Текст книги "Нелюбимый (СИ)"
Автор книги: Наталия Доманчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Галя выкраивала и складывала по комплектам. Оксана и Алевтина строчили на машинках, Наташа обрабатывала ткань на оверлоке, где было необходимо, а Оля разглаживала уже готовое постельное белье и упаковывала.
Этому всему их обучила Тамара. Она была очень ласковой с девочками. Единственное, что не нравилось преемницам, что она не готовила еду и совершенно не беспокоилась о том, ели дети или нет. Гале не раз приходилось напоминать ей, что закончились продукты, и только на следующий день мама приезжала с пакетом, где была какая-то крупа и дешевая тушенка. Когда девочки освоились на новом месте, то стали просить купить им что-нибудь вкусненького. Но именно этим вкусненьким их стал баловать Ярослав.
Это случилось через три месяца их пребывания у четы Зарубиных.
Ярослав подождал Галину на кухне и спросил:
– Сладенького хочешь?
Она улыбнулась и дернула плечом.
– Пойдем, угощу!
Он провел девушку в свою спальню и угостил шоколадкой. Галя не пожалела об этом. Ей даже понравилось. Но девочкам решила не рассказывать.
За шесть лет, которые Алевтина прожила в этом доме, случалось всякое: и ссоры, и драки, и истерики, пару раз даже милиция приезжала, но Тамара все быстро разруливала, прятала Ярослава в подвале, а сама объяснялась с «законниками».
Галя с Оксаной мечтали после девятого класса поступить в промышленный техникум, но Тамара им этого не позволила. Они с Ярославом жили на деньги воспитанниц и лишиться их не могли себе позволить.
Галя убежала, когда получила аттестат. Полгода о ней ничего не было слышно, а потом она объявилась в школе, поджидая Оксану, и сообщила, что нашла ей высокооплачиваемую работу.
– Я все устроила! Это тебе не шоколадки Ярослава, а реальные деньги. И жить есть где, не пожалеешь!
Оксана сбежала к Гале в день, когда получила аттестат на руки. На этот раз Тамара даже не заявляла о побеге приемной дочери. Понимала, что Оксану уже не вернешь, винила в этом Ярослава, который не давал проходу симпатичной девушке. Супруги стали ссориться каждый день. Потихоньку дом превращался в разрушенное и обнищавшее жилище: денег не хватало, они уже давно продали все, что можно было. Тамара устроилась на ночь консьержкой в элитный жилой комплекс, который построили у них в поселке. И вот когда она уходила на работу, Ярослав начинал свои ночные домогательства к Алевтине, которая была настолько наивной, что верила, что Тамара даже не догадывается, за каким монстром замужем. Но и расстраивать ее не хотела, видела, как она любит Ярослава.
Наташа не была так категорична, как Алевтина, и с Ярославом почти сразу нашла общий язык.
– Дура ты, – уже поучала Алю она, – с таким мужиком нужно жить мирно, а то действительно одним утром не проснешься.
В одну из ночей, когда Тамара ушла на дежурство, Ярослав зашел в комнату и поманил Алевтину своим кривым указательным пальцем:
– Ну что, уродина, как дела?
Алевтина от страха растерялась, схватила табурет и бросила его в окно. Сначала хотела выпрыгнуть и убежать, но передумала: схватила большой осколок стекла и пошла навстречу Ярославу:
– Убью тебя, скотина! – крикнула она и бросилась в его сторону.
Он побледнел, попятился, а когда понял, что она не шутит, побежал по ступенькам вниз в подвал и закрылся на ключ.
Это была маленькая победа. Но она понимала, что войну она все равно проиграет. Ярослав и здоровей ее, и умней. Он устроит все так, что ей никто не поможет и никто не спасет.
За неделю до совершеннолетия она уехала в город на поиски Оксаны и Гали. Ей было известно только то, что ее подруги устроились в массажный салон и зарабатывают хорошие деньги. Москву она совсем не знала, но район, где они работают, запомнила: Кузнецкий мост.
Туда и поехала, прогуляв школу, но девочек не нашла. Зато прогулялась по Красной площади, посмотрела на Кремль, прошлась по Арбату. Вернулась совсем другая: ей так понравилась эта Москва, что она готова была прямо сегодня собрать вещи и убежать, несмотря на то, что аттестат еще не получила.
Но судьба распорядилась так, что Оксана сама приехала к Алевтине в день ее рождения, она даже привезла ей подарок – новую кофточку с люрексом: яркую и очень красивую. Но Аля, даже не рассмотрев ее, бросилась в объятия подруги и затараторила:
– Возьми меня с собой! Пожалуйста! Я не могу больше тут находиться! Я готова делать массаж круглосуточно, только бы не быть рядом с этим уродом!
Она плакала, держала Оксану за руку и отпускать не собиралась.
– Не возьму! Нет никакого массажа. Есть проституция. И я сама не знаю, как из этого дерьма выбраться. Галя вся в шоколаде, хорошо устроилась, подлизала жопу нашей Агате, мамочке, как все ее называют, и в основном ей прислуживает, с клиентами только пару раз в неделю трахается и то сама выбирает побогаче и помоложе. А я сплю со всеми подряд. И поверь мне, Ярослав – это маленький аленький цветочек по сравнению с теми, с кем приходится иметь дело.
– Он сегодня меня… вскроет, – тихо сообщила Алевтина подруге.
– Ты серьезно? Он так тебе еще и не тронул? Ну дает! Да и ты, похоже, крепкий орешек… молодец, уважаю!
– Я все равно убегу сегодня. Не знаю куда. Но в дом к ним не вернусь, – Аля заплакала.
– Слушай… – Оксана потащила подругу к скамейке и обе плюхнулись на нее. – А что, если продать твою девственность?
– Чего?
– Не смотри на меня так. Все равно лишишься ее. А так можно заработать за раз и уехать отсюда подальше. Поедешь в другой город, поступишь в медицинское училище, как ты мечтала. У тебя хоть будут деньги на первое время, понимаешь?
– А кому нужна моя девственность? Кроме Ярослава…
– О, ты даже не представляешь сколько испорченных придурков с больной фантазией ходят по этому свету! Думаю, ее можно продать легко и дорого. Поехали!
Оксана вскочила и потянула Алю за руку к остановке.
Через полтора часа они уже были в центре Москвы. Алевтина узнала улицу, по которой еще неделю назад гуляла, и опять восхитилась столицей.
Они поднялись на третий этаж, позвонили в дверь, и им открыла Галина.
– Какие люди! Наконец-то! Правильный выбор!
– Тут чуть другая ситуация, – доложила Оксана и потянула ее за руку в угол и стала что-то шептать на ухо.
Галя кивнула и удалилась в гостиную. Возвратилась она уже не одна, рядом с ней шла низенькая тучная женщина с высокой, идеально уложенной прической. Ее губы были обведены ярко-красной помадой и пахло от нее вкусно, каким-то очень изысканным парфюмом, Аля даже сделала глубокий вдох, чтобы насладиться этим запахом. Женщина подошла еще ближе и начала рассматривать девушку.
– Куртку сними.
Девушки помогли Але и потянули рукава куртки на себя.
– Худая такая, кожа да кости. Восемнадцать хоть есть?
Все трое закивали головой, а Галина сказала:
– Агатушка Вениаминовна, на любой товар есть покупатель, вы же знаете. Эдуард Львович, например, любит худых и без груди.
Аля сначала хотела возразить, что у нее есть грудь, но не решилась.
– Давайте Давиду Валентиновичу предложим? – предложила Оксана. – Ему Катя сейчас массаж заканчивает, он в джакузи посидел и от секса сегодня вообще отказался. Но тут интересная ситуация, вдруг согласится?
Агата Вениаминовна задумалась, вздохнула и направилась вглубь квартиры. Постучав по двери костяшками пальцев, она зашла в комнату, где Давиду закончила делать массаж девушка в длинном белом парике. Мужчина уже сидел на массажном столе, а она протирала его спину пушистым полотенцем.
– Оставь нас! – грозно приказала женщина.
Девушка за секунду выпорхнула из комнаты, а Агата Вениаминовна присела на диван напротив массажного стола.
Давид продолжил вытирать себя и с любопытством посмотрел на женщину:
– Что-то случилось?
– Да так. Хотела тебе предложить девственницу…
Давид засмеялся:
– Слышал, что гименопластика сейчас стоит сущие копейки. Мне это зачем, Агата?
– Нет, девочка чистая, невинная. Ей срочно деньги нужны.
– Неужели ты до сих пор веришь этим песням и не слышишь, что звучит та же музыка, те же слова? Или ты постарела и веришь, что это будет ее первый и последний раз? – Давид опять рассмеялся. – Я тебя понимаю, сам становлюсь сентиментальным. Стареем…
– Ей срочно нужно. Не возьмешь ты, придется положить под Рустама, он через пару часов придет. Помнишь этого бугая?
Давид встал с массажного стола и бросил полотенце на стол:
– Может, и лучше. Ей хороший урок будет. Все, что ни делается, к лучшему, так ты мне все время говоришь?
Он стал надевать брюки и рубашку, а Агата все смотрела на него и молчала.
– Ладно, Давидушка, прости за беспокойство. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
Давид обернулся, застегивая ремень, и улыбнулся:
– Спасибо, взаимно. Что-то ты неважно выглядишь, опять почки шалят?
– Есть немного…
Она подождала, пока он оденется, и вместе с ним вышла из комнаты. Давид направился в коридор, а к Агате подбежали Оксана и еще две девушки и увели в кабинет: им позвонил какой-то важный клиент и они хотели обсудить с ней, кто его будет обслуживать.
Когда Давид зашел в прихожую, Аля, которая до этого сидела на диванчике, вскочила и уставилась на мужчину.
По ее щекам текли слезы, она испуганно хлопала ресницами и во все глаза смотрела на мужчину.
Он встал как вкопанный, как будто наткнулся на невидимую стену. Его взгляд был прикован к ее лицу: бледная кожа и глаза грустные, печальные, в которых плясали огоньки страха. Золотистые ресницы дрогнули, а уголки длинного лягушачьего рта трагично повисли.
Аля привыкла к этому взгляду. Ее часто так рассматривали, как будто хотели убедиться в том, что не может человек быть настолько некрасивым, должно же быть в нем хоть что-то приятное глазу? Но, не находив этого, люди или отводили взгляд или, как все мальчишки в детском доме, честно говорили:
– Вот ты уродина!
Аля перестала плакать, опустила руки, выпрямилась и подняла подбородок. Это был как вызов: да, она некрасивая. Да! На, смотри! Да, есть и такие люди на свете, и что? Что с этого?
Давид сам не понял, как сделал к ней еще один шаг и провел пальцем по щеке. Он плохо соображал и совершенно не контролировал себя. Хотел, пытался остановиться, подумать, но мысли разбегались, как тараканы, а воспоминания тонули в невесомом сером тумане. Перед ним сейчас была Алена, та, которую он впервые увидел: молодая, нежная, испуганная и такая же одинокая.
Давид протянул ей руку, и она сразу, как будто ждала этого, положила свою маленькую ладонь в его.
Он повел ее в спальню и закрыл дверь на ключ. Когда он обернулся к ней, она смотрела на него уже без страха, а с восхищением.
Он стал ее раздевать, немного суматошно, как будто боялся передумать и убежать, она помогала, потом даже потянулась к его рубашке, чтобы расстегнуть пуговицы, но он стянул ее через голову и повалил Алевтину на кровать.
У него не было возможности задуматься над тем, что творится с ним сейчас, потому что эти старые, бесконечные воспоминания и сегодняшние впечатления и эмоции распирали его, и единственное, что ему хотелось, – продолжать. Он с восторгом смотрел в ее карие глаза, в которых выражалась кротость младенца, на ровные зубы, которые блеснули, как чистый жемчуг, когда она запрокинула голову и тихо застонала под ним.
От нее необыкновенно пахло. Давид опять поймал себя на мысли, что так когда-то пахла Алена: чистотой, молодостью, непорочностью.
Когда все закончилось, он как будто проснулся после долгого сна и посмотрел по сторонам. Та редкостная благодать, которая окутывала его еще минуту назад, растворялась на глазах. На смену ей пришли страх и отчаяние. Зачем он это сделал? Аля лежала у него под боком. Давид сглотнул, поняв, что совершил чудовищную ошибку. Эта девочка ему никто. Он просто спутал ее с Аленой, с той молодой Аленой, с которой он мог бы быть…
Он приподнялся и сел на кровати.
Какой же бред! Никогда он не мог быть с Аленой. Потому что она с первой секунды влюбилась не в него, а в Диму. И смотрела не на него…
Он чертыхнулся про себя, поняв, что его поразило в этой девушке! Она смотрела на него так, как он мечтал, чтобы когда-то посмотрела Алена…
В атмосфере разлилась напряженность. Его как будто обухом ударили по голове: что он натворил? Зачем? Как теперь это все расхлебывать?
А Алевтина тоже просыпалась, но чувствовала такое окрыление, такое счастье, какого никогда в своей жизни не знала. Она вспоминала его взгляд, как он провел тыльной стороной ладони по ее лицу. Как внимательно он рассматривал ее и не обозвал, не побрезговал, а поцеловал. По-настоящему, как в кино! Это было больше похоже на чудо, нечто невероятно нежное и таинственное. Весь мир после его поцелуев стал другим. Новым. На душе были покой и умиротворение. Она как будто родилась заново. Ее скорлупа, ее защитная оболочка на глазах стала рассыпаться, являя миру новую, совсем другую девушку.
Она даже не успела его рассмотреть! Сколько ему лет? Какого цвета у него глаза? Алевтина внутренне рассмеялась от своих мыслей. Какая разница? Он ее! Ведь это же понятно, ясно как белый день!
Давид вскочил и стал одеваться. На Алю не смотрел: не знал, что ей сказать. Обувшись, он все же обернулся.
Она сидела на кровати, укутавшись в одеяло до подбородка и наблюдала за ним.
– Как тебя зовут? – спросил Давид.
– Алевтина, – тихо ответила девушка.
– Алевтина… послушай…
Давид хотел ей объяснить, как все произошло, но вдруг передумал, достал из кармана кошелек, вытащил все деньги, которые там были, и положил на кровать.
– Если у тебя есть мозги, то этих денег хватит на полгода беспечной жизни. Бордель – не самое лучшее место, где можно найти приют… подумай об этом.
И он еще раз кинул на нее взгляд, уже прощальный, и вышел из комнаты.
А она натянула одеяло на глаза и стала возвращаться в свой привычный мир.
Время выбрасывать
Давид честно, как на духу, рассказал Алене о событиях, которые произошли девять лет назад. Единственное, в чем не решился признаться, – что Алевтина показалась ему очень похожей на молодую Алену и что именно на этой почве у него произошло помутнение рассудка.
– Я не испытываю к ней никаких чувств. Кроме… – Давид замолчал.
– Кроме?
– Кроме раздражения. Но это я больше к себе испытываю, что… не сдержался. И… мне очень стыдно…
Алена очень хотела поддержать его, дотронуться до его руки, по-дружески, но удержалась. Она не могла себе этого позволить.
– Мне кажется, что ты должен поговорить с ней. Возможно, она влюблена в тебя? И поэтому отказала Сашке?
– А ты расстроилась ее отказу? Может, это к лучшему? Правда хотела бы такую невестку, которая спала и со мной, и с ним?
– Ох, Давид! Ну зачем ты так? Это было девять лет назад. Мы с тобой ничего не знаем о ней. Что ее заставило прийти в этот массажный салон? Какие обстоятельства? Ты говорил, что она стояла в коридоре и плакала. Может, случилось что-то ужасное?
Давид молчал, а Алена продолжила делиться тем, что у нее накопилось в душе:
– Я, когда поняла, что вы знакомы, тоже ужасно расстроилась. А вчера лежала и всю ночь вспоминала Кению. Да, она тихая, безынициативная, равнодушная… Но не может она быть проституткой. Не умеет она глазки строить или соблазнять. К тому же если посчитать по годам, то что она делала эти девять лет? – Алена стала загибать пальцы: – Окончила медицинский институт, потом интернатуру, затем ординатуру и сейчас комнату в коммуналке снимает, работает как проклятая: в морге и подрабатывает медсестрой, в выходные ездит по домам, ставит уколы, капельницы и клизмы…
– Тебя не пугает ее специальность? Патологоанатом!
– И что?
– Нормальный человек выберет такую профессию?
– Мы не знаем, что у нее в голове. Но, наверное, этот выбор обдуман и имеет причину.
Давид отодвинул от себя пустую чашку и подозвал официанта:
– Принесите мне шашлык из баранины и овощи гриль, – он посмотрел на Алену, – давай закажем тебе куриный шашлык?
Она замотала головой:
– Нет, не хочу мясо, принесите мне пахлаву и черный чай с чабрецом.
– И овощной салат! – дополнил Давид и хмуро посмотрел на Алену. – Одними сладостями питаешься! Никуда не уйдем, пока салат не съешь!
Алена кивнула, соглашаясь, и улыбнулась.
У Давида зазвонил телефон.
– Прости, надо ответить, это Витя, мой сыщик, – он нажал на кнопку и поднес телефон к уху, – Да, слушаю тебя.
Виктор что-то долго говорил Давиду, а тот облокотился о стол и потирал виски свободной рукой.
Наконец Давид спросил:
– В каком году это было? А пожар когда? Десятого мая? Понял, через часа два наберу тебя, встретимся в районе Лубянки. У меня много вопросов к тебе будет.
Давид нажал на красную кнопку и посмотрел на Алену:
– В 2010 году наша Алевтина шла единственной подозреваемой в убийстве. Так… – Давид потер виски, размышляя об информации, которую ему доложил сыщик.
– Чьем убийстве? – спросила Алена.
– Ее приемных родителей…
Он встал, как обычно хотел пройтись туда-сюда, но оглянулся, вспомнив, что он в ресторане, и присел в кресло.
– Ты понимаешь? Убийство ее приемных родителей и двух ее сестер. Теперь скажи, что не веришь в то, что это она могла сделать?
Алену бросило в жар. Она вспомнила Кению, когда лев схватил импалу и стал ее раздирать на их глазах. Сашка смутился, Алена еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса, закрыла глаза ладонями, только рейнджер и Алевтина вскочили и стали наблюдать за этой чудовищной картиной.
– Теперь давай расскажу тебе хронологию событий. Это было девять лет назад, пятого мая.
Алена внимательно посмотрела на него.
– Да, я прекрасно помню этот день. Это была среда или четверг, будний день. У тебя был день рождения. Я подарил тебе с утра букет роз, а вечером мы должны были собраться на даче и провести там время до десятого мая. Не помню почему, но я не подготовил тебе подарок заранее и пошел с самого утра искать его по бутикам. Так ничего достойного и не купив, я зашел в… – Давид выдохнул и продолжил, – в бордель, где работала Агата, она была когда-то моей клиенткой, старше меня на лет двадцать: мудрая интересная женщина. Мы иногда встречались в баре, пили пиво, делились интересными историями. Я решил с ней посоветоваться насчет подарка, мы поговорили, она заметила, что я уставший, даже раздраженный, предложила сделать массаж и чуть расслабиться. Я согласился. О сексе тогда и речи не было. Я пришел к ней за советом. Дальше ты знаешь…
– Пятое мая – это не только мой день рождения, но и Алевтины – тихо сказала Алена, – 2010 год… ей в тот день исполнилось восемнадцать…
– И она пришла в бордель лишиться девственности!
– Тот факт, что она до восемнадцати была невинной, говорит о том, что она не была распущенной.
– А то, что пришла в бордель, об этом не говорит? – возмутился Давид.
– Нет. Могли быть обстоятельства. Идем дальше. Как погибли ее приемные родители? Сгорели при пожаре?
– Да. Десятого мая.
– То есть она где-то была пять дней… А почему ее оправдали?
– Доказали алиби. Она уже была в Твери, когда дом горел. Не знаю пока всех подробностей, но обещаю, что изучу это дело досконально!
– Может, хорошо, что Сашка пока не с ней? Страшно мне за него… нет, я не думаю, что она убийца… просто страшно…
– А я думаю…
– Давид!
Он пожал плечами:
– Ты не переубедишь меня в этом. Она могла! Ты и сама это уже поняла. Вернее, стала понимать…
Время для войны
Девять лет назад
Давид вышел из комнаты, и Аля, кажется, только со звуком закрывающей за ним двери стала понимать, что случилось.
Глупая, Боже, какая же она глупая! Ей показалось, что он увидел ее в коридоре и влюбился?
Алевтина вскочила и стала судорожно одеваться, как будто боялась, что ее сейчас обнаружат голой и подумают, что она… шлюха? Ну а кто она?
Ей было очень больно думать о себе так, но именно шлюхой она и являлась. Когда она застегивала последнюю пуговицу на кофте, в комнату забежала Оксана:
– Ну что? Получилось?
И, глянув на постель, ахнула:
– Охренеть! Вот это да!
Она подбежала, схватила деньги и стала считать:
– Тут на год беспечной жизни хватит! Вот это удача! Как он тебе? Я, правда, с ним не спала, но Лера наша его много раз обслуживала, говорила, что щедрый и очень нормальный, то есть не извращенец. Но чтобы тако-о-о-й щедрый! Чего ты такая кислая? Не понравилось? Ну, первый раз никому не нравится. Потом только лучше и лучше будет, не переживай.
Аля одернула юбку, выпрямилась и протянула руки к деньгам. Оксана хмыкнула и отдала ей все.
– Что думаешь делать дальше? – спросила подруга.
– Отсижусь ночь в городе. Приеду под утро, когда Тамара будет. Надо зайти в дом и забрать паспорт. И уеду куда-нибудь…
– К нам не хочешь? – Оксана понимающе кивнула, когда Аля замотала головой. – Да, я понимаю, лучше не начинать. Это такая трясина. Ну и кроме того… так, как тебе сегодня заплатили, никто раскошеливаться не станет. Чистая удача! Он не оставил тебе телефончик? – спросила Оксана.
– Нет.
– Ну это понятно… Он из другой жизни, яркой, красивой, о которой мы знаем только из кинофильмов… Такие умеют только пользоваться такими, как мы. А живут они с такими красавицами… Я тут с одним переспала, он меня всю ночь трахал, говорил, какая я красавица, что нет таких на свете, а потом я его в ЦУМе увидала с женой. Пакетики ей носил и пыль с плаща сдувал. И там такая баба… просто звезда Голливуда! Я все время удивляюсь, ну что им, этим мужикам, надо? Рядом с тобой богиня живет, а ты ходишь и трахаешься с бабами, которые ей и в подметки не годятся. И дело ведь даже не в красоте. Есть в их женах то, чего у нас никогда не будет. Шик! Порода! Их женщины знают себе цену. И она измеряется не в деньгах. Она измеряется во внимании, заботе, обожании…
Алевтина молча слушала подругу и дрожала. Оксана это заметила:
– Чего ты?
Аля разрыдалась. Хотела открыться, что влюбилась, что первый раз в жизни влюбилась в человека, которого и не знает даже, и не понимает, как это произошло и почему, но не могла вымолвить ни слова. Как ей это объяснить? Она и сама не понимала, как это произошло. Разве бывает так? Чтобы за секунду и до сумасшествия, до потери головы, до дрожи…
И что ей делать сейчас? Искать его? А может, устроиться к Оксане и Гале в этот салон? Так она его хоть видеть будет иногда!
Алевтина решила подумать об этом позже. Сейчас главное – переночевать где-то, утром поехать в Поваровку и забрать паспорт. Что делать со школой, которую она не окончит, и с аттестатом, который она не получит, она решит позже.
– Пойдем погуляем по городу. Можем в кино сходить. У меня смена только в восемь вечера начинается.
– Да. Надо купить мне мобильный телефон, чтобы быть с тобой на связи… Может, я к вам приду работать…
– Как быстро ты меняешь свои решения! – засмеялась Оксана. – Ладно, идем!
Этот вечер девушки провели весело, Алевтине даже удалось не думать о Давиде, не вспоминать и не прокручивать в памяти его жадные поцелуи и ласки.
Ради этих мгновений она готова была на все. Только бы еще раз повторить его прикосновения…
Оксана ушла на работу к восьми, а Алевтина побрела на Ленинградский вокзал. Она боялась возвращаться домой, знала, что Тамара уйдет на ночное дежурство, и планировала прийти, когда приемная мама уже вернется с работы. Все домогательства Ярослав позволял себе, только когда Тамары не было дома. И Алевтина была уверена, что приемная мама ее защитит, если вдруг он начнет изливать на Алю свой гнев.
Но Алевтина ошиблась.
Тамара, видимо, в тот вечер не ходила на дежурство или пришла раньше и уже успела вместе с Ярославом осушить несколько упаковок дешевого вина.
В поселке, где они жили, было заброшенное помещение, совсем неподалеку от дома, где жила чета Зубаревых. Аля скрутила деньги и соорудила небольшой сверток, куда также положила новенький кнопочный мобильный телефон и, закопав под ближайшим деревом, поплелась домой. Все, чего она хотела, – собрать рюкзак и якобы пойти в школу, сама же планировала захватить документы и больше никогда не появляться в этом доме.
Когда Алевтина зашла, приемные родители начали обзывать ее, оскорблять и допытываться, где она была всю ночь.
– Ты что, сучка малолетняя, не понимаешь, что мы в ответе за тебя? – кричала Тамара.
– Уже нет. Мне уже восемнадцать. Так что я сама за себя в ответе со вчерашнего дня.
Алевтина не хотела ругаться, она вообще не любила выяснять отношения и сразу, при малейшей опасности или крике в ее сторону, как черепаха, пряталась в свой панцирь.
– Ах ты дрянь! Ярослав, ты слышишь? Мы ее столько лет содержали, поднимали, а она… неблагодарная тварь!
Ярослав подскочил, схватил Алевтину и завел ее руку за спину.
– Сейчас я тебе покажу, уродина. Сейчас ты ответишь за все мои мучения!
И он поволок ее в подвал. Алевтина пыталась вырваться, она кричала и просила помощи у Тамары, умоляла ее, но Ярославу надело слушать ее мольбы, и он со всей силы влепил ей несколько пощечин. С губы потекла кровь, и Алевтина поняла, что ей уже никто не поможет. Еще по инерции она извивалась и пыталась вырваться, но Ярослав опустил ее на колени и затащил в комнату.
Через мгновение он развернул девушку, прижал к столу лицом вниз, задрал юбку, снял штаны и вошел в нее.
Ярослав сразу же понял, что он не первый, у него перехватило дыхание и он остановился.
– Ах ты ж сука!
На его лице отразилась гримаса ужаса, глаза метали молнии, он издал звук, больше похожий на вой, чем на стон, и стал бешено вдалбливаться в нее, держа за волосы, матерясь и оскорбляя ужасными словами.
Он предвкушал этот момент больше, чем ребенок ждет новогоднюю ночь и мечтает найти под елочкой то, что заказал у Деда Мороза. И после столь долгого ожидания, он, не в силах удержать своего нетерпения, срывает яркую ленточку с подарка, раскрывает его, а там, оказывается, ничего нет? Коробка пуста?!
Его злости не было границ: она нарастала, как снежный ком, становилась темнее и тяжелее, накрывала с головой, сметала здравомыслие и с каждым грубым движением ему хотелось сделать ей еще больней, придушить, избить до смерти. Наказать!
Это продолжалось так долго, что Алевтина потеряла ход времени и очнулась на полу, когда его уже на было. В доме было тихо. Она поднялась в свою комнату, схватила паспорт из шифоньера и поплелась в прихожую. Свет в коридоре ослепил ее, и она прикрыла глаза.
– Ах ты тварь! Сбежать решила? Как твои подруги?
Тамара смотрела на нее, уперев руки в боки.
– Отпустите меня, пожалуйста! Я никому ничего не скажу. Я просто тихо уйду! Я же полюбила вас! Вы мне как родная мать были. Зачем вы так поступаете со мной? Дайте мне уйти, пожалуйста!
– А моего ненасытного мужа кто будет удовлетворять, я? – Тамара зло посмотрела на нее и куда-то в сторону громко крикнула: – Ярослав! Твоя сучка решила тебя покинуть!
В проеме двери появился сонный Ярослав и, увидев Алевтину, пытающуюся улизнуть из дома, зарычал, схватил девушку за волосы и снова потащил в подвал.
Алевтина попыталась поцарапать его или укусить, но он ударил ее по ребрам, затем спустил на пол и продолжил бить ногами: остервенело, с придыханием, матерясь и проклиная. Она пыталась увернуться, пыталась убежать, но, когда поняла, что сопротивление бесполезно сгруппировалась, подтянула ноги и прижала ладони к лицу.
Мужчина шумно дышал, но вскоре он устал и вышел из комнаты. Алевтина надеялась, что он успокоился и оставит ее в покое, она хотела встать с пола и лечь на диван, но не смогла: силы оставили ее, а любая попытка встать или хотя бы шевельнуться отдавала жгучей болью по всему телу. Она сжала зубы и застонала, решив отлежаться на полу, но, почувствовав солоноватый вкус крови, потеряла сознание.
Ярослав поднялся в гостиную, прошел на кухню и стал искать что-то в ящиках, затем быстрым шагом направился в гараж, вытащил из ящика наручники и прихватил с полки шланг. Тамара шла за ним по пятам, пытаясь вразумить:
– Ты опять в тюрьму захотел? Сдалась тебе эта девка! Ну ладно насилуешь. Но избивать зачем? Она же выйдет отсюда и побежит в милицию, неужели ты этого не понимаешь?
Он злобно зашипел:
– Если выйдет!
Тамара не на шутку испугалась:
– Что ты намерен сделать с ней? Ты убить ее хочешь? У тебя совсем крыша поехала на ней?
Ярослав остановился и спокойно ответил:
– Она будет сидеть в этом подвале, пока сама не попросит меня трахнуть ее. А потом я подумаю.
– Ты псих! Ты реально псих, и нужно было тебя в психушку определить. Ты же и меня подставляешь, и девочек.
– За девочек не волнуйся, они будут молчать и только подносить мне орудия для пыток этой уродины.
Ярослав спустился в подвал, потащил Алевтину к окну и приковал к батарее наручниками.
Сам же поднялся на кухню и приготовил себе яичницу. Тамара помалкивала, только настороженно наблюдала за мужем.
Когда из школы пришли Оля с Наташей, он сказал им:
– Там, в подвале, ваша подружка. Она наказана. На помощь к ней не ходить, будет звать – не спускаться. Даже носа своего там не показывайте, вы поняли?
Девочки испуганно закивали головами.
– Если кто-то попробует ей помочь – окажется там же, без еды и воды, и будет меня обслуживать во все дыры. Еще раз спрашиваю: понятно?
Девочки действительно не вмешивались в «воспитательную работу» приемного отца, даже когда Алевтина пришла в себя и стала звать их по именам и просить помощи. К ней спускался Ярослав, снимал штаны и насиловал.
На третьи сутки пребывания в подвале Алевтина стала думать, как ей выбраться из этого ада. Она поняла, что только она сама может себя спасти и для этого надо было избавиться от наручников.
Она огляделась, внимательно рассматривая все, что есть вокруг, понимая, что ей поможет какая-нибудь заколка или шпилька. Возле батареи не удалось найти ничего: ни единой скрепки или проволоки. А вот возле швейной машинки ее взгляд остановился на маленьком пластиковом бутыльке масла. Этим маслом она когда-то смазывала механические детали швейной машинки, он валялся на полу в метре от нее. Алевтина посмотрела на ободок наручников, который болтался: ее запястье было узким, да и сама кисть тонкой. Она сначала попробовала зажать кисть свободной рукой и просунуть ее через ободок, но рука застряла. Этот бутылек с маслом ей бы очень помог. Она распласталась на полу, пытаясь добраться до масла ногой, и поняла, что у нее может получиться. Она стянула с себя носки, опять легла на пол и потянулась ногой к бутыльку. Он был меленьким, легким и от соприкосновения с пальцем покатился в ее сторону.
Алевтина поняла, что спасение рядом, оставалось только выждать, когда Ярослав уснет, а Тамара уйдет на дежурство. Она спрятала масло в батарее и стала ждать насильника.
Он зашел к ней вечером, когда солнце село. Схватив за волосы, он поднял девушку на ноги, наклонил и принялся иступлено вдалбливаться в нее, словно забивал гвозди.
А когда он, потный и мокрый, кончил, то бросил ее на пол и, пообещав утром продолжить, вышел из комнаты.
