Текст книги "Он убивает ночью"

Автор книги: Наль Подольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Очень странно, студенческая забава… Я давно уж забыл, а вот руки вдруг сами вспомнили, ни с того ни с сего.

Так уж ни с того ни с сего, промелькнуло в мыслях у адвоката. Невзначай ввернув пару простодушных вопросов, он перевел разговор на отвлеченные проблемы индийской философии, чем вызвал некоторое неудовольствие Вадима Михайловича. Впрочем, с ужином уже было покончено и настала пора разъезжаться по домам.

Сперва Горн отвез доктора Косамби в гостиницу, затем доставил домой второго ученого и, распрощавшись с ним, повернулся к Александру Петровичу с решительным видом:

– Ну что, поехали?

Адвокат сразу понял, о чем идет речь, но ответил с некоторой осторожностью:

– Смотря что вы имеете в виду.

– Я имею в виду лабораторию, – жестко сказал профессор.

– Мне пора домой, – Александр Петрович тоже перешел на категоричные интонации, – день и так был тяжелый.

– Да вы что же, не понимаете! Завтра он попадет в хранилище – и все, больше мы ничего не узнаем! – С высоты своего роста Горн нависал над адвокатом и, как казалось последнему, излучал свирепость. – Если не поедете, обойдусь и без вас.

«Ну прямо боевой слон, – подумал Александр Петрович, – надо же, такой респектабельный ученый, а в душе, оказывается, головорез».

Адвокату пришлось сдаться – он вдруг испугался, что этот сумасшедший в лаборатории учинит нечто непотребное над камнем, в благополучии которого Александр Петрович был кровно заинтересован.

– Чего вы, собственно, добиваетесь, – ворчал адвокат, пристегивая ремень, – для моего подзащитного мы сделали все, что могли.

– Мне чихать на вашего подзащитного. По нему давно плачет веревка, это видно невооруженным глазом. Меня интересует исключительно рубин.

– Рубин, в конце концов, – мертвая вещь, кусок камня. Он вам ничего не расскажет.

– Не расскажет, так покажет, – пробормотал сквозь зубы профессор. – А что касается мертвой вещи, то вы не представляете, насколько современной науке не ясно, что – мертвое и что – живое.

– Это не важно, – адвокат не желал быть втянутым в отвлеченную дискуссию, – важно, что за месяц камень ничего особенного не показал.

– Вот, вот, я с ним провел столько времени, и вечерами, и ночью, – в голосе профессора звучала обида, – он на меня не реагирует.

Некоторое время он вел автомобиль молча, затем усмехнулся:

– Я бы мог безнаказанно ограбить сокровищницу Великих Моголов… Мне пришло в голову, может быть, вы… может, вам удастся его расшевелить.

– Что?! – Адвокат непроизвольно потянулся рукой к дверце машины.

– Я не собираюсь оставить вас с ним один на один, я знаю, на это вы не пойдете. Речь идет об исходном, инициирующем моменте. Если мы здесь имеем дело с каким-то процессом накачки от энергетических полей человека, достаточно будет короткого стартового контакта.

Машина остановилась.

– Если бы вы знали, как мне все это не нравится, – вздохнул Александр Петрович, открывая дверцу.

В вестибюле седовласая пожилая дама, сторож, пила чай в компании сухонького печального старичка. С привычкой профессора иногда работать в позднее время здесь все давно освоились, и его появление с адвокатом не вызвало ни малейшего удивления.

Пройдя в дальний конец темного коридора, они оказались в кабинете Горна. Тот сразу направился к сейфу, и раздалось глуховатое лязганье замка.

– Вот он. – Профессор протянул на ладони рубин Александру Петровичу.

Адвокат сделал шаг назад.

– Ну что же вы? Попрощайтесь с ним! Если вам и удастся еще когда-нибудь на него взглянуть, то уже только через стекло витрины.

– Я лучше умру, чем притронусь к этому камню.

– А вы ему, кажется, понравились… Выключите, пожалуйста, свет.

– Ни за что.

– Да бросьте вы это. – Профессор сам дотянулся до выключателя. – Видите, появилось слабенькое свечение… ну-ка, цып-цып-цып… а теперь стоп, – он снова включил люстру, – нужно устроиться поудобнее.

Он направился в свой любимый рабочий угол, положил рубин на стол и, секунду подумав, включил диктофон.

– А теперь погасите свет.

Адвокат не шелохнулся.

– Я же сказал, погасите свет, – повторил профессор ровным голосом, но так, что Александр Петрович уже не рискнул ослушаться. Профессор не сказал ему даже «спасибо», он просто забыл о его существовании.

– Эта запись сделана двадцать первого ноября в двадцать три часа ноль две минуты. – Профессор говорил в диктофон в размеренном лекторском ритме, от которого веяло скукой.

Александр Петрович, стоя в темном кабинете у двери, чувствовал себя совершенным идиотом. Он не вникал в занудную лекцию профессора, его вдруг захлестнула непонятная тоска, и когда ему показалось, что где-то рядом с профессором он видит красноватые вспышки, это не вызвало у него интереса, а ощущение тоски усилилось, и заныло в груди.

Нет уж, с меня хватит, подумал Александр Петрович и стал медленно пятиться к двери. Она, открываясь, скрипнула, но Горн не заметил дезертирства адвоката, он говорил в диктофон все громче и увлеченней.

К столику в вестибюле, где все еще шло чаепитие, Александр Петрович добрел, держась за сердце:

– У меня, кажется, приступ… вы не вызовете «скорую»… скажите, академику плохо… чтоб поскорее.

Его просьбу сейчас же исполнили, а самого уложили на кожаный диванчик и сунули под язык валидол.

«Скорая помощь» приехала быстро, и как раз в тот момент, когда врач с помощниками входил в вестибюль, со стороны кабинета профессора донеслись отчаянные крики и звуки ударов. Медики прямиком побежали туда, вместе с дамой-вахтером, а вслед за ними заковылял и Александр Петрович, поддерживаемый сердобольным старичком.

Когда они наконец добрались до кабинета, Александр Петрович увидел лежащего на полу Горна, вокруг которого хлопотали медики. Они успели уже подключить и настроить электронную аппаратуру реанимации, но, судя по лицам и репликам, вернуть профессора к жизни не удавалось.

После десяти минут бесплодных усилий врач констатировал смерть от инфаркта.

Диктофон продолжал работать. Адвокат остановил его, вынул кассету и сунул в карман; в общей суете никто не обратил на это внимания.

Горна подняли с пола и поместили на диван, причем оказалось, его рука мертвой хваткой сжимает рукоять геологического молотка. По щеке от правого глаза стекала струйка крови.

– Посмотрите, пожалуйста, что у него с глазами, – попросил адвокат.

Врач глянул на него удивленно, но поочередно поднял пальцами веки покойного. Левый глаз был в полном порядке, а правый как-то странно провалился. Врач наклонился, чтобы разглядеть получше, что там такое, и с изумлением обнаружил, что глазное яблоко рассечено ножевидным осколком прозрачного красного материала.

– Стекло? – спросил врач, обращаясь почему-то к Александру Петровичу.

Адвокат с ужасом оглядел кабинет. Рубина на столе не было, зато на полу валялись во множестве мелкие осколки красного камня. Молоток в руке мертвеца не оставлял сомнений: этот сумасшедший одним ударом молотка разбил все расчеты Александра Петровича.

– Нет, не стекло, – простонал он и схватился за сердце.

– Случай сложный, – нахмурился врач, – я обязан вызвать милицию. – Он подошел к письменному столу и поднял телефонную трубку.

– А потом займитесь, пожалуйста, мной, – кротко сказал Александр Петрович, – ведь вас для меня вызывали.

Закончив разговор, врач подошел к адвокату.

– Веселенький у вас институт, – пробурчал он, приставляя стетоскоп к груди Александра Петровича. – Ничего страшного, но не надо так волноваться. Посидите спокойно, все пройдет. – И адвокат получил еще одну таблетку валидола.

К приезду милицейской бригады он оправился от потрясения настолько, что уже в совершенстве управлял интонациями голоса:

– Будьте осторожны. Перед смертью профессор Горн разбил молотком рубин огромной ценности. Потребуется идентификация этих осколков. – И единым, картинным и плавным жестом Александр Петрович указал на разметанные по полу красные брызги камня и геологический молоток в руке покойника.

Майор милиции ошарашенно смотрел на осколки:

– Так это тот самый рубин, что ли? – Он был наслышан о сенсационном процессе.

На следующее утро адвокату пришлось выпить внушительную порцию кофе, чтобы подавить в организме остатки выпитого на ночь снотворного. За кофе он пришел к выводу, что утраченное вознаграждение за находку рубина было журавлем в небе, юридически сложным казусом, представлявшим ему лишь шанс, весьма непростой для реализации. Зато воробей в руке присутствовал вполне реально.

Для начала он позвонил Диане, договорился о встрече и намекнул, что для нее есть прекрасные новости, но, конечно же, в этом мире ничего не дается даром.

Затем адвокат написал ходатайство в суд. Не рядовое кассационное заявление, а ходатайство о возобновлении дела по вновь открывшимся обстоятельствам. Он с удовольствием представлял заранее взрыв общего любопытства в судейских кругах и переполох в прокуратуре.

Ощутив состояние психологического комфорта, Александр Петрович решил, что теперь без вреда для своей нервной системы может прослушать вчерашнюю кассету. Вставив ее в магнитофон, он инстинктивно сел от него подальше.

Сначала шло хамское «я же сказал, погасите свет», потом сухое «эта запись сделана…» и всякое академическое занудство насчет молекулярной решетки кристалла и высоких внутренних напряжений в нем, но дальше начинались конкретные наблюдения профессора:

– Пока ничего не вижу, но точно чувствую местоположение кристалла, могу уверенно, не нащупывая, коснуться его. Проверяю… действительно так. Я его воспринимаю как некий энергетический сгусток. Если закрыть глаза или заслониться рукой, он остается в поле восприятия. Поток энергии усиливается, возникает ощущение тепла, оно обволакивает, притягивает, невольно расслабляет. Теперь понятны показания сержанта, что камень якобы «подзывал» к себе в темноте.

Наступила пауза, заполненная невнятными шумами, шуршанием и тихим постукиванием, затем профессор пробормотал:

– Да, определенно имеется обратная связь, раньше это не наблюдалось, – и снова пауза.

– Возникло слабое розовое свечение, оно пульсирует с периодом в несколько секунд… полагаю, один из ритмов моего организма… от этого свечения рука и бумага экранируют… впрочем, не полностью, контуры ощущаются по-прежнему.

Некоторое время профессор молчал, и было слышно его учащенное энергичное дыхание.

– Происходит нечто странное… адекватно описать не могу, – голос Горна звучал неуверенно, даже смущенно, – разрушение, нет, скорее изменение метрики пространства… выворачивание пространства наизнанку… теперь я внутри кристалла… одновременно внутри и снаружи…

Возбуждение профессора нарастало, он ускорил речь и говорил все громче, почти кричал:

– Происходит круговое движение, будто разматывается бесконечная красная лента. Еще одна. И еще! Ощущение страшной угрозы. Одновременно звук. Жуткий багровый звон! А-а! Нет! Этим меня не проймешь!

Александр Петрович чувствовал, что надо убавить звук, но не мог заставить себя подойти к магнитофону.

– Мы о них ничего не знали! Они лезут в глаза! Они сверлят мозг! Нет! Этого ты не получишь! Свет! Дайте свет!

По квартире адвоката разносились отчаянные крики. Только бы не прибежали соседи, думал он в панике.

– А-а-а! Вот оно, главное! Вот оно! Вот оно!

Дальше шли короткие истошные выкрики, разобрать которые адвокат не сумел, громкие удары, видимо молотком по столу – значит, профессор действовал уже вслепую, – и заключительный треск, похожий на взрыв хлопушки.

«Вот ведь попал все-таки», – с грустью подумал Александр Петрович.

Замыкали запись невнятные шумы и глухой стук, должно быть обозначивший падение тела, и еще через полминуты – звуки шагов и деловитые возгласы медиков.

«Это удачно, что они тоже записаны, – отметил про себя адвокат, – так нагляднее».

Александр Петрович хотел понять, какое же последнее слово выкрикивал Горн, для чего, уменьшив громкость, прокрутил конец записи еще дважды, при различных положениях регулятора тембра. Слово получилось очень странное, примерно такое:

– Хей-хор!

Адвокату казалось, нечто похожее он где-то слышал. Напрягая память, он вспомнил: в американском фильме про викингов. Это был не крик боли, а боевой клич. Да, Вадим Михайлович Горн был по натуре боец и погиб как боец: лицом к врагу и с оружием в руках.

Приехавшую вскоре Диану адвокат встретил лучезарной улыбкой:

– Дорогая моя, наши дела превосходны. Сегодня мы подаем ходатайство.

– А что еще можно сделать? – спросила она без энтузиазма. – Вы и так скостили от вышки до восьмерки, я же понимаю, что это значит. И вдруг дадут больше, так быть не может?

– Практически нет. Это запрещено законом. И уж никак не в нашем случае. – Адвокат выдержал эффектную паузу. – Вчера этот камень отправил на тот свет еще одного человека!

Ее глаза округлились, как у ребенка, получившего шикарную игрушку.

– Ну, мэтр, вы даете… Я торчу… – Она неожиданно влепила Александру Петровичу сочный поцелуй.

Закончив деловые переговоры, Диана вызвалась отвезти адвоката в городской суд. По пути она уныло молчала, и, уже выйдя из ее белого «мерседеса», Александр Петрович счел своим профессиональным долгом приободрить клиентку:

– Выше нос, девочка. Мы его скоро вытащим.

– Я вам верю… Только, наверное… я не стану жить с Сереньким. Расхотелось, не в кайф будет… Вы не бойтесь, я, как сказала, все заплачу. – Она отпустила тормоз и медленно уплыла из поля зрения адвоката.

В здание суда он вошел, чувствуя себя победителем, и в коридоре сразу же, как по заказу, встретил судью.

Ответив на почтительный поклон адвоката, тот ласково спросил:

– Апелляцию подаете?

– Нет. Возобновление дела по вновь открывшимся обстоятельствам. – Александр Петрович помедлил, с удовлетворением наблюдая, как брови судьи поползли вверх. – Вчера этот камень убил еще одну жертву, и при свидетелях.

– Изрядно, – произнес судья. Отступив на шаг, он некоторое время разглядывал собеседника, как произведение искусства в музее. – Жаль, очень жаль.

– Что-нибудь случилось? – насторожился адвокат.

– Зайдите в канцелярию, вам расскажут.

– Но что, что случилось?

– Я же говорю, зайдите в канцелярию. Вам все расскажут.

Действительно, в канцелярии секретарь рассказал адвокату все. Вчера после суда Серова распорядились перевести в другую камеру. Когда его довели до нового места, он застыл перед дверью, как сонная муха, и один из конвоиров слегка его подтолкнул. Он тут же каким-то дьявольским ударом сбил с ног обоих, набросился на первого, вырвал у него глаза из глазниц и успел уже приняться за второго, когда его застрелил подбежавший офицер охраны.

– О Боже! Во сколько это случилось?

– Теперь-то уже все равно, – пожал плечами секретарь. – Кажется, в одиннадцать вечера, с минутами.

Александр Петрович схватился за сердце:

– Какой кошмар! Какое жуткое совпадение!

– Да вы так не расстраивайтесь, – попытался утешить его секретарь, – вы сделали для него что могли, и, смею заверить, сделали блестяще!