Текст книги "Музы героев. По ту сторону великих перемен"
Автор книги: Наталия Сотникова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Наталия Сотникова
Музы героев. По ту сторону великих перемен
© Сотникова Н.Н., 2021
© ООО «Издательство Родина», 2021
Подруги по несчастью
Тереза, раба моды
В начале путиЖизнь этой жеприключений на фоне величайших потрясений, перенесенных нщины – непрерывная цепь романтических Францией в конце ХVIII – начале ХIХ веков. Заодно ее житие является яркой иллюстрацией того, как неутолимая страсть французского общества к переменам и отсюда слепое следование моде, сколь нелепой бы она ни была, в известной мере определило земной удел Терезы Тальен. Судьбе было угодно часто сводить ее с людьми далеко незаурядными, и она изо всех сил старалась удержаться в их окружении, сознавая, что отблеск их популярности выставляет в наиболее выгодном свете и ее собственные достоинства. О самом раннем периоде ее жизни сохранилось очень мало сведений, так что историки зачастую могут опираться только на то, что считала нужным поведать миру о себе сама Тереза. Учитывая склонность мадам Тальен к театральной позе и красивому словцу, ее рассказы иногда имели самую отдаленную связь с реальной действительностью – если вообще имели таковую.
Эта хрестоматийно французская по характеру и образу жизни женщина, тем не менее, чистокровной француженкой не была. Она родилась в Испании, в семье, как бы мы назвали его теперь, делового человека Франсиско Кабаррюса (1752-1810). Отец стал первой яркой личностью в жизни Терезы. Он происходил из баскско-французской купеческой семьи, проживавшей в Байонне, на границе с Францией. Франсиско в юности получил неплохое образование в религиозном коллеже, но довольно рано проявил устремление к независимости и в возрасте 18 лет бесповоротно разругался с отцом. Тот отправил его набираться делового ума-разума в Валенсию к своему компаньону и агенту Антонио Галаберту. Там юноша немедленно влюбился в дочь хозяина, 14-летнюю Марию-Антонию. Долго скрывать эту любовную связь было невозможно, и, когда тайное стало явным, обе семьи воспротивились заключению столь раннего и опрометчивого брака. Молодые люди сумели тайно обвенчаться, что по испанским обычаям грозило стать скандальной темой для пересудов соседей и обличения со стороны местных священников. Положение спас дед Марии-Антонии, предложивший отправить юную чету в маленький городишко Карабанчель-де-Арриба под Мадридом, где ни шатко ни валко шли дела на его мануфактуре по производству мыла.
Именно там 31 июля 1773 года родился первенец молодой семьи, девочка, которую окрестили Хуана Мария Игнасия Тереза. Вслед за ней на свет в 1774 и 1776 году появились ее братья, соответственно Доминик и Франсиско. Тем временем их отец явно не собирался ограничивать круг своей деятельности прозябанием на мыльной мануфактуре, которая под его руководством начала процветать. Кабаррюса совершенно не устраивала жизнь благообразного негоцианта, каким его изобразил на портрете знаменитый художник Ф. Гойя. Этот человек в костюме оливкового цвета, зажавший под мышкой треуголку, вроде бы совершенно доволен и собой, и жизнью, что ни капельки не соответствовало действительности. Его интерес простирался на мир больших финансов, и он с головой окунулся в эту рискованную, но столь высокодоходную область. Источники происхождения его огромного состояния так и остались неизвестными.
В 1881 году Франсиско получил испанское гражданство, далее сдружился с некоторыми видными личностями, в частности, с будущим министром юстиции, крупными политиками, и в 1783 году создал первый национальный испанский «Банк Сан-Карлос», впоследствии преобразованный в «Банк Испании». Далее Кабаррюс стал советником короля Карлоса IV, и в 1789 году монарх пожаловал ему титул графа. Когда Наполеон Бонапарт захватил Испанию и сделал королем своего брата Жозефа, Франсиско Кабаррюс был назначен министром финансов, но вскоре скончался и был похоронен в соборе Севильи. По-видимому, в народе он оставил по себе дурную память, ибо после окончания освободительной войны его захоронение было осквернено, а останки выброшены неизвестно куда.
Семейство финансиста, естественно, каталось как сыр в масле, жене Кабаррюса роскошные платья и парики доставлялись прямиком из Парижа. Портрета этой женщины не сохранилось, но дочь вспоминала свою матушку как создание красивое, хотя и чрезвычайно меланхоличное. Сама Тереза с младых ногтей отличалась пригожестью и шаловливым нравом, даже тогда ее страшно прельщала возможность быть объектом внимания и восхищения окружавших. Поскольку детей в то время не воспринимали как существ с особым складом психики, а просто как взрослых небольшого роста, то в состоятельных семьях девочек уже в девять-десять лет одевали как дам. Терезу рано заковали в корсет и облачили в платья из плотной ткани, тяжелые от вышивки и сложной отделки.
Второй яркой личностью, с которой Тереза столкнулась в детстве, был секретарь ее отца, Леандро-Фернандес де Моратин, будущий выдающийся драматург, которого называли не иначе как «испанский Мольер». В возрасте 18 лет ему пришлось пережить глубокое душевное потрясение: он влюбился в прелестную 15-летнюю Сабину Конти. Когда об этом узнали члены могущественной семьи девушки, они постарались поскорее выдать ее замуж за богатого родственника почтенного возраста. Это настолько ошеломило молодого человека, что с той поры он пользовался исключительно услугами продажных женщин и сделался неисправимым циником. Тем не менее, он не чурался общения с любопытными отпрысками работодателя и, осознавая свою миссию просветителя, старался популярно объяснить им весьма сложные вещи.
Сам Франсиско Кабаррюс был человеком просвещенным, вольнодумцем, увлекался чтением Вольтера и Руссо и ни в грош не ставил религию, предпочитая поклоняться единственному божеству – человеческому разуму. Он хотел, чтобы его дети получили как можно более разностороннее образование, поэтому им преподавали историю, математику, латынь и итальянский язык. Терезу обучили играть на клавесине, арфе и гитаре, а также недурно петь; помимо этого девочка с увлечением рисовала очень милые акварели. К ней приставили гувернантку-мадмуазель, поэтому французский язык рано стал для нее родным.
Разлука с родинойТрудно сказать, в каком возрасте родители отправили ее в Париж, предположительно, это произошло либо в 1786 либо в 1787 году. Они поставили себе целью придать ее образованию окончательный столичный лоск, который поможет ей найти достойного мужа. Некоторые исследователи полагают, что Тереза пару лет продолжала обучение в Париже либо в монастыре у сестер-бенедиктинок, либо в пансионе для благородных девиц, но точные данные отсутствуют. Собственно говоря, для удачного замужества не столь важно было образование невесты, сколь размер ее приданого. Тереза не принадлежала к дворянскому сословию, значит, положение жены отпрыска благородного рода надлежало купить за колоссальную сумму. Брак у французов давным-давно превратился в сделку, для осуществления каковой требовалось посредничество свахи, получавшей комиссию за поиски и подбор искомой кандидатуры. Величина комиссии зависела от величины приданого. Тереза рано созрела и в 14 лет выглядела уже вполне оформившейся юной девушкой. Она была чрезвычайно привлекательна яркой южной красотой, выделявшей ее среди анемичных парижанок. Отец был готов дать за дочерью четыреста тысяч ливров[1]1
Для перевода в евро по курсу 2006 года эту сумму надлежить умножить на 2,5.
[Закрыть], огромную сумму по тем временам. Для того, чтобы представить себе покупательную способность того времени, учтите, что квалифицированный рабочий, отягощенный многочисленной семьей, зарабатывал один ливр в день.
Поисками подходящего жениха должна была заняться мадам Буажелу де Ламансельер, вдова королевского советника в Парижском парламенте (высшем суде). Известно, что во Франции существовало, так сказать, три класса дворянства: дворянство шпаги (военные), сутаны (духовенство) и тоги (каста судейских чиновников). Естественно, судейские чинуши имели наименьшие шансы сделать карьеру при дворе, но были состоятельнее полностью разорившихся аристократов, а потому их охотно принимали во второстепенных салонах. В обществе предреволюционного Парижа довольно четко выделялись две основные тенденции: погоня за плотскими наслаждениями и погоня за умственным совершенствованием.
В ХVII веке стараниями драматургов-классицистов, авторов рыцарских романов и поэтов за любовью еще пытались сохранить некий возвышенный идеальный образ. Однако этот образ окончательно утерял свои идеальные черты в период Регентства, прославившегося крайним распутством аристократии, и превратился в отчаянную погоню за постоянной сменой плотских ощущений, непрестанный поиск новых наслаждений, способных возбудить пресыщенный излишествами вкус. Мужчины бездумно множили число своих завоеваний, от них не отставали женщины, которые пускались во все тяжкие, лишь бы достичь вершин в искусстве соблазнения. Добродетели семейной жизни осмеивались, супружеская верность считалась пережитком и уделом низших слоев общества. В моду начинают входить всяческие сексуальные извращения. Париж превратился в европейскую столицу галантных приключений.
Слухи о возможности подцепить богатого поклонника, который будет содержать свою любовницу, ни в чем не отказывая ей, привлекали в город толпы бедных молодых девушек, мечтавших вырваться из беспросветной нужды, ибо прожить на заработок работницы не представлялось возможным. Во времена царствования Людовика XVI в Париже насчитывалось более сорока тысяч проституток. Они выходили на промысел в места развлечений – поблизости от кафе и ресторанчиков, на ярмарки, балы, театральные представления. Проститутками пользовались все, от аристократов и священников до мелких чиновников и рабочих, которых уже тогда стало довольно много. Была велика опасность подцепить венерическое заболевание, а потому возник высокий спрос на мастурбацию и оральный секс – намного безопаснее и быстрее. Самые шикарные проститутки фланировали в районе Палэ-Рояля, принадлежавшего тогда герцогу Орлеанскому; именно в то время вокруг дворца росли как грибы бордели высшего класса.
Но старания просветителей не остались втуне – общество также заразилось интересом к приобретению знаний. Хотя женщины и оставались в глазах сильной половины слабым полом, требования к ним также изменились. Уже было недостаточно красоты и бездумного кокетства – в моду вошло выражение rouge et esprit[2]2
Румяна и ум (фр.)
[Закрыть], т. е. прекрасной даме надлежало еще и быть умной, дабы овладеть сноровкой поддержать разговор в одном из многочисленных салонов, которыми изобиловал Париж. Мадам Буажелу наняла преподавателей, которым надлежало вложить в смышленую головку Терезы начала философии, а также обучить ее профессионально декламировать монологи из трагедий Расина. Опытная сваха своим глазом профессионала должным образом оценила красоту Терезы, но это сокровище требовало надлежащей оправы в виде новомодного туалета. Мадам облила презрением дорогущие платья матери девочки:
– Французская мода не стоит на месте. Сейчас весь Париж носит туалеты более мягких линий, дорогая, – и пожилая дама с упоением старой сплетницы рассказала историю, не так давно потрясшую местное общество.
Как известно, законодательницей моды в ту пору была королева Мария-Антунетта, окрещенная в народе презрительным прозвищем «австриячка». Ее портниха, швейцарка Роза Бертен, ввела в моду жесткий силуэт с затянутой в корсет талией и необъятными, раздавшимися вбок с обеих сторон юбками. Для этого под ними привязывали к талии с обеих сторон так называемые панье, подкладки, обеспечивавшие эту гротескную форму. Наиболее завзятые модницы увлекались настолько, что могли пройти в дверь лишь повернувшись боком. Платья были перегружены всякого рода отделкой, обеспечивавшей эти жесткие формы. Неизвестно, кому пришла в голову мысль проявить иной подход к силуэту платья, самой королеве или портнихе, которую в шутку прозвали «министр моды». Известно, что домашние платья с мягкими очертаниями ввели в обиход еще фаворитки Людовика ХV, маркиза де Помпадур и графиня Дюбарри, но они не перешагнули порог их будуаров.
Тем временем жизнь менялась. Бешеную популярность обрели идеи просветителя Жан-Жака Руссо об отказе от оков цивилизации и жизни на лоне природы в соответствии с ее законами. По-видимому, они произвели сильное впечатление на королеву, которая пожелала время от времени удаляться из королевского замка с его мелочным этикетом и отдыхать душой с ближайшими друзьями в своем собственном царстве. В 1782-83 годах в парке Версальского замка, рядом с Малым Трианоном, созданным некогда для маркизы де Помпадур, по планам Марии-Антуанетты построили так называемую «деревеньку», вне всякого сомнения, в России ее окрестили бы потешной. Там появилась мельница чисто декоративного вида, но совершенно настоящие молочная ферма и курятник, в которых хозяйничали натуральные крестьяне. Естественно, корсет, фижмы, вышитые шелк и атлас, громоздкие прически со страусиными перьями выглядели бы здесь более чем нелепо, и королева резвилась там в ином туалете. Возможно, здесь сыграли свою роль и новые ткани, привезенные из колоний, в частности, муслин, полупрозрачная белая хлопчатобумажная ткань. Европейки, проживавшие в заморских колониях Франции, при всем желании не могли пользоваться придворными туалетами в жарком и влажном климате, скажем, Малых Антильских островов.
Итак, в 1783 году известная художница Виже-Лебрён (автор около трех десятков портретов Марии-Антуанетты) выставила в Салоне свой очередной шедевр. Королева предстала на нем с неуложенными в прическу слегка напудренными волосами, соломенной шляпе с лентой и пером. Платье было неожиданно простым: из белого муслина с мягкими линиями, обвязанное по талии широким поясом, рукава пышные, но перехваченные в трех местах лентами, довольно обширное декольте отделано волнистыми рюшами. Дамы жадно впитывали все детали платья, на изображение каковых художница была превеликая мастерица. Каждая мысленно прикидывала, как это будет выглядеть на ней. Широкие массы, до которых изображение этой картины вскоре дошло в гравюрах, остались ею чрезвычайно недовольны. По их мнению, королева, которую они сами на всех углах проклинали за мотовство, была одета слишком бедно. Повелительница самого крупного государства Европы должна была ослеплять своим туалетом. Платье тотчас же презрительно обозвали «сорочкой королевы», и именно под этим названием оно и вошло в моду.
Туалеты – туалетами, красота – красотой, но наличие у девушки на выданье некоторой изюминки сильно повышало ее шансы подцепить выгодного мужа. Мадам де Буажелу обрадовал тот факт, что Тереза хорошо владела музыкальными инструментами и неплохо пела. Она заставила девочку продемонстрировать весь свой репертуар и пришла к выводу, что исполнение оригинальной испанской песенки под аккомпанемент ритмичной мелодии на гитаре придаст появлению Терезы в светском обществе желаемую оригинальность. Когда мадам де Буажелу сочла, что Тереза достаточно подготовлена к появлению в обществе, началось посещение салонов.
В салонах ПарижаСначала это были незначительные собрания с заурядными и откровенно наводящими тоску гостями, где все разговоры крутились вокруг последних придворных сплетен. Но во время одного из таких вечеров красота и артистические способности Терезы привлекли внимание графини Стефани-Фелисите де Жанлис, воспитательницы детей брата короля, герцога Орлеанского. Путь этой женщины в высшее общество был непрост, она происходила из древнего, но совершенно разоренного дворянского семейства. Дошло до того, что им негде было приклонить голову, и ее мать вместе с детьми кочевала из дома в дом по провинциальным родственникам, а отец пропадал неизвестно где, промышляя самым натуральным мошенничеством. Сама Стефани-Фелисите сделала головокружительную карьеру в обществе благодаря тому, что, невзирая на все превратности судьбы, выучилась виртуозно играть на арфе. Это привело ее в детскую к дочерям герцога Орлеанского, любовницей которого молодая женщины вскоре и стала. Впоследствии герцог доверил ей воспитание также своих сыновей и добился дарования ей графского титула.
С рекомендации графини де Жанлис перед Терезой открылись двери самых значительных салонов, где она произвела фурор своей красотой и умением поддерживать внимание к своей особе. Здесь девушка узнала многих видных людей того времени, таких как мадам де Сталь, уверенно претендовавшую на титул самой умной женщины Европы, Талейрана, облаченного в ту пору в сутану епископа, отталкивавшего своим изрытым оспой лицом графа Мирабо и недавно вернувшегося из Америки героя Нового Света графа де Лафайета. Утверждали, что его помощь оказалась решающей для Джорджа Вашингтона в освобождении американских колоний от гнета ненавистных англичан. Красота Терезы привлекла толпу поклонников, и начитавшаяся романов девушка вскоре влюбилась. Объектом ее первого чувства стал Александр-Луи де Меревиль, сын маркиза де Лаборда. Начался короткий роман по всем канонам романтизма: юноша подарил Терезе, как было тогда модно, изображение своего силуэта, она ему – перламутровый медальон с локоном своих каштановых волос. Желая получить в жены не глупенькую наивную девочку, а достойного сексуального партнера, он также, вполне в духе времени, начал потихоньку пробуждать в ней вполне созревшую чувственность. Девушка не стала скрывать своего увлечения от мадам де Буажелу, и та пришла в восторг, ибо лучшего жениха и желать было нечего. Но как только Александр-Луи заикнулся отцу о желании жениться на Терезе, тот ответил категорическим «нет», и никакие мольбы сына и угрозы уехать в Америку не смогли смягчить этот отказ. Маркиз, потомок предков, отличившихся в войнах под командованием великого полководца, принца де Конде, не желал видеть своей невесткой безродную испанку, дочь «банкира-корсара», как его называли во французском обществе, бывшего владельца мыльной мануфактуры. Любовь кончилась так же стремительно, как и вспыхнула. Александр-Луи действительно уехал в Америку и через несколько месяцев после прибытия погиб там в вооруженной стычке с индейцами.
Тереза тайно плакала по ночам и улыбалась как ни в чем не бывало вечером в салонах, а мадам Буажелу удвоила свои усилия и вскоре будто бы нашла подходящего кандидата по имени Жан-Жак Девен де Фонтене, королевский советник, член парламента Парижа, где его отец состоял председателем Счетной палаты. Вот что писал об этом молодом человеке Франсиско Кабаррюсу его дядя, Леон Лалан, проживавший в Париже, в конце декабря 1787 года:
«Считаю, мой дорогой племянник, что я должен присоединиться к моему брату и прочим мнениям, дабы предложить вам брак, каковой кажется мне чрезвычайно подходящим для вашей дочери. Речь идет о господине Девен де Фонтене, советнике в парламенте Парижа, сыне господина Девена, председателя Счетной палаты… Прочее семейство, весьма обширное, чрезвычайно почтенно и принадлежит к числу наилучших из судебной среды и высшей буржуазии Парижа. Господину Фонтене 26 лет, у него хорошая репутация в обществе, приятный характер, свои дела он содержит в полном порядке. Таковы результаты справок, которые я навел. Его состояние на настоящее время составляет миллион сто тысяч ливров, что приносит ежегодный доход пятьдесят четыре тысячи. Сие есть состояние его матери, скончавшейся пятнадцать лет назад. Председатель Девен, его отец, являет собой человека мягкого, почтенного и честного. Он обещает уступить свою должность[3]3
В то время должности во Франции продавались и могли передаваться по наследству.
[Закрыть]сыну, если тот пожелает. Я ответил ему, что ваша милость вполне удовлетворится, если он останется советником Парламента. Далее я предложил ему приданое в размере пятьсот тысяч ливров, но, по получении вашего письма, что вы не можете дать более четырехсот тысяч, оставляя, естественно, за вашей дочерью права на наследство, сей человек нанес мне визит. По этому поводу он высказал мне самые уместные и в то же время разумные и приемлемые мысли. Дабы не утруждать вас чрезмерно, скажу, мы договорились, что, если, помимо четырехсот тысяч ливров ваша милость гарантирует ему в контракте выплату в течение десяти лет ста тысяч без процентов, то сделка заключается немедленно, причем вы сохраните права на наследство. Решение, ваша милость, теперь за вами. Если сие предложение вас устраивает, вам потребуется всего-навсего выслать доверенность, и ваша дочь вступит в брак еще до великого поста. В противном случае попытаемся сыскать другую партию. Однако, как бы то ни было, прошу вас, ответить мне незамедлительно. Молодой человек обещал мне подождать, хотя я также дал обязательство, что не будет затрачено лишнего времени сверх необходимого. Мне ведомо, что он рассматривает и другие партии, одна из которых чрезвычайно выгодна.
С самой искренней любовью к вам, дорогой племянник,
ваш Лалан».
Сделка заключена! Это выражение громко звучало в мозгу Терезы, когда она думала о своем браке. Де Фонтене оказался рыжеволосым молодым мужчиной с уверенным взглядом человека, знающего себе цену и вполне удовлетворенного своим положением в обществе, хотя и не в самых его верхах, но весьма престижных кругах. Он не был ни слишком умен, ни слишком недалек, ни красив, ни безобразен, ни высок, но и ни мал ростом. Мадам де Буажелу, склоняя Терезу к этому браку, весьма образно сравнила выбор супруга с подбором обуви:
– Что лучше – облюбовать остроносые парадные туфли на высоком каблуке или домашние шлепанцы? Удобнее всего чувствуешь себя в шлепанцах.
Что же касается галантных приключений, то, обвенчавшись и родив от законного супруга наследника семейного состояния, женщине совершенно не возбраняется обзавестись любовником. Как выразился один из французских мудрецов, «среди людей низкого знания легко встретить удачные браки, но среди знати не известен ни один случай человеческой любви». Так что Терезу никто и спрашивать не стал, все было решено без нее.