и ситуационный импульсы к самоутверждению. Под термином общий подразумевается не столько схожесть потребности в самоутверждении у всех людей по силе, сколько то, что у отдельного человека мера потребности в самоутверждении может оставаться относительно стабильной в течение всей его жизни. При этом предполагается, что этот процесс более или менее «нормален», т. е. не подвергается внезапным и кардинальным изменениям травматического характера. Однако и при такой оговорке необходимо помнить о том, что стабильность общего импульса относительна (к примеру, в детстве и юности он обычно бывает сильнее, чем у взрослого человека).

Понятие ситуационного импульса к самоутверждению в целом совпадает с тем, что Левин и его ученики называли «уровнем притязаний». Особо следует обратить внимание на то, что перед этим выражением они нередко ставили прилагательное «мгновенный». Ситуационный импульс к самоутверждению очень переменчив. Он может существенным образом меняться при переходе не только от человека к человеку, но и, например, от одной области самоутверждения к другой. Последнее часто обусловливается тем, что у человека разным областям соответствуют разные значения другой энергетической характеристики самоутверждения. Имеется в виду потенциал самоутверждения, или способность человека к деятельности, к удовлетворению того или иного импульса к самоутверждению, умение адекватно реализовать свои притязания.

Потенциал может быть общим и специфическим. Под общим потенциалом понимается готовность человека к поиску и выбору адекватных способов достижения ценности собственного Я и ее подтверждения.

Специфический потенциал есть способность человека к деятельности в данной области, иными словами, способность удовлетворить конкретный ситуационный импульс к самоутверждению. Поскольку практически – да и теоретически тоже – нет людей, обладающих возможностью с одинаковым успехом делать любую работу, постольку потенциал меняется при смене области самоутверждения. Меняется он и при переходе от человека к человеку – от самого большого, каким обладает гений, до самого низкого.

Думается, что сказанное предоставляет хорошую возможность вполне реалистически интерпретировать некоторые максимы, нередко упоминаемые в контексте проблемы самоутверждения. Мы имеем в виду установки типа «Найди себя», «Стань самим собой» и т. п. С нашей точки зрения, найти себя – это найти, в какой области самоутверждения у данного человека самый высокий потенциал, и где поэтому он сможет самоутвердиться наилучшим образом, т. е. одновременно и наибольшим, и самым надежным, реалистически прочным.

Импульс и потенциал – качественно различные характеристики самоутверждения. Их не следует смешивать. Об этом приходится говорить специально, и именно потому, что они находятся в тесном контакте, во взаимодействии, порождая весьма острые и сложные проблемы. Наиболее ярко это проявляется в том, что можно назвать дефицитом самоутверждения.

Он бывает двух видов, а именно: дефицит потенциала и дефицит импульса. Первое понятие фиксирует те случаи, когда у человека специфический потенциал ниже того, который требуется для удовлетворения ситуационного импульса. Проблемы этого рода чаще всего решаются путем повышения специфического потенциала, т. е. путем развития соответствующей способности человека. Менее популярный, хотя не менее эффективный способ решения таких проблем связан с сознательным ослаблением ситуационного импульса. Нежелание или неумение устранить дефицит потенциала способно привести к стрессам и к более серьезным психическим проблемам.

Понятие «дефицит импульса» отображает случаи противоположного рода: ситуационный импульс слабее, нежели тот, который был способен инициировать полную реализацию специфического потенциала. Существует единственный разумный путь устранения этого дефицита, а именно усиление ситуационного импульса. В противном случае потенциал либо реализуется не полностью, либо не реализуется вовсе.

Однако из сказанного не следует делать вывод, к которому пришел Левин, что «уровень притязаний определяется исключительно способностью индивида» (Lewin, 1935, с. 100), поскольку при всем их тесном контакте и взаимодействии импульс и потенциал являются качественно различными «энергетическими» характеристиками самоутверждения. Ни одна из них не может быть ни сведена к другой, ни полностью определена другой. Сам Левин буквально следующей же фразой фактически дезавуирует только что процитированное: «Однако вследствие требований со стороны взрослых или под влиянием успехов товарищей у ребенка может возникнуть такой уровень притязаний, который явно выше (или ниже) его реальных способностей» (там же, с. 100).

Самоутверждение представляет собой тесную взаимосвязь рационального и иррационального. По-видимому, бóльшая часть иррациональности самоутверждения приходится на долю его импульса (хотя, конечно, и потенциал, равно как область и уровень, нельзя считать чем-то абсолютно рациональным). В самом деле, вряд ли случайно то, что во всех крупнейших исследованиях феномена самоутверждения усилия в основном (а порою и исключительно) тратились на анализ именно этого обстоятельства. «Человеческая воля к жизни» Шопенгауэра, «воля к власти» Ницше, «стремление к превосходству» Адлера и «притязание» Левина – все суть в известной мере синонимы, обозначающие то, что мы называем импульсом к самоутверждению, точнее сказать, фиксирующие, прежде всего, его иррациональную суть с целью ее рационального осмысления и оценки.

В последние годы в мировой и в отечественной философии прошло немало дискуссий, посвященных проблеме рационального и иррационального (Ойзерман, 1977; Мудрагей, 1995, 1999, 2002; Доддс, 2000). Было предложено множество трактовок этих понятий, поэтому специально оговоримся, что иррациональность импульса понимается нами как неосознанность действий (деятельности) человека, побуждаемых потребностью в самоутверждении, или если и осознанность, то невозможность определения ее значения и смысла. В подобных случаях импульс выступает для субъекта деятельности как иррациональная сила, влекущая человека либо помимо его воли, либо все-таки согласно ее велению, совершенно неподвластному его разуму.

Однако все это не является препятствием тому, чтобы подобные стремления не могли быть рационально квалифицированы сторонним наблюдателем, или самим субъектом в какие-то моменты переосмысления своей жизни.

В самом деле, стремление человека с физическими недостатками доказать свое превосходство над окружающими, на первый взгляд, выглядит чем-то абсолютно иррациональным. Однако Адлер объяснил, т. е. рационализировал его, показав, что оно вызвано настоятельной необходимостью освободиться от терзающего такого человека чувства неполноценности, порожденного его недугами, и возродить в нем чувство собственного достоинства.

Однако потребность в самоутверждении не специфична настолько, чтобы актуализироваться только у физически неполноценного человека; она возникает у любой личности. Объяснения универсальности самоутверждения, или его рационализация основывались на различных доводах, которыми были и беспокойство человека за свое бытие, и страх смерти, и потребность в личностном росте. С нашей же точки зрения, самоутверждение вызвано самой природой человека, противоречивостью его потребностей, т. е. одновременным стремлением к самосохранению и к самоактуализации, и поэтому его можно охарактеризовать как способ обретения или удержания, или расширения человеком объема его собственно человеческого бытия.

3.1.3. Функциональный анализ

Самоутверждение рождает в человеке чувство собственного достоинства и подтверждает его на разных этапах жизни. К такому выводу приходят исследователи, когда говорят о функциях самоутверждения.

Если считать его единственным выводом, то в таком случае неизбежно возникает следующая дилемма: либо признать, что это происходит не всегда и не со всяким человеком, поскольку самоутверждение способно порождать также и чувства превосходства, самодовольства, феномены нарциссизма, эгоцентризма, а в отдельных случаях и манию величия; либо объявить чувство собственного достоинства атрибутом каждого человека (Бердяев, 1949, c. 73) и тем самым сделать понятие об этом чувстве очень широким и расплывчатым.

С данной трудностью не сталкивается другая (правда, гораздо менее распространенная) версия, по которой ценность самоутверждения заключается в том, что благодаря ему человек обретает смысл своего бытия, ценность своей жизни.

Обретение смысла состоит не в том, что человек просто обнаруживает некий абсолютный, универсальный, изначально заданный Смысл Жизни, ведь «в жизни самой по себе вообще нет никакого раз и навсегда заданного, однажды определенного смысла…» (Трубников, 1990, с. 437), а в том, что он сам сознательно или стихийно, намеренно или невольно, самими способами своего бытия придает ему этот смысл: в одном случае глубокий и емкий, «как жизнь Сократа, но к очень многому и нелегкому обязывающий»; в другом – поверхностный и мелкий, позволяющий «легко скользить по ней, без страха погрузиться в нее слишком уж глубоко, но и легко ускользающий и хрупкий» (там же, c. 438). В этом и состоит основная функция человеческого самоутверждения.

К дисфункциям самоутверждения следует отнести самоотрицание и отрицание. Последним термином мы обозначаем действие, направленное вовне – от самоутверждающегося субъекта к другим людям, или извне – от них к этому субъекту.

Может создаться впечатление, что обсуждение дисфункций подразумевает те случаи, в которых попытки самоутвердиться оказываются неудачными, и человек получает результат, прямо противоположный тому, на какой он рассчитывал. Однако эти случаи следовало бы именовать «дисфункциями попыток самоутвердиться». В данном случае имеются в виду те ситуации, когда акт самоутверждения состоялся, прошел все «положенные» ему этапы и успешно завершился, однако со временем он и его результат были подвергнуты радикальной переоценке. Ее разновидностями являются: 1) внутренняя – замена самоутверждения самоотрицанием, осуществленная исключительно по инициативе и силами данного субъекта; 2) наведенная – та же замена, что и в предыдущей разновидности, однако инициированная отрицанием этого акта и результата самоутверждения другими людьми; 3) внешняя – переоценка, состоящая в только что названном отрицании, однако не принятая самим субъектом и, как следствие, не перешедшая в самоотрицание.

В результате только что перечисленных нами переоценок самоутверждения как раз и возникают гетерогенные системы. В первом варианте это связка самоутверждение-самоотрицание, во втором – самоутверждение-отрицание-самоотрицание, в третьем – самоутверждение-отрицание. Однако здесь мы имеем дело с простейшими гетерогенными системами. Обычно же они гораздо более сложны. Стимулируемый общим импульсом к самоутверждению человек оказывается вовлеченным в построение длинных цепей (и иных системных конфигураций) самоутверждений.

В зависимости от функциональной направленности самоутверждения делятся на три типа: самоутверждение путем самоотрицания, самоутверждение путем отрицания другого Я и самоутверждение путем самопреодоления.

Самоутверждение путем самоотрицания способно переходить в самопреодоление, но обычно оно характеризуется стремлением отвергать достигнутое, обесценивать собственные успехи, преувеличивать свои неудачи. На определенных этапах жизни самоотрицание играет положительную роль и в строгом смысле слова не может быть названо дисфункцией. Однако как тип самоутверждения оно дисфункционально.

Самоутверждение путем отрицания других Я имеет разнообразные формы – от более или менее мягких форм, при которых «отрицаемый» по той или иной причине не осознает этого, до крайне жестких и жестоких, таких как физическое насилие и убийство. Так, считается, что сексуальные нападения вызваны не сексуальной неудовлетворенностью, а злобой и агрессивностью, порожденными фрустрирующими факторами, которые действуют внутри общины, особенно невозможностью достичь мужской идентификации и самоутвердиться иным путем, чем сексуальный. Даже такое социально-политическое событие, как война, иногда считают результатом, прежде всего (или исключительно), стремления людей к самоутверждению путем отрицания других Я. Необходимо отметить, что если в подобных самоутверждениях субъект и ставит целью причинить другому физические страдания (или даже физически уничтожить его), это, как правило, является лишь промежуточной целью, в свою очередь выступающей как средство достижения главной цели – причинить этому другому духовные и душевные страдания (морально уничтожить его).

Давно замечена и постоянно вызывала удивление такая парадоксальная, если не закономерность, то тенденция во взаимоотношениях между людьми: очень часто случается так, что чем ближе друг к другу два человека по характеру занятий, по способностям, по достигаемым результатам и т. п., тем неприязненней их отношения. Однако ощущение парадоксальности ситуации исчезает и заменяется ощущением ее естественности, если она рассматривается как ситуация утверждения собственной ценности путем отрицания ценности другого Я. Очевидно, что в подобных ситуациях близость областей, уровней, потенциалов самоутверждения не только не сближает людей, но, напротив, обостряет отношения между ними.

Самоутверждение путем самопреодоления принципиально отличается от самоутверждения путем отрицания другого Я, прежде всего, по нравственным основаниям. Однако между ними есть и сходство. Так, в механизме самоутверждения путем самопреодоления тоже заложен акт отрицания. Но теперь он направлен не на другое Я, а на свое собственное. Он не является ни исключительно, ни преимущественно деструктивным. Напротив, он преимущественно конструктивен. Человек отрицает себя вчерашнего (сегодняшнего) ради подъема по частной или даже общей ценностной шкале. Как операциональные переменные эти типы самоутверждения были названы самоотрицанием, доминированием и конструктивным самоутверждением соответственно.

Каждая из рассмотренных характеристик задает простые типы самоутверждений. Однако в реальности мы имеем дело со сложными типами самоутверждений, возникших на пересечении самых разных классификаций.

3.1.4. Структурный анализ

В самом начале этой главы речь шла о том, что для изучения структуры объекта необходимо, прежде всего, исследовать его компоненты. В свою очередь структура – особенно когда мы имеем дело с объектами типа акций, процедур, форм деятельности и т. п. – является достаточно подвижным образованием; она реализуется в постоянном функционировании объекта и потому не может быть познана в полной изоляции от его функций. А последние не являются периодическим повторением абсолютно тождественных циклов и приводят «к какому-либо необратимому (прогрессивному или регрессивному) изменению объекта, и, следовательно, функциональный анализ неотделим от генетического и т. д.» (Никитин, 1988, c. 11). Таким образом, анализ структуры, или структурный анализ проводится на основе субстратного, атрибутивного и функционального видов анализа.

«Структура – это способ внутренней организации объекта, способ связи его элементов в некоторую целостность» (Никитин, 1970, c. 103). Структурное объяснение позволяет раскрыть одну из наиболее важных сторон сущности объекта. В ряде случаев для обозначения структурного объяснения используют термин «объяснение через механизм» или «объяснение через скрытый механизм». В книге Е. П. Никитина «Объяснение – функция науки» специально подчеркивается, что как таковые «эти термины не вызывают возражений, однако, их созвучие с термином «механическое объяснение» иногда приводит к путанице, в частности, – к сведению структурного объяснения к механическому структурному объяснению» (c. 103). «Структурное объяснение объекта, – поясняется далее – состоит либо в установлении его внутренних элементов и способа их сочетания в единое целое, либо в установлении места объясняемого объекта в некоторой бóльшей системе» (c. 103–104). «Сущность объекта определена не только его внутренней структурой, но и его местом во внешней структуре. Поэтому структурное объяснение может состоять не только в раскрытии внутренней структуры объекта, т. е. в объяснении целого в терминах его частей (элементов), но и в показе места и роли объекта во внешней структуре, т. е. в объяснении части (элемента) в терминах целого» (c. 104).

В психологии понятие «структура» используется так же часто, как и в других науках. Оно употребляется применительно к психике вообще (К. Юнг, З. Фрейд), восприятию (М. Вертгеймер), памяти (К. Коффка), интеллекту (Б. Г. Ананьев, М. А. Холодная), личности (С. Л. Рубинштейн), мотивации (Х. Хекхаузен) и др. Думается, что именно в психологии различаются два подхода к пониманию структуры: первый характеризует ее как «относительно устойчивое единство некоторого множества взаимосвязанных элементов, характеризующее целостность соответствующего объекта… обеспечивает сохранение его основных свойств при различных внутренних и внешних изменениях» (Холодная, 2002, c. 247), согласно второму – структура рассматривается как «способ внутренней организации элементов объекта» (Глинский, Грязнов, Дынин, Никитин, 1965, c. 118), как «некоторый содержательно, качественно определенный тип системы отношений» (там же, с. 121). Иными словами, в одном случае акцент делается на системе компонентов, которые в своей взаимосвязи образуют структуру, а в другом – на характере отношений, связей, зависимостей между компонентами.

Эти две интерпретации структуры нашли свое отражение в представлениях З. Фрейда разных лет о психическом аппарате. Понятие психического аппарата появилось в 1895 г. в работе «Проект научной психологии». Одна из основных гипотез Фрейда основывалась на том, что у каждого индивида имеется относительно стабильная психическая организация. «Понимание структуры и способа действия этого психического аппарата претерпело значительные изменения в мышлении Фрейда, но только не основополагающая мысль о существовании подобного психического аппарата как такового» (Холдер, 1998, c. 230). В его научном творчестве выделяются три модели: модель аффективной травмы, топическая и структурная модели.

Первая из них, согласно Раппопорту, относится к 1886–1897 гг. и сформулирована в самых общих чертах.

Вторая – к 1897–1923 гг. Она носит название топической, или топографической, поскольку различные системы психического аппарата рассматриваются как взаимосвязанные и взаимодействующие в области некоторого наиболее общего пространства. Именно в этой модели просматривается первая интерпретация понятия «структура», данная нами. Хотя, безусловно, уже в ней имеются представления о принципах организации системы – вытеснении, защитах, сопротивлении.

Третья носит название структурной модели и разработана в период с 1923 г. по 1939 г. Последняя модель может быть соотнесена со второй интерпретацией понятия «структура», где внимание акцентируется не только на элементах системы (Оно, Я, Сверх-Я), но и на принципах ее организации: принцип удовольствия, принцип реальности, принцип редукции напряжения. В структурной модели появляется Сверх-Я как проводник морали и «является интрапсихическим представителем тех отношений, которые существуют у индивида со своими родителями в частности и с обществом в целом» (Холдер, 1998, с. 261).

Важно понять, каковы отношения между Оно и Я, Я и Сверх-Я. Именно эти отношения позволяют говорить о существовании некоего целого, называемого психическим аппаратом. «Фрейд рассматривает Я… как структуру, которая развилась из Оно под влиянием внешней реальности для обеспечения самосохранения. В этом качестве Я выполняет задачу посредника между требованиями Оно и внешнего мира, а также, начиная с определенного момента в индивидуальном развитии, требованиями специфического, обращенного вовнутрь и превратившегося в отдельную структуру аспекта внешнего мира, то есть требованиями Сверх-Я» (там же, c. 259). И далее, «структура Я характеризуется следующими особенностями: своим происхождением и своим наличием оно обязано взаимодействию психического аппарата и внешнего мира, а также потребности в самосохранении; Я является организованной частью Оно. Его различные функции служат задаче быть посредником между требованиями Оно, Сверх-Я и внешним миром, и оно работает на сознательном, предсознательном и динамическом бессознательном уровнях» (там же, c. 259).

Отношения между двумя другими структурами – Я и Сверх-Я строятся иначе. Они играют ведущую роль в «регуляции чувства собственной ценности, поскольку напряжение между обеими структурами создает не только весьма вероятное чувство вины, но и может вызвать чувство неполноценности. И наоборот, оно может также повысить самооценку, если Я будет способно приблизиться к содержащимся в Сверх-Я идеалам и ценностям» (там же, с. 262).

Можно заметить, что приведенные выше высказывания не только конкретизируют (на примере развития теории классического психоанализа) общефилософское определение понятия структуры и структурного анализа, но, кроме этого, позволяют обнаружить толкование чувства собственного достоинства, самоценности, с одной стороны, и чувства неполноценности, с другой, самим Фрейдом.

В современном психоанализе понятие «структура» занимает одно из главных мест как в диагностике характера (психотического, пограничного и невротического), так и в предсказании того, каким будет рабочий альянс и ход лечения. Принято говорить соответственно о психотической, пограничной и невротической структурах с точки зрения таких принципов организации этих систем и отношений, как определяющие конфликты, фрустрации, эффекты влечений, защиты Я и реакции на внешнее и внутреннее давление (Бержере, 2001, c. 255).

Субстратный анализ самоутверждения личности показал, что оно представлено двумя базовыми компонентами – тем, что утверждается (утверждаемое, или предмет утверждения) и тем, чем оно утверждается (утверждающее, или основание). Предметом самоутверждения является ценность Я, а средством самоутверждения (или утверждающим) – ценность произведенного продукта, другого человека, группы людей и т. д.

Связи между предметом и средством самоутверждения личности определяют его внутреннюю структуру, которая организуется по общему принципу опосредствования (путем актуализации механизмов экстернализации и интернализации), а в частном виде выражается через взаимную работу механизмов проекции и интроекции, и механизмов поддержания самооценки. Вследствие этого обсуждение механизмов проекции и интроекции является основной задачей структурного анализа самоутверждения личности.

Проекция и интроекция. Термин интроекция был введен Авенариусом как антитеза проекции. В самом общем виде интроекция означает втягивание объекта в субъективный круг интересов, присвоение их себе, приватизация части реальности, а проекция – вкладывание субъективного содержания в объект, приписывание своих желаний, установок, черт, эмоциональных переживаний внешнему миру, его персонализация.

Вопрос о примитивности/зрелости рассматриваемых механизмов до сих пор остается не решенным. Одни авторы (например, Н. Маквильямс, Е. Т. Соколова) считают, что проекция и интроекция представляют собой довольно простые, элементарные защитные механизмы, в грубой форме осуществляющие отторжение/присвоение какого-либо материала. С точки зрения других исследователей (К. Юнг, П. Хайманн и др.), оба эти механизма способны конструктивно изменяться в процессе жизни и трансформироваться в более зрелые формы. В связи с этим интроекция может рассматриваться как нормальный механизм, через который осуществляется процесс расширения круга интересов субъекта (Ш. Ференци).

Согласно Юнгу, интроекция сродни процессам ассимиляции, уподобления объекта субъекту, а проекция, напротив, похожа на диссимиляцию, переложение субъективного содержания на объект (Юнг, 1998, с. 526). Проекция «обозначает состояние тождества, которое стало заметным и вследствие этого подверженным критике, будь то собственной критике субъекта или же критике кого-нибудь другого» (там же, с. 550). Позиция Юнга в этом вопросе не совпадает с пониманием другими авторами рассматриваемых механизмов как крайне незрелых и примитивных. Он подчеркивает, что принцип тождества позволяет говорить о запуске сложных процессов анализа, синтеза и сравнения, которые не могут быть актуализированы в самых простых системах диффузного типа. По существу, интроекция по Юнгу выполняет функцию познания внешнего мира путем включения его части в свое психологическое пространство. Проекция же, во-первых, позволяет избавиться от тревожных мыслей и чувств, сохранить самооценку, а во-вторых, взглянуть на себя со стороны. Юнг полагал, что в процессе индивидуации работа с каждым архетипом (Тенью, Анимой/ Анимусом, Мудрецом, Самостью и др.) осуществляется по принципу переноса их индивидуального содержания на внешние объекты с целью последующей проработки и интеграции.

В более поздних психоаналитических работах мысль о неоднозначности трактовки интроекции и проекции не только сохраняется, но и развивается. Так, с точки зрения Кляйн и др., «в переводе на язык древнейших оральных инстинктивных импульсов» процессы интроекции и проекции могут быть описаны так: «Вот это я хочу съесть, а это вот – выплюнуть» (Кляйн, Айзекс, Райвери, Хайманн, 2001, c. 194). Комментируя данное высказывание, авторы показывают, что в таком метафорическом виде эти процессы выглядят довольно тривиально. Сугубо психологическая интерпретация, данная ими, практически не отличается от традиционного понимания интроекции и проекции. «Когда Эго принимает в себя внешние стимулы, делает своей частью, оно их интроецирует. Когда Эго эти стимулы отвергает, оно их проецирует, поскольку решение о “вредности” последних принимается после пробной интроекции» (там же, c. 194).

Классическая проекция (по З. Фрейду) состоит в приписывании объектам внешнего мира свойств, мотивов и качеств, в которых человек отказывает себе, а интроекция заключается во вбирании в себя всего полезного (Соколова, 1980). Однако уже в работах последователей Фрейда было показано, что проекция может быть не только такой, какой понимал ее основатель психоанализа. Она может быть, к примеру, атрибутивной или рациональной, т. е. совсем не однозначной и далеко не примитивной. Так, рациональная проекция сопровождается уместными комментариями и мотивировками результатов переноса своих чувств и мыслей на другие объекты. П. Хайманн рассматривает эти механизмы в качестве важных функций Эго, называя их «его корнями, инструментами его формирования». Утверждается, что это «первичные процессы не только для поддержания жизни организма (как в случае обмена веществ), но и вообще для всякой дифференциации и модификации в любом конкретном организме» (Кляйн, Айзекс, Райвери, Хайманн, 2001, с. 199). Следует признать, что оба эти механизма существенно трансформируются в ходе личностного развития субъекта, сохраняя исходно примитивные формы проявления и развиваясь в более совершенные и зрелые.

На этих процессах строится взаимодействие субъекта с миром объектов и с другими субъектми. Их взаимное осуществление приводит к преобразованию внутренних процессов, к появлению Я как отдельной ценности. Нарушения во взаимодействии проекции и интроекции ведут к проблемам и трудностям развития. Например, «слишком хороший ребенок», по мнению П. Хайманн, «без разбора интроецирует свои объекты; он остается как бы пустой оболочкой для имперсонификаций и имитаций и не развивается в “характер”. Ему не хватает “личности”» (Кляйн, Айзекс, Райвери, Хайманн, 2001, с. 200). Более того, согласно Х. Кохуту, ребенок может интроецировать дефектные образы родителей, «помещая» в свой внутренний мир угрожающие объекты, от которых он не может и не хочет сепарироваться. Известно, что от авторитарной матери ребенок зависим больше, чем от любящей, поскольку его потребность в признании недостаточно удовлетворена, и в этом, как оказалось, ребенок винит себя сам. Думая, что он не достаточно хорош (послушен, умен, красив и т. д.), ребенок надеется на то, что со временем, избавившись от этих недостатков, которые являются скорее фантазиями, нежели реалиями, он сможет получить то, чего ему так не хватает. В терминах нашей концепции у такого ребенка начинает доминировать одна из стратегий самоутверждения личности – самоотрицание.