Текст книги "Кощей"
Автор книги: Наталья Дунай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Ничего, сладкое – то, что сейчас нужно.
Константин Николаевич подошел к входной к двери.
– Вам нужно уходить?
Анна поймала себя на мысли, что не хочет оставаться одна. Страх, недоверие, подозрения – все ушло. Ей стало спокойно и тепло рядом с кредитором, и все недавно случившееся осталось где-то далеко позади. Неужели это тоже из-за лекарств?
– Он ведь мой друг, понимаешь? И есть еще дела.
Анна кивнула, хотя не понимала, какие могут быть дела глубокой ночью.
– Ты можешь остаться одна? – будто бы обеспокоился он.
– Да, спасибо.
– А это, – заговорил Константин Николаевич в дверях, – тот пакет, – и он сделал жест в сторону кухни, – это я купил тебе, чтобы спать.
Когда дверь за директором закрылась, Анна вытряхнула из пакета на стол его содержимое: зубная щетка, паста, влажные салфетки, футболка, домашние штаны и даже нижнее белье из супермаркета, упакованное в коробку, – по-видимому, заехал в магазин, пока она спала в машине. Анне до ужаса хотелось сорвать с себя одежду, в которой она была, и смыть с тела всю грязь сегодняшнего вечера. Душевая в гостевой комнате имела стенки из матового стекла, а сама комната не закрывалась на защелку, но постыдные мысли оставили девушку, и она воспользовалась ею без опасений.
Потом надела купленную директором одежду, а свою засунула в пакет и вернулась на кухню выпить горячего чая. Странно порой поворачивается жизнь: тебя предают самые близкие люди, а спасают совсем чужие, те, кому ты не веришь и, подчиняясь предубеждениям, обвиняешь без причины во всех смертных грехах.
Анна прокручивала минувшие события у себя в голове. Она оценила то, как ловко и быстро Константин Николаевич все исправил, и вспомнила, как прошел мимо неё в баре, не посмотрел в её сторону, не спросил: все ли с ней хорошо? А теперь привез сюда, потому что якобы волнуется? Даже позаботился о её комфорте, купив эти вещи. Что он за человек? И как он умудряется никуда не смотреть, но при этом все видеть? На её лице появилась неожиданная улыбка – забавным показалось то, что этот сухой, желчный и властный человек любит пирожные.
Вымыв за собой посуду, Анна отправилась в спальню, но уснуть не получалось. Однако вместо привычных душевных метаний или слез нелепая опьяняющая улыбка не сходила с её лица. И понимание всей несуразности этой улыбкой в данной ситуации привело её к логичной мысли: «Пожалуй, это все благодаря лекарствам».
Чтобы нагнать сон, она решила взять в коридоре книгу и, выйдя из комнаты, пробежалась глазами по стеллажу. Художественных книг на полках практически не было: в основном словари, энциклопедии, несколько томов Пушкина и немного книг зарубежных авторов. Внимание привлекла подборка из четырех тонких книг ручного переплета. Анна взяла первую, открыла, прочла начало. Содержание было похоже на историческое художественное произведение наподобие романа «Князь Серебряный»11
«Князь Серебряный. Повесть времен Иоанна Грозного» – исторический роман А. К. Толстого, изданный в 1862 году.
[Закрыть].
– Сойдет, – произнесла она и устроилась поудобнее в чужой кровати.
«Оказывается, он порядочный человек», – подумала Анна о хозяине квартиры и погрузилась в чтение.
Глава 5
Кредитор не солгал своей гостье, он действительно направился в больницу. Врачи уже провели необходимую диагностику и разрешили Владу поспать. Посему долго Константин Николаевич не стал задерживаться в палате, оставил привезенную для друга одежду и, убедившись, что тот в порядке, поговорил с врачом и медсестрами, попросил оказать пострадавшему хороший уход.
– Аркадий Геннадьевич завтра будет в больнице? – спросил Константин дежурную медсестру, прежде чем уйти.
– Заведующий на месте с девяти утра, – улыбнулась сестра в ответ.
– Хорошо.
Оставаться в больнице не было смысла, он вышел на улицу и вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. Попробовать поискать нападавших по горячим следам и выяснить, с какой целью они явились в бар? Нужно рассуждать рационально, не стоит поступать опрометчиво. Постояв немного на крыльце в раздумье, Константин направился к машине, но, открыв дверцу автомобиля, услышал позади легкие шаги. Он обернулся и увидел застывшую позади девушку семнадцати лет. Одета она была в джинсы, футболку и ту же розовую кофточку, что была на ней пару недель назад во время случайной встречи с Анной. В левой руке сирота держала свой рюкзачок.
– Я нашла тебя, – тихо сказала она и улыбнулась.
Константин смотрел на юное создание без эмоций, но спустя несколько секунд его щека тихонько вздрогнула, и девочка поняла, что под маской равнодушия скрывается ярость. Она отступила назад и хотела было броситься бежать, но стоило только повернуться к директору спиной, как он схватил её за руку и, притянув к себе, обхватил второй рукой её хрупкую шею.
– Ну уж нет! Не в этот раз! – прошипел он ей на ухо.
Девочка выронила рюкзачок и свободной рукой попыталась освободиться, но тщетно – она почувствовала, как задыхается, голова закружилась, руки обмякли и задрожали. Константин отпустил её руку и приказал:
– Снимай кофту!
Машина директора медленно ехала по ночной дороге, а девочка оказалась запертой в багажнике, руки были связаны сзади любимой розовой кофточкой с распродажи в масс-маркете. Эта кофта была первым её приобретением после выпуска и знаменовала собой свободу. «Она ведь не порвется? – раздосадованно думала девочка. – Повела себя как школьница и попалась как школьница. А чего я ждала?» Что тут скажешь – ей все казалось другим. Конечно, у него столько знаний и возможностей! А она? Куда ей… Всю жизнь прятаться и умирать. Снова и снова прятаться и умирать. Ей не следовало идти к нему, ей нужно было бежать прочь.
Машина остановилась, и Мара услышала, как хлопнула водительская дверь, а следом послышался грохот металла. «Он ведь не убьет меня?» – всполошилась она. Пленница попыталась высвободить руки, но из-за нехватки пространства ничего не получилось. Через минуту дверца багажника открылась. Перед ней предстал Константин Николаевич, и не успела та опомниться, как он приставил к её горлу канцелярский нож.
– Без глупостей! Вылезай!
Надо обладать недюжинными акробатическими способностями, чтобы со связанными сзади руками вылезать из тесного багажника. Мара извивалась, словно гусеница, но лишь выставила ноги наружу. Константин схватил её за руку выше локтя и грубо потянул, но это помогло исполнить приказ. Рюкзачок остался лежать в багажнике.
Девочка испуганно озиралась по сторонам исподлобья: вокруг только мрак. Двое – ожесточенный взрослый мужчина и беспомощный ребенок – очутились на окраине города, где располагались гаражи, купленные владельцами автотранспорта еще в 90-х годах прошлого века, но сейчас почти все они были заброшены. В муниципалитете давно претендовали на эту территорию, и пока не пришли к единому решению по компенсации, давали владельцам срок в полгода, но большинство из них уже давно перетащили свое барахло и забросили ненужное имущество. Приходили сюда от силы пара пожилых мужчин, чтобы выпить подальше от жен, и одна женщина-художник, переделавшая гараж под художественную мастерскую. Гараж директора располагался с краю, Константин Николаевич использовал его как склад, и внутри помещение было обшито плотной доской. Других используемых отсеков рядом не было. Место было тихим, безлюдным и вполне годным для того, чтобы привезти сюда пленницу. Девочка шла неохотно в свою будущую темницу, обдумывая, чем задобрить своего конвоира, который с силой вцепился ей в плечо, держась позади, и голос его звучал подобно пиле, въевшейся в упругое дерево:
– Это ты устроила?
– Что? Я не понимаю, о чем ты говоришь!
– Не понимаешь?
– Я здесь всего-то пару недель и ничего я не устраивала! А ты почему меня не искал? Тебе было неинтересно?
– Я надеялся, ты где-то очень далеко.
– Я не бываю далеко.
Эта фраза разозлила его еще больше, и он толкнул её в спину так, что она повалилась на колени.
– Ай! Больно же! – вскрикнула девочка.
– Это хорошо, – криво улыбнулся директор.
Мара тут же развернулась к пленителю и смотрела на него испуганными глазами, ей наконец удалось освободить руки, но убежать она все равно не могла.
Константин Николаевич сел напротив на корточки.
– Я не решил еще, что мне с тобой делать. Столько времени прошло, а я так и не решил.
– Неужели ты до сих пор злишься? Правда злишься?
Он смотрел на неё и молчал.
– Ну чем ты недоволен? Все ведь этого хотят! А любовь тебе и не нужна была.
– Мне ты не нужна была.
– Ну и ладно! Отпусти меня, и я больше не приду к тебе.
Но он вдруг рассвирепел:
– Ты думаешь, я забыл, что ты сделала? Думаешь, забыл и простил? Ведь это ты, ты это с ними сделала?! – в злобе он замахнулся на неё.
Она закрылась руками и закричала, что есть мочи:
– Неужели это все еще имеет для тебя значение!
Константин Николаевич не мог больше продолжать это спор. Он встал и вышел.
– Да брось, не играй со мной в эти игры! Я ведь уже ничего не могу исправить. Я правда знаю только то, что рассказала. Я не лгу тебе! Эй, эй… Здесь холодно. Прошу тебя, – продолжала она кричать сквозь слезы.
Но в ответ последовал лишь шум закрывающегося замка.
– У меня было много планов, я хотела учиться, – всхлипывая, проговорила она уже тише.
Константин Николаевич не слышал её, он удалялся прочь от гаража твердым шагом. На сегодня у него закончилось терпение и хотелось вернуться в свой дом как можно скорее. Ночи еще были холодными, и воздух, проникая в легкие, словно приносил с собой какое-то беспокойство, и оно клокотало внутри. Стоя на самом краю пропасти, так трудно удержаться, поэтому сейчас было даже неплохо, что дома его ждали – это позволит отвлечься. Он пока еще не предполагал, чем эта встреча может для него обернуться. И была последняя холодная ночь, и ветер вдруг стал отчаянным и звенящим. Он как будто хотел сорвать все провода, все листья, все мысли, он несся впереди как послушный пес по команде, а возле хозяйского дома стучался в окно освещенной комнаты, а потом бежал обратно, связывая воедино такие разные судьбы.
Анна же, лежа в чужой кровати, не слышала этого стука, она увлеклась чтением: это была не историческая книга, а, скорее, сказка. В ней рассказывалась история о воеводе, уставшем от войн и жившем с семьей за чертой города. Однажды в лесу он спас юную деву от шайки разбойников, но та была колдуньей, влюбилась в своего спасителя и не желала принимать отказ. Книга была отнюдь не детской, слова её сплетались в мрачные картины, и неуемная тоска скрывалась в них – ничто не предвещало счастливого конца.
Из холла послышался шум – вернулся хозяин квартиры. Делать вид, что она спит, было уже поздно, как и закрывать плотно дверь – он наверняка видел свет, просачивающийся сквозь щель в темноту, поэтому Анна отложила книгу и вышла.
Константин Николаевич сидел на кухне за столом с чашкой чая, уставившись в экран смартфона.
– Ты еще не спишь? – не поднимая глаз спросил он свою гостью.
– Книгу читала, мне не спится.
– Понятно, а вышла зачем?
– Хотела поблагодарить вас за помощь.
Тогда Константин Николаевич наконец посмотрел на нее:
– Не стоит. В конце концов это я отправил тебя туда работать.
– Тогда спасибо просто за то, что вы хороший человек, – пыталась Анна всеми силами показать свою признательность.
– Я не хороший человек. Просто есть вещи, которые я считаю неправильными.
И, немного помолчав, он добавил:
– Тебе спать не пора?
– Не могу уснуть, слишком много всего в голове. Что в больнице?
– Все нормально.
Константин Николаевич встал, достал бутылку коньяка и налил ей рюмку.
– Выпей, поможет.
Он с интересом смотрел, как она пьет, и затем спросил:
– У тебя был кулон, ты его случаем не потеряла в этой суматохе?
– Нет, я его не надевала даже, – жмурясь от алкоголя сказала она.
И подумала: «Как он все замечает?»
– Ясно, а то я подумал: вдруг дорогой.
– Нее, – она все еще не могла нормально говорить: коньяк оказался крепким. – Мне его подарили.
И снова подумала: «А теперь опять про деньги».
– Близкий человек?
– Вовсе нет, – всю историю она не стала рассказывать. А то обзовет опять дурой или ненормальной. – На самом деле я его купила за дешево у какой-то девчонки-беспризорницы, она просила денег на еду. Мне стало её жаль. Может, она вообще его украла, – Анна сама удивилась, как ловко ей удалось все переврать. – Это странно, что я его ношу?
– Он же красивый, – пожал плечами директор и снова уткнулся в телефон. – Иди-ка спать, – буркнул он.
Она послушно отправилась в «свою» комнату и снова открыла книгу:
«Нельзя знать заранее всей жестокости того, кто одержим тобой. Ведьма приходила к дому каждый день в одно и то же время и наблюдала за людьми, живущими там. Её зависть была безгранична, её жадность была ненасытной. Как ни прогоняй, как ни кричи, как ни пугай… надо было убить.
– Ты не знаешь, на что я способна! – крикнула однажды ведьма.
Глупый дурак и невежда! Думал: она лишь одна из тех странных людей, что живут вдалеке ото всех и верят, будто могут общаться с духами и навести на кого-то порчу. Не знал дурак, что она не одна из тех людей, что живет она в этом мире еще со времен сотворения его, что раны её глубоки сверх меры, а чувство обиды слишком сильно. И взяла она старую книгу, наделенную недосягаемыми знаниями, настолько непонятными, что ведьма сама боялась прикасаться к ним. Но все-таки она открыла её».
– Брр. Лучше спать, – сказала Анна сама себе и выключила свет.
Ей приснился странный сон о том, как охотники гнались за ведьмой. Поначалу ни лиц, ни фигур было не разобрать, но в какой-то момент ведьма во всем своем уродстве всплыла у неё перед глазами и закричала: «Убей! убей его!» Как часто это бывает во снах: ты не видишь детали происходящего или конкретных людей, но осознаешь их. И Анна понимала, что ведьма говорит о Константине Николаевиче. «Убей его, убей его! – кричала она, и голос её становился все противнее, – или он убьет тебя! Он убьет тебя! Убьет тебя!» И она мерзко смеялась с этими словами, расплывающимися в радужных огнях калейдоскопа. Из-за этих головокружительных узоров, которые плюс ко всему начали пульсировать, Анна проснулась резко и с дурным чувством: сон оставил тягостный осадок – а может, и не сон, а произошедшее ранее наяву.
Она переоделась во вчерашнюю одежду и вышла из комнаты, в квартире никого не было. «Он ушел? И даже не оставил ключей или записки о том, как с ним связаться.» От нечего делать девушка стала осматриваться в чужой квартире: никаких фотографий, сувениров, лишь несколько антикварных штучек, аккуратно расставленных на полках. В холле даже штор на окнах не было, зато было много света. На кухне также ничего лишнего, она вообще была почти пустой, отсутствовала даже привычная современному человеку микроволновка, только чайник и салфетки стояли на разделочном столе.
В закрытую комнату Анна не осмелилась зайти, но заглянула в ванную: все то же самое – идеальный порядок. Вдруг ей стало неуютно одной в этом холодном доме одинокого человека. Когда она переехала к бабе Нине, такого не было – в её квартире все говорило о прожитых годах, о когда-то близких людях, с которыми разлучила судьба, но этот дом не выражал ничего, совсем ничего. И Анна неожиданно поняла, что та особенная атмосфера, которая успокоила её вчера, это вовсе не лекарства, это здесь, в квартире, – это пустота. Именно поэтому ей было так комфортно сидеть и разговаривать с кредитором ночью на кухне, ведь здесь он единственный источник душевного тепла. Без него было холодно, сахарное облако оказалось немного колючим и стало намного прозрачнее. Анна сильно проголодалась, но не решилась сама приготовить себе кофе или чай. «Что же делать?» – думала гостья, усевшись в растерянности на стуле в ожидании. Спустя минут двадцать послышался звук за дверью: кто-то подошел с той стороны и вставил ключ в замок. Анна тут же вскочила и попыталась сделать вид, будто бы вышла из комнаты. Но почему? Так глупо. В квартиру вошел молодой человек, тот самый, что приходил в офис, когда она просила отсрочку.
– Ты уже встала. Константин просил заехать, он не может тебе дозвониться.
– Телефон остался в баре вчера.
– Ясно. Я не особо в курсе. Меня Виталий зовут, – и он протянул ладонь для рукопожатия.
– Анна, – девушка коснулась в ответ его руки.
– Знаю. Выходит, надо в бар заехать. Он просил отвезти тебя домой.
– Не стоит беспокоиться, я сама поеду домой на автобусе, а телефон потом заберу.
Но Виталий не слушал её, он уже звонил Константину:
– Алло, слушай, её телефон в баре, у тебя здесь есть запасные ключи? А. Ок. Хорошо. Да не переживай ты, я ж не дурак… Давай пошли, – обратился он к Анне, сбросив звонок.
Гостья молча посеменила за ним – было очень неудобно оттого, что она полагается на незнакомых людей, оттого, что она ночевала в чужом доме и оттого, что она не понимала происходящего.
По дороге к бару они не разговаривали, Анна старалась даже не смотреть на Виталия. Что он знает? Что сказал ему директор? Что он думает о ней? Неловко.
Виталий припарковался напротив бара и спросил:
– Где там твой телефон?
– На кухне под стеллажом справа, недалеко от двери.
– Ладно, сиди в машине.
Он вышел, закрыл машину, постоял немного и направился к бару. Вернулся быстро, сел и протянул девушке её телефон.
На удивление тот еще работал – уровень заряда показывал 8%, пропущенных звонков 16! Анна открыла список: два от Константина Николаевича и 14 от Катьки.
– Черт! – выругалась она и принялась звонить подруге:
– У меня телефон садится. Со мной все в порядке, – выпалила пропавшая.
– Да я… Да ты знаешь… Я уже Пашке позвонила, – тут Катя бросила трубку, видимо, торопилась дать своему парню «отбой», и через несколько секунд перезвонила:
– Убью!
– Я скоро приеду и все расскажу, ты дома?
– Да.
– Ну все.
– Ненавижу тебя, – пробурчала Катя и отключилась.
– Ииии, все, – промолвила Анна, глядя, как телефон мигнул и погас, потом обратилась к Виталию:
– Куда мы едем?
– Велено накормить и отвезти домой, – отчеканил он в ответ.
– Не нужно, я сама… – засуетилась Анна.
– Ничего не знаю! Если Константин сказал, я должен делать!
– Вы у него работаете? – поинтересовалась она.
– Ага, – небрежно ответил молодой человек.
– Кем?
– А всем, – Виталий перешел на шутливый тон. – Таково мое обязательство.
– Долговое, что ли? – ляпнула Анна.
– Ну да.
– Даа?!
– Можно сказать, жизнь ему должен, – он обернулся на Анну: – Да отец он мне.
– Я так и подумала сначала, – надутым голосом проговорила та.
– Точнее, опекун. Усыновить-то он меня не мог, так как холост.
– А опекуном можно? – Анна в этом не разбиралась, но ей было интересно.
– Не знаю, – пожал плечами Виталий. – Я думаю, он на самом деле просто договорился с директором детдома, он же в то время прокурором был.
– Прокурором? – эта новость для Анны оказалась настоящим сюрпризом.
– Странно, да? Я имею в виду его смену деятельности, – снова посмотрел он на Анну, и та закивала в ответ. – Ему предыдущая работа очень подходила. Я хочу сказать, что он реально был одержим работой в прокуратуре… Приехали.
Машина остановилась возле сетевого кафе, Виталий вышел первым и учтиво подал девушке руку, чтобы помочь. Посетителей в кафе было мало, молодой человек быстро прошел к столику возле окна и, как и надлежит галантному кавалеру, помог своей спутнице сесть. Возле них появилась улыбающаяся официантка и вежливо спросила, не желают ли они сделать заказ сразу же.
– Возьми это. Это нормальное, – указал Виталий на какое-то блюдо в меню, и Анна согласилась.
– Пить что будешь?
– Кофе, капучино.
Отослав работницу кафетерия, Виталий продолжил – его было уже не остановить:
– Мне было четырнадцать лет, когда я влип по-крупному. Реально по-крупному! Такой дурак был! И в результате своей глупости стал тем самым пареньком, которого должны были «взять». Более того, полицейские с радостью были готовы повесить на меня дополнительно пару-тройку обвинений, и дело в шляпе: «борьба с преступностью дает плоды». Знаешь, им же просто нужны закрытые дела. Запугали меня и те и эти, я и не сдавал никого и был готов подписать все, что требовали полицейские. А дальше – детская колония. Константин единственный, кто не считал все это правильным. Он тогда лихо взялся разбираться: и на меня нажал как следует, и другим досталось. Подробностей я не знаю, но дело он обставил славно: сел кто надо. Я сначала думал, за мной придут, но Константин забрал меня из детдома. И вот он я – закончил юрфак, работаю адвокатом. Почти успешный человек.
Было неясно, гордится ли он своими достижениями или своим опекуном, но чем-то молодой человек явно гордился, иначе с чего он вдруг взялся рассказывать эту историю незнакомому человеку?
– А почему он ушел из прокуратуры?
– Трудно сказать, он странный человек. Он не сразу переключился на кредиты: занимался недвижимостью, антиквариатом. Он словно ищет что-то или бежит от чего-то. Иногда даже я его боюсь – не знаю, как бы он поступил, если бы я стал ему перечить, вместо того чтобы слушаться. Уверен в одном: второго шанса он бы мне не дал – он не из тех, кого можно взять на жалость. Однажды он мне сказал: «отношения между людьми складываются по двум линиям – взаимовыгоды и использования». Бескорыстие? То, что является бескорыстием с твоей стороны, со стороны другого становится использованием. Понимаешь, о чем я говорю? Я думаю, ты успела заметить: он не тот человек, который позволит использовать себя. Но меня все устраивает. Я бы уже сдох, если бы не он, понимаешь? Честное слово, убили бы, или подсел бы на наркоту. Поэтому я делаю все, что он говорит, стараюсь быть хорошим сыном, – театрально заключил Виталий.
– Прям вот все?
Виталий кивнул, прожевывая свой сандвич.
– Даже если что-то плохое?
– Например? – улыбнулся он.
Анне снова стало неловко, на этот раз определенно за свой вопрос.
– Ладно, я понимаю, что ты имеешь в виду, – заметив её смущение, мягко заговорил Виталик. – Он не кажется хорошим человеком. Но я скажу, что он хороший человек! Знаешь, почему? Потому что он всегда делает так, как говорит и всегда говорит честно о том, что делает, и никогда не лукавит о своей позиции или чувствах. Да, он не тот, кого сильно заботят судьбы других, но у него есть свои принципы и он им следует. А люди… Они знаешь, какие? Они всегда готовы бить себя в грудь и говорить о том, что надо заботиться о слабых и делиться богатством, но на самом деле они это делают лишь потому, что у них ничего нет. Они кричат о том, что нужно защищать обиженных, когда сами находятся с их стороны, а очутись они по другую сторону, что тогда? Станут ли они следовать своим словам? Люди любят говорить, когда уверены в том, что не им отвечать за эти слова. Посмотри соцсети, что там происходит. Сначала они смеются без зазрения совести над фотографией больного ребенка или старика с альцгеймером только потому, что кто-то добавил к этому смешную подпись, а потом те же люди высказывают солидарность с бредовыми заголовками о бездушном обществе и брызжут слюной под какой-нибудь статьей в попытке изобразить из себя поборников справедливости. Те же люди! Понимаешь? Нет, я не против здорового цинизма, но зачем при этом так стараться изображать из себя святош? Только ради того, чтобы выглядеть лучше других? Самый простой способ быть благочестивым – это быть лицемером, вот что я скажу! Поверь мне, я этого навидался. Все такие, но только не Константин. Если ему кого-то не жаль, он не будет делать вид, что жаль, лишь бы потешить свое себялюбие.
Анна наелась и, положив голову на ладонь, улыбаясь слушала. Ей нравилось разговаривать с Виталием, – он казался жизнелюбивым, открытым, и все, что он говорил, было ей интересно.
– Тяжело было жить в детдоме? – спросила она.
– По-разному: то так, то так.
– Не пугало то, что ты совсем один?
По странной случайности Виталий – уже не первый воспитанник системы, которого она встретила в последние дни. Они оба выглядели вполне счастливыми, и Анна задалась вопросом: почему по-настоящему одинокие люди зачастую чувствуют себя менее одинокими, чем люди, у которых кто-то есть?
– Знаешь, – с явным удовольствием принялся рассказывать её собеседник, – когда в фильмах показывают, как дети, выросшие в детдоме, хотят найти своих родителей, выведать, кем они были, почему от них отказались – это все чушь. Когда ты с младенчества не знаешь, что такое родители, ты о них не думаешь. Это болезненно для тех, кто попадает в детдом уже в сознательном возрасте. Конечно, маленькие дети хотят, чтобы их усыновили. Чтобы кто-то заботился именно о тебе… В детдоме ведь никто не заботится именно о тебе. Но чем старше становишься, тем меньше об этом думаешь – привыкаешь к ценностям коммуны. Я должен был жить в детдоме до совершеннолетия, но Константин забрал меня, потому что было опасно оставаться там после моей криминальной истории.
Виталий так и не ответил прямо на вопрос, к каким детям он принадлежал: к тем, что потеряли своих родителей или к тем, что не знали их. Анна не стала расспрашивать об этом, а Виталий меж тем продолжал:
– Сначала стремно было – я реально его боялся. Но через некоторое время понял, что он нормальный мужик, можно сказать, я выиграл джекпот. У меня ведь появился человек, который обо мне заботился и о котором я мог заботиться. По крайней мере, мне нравится так думать.
Он улыбался, предаваясь воспоминаниям:
– Первое время я каждый день готовил ему ужин, думал: он же работает, я должен чем-то ему отплатить. Но заметил, что его это сильно напрягало. Он всегда говорил: «лучше учись, а не беспокойся о пустяках». Поэтому я просто стал учиться. Сразу я не смог поступить – в башке ни черта не было, но все-таки еще через год смог – безвылазно дома сидел и зубрил, на улицу-то ходить страшно было. А когда поступил в университет – пришлось, и страх прошел. Извини, я тебе надоедаю своей болтовней, пытаюсь отвлечь от пережитого ночью.
«Наверное, Константин Николаевич ему все рассказал», – подумала Анна, а вслух сказала:
– Ни в коем случае! А сейчас ты отдельно живешь?
– Ну да, с восемнадцати лет. Благодаря ему я научился быть один.
Вдруг он встал:
– Пойдем, отвезу тебя домой. Заплачу только.
– Ты мне скажи, сколько я буду должна.
Она подумала, что нужно было попросить его забрать из бара еще и её сумку.
– Да ладно. Компенсация морального вреда.
Когда они подъехали к её дому, Виталий вышел из машины вместе с ней:
– Провожу тебя до двери. Анна уже не стала отпираться: бесполезно.
– Кстати, сегодня бар будет закрыт. Просили передать. А завтра позвонят, – сказал он по дороге.
У двери молодой человек не остановился, он бесцеремонно зашел к ней в квартиру и огляделся:
– Одна живешь?
В этот момент, услышав шум, Катя вышла из комнаты.
– Вижу, что нет. Ну я пошел! Вот, сдаю в целости и сохранности, – обратился он к Кате. Когда он ушел, та удивленно посмотрела на Анну:
– Это кто?
– Сын директора.
– Директора, который…
– Ага.
Катя помолчала, потом стукнула Анну по плечу:
– Ну!
Пришлось все рассказать, правда, опустив особо неприятные подробности про то, что бандиты пытались забрать её в свое логово. И теперь история не выглядела столь драматичной, скорее тривиальной.
Катька продолжала колотить свою подругу:
– Ты знаешь, что я уже успела Пашке позвонить, знаешь, знаешь?!
– Ай, прекрати меня бить! Ты сказала ему, что все в порядке?
– Да. Но думаю, зря! Где тут порядок? – и снова стукнула Анну. – Дура! Сказали же: дома сидеть! Чего ты туда поперлась? Слушай, а этот директор вправду не приставал к тебе?
– Правда!
– Не верю, что он по доброте душевной тебя домой притащил. Почему сюда не привез?
– Я уснула… Но знаешь, я ведь ему кучу денег должна, если меня убьют, кто ему их вернет? Поэтому и заволновался.
– Логично. В коем-то веке умную мысль сказала! А сын у него симпотный. А жена его где?
– Нет жены.
– Разведен?
– Не было.
– Это как так?
– Сын приемный.
– Аааа. Интересно… – задумчиво протянула Катька, а потом резко спросила: – Я надеюсь, ты не собираешься туда возвращаться?
– Как скажут.
– Что значит «как скажут», ты сумасшедшая?
– Ты знаешь мою ситуацию. Если скажут, я пойду.
Катька недовольно покачала головой и снова стукнула её в плечо, правда, на этот раз совсем легонько.
– А может, тебе с его сыном замутить?
– Совсем, что ли?
– Ну а что?! Ему не понравится и он простит тебе долг, лишь бы ты от этого, как его?
– Виталик.
– Вот. Чтобы ты от этого Виталика отстала. В твоем положении пора сжать кулаки и идти напролом!
– Да ну, не хочу.
– Конечно, лучше с кем-то вроде Сергея твоего…
– Ой, прошу, не начинай!
– Ладно, мне надо идти. Буду поздно. А ты веди себя хорошо!
В нашей жизни нелегко предугадать, на кого можно положиться, а кому не стоит доверять. Каждый раз – это лотерея. Никакие манеры поведения и факты тут не помогут. Если в одной ситуации человек тебя не подвел, это еще не значит, что не подведет в другой. У каждого своя допустимая мера и свои слабые места: деньги, нежность, забота, верность, сострадание – все это разные понятия, и каждый отдельно взятый человек по-разному следует им не только всецело, но и, опять же, по отношению к другому отдельно взятому человеку. Один мужчина может обмануть одну женщину, но умереть ради другой. Кто-то может осыпать тебя подарками, но быть настолько безучастным, что даже не узнает о твоей болезни. И даже с виду щедрый и добрый человек может не устоять и предать тебя, если речь зайдет о крупной сумме денег. Насколько было бы проще, если бы можно было судить о людях только исходя из каких-то видимых глазами вещей: манеры одеваться, уровня достатка или, например, цвета глаз – все голубоглазые априори честные, а все кареглазые – лжецы. Но это невозможно, даже по поступкам мы не можем полностью узнать человека и предугадывать его действия. Человек всегда так сложен, так много «но» и «если» в характерах, свободы и плена одновременно, столько проблем, противоречий, непонимания. И мы стараемся не замечать все эти «но» и «если», предпочитаем верить в то, что хотим, а потом оказываемся избитыми, истерзанными, несчастными.
Анна задумалась о своих отношениях с Сергеем. Все, что она получила от него, – притворство и ложь. Он, наверное, придумал убедительное оправдание своему поступку. Но не только Сергей был виноват в случившимся, её чувства тоже были ложью. Она была наказана за собственное лицемерие, за отказ от себя. Кредит был способом обмануть не только его, но и прежде всего себя саму. Попытка доказать, что их чувства – реальность, а не вымысел.
Но настоящие чувства не требуют доказательств. Они гораздо более эгоистичны и дотошны. Если бы она любила Сергея, то знала бы его истинную натуру, а также то, что ему нельзя доверять в финансовом плане. Принимая человека таким, какой он есть, мы не должны упускать из виду его недостатков. Но, увы, мы слишком часто хотим быть обманутыми, стремясь к вымышленному идеалу. На самом деле то, что ослепляет, делает избранника другим в наших глазах – это не любовь, а наше желание любить само по себе. И вот мы принимаем желаемое за истинное и ждем, что любимый человек будет – нет, он обязан! – соответствовать этому желаемому.
