Текст книги "Иероглиф «Измена»"

Автор книги: Надежда Первухина

Цзюань 5
РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКЗАМЕНОВ

 
Дождь над рекой Цанхе,
Дождь над святой столицей.
Дождь позолоту крыш
Смыл в бесконечность луж…
В каждом моем стихе
Мне будет солнце сниться,
Будет расти камыш —
Бог неотпетых душ.
Дождь над дворцом. И дождь
Льет над моей лачугой.
Старый гнилой тростник
Не защитит меня.
Спросят: «Чего ты ждешь?»
Я отвечаю: «Чуда!
Чтоб новый мир возник
За два иль за три дня!
Чтобы с души короста
Спала. И свет чудесный,
Радостный и манящий,
Все осветил на миг…
Но это так непросто.
Дождь напевает песни.
Голос его звенящий
Будит уснувший мир.
 

Болезнь императора погрузила страну в печаль, но не могла остановить течения жизни. Едва прошел праздник Борозды, как на дверях Зала Возвышенной Мудрости вывесили результаты экзаменов на степень цзиньши. Соискатели, три луны назад писавшие сочинения, в волнении собрались у широких белых досок с иероглифами фамилий счастливчиков. Были тут и наши старые знакомые – поэт Юйлин Шэнь итомный северный красавец Ши Мин.

Ши Мин внимательно просмотрел список и просиял:

– Слава Небесной Канцелярии! Мое сочинение получило одну из высших оценок! Теперь мне, несомненно, дадут степень цзиньши и какой-нибудь пост в государственной управе! Это надо отпраздновать, брат!

Юйлин Шэнь между тем стоял перед доской со списком, и на лице его отражалась растерянность.

– Весьма странно, – сказал он. – Но моего имени нет в списке прошедших испытания.

– Что? – поразился Ши Мин. – Этого не может быть, брат!

– Да вот, взгляни сам…

Ши Мин еще раз пробежал глазами список.

– Вот чудеса, – протянул он. И тут же подозвал служителя из Зала Возвышенной Мудрости: – Эй, приятель!

Тот подбежал:

– Что угодно молодому господину?

– Скажи-ка, здесь вывешены списки с окончательным решением?

– Истинно так. Все сочинения проверены и оценены самим господином Лу Синем, первым императорским каллиграфом.

– Я же говорил, – махнул рукой Юйлин Шэнь. Было видно, как он огорчен.

– Не печалься, брат, – постарался утешить его Ши Мин. – В следующем году опять попробуешь себя в сдаче экзаменов.

– Сестра расстроится, – сказал Юйлин Шэнь. – Она так надеялась, что я получу должность…

– Ты можешь зарабатывать на жизнь стихами. Ведь у тебя такие прекрасные стихи! – воскликнул Ши Мин.

– Стихами не заработаешь на дом с усадьбой, – грустно усмехнулся Юйлин Шэнь. – Поэтам платят медяки, так было во все века…

– Погоди-ка! – сказал Ши Мин. – Смотри, вон несут еще какое-то объявление.

И впрямь из Зала Мудрости вышел служитель с небольшим свитком в руках. Он развернул его и прикрепил к стене. Ши Мин и Юйлин Шэнь поспешили к новому объявлению. Вот что там говорилось:

«Господин Юйлин Шэнь приглашается на собеседование к господину Лу Синю, первому императорскому каллиграфу, в любое удобное для него время».

– Подумай-ка! – ахнул Ши Мин. – Сам императорский каллиграф желает побеседовать с тобой, брат! Может, удача еще не отвернулась от тебя?!

– Не знаю, – покачал головой Юйлин Шэнь. – Ничего не поделаешь, надобно идти. Скажи, я прилично выгляжу?

– Прилично выглядишь и трезв к тому же, – смеясь, воскликнул Ши Мин. – Ступай не мешкая! Эй, любезнейший!

– Что угодно почтенному молодому господину?

– Вот этот человек – господин Юйлин Шэнь, которого приглашает на собеседование сам императорский каллиграф. Может быть, проводишь его?

– Разумеется, разумеется! Идемте, молодой господин!

– Я подожду тебя в кабачке «Зеленая тыква»! – крикнул Юйлин Шэню его друг.

Незадачливый поэт меж тем торопливо шел за служителем через Зал Возвышенной Мудрости. Здесь шли ремонтные работы – чинили крышу, которая с той поры, как Медноволосый Тжонг снял с нее золотые щиты, сияла дырами и прорехами. Из Зала Возвышенной Мудрости служитель повел Юйлин Шэня темной длинной галереей и вывел к небольшому павильону, окруженному распустившимися ранними ирисами. Над павильоном красовалась вывеска: «Приют одинокого».

– Сюда пожалуйте, – сказал служитель. – Здесь господин Лу Синь изволит читать и работать. Сюда Юн велел привести вас…

Юйлин Шэнь не без робости переступил порог павильона. Осмотрелся. Павильон пока был пуст. У резных стен стояли седалища, привезенные из страны Хургистан и называемые диванами. В центре павильона красовался большой овальный стол, украшенный мозаикой. На столе лежали бумаги, тушечница, кисти – все самого прекрасного качества.

– Вам нравятся кисти из барсучьего волоса? – услышал Юйлин Шэнь неожиданный вопрос. Он резко обернулся. В дверях стоял господин Лу Синь, первый императорский каллиграф и с любопытство смотрел на поэта.

Юйлин Шэнь мигом встал на колени и сложил руки в церемониальном поклоне:

– Ничтожный просит прощения за то, что оторвал вас от дел, господин первый каллиграф!

– Я всегда нахожу время для тех, кто привлек мое внимание, – негромко и раздельно произнес Л Синь. – Встаньте с колен, прошу вас, и присядьте вот на этот диван…

– Ничтожный не смеет…

– Оставьте церемонии. Вы ведь стихотворец?

– Не смел бы так себя именовать, но мои стихи вроде бы читают, а потому…

– Моих стихов не читает никто, но тем не менее я считаю себя поэтом. Так поговорим как поэт с поэтом, господин… Юйлин Шэнь.

– Как вам будет угодно, господин первый каллиграф.

Юйлин Шэнь сел на заморский диван. Лу Син устроился напротив. Достал из рукава халата длинную связку аметистовых четок и начал медленно их перебирать. Несколько секунд длилось тягостное молчание. Наконец Лу Синь заговорил:

– Вы, верно, были удивлены и расстроены, не увидев вашего имени в списке прошедших экзамены?

– Да, это так, господин первый каллиграф. Все в мире тлен и тщета, но ничтожный человек все равно стремится к преуспеянию…

– Это так. Наверняка вас мучает вопрос: отчего ваше сочинение не вошло в список лучших? Ведь так?

– Да, господин первый каллиграф. Мне казалось, я написал его… достойно.

– Вынужден вас огорчить: вы не раскрыли тему, увлекшись ненужными красотами описаний.

Юйлин Шэнь склонил голову:

– Что ж поделать… Быть может, в следующем году я снова попытаю счастья и тогда мне повезет больше.

– И вновь я вынужден вас огорчить, господин Юйлин Шэнь. Я написал указ, согласно которому вы не допускаетесь ни к каким экзаменам.

Юйлин Шэнь побледнел:

– Отчего такая жестокость ко мне, господин первый каллиграф?

Лу Синь поднялся с дивана и подошел к гостю:

– Оттого, что девицам не положено сдавать государственные экзамены!

Наступила тишина. В этой тишине было слышно, как где-то далеко, в императорских садах, выводит свою нежную трель лихуа.

– Как вы догадались? – едва слышно спросил (точнее, спросила) Юйлин Шэнь.

– Будем считать, что у меня наметанный глаз, – сказал Лу Синь. – А вы… Как вы, девица, лишившись девического смирения и стыда, решились на такой недостойный поступок?!

– Что же недостойного в том, что я хочу принести пользу стране и государю? -воскликнула Юйлин Шэнь.

– Женщина должна знать свое место и приносить пользу в женских покоях, а не на государственных должностях! – рявкнул Лу Синь. – Вы позорите своих почтенных родителей, если думаете иначе!

– У меня нет родителей и никогда не было, – проговорила Юйлин Шэнь. В глазах ее стояли слезы, и первый каллиграф, увидев эти слезы, смягчился. Он отнюдь не был женоненавистником, просто его немного испортила государственная служба.

– Как так – не было родителей? – тихо спросил Лу Синь.

– Ни я, ни моя старшая сестра их не помним. – Юйлин Шэнь отерла слезы платком. – В раннем детстве мы жили при монастыре У-Чао, монахини воспитывали нас… Когда моей сестре исполнилось шестнадцать лет, а мне одиннадцать, монастырь закрыли, поскольку он был очень беден. Монахини разошлись кто куда, пришлось и нам с сестрой бродяжничать. У нас не было никаких родственников на всей земле… Это было настоящее одиночество, господин первый каллиграф, и в нем вовсе не было никакого блаженства!

– Я понимаю, – тихо сказал Лу Синь.

– Сестра устроилась на работу поденщицей в одном селе. Я помогала ей. Моя сестра была настоящей красавицей, и ей предлагали стать певичкой, зарабатывать большие деньги, а заодно продать в певички и меня, но сестра отказывалась от этой греховной доли. Женщина может прокормить себя не только телом, так говорила моя сестра. Мы жили где придется, брались за любую работу, даже самую тяжелую, а потом нам повезло. Мы хорошо знали грамоту и владели тремя каллиграфическими стилями письма, поэтому в одном небольшом городке на востоке Яшмовой Империи нам дали работу младших чиновников. К этому времени и я, и моя сестра носили мужскую одежду и вели себя по-мужски. Так легче прожить. Никто не пристает с грязными намерениями, да и работа быстрее находится.

– Я понимаю, – сказал Лу Синь.

– Когда моей сестре исполнилось двадцать два года, она возмечтала о том, чтобы я получила государственную должность. Для этого нужно было сдавать экзамены. Я долго готовилась, читала сочинения мудрецов, учила правила… А моя сестра работала и копила деньги для предстоящих экзаменов – ведь столько расходов связано с ними! Наконец в одной провинции, где мы жили в то время, объявили экзамены на степень сюцая. Я написала сочинение и оказалась в списке выдержавших! Моя сестра так радовалась. Я могла работать письмоводителем в провинциальной управе, но сестра сказала, чтобы я готовилась к более сложным экзаменам. «Я хочу видеть, тебя в числе дворцовых служащих!» – говорила она мне.

– А почему ваша сестра сама не решилась пройти испытания на звание дворцового служащего? Юйлин Шэнь потупилась.

– Господин первый каллиграф, – сказала она едва слышно, – боги оказались немилостивы к моей сестре: от рождения она имеет недостаток…

– Какой же?

– Она слепа на один глаз. Слабого зрением мужчину еще примут на службу письмоводителем или мелким чиновником, но на высшие должности лучше не надеяться…

Лу Синь походил взад-вперед по павильону. Девица Юйлин напряженно следила за ним.

– А почему вы с вашей сестрой не пошли путем, которым идут все достойные женщины? Почему вы не вышли замуж?

– О господин первый каллиграф! – воскликнула Юйлин. – Поначалу мы с сестрой мечтали о замужестве! Но разве найдутся достойные женихи для двух безродных сирот! Впрочем, два года назад мою сестру взял второй женой один писатель из провинции Самнин. Его имя Леньшао, он уроженец земель Жумань…

– Никогда не слышал о таком писателе, – покачал головой Лу Синь.

– Немудрено, господин первый каллиграф. Он написал всего-то несколько книг, но и те у него не приняли к рассмотрению в столице. Наверное, поэтому господин Леньшао сделался человеком желчным и жестоким. Его старшая жена жила в постоянном страхе и от этого сильно болела сердцем. Когда господин Леньшао предложил моей сестре стать его второй женой, он, видно, надеялся, что она принесет ему хоть какое-то приданое, хотя мы предупреждали его, что мы – сироты без роду-племени. Какое уж тут приданое требовать! Но Леньшао настоял на свадьбе, сестра вошла в его дом и…

– И?

– И все равно что попала к подземным демонам, господин первый каллиграф! Этот писатель оказался сущим мучителем для моей бедной сестры. Сам он бездельничал с утра до ночи, подымался с лежанки за полдень и сразу принимался пить вино. Если же вина не было, Леньшао бил сестру и прогонял ее в винную лавку. Денег не было ни фыня, в лавке давно не отпускали в долг, и сестре приходилось идти на всякие уловки и унижения, лишь бы раздобыть пьянице-мужу хоть кувшин перекисшего вина. Напившись, Леньшао выходил на улицу, громко пел песни собственного сочинения и ругал судьбу, которая безжалостно не замечает его великих способностей…

– Как часто он бил твою сестру? – спросил Лу Синь.

– Каждый день, – потупясь, сказала Юйлин Шэнь.

– И она терпела?

– Да. А куда нам было идти? У нас не имелось своего жилища, а господин Леньшао дал нам хоть крышу над головой. С тех пор сестра и умоляла меня готовиться к высшим экзаменам, потому что, если я получу должность в государственных палатах, я смогу выкупить сестру у ее жестокого мужа.

Юйлин замолчала, украдкой отирая слезы. Первым заговорил Лу Синь:

– История ваша и вашей сестры правдоподобна, и хочется ей верить…

– О господин первый каллиграф, я ни в чем не солгала вам! Верьте мне! Мне часто приходилось лгать – прохожим на дорогах, хозяевам постоялых дворов, соискателям на экзаменах… Особенно перед соискателями, такими же как я, стараюсь играть роль беззаботного юноши, у которого все в жизни прекрасно. И стихи я пишу легкие, как летние облака…

– Кстати о ваших стихах. Они ведь действительно прекрасны. Чего не скажешь о вашем экзаменационном сочинении.

– Что стихи! – воскликнула Юйлин Шэнь. – Они приносят лишь славу, но не приносят звонкой монеты… А мне нужно пять тысяч связок серебра, чтобы выкупить сестру у господина Леньшао.

– Однако… Какой бесцеремонный этот писатель. И жадный к тому же. Видно, потому судьба и не благоволит к его трудам… Но к делу. Я хочу помочь вам. Я не могу допустить вас к экзаменам на соискание государственной должности, потому что это противозаконно. Но я могу дать вам в долг столько денег, сколько нужно для выкупа вашей сестры.

– О господин!…

– Вы рассчитаетесь со мной, когда удача окажется на вашей стороне

– Но как я смогу заработать эти деньги, господин первый каллиграф, если для женщины в Империи нет приличной работы! Не в певички же мне идти! Такая судьба противна моей душе!

– О том, чтобы вам быть певичкой, не может идти речи. Я хочу предложить вам другое дело.

– Все что угодно, господин первый каллиграф!

– У вдовы светлого князя Семуна, властительницы княжеств Го, Хэншоу и Сяогань, подросли две дочери, прекрасные княжны Цзянлу и Сайли. Княгиня хочет найти им наставницу в искусстве стихосложения, и так как в ее землях такой наставницы нет, она обратилась к императору Жэнь-дину с просьбой подыскать для ее дочерей сведущую, мудрую и владеющую искусством стиха девицу. Я представлю вас императору, и думаю, что он даст свое согласие, ведь император тоже читал стихи Юйлин Шэня. Правда, для него, как и для меня, будет новостью, что Юйлин Шэнь – девица.

Девушка покраснела и улыбнулась слабой улыбкой.

– Итак, вы выкупите сестру и отправитесь к вдове князя Семуна в качестве наставницы ее детей. Устраивает ли вас такое будущее?

Юйлин Шэнь бросилась на колени:

– Я не знаю, как мне благодарить вас, господин первый каллиграф!

– Не нужно благодарностей, – отмахнулся Лу Синь. – Встаньте. Я доложу о вас государю завтра же, когда пойду к нему с утренними отчетами. А вас прошу появиться в Зале Возвышенной Мудрости через день – я приготовлю деньги для выкупа вашей сестры и все нужное для того, чтобы вы отправились к владычице Семун.

– Я обещаю, что не посрамлю чаяний, которые вы на меня возлагаете! – пылко сказала Юйлин Шэнь…

– Я верю вам, – просто ответил каллиграф Лу Синь.

На этом они распрощались. Юйлин Шэнь, обрадованная таким неожиданным поворотом судьбы, вышла из дворцовых ворот, совершенно не замечая ничего и никого вокруг.

– Вот что такое судьба! – пробормотала Юйлин. – И не знаешь, когда она станет к тебе благосклонна, а когда – немилостива.

Чтобы успокоиться, Юйлин Шэнь немного прогулялась по саду, раскинувшемуся близ дворцовых стен. В саду было пусто и тихо, нежные лепестки деревьев источали благоухание, и к Юйлин пришло поэтическое вдохновение. Она достала из рукава своего халата маленькую книжечку, кисть и записала строки, возникшие в ее воображении. В этих строках говорилось о красоте весны, о блаженстве надежды, о вере в счастливое будущее, – словом, обо всем том, что занимало теперь сердце молодой поэтессы. Но она страшилась даже самой себе признаться в том, что в ее сердце отныне прочно обосновался образ некоего императорского каллиграфа.

Юйлин замерла, любуясь алыми цветами сливы, и проговорила:

– Как он прекрасен! Как строг и печален его взор, каким благородством дышит лицо! Воистину он лучший измужчин, которых я когда-либо видела за всю свою жизнь! Но что с того? Разве снизойдет великий каллиграф до сердца разоблаченной им девушки… Он должен бы презирать меня за обман, а он благородно предложил мне служить вдове князя Семуна. Он строг, но добр, и я клянусь, что оправдаю его доверие!

Грезы, владеющие сердцами поэтов, окутали Юйлин словно призрачной дымкой. В этих грезах видела она, как сестра ее стала свободной, как вдвоем они смогли отомстить жестокому Леньшао за все унижения и притеснения… Грезы увели Юйлин в страну владычицы Семун, где она, став наставницей юных княжон, достигла высокого положения и богатства. Юйлин мечтала, что пройдет всего несколько лет и она будет достойной того, чтобы стать женой…

– Опомнись, Юйлин! – оборвала поэтесса свои мечтания. – Чьей женой ты собираешься стать?! Да господин первый императорский каллиграф и не посмотрит на тебя, будь ты знатнейшей, богатейшей и талантливейшей! Ведь он совершенен, а ты – всего лишь обычная девушка, к тому же пытавшаяся обманом добиться степени цзиньши. Господин Лу Синь должен презирать тебя, а ты хочешь, чтобы полюбил… Ах нет, это невозможно! И хорошо, что тебе придется отправиться к владычице Семун – в разлуке любовь быстро проходит.

Тут Юйлин вспомнила, что ее в «Зеленой тыкве» ждет Ши Мин. Ей нравился этот молодой человек – обаятельный, способный, остроумный. Нравился, но и только.

– Это просто дружба, – пояснила Юйлин. – Мое сердце отдано императорскому каллиграфу, а значит, разбито навечно.

Сказав это, Юйлин отправилась в «Зеленую тыкву».

«Зеленая тыква», славный винный домик, где в основном пировали студенты-соискатели, письмоводители, мелкие чиновники и прочий люд, имеющий отношение к кистям и бумаге. Здесь кувшинами подавали крепкое шансинское вино, но никто из посетителей не напивался до такой степени, чтобы затеять драку. Да и то сказать – чиновники и студенты народ хоть и шумливый, да мирный.

Когда Юйлин вошла в «Зеленую тыкву», там было немноголюдно и тихо. Она сразу увидела Ши Мина – тот одиноко сидел за дальним столиком и ел лапшу с солеными древесными грибами. К Юйлин подскочил служитель:

– Добро пожаловать, молодой господин! Давно к нам не захаживали! Позвольте, я вас провожу за лучший столик!

– Не надо, – отказалась Юйлин. – Вон сидит мой друг и ждет меня.

С этими словами она помахала рукой, надеясь привлечь внимание Ши Мина. Тот увидел ее, отставил чашку с лапшой, помахал в ответ. Юйлин прошла к столику, села на лавку напротив Ши Мина.

– Я уж было подумал, что ты не придешь, – укоризненно заметил томный северный красавец. – Жду тебя, жду… Ну, рассказывай скорее, для чего тебя вызвал на беседу господин первый императорский каллиграф. Нет, постой, молчи. Сначала закажем кувшин шансинского. Эй, вина нам, и побыстрее! Да закусок хороших!

Когда поданы были закуски и вино и друзья выпили трижды по три чарки, Ши Мин снова заторопил Юйлин:

– Расскажи же мне, что за беседа была у тебя с господином императорским каллиграфом? К добру она или к худу?

– Не знаю, как и начать, – усмехнулась Юйлин. – И доброе, и худое перемешаны в жизни, как сахар и мука в тесте… Что скажу для начала: господину императорскому каллиграфу не понравилось мое сочинение.

– Ну, это понятно… Хотя и странно – ведь ты, мой друг, так владеешь словом!

– Видно, в тот миг, пока я писал сочинение, дар слова отступил от меня, – пожала плечами Юйлин. – Что ж, я не жалуюсь на судьбу. Господин императорский каллиграф предложил мне хорошую службу. А это ничем не хуже степени цзиньши…

– Какую же службу?

– Я стану наставником изящной словесности у дочерей княгини Семун, вдовы светлого князя Семуна.

– Вот это новость так новость! Значит, тебе придется отправиться на чужбину?

– Да, это так. Выпьем же за удачу этого предприятия!

Они выпили по чарке. И тут Юйлин увидела, что ее друг и названый брат грустен, как осенние сумерки.

– Что с тобой, Ши? – спросила она.

– Мне жаль расставаться с тобой, названый брат, – вздохнул Ши Мин. – Ты уедешь, станешь чуть ли не царедворцем и забудешь о простом чиновнике…

– Ты говоришь сущие глупости, дорогой Ши Мин, – отозвалась Юйлин. – Во-первых, я никогда тебя не забуду, могу поклясться в том всей Небесной Канцелярией. А во-вторых, когда-нибудь я вернусь. И мы встретимся… Я, быть может, познакомлю тебя с сестрой…

Ши Мин невесело рассмеялся:

– Когда же ты уезжаешь?

– Как только господин императорский каллиграф подготовит сопроводительные бумаги. Своих вещей у меня немного, поеду налегке.

И тут Ши Мин сказал:

– Юйлин, друг! А что, если мне сопровождать тебя в этой поездке? Я свободный человек, дома меня никто не ждет, экзамены сданы, а должность еще не получена. Я вполне могу попутешествовать с тобой. Очень уж не хочется расставаться с другом!

– Но что ты будешь делать, когда мы приедем?

– Да уж найдется при дворе какая-нибудь работа для чиновника моего разряда! – воодушевленно воскликнул Ши Мин. – Одно только нужно: чтобы господин императорский каллиграф написал мне рекомендательное письмо. Без этого как ехать?

– Да, верно.

– Завтра же напрошусь на прием к господину Лу Синю! А пока давай-ка выпьем! И попробуй вот эти раковины в сладком соусе – они восхитительны! Лепешкой, лепешкой заедай!

Друзья просидели в «Зеленой тыкве» до сумерек. Порядочно нагрузившись вином и всякой снедью, они наконец расплатились с хозяином и вышли из душного домика на свежий воздух.

– Как хорошо! – выдохнул Ши Мин, покачиваясь. – Какой душистый воздух в Тэнкине! Нет нигде в мире такого воздуха!

– Я мог бы написать об этом воздухе поэму, – поддакнула Юйлин, старающаяся даже в нетрезвом состоянии играть роль юноши-поэта. – Только кто эту поэму купит?

– Да разве дело в деньгах, брат?

– А в чем же?

– В красоте, в неге… Ах, дорогой Юйлин! Можно задать тебе вопрос?

– Задавай, конечно.

– Ты был когда-нибудь влюблен? Сильно, беззаветно, самозабвенно?

Юйлин внимательно посмотрела в глаза Ши Мину, а затем ответила:

– Нет, божественное чувство любви еще не касалось моего сердца.

– А почему? – удивился Ши Мин.

Юйлин рассмеялась:

– Не встретил еще красавицы, чтоб была по сердцу.

– Ты подумай! – рассмеялся и Ши Мин. – Какую же красотку тебе надо? Вроде Бирюзовой Царицы, верно?

– Нет, продажная любовь меня не прельщает. Я мечтаю о му… о девушке, которая будет не только хороша собой, но и даровита, умна, благородна в речах и поступках. Неважно, будет ли она богата, важно, чтоб была богата ее душа. И еще хотелось бы, чтобы она смело выражала свои чувства, говорила со мной без кокетства и притворства…

– Такую девушку найти нелегко. Я бы и сам мечтал повстречать такую. Как мы все-таки с тобой похожи, дорогой друг! И вкусы, и мечты, и желания – все у нас совпадает. Знаешь что?

– Что, Ши Мин?

– Давай дадим друг другу клятву никогда не разлучаться! И даже когда мы обзаведемся семьями, то построим дома рядышком! А когда у нас родятся дети, то мы обручим их!

– Согласен, – кивнула Юйлин. – Только до этого еще ох сколько времени должно пройти!

– Клятву надо давать в храме предков, – сказал Ши Мин. – Идем на площадь Двойной Луны – там стоит храм Всех Предков. Принесем жертву, помолимся и поклянемся нашей клятвой!

– Удобно ли то, что мы явимся в храм пьяными?-засомневалась Юйлин. – Служка прогонит нас. К тому же время позднее.

– Храм Всех Предков открыт в любое время. А чтоб служка на нас не шумел, мы дадим ему связку медяков, – немедленно нашел выход Ши Мин.

И друзья пошли к храму Всех Предков.

Храм действительно был отперт, несмотря на позднее время. Его мраморное пространство изнутри освещалось десятками лампад и шелковых жертвенных фонариков. Над курильницами струились облачка благовоний. К нашим героям подошел служка.

– Не позднее ли время выбрали господа для того, чтобы посетить святое место? – весьма ехидным голосом осведомился он.

– Мы хотим помолиться и принести жертвы предкам, – сказал Ши Мин и протянул служке связку медных монет. Тот принял ее с поклоном и сменил тон:

– Осмелюсь предложить вам жертвенные деньги и благовонные палочки для совершения молитвословия.

– Да, пожалуйста, – кивнула Юйлин.

Получив от служки все необходимое для совершения ритуала, Ши Мин и Юйлин подошли к большому алтарю Всех Предков. На бронзовой жаровне они сожгли жертвенные деньги и воскурили благовония. Затем Ши Мин заговорил:

– О блаженные наши предки! Внемлите молитве смиренных рабов ваших Ши Мина и Юйлин Шэня! Благословите наше будущее, наши дела и намерения. Милостивые предки! Укрепите наш дружеский союз и ниспошлите нам удачу!

– Укрепите наш дружеский союз и ниспошлите нам удачу, – тихо повторила Юйлин Шэнь.

– Да будем мы братьями не по крови, но по родству душ наших!

– Да будем мы братьями…

– Да соединятся наши дети и потомки в единую семью!

– Сотворите это, великие предки…

Ши Мин прочел до конца положенную по обряду молитву, после чего взял Юйлин за руку:

– Теперь мы братья и по духу и перед небесами. И мы никогда не расстанемся. Идем, брат мой.

Они вышли из храма и увидели, что вокруг царит мирная, глубокая ночь.

– Припозднились мы нынче, братец. – Юйлин поневоле перешла на шепот. – Как бы нам в такой темноте не нарваться на лихих людей.

– Думаешь, мы попадемся самому Медноволосому Тжонгу? – усмехнулся Ши Мин. – Брось, брат! Здесь такая глушь и тишь, что сюда поленится сунуться даже самый отъявленный злодей.

– Тише! – оборвала Ши Мина Юйлинь. – Я вижу среди деревьев какой-то свет.

– Может быть, это ночная стража.

Юйлин всмотрелась пристальнее и сказала, дрожа:

– Ночная стража не ходит с копьями и потайными фонарями. Здесь дело нечисто. Чу! Я слышу шаги – кто-то направляется прямиком к нам! Надо скрыться, брат Ши!

– Куда же мы спрячемся? А, вспомнил! За храмом Всех Предков есть глубокая ниша, в которой стоит изваяние Гаиньинь! Скорей туда! И без шума! Не дай нам боги попасться лиходеям!

Ши Мин и Юйлин торопливо спрятались в нише, за большим изваянием богини Гаиньинь. Губы их поневоле шептали заклинания, отгоняющие злую напасть.

Но, видно, наши герои были плохими молитвенниками. Потому что судьба судила им… Впрочем, все по порядку.

Неясный свет потайных фонарей приблизился настолько, что из ниши друзьям было хорошо видно, что потайной фонарь держит один человек, а еще двое вооружены копьями и длинными мечами. И надо же такому было случиться, что эти подозрительные личности остановились прямехонько у ниши с изваянием богини Гаиньинь!

Ши Мин и Юйлин Шэнь затаили дыхание, боялись случайно пошевельнуться; непонятный страх сковал им все члены. А подозрительные личности меж тем завели свой разговор.

– Итак, – сказала одна из них, – почему мы встретились в этой дыре, а не, как обычно, на джонке Су Данян? В чем дело?

– На джонке стало слишком опасно. В гости к певичкам ходят и люди из службы безопасности, а у них наметанный глаз. Я уж опасаюсь, что успел там примелькаться.

– Но ты не вызовешь подозрений, Хон. Ты слишком хорошо играешь роль простака Пэя, ловца креветок…

Ши Мин и Юйлин Шэнь едва справились с потрясением. Оказывается, один из злоумышленников был тем самым неуклюжим ловцом креветок, которого они как-то видели на джонке госпожи Су Данян! Тогда у рыбака был голос деревенского увальня, а сейчас по говору в нем можно было определить бесстрашного и безжалостного воина.

– Мне надоела эта роль, – меж тем говорил «ловец креветок». – К тому же, будучи этим рыбаком, я не могу часто видеться с Бирюзовой Царицей. А она того и гляди изменит нашему делу.

– Женщины трусливы, – сказал один из злодеев.

– А я говорил, что не стоит привлекать к нашему делу баб, – прошипел другой. – Впрочем, с этой Бирюзовой Царицей разговор у нас будет короткий – подкараулим в темном переулке и снесем голову с плеч. Благо она не слишком много знает о нашем предприятии. Ты, Хон, не разболтал ей о главном?

– За дурака меня считаешь, Чхен? Чтобы я стал говорить какой-то шлюхе о том, что состою в тайном обществе!

– Погоди, придет пора, и наше общество перестанет быть тайным. Как только заморские братья пришлют нам своего наемника по прозвищу Прозрачный Меч,дело будет сделано.

– Прозрачный Меч сможет убить императора.

– Как только император будет мертв, мы поднимем восстание и устроим поджоги по всему Тэнкину. Народ подумает, что это кара Небесной Канцелярии, все обезумеют, и тогда…

– Тогда никто не удивится кораблям, пришедшим по Прозрачной реке с моря Тай! А воины на этих кораблях будут вооружены так, что солдаты Яшмовой Империи не смогут с ними тягаться!

– О кораблях и солдатах думать не наша забота. Мы здесь для того, чтобы подготовить все для прихода Прозрачного Меча и захвата Тэнкина. Столица окажется в наших руках, тогда, считай, в наших руках окажется вся Яшмовая Империя.

– Брат Хун, ты говоришь так, словно собираешься сам вступить на престол Пренебесного Селения! Не забывай, для кого наша община мостит дорогу!

– Я никогда этого не забываю, братья Чхен и Хон! Да благословен будет Подземный Царь!

– Да будет благословен! – воскликнули хором злодеи, впрочем, не очень громко.

– Время для ликующих криков еще придет, – заметил тот, кого называли Хуном. – Теперь же вспомним, для чего мы здесь собрались.

– Мы обеспокоены вестями о болезни императора Жэнь-дина, – сообщил Чхен.

– Эта болезнь случилась очень некстати, – сказал Хон. – Во дворце в связи с болезнью императора установлен полутраур, запрещено принимать гостей и даже послов из других стран. А значит, Прозрачный Меч, когда он придет, не сможет пробраться во дворец под видом посла из Жемчужного Завета, как мы намечали раньше.

– Вы недальновидны, братья, – возразил Хун. – Состояние императора с каждым днем все безнадежнее. Это значит, что Прозрачному Мечу, может быть, и не придется обнажать лезвие для того, чтобы отрубить голову владыке династии Тэн.

– Это неправильно! – воскликнул Хон. – Император не может умереть естественной смертью!

– Почему, брат Хон?

– Потому что в этом случае его кровь не окропит землю и не вызовет к пробуждению Подземного Царя! Как вы недальновидны! Коль болезнь императора столь тяжела, надо спешить с появлением Прозрачного Меча. Иначе…

– Но как он проберется во дворец?

– Это и должны придумать мы, братья. Вся община надеется на нас. От нас зависит успех общего дела! А покуда возьмите вот это золото. Его прислали наши заморские друзья, они хотят, чтобы мы ни в нем не знали нужды.

Тихо звякнул металл.

– Пусть, однако, знают они, что не ради золота мы стараемся, а ради воцарения справедливости.

– Верно. Так что же мы решим?

– Я возьму на себя убийство Бирюзовой Царицы. Она нам больше не нужна.

– Я встречусь с царедворцем Оуяном. Это такая продажная тварь, что даже мне тошно. Но зато я узнаю все самые свежие дворцовые новости… Ты же, брат, отправь послание людям, связанным с Прозрачным Мечом. Пусть его поторопят.