Текст книги "Стеклянный омут"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Куда она шла, не представляла, но с каждым шагом напитывалась уверенностью, что выбрала правильный путь. Будто кто-то вел ее за руку. Но вдруг дорога, до этого расстилавшаяся ровной лентой, закончилась обрывом, и Рита, не удержавшись на ногах, покатилась по крутому склону. Падение было бесконечным, казалось, падать так, тщетно пытаясь ухватиться, за какие-нибудь корни или камни, она будет вечно. Земля с привкусом тины набивалась ей в рот, раскрытый в немом крике о помощи, камни оставляли на ее теле синяки, одежда рвалась о коряги. Но бесконечное падение оборвалось так же внезапно, как и началось: Рита с размаху ухнула в ледяную воду, сомкнувшуюся над ее головой дверцами захлопнувшейся ловушки. Девушка отчаянно забарахталась, пытаясь вынырнуть на поверхность, но намокшая одежда, ставшая вдруг тяжелой, как латы, сковывала ее движения. Рита попыталась избавиться от куртки, отчаянным движением срывая ее с себя, но пальцы сводило от холода, руки не слушались. Она тонула, но сопротивлялась изо всех сил. Не может она утонуть! Не может умереть так глупо, так внезапно, так... Ей еще Лику поднимать! Мысли о младшей сестре придали сил, и Рите почти удалось выплыть на поверхность, туда, где уже были видны расплывчато, через слой воды, звезды на небе. В предвкушении вдоха она сделала сильный рынок и... ударилась головой обо что-то твердое. Поверхность воды оказалась покрытой толстой ледяной коркой. Как? Как это возможно?! Ей вспомнилось, что на дворе – май, ночью хоть и похолодало, но не до заморозков же! Рита в отчаянии заколотила по ледяному куполу своей темницы, надеясь разбить его, но то ли слой был слишком толстый, то ли ее силы на исходе, только лед даже не треснул. В тот момент, когда Риту уже захлестнуло отчаяние, она увидела, как сверху раздался стук, будто кто-то, торопясь ей на помощь, старался разбить ледяную корку. Раз удар, два, три... И синхронно с ударами стучало ее собственное сердце: неужели спасение? Только бы хватило воздуха, только бы продержаться еще пару секунд... Сейчас разломают лед и вытащат ее из холодной воды, готовой хлынуть в легкие через уже размыкаемые губы. Но в тот самый момент, когда лед наконец-то пошел трещинами, Риту кто-то схватил за лодыжки – сильно, уверенно. Пальцы (если это были пальцы) были холодными и склизкими. Забыв от ужаса, что нельзя разжимать губы, Рита закричала. И одновременно с тем, как вода хлынула в горло, этот кто-то, вцепившийся ей в щиколотки, резко дернул ее за ноги вниз...
Рита вынырнула из сна, будто из того озера, чуть не ставшего для нее смертельной ловушкой. Рывком села на кровати и сделала три жадных вдоха, будто и правда провела какое-то время без воздуха. В висках стучало, лоб взмок, в пальцах чувствовалось неприятное покалывание, чуть подташнивало. «Может, переела шашлыков?» – подумалось ей. Не привыкла она наедаться на ночь, тем более такой тяжелой пищей. Вот и объяснение и недомоганию, и ночному кошмару. Удивительно, как она еще не разбудила Лику, ведь наверняка металась во сне, стонала, задыхалась. Вон, даже одеяло сбросила... Рита пошарила рукой в темноте в поисках одеяла, нашла его на полу, подняла и завернулась по шею – ее знобило. Точно, переела тяжелой пищи на ночь!
Внезапно Рита поняла, что комната освещена не только лунным светом. Девушка перевела взгляд на прикроватную тумбочку. Мобильный мигал огнями, – пришло сообщение. Рита взяла в руки телефон, но увидела, что новых сообщений не поступало. Правда, каким-то образом поменялась заставка. Пейзаж с пшеничным полем сменил темный фон с расплывчатым светлым пятном. Рассмотреть, что же представляло собой это пятно, не удавалось, потому что иконки меню располагались как раз на нем. Но как заставка поменялась самостоятельно? Глюк телефона? Или Рита сама случайно нажала какую-то кнопку?.. Девушка торопливо оглянулась на соседнюю кровать и убедилась, что Лика по-прежнему крепко спит. Хозяева распределили между гостями спальни так, чтобы каждому досталось удобное место, хоть и поселили в комнаты по двое. Олег с Дашей поднялись в спальню на втором этаже, где раньше был чердак, а остальные заняли три комнаты на первом. Риту с Ликой поселили в самой большой – центральной. Младшая сестричка еще крупно поспорила с Ритой на тему ночевки. Лика, конечно, кричала, что она взрослая и останется в спальне вместе с Павлом. Но Рите удалось выиграть этот бой, хоть и ценой обиды младшей сестры. Лика осталась в комнате с Ритой, а отчаянно покрасневший во время спора сестер и желавшего провалиться со стыда сквозь дощатый пол Павел – в комнате вместе с Вячеславом. Лика, уже улегшись в кровать, демонстративно отвернулась к стене и сделала вид, что уснула. Лучше уж так. Рита, если честно, ожидала, что младшенькая будет бузить еще долго.
Чтобы не разбудить сестру, Рита сняла со спинки стула джинсы, торопливо натянула, заправила в них короткую ночную рубашку, поверх надела свитер. И в таком виде выскользнула в коридор. Осторожно прикрыла за собой дверь, пошарила рукой по стене в поисках выключателей. Иван оставил их на прежнем месте, хоть и заменил на новые.
Электрический желтый свет в сравнении с лунным показался мягким и теплым, он уютным пледом успокаивающе опустился на плечи. Рита решила поискать в памяти телефона картинку, самопроизвольно установившуюся на экране, разобраться, откуда она взялась и что на ней изображено.
Искать пришлось довольно долго: в папке с загруженными в память производителем телефона картинками не оказалось той, которая красовалась теперь в виде фона. И только в папке с фотографиями она неожиданно обнаружилась. Странно, но Рита совсем не помнила этой фотографии: на темно-сером рябом фоне белело какое-то пятно с еще двумя, поменьше, по бокам. Но если допустить, что она, сама не заметив, нечаянно нажал на кнопку, и сделала кадр автоматически, то почему снимок вышел черно-белым? Или у камеры есть и такая функция? В технике Рита мало что понимала, поэтому допустила, что такое все же возможно. Но время и дата снимка заставили ее удивиться вновь: фотография была сделана пята минут назад, то есть в то время, когда Рита беспомощно бултыхалась в своем кошмаре.
В комнату никто не заходил, иначе бы она проснулась. Разве что Лика вдруг решила так пошутить. Хотя сомнительно: сестра спала вполне натурально и крепко. Рита поднесла поближе к глазам телефон и повертела его так и сяк, стараясь разглядеть пятно. И вдруг холодок ужаса прошелся по спине: пятно было похоже на женское лицо. Темные провалы глаз, овал открытого в крике рта. Два светлых пятна по бокам похожи на раскрытые ладони. Ей вдруг эта картинка увиделась так четко, будто неясный негатив, наконец– то проявили и показали ей уже готовую фотографию в цвете. Рита разглядела (а вернее сказать, угадала из-за мелькнувшего вспышкой видения), что эта девушка – она сама, пытающаяся вынырнуть из воды на поверхность.
Кто-то сфотографировал ее в ночном кошмаре?!
Ей стало не по себе. Рита поторопилась удалить картинку из памяти телефона и вернуть прежний фон. Но хоть она и постаралась убедить себя в том, что фотография была не чем иным, как телефонным «глюком», от страха, пробравшегося в душу холодом, избавиться не удалось. Дом вдруг показался такой же ловушкой, как закованный в лед водоем. Старые половицы, которые Иван не успел заменить, разразились под шагами старческими стонами. Рита, опасаясь перебудить всех, остановилась. Но тут же в памяти всплыла принявшая в ее воображении более четкие очертания напугавшая ее картинка, и девушка, подталкиваемая в спину страхом, в несколько решительных шагов-бросков добралась до входной двери, откинула крючок, загромыхала оставленными в замке ключами, выскочила наружу.
Луна на звездном небе оказалась такой же идеально круглой, как и во сне, а тишина плотной, густой, запутавшейся в темных ветвях деревьев. Даже ветер, казалось, устал раздувать щеки и забылся глубоким сном. Рита невольно поежилась от ассоциации со своим сном, вызванной этой лунной тишиной. И присела на ступеньку крыльца. Возвращаться обратно в комнату, в углах которой, казалось, клочьями старой паутины повис ее кошмар, желания не было. Сон окончательно рассеялся на свежем деревенском воздухе.
Рита передернула плечами: ночью стало так прохладно, что от озноба не спасал даже шерстяной джемпер. Странно – днем стояла такая жара. Рита обхватила себя руками и грустно усмехнулась: нет рядом того, в чьих объятиях хотелось бы согреться. Ночью одиночество, днем притихающее от суеты, распевает в полный голос арии в минорных тональностях. Как хорошо, что она спит обычно так крепко, что не слышит этого «пения». Ну что ж, пусть сегодня поет. Ей вовсе не одиноко. Как ей может быть одиноко в бабушкином доме, который она любит и который теперь находится в хороших руках? Как может быть одиноко, когда за бревенчатыми стенами, на ощупь теплыми, как рука друга, отдыхают ее сестра и друзья? Но одиночество, будто в отместку взяв самую высокую ноту затянуло вдруг вкрадчивым голосом песню, очень любимую Ритой, но всегда вызывавшую у нее не столько радость, сколько грусть – воспоминание о том дне, когда она познакомилась с Олегом.
В тот мартовский день ей исполнялось двадцать два. Не круглая дата, но красивая. Симметричная. И Рите казалось, что теперь и в жизни у нее все должно идти так же – красиво и симметрично. День рождения она впервые отмечала без сестры и бабушки. Лика зимой тяжело переболела кишечной инфекцией, и после выздоровления бабушка увезла девочку на курорт с минеральными водами. На поездку пришлось занимать деньги у соседей, но Лике требовалось восстановление.
Устраивать празднества было не в правилах их маленькой семьи, но в тот раз Рита решила разгуляться по мере своих возможностей: наготовила салатов, испекла пирог, пригласила сокурсниц и Ивана. Друг, помнится, спросил, может ли он прийти не один. Рита подумала, что придет он с девушкой, с которой не так давно познакомился. Однако Иван привел не подругу, а незнакомого парня, своего сокурсника.
...Он ей понравился сразу. Так, что, рассматривая с растерянной улыбкой неожиданного гостя, Рита не сразу запомнила его имя: оно прошло застенчиво, на цыпочках, как мимо спящего, не разбудив оглушенное сознание. И лишь когда гость повторно представился, подумала, что ему это имя – Олег – идет как никакое другое.
У парня было удивительное лицо. Его можно было рассматривать бесконечно, причем как в целости, любуясь тем, как его части сочетаются друг с другом и органично перекликаются, будто в созвучном многоголосье, так и по отдельности – нос, глаза, рот, восхищаясь их природной лепкой и прорисованностью.
Тонкий, с небольшой горбинкой нос с хищно вырезанными ноздрями, такой, к каким Рита питала странную слабость. И под стать хищным ноздрям глаза: черные, глубоко посаженные, чуть прищуренные, но не близоруко, а так, будто их хозяин глядел на все и всех с иронией и снисходительностью, не переходящей в высокомерие, но опасно балансирующей на грани. Губы, малиново-яркие, четко очерченные, тронуты полуулыбкой – отражение иронии во взгляде. Черные, будто вакса, зеркально-блестящие волосы парень стянул в хвост, доходивший ему до лопаток. Рита еще подумала, что таким великолепным волосам позавидовала бы любая девушка. Ростом гость был куда выше середнячка Ивана и выгодно отличался атлетическим сложением.
Рита рассматривала гостя с открытым ртом, позабыв о приличии совершенно. Восхищение в ее глазах не осталось незамеченным. По лицу Олега мгновением проскользнула понимающая улыбка, словно парень привык к подобным взглядам.
– Извини, я без подарка, – сказал он, показывая крупные и белоснежные, будто из рекламного ролика зубной пасты, зубы. – Иван не предупредил.
«Ты уже подарок!» – едва не вырвалось у нее. Но, однако, вслух она пролепетала что-то нейтрально вежливое.
К ее великому разочарованию, Иван засобирался из гостей очень рано, едва попробовав салаты и даже не дождавшись горячего блюда. И, конечно, его приятель – вместе с ним.
– У нас есть еще одно дело, прости, – извинился друг, целуя ее на прощание в щеку. – Завтра я к тебе зайду. Почаевничаем. Держи подарок!
С этими словами он достал из кармана небольшую коробочку, в которой оказались часы.
– Надеюсь, отсчитывать они будут только счастливые часы, – сказал Иван, глядя, как Рита пристраивает на худенькое запястье браслет. – Великоваты? Не страшно! Завтра отнесем их в мастерскую – подогнать под твой размер. Какая же ты худышка!
– У нее аристократские запястья, – сказал вдруг молчавший до этого Олег. И неожиданно для Риты взял ее руку, повернул ладонью вверх и поцеловал в ладонь. Мимолетно коснулся губами, но кожу обожгло так, будто к ней приложили что-то раскаленное. Рита едва не вскрикнула и подумала, что на коже, возможно, останется след. Фантазии...
Они ушли. А вечер сразу растерял краски. Будто тот едва знакомый человек унес с собой акварель, оставив взамен черно-белый карандашный набросок. И праздник, ее первый за долгое время настоящий праздник, превратился в будний день. Гости, отплясывающие под попсовый хит, раздражать своей неуместностью. Рите остро захотелось одиночества, обрамленного тишиной и, сумерками, где она, прикрыв глаза, вспоминала бы жгучий, как чили, взгляд нового знакомого и прикосновение губ к ее руке.
Когда Рита, наконец, осталась наедине с воспоминаниями и горой немытой посуды, в дверь вдруг позвонили. Решив, что вернулась одна из подруг за какой-нибудь забытой вещью, девушка, не глянув в глазок, широким жестом распахнула дверь и замерла от неожиданности.
– Я принес тебе подарок, – тихо сказал Олег, протягивал Рите через порог небольшую коробочку.
– Что это? – изумленно воскликнула она, принимая коробочку. Повертела ее в руках, будто не решаясь открыть, и подняла глаза на парня, все так же стоявшего по ту сторону двери.
– Ой, заходи, – спохватилась она. Олег не заставил себя ждать. С подарком в руках, теребя на ходу ленточку дрожавшими пальцами, Рита прошла на кухню, зная, что Олег следует за ней. Поставила на плиту чайник и открыла коробочку, там оказалась нитка коралловых бус.
– Не знаю, понравится ли тебе, – сказал Олег, глядя ей в глаза таким взглядом, когда и без слов понятно, что бусы – это не тот подарок, который на самом деле ей приготовлен, а лишь прелюдия к нему.
Чая они так и не выпили.
Олег уснул быстро, а Рита еще долго лежала тихо, словно затаившийся в норке зверек, боясь разбудить Олега. Слышать рядом с собой чужое дыхание было и радостно, и непривычно. Падающий в окно лунный свет озарял лицо парня, и в серебряном сиянии его черты казались красиво холодными, будто вытесанными изо льда. Лицо Кая с сердцем-ледышкой. От такого сравнения пришедшего на ум, Рите стало как-то не по себе. И она с трудом удержалась от того, чтобы не поцеловать парня в губы в желании растопить лед. Но ограничилась тем, что осторожно выбралась из постели и задернула штору.
Уснула Рита под утро и так крепко, измученная мечтами, воспоминаниями, сомнениями и тревогами, что не услышала, когда Олег встал. Проснулась она резко, как от пронзительного звона будильника, разбуженная внезапно ворвавшейся в ее сон тревогой. Одурманенная опиумом сна, Рита не сразу поняла, чем вызвано это неприятное чувство. И только глянув на место рядом с собой, и увидев еще одну подушку, вспомнила.
Олега в кровати не было. Испугавшись, что он ушел, девушка рынком вскочила и, путаясь в одеяле, в которое она наскоро завернулась, выбежала из комнаты. Олег оказался на кухне. Он сидел спиной к двери возле приоткрытого окна и курил, пуская сизые струйки дыма. Из окна тянуло морозным воздухом, и босые ноги Риты на ледяном полу тут же замерзли. Но девушка лишь неслышно переступила ими, поджала пальцы и плотнее закуталась в одеяло. Очарованная, она любовалась Олегом. Мужественно-широкий разворот плеч – крепких и сильных, гладкая смуглая кожа, крепкая шея и черные волосы, на этот раз распущенные. Ей нравилось смотреть, как Олег курит: как подносит ко рту руку с зажатой в двух пальцах сигаретой, как вдыхает в себя горький дым – как будто бы безразлично, отрешенно, думая о чем-то своем, а затем так же равнодушно, практически машинально выпускает его в приоткрытое окно. Олег настолько погрузился в свои мысли, что не сразу заметил девушку. И только лишь когда докурил, оглянулся и кивнул:
– Доброе утро.
Но, как она ни надеялась на совместный завтрак, Олег отказался от предложенного чая, объяснив, что на самом деле очень торопится. «Дожидался тебя. Нехорошо уходить, не попрощавшись», – улыбнулся он и легонько коснулся темными губами ее губ. «Ты такая сладкая», – сказал на прощание, будто с сожалением. «Ты еще придешь?» – запоздало спросила Рита перед тем, как за Олегом захлопнулась дверь. «Ну конечно!» – беззаботно ответил он. И не пришел. Никогда больше.
Хоть за эти пять лет они виделись, и не раз – на праздниках у Ивана.
Но самая незабываемая встреча, увы, та, которая должна была поставить точку на ее мечтах, но, напротив, запустила долгоиграющий механизм самоистязания, случилась через полгода после той ночи. Случайная, возле метро. Это не глаза, это сердце выхватило из толпы знакомое лицо. Выхватило и ухнуло куда-то вниз, успев, однако, передать импульс голосовым связкам, а те – задрожавшим от волнения губам. Рита окликнула Олега и внезапно испугалась: «Он или не он?» И затем, когда Олег оглянулся: «Узнает или нет?» Узнал. Глаза чуть сощурились, приглядываясь к ней, а на губах заиграла приветливая улыбка:
– Здравствуй.
Они стояли посреди улицы и молча смотрели друг на друга. Вокруг бурлила жизнь, суетливая волна прохожих разбивалась о них, огибала с обеих сторон, словно маленький островок, затерявшийся в океане. Рита смотрела на Олега и не могла поверить, что видит его не во сне, а наяву, что вот он, рядом, такой реальный и осязаемый. При желании она могла протянуть руку и коснуться его, но не сделала этого, испугавшись, что пальцы погрузятся в пустоту, как это уже бывало в ее снах. Сколько раз в мечтах она представляла себе эту встречу, и вот... Куда подевались слова, которые она придумывала, миллионы раз повторяя про себя, рисуя в воображении встречу с Олегом? Она так часто проигрывала эту ситуацию... А теперь молчала, парализованная волнением.
– Сколько лет, сколько зим, как говорится, Рита.
– Полгода.
– Да, наверное, где-то так...
И он, и она неловко переминались с ноги на ногу. Непринужденного разговора не получалось.
– Как ты?
В подобных случаях такой вопрос задают людям, с которыми утеряна близкая связь – вежливый, нейтральный, обычный. Наверное, очень сложно пришлось бы людям в общении, не будь таких повседневных вежливо-нейтральных вопросов-выручалочек.
– Ничего, нормально. Потихонечку... – каков вопрос, таков ответ. А предательски вспыхнувшие щеки выдают... И дрожь в голосе – как ее унять?
– А ты? Ты как?
– Тоже нормально, – усмехнулся Олег, а у нее по спине прокатилась волна мурашек: невидимая рука окунула ее в ту единственную ночь, как перепуганного котенка в таз с водой, встряхнула и, не дав опомниться, снова вернула в настоящее.
И опять долгая пауза и неловкое топтание на месте.
– Тебе в метро?
– Нет, я только что оттуда.
– А-а... – Рита понимающе кивнула головой. – Значит, нам в противоположные стороны – мне в метро. Жаль...
Скомканное прощание. С его стороны – торопливое, с ее – немного жалобное, окрашенное тем отчаянием, с каким она цеплялась за слова, как повиснувший над пропастью – за выскользающий из ладоней трос.
И, встретившись на пару минут, они разошлись. Рита не удержалась и оглянулась Олегу вслед, на долю секунды удержав взглядом его фигуру, тут же затерявшуюся в потоке силуэтов многочисленных прохожих.
Вот и все. Встреча, о которой она так мечтала. Ничего не объясняющая, но в то же время объясняющая очень многое. Чужие люди, такие же случайные друг другу, как и остальные прохожие. Эта встреча – как легкий мимолетный порыв свежего ветерка, на мгновение заглянувшего в распахнутую форточку – а была ли она? Или просто показалось? Нет, не показалось, иначе бы не дрожали колени и не пульсировала кровь в висках. И сердце бы не умерло на эти короткие минуты, чтобы потом, оживая, с таким неистовством отбивать новый ритм, что, казалось, еще чуть-чуть, и оно не выдержит такого темпа, взорвется, как паровой котел...
Сейчас Рита не испытывала к Олегу столь острых чувств, как раньше, но печаль осела в ее сердце занозой, успевшей обрасти плотью, – так просто ее и не вытащить.
А та коралловая нитка, к слову сказать, порвалась едва ли не на следующий день... Символично. Только Рита тогда еще в свежих надеждах не приняла это за знак.
От воспоминаний хоть и взгрустнулось немного, но зато прошел липкий страх, вызванный ужасным сном. Рита поднялась с крыльца, намереваясь вернуться в кровать, и лишь сейчас заметила, что два окна в соседнем доме освещены. Видимо, Михаилу тоже не спалось.
***
Газетные вырезки были похожи на осенние листья: пожелтевшие, сухие и хрупкие. И от них так же веяло грустью и горечью. Однотипные случаи, похожее изложение, будто писанное одним человеком. Сухие факты без домыслов. Чьи-то долгие ожидания, уложившиеся в несколько газетных строк. Он столько раз складывал из них пасьянс в поисках единственно верной комбинации, что вырезки обветшали. И Михаил, разглядывая их, в какой раз подумал, что, пожалуй, надо снять ксерокопии. Какая разница, что складывать в пасьянс – оригиналы или копии.
Часто перечитывая эти заметки, он невольно выучил их наизусть. Но что толку оттого, что он знает содержание, ведь секрет так и остается неразгаданным?
Михаил поднялся и, заложив руки за спину, сделал круг по комнате. Так же цирковой лошадкой по арене закружились и его мысли – замкнутые в бесконечном цикле, обреченные круг за кругом идти по протоптанной дороге без надежды свернуть на прямую. Он чувствовал себя заложником, искал всевозможные способы сойти с карусели, но безуспешно. Круг за кругом, круг за кругом – до тошноты, до головокружения, до полуобморочного состояния, километры бесполезного пути, часы напрасно израсходованного времени. Ему удавалось решать в жизни многие задачи, выстраивать логические цепочки, предвосхищать, рассчитывать, угадывать. Но вот с этой задачей справиться он никак не мог. То ли не хватало чутья – не того, с помощью которого он вел свои дела, а другого, особого – женского, как сказала бы Настя. То ли все дело в том, что он до конца не мог принять, что задача перед ним не математическая и не экономическая, и даже в законы физики плохо укладывающаяся. И решать ее надо не умом, а опять же тем самым особым чутьем и верой. Он мыслил по-мужски, и где-то в душе все же горел огонек сомнения. Может быть, поэтому тайна, чувствуя его недоверие, не торопилась раскрываться? Но он не мог по-другому мыслить. Он – мужик, и все тут!
Михаил в сердцах легонько стукнул кулаком в обитую деревянными панелями стену. В доме был сделан ремонт незадолго до гибели Насти. Ему здесь нравилось. Он любил эти места. И, объездив полмира, повидав много райских уголков, всегда возвращался в эту умирающую деревню – домой. Особый воздух, наполненный знакомыми ароматами, возвращавшими в счастливые воспоминания. Ему было здесь спокойно, как в колыбели. Ностальгия баюкала его, ласкала материнской рукой. Когда он начинал задыхаться в бешеном столичном ритме, приезжал сюда, где неспешностью, незнакомой нервной столице, была пропитана каждая травинка, каждый придорожный камешек.
Старый дом, доставшийся ему от деда в довольно неприглядном виде, Михаил восстанавливал с такой любовью, будто пестовал обожаемого ребенка. Настя разделяла его привязанность к этому месту. Какие планы они строили! И плохо, плохо, что здесь ей так нравилось... Теперь он жалел об этом с такой силой, с какой когда-то радовался. Может, если бы она так же, как он, не рвалась сюда, не произошло бы трагедии?
Как, как так получилось, что такое спокойное место превратилось вдруг в жадного до жертв монстра? Что случилось, что?.. Почему вдруг проснулись демоны и алчно собирают теперь «урожай» из загубленных душ? Озеро издавна считалось чуть ли не святым. Говорили, что его воды обладают целебными свойствами. И не было на памяти Михаила случаев, чтобы кто-то в нем утонул. И вот поди ж ты... Если бы случай был единичный, то не казалось бы все таким странным. Но озеро будто превратилось в серийного убийцу...
Михаил окинул взглядом разложенный «пасьянс» из заметок: за последние три года утонуло или пропало без вести тринадцать человек. Чертова дюжина. Символичное какое число, поневоле поверишь во всякую чертовщину. Первой стала Настя. В тот год несчастных случаев, согласно газетным статьям, было три, включая его жену. Следующий год, когда Михаил блуждал где-то далеко не только от этих мест, но и вообще от жизни, оказался самым «урожайным»: семь человек, из них четверо – утонули, три – пропали без вести, И три случая с начала этого года. До начала «урожайных» лет последний случай утопления на озере произошел около шестидесяти лет назад. Михаил специально изучал архивы, тщательно и планомерно. И выяснилось, что тогда, шестьдесят лет назад, святое озеро тоже будто превратилось в исчадие ада: жертва за жертвой в течение трех лет. А потом опять все стихло. Может, действительно на какой-то период открываются в нем адовы врата?
Может, правду болтают старики про Хозяйку?.. Местную легенду про врата и лебедушку, следящую за тем, чтобы они оставались закрытыми, он знал еще с детства, но считал просто местным фольклором. Выглядело все слишком неправдоподобно. Но вдруг есть какая-то правда в сказке? Не просто же так слагают легенды и передают их из поколения в поколение. Хотя, помнится, впервые услышав ту легенду школьником, выдвинул свою версию, которую обсуждал с учителем географии. Михаилу тогда подумалось, что озеро – вулканического происхождения, и то, что в древности люди называли «вратами ада», на самом деле жерло просыпающегося вулкана. Ну чем не ад – губительные газы, поднимающиеся над водой и травящие все вокруг, вскипающая клокочущая вода. Апокалипсис! Ад! Но учитель географии разрушил версию мальчика, сказан, что в тех места нет вулканических озер. Вообще вулканов нет.
Об этой мальчишеской легенде он вспомнил, узнав, что около шестидесяти лет назад озеро уже, превращалось в жестокого убийцу. Как и сейчас. Водолазы исследовали дно и на самом деле обнаружили какую-то трещину, куда могло затянуть тела пропавших без вести. Но... его школьная версия насчет дремлющего и в какой-то период просыпающегося вулкана опять не подтвердилась. Все по той же причине – нет в этих местах вулканов!
Хоть и на самом деле за стопроцентную версию бери стариковскую легенду про Хозяйку... Когда проект с восстановлением деревни только затевался, кое-кто из стариков противился... Жаль, не стал выслушивать он от них причин и объяснений. Особенно одна местная старуха, Клавдия, помнится, усиленно отговаривала его от затеи. А Михаил не придал значения ее словам, отмахнулся. А теперь и спросить не у кого: умерла Клавдия...
Михаил погрузился в мысли и не заметил, как пальцами правой руки невольно ощупывает деревянную стену, будто в поисках скрытого рычага, способного открыть тайник. Надо же... Так и свихнуться недолго.
Михаил вернулся за стол, сдвинул газетные вырезки в сторону, взял папку со старомодными, уже измочаленными временем тесемками и вытащил из нее отксерокопированные листы. Архивные записи, охватывающие временной отрезок от первых послевоенных лет до сегодняшнего дня. Все регистрационные записи о рождении и смерти местных жителей, относящиеся к более раннему периоду, хранились в других местах. Что-то потерялось, что-то сохранилось. Человек, собиравший по его запросу информацию, проделал титаническую работу. В папке, помимо ксерокопий листов регистрационных книг, относящихся к раннему советскому времени, находились и копии листов из метрических книг. Записи о рождении, крещении, смерти местных жителей, регистрируемые когда-то в церкви. Весь вечер Михаил потратил на изучение содержимого папки, складывал пасьянсы из человеческих судеб, рисовал генеалогические древа, выстраивал графики. И теперь рассматривал нарисованную на альбомном листе синусоиду, под которой в несколько пунктов записал выводы – результат всех вечерних исследований и умозаключений.
Он обнаружил, что бывают периоды, когда озеро превращается в кровожадного монстра и неприятности и несчастья сыплются как из рога изобилия, а потом все прекращается – резко, будто некто закрывает эту страницу книги. И начинается новая история – без трагедий и необъяснимых несчастных случаев. Сорок—шестьдесят лет спокойствия и счастья...
Выходит, старики, та же Клавдия, предупреждавшая его, знали, что сейчас грядет период несчастий? Как жаль, как жаль, что никого не осталось из тех, кто бы мог рассказать Михаилу о прошлых, шестидесятилетней давности, событиях от первого лица...
Вторую интересную вещь Михаил заметил, когда составлял генеалогические древа местных жителей. Оказалось, что в одной семье стабильно через поколение рождаются две девочки, одна из которых не доживает до совершеннолетия. Забавно то, что как-то эту семью помянула в разговоре Клавдия, но вот что старуха точно хотела сказать Михаил, увы, так и не узнал.
И, наконец, третье: каждая из тех рано уходивших девочек умирала не своей смертью, а тонула в озере. И этой трагедией завершался черный период. Значит ли это, что гибель девочек из этой семьи как-то влияла на прекращение бед? Или это простая случайность?
Михаил встал из-за стола, нащупал в кармане пачку сигарет и открыл окно. Прикуривая, бросил случайный взгляд на участок Ивана и вдруг увидел сидящую на пороге соседского дома фигурку. И хоть хорошо разглядеть в неживом лунном свете, слабо освещающем двор, человека не представлялось возможным, Михаил каким-то чутьем понял, кто там находится. Похоже, увлекшись расследованием, он попутно отточил интуицию – оружие против неведомых сил. Бросив еще раз в окно торопливый взгляд, затушил сигарету и направился к входной двери.
Выйдя во двор, увидел, что девушка уже поднялась на ноги и повернулась, чтобы скрыться в доме. И тогда он, в несколько широких шагов преодолев расстояние от крыльца до забора, окликнул девушку по имени:
– Рита!
Голос прозвучал слишком громко для такой тихой ночи. Михаил тут же мысленно обругал себя: ему не хотелось разбудить соседей, к тому же с Ритой он собирался побеседовать наедине, без свидетелей.
