Текст книги "Игра отражений"
Автор книги: Наталия Полянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Наталия Полянская, Екатерина Глубокова
Игра отражений
Англия, 1055 год
Глава 1
Лето выдалось на диво теплым с самого начала. Рано зацвели яблони, пчелы вились вокруг укутанных белой пеной лепестков, жужжали не рассерженно, но трудолюбиво; ковром ромашек покрылись поля вокруг замка, а в речушке, трепеща крыльями и отчаянно охая, утка обучала плавать выводок пушистых серых комочков. На лесном озере поселились лебеди; эту гордую, великолепную пару Рангхиль видела, когда отправлялась в долгие прогулки. За прогулки, кстати, ей вечно доставалось от брата.
– Ты снова бродила где-то целый день, – попрекал ее Роалль, когда она возвращалась в сумерках, и подол платья был предательски намокшим от росы. – Вокруг полно отребья. Неужто ты хочешь стать жертвой разбойников или любого мерзавца, что захочет покуситься на жизнь беспомощной женщины?
– Не так уж я беспомощна, – улыбалась Рангхиль, выбирая сосновые иголки из густых светлых волос, которые она больше всего любила носить распущенными, ниспдающими ниже талии серебряным водопадом.
– Да, милая сестра, я-то знаю об этом, но и мужчина не справится с десятком озверевших противников, коли он не великий воин. А у тебя и оружия нет, только нож, и еще ты в платье.
– Мне это не помеха.
Нож с костяной рукояткой Рангхиль всегда носила на поясе. Такой же покоился в ножнах, что Роалль ни разу не оставил нигде и не забыл. Рукоять с вырезанными на ней рунами защиты и силы и с бегущим волком – это был подарок отца, одинаковый для обоих близнецов, на их десятый день рождения. И еще десять лет прошло с тех пор, а лезвие, выкованное превосходным кузнецом, не сточилось, не сломалось и не заржавело. С таким ножом можно выходить на противника – если, конечно, умеешь сражаться. Рангхиль умела.
Траур по отцу закончился еще в апреле, когда сырые северные ветра сменились легким морским бризом, не слишком частым гостем на просторах Нортумбрии. Здесь, неподалеку от Йорвика[1]1
Старинное название города Йорка до нормандского завоевания – Прим. автора.
[Закрыть], привыкли к иной погоде: хмурым тучам, низко несущимся над землей, и дождю, и прохладе. Чем дальше к северу Англии, тем хуже, утверждал Хальдор – помощник брата в ратных делах и второй командир после него. Дальше начинаются горы, поднимающиеся острыми пиками к сумрачному небу, пасут овец племена, до сих пор не утратившие первозданной дикости, и раздаются душераздирающие песни таких инструментов, что здесь сроду не звучали бы.
Рангхиль оставалось верить Хальдору на слово: сама она никогда не покидала окрестностей родного дома. Вся ее жизнь прошла здесь, на пологих холмах и равнинах, среди лесов, узких рек и птичьего щебетанья. А также среди саксонских и данских крестьян, воплей волов, хохота пьяных воинов в длинном зале, звона железа в кузнице и тихого потрескивания свечей, когда шьешь долго, и глаза слипаются.
Остальной мир был словно затянут туманной дымкой: Англия с ее королевскими проблемами, венценосным святым[2]2
Имеется в виду правивший в то время, весьма набожный король Эдуард Исповедник – Прим. автора.
[Закрыть] и дележом земель и власти почти не касалась Рангхиль. Вплоть до прошлого года, когда умер ее и Роалля отец, могучий Олаф Миккельсен, и горе, затопившее сердца, со временем сменилось тревогой.
– Налей-ка еще, – Роалль подставил служанке кубок, чтобы та вновь наполнила его сладким прошлогодним элем, и повернулся к сестре. – Значит, припасов немного?
– Ты же помнишь, каким было прошлое лето, – поморщилась Рангхиль. – Природа словно плакала по отцу. Пшеницу побило градом, и мы смогли собрать лишь три четверти того, что обычно. И это было удачей. Перед самой посевной нам пришлось начать раздавать зерно из амбаров замка, зерно, предназначенное на семена.
– Но скотину градом не побило? – вздохнул Роалль. Вообще-то, хозяйка замка отвечала только за порядок в замке и работу хозяйственных служб, а все вопросы с крестьянами должен был решать хозяин, но Роалль больше склонен был к ратному делу, как и их отец Олаф. Поэтому Рангхиль с радостью и удовлетворением взяла на себя заботу о благополучии имения, советуясь с братом лишь при принятии самых ответственных решений, от которых зависела жизнь многих. Замком же и всеми его службами Ранди занималась с тех пор, как научилась считать и читать, то есть, лет с десяти. Олаф Миккельсен вдовствовал давно, так что дому к тому времени отчаянно требовалась хозяйка.
– Скотине тоже нужно что-то есть. А когда луга затапливает… – напомнила Ранди брату.
– Я понял тебя, – кивнул Роалль, задумавшись. – Однако этот год обещает быть урожайным.
– О да. Хотя я не стала бы испытывать терпение судьбы, считая наш урожай заранее. Если все будет хорошо, и мы продадим скот… – Рангхиль с превеликим удовольствием рассказала бы брату все и в подробностях, но Роалль привык во всех этих делах полагаться на сестру. Сам он предпочитал заниматься укреплением защитных сооружений замка и тренировать дружину, с определенной долей справедливости полагая, что процветание имения зависит не только от успехов в сельском хозяйстве и торговле, но и от способности защитить нажитое трудами.
В длинном зале ужинали. Собственно, это был обед, плавно перешедший в вечернюю трапезу; воины могли сидеть за столом часами и предаваться воспоминаниям, рассказывать истории, похваляться подвигами и заниматься всеми остальными, приличествующими настоящим мужчинам, вещами. Иногда Рангхиль это веселило, иногда раздражало. Когда приезжали гости, она могла, как велели традиции, обносить их вином и элем, но обычно сидела во главе стола, по правую руку от брата. Роалль был хозяином дома, и если бы Рангхиль родилась мужчиной, то восседала бы сейчас рядом с ним, разделив священное право именоваться хозяином. Или, если бы у их матери родилось два мальчика, наследником и главой рода считался бы тот, что первым появился на свет? Так-то первая – Рангхиль… Она снова взглянула на лицо брата, так похожее на ее собственное, только немного грубее. Так говорила Альва. Приходилось верить служанке: рассмотреть себя четко в медных зеркалах и обманчивых речных отражениях никак не получалось.
Роалль. Самый близкий человек, который всегда был у Рангхиль, сколько она себя помнила. Они с первого дня были неразлучны – с того самого дня, давшего им жизнь и отобравшего ее у их матери. Альва рассказывала, что Олаф горевал безмерно, потеряв любимую супругу. Но это не отвратило его от детей, наоборот: он воспитывал их всегда вдвоем, почти не делая между ними различий. И в свои двадцать лет Рангхиль немного снисходительно относилась к бледным и нежным саксонским девам. У данов обычаи были заведены по-другому: родовитая женщина, если того пожелает, может владеть оружием и даже состязаться с мужчинами. Весьма полезные умения в неспокойные времена.
Впрочем, времена никогда не бывали спокойными.
Служанка наклонилась над Рангхиль, словно спрашивая, налить ли и ей эля, но девушка покачала головой. Не хотелось туманить разум даже глотком слабого прошлогоднего напитка.
– Значит, нам снова хватит уплатить налоги, – сказал Роалль и кинул пару костей вертевшимся у стола собакам. Тут же завязалась веселая потасовка, с визгом и погоней. Псы были не голодны, однако, борьба за кость у них в крови. Как и у людей… – Это хорошо. Я не знаю, почему мы отдаем столько денег королю, которого даже не видим, но…
Собаки, громадные породистые псы, способные в одиночку свалить оленя или парой выйти на кабана, волка или медведя, разобрались, кто из них достоин кости, и улеглись у ног хозяина. Собаки – вот еще одно занятие Роалля. Псы Миккельсенов славились в окргуе, всех щенков быстро разбирали и платили хорошую цену.
– Не стоит вести подобные разговоры, – прервала брата Рангхиль. – Если Хальдор говорит, что при дворе снова зреет смута, стоит подумать, как мы поведем себя. Мы всегда поддерживали короля, а в тяжелый час это еще важнее.
Хальдор с небольшим отрядом вернулся из Лондона буквально утром: он отвозил те средства, что причитались с плуглендов[3]3
Датская базовая единица земельного участка, равная примерно территории, обрабатываемой за год упряжкой восьми быков – Прим. автора.
[Закрыть] за миновавшие месяцы, в казну. Миккельсены не доверяли сборщикам налогов, предпочитая доставлять королевские деньги сами. А то кто знает, сколько звонких монет по дороге осядет в карманах хитрых саксов!
Саксы вообще были… назойливы. Конечно, они пришли на эти земли раньше, разогнав предыдущих обитателей; но как бритты склонились под их властью, так теперь настало время саксам подчиниться датчанам. Или это время уже прошло? Здесь, в Данелаге[4]4
Данелаг – территория в северо-восточной части Англии, отличающаяся особыми правовой и социальной системами, унаследованными от норвежских и датских викингов, завоевавших эти земли в IX веке. – Прим. автора.
[Закрыть], этого совсем не чувствовалось. Однако мир больше, чем Данелаг.
К сожалению.
– Что еще говорят в столице? – спросила Рангхиль. Она была занята, когда Хальдор возвратился, и потому не слышала его рассказа. Сейчас ей не хотелось отлучать бравого вояку от его соскучившейся супруги, новости мог пересказать и Роалль.
Брат, однако, медлил. Он взял с блюда кусок мяса и снова бросил собакам – те, не ожидавшие подобного подношения, вцепились в еду, урча и рыча.
– Роалль?..
– М-да. Хальдор привез кое-какие вести, касающиеся нас с тобой, – осторожно начал он.
– И что же это? – Чем играть с воображением, Рангхиль предпочитала узнать сразу. Судя по тону Роалля и по тому, что он не начал с этих новостей – они неприятные.
– Видишь ли, Кенельм Олдхам снова подал прошение его величеству, чтобы ему вернули причитающиеся земли. Оставив нам тот клочок, на котором стоит крепость и наделы у леса. На замок и наделы данов он претендовать не рискнул.
– В следующий раз рискнет, – поморщилась Рангхиль.
Так она и знала, что это дело не останется в прошлом. Саксы назойливы – она ведь об этом уже думала сегодня? Вернуть земли, которые вот уже много лет тебе не принадлежат, – вернуть не силой, так хитростью. Что может пообещать королю Олдхам, если не солидную долю? Здесь нет солидной доли, владения Миккельсенов не так уж и велики…
Когда король Кнуд Великий снова вернул датчанам английские земли, на время уплывшие из рук, сражавшийся в рядах его войска Олаф Миккельсен получил земельный надел с несколькими деревнями и право передавать его по наследству. Сейчас хозяином земли сделался Роалль. Однако до того, как достаться Миккельсенам, эти холмы и плодородные равнины бесхозными не были. Они принадлежали саксам – семье Олдхамов, которых милостиво не выгнали совсем, только оставили им во владение значительно меньше земель. А могли бы и вовсе перебить… Однако Кнуд полагал, что уничтожать все население Англии, если оно в чем-то с ним несогласно, – самая настоящая глупость. Потому саксов постарались сделать лояльными, не слишком притесняя и давая возможность накопить утраченные богатства и своей службой опять возвеличиться. Ситуация с годами менялась, саксонские тэны[5]5
Тэн – представитель военно-служилой знати, получавший земли от короля за службу. В переводе это слово означало «тот, кто служит». – Прим. автора.
[Закрыть] приобретали все большую власть, однако здесь, в Данелаге, это ощущалось гораздо меньше. Тут по-прежнему было много датчан, действовала система датского права, крестьяне в большинстве своем являлись свободными – словом, не слишком-то много шансов оставалось у прежних владельцев, что эти земли когда-нибудь возвратятся к ним. Кое-кто смирился, кто-то отправился на службу к королю, дабы заново заслужить владения и почести, кто-то и вовсе подался на континент, а кто-то, вроде Кенельма Олдхама, пытался действовать хитростью. Войска у него не имелось, доход с земель он получал небольшой, и сам не был захвачен соседями лишь потому, что они у него уродились мирные. До поры до времени.
Олдхама Рангхиль знала: несколько раз он приезжал к отцу, а затем явился на похороны, дабы засвидетельствовать свое почтение соседям, понесшим утрату. Тогда-то Ранди и проведала о том, что Кенельм претендует на земли за рекой, да поскорее. Роалль все чаще посвящал сестру в дела, а к концу прошлого года девушка прекрасно разбиралась в том, что происходит. Кенельма Олдхама нельзя недооценивать.
Ведь, несмотря на то, что в Данелаге сохраняются свои законы, датчанам по всей Англии сейчас приходится туго. Многие защищают свои земли с оружием в руках, некоторым не особо влиятельным тэнам пришлось даже возвратиться в Данию. Смена власти никого не оставляет в стороне, а когда на острове, пусть и достаточно большом, смешивается столько народностей, войн и взаимных обид не миновать. И политика нерешительного Эдуарда, о которой благородной девушке лучше не размышлять (все равно никуда от мыслей не денешься!), ни к чему хорошему, наверное, не приведет. Рангхиль просто не знала. Отец всегда говорил, что жить приходится в вечно изменяющемся мире, а значит, стоит быть готовым к любым неожиданностям. Олаф Миккельсен знал, о чем говорил. Он сменил одну страну на другую, холодные ветра Дании – на английские дожди, и постоянно был готов к сюрпризам. Его смерть тоже стала неожиданностью, и все же… Все же он умел чуять ветер, как никто.
Близнецы чуяли ветер гораздо хуже.
Вот и сейчас: стоило бы призадуматься, почему Кенельм больше не заглядывает к Миккельсенам, почему прекратил говорить с ними о спорной земле. А он, оказывается, решил воззвать если не к христианскому Богу, то к одному из Его помазанников на земле: непосредственно к королю Эдуарду. Если долго вертеть хвостом при дворе, словно хитрый рыжий лис, можно, принюхавшись, узнать, куда дует тот самый нужный ветер. И цапнуть его зубами и когтями.
Мало ли влиятельных персон нынче в Англии…
– Я не думаю всерьез, что король удовлетворит эту просьбу, – продолжал Роалль неторопливо. – В самом деле, у него хватает забот. Но есть не только король…
Мысли близнецов, как всегда, сходились.
– К кому может обратиться Кенельм, если король Эдуард откажет ему? – задумчиво произнесла Рангхиль и погладила сунувшегося ей под руку пса.
– Он не в тех отношениях с эрлом Гарольдом[6]6
Эрл – титул высшей аристократии в тогдашней Британии, родовая наследственная знать скандинавского или англосаксонского происхождения. В услужении у эрлов находились тэны. – Прим. автора.
[Закрыть], чтобы претендовать на его внимание и помощь; к тому же, Гарольду Олдхам ничего не сможет пообещать. Разве что службу, но тому и так служат влиятельные. – Роалль помолчал. – О других его родовитых и властвующих друзьях мне ничего не известно, иначе, может, давно бы мы с тобой работали в свинарнике, сестричка.
Шутка была так себе, но Ранди улыбнулась. Пес извивался, ластился, подсовывал лобастую башку, чтобы и за ушами почесали.
– Впрочем, отец говорил, что у Кенельма имеется довольно влиятельный родственник при дворе Вильгельма, – припомнил Роалль.
– На большой земле? – уточнила Рангхиль.
– Да, в Нормандии. Его зовут Манстан из рода Олдхамов, и он, поговаривают, большой друг герцога. Живет при его дворе в Кане, пользуется милостями, довольно богат. Не сомневаюсь, что он не откажется от клочка английской земли, если Кенельму хватит ума ему предложить в обмен на помощь или поддержку.
– Почему же Кенельм до сих пор не обратился к нему? – поинтересовалась Ранди.
– Откуда мы знаем? Может, и обратился, – пожал плечами Роалль.
Рангхиль задумалась.
– Ты полагаешь, они найдут средства, чтобы нанять воинов и отвоевать свои бывшие владения? – Эта мысль вызывала беспокойство.
– Если вспомнят, где границы проходили, – кисло пробурчал Роалль, – хотя я не сомневаюсь, что у Олдхама все записано. Он ведь и писать умеет, ты слыхала?
Выдающиеся успехи Кенельма в каллиграфии не интересовали Рангхиль.
– Ты тоже умеешь, – напомнила она, – и даже я. Не в том дело, Роалль. Неужели все действительно так серьезно? Что же ты мне не говорил?
– Я не хотел тебя расстраивать.
– Это жизнь. Расстроюсь я или нет, если Олдхамы завтра будут под стенами с войском, мне нужно об этом знать, – покачала головой Ранди.
– Не надейся, что я заколю тебя, дабы эти саксонские мужланы не могли с тобою потешиться, – мрачно пошутил Роалль.
– Конечно! Кто добровольно лишит себя одного из лучших мечей?
Брат и сестра невесело улыбнулись друг другу.
– Как бы ни горчило кровь предчувствие битвы, но, поверь мне, сестра, на сей раз я предпочел бы ее избежать, – вздохнул Роалль. – И не потому, что трусость велит мне отсиживаться за стенами замка или бежать на край света, спасаясь от каких-то саксов. Нет, дело вовсе не в этом. От нас зависят люди. Об этом ты постоянно твердишь мне, и я поверил. Не только наши воины, для которых битва естественна, словно дыхание, но и крестьяне, возделывающие нашу землю. Эти люди ничем не заслужили войны. И хотя смута все равно будет – слишком уж слаб король, чтобы эрлы оставили его сидеть на троне! – я полагаю, она не заденет наши края, если мы того не позволим. Но для этого нам надлежит жить в мире с соседями. А некоторые наши соседи сами хотят воевать.
– В подобных спорных случаях есть еще одно решение, – медленно проговорила Рангхиль.
– Я знаю, – скривился Роалль. – Но мне не нравится это. Я предпочитаю битву. И хотя мысли о людях, живущих на земле, важны для тебя… и для меня, битва честнее. Битва лучше. Если бы Олдхам пришел под стены замка, если бы вызвал меня в поле, дабы там решить наши разногласия, все было бы проще и лучше. Но ты, моя дорогая сестра, плетешь мягкие сети. Не попадись в них сама.
– О, если ты полагаешь, будто я намерена предложить мой брак с Кенельмом, ты ошибаешься.
– А что же ты хотела сказать? – удивился Роалль.
Рангхиль передернула плечами. Она говорила именно о браке, но… Нет, Кенельм Олдхам не являлся самым неприятным из мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться за свою жизнь, – встречались и похуже люди. И он не связан брачными узами, и собой хорош. Рангхиль и сама себе не могла объяснить, почему она не хочет даже задумываться о том, чтобы вступить в брак с Кенельмом, и для Роалля ее невнятные сомнения не годились. Тут требовались мудрые слова.
– Мой брак с Кенельмом вряд ли послужит делу, – сказала Рангхиль. – Я уйду в его дом и разделю его землю – не наоборот. Вот если бы ты…
– Женился на Кенельме? – в притворном ужасе возопил Роалль. – О нет!
– Не время дурачиться, – досадливо поморщилась Ранди. – На его сестре, к примеру.
– Но у Олдхама нет сестры, – напомнил Роалль.
– К сожалению.
Близнецы умолкли. Воины за столом хохотали, смех метался над ними, как пламя над сухой травой; от очага тянуло вкусным запахом жареного мяса и золы, на которую капал жир.
– Мы слишком мало знаем о наших соседях, чтобы строить какие-то планы, – наконец, нарушила молчание Рангхиль.
– Нам никогда не требовалось знать о них много.
– Пока был жив отец…
– Да.
Олафа Миккельсена, громадного, с виду злого, словно сошедшего с небес скандинавского бога, боялась вся округа. При нем Кенельм не осмеливался выказывать свои претензии столь явно. Полунамеки, шутки – вот все, что он мог.
– Мне стоит написать тэну Лефстану, – предложила Рангхиль.
– И верно, – оживился Роалль, – он давно не приезжал к нам! Мы устроим пир в честь его приезда.
– У меня нет в том сомнений, но я хочу позвать его не за этим. Он знает, кажется, всех людей в мире. Он расскажет нам о Кенельме и других Олдхамах. Мы должны знать своих… соседей.
– Ты хотела сказать – врагов, – усмехнулся Роалль. Эта его ухмылка, когда уголок рта вздергивался, а губы растягивались, приоткрывая белые зубы… В такие моменты молодой тэн напоминал хищника, готового вцепиться горло.
– Да, но не сказала. Я надеюсь, что мы не станем врагами.
Рангхиль поднялась. Было далеко за полночь, кое-кто из воинов уже храпел прямо под лавками, а утро в замке начиналось рано. Иногда и ночь завершиться не успевала.
– Хорошо, – Роалль посмотрел на нее снизу вверх, – напиши ему. Я буду рад видеть старого Лефстана.
Рангхиль кивнула и пошла к лестнице, ведущей наверх, к ее комнате. За спиной у девушки раздался нестройный, возглавляемый единственным местным певцом хор голосов:
– Дали в жены дивну
Девицу за деньги
Храбру, мне-де равну,
Храфну достославну.
Мне к дому в буре бранной
Был Адальрад преградой.
Оттого-то воин
Слова едва и вяжет!
Ранди впервые не понравилась эта песня.
Глава 2
Тэн Лефстан был именно тем человеком, из-за которого отношение семьи Миккельсенов к саксам оставалось добрым. Этот мужчина, преклонных уже лет, но неиссякаемой бодрости духа и силы, дружил с Олафом, а после его смерти оказывал честь дружбы и его детям. Он владел землями к западу от надела Миккельсенов и являлся тем соседом, с которым приятно иметь дело. На него можно было бы положиться в случае, ежели кто-нибудь вздумает прийти отвоевать кусок нортумбрийских равнин, только вот людей у тэна Лефстана имелось совсем немного. Годных воинов – и тех разве что человек тридцать, и все пешие, – а саксы все чаще воевали верхом, провозглашая преимущество конницы. Им не особо верили (кто же по доброй воле возвысится над сражающимися, где ты и стрелам открыт, и копьям!), однако нельзя не признать, что равное количество конных и пеших, выставленных друг против друга, сходились с довольно тревожащим результатом. А уж насколько быстро могла перемещаться конная армия! Роалль, к примеру, старался развести побольше коней и научить своих дружинников верховому бою, однако лошадь – удовольствие дорогое. И растет она не один год. А если приходится коней еще и королю отдавать… Даже после смерти отца, по заведенному правилу, пришлось лошадей преподнести в дар – двух неоседланных, двух в полной сбруе; а еще вступающий в права наследования Роалль отослал в Лондон два меча, четыре копья, четыре щита, шлем, доспехи и пятьдесят манкусов[7]7
Манкус – аглосаксонская монета достоинством в 30 пенсов – Прим. автора.
[Закрыть] золота – но об оружии и деньгах не жалел, а вот о конях очень.
Тем не менее, как бы ни складывались военные отношения людей и лошадей, тэн Лефстан в Данелаге своих земель пока не утратил и с удовольствием навещал Миккельсенов, да и к себе приглашал. В его замке, маленьком и тесном, Рангхиль, тем не менее, любила бывать. Там было уютно. Однако сейчас отправляться к тэну Лефстану нельзя – не хотелось покидать свои владения. Лучше пригласить его сюда, устроить пир, как предлагает брат, и расспросить после нескольких кубков медвяного эля.
Рангхиль отправила письмо следующим же утром. Она радовалась, когда отец решил, что его наследники оба должны уметь читать, писать и знать счет; это облегчало ведение хозяйства и просто было приятным и полезным умением. Книги к Миккельсенам попадали редко и стоили очень дорого, но те, что имелись в заветном сундуке, Ранди бережно хранила. А составить письмо старому другу означало получить удовольствие от написания и порадовать старика. Тэн Лефстан ценил уважение, а послание, переданное не на словах, в запечатанном свитке, совершенно определенно это уважение показывало.
Поэтому неудивительно, что через два дня после того, как письмо было отправлено, на западной дороге, ведущей к замку, показалась цепочка людей. Конными были двое – сам тэн Лефстан и дружинник Роалля, отосланный с приглашением. Впереди пешком шествовал знаменосец, несший стяг с гербом тэна Лефстана, а за всадниками – человек десять саксонских воинов. Все это были давние знакомцы, и замок оживился, готовясь к приему добрых гостей.
Роалль, с утра ездивший вместе с Хальдором на соколиную охоту, уже возвратился и стоял на пороге дома рядом с Рангхиль. Он окинул ее внимательным взглядом и улыбнулся:
– Твое платье мне нравится.
– Ты видел его много раз, – она отразила улыбку брата.
– От этого оно не перестало нравиться мне.
Платье было по нраву и Рангхиль – темно-зеленое, как дубовая листва в августе, отороченное серебряной лентой и с вышитыми цветами на воротнике. Швея скроила платье так удачно, что высокая и довольно крепкая Ранди смотрелась в нем невесомой и хрупкой, словно лесная фея. О феях ей рассказывали саксы – у них тут, оказывается, на холмах чего только ни водилось. Страшно из дому выйти, особенно ночью, особенно при луне.
– Я смотрю на тебя и думаю: счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, – продолжил между тем Роалль.
Рангхиль нахмурилась.
– Ты намекаешь на что-то, брат мой?
– Ни в коем случае! – он принял столь невинный вид, что сразу стало ясно: конечно же, намекает. – Я просто замечаю, как идут дни. Быстро, быстро…
Ранди знала, что он никогда не поступит против совести. Никогда не велит ей выйти за человека, о котором она скажет: «Нет», – если не возникнут на пути непреодолимые обстоятельства, и от этого брака не будет зависеть выживание всех. Бывают вещи, которые сильнее личных желаний. Но по доброй воле Роалль никогда бы так не сделал. Слишком хорошо близнецы знали друг друга, слишком сильной была между ними родственная связь, чтобы брат мог жестоко поступить с сестрой. Однако, беспокойство Роалля можно понять: если ему, двадцатилетнему воину, можно погодить и не брать пока никого в жены, то для Ранди время уже проходит. Отец попустительствовал ей, да… А в голосе брата слышится не только смех, но и беспокойство.
Что ему сказать? Что ее сердце не созрело для любви? Что ей не хочется покидать замок Миккельсенов и отправляться к человеку чужому, у которого свои порядки заведены и которому нужно… подчиниться? Да и не смогла бы она. Сейчас Рангхиль была свободна – настолько, насколько может быть свободна женщина данов, живущая на английской земле. И добровольно поступиться этой свободой нелегко. Если бы она знала, ради кого так сделать!
Только вот она еще этого человека не встретила.
– О любви поют скальды, но, возможно, ее и вовсе нет на свете, – пробормотала Рангхиль. Роалль хотел что-то возразить ей, и она ткнула его кулаком в бок: тэн Лефстан как раз въезжал в ворота.
Он спрыгнул с лошади и пошел к встречающим его близнецам: огромный, словно медведь, в подбитом волчьим мехом плаще, хотя жара стояла; сгреб их обоих в объятия и прогудел над головою тяжелым колоколом:
– Вот так счастье пришло ко мне! Миккельсены позвали меня в дом!
– Еще не в сам дом, а только на порог, – засмеялся брат где-то в складках монументального плаща, и тэн Лефстан, заслышав этот сдавленный смех, наконец, отпустил Роалля. Ранди сакс прижимал к себе чуть дольше, но и ей через пару мгновений даровал свободу. Говорили она на саксонском – в честь уважения к гостю, к тому же, данский язык сосед понимал плохо, а объяснялся на нем и того хуже. – А теперь заходи, тэн, и будь дорогим гостем в нашем доме.
– Будьте желанным гостем, – кивнула и Рангхиль, и тэна с его свитой пропустили в длинный зал.
Прежде чем заявлять о делах, следовало выполнить ряд условий, без которых хорошая беседа не начинается. Проще говоря – обед, переходящий в ужин, и ужин, переходящий в завтрак. Рангхиль надеялась, что где-то между ужином и завтраком удастся вставить словечко, однако надежда эта сияла слабо. Тэн Лефстан славился не только своей мудростью, вездесущестью и редкой удачливостью, но и способностью поглощать огромное количество съестного и эля.
В зал принесли еще несколько длинных столов и скамей, за которыми смогли разместиться люди обоих владетелей. Шум поднялся невообразимый: когда в одном месте собирается много мужчин, которые, к тому же, не виделись целую вечность – с апреля! – то все они стремятся перекричать друг друга, дабы поведать новости и похвастаться чем боги послали. Ранди взяла на себя честь прислуживать брату и гостю. Она подливала эль в их кубки, подносила мужчинам самые вкусные блюда, над которыми на кухне корпели с позавчерашнего дня, и лично острым ножом отрезала по громадному куску от жарившегося над очагом поросенка. Тэн Лефстан наблюдал за нею с удовольствием, и его взгляд так временами напоминал отцовский, что Ранди невольно вздрагивала. В такие моменты она чувствовала, как сильно ей не хватает отца.
Говорили о всяком: о соколиной охоте, грядущем сенокосе, погоде, походах и королевских придурях. Тэн Лефстан рассуждал немногословно, но со знанием дела; Рангхиль всегда замечала за ним, что, несмотря на кажущуюся громогласность, он больше слушает, чем говорит. Потому, наверное, и знает так много. В обществе, где все стараются друг друга переорать, как вон сейчас за нижними столами, искусство навострить уши и извлечь выгоду из услышанного весьма ценно.
– Слыхал новости из Уэльса, – неторопливо рассказывал тэн Лефстан. – Говорят, Грифид ап Лливелин нанес поражение Грифиду ап Ридерху и вернул себе Дехейбарт. Также говорят, что он заключил союз с Эльфгаром, знакомым вам эрлом Мерсии и сыном Леофрика, который был изгнан из своих владений эрлом Гарольдом. А еще слышно, будто все они собираются пойти на Херефорд.
– И выступить против эрла Ральфа? – удивился Роалль. – Но у него же укрепленный замок, и армия вооружена на нормандский манер! Это преимущество.
– Да, но что только ни творит жажда справедливости! – заметил Лефстан. Ранди иногда не могла понять, шутит он или говорит серьезно.
Рангхиль прислушивалась к беседе мужчин, однако, не так тщательно, как обычно. Ее занимали собственные мысли. Как скоро можно будет пригласить тэна Лефстана покинуть длинный зал и отправиться туда, где можно поговорить без помех?
Случай представился лишь несколько часов спустя, когда за порогом уже сгустились летние сумерки, тягучие и сладкие, как темный мед. Тэн Лефстан завершил свой рассказ о Йорвике, где успел побывать в мае, и спросил Роалля:
– Пригласил ли ты меня для того, чтоб я тебе рассказывал о городских улицах, или с каким-то умыслом?
– Какой умысел! – запротестовал Роалль. – Моя дружба и расположение прозрачны, как слезы!
– Данский воин рассуждает о слезах? Тут точно кроется какой-то подвох! – гулко захохотал тэн Лефстан.
– Это я имею умысел, а не мой брат, – созналась Рангхиль. Сакс перевел на нее внимательный и – вот удивительно! – вполне трезвый взгляд. За столом было выпито уже немало, однако на ясность взора тэна Лефстана это не повлияло.
– Женщины коварны, дорогой друг Миккельсен! Чем же ты хочешь завлечь мой разум, валькирия?
– Ваш разум, ваш опыт и ваш совет. Только, – Рангхиль обвела рукою зал, – не слишком хорошо рассуждать об этом здесь.
– Я не имею секретов от моих людей, – нахмурился Роалль.
– Да, брат мой, только дело не в секретах. Никто не станет скрывать важных решений. Но для того, чтобы их принять, необходима тишина, дабы ничто не отвлекало. Я предлагаю пройти в сад, и еду, и питье для нас принесут туда.
– Ну что ж, пойдемте! – согласился заинтригованный тэн Лефстан.
Сад, находившийся внутри замковых стен, очень нравился Рангхиль. Она часто проводила здесь время, возилась с лечебными травами, произраставшими тут, или вместе с другими девушками шила, устроившись на скамье у старого колодца. Сегодня по приказу госпожи сюда вынесли стол, и на нем уже дожидались своего часа пузатые глиняные бутыли с элем. Служанки принесли мясо и зелень; тэн Лефстан опустился на скамью, жалобно скрипнувшую под его весом, и шумно вздохнул:
– По правде говоря, приятно вкусить пищи не в жарком зале, а на природе! Это напоминает мне те времена, когда мы отправлялись в длительные походы и неделями ночевали под звездами.
Старый тэн мог долго предаваться воспоминаниям, и в иное время Ранди с удовольствием бы его послушала, однако сейчас у нее имелись более важные дела. Она торопливо проговорила:
