Текст книги "Предназначенная поездка (сборник)"

Автор книги: Надежда Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

«Недостойная раба твоя…»

Ягодой спелой не станет

завязь, битая градом.

Н.В.

«Опять наивная душа /к другому берегу стремится./ Ей, непутевой снова мнится, /что только ТАМ жизнь хороша». Давно написала я в одном из стихотворений. Потому и специальность выбрала связанную с экспедициями, а они обеспечили мне болезни, инвалидность, минимальную пенсию и свободу. Как только начала чувствовать себя получше, нашла и подобающее занятие – походы выходного дня. И хоть всё чаще ловлю себя на мысли, что так хорошо и так уютно в МОЕЙкомнате, на МОЁМдиване, всё равно желание съездить куда-нибудь, как нарыв созревает, и вот меня уже ничто не может удержать дома. В последние годы привлекают, в основном, святые места. Как говорят, пришло время о душе подумать. И новые впечатления для человека пишущего всегда крайне необходимы. «Нынче – ТОЛЬКО на Валаам!»

Когда-то давно я уже побывала на Валааме. Это было в сентябре. Из Ленинграда мы плыли на комфортабельном теплоходе всю ночь, чтобы всего один день полюбоваться красотой этого острова на Ладожском озере. Скалы, сосны, нежаркое осеннее солнце… С экскурсией посетили несколько скитов. На территорию монастыря нас не пустили, – там располагался приют для особенно искалеченных инвалидов Великой отечественной войны. Впечатления мои были сильными, но очень противоречивыми.

Давно слышу, что монастырь восстанавливают, он уже действующий и принимает паломников. И мне очень захотелось побывать там /было же в гороскопе: «если отдыхать, то непременно на Валааме…»/, но не с экскурсией, и не то чтобы отдыхать. Ногами почувствовать святую землю хоть немного проникнуться духом острова, глазами вобрать гармоническое слияние северной природы и своеобразной архитектуры скитов, монастыря. А для этого лучше пожить там несколько дней, походить на службы.

Я стала выяснять подробности и особенности маршрута. Одна моя знакомая захотела было составить мне компанию, но в последний момент раздумала. А мне такой поворот неожиданно пришелся по душе: если я поеду одна, то мои впечатления, неразбавленные вынужденным общением, могут оказаться более яркими, более глубокими. Получив же от знакомого батюшки благословение в дорогу, я почувствовала себя защищённой от неприятных случайностей.

На Валаам ходит теплоход от пристани г. Приозерска. Но каждый ли день, и где я буду ночевать, если его не будет, – не представляла. От Петербурга до Приозерска решила, на всякий случай, ехать на первой электричке. Три часа пути, то читала молитвослов, то – глядела в окно. А за окном «Мелькают березы, сосны и ели./ Хотя уже лета прошло две недели,/ наряд их, по-прежнему, ярок и свеж./ Речушек лесных и озер череда… / Я рада опять возвратиться сюда./ Карелия – край моих светлых надежд!»

От станции до причала можно доехать на автобусе. Но находясь всё же в некотором нервном возбуждении и насидевшись в электричке, я, забросив за плечи рюкзак, пошла пешком, периодически уточняя у прохожих дорогу. Вышла к реке и вскоре на открытых настежь воротах увидела надпись: «ПРИЧАЛ ВАЛААМСКОГО МОНАСТЫРЯ.»

Во дворе, возле двух жилых домов, похожих на коттеджи, за длинным деревянным столом сидели мужчины и женщины, трапезничали. Внешний вид молодых людей указывал на то, что они имеют непосредственное отношение к священно-служительству. Женщины монахинями явно не были, но то, что они – богомолки / в плотно повязанных платках, в длинных юбках, в закрытых кофтах/, сомнений не вызывало. Поздоровавшись, я поинтересовалась, смогу ли сегодня попасть на Валаам.

– Нет, – ответил мне кто-то из них. – Теплоход может быть завтра утром, а может быть и послезавтра, – это зависит от погоды. Да вы садитесь! Откушайте с нами!

Я поблагодарила, но отказалась; и скинув рюкзак, почти без сил плюхнулась на скамью. Неожиданное препятствие и дальнейшая неопределенность подкосили меня, а ведь только что казалось – могу пешком дойти до острова. Переведя дух, огляделась по сторонам. «Берег песчаный, крутой. /Стол во дворе под сосной. /Радужным куполом крона,/ и на стволе – икона./»

Всех сидящих за столом обслуживал мужчина лет пятидесяти, его звали Александр. Напротив меня сидела молодая женщина, и как мне показалось, к ней он был особо внимателен. Из их, невольно услышанного мною, разговора, поняла, что она – художница, несколько дней провела в монастыре на Валааме и теперь возвращается домой.

Лёгкий ветерок с реки и густой хвойный запах до такой степени подействовали на меня, что глаза мои невольно стали слипаться. Видимо, заметив это, Александр подошёл и предложил:

– Да вы отдохните! – Он подвел меня к одному из домов. – Это – женская половина. Занимайте любую койку.

От всей души поблагодарив его, я не без трепета вошла в монастырское здание, ведь я ещё никогда не бывала в ТАКОМ месте. С усилием потянув на себя плотно прикрытую дверь, оказалась в большой, но полутёмной комнате. Она была заставлена двухъярусными железными кроватями, покрытыми шерстяными одеялами. Справа от двери небольшая печка; возле окна – стол, на нём свечи, какие-то брошюры. На стенах иконки, а в правом углу – большая икона. Перекрестившись на неё, я быстро устроилась на одной из кроватей и задремала. Через пару часов, почувствовав себя отдохнувшей, захотела побольше узнать о том месте куда я попала, да и, кстати, уточнить мой дальнейший маршрут.

На территории причала кроме ранее увиденных мною домов, обнаружила ещё один, строящийся, а также: сараи, бочки, контейнеры… и небольшую белую часовенку, увенчанную маленькой главкой с крестом. Перекрестившись открыла дверь. Солнце било в глаза, и я не сразу различила икону на аналое, теплившуюся перед ней лампадку, иконки на стенах. Было очень душно и вскоре я заспешила на свежий воздух.

Подойдя к реке увидела двух молодых людей: один ловил рыбу, сидя на понтоне, другой – что-то стирал, стоя по колено в воде.

Александр хлопотал около высокой плиты из кирпича. Увидев меня, он улыбнулся, как бы приглашая к общению. Мне показалось, что я не очень помещаю ему, если задам несколько вопросов. Потому, как он охотно согласился, я поняла, что не ошиблась, и села на скамью, поближе к нему.

И я узнала, что на причале Валаамского монастыря обычно живут шестеро мужчин – трудников во славу Божью во главе с послушником. Посылают их сюда на разные сроки, кого-то на несколько дней, а кого-то и на несколько месяцев для погрузо-разгрузочных работ. Содержание в порядке всего хозяйства причала и прием транзитных паломников также входит в их обязанности.

Александр объяснил, что для того чтобы попасть на Валаам, а тем более пожить в монастыре, обязательно нужно иметь благословение благочинного. Его надо было получить еще в Петербурге, где-то у Нарвских ворот, и лишь для тех, кто едет в монастырь работать на срок не менее двух недель /а это называется послушанием/ проезд на теплоходе бесплатный.

Ну почему я этого не узнала загодя? Всё-таки надо было лучше подготовиться к поездке! Что же теперь?… Александр пытаясь меня утешить сказал, что благословение можно получить и на причале, когда игумен появится на нём, отправляясь в монастырь. Правда, будет ли он завтра или нет, никто не знает. Я немного приободрилась и пошла прогуляться по берегу Вуоксы. Сильный тёплый ветер выдул из моей души остатки тревоги.

Когда я вернулась, давно уже перевалило за полдень. Начался дождь, быстро перешедший в ливень, и мужчины, собиравшиеся отобедать, перешли со двора в дом трудников. По окончании их трапезы Александр пригласил меня.

В небольшой кухне над современным холодильником висела икона с горевшей перед ней лампадкой. Вокруг стола стояли деревянные с высокими спинками стулья. Я удобно устроилась на одном из них. После прогулки чечевичный суп и гречневая каша показались мне чрезвычайно вкусными: и чай был таким, какой я люблю: горячий, крепкий, сладкий. Тихо, уютно, – всё располагало к общению.

Александр выглядел усталым и озабоченным. Я посочувствовала ему и участливо спросила:

– Как вам здесь живётся?

Он слегка оживился и как бы через силу признался:

– Для меня нынешнее послушание тяжелое. В мою обязанность входит прием проезжающих паломников, которых надо разместить, накормить; всё прибрать. А ведь иногда на причале ночует более тридцати человек. И всё это не освобождает меня от работы грузчика. Вот и получается, что на сон остаётся часа три в сутки. Сюда меня прислали на месяц. Завтра этот срок заканчивается.

И тут, неожиданно для меня, а может быть, и для себя самого, Александр разоткровенничался:

– Возможно, завтра решится моя судьба, – взволнованно заговорил он, – стану ли я послушником в братии или женюсь.

Я была бы не я, если бы это заявление не вызвало у меня в душе живейшего отклика! Боясь спугнуть его откровение слишком назойливо проявленным интересом, я выждала небольшую паузу прежде чем попросить его поподробнее рассказать о себе.

– Много лет я жил и работал в Москве, – продолжал он более спокойным тоном. – Была семья: жена, дочь замужем, внуки. Лет пять тому назад потянуло меня к могилам предков. Жена не захотела покидать столицу. Развёлся. Приехал на свою малую родину, на Брянщину. Я по специальности камнетёс, всегда зарабатывал неплохо, и в настоящее время у меня там квартира, дача, машина. А душа чего-то другого просит. Вот уже несколько лет свой отпуск провожу в монастырях, подряжаясь на различные работы. Такая жизнь по мне: всё определено, соблазнов меньше, чем в миру… И начал я уже было склоняться к решению уйти в монахи, не недавно познакомился с одной молодой женщиной, художницей. Да вы её видели утром, – уточнил он. – Мы друг другу очень понравились, и я уже засомневался: а стоит ли в монахи-то? И к тому же, одна моя знакомая матушка, мнением которой я дорожу, высказала своё желание видеть нас под венцом.

Он помолчал, как бы всматриваясь в себя: как-то очень глубоко вздохнул и добавил:

– Завтра еду на исповедь. На что благословит мой духовный отец – тому и быть!

Мне показалось, что ему всё-таки больше хочется жениться. И решения своей участи он ждёт с каким-то тягостным смирением.

«И всюду страсти роковые!» – пришло на ум. До позднего вечера я бродила по берегу реки, думая то об Александре, то на себя примеривая ситуацию: может быть, и мне захочется подольше пожить в монастыре, поработать. А потом?… На всё воля Божья!

С этой мыслью я и вошла во двор причала. На ступеньках дома трудников стоял Александр. Увидев меня, он раскинул руки, как бы приглашая, и ласково спросил:

– А кушать?

– Ещё и ужином кормить будете?! – удивилась я, тронутая его вниманием.

На ужин была та же гречневая каша с жаренным луком, но я ела её уже без всякого удовольствия, – сказывалась усталость от обилия впечатлений. Выпила чашку ещё не остывшего кипятка и пошла спать.

И почти уснула, когда в дом, тихо поздоровавшись, вошла девушка лет двадцати. Она положила вещи и тотчас же встала на колени перед одной их иконок; долго молилась, читая по книге и часто крестясь. Исподволь наблюдая за ней, я думала, что именно таки должна выглядеть настоящая паломница, и слегка укорила себя: и юбка не той длины, и платок – пёстрый, постоянно съезжающий с головы, да и свой карманный молитвослов читаю редко. Но тут же и успокоилась: наживное!

Проснулась я от сильной головной боли. Помочь мне мог только крепкий чай. Пошла искать Александра и с радостью обнаружила теплоход, стоящий у причала. Александр принес чай, приговаривая:

– Идите, идите скорей! Игумен будет!

Поблагодарив и пожелав моему «опекуну» всех и всяческих благ, я поспешила на пристань.

Соседка моя была уже там. Подъезжали автобусы, из них выходили группы и проходили на борт теплохода. Мы с попутчицей подошли к самому трапу, ожидая появления благочинного. Но посадка закончилась, а его всё не было. К нам подошел капитан и выслушав нас, сообщил, что игумен отменил свою поездку, и раз уж так получилось, то он возьмет нас без благословения.

Теплоход вышел в Ладожское озеро. Солнце, штиль, вода в алмазных бликах… Такая благодать на Ладоге – редкость. Настроение моё было под стать!

Оказалось, что на теплоходе плыли не только паломники. Кто-то пил чай, кто-то что-то и покрепче, но большинство сидели с молитвословами и читали. А я, повторяя знакомые молитвы, благодарила Бога за столь благоприятное течение очередного этапа моего путешествия.

Часа через три мы приближались к Валааму. Все заметно оживились: схватили фотоаппараты, видеокамеры, дружно и восхищенно заохали, увидев скит при входе в монастырскую бухту; стали снимать освещённые полуденным солнцем островки, скалы, сосны, скит и монастырь… Вскоре теплоход причалил к берегу.

Мы с попутчицей поспешили к благочинному испросить благословение на проживание.

Войдя в кабинет, я представилась и попросила разрешения пожить в монастыре три дня, чтобы потом описать свои впечатления. Показала свои документы. Благочинный особое внимание обратил на пенсионное удостоверение инвалидности.

– Хорошо! – услышала я в ответ. – Мы дадим вам возможность пожить в монастыре, но по уставу кров и стол у нас должно отрабатывать. Везде нужны руки: и в церкви, и в саду, и в трапезной… Учитывая вашу немощь, мы не будем привлекать вас к этим работам. Живите, пишите. Здесь красивая природа. Можно посетить скиты. Только не фотографируйте на территории монастыря, и не берите интервью у монашествующих.

Мне выдали талон на питание, постельное бельё и проводили в одну из гостиниц. В большом чистом помещении на втором этаже старинного здания «водопроводного дома» никого не было. Плотно стояли те же двухъярусные кровати. В углу – стол, застеленный клеёнкой, возле него несколько стульев. Меня подвели к свободной нижней койке и предложили устраиваться. Я стала раскладывать вещи и вдруг увидела, что в эту же комнату входят и располагаются в ней мужчины. Оказалось, что здесь как в общем вагоне ночуют все вместе. Оно и понятно, здесь нет мужчин и женщин, все – люди Божьи, паломники.

Я не могла удержать своё любопытство и стала наблюдать за вошедшими. Один молодой человек разложил бутерброды на столе, потом вышел из комнаты и вскоре вернулся с чашкой горячего чая. Оказывается, для тех, кто хочет перекусить, в общем коридоре на столике стоит электрический самовар; тут же одноразовые пластмассовые чашки, чай в пакетиках. А я и не заметила, когда шла этим коридором. Я решила отдать сахарный песок, что везла в пожертвование монастырю, на общий стол, и отнесла его работнице гостиницы.

Через некоторое время комната опять опустела. У всех дела: экскурсанты целый день ходят по острову, смотрят, слушают информацию об истории монастыря; участвуют в службах. Остальные – заняты на послушании, всем есть работа по силам их!

Дважды ударили в колокол к вечерне. Я подошла к главному храму, но на его дверях висело объявление: «В связи с реставрационными работами все непраздничные службы будут проходить в Успенской церкви.»

В небольшой церкви народу собралось много, и потому было тесно, душно, темновато. Служба длилась около двух часов. Меня сморило и почти всё время я в полудрёме просидела на стуле в углу.

После службы все пошли ужинать: монахи – в свою трапезную, работники и паломники – в другое здание. Для паломников сегодня давали гороховую кашу. Мой организм её не принимает. Съев несколько ложек, я поспешно запила их тепловатым чаем, и вышла во двор.

Трапезная для паломников располагается во внешнем дворе монастыря. Я огляделась – здания стоят в лесах, снуют рабочие в спецодежде, – 10 июля праздник святых основателей монастыря Сергия и Германа. Строители торопятся, работают по ночам, благо ночи белые.

Я обошла и внутренний двор, особое внимание обращая на надвратные иконы. А когда подняла голову выше, увидела купола и высоко-высоко в небе шпиль главного храма – Спаса-Преображенского собора. И вдруг ощутила пронзительную радость, что нахожусь на священной земле, что мне предоставлена такаявозможность очиститься душой, что завтра – Родительская суббота, а послезавтра – Троица. Совсем недавно, в феврале умерла моя мама, и теперь подать записку об упокоении здесь, где о её душе будут молиться монахи – большое утешение!

Поздно вечером организованные паломники, сидя за столом, по очереди читали «Правила перед исповедью и причастием». Я хотела поучаствовать и сначала внимательно слушала их, но незаметно для себя уснула.

Утром мне было никак не проснуться. Мне снилась моя мама, впервые после её смерти. Она звала меня: «Звонят! Иди, открывай дверь! Там тебя ждут!» Я оправдывалась: «А я и не слышу!»

Проснувшись, поняла, что звонили колокола и что комната пуста. «Сейчас же вставай! Служба уже началась! Ты зачем приехала?» – клеймила я себя. Быстро собравшись, поспешила в церковь.

В этот раз можно было исповедаться. Исповедь принимали два священника. К одному из них была большая очередь. Мне он показался каким-то невзрачным и задерганным, как будто озабоченным – успеет ли исповедовать всех желающих паломников. К другому священнику очередь была меньше. Он участвовал в службе и время от времени уходил в алтарь. Этот батюшка выглядел солидным: высокий, красивый. Весь его облик, неспешные движения, мягкий тембр голоса, внушали доверие и почтение. В его манере исповедовать мне виделось сочетание доброжелательное-ти и достоинства. И чем дольше я наблюдала за ним, тем сильнее мне хотелось исповедаться именно у него. Очередь почти дошла до меня, когда с обещанием вернуться, батюшка снова отлучился. Служба закончилась, а я его так и не дождалась. В результате осталась без исповеди. Какое-то горестное разочарование нашло на меня. Я всей душой ощутила и поняла, что означает «Недостойная раба твоя». Даже исповеди не удостоилась на святой земле!

С таким настроением я шла по дороге к игуменскому кладбищу, что расположено в километре от монастыря. «А что ты хотела? – укоряла я себя. Запросто получить отпущение грехов? Заслужить надо! В «Правила» не вникала, даже уснула. В церковь примчалась впопыхах, даже крестик съехал на спину. Какое уж тут прощение! Хотя бы внешне формальности соблюла! Господи, прости и помилуй недостойную рабу твою!» Но тут же вспомнила что уныние – тяжкий грех. У меня ещё есть шанс! Сегодня будет всенощная перед Троицей и я отстою её! И завтрашнюю литургию – тоже! И может быть, сподоблюсь исповедаться.

От таких мыслей, я почувствовала прилив сил, идти стало легче. Ветер усилился, как бы подгонял меня. Он раскачивал могучие лиственницы, растущие вдоль дороги, под ноги падали шишки, похожие на диковинные цветы. Пожалуй, в другом состоянии, цветами они бы мне не показались. Вскоре я дошла до ворот старинного кладбища. Могилы Валаамских игуменов расположены возле церкви на возвышенном месте, а захоронения монахов – в низине. Ухоженный вид игуменского кладбища, старинные кресты и массивные надгробья внушали какое-то особо трепетное отношение к почившим.

Две женщины рассаживали цветы возле церкви. В полутемном притворе на лесах работал мужчина, пожилая женщина домывала пол. Вытерев ноги, я не без волнения вошла в центральную часть почти отремонтированной церкви. Там никого не было.

Всё пространство было залито солнечным светом, бьющим через высокие окна. Он отражался и сверкал на белых оштукатуренных стенах и на влажном, ещё не просохшем полу. Всё это вызвало у меня ощущение ЧИСТОТЫ, абсолютной, вселенской. На мгновение я растворилась в нём, а потом не спеша стала разглядывать пока небогатое убранство, останавливаясь перед иконами и крестясь. Откуда-то пришла мысль, что соборная молитва именно в этой церкви скорее принесет упокоение моим почившим родственникам, к тому же, сегодня – Родительская суббота. Я подала записку, подумав, что надо бы тут же почитать какие-то особые молитвы, и потому с чувством только частично выполненного долга, вернулась в гостиницу.

Хотелось сразу записать свои впечатления, чтобы не потерять свежесть их красок. После прогулки ноги гудели, и я с удовольствием села за стол. Скрипнула дверь, – вошла соседка по комнате.

Меня всегда интересуют люди и судьбы, а в этой женщине, казалось, была какая-то тайна. Мы с ней уже перебрасывались двумя-тремя фразами по поводу бытовых проблем, и она явно не торопилась раскрываться передо мной. Сейчас мы были одни, и я решила этим воспользоваться.

Без видимой охоты женщина скупо рассказала: работает врачом-гинекологом в Рыбинске; бывала с экскурсиями во многих монастырях и даже в Иерусалиме. Когда она впервые исповедалась, услышала от батюшки: «Езжай в монастырь работать и грехи отмаливать, а не то в геенне огненной гореть будешь!» И вот уже третий отпуск она проводит на Валааме, выполняя послушание.

– А меня благословили написать о своей поездке! – поделилась я и услышала отповедь:

– Писать очерки для привлечения людей на Валаам – бесполезно! Надо только работать и молиться! Если Богу угодно, то человек сам сюда попадет, а попав, многие возвращаются вновь и вновь!

Категоричность такого заявления слегка покоробила меня, но я поняла, что у неё своя правда, своя боль и потому возражать ей не стала, а о себе подумала: «Если игумен дал мне благословение писать, значит, не считает моё дело пустым!» На этом наш разговор закончился.

Мне подумалось, что люди, приезжающие сюда работать, с большим доверием относятся в Богу, серьёзнее к церкви, к исполнению её канонов, чем те, что приезжают на один день организованной группой, пытаясь на скорую руку вымолить прощение у Господа, не имея возможности или желания дома ни помолиться толком, ни в церковь почаще ходить.

Я решила поразмышлять на эту тему в одиночестве и долго бродила по острову, привычно восхищаясь северной природой. Какая величественная гармония в мире Божьем! А в душах людей зачастую хаос и смятение. ЗДЕСЬ я почувствовала это особенно остро.

Памятуя о том, что собиралась отстоять всенощную, вернувшись, села читать молитвы, а услышав колокольный звон, отправилась в храм.

Главный храм Валаамского монастыря к Троице был украшен не как привычно, ветками берёзы, а прямо целыми деревцами. Мне показалось, что отчасти это было вызвано желанием закрыть ими ремонтные леса. Из-за них не видны были росписи на стенах, зато алтарь особо выделялся своей красочностью. Ближе к алтарю белели платки истовых богомолок, а у входа толпились те, кто, похоже, впервые зашел в церковь.

Началась праздничная служба. Всё происходящее завораживало: одеяние священников из зелёной парчи, чтение и пение псалмов, свет свечей, то усиливающийся, то убывающий. А когда во время службы мужчина в чёрном, поднявшись на стремянку с шестом, на конце которого была зажжённая свеча, медленно поворачивал трёх-ярусную люстру, зажигая на ней свечи, то я не могла глаз отвести от этого зрелища.

Служба длилась более пяти часов, к тому же пол был ледяной, – и мне, конечно, было трудновато отстоять её. Но ведь я дала себе слово и – выдержала! Меня знобило, может быть, не только от того, что замёрзла, но и от нервного напряжения. Вернувшись в гостиницу, долго пыталась согреться; спать легла, не снимая платка с головы.

Спала недолго, но проснулась бодрой и на литургию пришла почти за полчаса до начала. Несколько человек уверенно, как мне показалось, обходили храм, прикладываясь к иконам, шепча молитвы. Я присоединилась к ним и тоже постояла перед каждой иконой, вглядываясь в лики святых, крестясь и кланяясь. Во время литургии всё думала, будет ли сегодня исповедь, уж очень хотелось исповедаться и причаститься в этом древнейшем храме.

Слава тебе, Господи! Сподобилась! Исповедовал тот самый понравившийся мне батюшка. Я была готова немногословно, но чтобы быть понятой, раскаяться во многом, но главный-то мой грех – гордыня! С неё я и начала, а он мне и говорит:

– Что почувствовала себя английской королевой? Ходи в церковь почаще, – пройдёт!

Я опешила! Чего-чего, а юмора от священника не ожидала и продолжать не стала. Когда же услышала разрешительную молитву, произнесённую егоголосом, мне стало свободно и радостно. После причастия душа моя возликовала.

Коленопреклонённый священник перед открытыми царскими вратами лицом к присутствующим долго читал молитвы. Впервые стоя на коленях как все на какое-то мгновенье я почувствовала себя овцой во стаде Божьем, счастливой и в безопасности.

Сосредоточиться на молитвах я не могла: мои колени болели, ноги затекли. Исподволь озиралась я по сторонам и чувствовала какую-то возвышенную ауру окружающих меня людей, почти лежащих на бетонном полу. Они-то не такие как я! По окончании молитвы поднялась с трудом, опираясь на чью-то вовремя протянутую руку.

На память об этой службе в притворе храма я купила себе серебряное колечко с надписью: «ПРЕСВЯТАЯ БОГОРОДИЦА СПАСИ НАС!» Давно я о нём мечтала.

Тут я почувствовала себя переполненной впечатлениями. Мне захотелось домой! Без остановок, чтобы не расплескать душевного восторга. И опять мне повезло! Я даже удивляться перестала. Оказывается, сегодня теплоход уходит на час раньше обычного, и я смогу успеть на последнюю электричку. Я очень обрадовалась. Значит, ночевать буду дома, на своём диване.

Получив благословение на обратную дорогу, торопливо собрала рюкзак. На пристани купила монастырского хлеба особой выпечки. Его пекут специально для экскурсантов, чтобы взяли с собой, и вкушая его, вспоминали бы о Валааме.

Погода была ветреная, но солнечная. Теплоход отчалил от берега. Большинство паломников сидели в теплом помещении и читали молитвы, и только несколько человек, в том числе и я, ещё долго не уходили с открытой палубы, прощаясь с Валаамом, с Ладогой.

Я думала о том, что для меня эта поездка, стала подарком, ниспосланным свыше. Родились строки: «народная мудрость веками живёт: /под камень лежачий вода не течёт. /И всё же никчёмен бывает расчёт./ И верится свято – Господь нас ведёт!» К сожалению, на Валааме я была не участником, а лишь наблюдателем, порою суетным. На сегодня я едва соприкоснулась с ним. И может быть, Даст Бог, я ещё вернусь сюда в другом качестве, в другом состоянии…

На причале в Приозерске теплоход встречали не знакомые мне трудники. Я поспешила на станцию, думая о том, что Господь всегда помогает в исполнении желаний, способствующих нашему духовному развитию; об Александре – что он всё-таки не женится…

2002 г.