Текст книги "Бегство от любви"

Автор книги: Натали Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Но стоило Майклу отвлечься от созерцания темного пространства, спрятанного Милли, как она снова переменила позу, расставив ноги шире положенного. Она смотрела на Майкла и улыбалась с самым невинным видом – всего лишь младшая сестренка его подруги. Но тьма, открывшаяся у нее между ног, неумолимо звала его, тянула к себе так, что у Майкла испарина выступила на лбу.

– Пожалуй, мне пора, – внезапно сказал он и поднялся.

Милли быстро сдвинула ноги, чтобы сестра не заметила ее рискованных маневров. Захлопнув альбом, Анабель растерянно протянула:

– Майкл, еще же совсем рано! Мы могли бы еще…

– Потанцевать! – выпалила Милли и подалась вперед. – Вы танцуете, Майкл?

– Смотря что вы называете танцем, – медленно проговорил он.

– Да уж не чарльстон, конечно, я имею в виду!

– Да, потанцуйте пока, – озабоченно произнесла Анабель. – А я пойду сварю кофе. Кто хочет кофе?

– Все хотят, – ответил Майкл.

Его рука уже протянулась к Милли. Ее сестра еще была на пороге, когда Майкл уже притянул девушку и жарко дохнул ей в ухо:

– Продолжим наш танец?

От его запаха у нее опять смешались мысли. Поверх его плеча Милли увидела заглядывающую в окно почти полную луну, которая показалась ей любопытным глазом Космоса. Девушка подумала: «А вдруг именно мы – те двое, за которыми следит Вселенная? И с нами она связывает особые надежды… Может, мы должны произвести на свет какого-то необыкновенного ребенка?» От этой мысли ее сердце дрогнуло, но Милли не забыла, о чем идет речь, и сумела выдавить протестующее:

– Разве мы уже танцевали?

– Мы пытались начать.

– Неужели? Что-то не помню этого.

– Это происходило, вы не могли не почувствовать. Пусть только в нашем воображении. Но когда одновременные фантазии двоих сливаются в одно целое, оно вполне может воплотиться в реальности.

Прижавшись к нему животом, в котором уже забродило желание, Милли шепнула, коснувшись губами мочки уха:

– Вам следует танцевать с моей сестрой.

«Как хорошо от него пахнет! Как хочется прижаться щекой к его коже. Почему нельзя? Ах да. Анабель. Это она должна составить ему космическую пару».

Майкл качнул головой:

– Она не любит такие танцы.

– А вы пробовали пригласить ее?

– Конечно, пробовал. Она сказала, что подобные связи не для нее.

Милли сделала круглые глаза:

– А какие именно связи? Я так поняла, что у вас все серьезно.

Сестра не говорила ей ничего подобного, но Милли хотелось услышать опровержение от Майкла.

– Серьезно, – неожиданно подтвердил он. – В том смысле, как может быть серьезна дружба. Анабель – чудесный человек, но…

Он замялся, Милли заторопила его, сделав движение всем телом, и у него сбилось дыхание.

– Что же – но?

С трудом справившись с собой, Майкл пояснил:

– Но в ней есть только свет. А для страсти необходимо сочетание света и тьмы. Я видел твою тьму.

– В тебе она тоже есть, – теряя голову, прошептала Милли в ответ. – Я ее чувствую.

Они уже с силой вжимались друг в друга телами, жаждущими немедленного слияния. Музыка медленно кружила их, заставляя терять голову. Руки Майкла хаотично шарили по ее телу, горячие ладони то сжимались, то поглаживали. От его прикосновений у Милли уже мутилось в голове и ноги стали совсем ватными. Ей даже показалось, что она еще никогда не хотела мужчину с такой силой.

Но за стеной Анабель варила кофе и могла вернуться в любую секунду. И Милли опять очнулась первой, уперлась руками в его грудь. Силы почти оставили ее, но Майкл не стал сопротивляться и настаивать. Отступив, он пригладил растрепавшиеся волосы Милли, вернулся к дивану и снова взял их семейный альбом.

«И все? – растерянно спросила себя Милли. – Так ничего и не получится?»

– Анабель в детстве выглядит ангелом, – сказал Майкл.

Она отозвалась, свернувшись в своем кресле:

– Анабель и сейчас ангел. А кто я, по-твоему? Демон?

– Нет. – Он поднял голову и долго смотрел на нее, прежде чем ответить: – Ты – женщина.

Милли заметила:

– Ты произнес это таким тоном, как будто для тебя это одно и то же.

– С маленькой поправкой: с демоном мне не хотелось бы иметь дела.

– Ты и со мной не будешь иметь дела! – ответила Милли резко.

Она все еще была обижена на то, как легко Майкл смирился с тем, что она его оттолкнула. Милли всегда хотелось, чтобы мужчины добивались близости с ней, шли напролом, сражались за нее, если надо. Ведь ее тело было достойным трофеем, она и сама это понимала. А этот Майкл спокойно уселся смотреть какие-то старые, никому не нужные фотографии. Ему так хотелось увидеть, каким ангелом была Анабель в детстве?

Милли сама поразилась тому, как больно, прямо в сердце, кольнула ее ревность. И к кому? К сестре, которую она обожала? Прикусив губу, Милли с ужасом подумала, что превращается в заурядную бабешку, подверженную всем земным страстям. А она-то воображала себя особенной, не похожей ни на кого в мире.

Подрагивающие огоньки свечей заставляли лицо Майкла меняться. И было похоже, что в его душе разыгралась целая буря, отражение которой проступает наружу. Наверное, и по ее лицу пробегали тревожные тени. Милли взглянула на свечи: скоро они догорят, и все страсти улягутся. Скоро Майкл уйдет, и она постарается больше с ним не увидеться. Если только на их свадьбе с Анабель.

– Кажется, мне пора уходить. – Он взглянул на часы, висевшие на стене между небольшими вазонами с цветами.

Милли показалось, что маленькие лепестки взволнованно дрогнули, услышав эти слова. Но постаралась произнести спокойно:

– Вам надо было уйти немного раньше.

– Тогда я не узнал бы вкуса ваших губ.

– Ничего страшного. Все равно вы не узнаете обо мне остального.

– Вы уверены, Милли?

– Абсолютно.

Майкл негромко рассмеялся:

– А вы самонадеянная девушка!

– Не совсем, – зачем-то призналась она. – Во многом я еще надеюсь на родителей. И на Анабель, конечно. Что-то ее долго нет, кстати.

Оглянувшись, он продолжил разговор:

– Ей приятно чувствовать, что вы зависите от нее.

– Вы думаете?

– В ней так сильно развит материнский инстинкт. Больше, чем в любой из женщин, которых я встречал до сих пор.

– Она станет отличной женой, – заметила Милли.

– Безусловно, – заметил Майкл.

– Можно сказать, что вам повезло.

Он усмехнулся:

– Неужели вы подумали, Милли, что у нас с Анабель роман? Она вам не рассказала о нас? Мы с ней просто добрые друзья! И я очень дорожу ею как другом.

– Вы врете! – вырвалось у нее.

– Нет, не вру, – спокойно заверил он. – Стал бы я ухаживать за вами, если бы имел планы, связанные с вашей сестрой.

У Милли от радости вспыхнуло лицо:

– Вы называете это ухаживанием?

Майкл пожал плечами:

– У всех свои методы.

– Ваши очень уж рискованны!

– В моем деле без риска нельзя.

– В каком это деле? – Милли посмотрела на него с подозрением.

Его неправильно сложенные губы опять дрогнули усмешкой:

– Я ведь писатель, забыли? А каждая книга – это большой риск. Никто не может дать стопроцентной гарантии, что она будет успешна. Я могу работать полгода, год, два, а потом мой роман будет пылиться на книжных полках.

Милли сочувственно вздохнула:

– Непростая у вас работа. А я так до сих пор и не придумала, чем мне заниматься в жизни. Я немного рисую, но настоящим художником мне никогда не стать. Я слишком ленива для этого.

– Вы просто слишком молоды. Вы еще не вкусили радости от занятия любимым делом.

– Наконец-то! – воскликнула Милли, завидев сестру.

Она вскочила, чтобы принять у нее маленький поднос с кофейными чашками. Когда Милли наклонилась к Майклу, чтобы подать ему чашку, он поймал коленями ее ноту и слегка сжал. Непроизвольно оглянувшись на сестру, которая меняла диск, она шагнула назад и едва не расплескала кофе. Потом специально низко наклонилась, стоя к Майклу спиной. Якобы для того, чтобы поднять упавшую салфетку, но на самом деле Милли хотелось подразнить его. Задержавшись в такой позе, она выпрямилась и уже хотела сесть в свое кресло, как сестра остановила ее:

– Теперь твоя очередь показывать Майклу фотографии. У тебя ведь свои истории, связанные с ними.

И предложила обоим:

– А давайте выпьем по глоточку? У нас есть неплохой коньяк.

Сипловатый голос флейты уже разлился по комнате, и у Милли отчего-то защемило сердце. Ей вдруг стало так грустно, будто она кого-то теряла в этот миг. Кого-то по-настоящему дорогого. Но таким человеком была для нее только Анабель. А если верить Майклу, отношениям сестер легкий флирт, который затеяла Милли, навредить не мог. Почему же Милли стало вдруг неспокойно на душе?

С неохотой пересев на диван, Милли взяла старый альбом в дорогом кожаном переплете и раскрыла наугад. И первыми увидела улыбающиеся лица родителей, стоявших на борту их новой яхты. Она была пришвартована к берегу, и там, где была мель, морская вода казалась зеленой. И отец, и мать были в белых летних нарядах, красиво оттенявших шоколадный загар. Милли поглядела на них и впервые почувствовала, что соскучилась.

– Надо бы съездить к ним, – сказала она сестре, не поясняя, к кому именно, хотя Анабель, разливавшая коньяк, не могла видеть снимка.

Но сестра всегда понимала ее с полуслова.

– Ты попадешь к ним скорее. Если и в самом деле отправишься путешествовать.

Майкл быстро повернулся к ней:

– Вы собираетесь в путешествие? Куда, если не секрет?

– Секрет, – отрезала она.

Почему-то сейчас близость Майкла не только не будоражила ее, но даже раздражала. Уж слишком искусственно Анабель устроила их соседство на диване. Будто загнала Милли в западню. Хотя знала, что любое принуждение вызывает в душе Милли бурю протеста. Она потому и в колледж поступать не торопилась, что не могла приучить себя к мысли, что добровольно может опять впрячься в лямку, подобную школьной. Свою школу и весь процесс обучения Милли ненавидела. Поэтому страницы альбома, где были школьные снимки, она пролистнула, даже не рассматривая.

Майкл, конечно, заметил это и улыбнулся такой детской выходке. А Милли в свою очередь заметила его усмешку и надулась. В этот момент Анабель протянула ей широкий бокал с коньяком, и она уткнулась в него.

– Чин-чин! – Майкл слегка приподнял свой бокал. – За юных отчаянных путешественниц!

У меня, кстати, дома есть уникальный путеводитель по Америке.

Анабель весело поинтересовалась:

– И чем же он уникален?

Сделав большой глоток, Майкл пояснил:

– Он предназначен для тех, кто любит выбирать практически нехоженые тропы.

– Кто-то там все же прошел, если составил этот путеводитель, – буркнула Милли.

– Я оговорился: практически нехоженые тропы.

Майкл внимательно посмотрел на ее сердитое лицо и поднялся:

– Вот теперь мне и правда пора. Спасибо за ужин, Анабель. И за коньяк. Он действительно неплох.

Обернувшись к Милли, он сказал без улыбки, почти требовательно:

– Загляните ко мне завтра вечером, я найду для вас этот путеводитель.

– Почему именно вечером?

– Днем я работаю и ни с кем не встречаюсь.

У нее едва не вырвалось: «Даже со мной?» Но она сказала совсем другое:

– Не думаю, что мне так уж необходим путеводитель. Эго ведь что-то вроде учебника для тех, кто отправляется в дорогу. А я терпеть не могу разные учебники!

– Я так и понял, – сказал Майкл ласково. – В школе вы были двоечницей?

– Не напоминайте мне о школе! Нам не разрешали даже косметикой пользоваться. Это была очень благопристойная школа. И очень дорогая.

– Но не любимая.

Милли посмотрела ему прямо в глаза: насмешливые и проницательные одновременно. Этому человеку ничего не нужно было рассказывать о себе, он видел ее насквозь. Но она все же сказала:

– Знаете, Майкл, у меня в жизни вообще не очень много любимых пешей. По-настоящему любимых. Я имею в виду не шоколадки и не компьютерные игры, вы же понимаете.

– Конечно, – улыбнулся он. – Хотя без шоколадок вы не проживете и недели.

Анабель расхохоталась, смутив ее еще больше. Сердито глянув на нее, Милли пробормотала:

– Откуда вы знаете?

Он отозвался загадочно:

– Знаю. Так о каких еще любимых вещах вы говорили?

– Вы же все и сами знаете! – огрызнулась Милли.

И повернувшись к нему спиной, она, не простившись, быстро пошла к дому. Звездное небо укоризненно покачивалось над его крышей, обещая солнечный день, в котором могло случиться так много.

* * *

Когда Майкл уехал на своем «Ягуаре», на мгновение Милли вспомнился чудесный школьный сад, куда они с подружками убегали на переменах. И здесь, под сенью цветущих сакур, усевшись прямо на изумрудной траве, они шепотом обсуждали свои важные девичьи дела. У некоторых из них, в том числе и у Милли, были старшие сестры от которых они узнавали некоторые секреты женского тела раньше, чем от матерей.

Правда, Анабель никогда слишком не откровенничала на этот счет. Но Милли выручала богатая фантазия, которая легко дорисовывала целое по отдельным штрихам, случайно услышанным и увиденным. Кроме того, Милли отличалась мощной интуицией, и та вовремя подсказывала ей, как то или иное, о чем она не знала наверняка, должно быть в действительности.

Та же самая изумрудная трава должна была помнить и первый поцелуй Милли. Ей тогда было всего десять, а мальчику, которого звали Максом, четырнадцать, и среди девочек ее класса он считался опытным ловеласом. Милли уже не терпелось попробовать то, о чем столько шептались под вишнями: «Ты со многими мальчиками целовалась? Как? Еще ни с кем?!» Признаваться в этом было неловко, и Милли всегда лгала в таких случаях.

Но и перед собой ей было стыдно за такую неопытность, поэтому она сделала все, чтобы заманить Макса в тень цветущих деревьев. Милли загадочно улыбалась ему на переменах, и глазами указывала в сторону школьного сада до тех пор, пока до глуповатого красавчика не дошло, что понадобилось от него этой малышке.

Милли понравилось по-взрослому лежать на траве и видеть перед собой розовую дымку из лепестков. Правда, Макс то и дело загораживал эту красоту и настойчиво слюнявил ей рот, засовывая внутрь свой язык. Но Милли заставила себя вытерпеть это, чтобы получить право на следующей перемене сказать со скучающим, совершенно женским выражением: «Да ничего особенного в этом Максе! Он и целоваться-то не умеет…»

Прислушавшись, она убедилась, что сестра до сих пор перемывает посуду после ужина. Милли в очередной раз увильнула от этой неприятной обязанности. На кухне ей нравилось только изредка готовить, потому что такое занятие было сродни творчеству, а мытье посуды не вдохновляло никак. Иногда у нее получались по-настоящему интересные блюда, и Анабель хвалила ее от души. Она вообще использовала любой повод, чтобы похвалить младшую сестру и укрепить ее уверенность в себе. И Милли всегда считала, что ей неслыханно повезло с сестрой. Вот только сегодняшним вечером ей внезапно захотелось, чтобы Анабель была чуточку хуже.

Милли испугалась згой мысли. Что это значит? Разве этот Майкл хоть чем-то понравился ей? Не такой уж молодой, не слишком красивый. Нисколько не похож на тех парней, с которыми Милли встречалась до сих пор, тем более на Алана. Хотя, может, это и к лучшему. Правда, есть в лице этого Майкла что-то обворожительное, немного детское, что трогает с первого взгляда. Но ведь это в Анабель, а не в ней слишком развито материнское начало. Поэтому сестра и выбрала именно его. И что бы Майкл ни заливал насчет абсолютно дружеских отношений у них, Милли пыталась убедить себя, что он любит Анабель, а она его. И Милли здесь вообще ни при чем.

Повторив про себя последние слова, она ощутила, что от них стало как-то зябко. Милли закуталась в одеяло и произнесла еще раз: я здесь вообще ни при чем. Ей вдруг захотелось плакать, но Анабель в любой момент могла войти в комнату, чтобы пожелать ей спокойной ночи и поцеловать. Так она делала каждый вечер, из года в год. И каким образом Милли тогда объяснила бы свои слезы?

Можно было, конечно, что-нибудь соврать, сходу придумать какую-то болячку, которая не дает уснуть, но Милли не любила обманывать сестру. Они всегда жили с ней душа в душу, и именно старшей сестре Милли всегда несла свои детские обиды и радости, и именно ей рассказывала о мимолетных влюбленностях, которые случались лет с пяти. Вот только в последнее время ее сердце что-то помалкивало. Одно лишь тело настойчиво заявляло о своих потребностях, и Милли прислушивалась к его желаниям, ведь в каком-то из женских журналов она еще в детстве прочитала, что от неудовлетворенности можно заболеть. А этого она терпеть не могла.

Сорвавшись с постели, Милли подбежала к окну, уже не чувствуя озноба. Напротив, теперь ее лицо пылало и все тело как-то странно горело, будто чувствуя приближение чего-то, вернее, кого-то желанного настолько, что кровь начинает бунтовать уже при одной мысли о нем. Немного ущербная, мрачновато-оранжевая луна притянула ее взгляд. Милли вспомнилось, как сестра говорила ей, будто видит на ее поверхности кузнеца с наковальней, и удивлялась тому, что малышка не может их различить. А Милли тогда просто не представляла, как выглядит кузнец, да еще с какой-то наковальней. Что это вообще такое?

Милли сжала пальцами виски: сестра, сестра… Чего ни коснись в ее жизни, о чем ни вспомни, во всем присутствует Анабель. Так было всегда, и это наполняло душу Милли теплом, ведь сестра была единственным, по-настоящему любимым ею человеком. Возникавшие в ее мире и исчезающие мальчики не шли с ней ни в какое сравнение. Разве хоть одному из них можно было рассказать, как замирает сердце, когда берешься за кисть, не представляя точно, что из этого выйдет, только смутно угадывая, что именно хочешь сказать? А потом показать готовую работу. Кроме Анабель, их вообще никто еще не видел. И многие из ее временных бойфрендов не усмехнулись бы, если б Милли утром влетела в кухню в одной коротенькой маечке и с порога принялась читать стихи, которые почему-то приснились этой ночью. Анабель же чувствовала, как это важно для младшей сестры, что все это – картины и стихи, бесконечные звонки по телефону и шоколадки, дневниковые записи и компьютерные игры – и есть тот самый уникальный мир Милли, который она оберегала много лет.

«И после всего этого я смею заглядываться на ее бойфренда?!»

От внезапно нахлынувшего презрения к себе у Милли выступили слезы. В мыслях промелькнуло детское: «Какая же я дешевка!» Она быстро вытерла щеки и прыгнула в кровать. Ничего подобного! Вовсе она не влюбилась в этого дурацкого Майкла! Ни за что. Он же старый совсем, ему уже лет тридцать пять, не меньше. Да если б даже ему было двадцать, это ничего не изменило бы. Этот человек принадлежит ее сестре, и Милли обязана относиться к нему, как к брату. Вот так. Точка.

Откинувшись на подушку, она ощутила облегчение, будто единственно правильное решение было наконец найдено. Майкл понравился ей? Так это ж здорово! Ведь вполне вероятно, они вскоре станут родственниками, значит, отношения у них должны быть теплыми. Анабель только огорчило бы, если б вышло наоборот.

Милли улыбнулась высокому потолку, на котором до сих пор красовались в разных углах солнце с облачками и месяц со звездами. Эту детскую сооружали еще ее родители, и сестры единодушно решили ничего не менять здесь, пока… Пока Милли еще не выросла окончательно.

«А я разве еще не выросла? – спросила она себя, всматриваясь в искусственный блеск своего комнатного месяца. – Или я буду чувствовать себя ребенком до тех пор, пока живу вместе с сестрой? От родителей я, допустим, сбежала. И они не слишком контролируют меня, хотя и дают деньги. Но Анабель продолжает нянчить меня. И мне страшно оторваться от нее, ведь тогда я окажусь в полном одиночестве. Или только такой и бывает взрослая жизнь?»

Ей пришло в голову, что именно сейчас, когда появился этот Майкл, самое время снова попытаться оставить Анабель. Не просто уехать в путешествие, как собиралась, но вообще поселиться в другом месте. Не в огромном городе, а, наоборот, в каком-нибудь маленьком и уютном, вроде этого, в котором они выросли. Только подальше отсюда. Как можно дальше…

Она улыбнулась этой мысли, и сон услужливо расстелил перед ней солнечную дорожку, которая вела к незнакомому дому, светлостенному, с высокими «французскими» окнами и увитыми плющом колоннами. Милли быстро шла к нему, помахивая пляжной сумкой, и удлиненная юбка ласкала ее колени. А в доме ее ждал кто-то очень дорогой, единственный, необходимый каждую секунду, как воздух, как солнце, которое грело спину, слегка возбуждая и веселя.

Чуть запрокинув голову, Милли посмотрела на окна второго этажа и улыбнулась тому, чье лицо угадывалось за стеклом. Сейчас она поднимется к нему, прижмется всем телом, с каждой секундой все явственнее ощущая, как нарастает в нем желание. Потом его руки скользнут вниз, нырнут под летнюю юбку, чтобы освободить ее тело от лишней одежды – не обязательно каждый раз снимать все, можно всего лишь открыть доступ к наслаждению. Хорошо, так хорошо… Кажется, большего и не надо…

Проснувшись, Милли застонала от ужаса: она сумела разглядеть это лицо в окне.

* * *

Весь следующий день ее сердце работало через раз. То проваливалось куда-то и замирало там без движения, то снова начинало бешено колотиться. Стоило Милли только вспомнить, что вечером Майкл ждет ее, чтобы отдать какой-то путеводитель, который, конечно же, был только предлогом.

Милли занимала себя, как могла, лишь бы не думать о том, что ее ожидает. Самым обидным было то, что из-за смутившего ее сна проснулась она на удивление рано – Анабель только ушла на работу. Бесцельно побродив по дому, она выпила кофе, нехотя полистав «Вог» и отламывая кусочки молочного шоколада. Потом наполнила теплой водой ванну и с наслаждением опустилась в потрескивающую душистую пену.

Вытянув длинные ноги, Милли ласково огладила свое прекрасное тело, которое нравилось ей самой не меньше, чем произведения старых мастеров.

Их скульптуры и картины можно было только рассматривать и восхищаться со стороны, а ее грудь и живот можно было потрогать и насладиться прикосновениями. Милли медленно водила по коже кончиками пальцев, и глаза ее закрывались от удовольствия. Она не спеша смыла с себя все следы возбуждения, пережитого во сне, и воздух наполнился ее легкими постанываниями.

Милли вспомнилось, как однажды во Флориде, куда они приехали вместе с Анабель, она заплыла намного дальше, чем сестра. Та уже повернула к берегу, а Милли все тянуло к горизонту. Ей хотелось достичь невозможного во всем: стать художницей, познать всех мужчин на свете, объехать весь мир, вечно оставаться юной…

Но Милли, как всегда, не рассчитала свои силы. Когда-то и с творчеством случилось то же самое – она переоценила свой талант, но вовремя поняла это и усмирила свои амбиции. Бросив художественную школу, Милли теперь рисовала только, что называется, «для души». И этот незапланированный заплыв потребовал куда больше сил, чем у нее было. Но выяснилось это, когда Милли была уже довольно далеко от берега.

Плыть было легко и приятно. Над головой проносились стремительные чайки и крупные альбатросы, под собой Милли видела неторопливых рыб и едва различимых в воде медуз. Иногда она останавливалась и смотрела на свои ноги, на которых играли солнечные блики, растворенные в воде. Собственное тело казалось незнакомым и странным, будто она тоже превратилась в какое-то морское существо.

Так Милли забавлялась долго, не слыша, как зовет ее с берега перепуганная Анабель. Когда же она наконец обернулась и увидела, какими мизерными выглядят фигурки на берегу, отделенные от нее огромным пространством синей глади, ее охватил ужас. А запаниковав, Милли начала терять последние силы. Ее сердце заколотилось так отчаянно, что сам собой вырвался крик:

– Помогите!

Никто не мог услышать ее, ведь даже самые отчаянные пловцы находились сейчас далеко от Милли. Она беспорядочно заколотила руками по воде, которая внезапно перестала держать ее легкое тело.

И оно тоже будто стало тяжелее на десять килограммов, а правую ногу свело судорогой. У Милли уже мелькнули мысли об ужасном конце и о разбухшем от воды ее синем теле, которое найдут дня через два. Она попыталась размассировать в воде ступню, но тут же ушла под воду с головой. Дернувшись всем телом, Милли вырвалась на поверхность и попыталась издать крик. Но тут же мелкая волна снова накрыла ее, захлестнув и сознание.

Через сколько времени она очнулась, Милли не знала до сих пор. Первое, от чего она испытала дикую радость, было то, что она может дышать. Она принялась с жадностью хватать воздух, оживляя свои легкие. И только тогда сообразила, что чья-то рука держит ее над поверхностью. Держит крепко и уверенно. Но она была прижата к своему спасителю спиной, и не видела его лица. Милли попыталась запрокинуть голову и заглянуть ему в лицо, но он прижался к ее щеке, не позволив увидеть себя.

И Милли не стала настаивать. Ей уже представилось, что ее спас молодой разбойник, убегающий от погони. Ему следовало бы поскорее укрыться в какой-нибудь горной пещере, но он увидел тонущую девушку и не смог бросить ее на произвол судьбы. Тем более что судьба-то уже была предрешена.

Оттого что она успокоилась и расслабилась, силы вернулись к ней довольно быстро. И Милли понемногу стала помогать ему, работая ногами. Ее спаситель молчал, и она тоже не произносила ни слова, решив, что не должна слышать его голос. А может, он был иностранцем и просто не знал английского. Или прекрасным немым… Любой вариант казался ей привлекательным. Ей подумалось, что он уже мог бы и выпустить ее, только плыть рядом для безопасности, но вырываться она не стала. А он не выпускал.

Так они плыли какое-то время, и берег уже надвигался на них, когда таинственный незнакомец внезапно перестал грести одной рукой и положился только на работу ног. Милли уже успела испугаться, подумав, что с этим благородным человеком тоже что-то случилось. Но тут его рука неожиданно сжала ее грудь, легко проникнув под купальник. Милли ахнула, но подумала, что это будет черной неблагодарностью, если она сейчас оттолкнет его. Он несколько раз мягко помял ту, что была ближе всего к сердцу, потом медленно погладил ее живот, спускаясь все ниже… И внезапно она ощутила небывало острую, от одного прикосновения, радость. Вскрикнув, Милли запрокинула голову и закрыла глаза. А через несколько минут спаситель доставил ее к берегу.

Державшая ее рука разжалась, и она оглянулась. Но позади уже никого не было, только какой-то человек уплывал назад в море.

«Самый романтичный из моих коротких романов», – подумала Милли с благодарностью.

Она и теперь вспоминала этого безымянного мужчину с благодарной улыбкой. Но вода в ванне уже совсем остыла, и Милли вышагнула на пол, укуталась в белый махровый халат. Мокрые волосы она только взъерошила ладонью, более тщательной укладки ее прическа не требовала.

«Вечер приближается, – екнуло у нее сердце. – Майкл ждет меня».

В спальне Милли сбросила халат и прошлась по комнате обнаженной, делая скользящие движения. Выдвинув ящик комода, она вытащила целый ворох белья и бросила все это на кровать. Вчерашний танец с Майклом оборвался по ее вине, но сегодня вечером он вполне мог продолжиться. И необходимо было явиться во всеоружии.

Перебрав разноцветные кружевные трусики, которые опадали на постель безвольными бабочками, Милли выбрала светло-кремовые. Цвета невинности. Она знала, что многие обманывались, воспринимая ее как неопытную девочку, и как это их привлекало. Правда, Майкл уже не поверит в ее неопытность, слишком откровенно Милли дразнила его вчера. Но ей хотелось, чтобы светлое белье хоть немного реабилитировало ее. Неприятно, если Майкл будет воспринимать ее как распушенную, не по годам опытную девицу. Какой она, в общем-то, и была

Она капнула на белье «Опиума». Запах этих духов всегда особенно волновал Милли, а значит, должен был взбудоражить и того человека, который мог ее полюбить. Ей самой хотелось быть таким пьянящим наркотиком, который заставил бы забыть обо всем, полностью подчинил себе. Не только Майкла, всех на свете. Хотя самой Милли сейчас хотелось принадлежать только Майклу Кэррингу. Именно он заставил колотиться и сжиматься ее сердце, которого Милли вообще не ощущала после расставания с Аланом.

Одевшись, Милли решила, что пора выбраться из дома, чтобы отвлечься от собственных переживаний и занять себя немудреной жизнью их городка. Здесь все знали ее красную «Феррари», купленную в честь ее любимого гонщика Михаэля Шумахера, которого Милли считала обворожительным и сексуальным. Поэтому если она решалась на рискованное приключение, то отправлялась в город на такси. Одевшись в простенькие джинсы или шорты, натянув солнцезащитные очки и повязав бандану, Милли делалась не отличимой от любой девушки на улице. Это открывало неограниченные возможности в поисках лучшего претендента на предстоящую ночь.

Но сегодня Милли не собиралась пускаться во все тяжкие. Этот вечер должен был стать особенным.

– Я должна купить себе новое платье, – вдруг решила она и обрадовалась тому, что придумала себе занятие.

Выбор одежды обычно увлекал Милли так, что несколько часов пролетали, как минуты. Напевая от радости, она, облачившись в широкую зеленую юбку и желтый топик, сбежала вниз, вывела из гаража свою двухместную красавицу, и погнала ее, не обращая внимания на светофоры, на главную улицу города, где находились самые дорогие магазины. Красная «Феррари» отражалась в зеркальных витринах стремительной кометой. Милли поглядывала вокруг с гордостью. Она относилась к своей машине, как к любимому ребенку, успехи которого родителям в радость.

Сандалии не мешали ей управлять машиной, а когда Милли надевала туфли на шпильке, то, усевшись за руль, немедленно сбрасывала их. Ей было приятно ощущать педаль почти голой ногой, охваченной только тоненьким чулком. А иногда и он не разделял ее с машиной, и Милли казалось, что они сливались в одно живое существо. Она хмелела от скорости и вкрадчивого голоса мотора. Это было похоже на рискованный акт любви.

Припарковавшись возле давно облюбованного бутика, Милли перебежала через тротуар и потянула на себя тяжелую дверь. Продавщицы, тотчас узнав ее, вытянулись по струнке и заулыбались.

«Ну еще бы они не вспомнили меня, – насмешливо подумала Милли. – Если учесть, сколько я тут потратила в прошлый раз. А что купила? Даже не помню. Но уж сейчас-то я постараюсь не пустить деньги на ветер».

– Я могу вам помочь? – подскочила к ней самая шустрая из продавщиц – маленькая брюнетка с кудрявой копной волос, зачесанных набок.

– Можете, – согласилась Милли. – Мне нужно платье. Не коктейльное. И не слишком нарядное, потому что я не уверена в своих планах на вечер. Но и не деловое, конечно. Что-нибудь романтичное и не слишком вызывающее.

Продавщица понимающе улыбнулась: