Текст книги "Неумышленное ограбление"

Автор книги: Наталия Левитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– На все согласна, только распечатай мне ее!

– Ну ладно. Если это обычный текстовый файл, то опасности здесь может не быть. Сейчас проверим, что тут у тебя. Компьютерные вирусы, дорогая моя, разнообразны по характеру действия и степени вредности. Бывают собственно вирусы – программы, способные тиражировать самих себя, и троянцы мини-программы, внешне полезные, но при стечении определенных обстоятельств они ведут себя просто по-хамски. Например, специально для тебя: итальянский вирус – по экрану начинает бегать рожица. Или вирус длиной 1813 байтов обычно он сильно замедляет работу компьютера, но в один черный день может к тому же стереть всю память. Мне после этого останется только повеситься на шнуре от принтера.

В этот момент экран замигал красным огоньком, загудел процессор, и появилась надпись. «Danger!».[6]6
  Опасность! (англ.


[Закрыть] Евгений взбрыкнул на стуле, выхватил дискету и протянул ее мне двумя пальцами, как что-то гадкое и противное.

– Забери, унеси и больше сюда с этим не приходи!

– Да что же тут?

– Читать умеешь?

Евгений Васильевич поправил громоздкие очки, впихнул мне в руку дискету и стал торопливо пододвигать меня к выходу.

– Давай-давай, топай отсюда. Банк данных нашей сети стоит полмиллиарда. У меня на всех компьютерах установлена новейшая антивирусная защита. Но ты принесла что-то совсем мерзкое. Забирай.

Я разозлилась. Трясется над своими компьютерами, как зоопарковская обезьяна над эквадорским бананом, а у меня все планы из-за него рушатся.

– Знаешь, если бы ты действительно был компьютерным гением, каковым себя считаешь, то ни за что такого случая не упустил бы. Новый вирус на дороге не валяется! Мог бы что-нибудь придумать. Ну я же эту дискету как-то списала, и ничего, компьютер не взорвался. Ну, пожалуйста…

– Извини, Татьяна. Найди себе какого-нибудь частника-камикадзе, компьютеры сейчас у каждого пятого, он тебе распечатает. Если сможет.

– Да пошел ты!

Я круто развернулась и вышла из кабинета. Я, конечно, и раньше знала, что Женька нудноват, но не до такой же степени! Спит, наверное, тоже с компьютером, это и отражается на характере. Как можно так расстраивать беременную женщину!

* * *

Вечером к нам в гости пришла Марина. Почему-то с беспричинным подарком. Хорошая она женщина, несмотря на ущербного мужа.

– Ты сейчас просто обязана купаться в положительных эмоциях, – сказала Марина, разворачивая пакет, в котором переливалась белоснежным шелком блузка от Армани. – Я купила ее сегодня специально для тебя.

Я попыталась возразить, выставляя в качестве аргументации непомерную цену такой вещи, но до неприличия вяло.

– Ты же знаешь, что деньги у меня есть. Мне так хотелось сделать тебе приятное. Серж уже знает про это? – Марина указала пальчиком с наманикюренным перламутровым коготком на мой, пока еще плоский, живот.

– Пока молчу.

В прихожую вышел Сергей. Антрекот, как обычно, висел у него под мышкой, а в расстегнутом вороте спортивного костюма виднелась широкая, накачанная и умеренно-волосатая грудь. Я почувствовала невольную гордость. Супермен, что и говорить.

– Ну что, заговорщицы, шушукаетесь? Пойдемте в гостиную.

– А мне подарок сделали, – скромненько промяукала я, предъявляя драгоценный пакет.

– Это за какие такие заслуги? – удивился Серж.

– Повод действительно есть, – таинственно улыбнулась Марина.

– Ну ладно, загадочные вы мои, пошли выпьем, обмоем кофту, или что там у тебя. У меня тоже есть для вас подарок.

Предрассудки это все, что беременным нельзя пить. Я вот выпила – и ничего. Серж достал из своих бесконечных запасов прекрасный вермут, удивительно славно прогревший наши пищеводы. Также чистой нотой в гамме выпитого в этот вечер прозвучал «Реми Мартин» урожая 88-го года. Потом мы смастерили неплохой коктейль, после чего любовь друг к другу, до поры до времени загнанная на окраины души, вольным потоком устремилась наружу. Серж сидел на полу в обнимку с Мариной и говорил ей – Маринка, да ты ведь классная девчонка! Я гуляла полуголая в новой блузке и цеплялась к Антрекоту. Сергей пытался поцеловать мою берцовую кость и восхищался хрупкостью щиколотки. Марина клялась, что полюбила меня сразу же, как только увидела в первый раз на теннисном корте, и предлагала своего парикмахера. Слово «парикмахер» уже не поддавалось выговариванию, и у нее получалось «кракримахер». Я захлебывалась в потоке искреннего обожания, который они выплескивали на меня. Как и все редко выпивающие граждане, мы на 50 процентов имитировали опьянение. Потому что так было веселее.

Закончили гонкой с препятствиями. Серж был картингом и с диким ревом наращивал обороты двигателя, мы с Мариной изображали гонщиков «Формулы-1», трассой являлся путь из кухни в спальню, основными четырьмя препятствиями конечно же Антрекот. Мы с грохотом и визгом носились по квартире, время от времени невинно падая все вместе на пол, и это, надо отметить, подтверждало нашу старомодную неиспорченность и щепетильность. Тринадцатилетние дети на нашем месте стали бы играть не в гонки, а бесхитростно занялись бы групповым сексом.

У каждого из нас был свой повод, чтобы так безответственно расслабиться. Сергей играл в кошки-мышки с радиоактивными торговцами и в любой момент мог засветиться. Марина утратила предмет, которому она на протяжении последних лет замужества привыкла оказывать противодействие, и вынуждена была выслушивать за своей спиной убийственные комментарии знакомых дам относительно деятельности своего мужа. Я вообще болталась между небом и землей – безработная, беременная, покинутая Эванжелиной.

Уже совсем ночью я приставала к Марине с просьбой раздобыть компьютер, чтобы распечатать секретные документы. Она отвечала, кажется, что отправила свой компьютер к родственникам для ребенка, но ради меня она готова выписать его обратно, К сожалению, Марина не захотела остаться на ночь, и немало усилий нам пришлось положить на вызов такси. Сергей не попадал пальцем на нужную кнопку, мы ему как могли помогали, он постоянно отвлекался, телефон периодически падал на Антрекота, мы втроем с воплями сочувствия оказывали Антрекоту первую медицинскую помощь.

* * *

Наутро мы проснулись. Последовательное ощупывание отдельных участков тела позволило убедиться в том, что все кости, к счастью, целы. Обнаружила я себя в нашей арабской кровати относительно голую, то есть голую, но в чулках. Любимый собутыльник лежал рядом и сосредоточенно изучал потолок.

– По какому поводу мы вчера веселились? – глухо и серьезно спросил он.

– Не помню.

– А Марину куда дели?

– Не знаю.

– Проклятье, – инертно промычал басом Серж и вытащил из-под одеяла Антрекота. – На, держи своего кота. Извращенец пушистый.

– Антрекот, не стыдно подглядывать? – укоризненно спросила я кота, держа его перед своим носом.

«А то я вас не видел», – ответил Антрекот глазами.

– Да. Каждый раз одно и то же. Будем завязывать с вечеринками.

– Но в принципе мы еще не хроники.

– Перед Мариной неудобно.

– Она тоже была хороша.

– А что ты ей там про компьютер плела? – Я?

– Да, ты, ты. Про какую-то секретную дискету.

Неужели проговорилась? Не буду больше пить. Никогда. Только в исключительно редких случаях.

После обеда я наконец-то собралась с духом и позвонила Марине. Надо было выяснить, что еще я ей наболтала.

– Мариночка, – заныла я в трубку, – что мы вчера устроили, а? Так неудобно… Хотя с другой стороны – повеселились классно.

– Ой, я давно так не смеялась! Но мы же не делали ничего непристойного, а? – Маринин голос тоже звучал несколько смущенно. – Честно говоря, я с трудом восстанавливаю в памяти вчерашнее событие. Мы слишком много всего намешали, надо было пить что-то одно.

– А почему ты у нас не осталась?

– А не помню. Надо было остаться. Кстати, если тебе нужно распечатать роман, то я найду компьютер.

– Какой роман? – оторопела я.

– Как какой? Твой. Ты вчера сказала, что написала роман покруче «Унесенных ветром», такой трогательный, сентиментальный – для женщин, и он у тебя на дискетах. Но ты никак не можешь его распечатать, потому что ни у кого нет времени на шестьсот страниц. М-да… Долго писала-то?

Вот на какую изощренную ложь я способна в пьяном состоянии! Интересное открытие. Я попросила Марину не беспокоиться – справлюсь как-нибудь сама.

А что сказать Сержу? Посвятить его, обладательницей какой информации я являюсь? Но ему сейчас не до меня.

Сергей собрался на очередную встречу с атомными продавцами, взял с собой газовый пистолет – девятимиллиметровый «рек-майами» – и оставил меня одну. Как будто ему может помочь газовый пистолет! У противной стороны, я ручаюсь, на вооружении танки и пулеметы!

А я снова отправилась на поиски свободного и стойкого к инфекции компьютера.

…Это что же такое! Москва буквально напичкана импортной техникой всех разновидностей, марок и конфигураций, но ни один человек не хочет распечатать мне пятнадцать страниц текста. Боятся вируса, как квалифицированные проститутки. Обошла три конторы и везде получила отказ. Счастье, что мой стойкий организм не предъявил наутро счет за вчерашнюю попойку: с похмелья, раздраженная новыми отказами, я была бы страшна.

На Кутузовском проспекте, выходя из здания, на пятом этаже которого работал в одной фирме знакомый программист, в прошлом – ответсек одной из районных газет столицы (он, как и предыдущие двое, отказался мне помочь), злая и нервная, я наткнулась на Вячеслава Петровича Тупольского. Слава Богу, хоть одно приятное лицо за это премерзкое утро.

Хотя сентябрь подкатил к двадцатым числам, солнышко стало припекать решило, наверное, порезвиться напоследок. Я взмокла в своей легкой белой куртке, которую надела в ожидании осеннего дождя, волосы кучковались на лбу влажными сосульками, настроение было отвратительным, и Тупольский оказался весьма кстати. От него веяло великолепной свежестью дорогого одеколона, глаза, как обычно, синели льдинками (я бы с удовольствием нырнула сейчас в ванну со льдом), борода напоминала о Деде Морозе из зимнего заснеженного леса. На фоне взмыленных теток в плащах и мужиков с прилипшими к спинам рубашками ВэПэ смотрелся компактным айсбергом с минусовой температурой поверхности.

Он схватил мою руку, горячую и липкую, словно заварное тесто, отсаженное на раскаленный противень, затряс ее так, что я задергалась, и повлек меня в ближайшее кафе – в сумрак и прохладу, к ванильному мороженому и ледяному вишневому коктейлю. Мужчина с деньгами – великое дело. Он всегда уместен и везде звучит.

Тупольский мне обрадовался. Мы не виделись около месяца, хотя он и засек меня в толпе меломанов в концертном зале, где мы слушали Первый концерт Чайковского. Не подошел, потому что я была с Мариной. Почему они все так ее не любят, несчастную?

ВэПэ рассказывал о своей фирме, о Светке, которую он отправляет в Англию учиться, я трудилась над мороженым и думала: попросить у него компьютер или нет? У него наверняка дома есть. Но тогда придется объяснять, что у меня там такое на дискете. Да и подло портить компьютер хорошему человеку. Ладно, пусть живет.

– Что же, Марина к вам заходит?

– Заходит, Вячеслав Петрович. Вчера вот зашла. Вы ее тоже не любите?

– Почему вы так решили? Просто она много лет была женой Дроздовцева, а после того, как мы узнали его подноготную… Я просто удивился, что вы нашли общий язык. Вы-то, конечно, с кем угодно найдете язык. Но вот Марина. Она старше вас, а женщины не любят находиться в компании, где они не могут претендовать на роль самой маленькой и любимой.

Петрович заметил, что я успешно расправилась с мороженым, поискал глазами за моей спиной, и к нему мгновенно подлетел сладкий и подобострастный официант.

– Татьяна, «апельсиновое суфле с плодами киви» – звучит красиво, но вполне может оказаться ерундой. Рискнете?

Я кивнула, и через минуту передо мной выросло сложное волнообразно-подрагивающее сооружение. Я прицелилась.

– Не знаю, что же делать со Светкой? Она лезла к Дроздовцеву и добилась своего – вы знаете, что он с ней сделал. Олег получил по заслугам. Но теперь Света совсем съехала с тормозов. Дроздовцеву выпала честь, так сказать, поднять шлагбаум, и теперь у меня в глазах рябит от Светкиных поклонников. Сегодня она с одним – завтра с другим. Неужели она со всеми ними, извините за выражение, спит?

Тупольский даже покраснел. Скромняга. Другой на его месте, не смущаясь, употребил бы гораздо более сильный и получивший повсеместное распространение глагол.

– А в Англии? Остается надеяться только на осмотрительность англичан и языковой барьер. А я ведь ей не отец, она в любой момент может послать меня к черту с моими нравоучениями.

Святая простота. Я даже перестала обрабатывать суфле. Да как же Светка его пошлет? Да она, словно вакуумная присоска, сама от него до конца жизни не отстанет. Света не дура и понимает, что без денег Тупольского она всего лишь заурядная девица, которых сейчас, красивых, длинноногих, в столице бескрайнее море.

– Светка у меня была, – сказала я решительно. Не могу смотреть, как страдает хороший человек. – Она вас не бросит. Она вас почти любит. Пока за ваши в нее капиталовложения. А через пару лет, Бог даст, полюбит по-настоящему. Светка и сейчас заметно изменилась. Она сказала мне, что вы единственный человек, которого волнуют ее проблемы, а она к вам несправедлива.

– Правда? – Тупольский на глазах начал было уменьшаться, оседать, как мое суфле, но тут же быстро сконцентрировался и сосредоточенно принялся отсчитывать деньги от пачки купюр – эта нехитрая операция помогла ему преодолеть внезапно нахлынувшую после моих слов горячую волну смущения. Таня, к сожалению, я должен идти. У меня встреча. Было приятно с вами встретиться. У вас дар поднимать другим настроение. Куда вас подбросить?

– А разве вы на машине? Спасибо, все было очень вкусно.

– А вы ее не заметили? Машина ехала за мной следом.

Нет, он положительно сделался миллионером. Недалеко от кафе под сине-красным знаком «стоянка запрещена» припарковался серый «крайслер». Солидно и неброско.

Высадив меня около моего дома, ВэПэ на прощанье сказал:

– Если нужна помощь – сразу ко мне. Телефон знаете, надеюсь. Там автоответчик, но вы его не пугайтесь. В гости приезжайте. Я, кстати, похоже, скоро сильно развернусь и тогда буду сватать вас на должность директора службы «паблик рилейшнз».

Я энергично замахала руками:

– Ну нет, хватит с меня этого!

* * *

Конкретное подтверждение того, что в мире неспокойно, мы получили в понедельник, 22 сентября.

Серж пропадал два дня со своим бизнесменом-англичанином, которому он усиленно навешивал на уши макароны из оружейного плутония. Он все-таки добился своего – ему поверили и даже один раз уже пытались продать отработанные материалы из атомного реактора, которые они с англичанином возили в лабораторию для анализа. Следующим шагом, по идее, должна была стать покупка настоящих радиоактивных элементов. Сергей и сам вполне сошел бы сейчас за полкило урана – энергию он излучал бешеную, а дома появлялся, как депутат в приюте для престарелых – отметиться. Я одичала и очень устала бояться за него.

Марина развлекала меня в этот день как могла. На «вольво» мы отправились в подмосковный фешенебельный поселок, охраняемый милицией, где у Марины была шестикомнатная квартира в доме-«крепости». Иностранные бизнесмены, понимаете ли, неуютно чувствуют себя в криминогенной столице. И некоторые предприимчивые компании отстроили для них жилые комплексы в стиле fortress[7]7
  Крепость (англ.).


[Закрыть] в подмосковных лесах. Искусственный пруд, охрана, международная линия для установки факса.

За городом Марина доверила мне руль «вольво», и я смогла освежить воспоминания туманной молодости. Когда на автокурсах мы первый раз выехали в город, инструктор в три минуты стал совсем седым. И по сей день вожу я мерзко (чтобы не сказать хуже), так как мне не часто приходится этим заниматься, но Марина стойко перенесла шесть ям, которые мне не удалось объехать и на которые «вольво» не была рассчитана.

Свою квартиру Маринка обставляла по каталогу. Тыкала пальцем в фотографии – шторы вот такие, а паркет – вот этот, плинтуса белого цвета и вот эту прозрачную китайскую вазу с райскими птицами – вон в тот угол. Первый раз я увидела (не по телевизору) платяной шкаф длиной восемь метров. Я ходила из комнаты в комнату с разинутым ртом, из золотисто-белой спальни в сумрачно-красную столовую, нажимала клавиши огромного рояля в гостиной (и кто на нем играет?) и падала на лимонно-фиолетовый диван. Марина с естественным равнодушием руководила экскурсией и предлагала мне брать все, что нравится: ей все равно ничего уже не надо. Я бы взяла рояль, но тяжело нести.

– Знаешь, – обронила она грустно после очередного залпа моего восхищенного оханья, – я бы все это барахло отдала, чтобы любить кого-нибудь так, как ты любишь Сергея. Но я на это, кажется, уже не способна.

– Маринка, брось, – сказала я расстроенной аскетке, изучая замысловатый прибор для массажа эпидермиса в районе ушных раковин, – ты без парня не останешься. Только не афишируй машину и квартиру, а то не сможешь разобраться, кто тебя полюбил за душу твою бессмертную, а кто – за сопутствующие аксессуары.

– Ты ничего не воспринимаешь всерьез. Я думаю, для тебя вообще не существует проблем.

– Я действительно считаю, что девяносто восемь процентов проблем и неприятностей, которыми мы забиваем себе голову, на самом деле таковыми не являются. Почему ты грустишь? Да ты просто не имеешь на это права. Разве ты прикована к постели и не можешь сдвинуться без посторонней помощи? Или стоишь в подземном переходе, выпрашивая милостыню? Если у тебя сейчас застой в чувственной сфере, то радуйся самому факту существования, даже и без любимого человека. Иногда надо прикидываться капустой и получать наслаждение, например, от физического движения. От сознания, что ты жив, организм функционирует, пища совершает свой неторопливый путь по внутренним органам, мускулы сокращаются, глаза улавливают солнечный свет, сердце трудится. Или, к примеру, мы с тобой сегодня мчались по магистрали под сто в час. Это было прекрасно.

– И чуть не врезались в «КамАЗ»!

– Вообще-то да. Извини. Но знаешь, мне все равно так нравится жить. Я выползаю утром из подъезда, смотрю на деревья и небо – внизу, конечно, грязновато, но на уровне шестого этажа еще можно обнаружить природу. Деревья и небо пока на месте, и они меня радуют но утрам. Маринка, займись благотворительностью – собирай бездомных и корми их обедами. Тебе просто скучно, и ты бездействуешь. Как только начнешь что-то делать, в жизни начнут происходить события: и хандра пройдет, и любовь появится.

– Не уверена. Но наверное, ты права, надо заняться чем-нибудь.

Я, как всегда, не смогла удержаться от своей пагубной привычки давать советы. В этом плане я неисправима. Хотя Марине и вправду можно посочувствовать: уж слишком мерзопакостной дрянью оказался ее муж. Но если она его так ненавидела, как говорит, то надо было уйти от него пару лет назад. Интересно, а я смогла бы, узнав, что муж мафиози, уйти от него, отказаться от роскоши, бросить все и начать с нуля?

Вечером – о счастье! – вернулся с фронта Серж, лохматый, небритый, веселый. Мы с Антрекотом повисли на нем, словно разноцветные имбирные пряники на немецкой рождественской елке. Серж легко стряхнул нас на коврик, потребовал много еды, горячую ванну, приказал смазать пистолет, Антрекоту не путаться под ногами, мне – готовиться к тяжелой трудовой ночи. В доме наступил праздник – в дом вернулся мужчина. Я пыталась выведать, как идет операция по переброске на Запад сырья, пригодного для изготовления ядерного оружия, сколько кассет Серж уже отснял, нельзя ли как-нибудь умыкнуть деньги, которые будут получены от англичанина за плутоний, нельзя ли будет увести также и плутоний и выгодно продать его на стороне, нельзя ли оставить себе видеокамеру для будущих секретных операций и т. д.

Сергей, распаренный после ванны, с мокрыми волосами, молча жевал вторую котлету, отслеживал вилкой разбегавшийся по тарелке зеленый горошек и каждые две минуты запихивал обратно под стол морду Антрекота, который, конечно, примостился на его коленях и в верноподданническом экстазе ставил влажным носом штампики на могучей груди хозяина.

Если верить показанию электронных часов, рвануло в 3.46. Мне показалось, что рухнуло десятиэтажное стеклянное здание. Одновременно на кухне загрохотала посуда, раздался оглушительный треск, что-то пронзительно заскрежетало, кровать тряхнуло.

Мы с Сержем подскочили вверх, как на батуте. Сергей тут же помчался к очагу взрыва. Очагом оказалась наша кухня. При свете лампочки из прихожей можно было разглядеть, что ремонта – тщательно игнорируемого последние три года – нам теперь не избежать. Стол разлетелся в щепки, кафель частично отвалился – казалось, что его вырывало когтями огромное чудовище, шкаф с посудой сорвался с петель.

– Граната. Кажется, «РГД-5». Маломощная, – констатировал Сергей, рассматривая что-то на полу среди осыпавшейся штукатурки, обломков кухонного стола, осколков стекла и битой посуды.

– Да уж, маломощная, – пробормотала я. – А если бы я в этот момент захотела соленого помидора из холодильника?

Из разбитого окна тянуло холодом – но нам еще повезло, что сейчас не зима. Соседи даже не шевельнулись – может быть, решили, что началась война, и теперь торопливо досматривали сны перед организованной отправкой в бомбоубежище?. Затаились, трусы. А вдруг мы здесь истекаем кровью!

Я услышала из прихожей тихое попискивание, и мне моментально стало плохо от нехорошего предчувствия. В углу, за тумбочкой, впечатавшись в стену так, что его можно было принять за орнамент обоев, сидел Антрекот, измазанный кровью. Когда я увидела его, то окончательно приморозилась к месту: в ужасе я боялась увидеть вспоротый осколком живот, раскомплектованный кишечник и оторванный хвост. Антрекот, всхлипывая, пополз ко мне, оставляя на паркете красные следы. Из столбняка меня вывел Сергей: с криком «Неси бинт!» он бросился спасать несчастное животное.

У Антрекота оказалась перебита лапа. Пока Сергей делал ему перевязку, бедный кот кряхтел и взглядом искал у меня сочувствия. Я держала бинт и давилась рыданиями.

– Ты мне скажи, – ругался Сергей, – какого хрена ты в четвертом часу околачивался на кухне? Жрал как всегда? Котлету жрал, да?

Антрекот сквозь слезы оправдывался: «Кто же знал, что будут бомбить?»

* * *

– Неужели я засветился, – размышлял утром вслух Сергей, – и эта граната – первое мне предупреждение? Или это просто совпадение и нам ее закинули какие-нибудь козлы просто ради развлечения?

Милицию мы, естественно, вызывать не стали, чтобы не засветить Сергея еще больше.

Я посвятила день восстановительным работам на кухне. Это было нелегко, так как действовать приходилось одной рукой – через локоть другой, словно четыре килограмма сосисок, тяжело свешивался перебинтованный Антрекот. К полудню он так основательно вжился в образ раненого, что совсем сел мне на шею: каждые три минуты начинал стонать, и эти стоны, рвущие мне сердце, прекращались только после выдачи сардельки или рыбьего хвоста. К пяти вечера я скормила ему недельный запас провианта.

Марина, которой я по телефону выболтала о случившемся, проявила оперативность чиновника в деле приватизации государственной дачи. Она привела неизвестно где добытого мужичка, в бороде которого еще виднелись подтверждения недавнего обильного обеда. Он был одет в засаленный пиджачок и стоптанные башмаки и рядом с Мариной смотрелся более чем неуместно. Мужичок, подмигивая и посвистывая, вставил новые стекла, подправил измочаленную раму, посочувствовал Антрекоту и посоветовал прикладывать к лапе примочку из чистотела, назвал Марину «некислой бабочкой», мне порекомендовал употреблять в пищу больше жиров («совсем девки спятили сидят на диетах, а потом сквозь них оба глаза, не задерживаясь, проскакивают»). Взял в качестве гонорара бутылку «Столичной», еще одну за собственно стекла и исчез.

Меня потряс тот факт, что и соседи, и Марина, и мужичок восприняли разгром нашей кухни как нечто обыденное. Словно гранаты у нас свистят у виска в любое время дня и ночи совершенно беспрепятственно. «Что творится, что творится, вот жизнь-то страшная пошла, – попричитала баба Лена с нашей лестничной площадки, – скоро надо будет бронированные стекла ставить на окна. А вот у шурина моей троюродной сестры в прошлом месяце…» Детализированный рассказ бабы Лены о событиях, имевших место в различных регионах СНГ в последние полгода и каким-либо образом перекликавшихся с ночным происшествием в нашей квартире, прервал на сорок восьмой минуте Антрекот – благим матом он затребовал очередную дозу болеутоляющего наркотика (котлету).

Действительно ли Сергей засветился? Когда косметический ремонт кухни был закончен, эта мысль набросилась на меня, как бык-гестаповец на связанную по рукам-ногам партизанку, и стала терзать и мучить. Самым ужасным было сознание моего бессилия – я была твердо уверена, что никакие уговоры и слезы не помогут убедить Сергея отказаться от задуманного, и чем серьезнее будет опасность, тем настырнее станет он провоцировать события вперед, на мины, или до победного конца, или до полного поражения.

В половине девятого среди телефонных звонков «прачечная?», «Люся, это ты?», «станция переливания крови?» раздался один, предназначавшийся действительно мне.

– Таня, это Евгений.

Ах! Неужели этот закомплексованный компьютерный червь все же решил мне помочь?!

– Ты на колесах? Давай сейчас встретимся. Колеса забрал Сергей, но это было не важно.

Я достала дискету, заткнула засигналившего было Антрекота бананом и пулей вылетела на улицу.

В условленном месте меня ждал Евгений Васильевич – неприметный на фоне деревьев и серой скамейки. Он подозрительно озирался, словно представлял собой какую-то ценность для американских разведывательных служб и боялся похищения. Я радостно плюхнулась на скамейку рядом, тоже для проформы повертела головой – будь спокоен, товарищ, хвоста нет, все чисто – и достала дискету.

– Старик, я знала, что ты не такой негодяй, каким пытаешься казаться. Сделай два экземпляра, можно под копирку.

Евгений заерзал на скамейке, его глазки, крошечные за толстыми линзами, сосредоточенно изучали засохший листик на асфальте.

– Извини. Я тебя вызвал не из-за дискеты. Я должен тебя предупредить. После того как ты ушла от меня, появился какой-то тип. Показал гэбэшное удостоверение и стал меня расспрашивать. Зачем ты приходила, что хотела.

Жизнь день ото дня веселее.

– И что ты ему сказал?

– Сказал, что записал тебе тест по английскому.

– А он?

– Спросил, какой марки была дискета, сколько байтов занял тест, попросил показать тест, спросил, есть ли у тебя дома компьютер, – маразм какой-то. Я наговорил ему всякой ерунды, удостоверение-то явно было липовым. Что у тебя на дискете?

– Да так, – кисло промямлила я. – Спасибо, что предупредил. Скажи, если я, например, с одной дискеты переписала что-то на другую, можно ли это потом обнаружить в компьютере?

– Ну если судить по вирусу, который сидит в твоей дискете, а это что-то совершенно новое и неопознанное, то, наверное, можно. Это не проблема. Может быть, в компьютере специально была записана программка, которая уничтожается этим вирусом, и по ее отсутствию можно было определить, что содержимое дискеты сбрасывали в компьютер. Если твоя дискета представляет такую огромную ценность для кого-то, как я понял, то, думаю, он вполне мог записать, разработать специальную программу, чтобы засекать таких любопытных, как ты. Хотя проще было бы просто закодировать ее, подобрать замысловатый шифр.

– Шифр был, – задумчиво сказала я. – Спасибо еще раз, что предупредил.

Так кто же из нас засветился? Серж с его радиоактивным расследованием или я с дискетой, на которой полный список друзей Олега Дроздовцева?

* * *

Сергей домой не пришел, а только дал по телефону ЦУ закрыться на все замки и держать поблизости что-нибудь тяжелое. Так и ночевала-в обнимку с Антрекотом и газовым баллончиком. Всю ночь вздрагивала при малейшем шуме за окном и с ужасом представляла себе, что будет, если наши с Сергеем преследователи объединятся: закидают авиационными бомбами и противотанковыми минами. Одна радость – соседям тогда уж точно не удастся сделать вид, что ничего не случилось: все погибнем.

В среду, то есть через день после обстрела, у нас произошло очередное из ряда вон выходящее событие, которое меня уже не удивило, так как начал вырабатываться иммунитет.

Сначала позвонила Марина, сказала, что нашла склад стройматериалов и может привезти несколько кафельных плиток, чтобы подобрать цвет. Носится со мной, меценатка, как с антикварной панелью из резного дуба. Сейчас такое человеколюбие встречается редко.

– Приезжай без кафеля, – сказала я Марине. – Если будет кафель, то придется отдирать старый и лепить новый. А ты это пробовала когда-нибудь? Естественно, нет. А если нового кафеля нет, то вполне можно обойтись и теми осколками, которые делают нашу кухню особенно неповторимой и своеобразной.

Итак, в половине одиннадцатого я вышла пополнить запас еды. Дверь, легкомысленная идиотка, захлопнула на одну лишь щеколду. Через полтора часа я вернулась (не удалось избежать очереди и в ней – политической дискуссии). У подъезда стоял серебристо-синий автомобиль Марины. Что же, ждет меня, бедняжка, под дверью с двухтонным контейнером кафеля?

Нет, около двери я Марину не нашла – дверь выглядела подозрительно незапертой, и на полу валялись редкие желтые щепки. В прихожей, среди разбросанных вещей, с телефонной трубкой в одной руке и перебинтованным Антрекотом – в другой стояла растерянная Марина и куда-то звонила. Ну все, я больше так не могу!

– Я вызываю милицию, но все время попадаю не туда, – объяснила Марина.

Прыжком, достойным Нуриева, я скакнула к ней, прикрыла грудью телефон и вырвала из рук трубку. Антрекот удовлетворенно вздохнул: «Вот такая у меня хозяйка – стремительная и дерганая, но человек в целом неплохой».

– Не надо милиции, – нервно сказала я испуганной Марине. – Нам здесь только милиции не хватает.

– Да что же у вас тут происходит? Я пришла – дверь взломана, вещи раскиданы, кот висит на обоях, словно гобелен. Посмотри, что украли? Надо все-таки вызвать милицию. Если быстро заявить, то грабителей, возможно, поймают. И про гранату вы зря не хотите сообщить.

Поверхностный осмотр квартиры подтвердил мое предчувствие, что за драгоценности (если честно, то их у меня и не было) опасаться не стоит. Все было перевернуто вверх дном. Но и только. И видик, и кассеты, и моя любительская камера – ничего не тронули. А самую ценную на сегодняшний день для меня вещь – диктофон размером в пол-ладони – последний шедевр японских умельцев, записывает через драповое пальто с расстояния пяти метров, подарок Сергея в честь его возвращения в лоно семьи, – я, как стопроцентная журналистка-профессионал, не вынимала теперь из кармана, даже отправляясь в магазин. Поэтому украсть его было невозможно.