Текст книги "Путь к империи"

Автор книги: Наполеон I Бонапарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

В арсеналах Ниццы и Антиба было много артиллерии, но недоставало перевозочных средств. Все упряжные лошади пали от голода. Финансы были истощены настолько, что, несмотря на все усилия, правительство могло дать армии для открытия кампании только 2000 луидоров золотом и на 1 миллион векселей, часть из которых были опротестованными.

В армии чувствовался недостаток во всем, и надеяться на получение чего-либо из Франции было нельзя. Армия должна была рассчитывать только на победу. Только в равнинах Италии могла она организовать свой транспорт, запрячь артиллерию, одеть солдат и восстановить кавалерию. Между тем во французской армии было только 30 000 человек и 30 пушек. Ей противостояли 80 000 человек и 200 пушек. В генеральном сражении численная слабость, недостаток артиллерии и кавалерии не позволили бы ей долго сопротивляться.

Следовательно, ей надо было восполнить недостаток численности быстротой переходов, недостаток артиллерии – характером маневрирования, недостаток кавалерии – выбором соответствующих позиций. Моральное состояние французских солдат было превосходное. Они отличились и получили воинскую закалку на вершинах Альп и Пиренеев. Лишения, бедность и нищета – школа хорошего солдата.

III

Наполеон прибыл в Ниццу 27 марта. Состояние армии, описанное ему генералом Шерером, оказалось еще хуже, чем можно было представить. Хлебом снабжали плохо, мяса не выдавали уже давно. Для перевозок было только 500 мулов. Нельзя было и думать везти с собой больше 30 пушек. Положение ухудшалось с каждым днем, нельзя было терять ни минуты. Армия не могла больше существовать там, где она находилась, следовало или идти вперед, или отступать.

Он отдал приказ двинуться вперед, чтобы застать противника врасплох и ошеломить его блестящими и решительными успехами. Главная квартира с начала войны ни разу не покидала Ниццу. Он и ее двинул в поход, направив в Альбенгу. Аппарат управления всегда смотрел на себя как на неподвижное учреждение и больше заботился о своих бытовых удобствах, чем о потребностях армии.

Производя смотр войскам, Наполеон сказал: «Солдаты, вы раздеты, плохо питаетесь, правительство вам много задолжало и ничего не может дать. Ваше терпение и храбрость, которые вами выказаны среди этих скал, изумительны, но они не приносят вам никакой славы, их блеск не отражается на вас.

Я хочу повести вас в самые плодородные равнины мира. Богатые области, большие города будут в вашей власти. Вы найдете там почести, славу и богатство. Солдаты Итальянской армии, неужели не хватит у вас храбрости и выдержки?» Эта речь молодого, двадцатишестилетнего генерала, имя которого заставляло вспомнить действия под Тулоном, Саорджио и Кайро, была встречена одобрительными восклицаниями.

Для того чтобы обойти Альпы и вступить в Италию через Кадибонский перевал, следовало всю армию собрать на ее крайнем правом фланге. Эта операция была бы опасной, если бы снега не покрывали все отроги Альп. Переход из состояния обороны в наступление есть одна из самых сложных операций. Серюрье со своей дивизией был поставлен в Гарессио для наблюдения за позициями Колли около Чева, а Массена и Ожеро – в Аоано, Финале и Савоне.

Части Лагарпа были расположены так, чтобы угрожать Генуе; его авангард, под командой бригадного генерала Червони, захватил Вольтри. Французский посланник потребовал в генуэзском Сенате пропуска армии через Бокеттский перевал и ключей от форта Гави, заявив, что французы намерены проникнуть в Ломбардию и опираться в своих действиях на Геную. В городе поднялась суматоха: Сенат, советы заседали непрерывно. Отзвуки этой суматохи чувствовались в Милане.

IV

Встревоженный Болье немедленно двинулся на помощь Генуе. Он перенес свою главную квартиру в Нови, разделив армию на три части: правый фланг, состоявший из пьемонтцев, под командой Колли, с главной квартирой в Чева, получил задачу оборонять линию рек Стура и Танаро; центр, под командой д’Аржанто, имея главную квартиру в Саселло, двинулся на Монтенотте, чтобы отрезать французскую армию во время ее перехода к Генуе, обрушившись на ее левый фланг и перехватив в Савоне прибрежную дорогу. Лично Болье с левым флангом двинулся через Бокетта на Вольтри для прикрытия Генуи.

На первый взгляд, эти распоряжения кажутся очень разумными, но если разобраться в условиях местности, то становится ясно, что Болье разбросал свои силы потому, что между его центром и левым флангом не было путей сообщения, кроме идущих позади гор, тогда как французская армия, наоборот, была расположена таким образом, что могла сосредоточиться в несколько часов и обрушиться всею массою на отдельные корпуса противника; поражение же одного из них неминуемо влекло за собой отступление другого.

Генерал д’Аржанто, командующий центром неприятельской армии, занял Нижнее Монтенотте 10 апреля. 11-го он выступил на Монтеледжино, чтобы через Мадону выйти к Савоне. Полковник Рампон, которому была поручена оборона трех редутов Монтеледжино, узнав о движении противника, выслал ему навстречу сильную разведку. Она возвратилась назад между двенадцатью и двумя часами дня. Д’Аржанто попытался захватить редуты с хода; три его последовательные атаки были отражены Рампоном.

Так как его войска утомились, он занял позицию с расчетом на следующий день окружить редуты и взять их. Болье со своей стороны вышел 10-го к Генуе. В тот же день он атаковал генерала Червони перед Вольтри. Червони оборонялся целый день. 11 числа он занял позицию на горе Фурш, вечером и ночью снялся с нее и присоединился к своей дивизии (Лагарпа), занявшей 12-го до рассвета позицию позади Рампона на Монтеледжино.

Ночью Наполеон с дивизиями Ожеро и Массена вышел через Кадибонский перевал и Кастелаццо за Монтенотте. С рассветом 12-го д’Аржанто, окруженный со всех сторон, был атакован с фронта Рампоном, с тыла и с флангов Лагарпом и Массена; поражение было полным: войска противника были перебиты, взяты в плен или рассеяны. Четыре знамени, пять пушек и 2000 пленных составили трофеи этого дня.

В то же самое время Болье появился в Вольтри, но уже никого там не застал. Он завязал там беспрепятственно сношения с английским адмиралом Нельсоном. Только днем 13-го этот генерал узнал о поражении под Монтенотте и о выходе французов в Пьемонт. Ему пришлось быстро повернуть свои войска назад и снова двигаться по тем же плохим дорогам, какими его заставил пользоваться принятый им план. Обход получился столь дальний, что только часть его войск могла два дня спустя прибыть в Миллезимо, и потребовалось 12 дней для эвакуации складов из Вольтри и Бокетта. Для обеспечения эвакуации ему пришлось оставить там часть войск.

V

12 апреля главная квартира армии прибыла в Каркаре. Пьемонтцы отступили на Миллезимо, а австрийцы на Дего. Эти две позиции имели связь через пьемонтскую бригаду, занимавшую высоты Биестро. В Миллезимо пьемонтцы оседлали дорогу, прикрывающую Пьемонт. К ним присоединился Колли со всеми, кого он мог снять с правого фланга. В Дего австрийцы стояли на позиции, защищающей дорогу в Акви, – прямой путь в Миланскую область.

К ним присоединился Болье со всем тем, что он смог вывести из Вольтри. Занимая данную позицию, этот генерал мог получать все подкрепления, какие была способна дать ему Ломбардия. Таким образом, два основных выхода в Пьемонт и в Миланскую область были прикрыты. Противник надеялся на то, что у него хватит времени укрепиться на них. Каковы бы ни были преимущества, полученные французами в результате сражения у Монтенотте, превосходство в численности дало противнику возможность восполнения своих потерь. Но 14 апреля сражение у Миллезимо открыло обе дороги – и в Турин, и в Милан.

Ожеро с левым флангом армии двинулся на Миллезимо, Массена с центром направился на Биестро и Дего, а Лагарп с правым флангом пошел на высоты Кайро. Таким образом, французская армия занимала четыре лье пространства от правого фланга к левому. Противник, заняв холм Коссария, господствовавший над обоими рукавами Бормиды, опирался на него своим правым флангом.

Но 13-го генерал Ожеро, войска которого не участвовали в сражении под Монтенотте, ударил в правый фланг противника с такой стремительностью, что выбил его из миллезимских ущелий и окружил холм Коссария. Австрийский генерал Провера с его арьергардом силою в 2000 человек был отрезан. В этом безнадежном положении он отбивался отважно. Провера укрылся в старом разрушенном замке и там забаррикадировался.

С этой высоты ему был виден правый фланг сардинской армии, подготовлявшийся к бою на следующий день. Провера надеялся, что эти войска его выручат. Наполеон понимал необходимость овладеть замком Коссария в тот же день, 13-го. Но эта позиция была слишком сильной, несколько атак захлебнулись. На следующий день началось сражение между двумя армиями. После упорного боя Массена и Лагарп захватили Дего, а Менар и Жубер – высоты Биестро.

Все атаки Колли для выручки Коссарии были тщетны; он был разбит и преследуем по пятам. Тогда Провера, отчаявшись, сложил оружие. Неприятель, энергично преследуемый по ущельям Спиньо, по дороге в Акви, 400 всадниками 22-го конноегерского, 7-го гусарского и 15-го драгунского полков, оставил 30 орудий с упряжками, 60 зарядных ящиков, 15 знамен и 6000 пленных, среди которых находились два генерала и 24 старших офицера. Главнокомандующий находился повсюду в наиболее решительные минуты.

С этих пор разделение армий австрийской и сардинской стало ярко выраженным. Болье перенес свою главную квартиру в Акви, по дороге в Миланскую область, а Колли направился в Чеву прикрывать Турин и предотвратить соединение Серюрье с главными силами.

VI

Между тем 15 апреля в 3 часа утра в Дего прибыла австрийская гренадерская дивизия Вукассовича, направленная из Вольтри через Саселло. На позиции оставались лишь несколько французских батальонов. Гренадеры легко захватили селение, и во французской главной квартире поднялась большая тревога. Трудно было понять, каким образом противник мог оказаться в Дего, когда аванпосты, выставленные на дороге в Акви, не были потревожены. Наполеон двинулся туда.

После двухчасового жаркого боя Дего был взят обратно, и неприятельская дивизия почти вся была пленена или перебита. Победу обеспечил помощник генерала Ланюсс, впоследствии дивизионный генерал, павший в 1801 году на поле сражения у Александрии, в Египте. В момент, когда исход боя еще не определился, он во главе двух батальонов легких войск взобрался по левому откосу холма Дего.

Батальоны венгерских гренадер ринулись, чтобы помешать их подъему. Обе французские колонны три раза принимались двигаться вперед и были отброшены назад. В третий раз Ланюсс, подняв шляпу на конце своей шпаги, отважно выступил вперед и обеспечил победу.

За этот поступок, происшедший на глазах у главнокомандующего, он был произведен в чин бригадного генерала. Генералы Косе и Банель были убиты. Они прибыли из армии Восточных Пиренеев. Офицеры, служившие в этой армии, выказали исключительную храбрость и напористость.

В Дего Наполеон в первый раз заметил одного батальонного командира, которого назначил командиром полка, – это был Ланн, сделавшийся впоследствии маршалом империи, герцогом Монтебелло и выказавший величайшие дарования. В дальнейшем он принял большое участие во всех событиях.

После сражения у Дего боевые действия были направлены против пьемонтцев. В отношении австрийцев удовольствовались тем, что оказывали им сопротивление. Лагарп наблюдал за Сан-Бенедетто на реке Бельбо. Болье занимался лишь сбором и переформированием остатков своей ослабленной армии. Дивизия Лагарпа, принужденная задержаться несколько дней на этой позиции, страдала от недостатка продовольствия и транспорта, а также истощения местности, где перебывало столько войск. В дивизии имели место случаи грабежа.

Серюрье, узнав в Гарессио о сражениях у Монтенотте и Миллезимо, овладел высотою Сан-Джованни ди Муриальто[15]15
  В подлиннике вместо итальянского Сан-Джиованни ди Муриальто стоит французское Сен-Жан де Мюриальто.


[Закрыть] и вошел в Чеву в тот же день, когда Ожеро прибыл на высоты Монте-Чемото. 17-го Колли после безуспешного сопротивления очистил укрепленный лагерь Чева, переправился через Танаро и отошел за реку Корсалья, заняв правым флангом Мадона-Вико. В тот же самый день главнокомандующий перенес свою главную квартиру в Чеву. Противник бросил здесь полевую артиллерию, увезти которую у него не было времени, и ограничился тем, что оставил гарнизон в форту.

Прибыв на высоты Монте-Чемото, армия залюбовалась величественным зрелищем: перед ней открывался вид на обширные и плодородные равнины Пьемонта; По, Танаро и другие реки извивались вдали; белый пояс снега и льда, протянувшийся на головокружительной высоте, стягивал у горизонта этот богатый бассейн «земли обетованной».

Пали, как будто по волшебству, чудовищные препятствия, казавшиеся гранью иного мира, которые природа создала такими грозными, а люди, ничего не жалея, еще усилили своим искусством. «Ганнибал форсировал Альпы, – сказал Наполеон, устремив свой взор на эти горы, – ну а мы их обошли».

Удачная фраза, выразившая в двух словах смысл и сущность кампании. Армия переправилась через Танаро. Теперь, когда она в первый раз очутилась на равнине, почувствовалась необходимость иметь кавалерию; командовавший ею генерал Стенжель переправился через Корсалью у Лезеньо и провел разведку местности. Главная квартира прибыла в замок Лезеньо, на правом берегу этой реки, около впадения ее в Танаро.

VII

20 апреля генерал Серюрье двинулся через мост Сан-Микеле[16]16
  В подлиннике вместо итальянского Сан-Микеле стоит французское Сен-Мишель.


[Закрыть], чтобы атаковать правый фланг армии Колли, в то время как Массена переправился через Танаро для обхода ее левого фланга. Но Колли, понимая, что его позиция плоха, оставил ее в течение ночи и сам двинулся на свой правый фланг, чтобы расположиться у Мондови.

Случайно перед Сан-Микеле он по счастливому для него стечению обстоятельств очутился у переправы в то самое время, когда Серюрье спускался с моста. Колли остановился, развернул численно превосходящие силы и вынудил Серюрье к отступлению. Однако Серюрье мог бы удержаться в Сан-Микеле, если бы один из его легких пехотных полков не бросился грабить. 22-го Серюрье перешел через мост в Торре, Массена – в Сан-Микеле и главнокомандующий – в Лезеньо.

Эти три колонны направились на Мондови. Колли возвел уже здесь несколько редутов и занял позиции правым флангом в Мадона-Вико и левым флангом в Бикоке. Серюрье овладел редутом Бикок и решил участь сражения у Мондови. Этот город со всеми складами попал в руки победителя.

Генерал Стенжель с отрядом всадников, превышавшим тысячу человек, преследуя противника по равнине, слишком отдалился от своих и был атакован отважной пьемонтской кавалерией, бывшей в очень хорошем состоянии. Он отдал все необходимые распоряжения, которые можно было ожидать от опытного генерала. При отходе на соединение с подкреплениями, во время атаки, он пал, смертельно раненный сабельным ударом.

Полковник Мюрат во главе трех кавалерийских полков отбросил пьемонтцев и, в свою очередь, преследовал их в течение нескольких часов. Генерал Стенжель, эльзасец, был превосходным гусарским офицером. Он служил под командой Дюмурье и в других кампаниях на Севере, был ловким, толковым, проворным человеком. В нем сочетались достоинства молодости и зрелых лет. Это был настоящий боевой генерал.

За два или три дня до его смерти, когда он первым вошел в Лезеньо, туда несколькими часами позже прибыл главнокомандующий, и что бы последний ни потребовал, все было готово: дефиле и броды разведаны, проводники найдены, священник и почтмейстер опрошены, сношения с жителями налажены, в различных направлениях высланы шпионы, письма с почты захвачены, и те из них, которые могли дать сведения военного характера, переведены и изучены, приняты все меры для оборудования продовольственных складов. К несчастью, Стенжель был близорук – существенный недостаток в его положении, оказавшийся для него роковым.

В этом сражении пьемонтцы потеряли 3000 человек, восемь пушек, десять знамен, 1500 пленных, среди которых трех генералов. После сражения у Мондови главнокомандующий двинулся в Кераско. Серюрье направился на Фоссано и Ожеро – на Альба. Болье из Акви с половиной своей армии двинулся на Ницца-делла-Палью для производства диверсии в пользу пьемонтцев, но слишком поздно. Узнав о перемирии в Кераско, он отошел на По.

VIII

Эти три колонны одновременно вступили в Кераско, Фоссано и Альбу. Главная квартира Колли была в Фоссано; Серюрье его оттуда выдворил.

Кераско, расположенная у слияния Стуры и Танаро, была крепостью сильной, но плохо вооруженной и совсем без продовольствия, так как находилась не на границе. Это приобретение было важным. Тотчас же крепость стали приводить в состояние готовности, а артиллерийские склады были заполнены всем необходимым для завершения ее вооружения.

Французский авангард перешел Стуру и продвинулся вперед за небольшой городок Бра. Между тем подход Серюрье позволил связаться через Понте-ди-Нава с Ниццей, откуда стали прибывать материальная часть и подкрепления для артиллерии. Армия в этих боях захватила много пушек и лошадей. Много их было захвачено на равнине Мондови. Через несколько дней после вступления в Кераско армия имела 60 орудий с запасом снарядов и хорошими упряжками.

Солдаты, остававшиеся в течение десяти дней без продовольствия, стали получать его регулярно. Грабеж и бесчинства – обычное следствие быстрых передвижений – прекратились. Была восстановлена дисциплина. Армия быстро изменила свой облик в обстановке изобилия и богатых ресурсов этой прекрасной страны. Кстати, и потери не были так велики, как можно было думать.

Быстрота передвижений, стремительность войск и особенно искусство противопоставлять их неприятелю по меньшей мере в равном, а часто и в превосходном числе, в соединении с постоянными успехами, которых войска добивались, – все это сберегло много людей. К тому же потери все время возмещались, так как солдаты стали прибывать через все перевалы, со всех сборных пунктов, из всех госпиталей генуэзской Ривьеры, едва только пронесся слух о победе и изобилии.

До тех пор нищета во французской армии была неописуема: офицеры в течение многих лет получали только по 8 франков в месяц жалованья, а штаб совершенно не имел коней. В бумагах маршала Бертье сохранился альбенгский приказ о выдаче в награду каждому дивизионному генералу по три луидора.

Кераско лежит в 10 лье от Турина, в 15 – от Алессандрии, в 18 – от Тортоны, в 25 – от Генуи и в 20 – от Савоны. Сардинский двор не знал, на что решиться; его армия пала духом и частью была уничтожена. Австрийская армия думала только о том, как прикрыть Милан. Весь Пьемонт был сильно возбужден. Двор не пользовался никаким доверием. Он склонился перед Наполеоном и просил перемирия.

Многие предпочитали, чтобы армия двинулась на Турин, но Турин был сильной крепостью, и нужны были тяжелые орудия, чтобы разбить ворота. У короля оставалось еще много крепостей, и, несмотря на победы, которые были только что одержаны французами, малейшая их неудача, малейший каприз фортуны могли все перевернуть вверх дном. Две неприятельские армии вместе все еще превосходили французскую, несмотря на все поражения. Они имели значительную артиллерию и особенно кавалерию, еще не имевшую потерь.

Французская армия, несмотря на ее победы, была смущена. Она была поражена величием предприятия. Офицеры, даже генералы, не понимали, как можно думать о завоевании Италии с такой небольшой артиллерией, такой плохой конницей и такой слабой армией, которую болезни и удаление от Франции ослабляли с каждым днем все больше. Следы таких настроений в армии нашли отголосок в приказе, с которым главнокомандующий обратился к солдатам в Кераско:

«Солдаты, в течение 15 дней вы одержали шесть побед, взяли 21 знамя, 55 пушек, несколько крепостей и завоевали самую богатую часть Пьемонта, вы захватили 15 000 пленных, убито и ранено вами более 10 000 человек.

До этого времени вы дрались за бесплодные скалы, осененные вашей славой, но бесполезные для отечества. Ныне вы по вашим заслугам сравнялись с армией Голландии и Рейна.

Лишенные всего, вы сами позаботились обо всем. Вы выигрывали сражения без пушек, переходили реки без мостов, шли форсированным маршем без обуви, отдыхали без водки и часто без хлеба. Только республиканские фаланги, только солдаты свободы способны перенести то, что перенесли вы. Да возблагодарят вас за это, солдаты! Признательное отечество обязано вам своим процветанием, и если вы, тулонские победители, провозвестили бессмертную кампанию 1794 года, то ваши теперешние победы предвещают еще более славную.

Обе армии, которые недавно были смело атакованы вами, в страхе бежали от вас. Развращенные люди, смеявшиеся над вашей нищетой и радовавшиеся в своих мечтах успехам ваших врагов, смущены и трепещут. Но, солдаты, вы ничего не сделали, потому что у вас осталось еще дело. Ни Турин, ни Милан не взяты вами.

Прах победителей Тарквиния[17]17
  Победители Тарквиния – древнеримские республиканцы.


[Закрыть] еще топчут убийцы Бассвилля! Говорят, что среди вас встречаются такие, мужество которых слабеет, кто предпочитает вернуться на вершины Апеннин и Альп. Нет, я не могу этому поверить. Победители при Монтенотте, Миллезимо, Дего, Мондови горят желанием еще дальше распространить славу французского народа!..»

Совещание о перемирии происходило в главной квартире, в доме Сальматориса, в то время дворецкого сардинского короля, а впоследствии префекта дворца Наполеона. Пьемонтский генерал Латур и полковник Лас Косте[18]18
  Полковник Лас Косте – начальник штаба пьемонтской армии.


[Закрыть] участвовали как представители короля. Граф Латур был старый солдат, генерал-лейтенант сардинской службы, противник всяких новых идей, человек малообразованный, посредственных способностей.

Полковник Лас Косте, уроженец Савойи, был в расцвете сил. Он был красноречив, остроумен и производил выгодное впечатление. Условия, выставленные французами, были следующие: король должен был выйти из коалиции и послать уполномоченного в Париж для заключения окончательного мира. До этого времени сохранится состояние перемирия. Чева, Кони, Тортона или, взамен ее, Алессандрия немедленно должны быть переданы французской армии со всей артиллерией и складами.

Французская армия будет занимать всю местность, находящуюся в ее обладании к моменту заключения перемирия. Военные дороги во всех направлениях будут открыты для свободного сообщения из армии во Францию и обратно. Валенца будет эвакуирована неаполитанцами и немедленно передана французам на то время, пока они не закончат переправу через реку По. Местная милиция разоружается, а регулярные войска распределяются по гарнизонам таким образом, чтобы никак не тревожить французскую армию.

Теперь австрийцев, оставшихся в изоляции, можно было преследовать в глубь Ломбардии, а освободившуюся часть войск Альпийской армии перевести в Италию. Протяжение коммуникаций с Парижем сокращалось наполовину. Наконец, были получены опорные пункты и большие артиллерийские склады для формирования осадного парка и осады самого Турина, если Директория не согласится на мир.

IX

Вслед за заключением перемирия и по занятии крепостей Кони, Тортона и Чева возник вопрос, нужно ли идти вперед и до каких пор. Считали, что перемирие, по которому сдавались все крепости и пьемонтская армия отделялась от австрийской, было полезно. Но не выгоднее ли прежде, чем идти дальше, воспользоваться приобретенными средствами, чтобы произвести сперва революцию в Пьемонте и Генуе?

Французское правительство имело право отказаться от переговоров и объявить свою волю, предъявив ультиматум. Но так далеко удалиться от Франции и переправиться через Тичино, не будучи спокойным за свой тыл, было бы неполитично.

Короли Сардинии, которые были так полезны Франции, пока оставались верны ей, всего более способствовали ее неудачам, как только изменили свою политику. Намерения врагов Франции при этом дворе не могли создавать даже малейших иллюзий. При дворе этом господствовали дворяне и духовенство – непримиримые враги республики.

Если бы французы двинулись вперед и потерпели неудачу, чего не следовало бы ожидать от их ненависти? Даже Генуя вызывала большие сомнения. В ней по-прежнему господствовала олигархия, и приверженцы Франции, как бы много их ни было, не имели влияния на политику. Генуэзские буржуа были хорошими ораторами, но этим и ограничивались их возможности.

Управляли олигархи, они командовали войсками и располагали 10 000 крестьян долин Фонтана-Буона и других, которых они призывали на помощь в случае нужды. Где же следовало остановиться после переправы через Тичино? Нужно ли было переправляться через Адду, Олио, Минчио, Адидже, Бренту, Пьяве, Тальяменто, Изонцо?

Мудро ли оставлять у себя в тылу такое многочисленное и враждебно настроенное население? Не лучше ли, чтобы продвинуться дальше, идти тише, создавая себе опору во всех занятых странах, сменяя правительства и вверяя управление людям, придерживающимся одинаковых взглядов с нами и имеющим те же интересы? Если французы дойдут до венецианских владений, не будет ли вынуждена эта республика, располагающая пятидесятитысячным войском, перейти на сторону противника?

На это возражали: французская армия должна использовать свою победу; она должна остановиться только там, где имеется наилучшая оборонительная линия против австрийской армии, которая обязательно выйдет из Тироля и Фриуля. Эта линия – Адидже: она прикрывает всю долину реки По, пересекает всю Среднюю и Нижнюю Италию, изолирует крепость Мантую, и, по всей вероятности, эту крепость можно будет взять раньше, чем армия противника будет в состоянии переформироваться и помочь ей.

То, что маршал Виллар не понимал этого основного принципа, помешало ему достигнуть цели войны в 1733 году. Он находился в октябре во главе 50 000 человек, сосредоточенных в лагере Виджевано. Не имея перед собой неприятельской армии, он мог направиться куда хотел. Он ограничился тем, что расположился как наблюдатель на Олио, по обеим сторонам реки По.

Спустя три месяца в Серальо прибыл с войском Мерси. Маршал Куаньи, хотя и командовал армией, которая на протяжении всего 1734 года намного превосходила силы противника и одержала победу в двух последовательных сражениях под Пармой и Гуасталлой, не смог извлечь из стольких преимуществ никакой пользы. Он маневрировал поочередно то на одном, то на другом берегу По.

Если бы эти генералы хорошо знали топографию Италии, то начиная с ноября Виллар занял бы позицию на Адидже, пересекая, таким образом, всю Италию, а Куаньи воспользовался бы своими победами для того, чтобы отправиться туда же как можно быстрее.

На Адидже имеется возможность возмещать все расходы армии, потому что расходы эти падают на многочисленное население Пьемонта, Ломбардии, легатств Болонья и Феррара, герцогств Парма и Модена.

Боятся, что Венеция выступит против Франции? Лучшее средство помешать ей – это в несколько дней перенести войну в ее пределы. Она к этому не готова, и у нее не будет времени принять решение и сформировать армию. Если армия останется на правом берегу Тичино, австрийцы принудят эту республику выступить вместе с ними, либо же она сама бросится к ним в объятия, побуждаемая политическими настроениями.

Сардинского короля можно больше не бояться: его ополчение распущено, англичане прекратят выплату субсидий, а внутреннее положение его страны – самое плохое. Какое бы решение ни принял двор, число недовольных будет увеличиваться; после жара приходит слабость. У него осталось только 15 000—18 000 человек. Разбросанные по многим городам, они едва достаточны для поддержания внутреннего спокойствия.

С другой стороны, недовольство Венского двора против Туринского кабинета будет возрастать. Вена будет упрекать Турин за то, что при первом же проигранном сражении он пал духом, отчаялся в победе общего дела. Совсем не так действовал в 1705 году Виктор Амедей после победы, одержанной Вандомом у Кассано, когда принц Евгений был отброшен на берега озера Изео, а три французские армии захватили все его владения и даже графство Ницца.

У него оставался только Турин, и, однако, он держался стойко и сохранял союз с Австрией. Он за это был вознагражден в следующем году Туринским сражением, когда в результате столь рискованного марша принца Евгения, который фортуна увенчала таким блестящим успехом, к нему вернулись все его владения.

Генуэзских олигархов можно не бояться. Лучшая гарантия против их выступления – те громадные выгоды, которые они извлекают из своего нейтралитета. Хотят защищать принципы свободы в Пьемонте и Генуе, но для этого нужно разжечь гражданскую войну, поднять народ против дворян и духовенства; а это значит взять на себя ответственность за эксцессы, которыми всегда сопровождается подобная борьба.

Напротив, прибыв на Адидже, армия сможет овладеть всеми государствами, принадлежащими австрийской династии в Италии, и всеми папскими владениями по эту сторону Апеннин, сможет провозгласить принципы свободы и возбудить итальянский патриотизм против иноземного господства. Не будет надобности возбуждать раздоры между различными сословиями граждан: дворяне, горожане, крестьяне будут идти сообща к восстановлению итальянской родины.

Клич «Italiam! Italiam!»[19]19
  «Италия! Италия!» (лат.).


[Закрыть], раздавшись в Милане, Болонье и Вероне, произведет волшебное действие. Раздавшись же на правом берегу Тичино, он вызовет со стороны итальянцев вопрос: «А почему вы сами не двигаетесь вперед?»

Полковник Мюрат, первый адъютант главнокомандующего, был командирован в Париж с 31 знаменем и договором о перемирии, заключенным в Кераско. Его прибытие в Париж через Мон-Сенис со столькими трофеями и актом о подчинении сардинского короля вызвало в столице большую радость и волну энтузиазма. Адъютант Жюно, отправленный после сражения под Миллезимо по ниццкой дороге, прибыл после Мюрата.

Провинция Альба, которую французы полностью заняли, была в Пьемонте областью наиболее оппозиционной по отношению к королевской власти, областью, где революционное брожение было наиболее сильным. Здесь раньше уже происходили волнения; несколько позже они повторились снова. Если пришлось бы продолжать войну с сардинским королем, именно здесь французы нашли бы себе поддержку и наибольшие шансы на восстание.

Таким образом, в течение двух недель первая часть плана была выполнена. Были достигнуты большие результаты: пали пьемонтские крепости в Альпах и коалиция была ослаблена, лишившись державы, которая выставила 60 000—70 000 солдат и имела еще большее значение вследствие своего положения.

В течение месяца с начала этой кампании законодательная власть пять раз выносила постановление о том, что Итальянская армия хорошо послужила отечеству (в заседаниях 21, 22, 24, 25 и 26 апреля), – и каждый раз за новые победы.