Текст книги "Проделки дядюшки Дэнба (Тибетское народное творчество)"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

ПРОДЕЛКИ ДЯДЮШКИ ДЭНБА
Тибетское народное творчество

ПРЕДИСЛОВИЕ

Тибет… Сколько европейцев стремилось побывать в этой сказочной «обители богов»! Но только единицам ценой невероятных усилий удавалось проникнуть в «запретный город» Лхасу, столицу Тибета. Монахи ревниво оберегали ее от посторонних. Для буддистов Лхаса священна так же, как Мекка для мусульман или Рим для католиков.

Однако сегодня Тибет, этот заоблачный высокогорный край, перестал быть далекой окраиной Китая. Лхаса связана дорогой с Пекином; она открыла ворота для гостей.

В Тибете от кочевья к кочевью ходит много легенд, сказаний, сказок. Чего только не услышишь у задымленного очага в палатке скотовода или в глинобитном домике крестьянина! И о восемнадцати подвигах храброго Кесара, и о трагической гибели двух любящих сердец, разъединенных стремительной рекой; и о волшебных птицах, переносящих вести через горы и долины; и о железном тигре, грызущем землю у подножья Священной горы.

Столетия вносили мало перемен в жизнь тибетцев. Неприступные горы отгородили их от внешнего мира. Горы сближали людей одного рода и отдаляли племена. Горы были молчаливыми свидетелями жестоких битв, которые в Тибете называли «бора» (кровная месть).

Караванщик заменял тибетцам почту и газеты. Его рассказы о виденном и слышанном, передаваясь из уст в уста, обогащались смелой фантазией и превращались порой в легенды.

Подобно многолетним цветам, легенды не умирают. С течением времени они изменяются, приобретают новое звучание. Зайдите сегодня в жилище тибетца. За чашкой горячего чая он все так же поведает вам историю гибели юноши и девушки на берегу стремительной реки, но закончит ее иначе: теперь через эту реку построен железный моет. Расскажет о волшебной птице, которая вдруг окажется почтовой автомашиной, привозящей письма и газеты. Железный тигр обернется в самый обычный трактор, а «красный глаз дракона» – знакомым теперь почти каждому тибетцу кинематографом. И, наконец, летающий дух гор – пассажирским самолетом, который один раз в неделю приземляется на лхаском аэродроме, привозит продовольствие, медикаменты и вместе с ними – слова привета от друзей.

У тибетского народа богатейшее литературное наследство. Оно накапливалось веками, передаваясь рассказчиками и бродячими певцами. Введение национального алфавита в VII веке позволило тибетцам записать многие произведения устного народного творчества.

Книгопечатание в Тибете зародилось сотни лет назад, однако до самого последнего времени грамотных людей здесь почти не было. Это в значительной степени объясняется тем, что школа и книгопечатание полностью находились в руках ламаистской церкви, которая ревниво охраняла Тибет, его материальные и духовные сокровища. Многие древние рукописи до сих пор хранятся в монастырях. В настоящее время ведется работа по выявлению этого ценного материала, его обработке и исследованию. Созданный в Лхасе комитет по делам изданий и переводов приступил к изучению национальной литературы, сбору сказок, легенд, басен, баллад.

Исторические сказания издавна пользовались особенной популярностью у тибетского народа. До создания алфавита они передавались рассказчиками – «ломамали», которые носили за плечами свитки с картинками-иллюстрациями, свернутыми в трубку. Эти свитки за спиной напоминали крылья стрекозы, откуда и появилось название «ломамали», что значит «стрекозы». Позднее, когда была создана письменность, народные сказания легли в основу многих исторических романов («Чжова Само», «Ланса», «Принцесса Вэнь Чэн» и др.).

В тибетских сказках отражены мудрость простых людей, их мечта о лучшей доле. Во многих сказках раскрывается характер тибетцев, их стремление жить в мире с соседними странами («О том, как китайская принцесса стала женой тибетского короля»), прославляется дружба и верность («О братстве», «Цюмэй Раму и Джаси Дордэ»), высмеиваются глупость и невежество помещиков («Кузнец и глупый помещик»). В сказках народ разоблачает жестоких правителей-самодуров («Лиса в личине короля») и выражает благодарность тем правителям, которые стремятся сделать его жизнь лучше («О том, как тибетский народ научился цинко сеять»).

Множество сказок посвящено любимцу тибетского народа – дядюшке Дэнба. Всюду, где появляется веселый Дэнба, – зло наказуется, торжествует добро. Дэнба скромен, весел и мудр; он видит счастье жизни в служении простым людям. В нем воплощены лучшие черты трудового народа.

Советский читатель мало знаком с тибетским фольклором. Настоящий сборник поможет ему лучше узнать обычаи, быт и нравы этого трудолюбивого народа, населяющего самый высокогорный район земного шара – «Крышу мира».

В. Кассис

ЛЕГЕНДЫ

О том, как китайская принцесса стала женой тибетского короля

Рассказывают, что в старину у китайского императора Тай-цзуна[1]1
  Тай-цзун – император династии Таи (618–907).


[Закрыть] была одна-единственная дочь, принцесса Вэнь Чэн. Когда умная и миловидная девушка достигла совершеннолетия, правители шести больших княжеств отправили своих послов в столицу Танского государства просить руки принцессы. Седьмым был посол из высокогорного Тибета по имени Ладун Цэрэн.

«Отказать шестерым, отдать дочь одному – шестерых обидеть, одному доставить радость, – рассуждал владыка. – Как тут быть?» И собрал Тай-цзун всех своих чиновников на совет.

Долго они думали-гадали, наконец придумали. Император пригласил к себе послов, угостил их лучшим китайским чаем и сказал:

– Всех высоких правителей я уважаю и ценю одинаково. Со всеми хотел бы состоять в родстве. Но небо послало мне только одну дочь. Кому отдать ее в жены? Чтобы никому не было обидно, я решил предложить вам три задачи. Моя дочь пойдет в то княжество, посол которого победит.

Поклонились послы и приготовились слушать первую задачу.

А тем временем на базарную площадь столицы верные императорские слуги согнали сто кобылиц и сто жеребят. Кобылиц привязали по кругу к изгороди, а жеребят пустили в середину. В окружении свиты вынесли на носилках Тай-цзуна. Встали за его спиной послы и внемлют каждому императорскому слову.

– Видите этих кобылиц и жеребят, уважаемые послы? Кто определит, от какой кобылицы какой жеребенок, тот и выиграет.

Бросились послы в загон, начали ловить жеребят за хвост. Никто из них прежде не имел дела с лошадьми, никто не знал к ним подхода. Почуяли кобылицы незнакомых людей и давай лягаться да кусаться! Так ни с чем и вернулись шестеро послов, стали просить, у императора прощения.

Настала очередь Ладун Цэрэна. Житель гор, смелый наездник, он отлично знал повадки своих четвероногих друзей. Попросил Ладун Цэрэн принести свежей травы, овса и хорошенько накормить кобылиц. И когда все было выполнено, сытые кобылицы огласили окрестность громким ржанием. Каждый жеребенок откликнулся на зов матери и побежал к ней сосать молоко.

Находчивость Ладун Цэрэна понравилась танскому владыке. «Умный посол не может служить глупому правителю», – подумал он и загнул на правой руке один палец.

На другой день Тай-цзун, посовещавшись с министрами, вызвал плотников во дворец.

– Срубите в лесу столетний дуб да обтешите его так, чтобы оба конца были одинаковы. Потом прикатите бревно на площадь.

Исполнили плотники приказ императора, и слуги опять вынесли Тай-цзуна на площадь. Выстроились за спиной императора послы, ловят каждое слово владыки.

– Видите это бревно? Кто определит, где у дуба был комель, а где вершина, того будем считать победителем.

Долго ходили озадаченные послы вокруг бревна. Измеряли, щупали, пытались поднять, перевернуть… Как разгадать такое, если никто из послов и леса-то настоящего не видал!

Настала очередь Ладун Цэрэна. Житель дремучих лесов, он отлично знал все тайны дерева, мог безошибочно, по пню, определить его возраст; знал, что комель всегда тяжелее вершины. Попросил тибетский посол откатить бревно к реке и сбросить его в воду. Когда все было исполнено, тяжелый комель погрузился в воду, бревно развернулось легким концом вперед и медленно поплыло вниз по течению.

«Полный чайник не гремит, а пустой за версту звенит», – подумал про себя император и загнул второй палец на правой руке.

На третий день император Тай-цзун вновь созвал на совет умных министров.

– Пусть наш владыка, – сказал старший министр, – пригласит во дворец двести девяносто девять девушек, а трехсотая будет Вэнь Чэн. Оденем всех девушек и принцессу в одинаковые наряды и пригласим послов. Посмотрим, отгадают они или нет, которая среди девушек ваша дочь!

Понравилось это предложение императору. «Два человека всегда умнее одного», – подумал он и приказал разослать гонцов во все концы страны собирать девушек. Портным было приказано сшить триста одинаковых платьев, сапожникам – триста одинаковых золотых туфелек, ювелирам – подобрать триста ниток жемчуга одинаковой длины. И не успел еще императорский соловей спеть до конца любимую песню своего хозяина, как все приказания Тай-цзуна были исполнены.

Разряженных девушек вывели на площадь, в окружении свиты вынесли императора на носилках. Пришли и послы. Один Ладун Цэрэн не явился в назначенное время. Разгневался император, подумал: «Можно быть скромным, не будучи мудрым, но нельзя быть мудрым, не будучи скромным. Как посмел тибетский посол ослушаться моего указа!» И тотчас послал он своих верных слуг разыскивать Ладун Цэрэна.

А тибетский посол, узнав от гонцов, какую задачу придумал императорский совет, пробрался в покои владыки и стал выведывать у придворной челяди приметы принцессы Вэнь Чэн. Ему никогда не приходилось бывать в гостях у китайского императора, поэтому он не видел принцессу.

Много ли, мало ли прошло времени, только встретил он наконец императорского дворника. Поведал ему о своем горе и сказал:

– Ни денег, ни наград тебе не обещаю. Но коль поможешь мне в беде – лучшего друга не найдешь.

Признал дворник в Ладун Цэрэне порядочного человека и так ответил:

– Я бы рассказал тебе приметы принцессы Вэнь Чэн, да боюсь, император узнает. Тогда не сносить мне головы!

– Не беспокойся, добрый человек, – отвечал ему Ладун Цэрэн, – видишь тот чугунный котел для варки риса? Полезай в него, садись верхом на метлу, бери в рот этот бычий рог с серебряной отделкой и рассказывай через него приметы Вэнь Чэн. Если потом император велит своему мудрецу разведать, откуда тибетский посол узнал приметы принцессы, тот никогда не укажет на тебя! Всякий уважающий себя мудрец ответит: «Приметы Вэнь Чэн знает святой, который живет на дереве, а дерево растет в железной горе, а гора стоит на огне; рот у святого серебряный, голос – нечеловеческий».

Послушался дворник, выполнил все, как велел его новый друг. Залез в котел, потом от жары обливается.

– Не выбирай самую красивую девушку, не ищи самую высокую. Глаза у принцессы карие, брови черные, нос прямой, губы пухлые. – Выпалил дворник одним духом. – А теперь слушай главное. Вэнь Чэн каждое утро смазывает волосы настойкой из меда. Когда увидишь над головой у девушки пчелок – подходи и смело указывай на нее. Никогда не ошибешься, это и будет принцесса.

Поблагодарил Ладун Цэрэн дворника и пошел на площадь.

Любил китайский император выражать свои мысли народными изречениями. Завидел он подходящего Ладун Цэрэна и говорит:

– Высочайшая башня и та начинается у земли! Не думал ли господин посол, что сам император пойдет приглашать его на смотрины?

Сложил Ладун Цэрэн молитвенно руки, – отдал поклон и говорит:

– О всемогущий император! Я все время провел возле вашего дворца! Можно ли доверять болтливой прислуге в такой ответственный час? Недогляди я – и наверняка кто-нибудь из послов разнюхал бы приметы вашей дочери!

Возликовало сердце императора. «Ну и посол, что за умница! Такому, пожалуй, и третья задача по плечу!» – подумал он про себя.

Бегали, суетились послы шести княжеств возле девушек. За руки трогали, заговаривали, в глаза заглядывали. А время шло да шло. Только один Ладун Цэрэн стоял в стороне да изредка на небо поглядывал. И когда солнце стало в зените и пчелы полетели собирать мед, приметил тибетский посол, что над головой одной из девушек кружится маленькая пчелка. Ладун Цэрэн подошел к девушке и с низким поклоном спросил:

– Не ты ли будешь прекрасная принцесса Вэнь Чэн, славная дочь танского императора?

Зарделась принцесса, глаза опустила и тихо ответила:

– Не ошибся посол, я самая.

– Вот уж воистину говорят, что знание – сокровище, которое повсюду следует за тем, кто им обладает! – воскликнул Тай-цзун и позвал мудрецов.

– Скажи, учитель, как узнал уважаемый посол приметы моей дочери?

Задумался мудрый старец, достал из кувшина связку бамбуковых палочек, выдернул из связки одну, потом другую и начал рассказывать про какого-то святого, который живет на дереве, а дерево то растет на железной горе, а гора стоит на огне…

– Рот у святого серебряный, а голос нечеловеческий. Он один и знает все приметы вашей дочери, – закончил мудрец.

Выслушал император мудреца, позеленел от злости да как закричит:

– Вздор ты несешь, глупый старик! «Дерево, гора, огонь!» Нет никакого толку от твоего гаданья. Советую тебе, да и вам, послы, поучиться уму-разуму у Ладун Цэрэна. Я, император Тай-цзун, соглашаюсь на брак моей дочери Вэнь Чэн с тибетским королем Сунцзан Каньбу и перед всеми даю торжественную клятву в том, что не нарушу свое слово. Живите, дети, в мире и счастье! – И загнул третий палец на правой руке.

Тогда тибетский посол, глубоким поклоном поблагодарив императора, сказал:

– Решил я все три задачи, владыка Тай-цзун. Можешь ли ты выполнить теперь одну мою просьбу?

– Не оставайся в долгу перед землей, и тогда земля не останется в долгу перед твоим желудком, – отвечал китайский император, – проси, посол, что хочешь, все выполню!

– Когда станешь снаряжать дочь в далекий путь, не дари ей богатое приданое: в нашем краю много золота и серебра. Дай Вэнь Чэн пять мешков отборных семян, пять добрых плугов и пять лучших ремесленников: плотника, кузнеца, ковровщика, гончара и ювелира, – сказал Ладун Цэрэн и попросил разрешения удалиться.

– Иди в Тибет, лучший из лучших послов, поклонись королю Сунцзан Каньбу. Пусть он ждет принцессу Вэнь Чэн и все, что ты просишь. А за твой ум я дарю тебе вот это. – И Тай-цзун снял с пальца драгоценный перстень.

Поблагодарил посол императора за почетный подарок, вскочил на коня и помчался на запад. А навстречу ему дворник.

– Эй, друг, иди-ка скорее сюда. На, держи, – и Ладун Цэрэн бросил к ногам удивленного работника императорский перстень. – Это за твои заслуги, приятель!

Время шло. Принцесса Вэнь Чэн прибыла в Лхасу и вышла замуж за короля Сунцзан Каньбу. Она твердо помнила наказ отца: «Отныне китайский и тибетский народы будут жить в дружбе и единстве». Принцесса научила тибетцев ткать пряжу, плавить металл, делать бумагу, строить дома, обрабатывать землю и многому другому. Счастливы и довольны были такой дружбой и тибетцы и китайцы.

И если вы сегодня побываете в освобожденном Тибете и встретите рассказчика, первая легенда, которую вы услышите от него, будет называться «О том, как китайская принцесса стала женой тибетского короля».

Цюмэй Раму и Джаси Дордэ

По склону горы Чжилин сотни лет бежала река. Много легенд о ней ходило среди жителей окрестных кочевий. Но одну из них знали все – от мала до велика. Особенно хорошо умел ее рассказывать старый скотовод Гюцэн. Вечером он приходил к реке, садился, поджав под себя ноги, закуривал трубку и говорил:

– Слушайте повесть о реке Разлуке, красавице Цюмэй Раму и храбром Джаси Дордэ.

И мы слушали…

Давным-давно с горы Чжилин в озеро рухнула огромная глыба льда. Вода вышла из берегов, затопила долину и за одни сутки проложила новое ложе в сером граните. Поток разделил два племени, жившие прежде в мире и согласии. И заспорили вожди племен: кому должна принадлежать река? Кто может пить из нее воду? Началась вражда, которая закончилась печальной историей.

В тот самый год, когда случился обвал, умерла жена вождя с северного берега реки. Убитый горем вождь бродил в горах ровно двадцать дней и двадцать одну ночь. А когда вернулся, все увидели, что следом за вождем верные слуги ведут лошадь, а на ней в дорогих одеждах сидит невиданная красавица. Огнем горят черные очи, длинные косы золотыми змейками сбегают по стройной спине, ярче полевых маков рдеют алые губы.

Дорого заплатил вождь за новую жену. Сорок тюков зеленого чая, сорок кусков ячьего масла и сорок самых добрых верховых коней из своего табуна отдал он богатому скотоводу Чорджи, отцу красавицы.

Молодая женщина знала себе цену. Она требовала от вождя дорогих подарков, украшала волосы и шею драгоценными каменьями, одевалась в лучшие сукна, которые привозили купцы из далеких стран. Никогда не омрачалось светлое лицо красавицы, ее белая кожа не знала морщин. Но годы бежали, жизнь постепенно брала свое, увядала былая краса.

Однажды в дом вождя забрела старая гадалка.

– Скажи мне, есть ли на свете женщина прекрасней меня? – спросила дочь Чорджи у гадалки.

– Есть, моя госпожа, – ответила та. – Ваша падчерица Цюмэй Раму красивее всех женщин, которых я встречала.

Гневом вспыхнули глаза госпожи. «Может быть, солнце взошло на западе? Я не потерплю такого, я красивее всех на свете! Может быть, реки потекли вспять? Может быть, мыши стали выть по-волчьи? Я не потерплю такого, я красивее всех на свете!» – подумала она и прогнала гадалку прочь со двора.

А Цюмэй Раму и вправду была красавицей из красавиц. Черные тонкие брови изогнуты дугой, цвет лица ярче утренней зари. Стройный стан, быстрые ноги и ловкие руки, золотое сердце и горячая душа, во всей округе не сыщешь хозяйки лучше Цюмэй Раму. Могла она за один день выткать целый кусок сукна, выдоить стадо коров, приготовить несколько бочонков часуймы[2]2
  Часуйма – тибетский чай с маслом и солью.


[Закрыть], пережарить десять мешков ячменя.

Разве можно не полюбить такую девушку?!

Велик соблазн надкусить спелое яблоко. Нет выше наслаждения, чем слушать соловьиные песни. Много парней ходило вокруг юной Цюмэй Раму. Но никто из них не мог покорить пылкое сердце красавицы горянки. Любимый Цюмэй Раму жил за рекой, в племени врагов ее отца. Это был Джаси Дордэ – сын самого храброго охотника, лихой наездник, первый красавец в округе. Чуткий олень падал, сраженный первой стрелой Джаси Дордэ. Он удерживал за рога сразу двух разъяренных быков. Не устоял он лишь перед красой Цюмэй Раму.

Каждое утро девушка гоняла стадо овец на заливной луг. Здесь, под шелест волны, молодые люди, разделенные рекой, пели веселые песни, рассказывали друг другу разные истории, смеялись. Река была молчаливой свидетельницей их большой и трогательной любви, которая росла, как побеги молодого бамбука после весеннего дождя. Сердца влюбленных были переполнены счастьем, и не думали они, что, кроме любви, на свете живут месть, вражда и ненависть…

День ото дня сохла и старилась жена вождя племени с северного берега. Злобой переполнялось ее сердце. Мысль о красавице падчерице не оставляла ее ни днем, ни ночью. Черная злоба отравляла ее жизнь, и она решила убить Цюмэй Раму.

Как-то утром, когда девушка умывалась в холодном роднике возле дома, с ее руки соскользнуло в прозрачную воду серебряное запястье невиданной чеканной работы – дорогой подарок Джаси Дордэ.

– Ты, негодная девчонка, украла мое запястье! – закричала мачеха и бросилась его отнимать.

– Это подарок моего лучшего друга Джаси Дордэ, – смело ответила Цюмэй Раму, – и я никому его не отдам!

«Джаси Дордэ! Тот самый смельчак и красавец, о котором столько говорят! И он полюбил не меня, а эту мерзкую девчонку, – подумала мачеха, и гримаса исказила ее лицо. – Ну, подождите, утоплю я вашу любовь в твоих, Цюмэй Раму, слезах!»

На зорьке, когда падчерица ушла со стадом на берег реки, злая мачеха позвала слугу и приказала ему:

– В этом колчане две отравленные стрелы. Пойдешь на берег реки и выпустишь одну стрелу в Цюмэй Раму, а другую – в Джаси Дордэ.

Слуга покорно принял из рук госпожи смертоносное оружие и отправился к реке.

Но едва он увидел влюбленных, его сердце забилось, и колчан упал на землю. Достал слуга стрелы, надкусил свой палец и выдавил по капельке крови на каждую.

– Выполнил твою волю, госпожа, – сказал, возвратясь домой, слуга. – На стрелах осталась кровь твоих врагов.

Обрадовалась злая мачеха и велела позвать гадалку.

– Скажи, есть ли женщина красивее меня?

– Твоя падчерица, госпожа, красивее тебя, красивее всех на свете.

«Как так? – покраснела от злости мачеха. – Презренный слуга обманул меня! Велю и его казнить!»

На другой день кликнула она своего сына.

– В этом колчане две отравленные стрелы. Пойдешь на берег и выпустишь одну стрелу в Цюмэй Раму, а другую – в Джаси Дордэ.

– Не смею ослушаться воли матушки, – сказал сын.

Но стоило ему увидеть влюбленных, как руки у него опустились, и колчан упал на землю.

«Я такой же молодой, как они, – подумал юноша, – могу ли я убить невинных людей?»

Он выпустил одну стрелу в ворона, а другую – в филина, обмазал кровью птиц стрелы и пошел домой.

– Выполнил твою волю, мать, – сказал сын и достал окровавленные стрелы.

Обрадовалась злая женщина и велела позвать гадалку.

– Скажи, есть на свете женщина красивее меня?

– Твоя падчерица, госпожа, красивее тебя, красивее всех на свете.

«Проклятье! И собственный сын обманул меня! Велю запороть его плетьми!»

На третий день, когда Цюмэй Раму ушла со своим стадом к реке, злая мачеха схватила лук, стрелы и бросилась вдогонку. Первой стрелой она ранила в ногу Джаси Дордэ, но убить юную Цюмэй Раму ей не удалось: тетива со звоном лопнула.

Пуще прежнего рассвирепела мачеха и, что было сил, припустилась домой – новый лук искать. А Цюмэй Раму тем временем переплыла реку и стала ухаживать за раненым возлюбленным.

– Нас никто с тобой не может разлучить, – успокаивала она Джаси Дордэ.

– Да, – отвечал он со слабой улыбкой. – Мы всегда будем вместе. Но сейчас ты должна вернуться домой. Если люди моего племени увидят тебя – нам обоим будет худо. Иди, а я поползу к своей палатке и выпью целебную травяную настойку. Если завтра ты заметишь белые облака над моим жильем – значит, я спасен. Если черные тучи закроют небосвод, тогда…

В слезах провела Цюмэй Раму остаток дня и ночь. А на зорьке, когда она погнала стадо к реке, из-за дальних гор вдруг показались мрачные тучи. Они надвигались быстро, неотвратимо, неся с собой страшную весть о смерти Джаси Дордэ. Над горными кручами закружили орлы.

Затуманились карие глаза юной горянки, глухие рыдания вырвались из ее груди. Замолкли детский смех, веселые песни молодежи. В монастыре забили в барабаны монахи. Три дня перед статуей золотого Будды читали они заклинания. Три дня плакали родные и близкие Джаси Дордэ. На четвертый день в центре селения был разложен большой костер: по древнему тибетскому обычаю тело умершего от яда должно быть предано огню.

В назначенный час все племя с южного берега собралось на площади. Люди стояли понурившись, в скорбном молчании. Только невнятное бормотание монахов да треск сухого валежника нарушали гробовую тишину.

Никто не заметил, как юная Цюмэй Раму протиснулась сквозь толпу. Она подошла к самому костру, где лежало тело возлюбленного, и громко крикнула:

– Смотрите все! Ничего не было сильнее нашей любви! Ничто не может разлучить нас: ни злые люди, ни вода, ни огонь. Смотрите, люди! – И с этими словами Цюмэй Раму бросилась в бушующее пламя.

Когда отец и злая мачеха узнали об этом, на том месте, где пылал костер, остался лишь пепел. «Пусть и после смерти их души живут отдельно», – решила про себя злая мачеха и спросила мужа:

– Чего больше всего боялась Цюмэй Раму?

– Зеленой жабы, – ответил убитый горем отец.

– А чего боялся твой сын? – спросила она у отца Джаси Дордэ.

– Мой сын был храбр. Ничто не могло его устрашить. Он только ненавидел ядовитых змей.

Злая мачеха позвала слугу и велела ему поймать зеленую жабу и ядовитую змею и бросить их в пепел. Как только приказание было выполнено, пепел разделился на две половины. Прах Цюмэй Раму и Джаси Дордэ похоронили на северном и южном берегах, друг против друга. Весной на могильных курганах выросли тенистые ивы, их ветви сплелись между собой. Враждовавшие племена увидели в этом добрый знак и порешили восстановить мир.

Только одна злая мачеха была недовольна. Она велела слуге спилить деревья и пустить их вниз по реке. Но на следующую весну из земли снова показались зеленые побеги. Они тянулись вверх так быстро, как это бывает лишь в сказках. И опять мачеха позвала к себе слугу. Теперь она велела выкопать ивы и перенести одну за горы, где много соленых озер, а другую на южный склон горы Чжилин, где много чайных кустов.

«От соли погибнут корни; а чайные кусты задушат молодой побег», – думала злая женщина.

Но ее черным мечтам не суждено было сбыться.

– С той поры, – закончил свой рассказ старый скотовод, – в память о двух любящих сердцах, в нашем народе заведен обычай: пить чай вместе с солью. Добрые силы сильнее злых. Чай и соль означают единство.

– А почему, старик, ты называешь реку Разлукой? – спросил я рассказчика.

– Есть и на это ответ. Злую мачеху звали Тусин, что значит «разлука». Ее именем и назвали реку. С той поры она рассказывает людям историю о злой мачехе и двух любящих сердцах. Я подслушал ее и рассказал тебе, а ты поведай другим. Пусть все знают: у всякого зла, как и у реки, есть конец.