Текст книги "Все познается (СИ)"

Автор книги: Наталья Захарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Вообще-то умер Гарри буднично и просто. И гибель его была вполне закономерной – не то чтобы он тогда об этом задумывался. Не до того было, он с головой провалился в омут горя и депрессии, плохо спал, почти не ел и, если честно, совершенно не представлял, что делать и что теперь будет.

Вокруг копошились такие же вялые и заторможенные ученики – те, кто выжил, – и Гарри, провалившийся в свое горе, не замечал, что жизнь-то бурлит. Не хотел замечать, идиот.

Ему было плохо, дикий забег от Волдеморта с подручными закончился бойней, Гарри, вроде, победил, но у этой победы был вкус пепла. Его окружающее не интересовало, его, как любого подростка, волновало личное, вот только он тогда не учел, что у Избранных личного не бывает, да и сами Избранные не принадлежат себе, являясь сплошь общественными. Пока дети плакали от кошмаров, взрослые как-то слишком быстро и резво занялись делами.

И Гарри так же резко и очень неприятно для собственного самолюбия обнаружил, что оказался не у дел.

Он никого не интересовал, никому не был нужен, никто не спешил с ним общаться. Гарри вдруг – опять вдруг! – понял, что у всех есть какие-то интересы, дела, жизнь, а он в эту жизнь не вписывается никоим образом. Шли какие-то процессы, суды, до которых его не допускали, хотя он даже пытался настоять. Но Шеклбот только смерил его равнодушным взглядом и отмахнулся, раздраженная Макгонагалл лишь пнула в сторону развалин Хогвартса, требуя помощи в восстановлении, в том числе и денежной, ученики отмахивались и не желали с ним разговаривать, мисс Блэк забрала Тео, о котором неожиданно вспомнил Гарри, и уехала. Идти ему тоже было некуда: дом на Гримуальд-плейс разрушен, жить в Хогвартсе не позволили, а податься к тете Петунии… Он приехал, только чтобы увидеть, что в доме живут совершенно чужие люди.

Пришлось вновь возвращаться в магический мир, унижаться перед гоблинами, ополовинившими содержимое его сейфа – он же не думал, что воровство и прочее сойдут ему с рук? Ну, почему-то думал, но теперь пришлось платить. Теперь Гарри ютился в снятой комнатке, отлично вписавшись со своим потрепанным видом в стройные ряды магических нищих и бомжей. Потом неожиданно оказалось, что Министерство почему-то конфисковало дом Сириуса, и не только его, победители обдирали побежденных как липку, и Гарри, чувствующий себя готовой взорваться бомбой, ринулся к Шеклботу, требуя пресечь беззаконие, как завещал Дамблдор. Свежеиспеченный министр, ранее бывший таким хорошим товарищем по Ордену Феникса, смотрел на истерящего Гарри терпеливо-брезгливо, как на проблемного ребенка. Впрочем, не то чтобы он это заметил – нервный срыв просто сорвал стоп-кран. Может, все бы и обошлось, вот только Гарри вякнул что-то о том, что он чего-то там требует, и отношение тут же изменилось. Шекклбот покивал, выразил сочувствие, а через день Гарри неожиданно пригласили в Отдел Тайн. Якобы Арка заработала, и есть шанс вернуть Сириуса. Ну, он и ломанулся, идиот, и так и не понял, кто именно его пнул, проткнув ножом для верности: невыразимец или министр лично. Он свалился в матовую, полную шепотов темноту, а где-то там остались и Бузинная, и его личная палочки, и мантия-невидимка, ведь по правилам нельзя допустить влияние магических артефактов друг на друга.

Он даже думал, что все, конец, но оказалось, что это только начало.

Очнулся Гарри в подворотне, грязной и воняющей, и таким же грязным и вонючим был он сам. Кровь была, рана была, но не на спине, а на животе, с головы сочилось, челюсти распухли, и Гарри пополз вперед, скуля и хрипя, едва не попав под машину. Вокруг говорили со странным акцентом, его затормошили, потом повезли, потом обследовали и даже лечили.

На все вопросы он только молчал, потому как выяснилось, что вокруг почему-то Америка, но это не было самым страшным. Самым страшным оказалось то, что теперь Гарри не узнавал себя в зеркале, и он стал обычным человеком.

И вот именно последнее его и сломало.

Потом, через годы, бывший Поттер, вспоминая те, первые дни в чужом мире, только цинично смеялся. Как же! Мелкий мажонок, Избранный, считающий себя пупом земли, вдруг обнаружил, что стал как все. Обычным. Просто Гарри.

О, это кокетство! Как он ломался, словно престарелая кокотка, когда поправлял восторженных почитателей, говоря, что он не мистер Гарри Поттер, не Избранный, а просто Гарри. Да, так и говорил.

– Зовите меня просто Гарри.

А сам в глубине души упивался своей избранностью, тем, что ему сходит многое с рук, тем, что его дружбы и внимания ищут, не замечая понимающих ухмылок взрослых.

Оказалось, что быть «просто» – не слишком-то и просто. Беспризорник, изредка посещающий муниципальную школу, состоящий с детства в бандах, Брок Рамлоу – а именно таким оказалось имя его нового тела, – никому был не нужен.

Тогда Гарри сломался еще раз. Выяснилось, что без магии маги представляют собой жалкое зрелище. Выяснилось, что Гарри настолько привык пользоваться магией, что теперь оказался практически беспомощным. Из больницы его выперли сразу, как смог передвигаться, и Гарри-Брок остался один в этом чужом и полном опасностей мире.

Гарри Поттер считал себя несчастной жертвой произвола взрослых? Брок Рамлоу был сиротой, росшим на улицах, зубами и кулаками выгрызающим у сотен таких же, как он, конкурентов кусок съестного. У него не было ни образования, ни каких-то особых талантов. Выброшенный на те же улицы Гарри только теперь, голодая и замерзая, смог оценить, насколько чудесным было его детство и юность. Тетя Петуния гоняла его по домашнему хозяйству? Она научила его работать руками, обихаживать себя и дом, готовить, стирать, делать покупки и прочее. Да, она его не любила, но она и не обязана была его любить. Кто он ей? Подброшенный на порог племянник? Без документов, без содержания, без ничего, только с требованием растить и воспитывать этого кукушонка, пока он не вернется в магический мир, туда, где простецам нет места.

Он и вернулся, не думая о тратах, о том, что магические выбросы постоянно приносили одни убытки семье, что работал только Вернон, а тетя сама содержала дом и сад, обихаживала троих засранцев-мужиков, и все в условиях экономического кризиса. У него были еда, крыша над головой и одежда. Да, любви не было, так что? На улицах Гарри такого наслушался и насмотрелся, пытаясь выжить, что понял: по сравнению с другими он жил, как принц.

Только теперь, воруя, нанимаясь на самую тяжелую, грязную и малооплачиваемую работу, ведь без образования о хорошем месте и мечтать нечего, Гарри оценил, сколькому его научила презираемая им Петуния. Та, что терпела подкидыша, не имея возможности даже отдать его в другую семью или приют: почему-то теперь воспоминания о том, как Дамблдор заставлял скакать стаканы на головах Дурслей, вызывали только стыд. А доброму магу, светочу и прочее, магглолюбцу и стороннику интеграции двух миров, стыдно не было. И применять магию против не способных защититься людей – тоже.

Гарри понял это лишь теперь, проведя на улицах год, видя, как люди унижают и убивают друг друга. Тяжелый и страшный год, выбивший из него романтическую чушь. Теперь оказалось, что воровать не так-то просто без магии, что работать руками – еще тяжелее, что поступить в колледж или еще куда ему не светит, ведь отсутствовали базовые знания. Слишком быстро Поттер забыл то, чему учили в начальной школе, в мире магии не нужны были естествознание с географией и химия с физикой. Там не учили математике и геометрии, чистописанию и истории обычного мира. Гарри смотрел, как парни и девушки из кожи вон лезут, пытаясь заработать на стипендию, получить гранты, и вспоминал, как страдал фигней на уроках, ведь зачем, если есть Гермиона, которая побухтит, но проконтролирует выполнение домашней работы. Впрочем, не то чтобы магические науки ему теперь пригодились. Разве что латынь, да и той учили крайне усеченно – в магическом мире рулило домашнее образование, а также личное обучение у мастеров – все то, о чем Гарри и слышать не хотел.

Именно тогда, трясясь в какой-то ночлежке, где пришлось кулаками выбивать право согреться, Гарри впервые заплакал, вспоминая все то, что не ценил и утратил. Теперь даже тетка, часто наблюдающая за ним с каким-то тоскливым обреченным отчаянием, казалась родной и близкой, и он впервые осознанно поблагодарил ее. Осознанно, искренне раскаиваясь в том непонимании, заботливо созданном другими людьми, что так усложнило им обоим жизнь.

Он плакал, а над ним робко вспыхнула и погасла крошечная искорка.

Все попытки хоть как-то вырваться из этого болота провалились, и тогда Гарри сделал то, что делают сотни и тысячи подростков с сомнительным прошлым, – он пошел в армию. К прежней жизни возврата не было, про магию можно было забыть – в этом мире даже история была другой. И Гарри, мрачно пялясь на вербовщика, уверенно назвал свое новое имя, решив не тосковать по тому, к чему нет и не будет возврата.

Гарри Поттер был Избранным, выкинутым магами пинком под зад. Брок Рамлоу стал тем, кто решил, что пора подняться с колен, и сделать это он хотел не для кого-то, а только для себя.

В этот раз Гарри решил побыть эгоистом.

Армия быстро начала выбивать из него остатки раздутого самомнения. Без своей магии, которой он тоже учился спустя рукава, Гарри мало что собой представлял. Однако он всегда был наглым и упорным, и в этот раз эти качества сослужили ему хорошую службу: он учился как проклятый, качался до одурения и попал на карандаш к неравнодушному сержанту, сумевшему нормально разговорить лохматого мрачного дрыща. А уж когда сержант услышал, что первый раз этот шкет убил в одиннадцать, то его глаза и вовсе засияли интересом. Гарри опять выделился, сержант стал уделять перспективному подопечному дополнительное время, и его решили проверить на прочность.

Впрочем, как и всегда, это только разожгло в нем злость и готовность идти до конца. Теперь Гарри умел драться, но также он не собирался терпеть на себя нападки. Его обидчики быстро уяснили, что кулаки у него пусть и небольшие, зато острые и точные. Хлипкий тощий смазливец оказался настоящим бойцом, утирающим кровавые сопли и встающим с колен, не тушующимся перед многочисленными противниками.

Сержант гонял его до седьмого пота, вколачивая навыки, а еще стал подсовывать ему книги. И Гарри, с каждым днем все больше и больше чувствующий себя Броком, неожиданно понял, что ему нравится читать. И учиться: та радость изучения нового, которой его сначала старательно лишали равнодушные учителя и пристрастные Дурсли, а потом пристрастные учителя и окружающие, и равнодушный декан.

Время идет, и вот уже первое боевое задание, кровь, пот и кромешный ужас. Это было слишком похоже на то, как за ним охотились егеря и Пожиратели, и поначалу Гарри впал в ступор, но война не терпит пренебрежения и невнимательности. Пришлось быстро приходить в себя, выживать и идти к спасению.

К концу первого контракта Гарри окончательно утратил веру в светлое будущее, полное пасущихся единорогов, и в то, что война несет хоть что-то положительное. Это всегда кровь и смерть, вооруженное противостояние потеряло налет личного, превратившись в рутину, и в тот момент, когда Гарри, валяясь на горячих песках, смотрел на далекие звезды, колющие лучами зрачки его глаз, и осознавал, что гражданская война – это всегда драма, всегда ужас, всегда неправильность, где-то под ладонью вспыхнул светлячок и погас.

Он лежал, смотрел на равнодушное небо все больше желтеющими с течением времени глазами, не зная, что на руке закрылась небольшая, но раздражающая царапина.

Бои шли дальше, Гарри совершил очередное чудо: после гибели всех офицеров вывел из окружения остатки отряда, приняв на себя руководство. Это отметили, предложив ему делать карьеру. Гарри посидел, подумал, пожал плечами и согласился.

Вся его жизнь прошла под знаком войны, он больше ничего не умел, а раз так, то почему бы не сделать это профессией? И он согласился.

Годы снова полетели вперед со скоростью реактивного самолета. Гарри начал учиться еще больше, сперва пошел на курсы, потом решил идти до конца и поступить в академию. Вест-Пойнт ждал его, и Гарри не собирался терять шанс поступить: у него были рекомендации, деньги и даже опыт. Ему до смерти не хотелось быть безликой пешкой, особенно после того, как на одном из заданий его и остальных откровенно бросили, оставив выкручиваться самостоятельно, только потому, что майор преследовал свои цели. Тогда он в полной мере ощутил ту дикую беспомощность перед решениями вышестоящих, и это неожиданно зацепило память о прошлой жизни. Вдруг вспомнилось, как обтекаемо всегда изъяснялся Дамблдор, никогда ничего не говоря четко и ясно, и то ощущение просто одного из многих, недостойного знать подробности. Гарри сидел в темноте, пялясь куда-то внутрь себя, курил дешевые сигареты, заглушая чувство голода, и не знал, что в его волосах запуталась пара искорок.

Отучился Гарри с блеском, получил перстень, который носил с гордостью, и понесся по военной стезе, стуча тяжелыми берцами. Постепенно сформировался отряд преданных лично ему бойцов. Появилась репутация: выяснилось, что Гарри – счастливчик. Он выходил живым и даже целым из жутких мясорубок, а еще вытаскивал остальных, что было особо ценно. Гарри никого не гнобил, всегда обращаясь вежливо, даже когда использовал ненормативную лексику – неожиданно аукнулся Хогвартс и воспоминания о Снейпе. Он делал все, чтобы выполнить задание, не неся потерь, вырывая положенное ему и отряду свирепо и безжалостно, и бойцы с гордостью говорили, что их ведет настоящий барсук. Гарри почитал характеристики барсуков-медоедов, похмыкал и выбросил из головы тот факт, что раньше с гордостью называл себя львом.

Теперь это не имело никакого значения.

Важным был тот факт, что Гарри перестал действовать наудачу, как левая пятка решила, он больше не бросался вперед без малейшего понятия о том, что будет дальше, надеясь на то, что повезет. Теперь он рос как стратег и тактик, заново переоценивая свои школьные годы. Иногда он просто качал головой, вспоминая то, что тогда считал храбростью и бесстрашием истинного гриффиндорца, а окружающие, особенно умные, – идиотизмом и суицидальными наклонностями наглого малолетки, считающего себя самым умным.

Тяжело оказалось осознавать, что он тогда был пешкой, которой гроссмейстер двигал по доске, как хотел. О, Дамблдор не приказывал, но он умел так обтекаемо говорить, что человек сам приходил к нужным магу выводам, действуя на свой страх и риск. А если попадал впросак… То и доказать ничего не мог. Особенно четко увидел манипулирование Гарри после того, как прослушал курс лекций о психологии и нейро-лингвистическом программировании. Заинтересовавшись вопросом, Гарри из любопытства прочел труд Макиавелли, а после окончания чтения весьма занимательного труда безбожно напился, переживая ломку очередного убеждения. Было горько и больно, он глотал алкоголь как воду, искренне сожалея о своей инфантильности. Он был ребенком, попавшим в сказку, упорно защищающим свои розовые очки и личное видение происходящего, отметающего прочь все, что грозило нарушить идиллическую картинку. Это теперь, вспоминая свои первые шаги в магическом мире, Гарри видел странности и прущие изо всех щелей нестыковки. Стоящая на проходе семья Уизли, орущая о том, как надо проходить барьер. Слова Рона о том, что у них есть родственник-сквиб, но они с этим презренным бухгалтером не общаются. Назойливая пропаганда Гриффиндора из уст окружающих. Равнодушие декана, волнующейся лишь за соблюдение внешних приличий и победу в квиддиче: естественно, заработать баллы учебой с таким отношением к подопечным было нереально. Завышенные ожидания окружающих, то возносящих его на вершину, то плюющих вслед. Хоть кто-то извинился за несправедливые обвинения в его адрес? Нет.

Вспоминать можно было до бесконечности, но Гарри все же нашел в себе силы вынырнуть из омута жалости к самому себе. Потребовались годы, пока Гарри смог как следует осмыслить и проработать воспоминания. Он даже простил убившего его Шеклбота… Что не означало, что он забыл.

Забывать Гарри не собирался. Забыть означало повторить эти ошибки, а этого Гарри допустить не мог.

Особенно после обстоятельного разговора с Роллинзом, ставшим счастливым отцом в третий раз. Они напились на радостях, и Гарри, в странном порыве болтливости, обтекаемо рассказал о своей прошлой жизни, получив в ответ бурную лекцию от неожиданно разъяренного друга. Джек плевался от одной мысли о детях-солдатах, в красках расписав, что бы он сделал с отсиживающимися в безопасности взрослыми-манипуляторами, и это неожиданно отменно легло на увиденное в Африке. Дети с автоматами слишком сильно напомнили о том, как Гарри сам бегал с палочкой наперевес, готовый убивать ради защиты тех, кто был гораздо старше и опытней. Да он и убивал…

От понимания, что так поступать нельзя, что такого не должно быть, лопнули все лампочки в доме. А через какое-то время Гарри заметил, что раны теперь срастаются чуть ли не на глазах, а удачливость повысилась в разы.

Переход в частный сектор ознаменовался ростом заработной платы и цинизма. Гарри искал для своей маленькой стаи самые лучшие контракты, вырывая причитающееся вознаграждение иногда из мертвых рук бывшего нанимателя. О них заговорили, их стали нанимать для самых сложных и рискованных дел, ведь контракт исполнялся с блеском, а потерь не было, поэтому вербовку в ЩИТ Гарри счел закономерностью. Тем более их отряд нанимал лично министр.

Поначалу Пирс даже понравился: сильный лидер и умелый управленец, знающий, что нужно для исполнения поставленных перед ним задач. Гарри подписал контракт, потому страховка была ошеломляющей, а зарплата – тем более, да и государство – это не частник с манией величия.

Впрочем, более близкое знакомство заставило задуматься над тем, чего же Пирс хочет на самом деле, а уж собеседование с Фьюри, неприятно напоминающего приснопамятного Шеклбота, заставило вспомнить заветы параноика Грюма.

И Гарри порадовался своей чудесной привычке собирать компромат на нанимателей во избежание разного рода неловкостей, а уж тут сам бог велел. И Гарри стал осторожно копать.

«Страйк» быстро вышел на вершину, элита из элит, поэтому неудивительно, что Пирс стал оказывать им внимание. Пошли дополнительные миссии, с очень хорошей оплатой и под грифом секретности, Фьюри неожиданно тоже начал потихоньку мутить воду. Апогея происходящий идиотизм достиг, когда Пирс предложил перезаключить контракт. Гарри смотрел в холодные и пустые, как у акулы, глаза министра, и понимал, что отказаться не вариант, а кончики пальцев странно горели.

Он подписал контракт, тщательно прочитав и проанализировав, добавив от себя лишь пару пунктов о соблюдении условий, найме в отряд, вознаграждении и форс-мажорных обстоятельствах с компенсациями. Александр на такую юридическую подкованность лишь похмыкал, но передал слишком хитрожопому вояке паркеровскую золотую ручку. Гарри помусолил ее в пальцах, ставших горячими, поставил подпись, а потом проследил за тем, как неожиданно чуть дернулась рука расписывающегося министра.

Они подали друг другу руки, и штурмовой отряд элитных бойцов перешел под непосредственное командование главы Совета Безопасности.

Пошли миссии. Вроде, они делали хорошее дело: уничтожали террористов, зачищали работорговцев и наркобаронов, но Гарри чем дальше, тем сильнее чуял отчетливый неприятный душок от всей этой деятельности. Вроде бы, министр делал хорошее дело, патриотическое даже, очищая страну от всякого сброда, но методы как-то… Подкачали.

Гарри чувствовал, что увязает в грядущих неприятностях, поэтому утроил усилия по сбору информации. Кроме того, ему не нравилось внимание эскулапов при медосмотрах и участившиеся тесты и прочие испытания. В груди чем дальше, тем больше теплело, и Гарри отгонял от себя отчаянную надежду, решив быть реалистом.

Ему не нравилось то, что удавалось откопать, чем дальше, тем больше Пирс и Фьюри ассоциировались с Дамблдором и Волдемортом.

Гарри мучил память, пытаясь вспомнить, с чего же начался конфликт в магическом мире, невольно проводя параллели с этой реальностью. Почему-то вылезли подробности о дружбе Дамблдора и Гриндевальда, ставшего самым страшным Темным Лордом современности, которого Альбус почему-то так и не убил, а потом даже навещал в заключении. Вспомнилось, что будущий Волдеморт тоже особо выделялся светлым магом… И тоже пошел по кривой дорожке. Вспомнилось и то, что Дамблдор никогда не пресекал слухи, очерняющие Гарри. Да, он никогда не говорил ничего порочащего, но и опровергать сказанное другими не спешил. А ведь мог пресечь, как опекун да и вообще взрослый, влиятельный маг. Значит, для чего-то эти слухи были нужны? Альбус, как уже смог понять Гарри, никогда не делал ничего просто так, у него всегда были далеко идущие планы.

Почему-то сейчас сложилось впечатление, что Шеклбот просто поспешил, действовал по собственной инициативе, что жизнь Гарри должна была пойти по-другому… Учитывая крайне близкое знакомство светоча со сразу двумя Темными Лордами, а также то, что при последней беседе с ожившим портретом директора изображенный на нем Дамблдор говорил крайне странные вещи… От мысли о том, что он мог стать Темным Лордом под номером три, Гарри едва не затошнило.

Чем дальше, тем больше Гарри ощущал, что стоит по горло в болоте, кругом крокодилы, а у него нет ни оружия, ни лопаты, и погружается он с бешеной скоростью. Миссии становились все грязнее и грязнее, что не мешало ему документировать каждый приказ Пирса и неожиданно подключившегося к веселью Фьюри, как неожиданно произошло затишье. Причину узнали быстро: разморозили Капитана Америку, откопанного где-то в вечной мерзлоте. Суперсолдата быстро социализировали, после чего представили группе поддержки, в которой оказался Страйк. Пирс слишком довольным выглядел, подписывая назначение, и подозрительность Гарри утроилась. Особенно после того, как он познакомился с распиаренным героем поближе.

Роджерс не был ни наивным, ни тупым. Он живо напомнил Гарри о самом себе периода Хогвартса: заботливо созданная слава, искусное манипулирование стремлением изменить мир к лучшему, вбивание в мозг долга и обязанностей, а так же отвлечение от прав и самореализации. Стив был сиротой с мышлением нищего. Он был упрям, зачастую не там где надо, имел прорву комплексов, на которых специалисты Щита играли симфонии и оперы, а так же заботливо выпестованные заблуждения. Фьюри чхать хотел на желания и чаяния так удачно попавшего ему в руки суперсолдата, вовсю фрагментируя информацию и окружив бедолагу полностью послушными ему людьми. Ему нужен был подконтрольный солдат, поэтому даже документы Роджерсу сделали такие, что ни один банк нормально не примет.

Гарри с ужасом вспоминал Хогвартс, ту мнимую свободу и ошейник с шипами внутри, поводок от которого так уверенно и цепко сжимал ухоженными руками Дамблдор, и видел сейчас то же самое. Роджерс даже не возмущался: он всё ещё не вернулся мысленно с войны, переживал гибель друга, для него все произошло только вчера, и общение с зубоскалящими над «размороженным мамонтом» окружающими никак не помогало.

Гарри смотрел, но не вмешивался – слишком плотно контролировали Капитана, лишь изредка помогая по мелочам, чем заслужил благодарность от постоянно меланхоличного Роджерса. Перелом наступил после штурма «Звезды Лемурии». Информация об готовящемся «Озарении» Гарри не обрадовала. Тут же вспомнилось, как взрослые маги сидели по норам и не вякали, зато после победы над Волдемортом не стеснялись истреблять побежденных и конфисковывать имущество. В памяти всплывали крохи, но и этого хватило, чтобы сделать выводы: пусть намерения у Фьюри с подхватившим инициативу Пирсом благие на словах, вот только геноцид от этого менее страшным не будет.

Он сидел в квартире, проверяя давно заботливо заготовленные пути отхода, и понимал, что не сможет отступить и все бросить. Избранность оказалась генетической болезнью, от которой не вылечиться, и светлячки кружились и танцевали над его головой, а в груди разгорался огонь.

На следующий день его с отрядом пригласили в кабинет Пирса, где последний долго распинался об оказанной им всем чести. Поход в засекреченный бункер не стал неожиданностью, Гарри уже даже не удивлялся: люди слишком любили тайные общества, чтобы отказать себе в таком удовольствии. Сидящий в жуткого вида высокотехнологичном кресле заросший мужик с пустым взглядом добавил сюрреализма, как и проведенная тут же процедура обнуления.

Сказать Гарри было нечего. Он молча смотрел, не отводя взгляд, вяло отмечая слишком знакомое лицо. Да, он стал старше, жестче, но это был Барнс, давно числящийся сгнившим в том роковом ущелье, и прочитанная в статьях информация о пленении друга Роджерса услужливо напомнила о том, что сывороткой интересовались многие. И опыты проводили все, кому не лень.

Теперь было ясно, почему Пирс радовался успехам Гарри на ниве общения с Роджерсом: Капитан его более-менее слушал и даже нормально взаимодействовал с отрядом – суперсолдат являлся бойцом-одиночкой, а Страйк со своим командиром шли с ним в ногу, не отставая. Результат, которым остальные похвастать не могли. И теперь из Гарри собирались сделать гибрид дрессировщика с садистом-вивисектором.

Лаборанты суетились вокруг дергающегося Барнса, а Гарри думал, что с него хватит и надо пригласить Роджерса на длинный и обстоятельный разговор, распотрошив кубышку с компроматом. Пирс, наблюдающий с довольной мордой, лишь поднял бровь, когда Гарри решил обломать ему веселье, вспомнив подписанный когда-то контракт.

***

– Я хочу этого бойца к себе в отряд, – хриплый голос оборвал речь министра. Пирс изумленно повернул голову. – Пункт сорок восьмой моего контракта. Я могу потребовать любого бойца к себе в отряд в качестве боевой единицы.

– Вы требуете, – голос Александра был почти равнодушным.

– Именно, – подтвердил Рамлоу, наблюдая за изображающим статую киборгом тигриными глазами.

– Я смотрю, – вкрадчиво начал Пирс, – вы слишком многое себе позволяете, майор. Нет.

– Нет?

– Нет, – отрезал Александр, взбесившийся от одной мысли о том, что на любимую игрушку посмели претендовать.

– Что ж… Тогда я разрываю контракт и требую заплатить неустойку.

Вопли Пирса и шевеление вокруг уже не имели значения. Гарри смотрел в мутные, полные боли и потухших надежд глаза лишенного самого важного – личности – человека, ощущая, как тело заполняет магия, а кончики пальцев начинают покалывать. У него нет палочки, он слишком давно не произносил заклинаний, успев запихнуть выученное в дальние уголки памяти. Его бойцы уже покинули помещение, заперев двери, и ждут приказ. Внутри лишь новые воплощения Пожирателей и очередная реинкарнация Волдеморта или Дамблдора – их он давно считал тварями одного порядка, – и жертва, которой требуется помощь. И он, рыцарь в несияющих доспехах и с руками по локоть в крови.

И пусть он многое забыл, эти два заветных слова Гарри помнил, а также он знал, что вот сейчас все получится: настрой подходящий, и он поступает правильно.

Наконец-то.

Пирс гневно орал, охрана вскинула автоматы, лаборанты злорадствовали. Гарри поднял правую руку, окутанную изумрудным огнем, и нежно прошептал, глядя в глаза министру:

– Авада Кедавра.