Текст книги "Счастье Муры"

Автор книги: Наринэ Абгарян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава 4
Бабушка грозится кузькиной матерью

«Неделя – это очень долго» – думала утром Мура, собираясь в садик.

Дворник Касим с таким остервенением шкрябал по тротуару метлой, что слышно было аж на восьмом этаже. Мура прижалась носом к оконному стеклу, понаблюдала за ним. Вздохнула, пошла чистить зубы.

Консьержка Римма Петровна, водрузив на корявый нос крохотные очки, внимательно читала объявления на последней странице журнала. Заметив выходящих из лифта Муру с бабушкой и Гришей, она распахнула окно своей комнатушки.

– Зинаида Андреевна, как вам это нравится? «Потомственная ведунья в восьмом поколении матушка Аглая вылечит язву двенадцатиперстной кишки и другие заболевания опорно-двигательного аппарата за один сеанс магии и колдовства».

– Очень не нравится, – хмыкнула бабушка.

– И ведь кто-то попадается на такие идиотские объявления!

– Идиоты и попадаются.

Римма Петровна кивнула и, посчитав беседу законченной, захлопнула окно. Но возмущаться не перестала.

– Бу-бу-бу-бу-бу, – раздавалось из её комнатушки.

– Бабуль, а чего вы так рассердились? – спросила Мура.

– Развелось шарлатанов, вот и сердимся.

– А что такое шарлатаны?

– Обманщики.

– А-а-а – протянула Мура – понятно.

Гришка помахал им рукой и скрылся за воротами школы. Над многоэтажным домом, что возвышался за парком, кружила целая стая большекрылых голубей. Мура понаблюдала за их полётом, вздохнула:

– Бабуль, ты бы хотела летать?

– Не знаю. Наверное, хотела бы.

– Вот и я бы хотела.

Светофор моргнул жёлтым, переключился на красный. В специальном окошке для пешеходов весело зашагал зелёный человечек.

– Пошли. – Бабушка шагнула на пешеходную линию, потянула за руку Муру.

– Вот если бы мы умели летать, то не стали бы дожидаться, пока включится светофор. Просто перелетали бы дорогу, – мечтательно закатила глаза Мура.

– Тогда бы, наверное, придумали правила полёта по городу? – предположила бабушка.

– Это как?

– А вот как. Представляешь, если бы все люди разом взлетели? Наверху негде было бы протолкнуться. Поэтому если бы мы умели летать, то и в воздухе висели бы светофоры.

Мура представила потоки летящих над головой людей, светофоры, которые, мигая огнями, пропускают то тех, то этих…

– Всё равно было бы здорово!

– Наверное, да, – согласилась бабушка.

– Интересно, Вася и в воздухе бы себя плохо вёл?

Бабушка издала очень странный звук. Словно из неё разом выпустили весь воздух.

– Сколько дней прошло после нашего с Володей телефонного разговора?

– Три.

– Подождём до пятницы, а там я покажу родителям Васи кузькину мать.

Мура похолодела. Если бабушка грозится показать кузькину мать, то дело заканчивается скандалом. Как в тот день, когда в дверь квартиры позвонили какие-то тётеньки с подозрительно честными глазами и предложили купить за пятьсот рублей лекарство от тараканов. Бабушкина кузькина мать в тот день гремела аж на все восемь этажей, которые тётеньки преодолели за рекордно короткое время, не дожидаясь лифта.

Муре стало страшно за маму и папу Васи. Хоть они и родили противного мальчика, но кузькиной матери всё равно не заслужили.

– Может, обойдётся? – нерешительно предположила Мура.-Может, Васе занятия с Анной Гавриловной помогут?

Анна Гавриловна – садиковский психолог. Вот уже три дня она занимается с Васей. Правда, пока без особых результатов. Вася, как третировал свою группу, так и продолжает третировать. И останавливаться на достигнутом не собирается.

– Там посмотрим, – хмыкнула бабушка.

Скоро показался высокий забор детского сада. Кругом было пустынно и совсем тихо.

– Кажется, мы сегодня первые, – сказала бабушка.

Но она ошиблась. Впритык к воротам стояла большая чёрная машина. Мура сразу её узнала – на ней привозили и увозили Васю. Обычно водитель сопровождал его наверх. Но сегодня он почему-то переминался с ноги на ногу у ворот.

– Здравствуйте, – звонко поздоровалась Мура.

– Доброе утро – отозвался водитель. И зачем-то добавил: – И вам не хворать. – А потом засуетился, распахнул калитку: – Проходите.

– Спасибо – поблагодарила бабушка.

– Там наверху мама Васи – зачем-то сообщил водитель. И смутился.

– Мама Васи? – нехорошо прищурилась бабушка. – И что она там делает?

– Разговаривает с воспитательницей.

Бабушка пожевала губами:

– Мура, я, пожалуй, не стану заходить к вам. От греха подальше.

– Хорошо, бабуль.

Мура чмокнула бабушку в мягкую щёку и заспешила наверх. Ей не терпелось взглянуть на маму Васи. Интересно, как выглядят женщины, у которых получаются такие зловредные сыновья?

Глава 5
Счастливая развязка

Васина мама была очень похожа на сына. Такая же крупная, круглолицая, с высоко вздёрнутыми бровями. Она стояла посреди раздевалки и пахла сладкими духами. Мура потянула носом, чихнула.

– Вы должны уделять больше внимания сыну, – говорила маме Васи Нина Григорьевна. При виде Муры она оборвала себя на полуслове, поздоровалась, подождала, пока та переоденется и уйдёт в игровую комнату.

– Но мы много работаем, у нас нет времени, – сердито ответила мама Васи. Она говорила так громко, что слышно было даже за закрытой дверью.

– Пожалуйста, тише. Я бы не хотела, чтобы наш разговор слышали дети.

– А я не умею по-другому!

Вася притаился за дверью и делал вид, что ему совершенно безразличен разговор взрослых. А чтобы никто не сомневался в его безразличии, он разрисовывал дверь цветными мелками. Сколько хватило роста.

Мура пригляделась. Вася нарисовал вражеский самолёт. Самолёт летел по небу и отплёвывался тяжёлыми чёрными бомбами.

– Он потому такой ершистый, что… – Нина Григорьевна на минуту подняла голос, а потом, спохватившись, снова перешла на шёпот.

– Не выдумывайте. У него всё есть! – прогромыхала мама Васи.

Нина Григорьевна заговорила быстро, но ничего, кроме «проще откупиться», которые она повторила несколько раз, дети не расслышали.

Мура немного подумала и решила завести разговор с Васей. Чтобы отвлечь его от беседы взрослых. А то, судя по количеству бомб, выпущенных самолётом, беседа Васе явно не нравилась.

– Давай я помогу тебе смыть рисунок, – предложила она.

– Ещё чего!

– Тебя ведь снова отругают.

– Ну и пусть!

– На двери нельзя рисовать.

– А мне можно. Мне вообще всё можно.

Мура ушла в туалетную комнату, намочила и тщательно отжала тряпку, которой тётя Галя мыла подоконники. Вернулась к Васе:

– Давай я всё-таки сотру рисунок. А то тебя в угол поставят.

Вася промолчал, но подвинулся, чтобы Муре было легче смывать рисунок. Мура сильно удивилась, но не подала виду.

– У тебя есть книга про динозавров? – спросила она.

Вася ничего не ответил. Он угрюмо наблюдал, как влажная тряпка стирает самолёт с бомбами.

– А знаешь, кто самый страшный динозавр? – как ни в чём не бывало продолжила расспросы Мура.

Вася недовольно фыркнул, отобрал у неё тряпку и сам домыл дверь. Попинал ножку стола. Громко почесал себя в живот.

– Ну и кто самый страшный динозавр? – наконец не выдержал он.

– Тираннозавр, – с готовностью откликнулась Мура. – Он очень кровожадный и ужасный. А знаешь, кто самый большой динозавр?

– Знаю.

– Кто?

– Ну такой, зелёный. С длинной шеей.

– Амфицелия.

– Ага, амфицелия.

– А самый маленький?

– Не знаю.

– Компсогнат! Он ростом с обычную собаку.

У Васи вытянулось лицо:

– Как ты эти трудные слова запоминаешь?

– Нравятся, вот и запоминаю. Правда, я всего три таких слова знаю. Тираннозавр, амфицелия и компсогнат. Другие запомнить не могу.

Вася подумал.

– А ты смотрела мультик «Мама для мамонтёнка»? Там мамонтёнок потерялся и искал свою маму, – спросил он.

– Смотрела, ага.

К тому времени, когда стали приходить другие дети, Мура с Васей успели обсудить все свои любимые мультики. Мура тихо радовалась тому, что Вася сегодня не такой, как обычно. Оказывается, он вполне себе нормальный мальчик. Если увлечь его интересным разговором.

К сожалению, покладистость Васи закончилась ровно в тот миг, когда в комнате появились остальные ребята. В его голове словно щёлкнул какой-то переключатель, и он снова принялся задирать всех и отбирать игрушки. Но теперь Вася делал это не с обычным энтузиазмом, а словно по привычке. А потом вообще помог Свете Петровой пристегнуть застёжку на сандалии. Света так удивилась, что несколько секунд простояла с широко разинутым ртом. А потом всё-таки очнулась и поблагодарила Васю. Вася дёрнул её за косичку, чтоб не задавалась, правда, небольно дёрнул, и только за одну косичку, а потом принялся носиться по комнате и биться плечом то в одну, то в другую стену.

– Посторонись! – кричал он. – А то зашибууу!!!

Пока дети под бдительным оком нянечки тёти Гали собирались в игровой комнате, с Васиной мамой общалась психолог Анна Гавриловна. Разговор получился тяжёлый – Васина мама не соглашалась с тем, что её сыну не хватает внимания и любви родителей.

– Мы его любим! Мы для него всё делаем! Мы даже работаем так много потому, что хотим ему обеспечить нормальное будущее! – твердила она.

– Поймите меня правильно, – говорила ей ровным голосом Анна Гавриловна, – ребёнок нуждается в общении с вами. Никакие няни, никакие игрушки ему вашу любовь не заменят.

– Но мы очень стараемся…

– Значит, недостаточно стараетесь! Обнимайте чаще Васю, говорите, как сильно вы его любите. Проводите с ним выходные. Чем больше вы вложите в него любви, тем счастливее будет ваш сын.

– Я подумаю, – поджала губы мама Васи.

– Здесь не думать надо, а действовать, – Анна Гавриловна встала, протянула ладонь: – До свидания.

Васина мама пожала протянутую руку психолога и молча, не попрощавшись, вышла из кабинета.

– Ну как? – заглянула в кабинет Нина Григорьевна.

– Надеюсь, я до неё достучалась.

Когда Нина Григорьевна вернулась в группу, дети завтракали овсянкой, бутербродами с сыром и какао.

– Поговорили? – спросила шёпотом тётя Галя.

– Поговорили.

– Как успехи?

– Не знаю. Поживём – увидим.

День прошёл как обычно – занятия по математике (Вася сломал три карандаша – просто так, ради интереса, чтобы узнать – сломаются они или нет). Прогулка (Вася взобрался на дерево, чтобы скинуть оттуда кормушку для птиц, зацепился за ветку штанами и, если бы не вовремя подоспевшая воспитательница, рухнул бы на землю и переломал себе руки-ноги). Обед (Вася вышиб стул из-под Серёжи, хорошо, что Серёжа успел уцепиться за край стола и не упал). Тихий час (тётя Галя периодически заглядывала в спальную комнату и каждый раз удивлялась, до чего же мирный вид у спящего Васи). Полдник (Вася вылил остатки кефира за шиворот Пете Романову, пришлось тёте Гале, по привычке ругая Васю фруктом, отмывать пострадавшего и его футболку).

А потом все вздохнули с облегчением, потому что за Васей пришёл папа. Настоящий. Высокий, худой, в костюме и галстуке. С пятью воздушными шарами-уточками на разноцветных ленточках. Вася был так удивлён, что даже не взглянул на уточек. Он какое-то время заворожённо смотрел на отца, словно не веря своим глазам, а потом молча надел ветровку. Сам.

– Сегодня мы пойдём домой пешком, – сказал ему папа. И посмотрел на Нину Григорьевну так, словно сдаёт ей экзамен. Нина Григорьевна незаметно кивнула.

– Совсем пешком? – не поверил ушам Вася.

– Совсем. Прогуляемся, поговорим о том о сём. Поедим мороженое. Ты какое любишь?

– Любое! – быстро ответил Вася и взял папу за руку. – Пошли.

Дети наблюдали в окно, как они идут по детсадовскому двору. Вася вертелся, скакал на одной ножке и сыпал вопросами, но руки отца не выпускал. Утки на ленточках подпрыгивали в такт его подскокам и весело переливались на солнце. Папа сначала чеканил шаг, потом расслабил узел галстука, снял пиджак и перекинул его через локоть.

– Ты знаешь, кто самый страшный динозавр? – долетел до ребят голос Васи.

– Налоговый инспектор?

– Ну пап!

Мура смотрела вслед Васиному папе и тихо радовалась. Он такой худенький и несчастный, и голова вся в лысине. И уши большие, как у мамонтёнка из мультика. Такой бы точно бабушкину кузькину мать не пережил. «Хорошо, что всё обошлось», – думала Мура и с умилением наблюдала, как над Васей и его папой весело перемигиваются воздушные уточки.

Глава 6
Чемодан и бешеная газонокосилка

– Любовь нечаянно нагрянет – поёт бабушка. – Когда её совсем не ждёшь!

Мура слов не знает, поэтому просто напевает мелодию.

Гришка уткнулся носом в окно и делает вид, что не имеет к ним никакого отношения. Надо же чего придумали – на людях петь. Он провожает взглядом проплывающие за окном деревья и делано хмурится. Взаправду хмуриться не получается, потому что у него счастье. Начальную школу закрыли на карантин. Несколько учеников заболели коклюшем, и с первого по четвёртый классы отправили по домам. На целых две недели.

И теперь они едут на электричке в деревню. Проводить карантин на свежем воздухе.

– Сердце, тебе не хочется покоя! – негромко поёт бабушка. Но Гришке кажется, что она поёт на весь вагон. Мура тоненьким голосом подпевает, смешно закатив глаза. Гришка, сурово глядя в окно, считает минуты. Осталось потерпеть совсем чуть. Скоро уже станция.

Дед не подкачал. Явился на вокзал при полном параде – в рыбацком плаще, бейсболке с надписью «Кока-кола» и с Валентиной на поводке.

Мура с разбега кидается ему на шею, подставляет для поцелуя одну щеку, потом другую.

– А где Толик?

– Дома оставил. За старшего.

Гришка крепко обнимает деда.

Бабушка от поцелуя уворачивается.

– Семьдесят лет, а туда же – ворчит недовольно.

– Во-первых, шестьдесят четыре! – возмущается дед.

– А во-вторых, бери сумки и двигайся в путь. Нечего на станции лясы точить, – отрезает бабушка.

– Ишь, кума, на попе бахрома, – хмыкает дед.

До деревни минут тридцать, наискосок по небольшому полю, а потом по краю леса. Впереди скачет довольная Валентина. Следом идёт дед, несёт две большие сумки. За ним, отчаянно размахивая руками, спешит Гришка. На спине у него набитый всяким добром рюкзак. Мура тащит плетёную корзинку с припасами: пирожки с картошкой, блины, запечённая курица. Гришка хотел забрать у неё корзинку, но она не дала. Потому что тоже помощница. Процессию замыкает бабушка. У неё в руках чемодан. В чемодане немного тёплых вещей и спальный мешок. Бабушка его в спортивном магазине за большую скидку взяла.

– Вот и будет тебе спальное место, – объявила она Гришке.

Гришка ночь провёл в мешке. Из интереса. Спать ему было тепло и уютно. Но не очень свободно – ноги не раскинешь, волчком не повертишься.

– Заодно приучишься ночевать как нормальный человек, – обрадовалась бабушка.

Нести чемодан ей очень неудобно – он хоть и не тяжёлый, но большой, аж громоздкий. В городе с ним намучились, пока до вокзала добирались, а теперь по дороге в деревню приходится страдать. Бабушка постоянно цепляется чемоданом о кусты и сучья, ругает его дубиной стоеросовой.

– Зиночка, оставь его на дороге. Я потом заберу, – предлагает дед.

– Нет уж! – отрезает бабушка. – Обернёшься – а его унесли.

– Была бы верёвка, мы бы привязали её к ручке чемодана. – вдруг говорит Гришка.

– А дальше чего? – любопытствует бабушка.

– И потащили бы его по траве.

– Здрассьти-приехали! – говорит бабушка. – Только этого нам не хватало.

Дед замедляет шаг:

– А что? Это мысль!

– Вот только не надо… – раздражается бабушка, но уже поздно. Дед останавливается, ставит на землю сумки.

– Зиночка, дай мне его сюда.

– Не дам!

Дед молча подходит, отбирает у бабушки чемодан.

– Гришка, у тебя брюки на ремне?

– Неа.

– Жаль, и у меня не на ремне. Может, в вещах что-нибудь подходящее есть? Пояс от халата, например?

– Нету, – быстро отвечает бабушка.

Дед смотрит на неё внимательно.

– А если найду?

– Этот человек меня с ума сведёт! – хлопает себя по бокам бабушка.

Мура цепенеет. Раз бабушка назвала деда «этим человеком», значит, до ссоры недалеко. Но дед словно не слышит сварливого голоса. Он отстёгивает ошейник Валентины и пристёгивает его к ручке чемодана.

– Делов-то! – довольно крякает он.

Потом полностью раскрывает чемодан и укладывает на траву.

– Сани поданы, – говорит дед. – Давайте сюда ваши баулы.

Он забирает у Муры плетёную корзинку, а у Гришки – рюкзак. А потом ещё убирает в чемодан свои сумки. Получается целый ворох вещей, зато руки теперь у всех свободны.

– В путь! – командует дед и тянет за ошейник.

Чемодан скользит по траве неохотно, натыкается на торчащие из земли корни деревьев. Гришка подталкивает его, задаёт нужное направление.

– Совсем испортите! – причитает бабушка. – На нём и так живого места нет.

– Раз живого места нет, зачем переживать? – отмахивается дед.

– Так обратно через две недели ехать! Куда мы вещи сложим?

– Мы же хотели чемодан в деревне оставить! – совсем некстати вспоминает Гришка.

Бабушка многозначительно на него моргает. Дед смеётся.

– Чья корова бы мычала, Зина, а твоя бы ворчала.

Скоро показывается деревня. Чемодан выезжает на неровную дорогу, трясётся по колдобинам. Но героически едет.

Самый крайний дом принадлежит бабе Варе. У бабы Вари два зуба: один сверху и один снизу. От этого баба Варя очень страдает. Денег на протезы нет, а поговорить охота. Но с беззубым ртом особо не поговоришь – вместо слов получается одно шамканье. Поэтому баба Варя молча провожает глазами чемодан на ошейнике. У бабы Вари взгляд говорящее слов.

– Здорово, Егорыч, – выходит к ним председатель сельсовета. – Я смотрю – бурлаком заделался.

Что такое бурлак, Мура не знает. Но на всякий случай за деда обижается. Бабушка выступает вперёд, чтобы поставить на место председателя, но не успевает ничего сказать. Потому что в следующую секунду раздаётся такой нестерпимо громкий вой, словно одновременно заработали пятьсот электрических пил. Не успевают все обернуться на этот чудовищный звук, как из соседнего двора вылетает блестящий чёрный агрегат. У агрегата зверский вид и торчащая вверх ручка. На конце ручки болтается дед Макар, которого все зовут Николаичем.

– Поооберегиииись! – клацает зубами Николаич, тщетно пытаясь справиться с взбесившимся агрегатом. Но куда там! Агрегат, свирепо рыча и набирая скорость, летит на людей. Ещё немного – и врежется в них!

Но тут просыпается бабушка. Она отталкивает в одну сторону Муру с Гришкой, в другую деда с председателем, опрокидывает вещи из чемодана и с хэканьем кидает его в агрегат.

Чемодан, описав короткую дугу, врезается Николаичу в лоб. «Поберегись» захлёбывается на полуслове. Сражённый коварным ударом, Николаич замолкает и аккуратно падает на землю. Зато пристёгнутый к чемодану ошейник каким-то удивительным образом цепляется свободным концом за ручку рычащего агрегата. И тот, бешено завывая, мчится по деревенской дороге дальше, волоча за собой грохочущий чемодан. Баба Варя по пояс вылезает в окно. Сегодня она побивает все мировые рекорды по выразительности взгляда.

Вдруг из двора Николаича выбегает какой-то мужчина. Муре сначала кажется, что это белобородый старик. Но потом она понимает, что лицо мужчины покрыто пеной для бритья. Пена от бега лезет в рот и в глаза. Не обращая на это внимания, мужчина мчится за агрегатом и исчезает за поворотом. Через секунду вой обрывается и воцаряется звенящая тишина.

– Догнал, – говорит Николаич. Все оборачиваются на него. Он сидит посреди дороги и осторожно щупает ссадину на лбу.

– Легко отделался, – рассматривает ссадину председатель. – А ведь мог без головы остаться!

– Что это было? – отмирает, наконец, бабушка.

– Сын вчера подарок привёз. Эту, как её. Газонокосилку. Ну я решил включить. Видно, не на ту кнопку нажал.

Из-за поворота показывается сын Николаича дядя Илья. Он катит перед собой подозрительно тихую газонокосилку и тащит многострадальный чемодан. Баба Варя выходит к нему с вышитым рушником, показывает жестами – утри лицо.

– Спасибо, не надо, – говорит дядя Илья. – Пойду, добреюсь.

Баба Варя мелко кивает. Смотрит на него как на героя войны.

У Николаича лицо нашкодившего ребёнка.

– Надо было сначала инструкцию прочитать, да? – заискивающе заглядывает он сыну в глаза.

– Надо было, – говорит дядя Илья, вручает Гришке чемодан и катит дальше газонокосилку.

Дед с бабушкой загружают вещи обратно в чемодан. Председатель молча отгоняет Валентину от своего крыжовника. Пока никто не видел, Валентина подъела проплешину в кустарнике. В другое время председатель полез бы скандалить, но сейчас не решается. Его останавливает чемодан. Он видел, как метко кидается им бабушка. Поэтому он отгоняет Валентину в сторону и уходит в дом.

– Вот это даааа! – У Гришки от возбуждения горят щёки и блестят глаза.

– Вообще! – соглашается Мура.

Глава 7
Пострадавший Николаич

На следующий день оказывается, что у Николаича сотрясение мозга. Диагноз ему Вера Самсоновна поставила. Она раньше преподавала в школе биологию. Больница в райцентре – не наездишься. Вот и бегает вся деревня к Вере Самсоновне за лечением. Потому что биолог, хоть и бывший, плохого не посоветует!

Бабушка, как узнала про сотрясение, тут же замесила тесто для яблочного пирога. Пока тесто доходило, она маялась совестью.

– Не переживай, – подбадривает её дед. – Ты же не специально.

– Конечно, не специально! – возмущается бабушка. – Если бы специально, он сотрясением мозга не отделался бы!

Когда пирог испёкся, она заворачивает его в фольгу, берёт в секунданты мужа с внуками и идёт проведывать больного.

Сын Николаича колет дрова. При виде гостей откладывает топор, подходит поздороваться. Протягивает руку деду, потом – Гришке. Гришка не ожидал, что с ним как со взрослым поздороваются, потому смущается. Но руку пожимает.

Мура впервые видит, чтобы бабушка так волновалась. Она суетится, хмыкает, бубнит себе что-то под нос.

– Как отец? – спрашивает наконец.

– Нормально.

– Лечится?

– Лежит. Велел кровать в гостиную перенести и поставить стратегически правильно, ногами к выходу.

– Зачем???

– Чтобы видеть, кто пришёл.

Гришка остаётся складывать дрова в поленницу, а Мура с бабушкой и дедом идут к пострадавшему.

– Здравствуйте, не вижу кто! – подаёт голос Николаич, когда они входят в дом.

Кровать действительно стоит в центре комнаты. Николаич лежит на высоких подушках с пластырем на лбу и, не моргая, смотрит на деда, бабушку и Муру.

– Так это же мы! – фальшиво бодрым голосом отвечает дед и выставляет вперёд пирог в фольге. – Не узнаёшь, что ли? Вот, проведать тебя заглянули.

– Чемодан не забыли?

– Могу сбегать, – рявкает бабушка.

– Андреевна, я смотрю, ты мириться пришла? – сощуривается Николаич.

– Вот и не нарывайся, раз мириться пришла, – сбавляет тон бабушка и направляется на кухню – ставить чайник. А дедушка остаётся разговаривать с больным.

– Просыпаюсь с утра – вокруг всё фильдеперсовое, – принимается за рассказ Николаич.

– Да ну! – удивляется дедушка.

– Дык! Аж в глазах рябит. И голова кружится. Растолкал Илью, отправил за Верой Самсоновной. Та поглядела меня, пульс пощупала. Сотрясение!

– А как определила?

– Так и определила. Лечение назначила хорошее – покой и здоровый сон. Пей, говорит, народные успокоительные средства…

– Это какие? – оживляется дед.

– Не те, что ты подумал. Мята, валерьянка, зверобой.

– А!

– Ну. Ешь, говорит, каши на молоке. И, это… – Тут Николаич переходит на шёпот: – Никакой соли.

Он прикладывает палец к губам, достаёт из-под подушки пакетик с солёными сухариками, отсыпает себе в рот половину и воровато хрустит ими.

– Николаич! – крякает дед.

– Я без соли жить не могу! – вздыхает Николаич.

Мура понимающе кивает. Она тоже не очень представляет, как можно жить без соли.

– Только не выдавайте меня сыну, – просит Николаич. – А то он в больницу меня отвезёт. Страсть как не хочется в палате лежать.

В комнату вплывает бабушка. Несёт на подносе чай и пирог.

– Чай с мятой, успокаивающий, – поясняет она. – Сахар не положила, потому что пирог сладкий.

– Я несладкий чай не пью, – сварливится Николаич.

– Ладно, сейчас – Бабушка разворачивается и уходит на кухню.

– Сахар в баночке с надписью «Горох», – кричит ей Николаич.

– А чего не «Мука»? – язвит бабушка.

– Потому что в баночке «Мука» пшённая крупа.

Пока бабушка размешивает сахар, Николаич быстро доедает сухарики. Протягивает пустой пакетик деду:

– Выкинь потом, будь другом.

– Ладно.

Бабушка возвращается через минуту:

– В постели будешь есть или, может, встанешь?

– Вера Самсоновна велела лежать.

– Тогда хотя бы сядь.

Николаич садится, разглаживает на коленях одеяло.

– Давай сюда поднос.

Бабушка делает шаг вперёд, спотыкается о неровную половицу, теряет равновесие, но каким-то чудом удерживается, не падает на Николаича. Чашка с чаем опрокидывается на пирог, брызгает веером горячих капель. Бабушка, удерживая на весу поднос, бежит вперёд, огибает дугой кровать, пролетает мимо зажмурившейся от ужаса Муры и окаменевшего деда… и скрывается на кухне.

Через секунду оттуда раздаётся её голос:

– Пошли отсюдова, пока я его в Могилёву губернию не отправила!

Дед встаёт, пряча глаза, протягивает руку:

– Бывай.

Николаич молча пожимает ему руку.

Ушли не оборачиваясь.