Текст книги "Дракон Его Величества"

Автор книги: Наоми Новик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хуже того, Барстоу хорошо сознавал недостатки своего воспитания и вымещал зло на тех, кто, по его мнению, давал ему это почувствовать. Таких людей он всегда определял безошибочно. Многие офицеры заглядывали ему в глаза и вели себя подобострастно, но в непринужденной учтивости Лоуренса он усмотрел намеренное оскорбление и стал над ним измываться. Неизвестно, остался бы лейтенант в живых, если бы капитан сам через три месяца не умер от воспаления легких. Лоуренс стоял по две и по три вахты подряд, сидел на сухарях и воде, а в его батарейную команду собрали самых отпетых и неумелых парней.

Вспоминая об этом, он до сих пор испытывал инстинктивный ужас. Он не выдержал бы, снова оказавшись под началом у подобного человека, а зловещие слова Боудена о случайных, навязанных Корпусу авиаторах вселяли мысли о наставниках именно такого пошиба. Ему, конечно, уже далеко не семнадцать, и положение у него не столь зависимое, но теперь он вынужден думать об Отчаянном и об их общем долге.

Лоуренс невольно натянул повод, и Отчаянный повернул голову.

– Что с тобой, Лоуренс? Ты все время молчишь.

– Извини, я просто задумался. – Лоуренс похлопал его по шее. – Ты как, не устал еще? Может быть, передохнем?

– Я не устал, но ты что-то утаиваешь. Я чувствую, что тебе плохо. Ты не хочешь учиться в той школе, куда мы летим? Или скучаешь по своему кораблю?

– Вижу, от тебя уже ничего не скроешь, – вздохнул Лоуренс. – Нет, я нисколько не скучаю по кораблю, а вот школа, признаться, немного меня беспокоит. Повис и Боуден вели себя странно, и я не знаю, как нас встретят в Шотландии и как нам это понравится.

– Но можно ведь просто улететь, если нам что-то покажется неприятным?

– Вряд ли. Мы с тобой не свободны в своих поступках. Я офицер на королевской службе, ты королевский дракон. Мы не вправе делать все, что нам вздумается.

– Я короля никогда не видел и ему не принадлежу. Я не какая-нибудь овца. Если я и принадлежу кому-то, так только тебе, как и ты мне. Я не останусь в Шотландии, если тебе будет плохо там.

– Милый ты мой! – Отчаянный уже не впервые выказывал опасную склонность к вольнодумству, которая обещала только усилиться по мере его взросления, когда он будет не так много спать. Лоуренс, никогда особенно не увлекавшийся политикой и всяческой философией, затруднялся объяснить дракону то, что ему самому казалось естественным и очевидным. – Мы не собственность короля, но должны верно ему служить. Кроме того, нам трудновато будет тебя прокормить без казенных дотаций.

– Коровы, конечно, вкусные, но я могу есть и рыбу. Достанем большой корабль, вроде транспортного, и уйдем на нем в море.

– Прикажешь мне пиратствовать в Вест-Индии и добывать для тебя испанское золото? – засмеялся Лоуренс.

– А здорово было бы, разве нет? – загорелся Отчаянный.

– Мы слишком поздно родились для таких дел. Настоящих пиратов больше не существует. Последних испанцы выкурили с Тортуги еще в прошлом веке. Осталось лишь несколько вольных кораблей и немного драконов, да и тех того и гляди истребят. Притом тебе не понравилось бы сражаться ради одной наживы. Совсем другое дело выполнять свой долг перед королем и своей страной, зная, что ты защищаешь Англию.

– Разве она нуждается в защите? – Отчаянный посмотрел вниз. – По-моему, здесь все спокойно.

– Да, потому что об этом заботятся флот и авиация. Если мы не будем ничего делать, французы сразу переправятся через Английский канал. Они там, на востоке, не так уж и далеко. Бонапарт держит для этой цели стотысячное войско, которое только и ждет удобного случая. Вот почему мы должны выполнять свой долг. Если бы матросы «Надежного» делали что им вздумается, корабль не вышел бы в море.

Отчаянный призадумался. Рокот, который он издавал при этом, пронизывал Лоуренса насквозь. Он перестал на время работать крыльями и заскользил вниз, но потом опять набрал высоту – совсем как человек, задумчиво расхаживающий по комнате.

– Знаешь что, Лоуренс? – сказал он, снова повернув голову к седоку. – Если мы непременно должны лететь в Лох-Лэгган, не стоит сейчас ничего решать. Мы ведь не знаем, что у них там плохого, поэтому все равно ничего не придумаем. Ты не беспокойся пока. Вот прилетим, тогда будет видно.

– Превосходный совет, голубчик. Я постараюсь, но не уверен, что смогу: мне трудно не думать об этом.

– А ты мне расскажи опять про Армаду. Расскажи, как сэр Фрэнсис Дрейк и Конфлаграция разбили испанский флот.

– Как, еще раз? Я начинаю сомневаться, такая ли уж у тебя хорошая память.

– Я прекрасно все помню, – с достоинством ответил дракон, – просто хочу послушать, как ты рассказываешь.

Поскольку слушатель то и дело просил рассказчика повторить самое интересное и задавал ему такие вопросы, на которые даже историк бы не ответил, у Лоуренса попросту не осталось времени для волнений. Когда они наконец снизились над Воллатон-холлом, уже смеркалось, и во всех окнах горели огни.

Отчаянный сделал над домом несколько кругов из чистого любопытства, и Лоуренс понял, что хозяева, вопреки ожиданиям, не уехали в Лондон – но искать другое пристанище для дракона было поздно.

– Отчаянный, там за амбарами должен быть пустой лошадиный манеж – видишь его?

– Да, там изгородь. Туда и садиться?

– Будь так добр. Боюсь, что тебе придется там и заночевать – лошади взбесятся, если ты подойдешь близко к конюшне.

Отчаянный приземлился, а Лоуренс слез и погладил его теплый нос.

– Я раздобуду тебе еды, как только поговорю с родителями – если они действительно дома, – но это займет какое-то время.

– Вечером мне еда не понадобится. Я плотно поел на дорогу и хочу спать, а утром съем пару оленей. – Отчаянный улегся, обернув хвост вокруг ног. – Ты ложись в доме.

Здесь холоднее, чем на Мадейре, как бы ты у меня не простыл.

– Подумать только: шесть недель от роду, а заботлив, как нянька! – Лоуренсу самому не верилось, что Отчаянный так еще мал. Дракон уже из яйца вышел сведущим во многих вещах и с тех пор так жадно впитывал все новое, что пробелы в его познаниях заполнялись с поразительной быстротой. Вместо существа, за которое ты поневоле несешь ответственность, он становился для Лоуренса задушевным другом, одним из тех близких, от которых зависит вся твоя жизнь. Глядя на засыпающего дракона, он меньше боялся предстоящих учебных тягот, а достопамятный Барстоу преобразился в нестрашное детское пугало. Нет такой угрозы, которую они не преодолели бы вместе.

Вот только с родными придется встретиться самому. Идя от конюшни к дому, он убедился в правильности первого впечатления: гостиная ярко светилась, во многих спальнях горели свечи. В доме, видимо, были гости, несмотря на сезон.

Лоуренс послал лакея доложить отцу о своем прибытии и поднялся по задней лестнице к себе в комнату, чтобы переодеться. Он с удовольствием принял бы ванну, но учтивость требовала сойти вниз немедленно – иначе семья могла бы счесть, что он прячется. Он лишь ополоснул лицо и руки в тазу. Одевшись и став перед зеркалом, он самому себе показался странным в бутылочно-зеленом мундире Воздушного Корпуса с золотыми полосками вместо эполет на плечах. Новое обмундирование он приобрел в Дувре; шили его для кого-то другого и подгоняли на Лоуренса второпях, но сидело оно неплохо.

В гостиной, помимо родителей, собралось больше дюжины человек. Когда он вошел, все умолкли, но тут же снова заговорили вполголоса и потянулись следом за ним. Мать вышла ему навстречу с радостным, но несколько застывшим лицом, и он, наклонясь поцеловать ее в щеку, почувствовал ее беспокойство.

– Сожалею, что свалился на вас так неожиданно, – сказал он. – Думал, что дома никого нет. Я только на одну ночь – утром отправляюсь в Шотландию.

– Очень жаль, дорогой, но мы всегда тебе рады, даже если ты ненадолго. Ты знаком с мисс Монтегю?

Родительских друзей, приехавших издалека, он знал не очень хорошо – но соседи, как он и подозревал, тоже присутствовали, в том числе и Эдит со своими родителями. Лоуренс не знал, радоваться или огорчаться. С одной стороны, без этой случайности они еще долго могли не увидеться, с другой – он нервничал от взглядов, которые украдкой бросали на него все собравшиеся, и был совершенно не готов встретиться с ней вот так, на людях.

Лицо Эдит, когда он склонился к ее руке, не выдавало никаких чувств. Она как всегда превосходно владела собой – даже если весть о его приезде взволновала ее, с тех пор она успела взять себя в руки.

– Очень рада вас видеть, Уилл, – сказала она в своей спокойной манере. Лоуренс не расслышал особого тепла в ее голосе, но все-таки счел, что она на него не сердится и не слишком огорчена.

К несчастью, ему пока не представилось случая поговорить с ней наедине. Она беседовала с Бертрамом Уолви и, поздоровавшись с Лоуренсом, согласно правилам хорошего тона тут же вернулась к своему собеседнику. Уолви, вежливо кивнув, даже не подумал уступить свое место приезжему. Они оба принадлежали к одному кругу, но Бертраму в отличие от Лоуренса не нужно было заботиться о профессии и карьере. Будучи наследником своего отца и не питая интереса к политике, он занимался охотой у себя в поместье или крупной игрой в городе. Лоуренс находил его скучным собеседником, и они так и не стали друзьями.

Сейчас, во всяком случае, он должен был засвидетельствовать свое почтение всем прочим гостям. Лоуренс с трудом сохранял хладнокровие, встречая любопытствующие взгляды, и жалость, сквозившая в некоторых из них, ранила его чуть ли не больше, чем осуждение большинства. Наихудший момент он пережил у стола, за которым его отец играл в вист. Лорд Эллендейл окинул тяжелым взглядом его новый мундир и не сказал сыну ни слова.

Среди картежников воцарилось молчание, крайне неловкое. Лоуренса спасла мать, попросив его сесть четвертым за другой стол. Он с благодарностью подчинился и ушел в игру целиком. Его партнерами были лорд Гелмен и еще двое пожилых джентльменов, друзья и политические сторонники отца. Заядлые игроки, они не приставали к Лоуренсу с разговорами, ограничиваясь самыми необходимыми учтивыми репликами.

Лоуренс, не в силах удержаться, то и дело смотрел на Эдит, но не слышал, что она говорит. Уолви завладел ею единолично, и Лоуренсу неприятно было видеть, как интимно он наклоняется к ней. Мягкое замечание лорда Гелмена вернуло его к игре. Он извинился, смущенный, и стал смотреть в карты.

– Направляетесь в Лох-Лэгган, я полагаю? – спросил адмирал Маккиннон, давая ему время освоиться. – Мальчиком я жил там поблизости, а мой друг жил близ деревни Лэгган. Мы любили наблюдать за полетами.

– Да, сэр, мы будем учиться там, – сказал Лоуренс и сделал свой ход.

Виконт Хейл слева от него продолжил игру, лорд Гелмен положил себе взятку.

– Странные они люди. Половина деревни ходит работать наверх, в запасник, но авиаторы в деревню спускаются только изредка – в паб, к девицам. С этим у них по крайней мере проще, чем в море, ха-ха! – Маккиннон, позволив себе столь вольную шутку, спохватился и смущенно оглянулся через плечо – не слышали ли его дамы. Больше он на эту тему не заговаривал.

Уолви пошел ужинать в паре с Эдит. Лоуренсу, на которого хозяева не рассчитывали, пришлось сесть на дальнем конце. Оттуда он мог следить за их разговором и страдал, не имея возможности в нем участвовать. Мисс Монтегю, сидевшая слева от него, была хорошенькой девушкой, но дулась и вела себя с ним почти грубо, посвящая все свое внимание другому соседу. Лоуренс знал этого джентльмена только по имени – он имел репутацию азартного игрока.

Такое обращение явилось для него новым и неприятным переживанием. Он понимал, что завидным женихом отныне считаться не будет – но то, что он расценивался ниже напыщенного повесы с красными пятнами на щеках, особенно его поразило. Виконт Хейл, сидевший от него справа, занимался только едой, и Лоуренс ужинал почти в полном молчании.

Тем неприятнее ему было слышать, как Уолви без особого знания предмета разглагольствует о войне и о готовности Англии к вражескому вторжению. Ополчение, заявлял он с комическим энтузиазмом, преподаст Бонапарту хороший урок, если тот осмелится высадиться. Лоуренс опустил взгляд в тарелку чтобы не выдать себя. Не глупо ли полагать, что ополчение справится с Наполеоном, властителем всего континента, имеющим в своем распоряжении сто тысяч солдат? Главный штаб, конечно, поощряет подобные мнения в целях сохранения морального духа, но видеть, как одобрительно Эдит слушает эти бредовые речи, попросту отвратительно.

Неужели она намеренно от него отворачивается? Во всяком случае, она ни разу не попыталась встретиться с ним глазами. Лоуренс смотрел в тарелку, ел машинально и поневоле молчал, что было совсем на него не похоже. Ужин тянулся бесконечно, но отец, к счастью, поднялся очень скоро после ухода дам. Лоуренс извинился перед матерью, сославшись на предстоящее путешествие, и тут же сбежал.

Когда он уже поднялся к себе, примчался запыхавшийся слуга с сообщением, что отец ожидает его в библиотеке. Лоуренс хотел было отговориться под каким-нибудь веским предлогом, однако решил, что не стоит откладывать неизбежное. Тут же спустившись обратно, он задержался перед дверью библиотеки, но проходившая мимо горничная помешала ему разыгрывать труса, и он вошел.

– Что это тебе вздумалось являться сюда? – без околичностей начал лорд Эллендейл, как только за сыном закрылась дверь. – Право, не понимаю. Что ты, собственно, хотел этим сказать?

Лоуренс остолбенел, но ответил спокойно:

– Я всего лишь хотел отдохнуть по пути к месту своего нового назначения. Я не знал, что вы дома, сэр, и что у вас гости. Сожалею, что ворвался к вам таким образом.

– Вот как? Ты думал, мы останемся в Лондоне после того, как по твоей милости сделались притчей во языцех? Хорошая вещь твое новое назначение. – Презрительный взгляд отца вновь скользнул по мундиру авиатора, и Лоуренс почувствовал себя чумазым мальчишкой, приведенным пред отцовские очи прямо из сада, где он играл. – Я не дам себе труда тебя упрекать. Ты прекрасно знаешь, что я обо всем этом думаю, и мое мнение тебе безразлично. Что ж, прекрасно. Вы весьма обяжете меня, сэр, не бывая более в этом доме и в нашей лондонской резиденции – если, конечно, ваши новые обязанности скотника позволят вам отлучиться.

Лоуренса обдало холодом. Он ощутил вдруг огромную усталость и лишился всякой охоты спорить. Слыша свой голос как будто издалека, он произнес без всяких эмоций:

– Хорошо, сэр, я уеду немедленно. – Придется Отчаянному поспать на общественном выгоне, где он распугает все деревенское стадо. Утром, если получится, надо будет купить дракону овцу из собственного кармана – а нет, так отправляться в путь натощак.

– Не мели вздор, – сказал лорд Эллендейл. – Я не лишаю тебя наследства, хотя ты этого сполна заслужил, и не желаю разыгрывать здесь мелодраму всем на потеху. Ты переночуешь здесь и отправишься утром, как объявил недавно во всеуслышание. Больше нам, думаю, говорить не о чем. Можешь идти.

Лоуренс взбежал наверх со всей доступной ему быстротой и закрылся в своей комнате. Итак, самое тяжелое позади. Раньше он хотел попросить, чтобы ему сделали ванну, но сейчас чувствовал себя неспособным говорить даже с горничной или с лакеем. Лучше он побудет один, в тишине и покое. Утешительно думать, что они улетят рано утром и ему не придется выдерживать еще одну многолюдную трапезу или говорить с отцом, который даже в деревне редко встает раньше одиннадцати.

Постояв немного перед кроватью, Лоуренс внезапно достал из шкафа старый сюртук с панталонами, переоделся и вышел. На конюшне он прихватил одеяло. Отчаянный, не просыпаясь, приоткрыл один глаз и поднял крыло. Лоуренс улегся на его переднюю лапу, ощущая тепло и уют всем своим существом.

– Все ли у тебя хорошо? – Отчаянный бережно прикрыл его другой лапой, прижал покрепче к груди и приподнял крылья, готовясь их развернуть. – Ты чем-то расстроен. Не улететь ли нам прямо сейчас?

Лоуренс преодолел искушение. Им обоим будет лучше, если они как следует выспятся и позавтракают. В любом случае он не намерен убегать потихоньку, как будто стыдится чего-то.

– Нет-нет. – Лоуренс приласкал Отчаянного, и тот снова опустил крылья. – Этого не нужно, поверь мне. Просто у меня был разговор с отцом. – Он замолчал, не желая ворошить в памяти холодное равнодушие лорда Эллендейла, и плечи его поникли.

– Он рассердился на то, что мы прилетели?

Участливый, все понимающий голос приободрил Лоуренса, и он высказался откровенней, чем собирался:

– Это старая история. Он хотел, чтобы я стал священником, как мой брат. Флотскую службу он никогда не считал почтенным занятием.

– Значит, авиация для него еще хуже. – Проницательность Отчаянного становилась прямо-таки чрезмерной. – Ты поэтому не хотел уходить из флота?

– Да, воздушные силы он, наверное, презирает еще сильнее, но я его мнения не разделяю. Хорошее в авиации с избытком возмещает плохое. – Лоуренс погладил дракона по носу, и тот любовно потерся о его руку. – Мой выбор с самого начала его не устраивал. Я сбежал из дому еще мальчишкой, и только тогда он позволил мне уйти в море. Я не могу подчиняться его воле, потому что смотрю на свой долг иначе, чем он.

Отчаянный фыркнул, выпустив в прохладный ночной воздух облачко пара.

– Он тебе не разрешает спать в доме, да?

– Нет, он разрешил. – Собственная слабость, побудившая его искать утешения у дракона, немного смущала Лоуренса. – Мне просто не хотелось спать одному, вот я и пришел.

Отчаянный не усмотрел в этом ничего странного.

– Главное, чтобы ты не замерз. – Он устроился поудобнее и выдвинул крылья вперед, заслонившись от ветра.

– Мне тепло и очень удобно. Не волнуйся, пожалуйста. – Лоуренс вытянулся на твердой широкой лапе, укрылся одеялом. – Доброй ночи, голубчик.

Болезненная, изматывающая усталость последнего часа сменилась здоровой сонливостью.

Урчание в драконьем желудке разбудило их обоих еще до рассвета.

– Ох, как есть хочется. – Отчаянный, мигом стряхнув с себя сон, пожирал глазами оленей, сбившихся у стены парка.

– Ты ешь, а я тоже пойду позавтракаю. – Лоуренс слез со своего ложа, погладил напоследок дракона и зашагал к дому. Было бы крайне нежелательно попасться кому-нибудь на глаза в таком виде, но гости в столь ранний час, конечно, еще не вставали, и ему удалось пробраться в спальню без дальнейшего ущерба для своей репутации.

Пока слуга укладывал заново его скудный багаж, Лоуренс наскоро умылся и переоделся в летную форму. Как только позволило время, он сошел вниз. Горничные еще выставляли на буфет блюда для первого завтрака, кофейник только что подали. Лоуренс надеялся, что никого из гостей не встретит, но Эдит, к его удивлению, уже сидела за столом. Она никогда не поднималась так рано.

Она сидела, наружно спокойная, безупречно одетая, с гладко стянутыми в узел золотистыми волосами. Только руки, сжатые на коленях, выдавали ее. Она не взяла ничего из еды, даже чашка с чаем так и стояла нетронутая.

– Доброе утро, – сказала она с деланным оживлением, поглядывая на слуг. – Налить вам кофе?

– Благодарю вас. – Произнеся этот единственно возможный ответ, он сел рядом с ней. Она налила чашку, положила туда пол-ложки сахара и пол-ложки сливок, точно как он любил. Они ни к чему не прикоснулись и не сказали больше ни слова, пока слуги, закончив приготовления, не вышли из комнаты.

– Я надеялась, что найду случай поговорить с вами перед вашим отъездом, – заговорила она тогда, наконец взглянув на него. – Мне так жаль, Уилл. Другого выбора у вас, вероятно, не было?

Он не сразу понял, что она говорит о его добровольном опекунстве; если не считать беспокойства по поводу обучения, он уже перестал смотреть на свое новое положение как на что-то дурное.

– Нет. Я хорошо понимал, в чем состоит мой долг, – ответил он кратко. Критику со стороны отца он вынужден был стерпеть, но ни от кого другого ее бы не принял.

Эдит только кивнула.

– Я сразу поняла, что так все и было, как только услышала. – Ее руки разжались и лежали теперь спокойно.

– Мои чувства в отличие от моих обстоятельств не изменились, – сказал он, поняв, что больше она ничего не скажет. Видя ее холодность, он полагал, что уже получил ответ, но продолжал говорить, чтобы она впоследствии не могла упрекнуть его в неверности своему обещанию. Разорвать их негласную помолвку он предоставил ей. – Если вы не можете того же сказать о себе, одно лишь ваше слово заставит меня умолкнуть. – Говоря это, он испытал приступ негодования, и его голос зазвучал непривычно резко. Странная манера делать предложение девушке.

– Я не желаю этого слышать! – воскликнула она. В нем опять зародилась надежда, но оказалось, что это только начало. – Разве я когда-нибудь была расчетливой, разве хоть словом попрекнула вас за избранный вами путь при всех его опасностях и лишениях? Став священником, вы зажили бы в свое удовольствие. У нас с вами уже был бы свой дом, были бы дети, и я не боялась бы за вас, когда вы уходите в море.

Она говорила очень быстро, с новым для него жаром, и румянец пылал у нее на щеках. Он не мог не признать справедливости этих слов. Устыдившись своего гнева, он протянул ей руку, но она продолжала свою пылкую речь:

– Я не жаловалась, ведь верно? Я ждала, я была терпелива, но в будущем мне виделось нечто лучшее, чем уединенная жизнь вдали от родных и друзей, в которой вы сможете уделить мне очень мало внимания. Мои чувства остались такими же, как всегда, но я не настолько сумасбродна и сентиментальна, чтобы верить, будто можно преодолеть все препятствия и стать счастливыми, опираясь на одни только чувства.

Она наконец остановилась, и удрученный Лоуренс промолвил:

– Простите меня. – Каждое ее слово было справедливым укором ему, вообразившему, что именно с ним обошлись дурно. – Я сожалею, что начал этот разговор, Эдит. Мне следовало бы просто извиниться за то, что я поставил вас в столь неловкое положение. – Он встал из-за стола и поклонился: больше он, разумеется, в ее обществе оставаться не мог. – Позвольте мне удалиться и от всей души пожелать вам счастья.

Эдит тоже поднялась.

– Нет, вы останетесь здесь и позавтракаете. Вам предстоит долгий путь, а я нисколько не голодна. – Она подала ему руку, и слабая улыбка затрепетала у нее на губах. Он думал, что за этим последует вежливое прощание – но если она и хотела проститься, то в последний миг переменила решение. – Прошу вас, не думайте обо мне плохо, – сказала она очень тихо и с великой поспешностью вышла.

Напрасно она беспокоилась: ни одна дурная мысль о ней не могла прийти ему в голову. Напротив, он чувствовал себя виноватым за то, что был так холоден с Эдит и не сумел выполнить свои перед ней обязательства. Когда они дали друг другу обещание, она была дочерью джентльмена с солидным приданым, а он – морским офицером, не имевшим ничего, кроме надежд на будущее. Теперь он собственными руками разрушил даже эти надежды и не мог отрицать, что расходится в понимании своего долга с целым миром.

Эдит проявила похвальное благоразумие, не желая довольствоваться тем, что мог ей предложить авиатор. Нежная привязанность, которую Лоуренс чувствовал к Отчаянному, мало что оставляла на долю жены даже в редкие часы отпуска. Он поступил как эгоист, делая ей предложение, прося ее пожертвовать собственным счастьем ради его удобства.

Аппетит у него почти пропал, но он заставил себя поесть, чтобы не останавливаться в пути. В одиночестве он пробыл недолго: вскоре после ухода Эдит пришла мисс Монтегю в элегантнейшей амазонке, которая больше годилась для Лондона, чем для верховых прогулок в деревне, но хорошо показывала все достоинства ее фигуры. Она вошла с улыбкой, однако тут же нахмурилась, увидев, что Лоуренс здесь один, и села на дальнем конце стола. Немного времени спустя к ней присоединился Уолви, тоже одетый для верховой езды. Лоуренс едва кивнул им обоим и больше не обращал на них никакого внимания.

Когда он уже заканчивал завтракать, пришла его мать. Видно было, что одевалась она второпях, и морщинки вокруг глаз выдавали усталость. Она с тревогой смотрела на сына. Лоуренс улыбнулся, стараясь ее приободрить, но не очень преуспел в этом: разговор с отцом и неприкрытое любопытство гостей наложили на него печать, которую ему не удавалось стереть.

– Мне уже пора; хотите, я вас познакомлю с Отчаянным? – спросил он, рассчитывая побыть с ней хоть немного наедине.

– С Отчаянным? – растерялась леди Эллендейл. – Уж не хочешь ли ты сказать, Уильям, что твой дракон здесь? Куда же ты его дел, во имя всего святого?

– Конечно, он здесь, как бы иначе я путешествовал? Я оставил его у конюшни, в старом манеже для жеребят. Теперь он, должно быть, уже поел – я предоставил ему распоряжаться оленями.

– О-о! – воскликнула мисс Монтегю, слышавшая их разговор – любопытство возобладало в ней над презрением к авиатору. – Я еще ни разу не видела дракона вблизи. Можно, мы тоже пойдем? Замечательно!

Отказать ей, при всем его желании, не было никакой возможности. Лоуренс позвонил, чтобы его багаж снесли вниз, и они вчетвером направились в сторону манежа. Отчаянный, присев на задние лапы, наблюдал, как постепенно тает ночной туман. На фоне холодного серого неба он даже издали казался очень большим.

Лоуренс взял на конюшне ведро, тряпки и повел всю компанию дальше. Уолви и мисс Монтегю, к его удовольствию, шли теперь с гораздо меньшим энтузиазмом. Мать не хотела показывать, что напугана, и только чуть крепче опиралась на руку сына.

Отчаянный подставил Лоуренсу голову для умывания, с интересом глядя на незнакомых людей. Потом раскрыл пасть, чтобы Лоуренс смыл кровь из углов. На земле валялось несколько оленьих рогов.

– Я хотел выкупаться в пруду, но он слишком мелкий, и грязь набилась мне в нос, – виновато сказал дракон.

– Как, он умеет говорить! – удивилась мисс Монтегю, держась за руку Уолви. Оба они отступили назад при виде белых драконьих зубов: резцы у Отчаянного отросли больше кулака, и на них имелись зазубрины.

Отчаянный сначала опешил, но потом зрачки у него расширились, и он очень мирно ответил:

– Да, умею. Лоуренс, не хочет ли она сесть мне на спину и покататься?

Лоуренс поддался недостойному чувству злорадства.

– Пожалуйста, подойдите, мисс Монтегю. Я вижу, вы не из тех малодушных людей, которые боятся драконов.

– Нет-нет, – запротестовала она, отступая еще дальше. – Я и так уже злоупотребила временем мистера Уолви, ведь мы должны были ехать верхом. – Уолви пробормотал столь же натянутые извинения, и оба поспешно удалились.

Отчаянный с легким удивлением посмотрел им вслед.

– Они просто испугались. А сначала я подумал, что она вроде Волли. Не понимаю, чего тут бояться. На коров они не похожи, и я ведь уже поел.

Лоуренс, пряча мстительное торжество, подвел мать поближе.

– Его в самом деле не нужно бояться, – сказал он ей на ухо. – Отчаянный, это моя матушка, леди Эллендейл.

– Мать – это особый случай, ведь правда? – Отчаянный склонил голову, чтобы лучше ее рассмотреть. – Для меня большая честь с тобой познакомиться.

Лоуренс поднес ее руку к драконьей морде, и леди Эллендейл стала гладить черный носище – сначала робко, потом все уверенней.

– Мне тоже очень приятно. Подумать только, какая мягкая шкурка!

Дракон заурчал, ублаженный лаской и комплиментом, а к Лоуренсу вернулась изрядная доля хорошего настроения. Какое ему дело до всего мира! Для него достаточно одобрения тех, кто ему дороже всего, и сознания выполненного долга.

– Отчаянный – китайский империал, – сообщил он матери с нескрываемой гордостью. – Редчайшая порода; он один такой в целой Европе.

– В самом деле? Чудесно, мой дорогой; я слышала, что китайские драконы не такие, как все, – сказала леди Эллендейл, но ее глаза продолжали смотреть на сына с тревогой и каким-то немым вопросом.

– Поверьте, я считаю себя очень удачливым человеком, – сказал он, думая, что верно понял ее. – Когда у нас будет больше времени, мы вас покатаем. Это совершенно особенное ощущение, ни с чем не сравнимое.

– Ну что ты такое говоришь! – вознегодовала она, но Лоуренс видел, что она осталась довольна его ответом. – Ты прекрасно знаешь, что я даже на лошади не могу усидеть. Не представляю, что стало бы со мной на драконе.

– Ты будешь надежно пристегнута, как и я. Отчаянный не конь и не сбросит тебя намеренно.

– Да, – подтвердил серьезно Отчаянный, – а если ты все-таки упадешь, я, наверно, сумею тебя поймать. – Это, возможно, звучало не очень утешительно, но намерения у него были добрые, и леди Эллендейл улыбнулась ему.

– Ты такой милый! Никогда бы не подумала, что драконы так хорошо воспитаны. Ты будешь хорошо заботиться об Уильяме, правда? Он всегда доставлял мне вдвое больше волнений, чем другие дети, и вечно попадает в какие-то неприятности.

Лоуренса несколько задел такой отзыв, и ответ дракона не слишком поправил дело:

– Я не позволю, чтобы с ним случилось что-то плохое, обещаю тебе.

– Ну, довольно, нам пора – иначе вы вдвоем, того и гляди, закутаете меня в вату и будете кормить кашкой. – Он чмокнул леди Эллендейл в щеку. – Пишите мне, матушка, в запасник Лох-Лэгган, в Шотландии. Мы там будем учиться. Отчаянный, поднимись, пожалуйста, – мне надо привесить обратно эту картонку.

– Может быть, ты достанешь «Морской трезубец» Дункана? – спросил Отчаянный, послушно становясь на дыбы. – Мы не дочитали про битву Глориуса Первого – почему бы не продолжить в пути?

– Он читает тебе вслух? – изумилась леди Эллендейл.

– Да. Сам я, понимаешь ли, не могу удержать книгу, это для меня слишком мелкий предмет, и страницы мне трудно переворачивать.

– Ты не так ее понял: моя матушка удивлена тем, что я наконец сподобился открыть книгу, В детстве она всегда принуждала меня читать. – Лоуренс отыскал книгу в другой картонке. – Знали бы вы, каким синим чулком я теперь стал, матушка. Читаю и насытиться не могу. Все, Отчаянный, я готов.

Леди Эллендейл, смеясь, отошла к самой изгороди и долго смотрела им вслед, заслоняя рукой глаза. Она уменьшалась с каждым взмахом широких крыльев и вскоре скрылась за холмом вместе с парком, домом и башенками.