Текст книги "Ледяной поцелуй страха (СИ)"

Автор книги: Наталья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Тогда ничего не остается, как просто двинуться в путь, – скомандовал Андрей и направился к той дороге, которая, как они уже знали, вела в поле.

И здесь все оставалось таким же, как вчера: грунтовая дорога, растрескавшаяся, будто в засуху, петляла между деревьев, пока не привела их в безбрежное, как океан, поле.

– И что теперь? – буркнул Геннадий.

– Вперед, – ответил Андрей. – Вчера мы не пересекли поле, и, может, это было нашей ошибкой.

– Там травы по пояс.

– Можете остаться тут или выбрать другой путь. Где трава не по пояс, – едко заметила Полина.

Геннадий метнул на нее враждебный взгляд и первым ринулся в поле. Он шагал широко и высоко поднимал ноги, отчего его походка казалась комично театральной. Остальные последовали за ним. Последним шел Андрей с сыном на плечах. Длинные травяные стебли будто связывались между собой, создавая подобие силков, и мешали движению, не пускали. Полине не к месту вспомнился вчерашний кадр, сделанный Настей, на котором в поле оказались неизвестные личности. Девушка невольно поежилась и украдкой огляделась, словно боялась обнаружить себя в окружении призраков. Воображение разыгралось, ей уже начинало казаться, что это не стебли травы цепляются за одежду, а костлявые руки невидимок с косами. И когда острый лист осоки оставил на ее руке чуть выше запястья порез, она вскрикнула так громко, что на нее все встревоженно оглянулись.

– Ничего, ничего... Неожиданно просто.

Не объявишь же во всеуслышание, что она в первую секунду вообразила себе, что обрезалась о косу тех, кто, возможно, находится среди них в поле, но невидим. Вдруг ей в голову пришла одна идея. Она нагнала подругу и шепнула ей:

– Насть, сделай пару кадров.

– Зачем?

– Потом скажу. Просто сними поле в нескольких местах и покажи мне кадры.

Настя вздохнула, сняла с плеча сумку, бросив ее прямо в траву, и расчехлила камеру.

– Не вовремя вы фотосессию затеяли, красотки, – буркнул Геннадий, оглянувшись на щелчки. Настя мстительно навела на него камеру и сняла парня крупным кадром. Геннадий сморщил нос и отвернулся.

– Покажи теперь, – попросила Полина.

Подруга послушно пролистала отснятые кадры.

– Девушки, давайте уж фотографии будем на вокзале рассматривать! А еще лучше – в поезде, – поторопил их Геннадий.

– Погодите вы! – отмахнулась Полина. И вновь обратилась к подруге: – Пролистай еще раз.

Настя послушно показала ей повторно отснятые кадры.

– Никого нет. Помимо нас, никого тут больше нет.

– А кто еще должен быть? – пожал плечами Геннадий, оказывается, прислушивающийся к их разговору. Настя без слов нашла вчерашний кадр и продемонстрировала ему его.

– Ух ты! – с каким то мальчишеским восхищением воскликнул молодой человек и обратился к Андрею, дожидавшемуся всех с Никитой на плечах в сторонке:

– Ты видел?

– Видел.

– Это что же получается, что на поле полным полно каких то чудовищ – призраков или кого еще там? – обвел рукой просторы Геннадий и заметно поежился.

– Нет тут никого. Сейчас, по крайней мере, – ответила Настя.

– Или просто не запечатлелись на фотографиях. А жутко как, а? Брррр, – передернул плечами молодой человек.

– В гостинице мы тоже могли бы сделать несколько снимков "в пустоту", а затем посмотреть, отразится ли кто на них, – сказала Полина.

– Ну, знаете, мне бы не хотелось обнаружить, что со мной по соседству в номере проживает одно из тех вон чудовищ, – кивнул на камеру в руках Насти Геннадий. – Меньше знаешь, лучше спишь. Это, во первых. Во вторых, я не собираюсь туда больше возвращаться. Тут должна быть какая то дорога, и я ее найду, даже если мне придется идти через это поле полдня. Так что оставь, писательница, свои идеи для книги. Если тебе хочется и дальше щекотать нервы, то возвращайся. Я же предпочитаю обо всем прочитать потом. Надеюсь, ты в финале даешь всему объяснения? А, писательница?

– Даю, даю, – поспешила успокоить его Полина. – Только вот незадача, не все персонажи до финала доживают. Особо дотошные погибают мучительной смертью еще на первых страницах.

– Ого! – в притворном ужасе воскликнул мужчина. – Опасная женщина! С маньячными наклонностями. А с виду – нежный лютик. Ну что ж, буду иметь в виду. С этой минуты – респект и уважуха.

Он отвесил Полине шутовской поклон и двинулся дальше за продолжившим путь Андреем.

– Пришибу ведь! – процедила сквозь зубы Полина, так, что ее услышала лишь Настя. – Специально введу такого героя, а потом... Кирдык!

– Успокойся, – засмеялась подруга. – Он специально тебя провоцирует, не понимаешь, что ли?

– Зачем?

– Нравишься ты ему!

Полина громко хмыкнула.

– Тебя что, в детстве мальчишки за косички не дергали? – продолжала весело рассуждать Настя, идя на расстоянии от Геннадия. – Забыла, как они в детстве выражали свои симпатии?

– Я не носила косички. У меня была короткая стрижка.

– Повезло. Тогда, может, у тебя отнимали портфель и закидывали его на шкаф?

Неразборчивое мычание подруги Настя расценила как согласие.

– Вот, понимаешь. Мальчишки потом вырастают, но, похоже, не особо взрослеют. Костюмы нацепят, ноутбуки заведут, а от детских замашек так и не избавляются.

"К сожалению "детские замашки" тоже взрослеют и превращаются в куда более жестокие взрослые поступки", – вздохнула про себя Полина.

Следующий роман она, воодушевившись успехом, написала за три месяца: продолжение к первой истории писалось легко, герои были знакомы и любимы. В работе ожидание выхода первой книги проходило легче, хоть долгое отсутствие новостей и беспокоило. Иногда Полина писала заведующей редакцией, интересовалась датой выхода книги. Ответы приходили с задержкой и были до боли лаконичны: старт серии переносится, нужно подождать. И Полина ждала. Второй роман приняли без задержек и доработок. А затем наступили новогодние праздники, последующие за ними десятидневные новогодние каникулы. Полина перестала писать письма с вопросами о старте серии. И вот однажды в один из февральских дней она получила короткое письмо: «Вышла ваша книга. Поздравляю!» А как она радовалась, когда наконец то разыскала в магазине свою книгу – на нижней полке, куда мало кто заглядывает, задвинутую к самой стенке. Вряд ли кто бы ее там обнаружил. Это только Полина, покружив среди полок почти с час, попросила помощи у продавца консультанта и уже вместе с ней не без труда разыскала маленькую книгу в аляповатой обложке. «Это моя!» – еле сдержала Полина восклицание. Может, задержись служащая с ней еще хоть на пару мгновений, девушка и призналась бы, что является автором романа.

Войдя в роль писательницы, Полина даже собиралась уволиться с работы, чтобы почти все свое время посвящать любимому делу: идеи возникали одна за другой, только времени записывать все не хватало. Но Игорю удалось отговорить ее от этого смелого шага. Он упросил ее потерпеть до тех пор, пока ее имя не станет более менее известным, а заработки – стабильными. "Ты не понимаешь! Не понимаешь! – кипятилась Полина. – Чтобы твое имя стало на слуху, книги надо писать регулярно! А как это делать, если я почти все время провожу на работе?" – "В паузы ручкой в тетрадочку, – посоветовал Игорь. – А дома будешь перепечатывать". Полина тогда рассердилась на него за то, что он ее не понял и не поддержал. Но дальнейшие события показали, что Игорь оказался прав.

По третьему роману очень долго не давали ответа. Полина волновалась, писала письма в редакцию, но ей не отвечали. Однажды ей все же ответили: роман на рассмотрении, редактор в отпуске. Затем пришли новости, что редактор – на больничном. Ждите! И Полина ждала. Но, выдержав довольно долгий срок в неведении, она отважилась позвонить. Ответ ее ошеломил: оказывается, редакцию закрыли, а редактор ушел работать в другое издательство. "И что мне теперь делать?" – растерянно спросила Полина. "Попробуйте связаться по адресу..." Полина записала новый адрес и повесила отозвавшуюся короткими гудками трубку. Редактор с другого адреса ответила, что не может принять новую рукопись Полины, так как роман не укладывается в рамки утвержденных в другом издательстве серий. "Вы пишите, может, потом что то изменится", – бодро завершила разговор редактор. Полина услышала в трубке гудки и расплакалась. В тот момент ей даже показалось, будто некто, как в ее последнем романе, украл у нее удачу.

– И по какому поводу траур? – спросил вошедший в тот момент в комнату Юрьев. Полина вытерла слезы и рассказала.

– У нас всего два издательства в стране? – наморщив лоб, серьезно уточнил Игорь.

– Нет.

– Ну, тогда чего ты тратишь время на слезы? Быстро отправляй рукопись по всем издательствам, редакциям и так далее, даже если это будут адреса журналов "Коневодство" и "Рукодельница"!

– А такие есть? – сквозь слезы улыбнулась Полина.

– Не знаю. Это уже ты выяснишь. И вообще, чего слезы льешь? К тебе должен быть другой подход, как никак, у тебя целых два изданных романа!

К сожалению, Игорь оказался неправ: удача и правда отвернулась от Полины. Начав свой путь в издательства так легко, она после двух изданных романов испытала на себе все превратности пути новичка. Никто не принимал в расчет "резюме" в два изданных романа. Ее истории не попадали под формат утвержденных серий, открывать новые под неизвестного автора никто бы не рискнул. Мистика была не в моде, с полок сметались романы о красивой жизни с гламурными красотками на обложках. В одном издательстве Полине так и посоветовали – писать не про бытовую магию и ведьм, а про волшебство лейблов и рассекающих на дорогих машинах современных стерв. Отказы сыпались как из рога изобилия. Неудачным считался день, когда Полина получала до восьми отказов за раз. Удачным – когда вообще не приходило ни одного письма. Время шло, список издательств стремился к нулю, от надежды не оставалось даже упоминания. Игорь поначалу поддерживал Полину, а потом, видя такую расстановку сил, уговаривал ее забыть о писательстве навсегда. "Ты же сама видишь! Полина, хватит страдать! Есть у тебя две книги на полке, разве этого недостаточно? Займись лучше делом". "Займись делом" – это прекратить истязать себя несбыточными мечтами и полностью погрузиться в рутинную работу в клинике. И Полина сдалась: начатый роман бросила на первых страницах, в почтовый ящик больше не заглядывала, книги с полки убрала в стол – чтобы не напоминали о провале. Но ощущение некой пустоты внутри так и осталось. Может, если бы ей отказали сразу, а не после публикаций, переживала бы она не так остро? Игорь вон сказал, что самолюбие она уже потешила. Да какое самолюбие! Ей от этого только горше.

За своими переживаниями Полина пропустила первые звоночки другой беды, которая подкрадывалась незаметно, на цыпочках, из за спины. У Игоря завелась своя тайна. Он стал задерживаться на работе, а дома почти не уделял Полине время: включал компьютер и погружался в работу, писал статьи, какие то письма. И настроение его тоже поменялось, но даже если бы Полина заострила на этом внимание, не смогла бы правильно "прочитать" его. Радует ли его что то или тревожит? Но Полина тем временем погружалась в темень уныния: без придумываемых историй мир для нее стал черно белым, как карандашный набросок. Она старалась научить себя жить по другому – без "историй в голове", не примеряя привлекающих ее внимание прохожих на роли персонажей, не придумывая "жизни" и характеры сидящим напротив нее в метро пассажирам. Ей бы и хотелось писать как раньше, просто для себя, без стремления издаться, но все ее вдохновение разбивалось о чувство осознания бесполезности этого дела.

К унынию добавилось плохое самочувствие, которое Полина поначалу списала на отголоски стресса. И только когда утренняя тошнота стала регулярной, забеспокоилась и сделала тест.

Когда она собралась объявить Игорю о своей беременности, он первым начал разговор. Тот день так и отложился в памяти Полины какими то мелочами и деталями, а все важное ушло, словно вода сквозь решето. Она помнила, какая была погода: с цветом черемухи вернулись майские холода, и ветер швырял в окно редкие капли дождя, а отопление уже отключили, и на стылой кухне Полина пыталась согреться, включив газовые конфорки и кутаясь в толстый вязаный свитер. Ей запомнилось лицо Юрьева: эмоции на нем менялись, как узоры в калейдоскопе – от торжественно радостного, с которым он вернулся с работы, до виноватого. Она даже помнила свои мысли во время того монолога Игоря, отчеркнувшего ее старую жизнь от новой: почему то ее вниманием всецело завладел пожелтевший угол, и думала она, что надо бы побелить потолок. Только слова Игоря не касались ее сознания: губы его шевелились, а звук словно выключили поворотом ручки. Как так вышло, что весь его долгий монолог прошел мимо ее слуха, что за феномен тогда приключился? Может, защитная реакция ее сознания, почувствовавшего недоброе с самого начала?

– Полина, надеюсь, ты меня поймешь, – прорезалась наконец то сквозь вакуумную тишину единственная фраза.

– Я тебя всегда понимала, – ответила она машинально.

– Вот и славно! – повеселел Игорь и, хлопнув ладонями по обтянутым костюмными брюками коленям, встал. – Билет мне уже заказали, паспорт...

– Ты что, уезжаешь? – удивилась она. Юрьев вытаращился на нее так, словно волосы Полины внезапно стали оранжевого цвета.

– Ты что, меня не слышала? – изумленно спросил он. Она виновато потупилась.

– Я сказал, что меня переводят работать в Америку, – сердясь, повторил Игорь. – И я тебе полчаса расписывал все перспективы этой работы, и то, как сложно было получить этот перевод, что выбирали между несколькими сотрудниками нашего института. Я не хотел ничего говорить заранее, пока все не решится. В общем, я уезжаю работать в Штаты.

– Надолго?

– Ну, пока на три года. А дальше будет видно.

– А я?

– Полина, – поморщился он, словно у него заломило зубы. – Я же все объяснял... Я пока еду один. Пока. Потому что мне надо обустроиться, обжиться там... Сама понимаешь. А потом, когда у меня дела пойдут в гору, я сделаю тебе приглашение.

– Понятно...

– Не кисни! – улыбнулся он с наигранной веселостью и пальцем приподнял ее подбородок, так, что девушка теперь смотрела ему в глаза. – Это же временно! Я буду тебе звонить и писать. А потом, когда у меня все там наладится... Неужели ты за меня не рада?

– Рада. Игорь, знаешь... А я беременна.

– Ну а потом, когда ты ко мне приедешь... – весело продолжил он, словно ее не услышав. И внезапно осекся. – Что ты сказала?

– Я жду ребенка.

– Погоди... Погоди сразу вот так заявлять о ребенке! – опять поморщился он и сжал ладонями свои виски. – Ох уж эти женщины! Полина, это еще не ребенок. Не ребенок, понимаешь? Это лишь зародыш, который... Какой у тебя срок?

– Два месяца.

– Ну вот! – обрадовался он. – Два месяца – это еще не ребенок! Какой это ребенок еще? Скопище клеток.

Полину передернуло от его сравнения, она инстинктивно сделала шаг назад и приложила руку к животу.

– У этого "скопища клеток", как ты назвал, уже прослушивается сердцебиение! – зло, еле сдерживая слезы, прошептала она.

Игорь тяжело вздохнул и сел на стул, затем привлек к себе одной рукой Полину и усадил ее к себе на колени.

– Не сердись, любимая, – он крепко обнял ее, так, что она прижалась ухом к его груди. И, слушая его сердцебиение, Полина думала о том, что у крошечного, всего в пару тройку сантиметров, существа прослушивается сердце. И теплая радость затопляла душу, проливалась на ожоги, вызванные новостью Игоря, целительным бальзамом.

– Ну, я не так выразился. Меня захлестывают эмоции... Разные. Твоя новость, моя – вот такой винегрет из эмоций. Послушай... Мы должны что то решить. Я уезжаю и не могу остаться. И оставлять тебя в таком... положении тоже было бы нечестно. Жениться я сейчас не могу, сама понимаешь. Нет, я не отказываюсь! – поспешно добавил Игорь, когда Полина подняла голову и заглянула ему в глаза. – Но, как я уже сказал, мне вначале надо устроиться. Тогда все и будет – женитьба и ребенок.

– Ребенок уже есть, – резко перебила Полина, вставая с его колен.

– Поль... Ну ты же понимаешь. Срок небольшой. А он нам еще ни к чему...

– Это тебе он ни к чему, – припечатала она.

– Полина, давай отложим этот разговор на завтра, – сдался Игорь. – Я... должен подумать. Хорошо? Завтра мы все с тобой решим. Я сегодня устал. День вышел очень эмоциональным. И уже поздно.

Полине, знавшей о его способности избегать неприятных для него разговоров, ничего не оставалось, как согласиться ждать до следующего дня.

Позже, вытираясь после душа полотенцем, она из ванной услышала, как Игорь разговаривает с кем то по телефону. Весь разговор она не услышала, только его заключительную часть, из которой поняла, что разговаривал Игорь со своей матерью. Она не стала спрашивать об этом разговоре, ей вообще не хотелось ни о чем говорить, только лишь забраться в постель и уснуть. Но когда Полина легла в постель, а Игорь скрылся в ванной, вновь раздался телефонный звонок. Девушка нехотя встала с кровати и сняла трубку. Звонила будущая свекровь.

– Игорь в ванной, – сказала Полина.

– А я с тобой, дочка, хочу поговорить, – с настораживающей лаской в голосе произнесла мать Игоря. – Сын мне все рассказал. И про отъезд, и про ребенка. Полина, ты же, надеюсь, не дура, должна понимать, какие перспективы ему открываются.

"Свекровь" сделала паузу, словно желая услышать утвердительный ответ, но Полина молчала. И тогда женщина заговорила уже другим тоном – своим обычным, каким разговаривала с Полиной, – приказным и высокомерным. Она говорила о том, что нужно сделать аборт, что Игорь не женится на Полине только "по залету", пусть она и не надеется. Что он так и так уедет, а она останется – сама или с ребенком в нагрузку – это уже зависит от нее. "Не будь дурой. Сама подумай, какая жизнь тебя в таком случае ожидает – участь матери одиночки! Возьми деньги, которые я тебе предлагаю, и сделай аборт. Я договорюсь с приличной клиникой..." Полина положила трубку, даже не дослушав. Для себя она уже все решила.

– Кто звонил? – спросил вышедший из ванной Игорь.

– Машка. Моя напарница. Заболела, просила отработать за нее смену, – соврала Полина.

– А в твоем положении это не опасно – переутомляться?

Полина лишь скривила губы в подобие улыбки.

В ту ночь она засыпала, отвернувшись к стене, не поцеловав и не обняв Игоря. И когда он погладил ее по волосам, сделала вид, что уже спит.

А на следующий день на работе ей внезапно стало плохо: резкая боль в животе, кровотечение и потеря сознания. Сотрудницы вызвали "Скорую", и Полину забрали в больницу. Операция, два дня в реанимации и известие о том, что ее беременность прервалась, которое она восприняла со странным спокойствием и отчуждением, словно речь шла не о ней. Игорь, как только ему разрешили ее навестить, не отходил от нее. Лицо его выражало скорбь и раскаяние, под глазами залегли тени, которые удивительно шли ему – они оттеняли светлую синеву его глаз и бледность кожи.

– Полечка, у нас еще будут дети, вот увидишь! – бормотал он, гладя ее по волосам. А Полина молчала и думала о чем то постороннем. О том, что эта больница давно кричит о ремонте: на стенах – бурые разводы, а побелка растрескалась до такой степени, что осыпается на больничное одеяло крупными хлопьями. Что ее соседка по палате, крупная деваха с выбеленными волосами и начерненными бровями, слишком неаккуратна, опять смела с тумбочки и уронила с грохотом на пол книгу.

Игорь ухаживал за ней: кормил из ложки то ли супом, то ли таким жидким пюре – разобрать, что за "баланду" приносили больным, было невозможно. У этого супа пюре не было вкуса и запаха, словно был он сделан, как клейстер, из муки. И Полина с отвращением глотала этот "клейстер", который, несмотря на его жидкую консистенцию, сложно было проглотить. Игорь упрашивал ее съесть еще немного и хвалил за каждую съеденную ложку. И, может, его забота бы и растопила ее скованное льдом сердце, если бы не подслушанный потом между ним и его матерью разговор в тот день, когда соседку выписали, а новую еще не подселили. Свекровь впервые пришла навестить больную, принесла лилии, которые Полина терпеть не могла за их слишком сильный запах, резким голосом поинтересовалась самочувствием, и, не дождавшись ответа девушки, заявила, что еще день, и будет она уже бегать, как козочка. Полина вяло улыбнулась: с матерью Игоря она никогда не спорила, единственный раз, когда "восстала", случился накануне несчастья. Присутствие "свекрови" утомляло, и Полина прикрыла глаза. Слава богу, мать Игоря поняла, что девушка утомлена, и вышла из палаты. Но, как оказалось, осталась в больнице и дождалась прихода сына. Когда Полина уже погружалась в вязкую дрему, сквозь сон она услышала разговор между Игорем и его матерью. И хоть говорили они в коридоре, пронзительный голос свекрови сложно было не услышать.

– Игорь, не будь дураком! Откуда такие мысли? Случилось, и к лучшему! Я говорила с ней, она категорически не соглашалась на аборт. А куда вам сейчас ребенок? Ты уедешь, вон уже все готово, билеты куплены, вещи собраны.

Полина приподнялась на локте, пытаясь вслушаться в то, что отвечал матери Игорь. Но его голос, наоборот, звучал тихо и неразборчиво.

– Ну, с кем не случается? – продолжила свекровь. – Девка молодая, на ней все должно заживать, как на собаке. Да родит еще, куда денется! Позже. Не сейчас.

Дверь тихо скрипнула, приоткрываясь от сквозняка, и Полина услышала ответ Игоря:

– Врач сказал, что у нее теперь будут сложности с тем, чтобы забеременеть. Почти невозможно.

– Ну и тем более! Зачем тебе бесплодная, которая не то что выносить не может, но и зачать? Найдешь себе другую, здоровую. Потом. Сейчас, сам знаешь, Америка. Делай карьеру, сынок, пока молодой. А это все... женитьба, дети... Пару тройку лет подождет. Кстати, надо будет что то с квартирой делать. Думаю, ее лучше сдать.

– А Полина?..

– А что Полина? Не будет же она вечно в твоей квартире жить? – возмущенно фыркнула "свекровь". – Я сама с ней поговорю, если тебе так сложно. Ты сейчас думай о поездке – это главное!

Дверь распахнулась, и они оба вошли в палату. Полина поспешно закрыла глаза и постаралась дышать ровно, как спящая, хоть ей и захотелось отчаянно закричать, выгнать обоих из больницы, вычеркнуть их раз и навсегда из своей жизни. Запустить чем то тяжелым в стену. И потом расплакаться. Игорь и его мать подошли к кровати.

– Спит, – не понижая голоса, произнесла "свекровь". – Ну, я пойду. А ты думай о том, что я сказала.

Как Полина в тот день смогла "держать лицо" и вытерпеть заботы Игоря – сама потом объяснить себе не могла. Откуда у нее нашлись силы даже улыбнуться какой то его шутке? Как смогла съесть очередную порцию больничного "клейстера" и дожить до того момента, когда Игорь наконец то засобирался домой? Оставшись одна, она зарылась лицом в подушку, но слез не было. Была пустота, которая разъедала ее изнутри, проглатывая все эмоции, чувства и оставляя лишь практичные мысли: куда ей теперь пойти, когда выпишут из больницы? Как заняться поисками съемной квартиры? Хватит ли ей денег на "однушку" на окраине Москвы, или снять комнату в квартире с соседями где то поближе к работе? Она даже на салфетке принялась делать наброски плана, как ей быть дальше. Лучше думать о практичных вопросах, чем дать пустоте разъесть ее, уничтожить.

Когда ей позвонили, Полина подумала, что это Игорь, и решила не брать трубку. А еще лучше совсем отключить телефон, чтобы ее не беспокоили. Но когда увидела высветившееся имя звонившей, тут же ответила на вызов.

– Полина! – раздался в трубке голос Насти – солнечный, радостный, как она сама. – Я прочитала твои романы! И, знаешь, не утерпела, решила тебе позвонить и лично сказать, как они мне понравились.

Слушать здесь, в унылой обстановке, восторги и благодарности Анастасии было так необычно, будто этот звонок волшебным образом неожиданно перенес Полину в другой мир, в котором все играет красками, ослепляет солнечными бликами, переливается перламутровым блеском. Но Полина чувствовала себя в этом мире, в котором жила еще так недавно, совершенно чужой, черная туча случившегося поглотила жизнерадостную синеву неба и заслонила солнце. И первые слезы – предвестники грозы и ливня – покатились по щекам в тот момент, когда Настя сказала, что провела две бессонные ночи, не в силах оторваться от книг.

– Когда будет продолжение? – спросила девушка.

– Никогда, – ответила Полина и разрыдалась. Ей было стыдно, она пыталась объяснить растерянно замолчавшей собеседнице, что слезы – это ее временный срыв, извиниться, но никак не могла успокоиться и произнести хоть пару слов. Наконец то ей удалось сказать, что она находится в больнице.

– В какой? – деловито спросила Настя, не уточняя адреса, не спрашивая, что случилось. Полина назвала.

– Хорошо! – ответила Настя и попрощалась.

Она приехала меньше чем через час и привезла с собой солнце. Из огромного пакета, который Настя взгромоздила на тумбочку, на свет появились фрукты, пирожные, купленные во французской кондитерской, и большой конверт.

– Как тут уныло! – сказала гостья, критичным взглядом оглядывая стены. – Я так и знала...

Последней из пакета она извлекла бобину прозрачного скотча.

– Что ты собираешься делать? – удивленно спросила Полина, приподнимаясь на кровати.

– Скрашивать твое печальное пребывание тут, – уверенно ответила гостья и зубами оторвала кусочек липкой ленты. Через десять минут участок стены, который попадал в поле зрения Полины, был украшен различными фотографиями. Залитые солнцем пейзажи, Берлиоз с уморительными выражениями на усатой морде, улыбающаяся Полина во время той фотосессии и сама Настя с камерой в руках, улыбающаяся в зеркало – автопортрет.

– Ну вот, кажется, все. А пирожные съедим вдвоем! Я жуть какая голодная, не успела поужинать.

Они ели пирожные и грызли зеленые яблоки, и Полина спокойно, без слез, а где то даже с улыбкой, рассказывала новой подруге обо всем, что приключилось с ней, начиная от отказа из издательств и заканчивая подслушанным разговором.

– Книги продолжишь писать, а как сделать твои замечательные истории доступными для читателей, придумаем. Юрьева – отправить далеко и надолго, в Америку, – чеканила уверенно Настя. – С квартиры немедленно съехать, вернуться туда лишь за вещами.

– Куда съехать?

– Ко мне, – припечатала Анастасия. И после недолгих протестов Полина согласилась, правда, на условии, что это лишь до тех пор, пока она не подыщет себе квартиру.

– Да живи сколько хочешь! Я все равно одна, – сказала Настя, и в ее беззаботном голосе впервые прорезалась горечь. – Не считая Берлиоза, конечно.

Юрьев уехал в Америку, пообещав Полине часто писать и при первой же возможности сделать ей вызов. А у нее не нашлось сил сказать ему, что между ними все кончено.

Настя выделила Полине комнату "студию", которую за те дни, что Полина продолжала находиться в больнице, успела оборудовать в симпатичное жилище.

– Вот здесь ты напишешь тот роман, который тебе откроет двери во все издательства! – уверенно сказала Настя, показывая гостье уголок с небольшим столом и украшенной фотографиями стеной.

– Если тебе не нравятся эти работы, я повешу другие. Если совсем не хочешь, уберу. Может, ты желаешь тут для вдохновения повесить постер любимого певца или актера – откуда я знаю? Так что вперед, без стеснения!

Полина рассмеялась и уверила хозяйку, что ей очень нравятся фотографии, которые выбрала Настя, а постеры с певцами и актерами она никогда не собирала.

– Моей музой станет Берлиоз, – добавила она, почесывая за ухом тершегося о ее ногу кота.

– Тогда пусть он намурлыкает тебе много сюжетов!

– Сколько я тебе должна за проживание? – прямо спросила Полина, которая не любила быть обязанной. Этот вопрос она собиралась решить сразу.

– Возьму дорого, – серьезно ответила Настя. – Как видишь, я тут постаралась обустроить уютное гнездышко.

– Сколько? – повторила Полина, потому что хозяйка сделала паузу, словно не решаясь озвучить сумму.

– Два романа. Первый – тот, который ты давно собиралась написать, но так и не приступила к нему. И второй – продолжение серии, которую ты начала и после второй книги бросила. Дорого? Ну, дешевле я не могу взять, сама понимаешь... Затраты. Ты мне должна два романа. А дальше видно будет. И не ухмыляйся, я не шучу! Садись и отрабатывай.

Настя выбрала правильное средство реабилитации: все свои переживания, горести и надежды Полина вылила в новый роман. Но еще не успела она его закончить, как неожиданно раздался звонок из крупного издательства, которое молчало уже больше полугода. И Полина давно для себя решила, что молчание – это знак отказа. Но вот ей позвонили и предложили заключить договор на роман, от которого все отказались. "Но мы подписываем договор при условии, что вы предоставите еще два три романа", – услышала она и радостно заверила девушку с приятным голосом, что заканчивает работу над новой рукописью, а в планах у нее еще одна. А там и другая... Эта ошеломляющая новость совпала с другой: от Игоря пришло сообщение, что он женился на американке, просил прощения у Полины и желал ей счастливого будущего. Может, потому, что она находилась в эйфории от предложения подписать с издательством (да еще с самым главным!) договор, может, потому, что уже давно за все реже и реже приходившими письмами от Игоря угадывала перемены в его личной жизни, она восприняла это известие спокойно и с неким облегчением. Пожелала Юрьеву счастья и удалила его адрес из контактов. Ставить точку – так ставить. А спустя некоторое время Полина съехала от Насти, потому что подвернулась квартира в том же подъезде, только двумя этажами выше. Счастливая случайность, которая помогла им не разлучаться.

А следом за этим в ее профессиональной жизни все закрутилось так стремительно, что Полина и опомниться не успела. За подписанием первого договора был подписан и второй, книги неожиданно быстро продались, и Полине предложили невероятное – сразу авторскую серию с продвижением, но при условии, что она будет писать регулярно, быстро и интересно. Она согласилась. И завертелось дело: работала она даже по ночам, чтобы успеть рукописи сдать в срок, часто приходилось писать заметки, статьи для журналов и отвечать на вопросы интервью, которые ей присылали из пиар отдела, ездить на теле– и радиопрограммы. После года жизни в этом ритме Полина уволилась из клиники, что сделала без особого сожаления, и полностью погрузилась в мир книг. А затем добавились и сценарии к одному популярному сериалу. О Игоре Полина если и вспоминала, то только с мыслью, что если бы не расставание с ним, она бы так и не вышла из его тени, похоронила бы мечту и сожалела бы об этом. Что ни делается, все к лучшему. Только вот личных отношений она больше не заводила: часть ее души, отвечающая за влюбленность, так и осталась пораженной той пустотой, которая чуть не поглотила ее всю.