Текст книги "Все будет хорошо, или Свободный плен"

Автор книги: Наталия Рощина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Игорь с Сашей переглядывались без слов. Давно они не видели Мартова в таком настроении, на таком подъеме. Никто прежде не замечал его интереса к длинным ножкам и смазливым личикам. Сейчас Георгий Иванович в их глазах поднялся на недосягаемую высоту. Кажется, без особых трудов он очаровал такую шикарную блондинку с грустными глазами цвета прозрачного неба. На Литу они смотрели с восхищением, ее красота и манера держаться тоже были по достоинству оценены. Почему такие экземпляры редки? Ребята, словно сговорившись, засмеялись. Оказалось, что подумали они об одном и том же. Единственное, непререкаемое условие их успешной работы: охрана всегда должна быть рядом. Саша вспомнил, как вчера из-за этого правила Мартов взмолился.

– Ребята, не позорьте. Хочу с девушкой познакомиться. Что ж мне, как под конвоем идти, что ли? Залягте в прибрежной лесополосе и оттуда глаз с нас не спускайте, а ко мне ни-ни! Это приказ! Ослушаетесь – уволю! – Он говорил строго, но впервые за долгое время глаза его смеялись. Саше с Игорем не оставалось ничего другого, как подчиниться. Скрепя сердце, они буквально замаскировались за ближайшими к пляжу кустами и деревьями. Борясь с желанием закурить, Саша констатировал:

– Попался наш Георгий Иванович. Такой крючок я бы и сам проглотил не раздумывая.

Сейчас, глядя на беззаботно смеющегося хозяина, каждый из них по-своему оценивал происходящее. Хорошее настроение Георгия Ивановича нравилось им гораздо больше его постоянной задумчивости, когда приходилось то и дело возвращать его из другого, далекого мира воспоминаний, сожалений, раскаяния. Сегодняшний Мартов забыл о проблемах, из-за которых пришлось прервать отпуск. Он стал просто влюбленным.

– Ну, будем двигаться дальше? – Лита собрала остатки еды, сложила скатерть.

– Да, теперь можно. – Георгий направился к машине. На ходу решил спросить: – Ты хочешь остановиться у меня? Последнее время я живу в загородном доме. Там просторно, тихо, легко дышится и нет утомляющей суеты. Что скажешь?

– Наверное, я все-таки попрошу отвезти меня домой. Пойми меня правильно. Я должна переварить в одиночестве то, что произошло. Моя суть рвется к тебе, приходится сдерживать. Мы и так достаточно форсировали события.

– Думаешь, так будет правильно? – Садясь вместе с Литой на заднее сиденье «БМВ», он поцеловал ее. – Я уже чувствую себя одиноко перед нашей разлукой. Я как ребенок, которому подарили игрушку, а теперь за провинность грозятся ее отобрать. Не хочу давить на тебя, на чемто настаивать, но больше двух дней я без тебя не выдержу. За это время я улажу формальности в загсе, чтобы нас расписали поскорее, как ты к этому относишься?

– Значит, у меня есть сорок восемь часов холостяцкой жизни. Надо устроить девичник с Леськой. Вот кто от души за меня порадуется.

– Кто она?

– Подруга детства. Мое прошлое она никогда не одобряла. Сама жила далеко не по-монашески, но оставалась при этом личностью, понимаешь? Леська – чудо, сколько судьба ее трепала, а она словно тростинка на ветру. Пригнется под сильным порывом ветра, а стихает – выпрямляется. Она моего возраста, успевшая в жизни гораздо больше меня. У нее двое детей, такие забавные мальчишки.

– У нас будут дети, похожие на тебя, – ласково обняв Литу, Мартов прикрыл глаза. Память воскресила шумные игры сына и дочки. Он наблюдал это изредка, в выходные или когда из-за болезни находился не на работе. Несмотря на угрозы Светланы, они все равно пробирались в его комнату и тормошили его. Особенно неугомонным был Ванька. Забавный черноглазый мальчишка. Тех дней не вернуть. Далекого времени, когда в доме кипела жизнь. Если бы не нежелание Светланы, Георгий хотел бы еще одного ребенка. Теперь у него будет возможность вернуть молодость, снова наблюдать за первыми шагами родного существа. Он постарается быть рядом как можно чаще. На сколько лет хватит его, сколько отмерено? Мартов почувствовал, как заколотилось сердце от этих мыслей. Конечно, он уйдет в мир иной первым, но, дай бог, чтобы это событие отодвинулось как можно дальше. Ему еще столько нужно сделать, столько наверстать. Но в любом случае он сможет обеспечить Литу и их детей. Их безбедное существование закладывалось не один год. Он слишком много работал, чтобы сейчас иметь возможность гарантировать хотя бы материальное благополучие близким.

Лита прижалась к Мартову. Нежно провела рукой по жестким белоснежным волосам. Они у него словно снегом покрыты.

– Люблю тебя, – прошептал он ей тихо на ухо и поцеловал. Они ощутили друг друга одним целым, жалея о том, что нужно сдерживать порыв. Дрожь возбуждения прошла по телу Мартова. Он резко отпрянул от Литы, устыдившись, что она это заметила. Загар не скрыл раскрасневшихся щек женщины.

– Когда мне можно прийти к твоим родителям? – чтобы избавиться от чувства неловкости, спросил Георгий. – Надеюсь, ты подготовишь их, и я не покажусь им смешным.

– Только если два молчаливых бронзовых изваяния не будут стоять у тебя за спиной, – тихонько ответила Лита, чтобы Саша не услышал.

– Ты думаешь, если они заговорят, это лучше? В любом случае я оставлю их за дверью квартиры, договорились?

– Я не могу и представить, что это коснется и меня, – перестала смеяться Лита.

– В какой-то мере, естественно.

– Как сие будет сочетаться с моей работой?

– Она тебе дорога?

– Сейчас я думаю о ней как о чем-то мне не свойственном, изматывающем.

– Тогда, судя по всему, нужно заняться другим делом. А пока ты не определилась, предлагаю отдохнуть в роли безработной жены.

– Это при имеющейся домработнице? Я еще не настолько избалованна жизнью.

– Лита, дорогая, я не имел в виду, что ты будешь прожигать время. Я сам не дам тебе заниматься таким пустым делом. Когда ты увидишь мою библиотеку, ты сама захочешь проводить за книгами как можно больше времени. Это того стоит! Чтение всегда способствует шевелению мыслей. Застой в них вреден, ты поймешь меня, оказавшись перед стеллажами с бесценными книгами, взять в руки которые – уже наслаждение. А у тебя будет возможность беспрепятственно изучать их круглосуточно.

– Ты даже на ночь готов обложить меня своими фолиантами? – засмеялась Лита.

– Не иронизируй, пожалуйста, поговорим после того, как ты сама установишь себе режим входа и выхода из этой информационной лавины.

– Как насчет Фрейда, Юнга?

– По психоанализу есть все, о чем может мечтать искушенный в этой области специалист.

– Я уже хочу взять в руку книгу. Это моя страсть с детства. Знаешь, я рано научилась читать и, бывало, одновременно читала две-три книги. Меня не ругали, но всячески объясняли, что так делать не следует. Потом, конечно, все устоялось. Постепенно необходимость ходить за книгами в библиотеку ушла. У нас дома появлялось все больше собственных, тогда по знакомству можно было подписаться на собрания сочинений. Интереснейшее время, когда книги были дефицитом, а потребность в них была намного выше, чем сегодня. Мама тоже много читала. Особенно серию «ЖЗЛ», помнишь? Я благодарна своим родителям. Они помогали выбрать нужное, направляли.

– Ты у них одна?

– Да.

– Море надежд, возложенных на единственное чадо.

– Точно. Эгоизм, амбиции, подпитанные родительскими похвалами. Я свела их усилия к нулю, связав свою жизнь со Скользневым и потратив столько лет впустую. Расшатанные нервы и крушение надежд, – Лита покачала головой. – Мне стыдно говорить так.

– Ничего случайного не бывает. Значит, этот жизненный опыт был тебе необходим. Оставь самоедство. Нет ничего хуже. Думаешь, мне не в чем себя упрекнуть? Милая моя, я натворил в своей жизни столько глупостей, не на одну жизнь хватит. Нужно спокойнее к этому относиться. Отбрасываем лишний балласт. Теперь я воспринимаю собственные ошибки как построение трамплина для прыжка. Движение вперед не бывает безболезненным. Иначе будем топтаться на месте. Давай впредь думать только о будущем? Договорились?

– Хорошо.

– А теперь я хочу тебя попросить. Расскажи о своем детстве. Или о каком-то самом сильном впечатлении того времени.

– Даже и не знаю. Такая необычная просьба.

– Потом я попрошу тебя показать твои детские фотографии. Надеюсь, твои родители удовлетворят мое любопытство, когда мы познакомимся. Мне очень интересно, а сейчас постарайся вспомнить что-нибудь особенное, важное для тебя, ребенка.

– Оно у меня было взрослым. Гурченко так назвала свою книгу. Если бы я писала о себе, то, честно говоря, детству уделила бы много внимания. Вообще все закладывается именно тогда. Весь жизненный сценарий определяется тем, что происходит именно в это время. Даже если мы не помним какого-то отрезка, уверена, что подсознание все надежно сохраняет. Проходит много лет, и забытое всплывает. Тут уже все зависит от того, что это за воспоминания. Человек или получает ускорение, или надолго тормозится в зависимости от того, что происходило с ним – ребенком…

Лита помолчала с минуту, пытаясь привести в порядок фрагменты того, что тут же возникло в голове. Ей хотелось сразу найти то, о чем просит Георгий, но воспоминания казались не столь значительными, чтобы о них говорить. После паузы Лита заговорила быстро:

– Я была послушным домашним ребенком. Очень ответственным и любознательным взрослым маленьким человеком. Со мною обращались как с равной, может, даже слишком рано. Меня с пяти лет стали оставлять одну. Это было очень мучительно – проводить долгие дни в одиночестве, ожидая прихода родителей с работы. Попытки отдать меня в садик через несколько дней заканчивались очередным воспалением легких. Я умудрялась болеть им даже летом. В конце концов, было решено оставить меня в покое и оставлять дома за старшую, пока кто-то из родителей не придет. Я помню, что все телефоны, по которым я могла звонить, были записаны на листике в коридоре над аппаратом. Но, обладая хорошей памятью, я быстро их запомнила и трезвонила частенько, особенно маме. Теперь я это понимаю, а тогда мне не казалось, что мои звонки могут кому-то мешать, не нравиться.

Книга прочитана, телевизор шипит, а каналов тогда было раз-два, и обчелся. Родители обещали смотреть на меня в свои огромные телевизоры на работе. Этим они перестраховывались от моего шкодничества. И, когда я горько плакала от одиночества, я не могла понять, почему, видя это, мама даже не позвонила. Папа мог быть в моем понимании очень занят, но мама-то должна. Еще пара безобидных выходок, оставшихся без внимания родителей, утвердили меня в мысли об обмане. Ты не представляешь, как мне стало обидно. Правда, дети не умеют долго обижаться. Это их спасает, ведь родительский гнев не всегда бывает справедливым. Столкновение с миром взрослых часто проходит болезненно. – Лита посмотрела на Мартова, внимательно слушавшего ее, и продолжила. – А считать я научилась, когда мы с отцом лепили пельмени по выходным. Делали их только вручную. Раскатывали пласт теста, крошечной рюмочкой вырезали заготовки. Потом считали, сколько сделала первая смена, вторая, третья, кто больше и на сколько. Мне очень нравилось. Параллельно велись какие-то взрослые разговоры, и я никогда не чувствовала, что мне отвечают, лишь бы что-то сказать. До сих пор перед глазами наш старый кухонный стол, весь в крошечных пельменях. Отец в белой косынке, завязанной узлом назад, что-то рассказывает. Ты не устал от моей автобиографии?

– Не отвлекайся, прошу тебя, – Георгий был все так же внимателен.

– Еще запомнила, как меня здорово наказали за то, что я исписала мебель и стены в коридоре таблицей умножения. Я очень торопилась, хотела успеть, пока родители ужинали. Руки в мелу, довольная собой, заглядываю в кухню похвастаться и получаю конкретно. Заметь, мне было лет шесть, не больше. Почему нельзя было ограничиться словесным объяснением, не пойму до сих пор. Мне кажется, лучше было бы перевести все в шутку, но они думали иначе. Мел вытерся быстро, а я до сих пор помню, как я расстроилась. В тот же вечер мы помирились. Мне даже разрешили смотреть какой-то взрослый фильм с Тихоновым в главной роли. Наверное, тем самым родители давали понять, что погорячились.

– Ты все настолько отчетливо помнишь. Значит, детская обида до сих пор живет где-то внутри?

– Нет, просто я не могу этого забыть. Я не вызываю эти воспоминания специально, они со мной без моей на то воли. На родителей и детей грешно обижаться.

– Если бы я близко к сердцу брал все выходки моих отпрысков, то уж точно бы рехнулся. Я вообще добрый папа. Жена говорила, что моя снисходительность объясняется чувством вины перед ними. Ей было виднее. Никогда детей не наказывал, может, потому, что много работал, а детьми занималась, конечно, больше Светлана. Ну да ладно. Со мной мы потом разберемся, давай дальше, пожалуйста.

– Конечно, остались восторженные воспоминания о первых школьных днях. Я летала, боялась опоздать, хотелось все знать. Никто никогда не сидел со мной над домашними заданиями. Я занималась с удовольствием. Приходила из школы и садилась за уроки. Только сделав их, принималась за обед. Невероятное чувство ответственности. По-моему, его невозможно привить. Оно или есть, или нет. Потом «золотая медаль» – пропуск со льготой во взрослую жизнь. Я была обязана поступить сразу, без всяких проволочек, иначе, думала, все сочтут меня липовой отличницей.

– Ты говорила с кем-нибудь об этом?

– Нет, никакие разговоры ничего бы не изменили. У меня, напоминаю, врожденное гиперогромное чувство ответственности.

– Так ты с детства загоняешь себя в угол? – сделал вывод Мартов. – Только не вздумай обижаться. Я хочу разобраться, что скрывается за твоей хрупкостью, ранимостью. Нерешительности не так много, но плыть по течению все-таки можешь.

– Не в чем теперь разбираться. Нужно больше доверять своим детям, прислушиваться к их мнению. Воспитывать так, чтобы они не боялись спорить, доказывать необходимость сделать выбранный шаг. Нужно уметь не мешать, не давить авторитетом, не шантажировать любовью. Я бы хотела строить отношения со своими детьми именно на таких условиях. И, конечно, плохо, когда в семье растет один ребенок. Он может вовсе не вырасти эгоистом, как многие считают. Просто одиночество – его постоянный спутник. Но все нужно делать вовремя. Я как-то приставала к родителям по поводу братика, сестрички, а потом это желание пропало. Не знаю, с чем это связано.

– Ты замечательно говоришь, но замечу, что мир переворачивается с ног на голову, когда ты сгибаешься от невероятного чувства ответственности за свое чадо. Теоретически ты абсолютно права, но жизнь вносит свои коррективы. Ведь жила ты в каждодневном кошмаре столько времени, а те, кто поставил тебя на ноги, радовались каждой твоей победе, пропуская все через сердце, наблюдали за этим. Они ведь не мешали? Может, им хватило твоей таблицы умножения, чтобы после полностью доверять твоим чувствам? А ты, как ходячий комок обид, продолжаешь жалеть себя, забывая, какую боль причиняешь близким.

Лите нечего было возразить. Многолетнее мытарство со Скользневым тому подтверждение. Безвольная дура, медленно превращающаяся в безвольную истеричку. Такую характеристику дала себе Лита, но вслух сказала только:

– Гера, не надо больше копаться и бередить глубины моей несостоятельности, а то еще разочаруешься. Самое неблагодарное занятие – пытаться разобраться в прошлом. Хотя не слушай, я говорю глупости.

– Ты единственная из знакомых мне женщин, которая более чем за сутки не сказала ни одной глупости.

– Такого комплимента я еще не слышала в свой адрес, – улыбнулась Лита, мысленно желая сменить тему.

– Зато о том, что ты неприлично красива, наверняка не один десяток раз.

Лита задумалась: принесла ли ей красота счастье? До сих пор нет. Только теперь, очаровав Георгия, она решила, что небеса вспомнили о ней. Она больше не будет прозябать. Она избавится от своих комплексов и начнет нормальную жизнь. Как же она благодарна Ире Копыловой из профкома за эту «горящую» путевку. Не досталась бы она ей, и не случилось бы такое земное чудо.

Картина за окном указывала на то, что они приближаются к ***нску. Мартов решил еще раз попытаться уговорить Литу остановиться у него.

– Нет, Гера. Я хочу принять ванну, почувствовать себя отдохнувшей и посвежевшей. Не настаивай, прошу тебя. Ко всему, мне ведь нужно поговорить с родителями.

Георгий не стал уговаривать женщину, хотя массаж, ванну, солярий, тренажеры, сауну – все это он мог предложить ей у себя дома. Он понимал, что главное в ее отказе – желание побыть одной и подобрать слова для разговора с семьей. Увидев, что Саша свернул с трассы, Мартов понял, что до дома осталось километров пять. Он предвкушал встречу с местом, где ему всегда было уютно, спокойно, и только звонки мобильного возвращали к цивилизации.

Когда, после короткого приветствия Саши по переговорному устройству, автоматически раскрылись красивые кованые ворота, машина въехала на последний участок дороги. По обеим сторонам ее украшали величавые голубые ели. Несколько поворотов мимо беседок, охотничьего домика, мостика у живописного озерца. Наконец они подъехали к двухэтажному особняку из красного кирпича с огромной мансардой, увитой уже подгоревшим под солнцем виноградом. Лита была шокирована окружающим великолепием. Она пока не осознавала до конца, что соглашается стать хозяйкой всего этого. Лита посмотрела на Георгия – его, кажется уже ничем не удивить. Заметив беспокойство Литы, Мартов вопросительно кивнул. В ответ она покачала головой и попыталась выглядеть естественно. Сзади затормозила «мазда». Елена Васильевна тут же вышла и направилась к ступенькам крыльца. Поднявшись, словно вспомнила что-то, оглянулась. Навстречу Мартову через аккуратно подстриженный газон шел мужчина лет шестидесяти с окладистой седой бородой и в соломенной шляпе, прикрывающей лысину.

– Здорово, Пал Палыч, – обнял его Георгий.

– Принимай хозяйство, Георгий Иванович. Охранялось на совесть, да и никто, слава богу, не посягал.

– Вот и славно, спасибо. Познакомься, Палыч, – Мартов помог Лите выйти из машины. – Лита – будущая хозяйка этих мест.

– Очень приятно, очень. – И обращаясь к Георгию: – Хороша, ух, как хороша!

Мартов по-дружески похлопал сторожа по плечу, переведя взгляд на застывшую у порога Стеблову. Та смотрела в их сторону, словно не видя. Мыслями она была далеко отсюда. В голове постепенно созревал текст письма, которое она собиралась отправить Ивану и Миле. Надо действовать быстрее, пока этот белокурый ангел не начал здесь всем заправлять. Взгляд Елены Васильевны сфокусировался на загорелом, смеющемся лице Литы. Всетаки она необыкновенно красива и молода. Лита мгновенно ощутила что-то неприятное, необъяснимую тревогу. Захотелось юркнуть в машину и, подняв тонированное стекло, замереть там.

– Гера, я должна действительно побыстрее добраться домой, – потирая руки, словно они озябли, тихо попросила Лита. Она почувствовала себя разбитой, куда-то улетучилось легкое, радостное впечатление от поездки. – Попроси, пожалуйста, отвезти меня.

Мартов заметил, что его спутница переменилась в лице. Мысленно он связал это с пронизывающим взглядом Стебловой. Этого еще не хватало. Он помог Лите сесть в машину.

– Не стану провожать тебя, как положено, до порога. Твое появление само по себе в этот час будет неожиданностью. Остальные сюрпризы растянем на ближайшие сорок восемь часов примерно. Идет?

– Хорошо.

– Я позвоню завтра часов в пять вечера. Если ты не передумаешь, то в воскресенье приеду свататься, – целуя Литу в щеку, прошептал Мартов. – В любом случае раньше завтрашнего вечера звонить не стану. Тебе придется провести целые сутки даже без моего голоса. Ты готова, милая моя?

– Это меня не пугает. Ты со мной, здесь, – Лита прижала ладонь к левой груди. – До встречи. До свидания всем. – Короткий нежный поцелуй перед отъездом. Медленно поднялось тонированное стекло, Лита оглянулась. Все мужчины доброжелательно смотрели ей вслед. Елены на крыльце уже не было – ей было невыносимо созерцать зарождающуюся идиллию. Стеблова чувствовала, что планы рушатся, что она навсегда выбывает из вереницы претенденток на звание Мадам Мартова. И почему ее это так тревожит? Справедливости ради надо признать, что ничего такого не могло и в голову прийти ее хозяину. Кто она? Кухарка, прачка, уборщица – даже этого она скоро лишится. Елена Васильевна представила себе, как получит на руки рекомендательные письма и адрес нового хозяина. В мире богатых и всесильных ее место на кухне. Пройдя большую часть жизненного пути, она рисковала остаться ни с чем. Кажущаяся причастность к чему-то важному – липа, блеф, плод ее фантазии. Арбайтен, дорогуша. На душе у Стебловой стало совсем паршиво. Она позволила себе то, чего не делала никогда. Достала из бара бутылку коньяка и прямо из горлышка сделала несколько глотков. Внутри разлился приятный жар. Когда она оглянулась на шум, в дверях стоял ошарашенный Мартов. Никак не прокомментировав увиденное, он сказал:

– Я приму ванну. Проверьте автоответчик, его вчера должны были включить, и отберите наиболее важную информацию. Ужин часам к девяти, самый легкий. Спасибо, – и закрыл за собой дверь. Он не нашел в себе сил говорить с нею как всегда. Ее настроение ясно читалось на расстроенном, отрешенном лице. Георгий удивлялся тому, что за столько лет не сумел разглядеть ее наполеоновских планов. Вот попался! Надо что-то решать или подождать, пока улягутся страсти в ее душе. Не натворит ли она глупостей? Теперь наверняка затаится. Чего ожидать? Поднявшись в ванную, Георгий стал набирать воду. В голове роились детективные сюжеты с отравлением Литы, несчастными случаями. Одолевала разная криминальная чушь. Погрузившись в ароматную воду, Мартов закрыл глаза. Убить не убьет, но нервишки точно пощекочет. Она женщина скрытная, непредсказуемая. Вот ведь как получается: она в мыслях давно его в кровать затащила. А у него Стеблова и секс сочетаются, как горькое со сладким. Получай перемены, седая голова. Мысли прочь, нужно расслабиться, а с женскими обидами будем разбираться после. Воображение рисовало Мартову улыбающееся лицо Литы. Это видение он не хотел прогонять. Мужское начало настойчиво напомнило, что он хочет ее. Их наслаждению не будет конца. Он заставит ее трепетать, кричать в его объятиях. Когда же наступит день обладания? Мартов поймал себя на мысли, что думает о женщине в то время, когда причиной его прерванного отпуска стали неприятности на работе. Чувства возобладали над бизнесом. «Становлюсь старым, сентиментальным», – Георгий щелкнул языком и улыбнулся. Он представил, как скоро рядом с ним в этой огромной ванне будет плескаться красавица жена. Прохладная пена будет скользить по ее плечам, рукам, шее, груди, то прикрывая, то обнажая принадлежащее только ему тело. «Лита-Аэлита, я так хочу прикоснуться к тебе, обладать телом и душой. А чего на самом деле хочешь ты?» – Мартов сделал воду погорячее и вновь попытался ни о чем не думать. Увы! Образ смеющейся блондинки не оставлял его воображения.

– Ты и блаженство, и безнадежность! – безмолвно зашевелились его губы.

Лита сидела в кресле, напротив, на диване, устроились родители. Сегодня была пятница, и они случайно не уехали на выходные на дачу. Внеурочное появление Литы удивило их. Конечно, обрадовались, соскучились. Но девочке надо было хорошенько отдохнуть, ведь столько всего свалилось на ее голову. Всего пару дней назад перестал названивать Скользнев. Владимир Петрович каждый раз объяснял ему, чтобы он оставил их в покое. Но тот не унимался, грозил покончить с собой. Этого Литочке они решили не говорить. Потом звонила его мать, плакала, умоляла дать его сыну возможность в последний раз поговорить с их дочкой. Кира Сергеевна по-матерински понимала ее муки, но благополучие единственной дочери в данном случае волновало больше. Пребывание Литы в доме этого мужчины в качестве сожительницы больно ранило родителей. Ни обязательств, ни детей, только прожигание времени и каждодневное разочарование. Нелегко им было наблюдать за этим. Отец не сказал ни слова, но Кира Сергеевна много раз просила дочь пересмотреть свою жизнь. Теперь, когда терпение Литы лопнуло, мать приветствовала их разрыв. Она не могла поверить, что Литы с ее чувствительной натурой хватило так надолго. То, как она жила последние три года убивало, изнашивало, трепало нервы. Наверное, Богу было угодно, чтобы их дочь прошла такие испытания.

– Что так рано, доченька? Море надоело, что ли? Загорела, посвежела.

– Дело не в этом, – загадочно улыбнулась Лита.

Богдановы переглянулись. Напряжение почувствовалось в позе Киры Сергеевны. Она то и дело разглаживала полы ярко-бирюзового халата, переводя взгляд с дочери на мужа и обратно. Светло-русые волосы собраны в аккуратный узел на затылке, слишком прямая спина. Владимир Петрович выглядит спокойным, но внутри у него все сжалось. Таблетка валидола под язык не помешала бы, но надо держать марку.

– Дело в том, что, во-первых, я решила оставить работу. Мой комплекс Гиппократа удовлетворен. Дальнейшая деятельность в этом направлении убьет меня. Слишком я жалостливая, для того чтобы работать там, где хозяйничают люди в белых халатах и старуха с косой. Не могу каждый день видеть смерть, не могу оставаться к этому равнодушной. Считайте меня слюнтяйкой, но это выше моих сил.

– Никто тебя не осуждает, девочка, – неторопливо заговорил отец, воспользовавшись паузой. – Есть другие области применения твоих знаний. Мы с мамой давно предлагали тебе поменять профиль работы. Очень хорошо, что ты наконец решилась. Что же во-вторых?

– Может, с этого нужно было начинать, – Лита почувствовала, что краснеет, но оттягивать разговор не хотела. Душ придал ей бодрости, а часы монотонно приближали момент появления в доме Мартова. – Я познакомилась с замечательным человеком и собираюсь выйти за него замуж. Отдавая дань традициям, он хочет познакомиться с вами. Свататься придет, короче говоря. Если вы не против.

Кира Сергеевна медленно оперлась о спинку дивана, отец многозначительно поднял густые брови.

– Любовь к повальным сюрпризам – это у нее от тебя, – выдохнула мать, обращаясь к мужу. – Лита, милая, только с одним замечательным и веселым покончили. Не узнаю тебя, но, может, он действительно такой замечательный, что тебе десяти дней хватило, чтобы решиться.

– Нет, мама, мне хватило одних суток, – улыбаясь, сказала Лита.

– Еще одна любовь с первого взгляда, как я понимаю, – констатировала Кира Сергеевна.

– У него – безусловно. Я же пока им очарована, сражена. Я могу ошибаться в словах для определения своего чувства. Одно скажу точно – с ним надежно, спокойно, удивительно легко. Это не значит, что он передо мной весь как на ладони. Он благополучный, умный, красивый. Могу еще десяток определений придумать, и мало будет. Вы сами убедитесь: только пару фраз скажет, и вы им очаруетесь.

– Отменная характеристика для молодого человека, – согласился отец.

– Кажется, я не говорила, что он молод, – сдерживая смех, сказала Лита. – Точно определять не берусь, но он где-то твоего возраста, папа.

Владимир Петрович подошел к раскрытому окну, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Обернувшись, заметил:

– Расходы на сердечные капли в нашем доме возрастут вдвое.

– Зачем так, пап? У тебя появится интересный собеседник и благодарный слушатель. Он очень грамотный, разносторонний человек.

– Собеседник появится у тебя, дорогуша, – вставила Кира Сергеевна.

– Кира, что ты хочешь этим сказать? – удивленно спросил Владимир Петрович.

– То, что вы услышали. Двадцатилетняя девочка и шестидесятилетний старик. Чем им еще заниматься? Будешь, доченька, его лебединую песню слушать день-деньской.

– Мама, ну что ты утрируешь?! Мне давно не двадцать, и ему лет не стоит прибавлять. В любом случае, выглядит он замечательно и душой молод, понимаете, душой! Наплевать мне на его деньги, дома, всемогущество. С человеком жить, а не с барахлом. Я плесенью покрываюсь рядом с этими живчиками, которые только и норовят за бедрышко ущипнуть и потискать.

– Не подставляй, не будут и тискать, – съязвила мать, но под уничтожающим взглядом дочери стушевалась. – Я образно говорю, не о тебе.

– Ладно тебе, Кира. – Владимир Петрович вернулся на диван. – Ты упустила один немаловажный момент, дочка. Всесильность его тебе ни к чему, а вот нам, старикам, хотелось бы немного подробнее, без преувеличений. Человек свататься придет, а мы только и знаем о нем, что не мальчик давно. Кто же он? – Владимир Петрович принял позу, говорившую о том, что он приготовился слушать долго и внимательно.

После рассказа дочери родители застыли, переваривая сказанное. Лита посмотрела на притихшую мать, задумавшегося отца. Фамилия Мартова была известна в городе.

– Значит, говоришь, почти Онассис в родство с нами вступить хочет? – Кира Сергеевна чуть не бросилась к дочери с объятиями. Может ведь, чертовка! Столько лет убила на этого балагура Скользнева с его гигантскими половыми возможностями. А говорят, курортные романы не имеют продолжения. Как бы не так! Разве можно остаться равнодушным к красоте их девочки, слепой прозреет, чтобы хоть один раз увидеть. Такой человек внимание обратил, счастье-то какое. Как за каменной стеной будет. Слава богу, в церковь надо сходить, свечку поставить, благодарные поклоны отбить.

– Главное, чтобы падишах этот был тебе по сердцу, – сказал отец, прервав внутренний монолог матери.

– Да, да, – затараторила она. – Только, Лита, милая, чем же угощать такого человека?

– Из кожи вон лезть не надо. Не всю жизнь он омары и паюсную икру ел. Не будем пускать пыль в глаза. Он пальцы веером не держит. Нормальный мужик, не надо перед ним заискивать. Жених он, обыкновенный жених.

– Дожили мы, отец, все честь по чести, как у нас было, – глаза Киры Сергеевны повлажнели.

– Досталось мне тогда от Елены Петровны, царство ей небесное. Только батя сразу стал на мою сторону.

– Да, понравился ты ему с первых минут.

– Как же я мог не понравиться? Институт закончил, диссертацию писал. Красавец, умница. Примерно как Георгий, только без больших денег, но с наполеоновскими планами.

Владимир Петрович действительно легко вошел в семью жены. Он с самого начала очень бережно относился к своему новому положению. Для него обрести семью означало гораздо больше, чем он мог передать словами. У него наконец было то, чего он был лишен с детства. Сокровенная мечта сбылась. Сам он вырос в детдоме и всего, чего добился, достиг своим трудом и умом. Он всегда знал, что никто не будет ничего делать за него. Это помогало, не давало расслабляться и почивать на лаврах, когда определенные успехи были очевидны. Молодой, подающий надежды ученый уверенно шел выбранным путем. Его не пугали временные неудачи, трудности. Когда знаешь, для чего живешь, уже не имеет значения как. В том смысле, что он не боялся спать на раскладушке в коридоре у товарища, снимать крохотный угол и питаться скромнее не придумаешь. Надо сказать, что как ученый Богданов состоялся. Сначала кандидатская, потом докторская. Несколько научных трудов, учебник по физике для школьников, для учащихся вузов.