Текст книги "Наивна и очень опасна (СИ)"

Автор книги: Надежда Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Глава 1

Наша жизнь – следствие наших мыслей; она рождается в нашем сердце, она творится нашею мыслью. Если человек говорит и действует с доброю мыслью – радость следует за ним как тень, никогда не покидающая.

«Дхаммапада»

***

Мне нравится, что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной —

Распущенной – и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.

Марина Цветаева. «Мне нравится, что вы больны не мной»

***

Красное пятиэтажное здание социально-экономического института подавляло своими огромными размерами и пугало необычайно извилистыми коридорами. Я работала в нем всего два месяца и уже дважды умудрилась заблудиться. Впрочем, для меня это было вполне нормально. Однажды я заблудилась в родной школе, в которой проучилась одиннадцать лет. Правда, шла я, засунув нос в телефон, параллельно набирая сообщение по ватсапу, но русичка моего объяснения не приняла и от щедрот душевных влепила мне тогда «неуд» за поведение.

Сейчас я тоже заблудилась: вместо деканата, дошла до приемной ректора. Постояла пару-тройку секунд, недоуменно рассматривая коричневую железную дверь, собралась было поворачивать назад, топать на другой этаж, когда меня окликнули.

– Кротова Елена Михайловна? – высокая крашеная блондинка, подошедшая к приемной, явно не вылезала из салонов красоты, тщательно ухаживая за своим лицом и телом. Смерив мою тушку с головы до ног презрительным взглядом и, похоже, не проникшись увиденным, она сообщила. – Вас хочет видеть Антон Викторович.

Ага, то есть пришла я все же правильно. Вот только в груди почему-то появилось нехорошее предчувствие. Дядя меня к себе по рабочим вопросам никогда не вызывал. А тут еще этот предстоявший разговор с деканом… Ладно, вздернула подбородок повыше, мол, крутая, зашла вслед за блондинкой в приемную.

– Антон Викторович, Кротова подошла, – открыв дверь в кабинет ректора, сообщила красотка. Причем по ее тону можно было сделать вывод, что это она сама, под конвоем, притащила меня сюда, а не я по ошибке появилась на этаже. – Впускать?

И уже мне, холодно и официально:

– Проходите.

Подумаешь, фифа. Второй день на рабочем месте, а туда же, строит из себя опытную секретаршу, незаменимого помощника шефа.

Я зашла, с радостью хлопнула дверью перед ее носом и направилась к столу дяди.

– Вызывали, Антон Викторович? – игриво спросила я, плюхаясь на стул напротив кресла ректора.

– Ох, Ленка, – тяжело вздохнул он, – и когда у тебя в голове мозги появятся? Или горбатого могила исправит?

Высокий стройный шатен сорока лет, кареглазый и симпатичный, он всегда нравился женщинам, был холост и в ближайшее время жениться не планировал. И я могла понять новенькую секретаршу, мгновенно увидевшую во мне соперницу, пытавшуюся из-под ее носа увести такого перспективного кавалера. Могла, но не хотела. Вот еще, будут всякие фифы мне указывать, что и как делать.

– Да что я сделала? – удивленно посмотрела я на дядю Тошу, как звала его с трех лет.

– Ты мне что обещала, когда сюда устраивалась? – нехорошо прищурился он. – Ты мне клялась, что забудешь все свои глупости, включишь, наконец, мозги и начнешь думать, прежде чем делать или говорить. Ты мне клялась, что никаких противозаконных действий предпринимать не будешь. Было такое?

Я недовольно передернула плечами.

– Что ты меня, как ребенка маленького, отчитываешь? В чем еще я провинилась?

Перед моим носом появилась стопка заявлений.

– Читай, – приказал дядя.

Ладно, я взяла верхнюю бумажку, нехотя опустила глаза в текст.

«Я, Кузнецова Ольга Степановна, студентка первого курса экономического факультета, очного отделения, заявляю, что Кротова Елена Михайловна вымогала у меня взятку в размере двух тысяч рублей за положительный результат по экзамену русского языка…»

– Было или нет? – внимательно глядя на меня, спросил дядя.

Я раздраженно фыркнула.

– Ну, было. И что? От их богатеньких родичей не убудет. Смогли пропихнуть детку на платное? Значит, деньги есть. А мою ситуацию ты знаешь.

– Твоя ситуация называется глупость и жадность, – резко ответил дядя. – Тут двадцать заявлений. Вся группа написала.

Передо мной на стол легла еще одна бумажка.

– Пиши заявление по собственному желанию. Иначе по статье пойдешь. С коррупцией в нашей стране теперь борются, – язвительно проинформировал меня дядя.

Я изумленно посмотрела на него:

– Какое заявление? Я тут два месяца работаю!

– Хочешь в тюрьму сесть? – вкрадчиво поинтересовался он. – Так я это устрою. Маринка, правда, вряд ли мне спасибо скажет. Но, может, в камере тебя уму-разуму научат.

Какое там спасибо! Прибьет его мама, и правильно сделает! Это ж додуматься надо – родной племяннице тюрьмой угрожать! А как же родственные чувства?

– Что? – иронично приподнял бровь дядя, услышав последний вопрос. – Какие родственные чувства? У тебя, Ленка, ума не хватило на работе удержаться, ты при всей группе расценки озвучила, а теперь намекаешь мне о родственных чувствах?

Я прикусила губу. На глазах выступили слезы от обиды и несправедливого обвинения.

– Ты на их шмотки посмотри. А косметика. Думаешь, все это копейки стоит? А я должна в общаге с девчонками ютиться и копейки считать, – всхлипнула я.

– На меня твои слезы перестали действовать много лет назад. Деньги не твои, вымогать их ты не имела права. Так что или сейчас по собственному желанию пиши, или я соответствующим образом отреагирую на заявления группы.

Закусив губу, чтобы не разрыдаться от обиды, я под диктовку дяди написала это чертово заявление. Блин, нашли причину! Из-за каких-то пары-тройки тысяч за экзамен! Там, на экономфаке, все тупые, как пробки! Ни одного правила за всю жизнь не выучили! А я, умница и красавица, должна на них за копейки свое время тратить! Ну вот где справедливость, спрашивается?!

В бухгалтерии меня послали. Вежливо, но все же. Мол, ты же по собственному желанию писала. Мы тебе копейки за не использованный отпуск начислим, конечно, и на карту переведем, но на эту сумму ты, девочка, сможешь разве что до дома добраться да в дороге с голоду не помереть. Зарплату, выданную три-четыре дня назад, я уже распланировала и частично потратила, так что нужно было что-то решать с новой работой. Вот только куда можно устроиться?!

Мне с самого начала не везло в самостоятельной жизни. Закончив вуз в двадцать два, я соблазнилась на уговоры родителей и пошла в свою родную школу, учить балбесов русскому языку. Платили, конечно, сущие гроши, но ведь и квартиру снимать не нужно: дома жить можно, все экономия, пока нормального места не найду. Вот только в школе меня приняли настороженно. И проработала я там от силы две недели. И ведь, блин-оладик, нашли тупую причину: видите ли, я на открытом уроке, при комиссии из Москвы, сказала: «Ложите свои тетради». И что? Ну оговорилась, с кем не бывает. Так мне припомнили все мои огрехи, в том числе и ранние, когда я еще там училась. И ведь, заразы такие, с умным видом сообщили, что, видите ли, все грамотн ые люди давно язык выучили, одна я отучилась на филфаке и без результата, только диплом получила. В общем, в школе я и копейки не получила. Плюнула, собралась и уехала куда подальше из того богом забытого городка.

Дядя Тоша помог устроиться администратором в салоне красоты в городе-миллионнике, в котором сам работал, заселиться в общагу, мол, тебе, Ленка, надо учиться познавать трудности жизни. Познала, да. Сам, конечно, в собственной трехкомнатной квартире живет, один причем, только баб к себе, небось, иногда водит. А я должна в комнатке без удобств с соседкой ютиться!

Администратором я проработала довольно долго, целых пять месяцев. А потом к нам как-то зашел просто офигительный мужчина: высокий, стройный, широкоплечий, красивый! Ах, какие у него были шикарные брови! Густые такие! А глаза? Черные, как ночь! И голос! Голос такой бархатный! Да и пахло от него дорогим парфюмом, наверное, стоимостью в половину моей зарплаты! А рядом с ним стояла сущая пигалица! Ни рожи, ни кожи! И он ее так нежно и ласково за плечики приобнимал. В общем, не вынесла душа поэта. Они к нам зачастили, этой дурынде нужны были различные косметологические процедуры, а он ее сопровождал и ожидал возле ресепшена. Ну и… Я стала ему глазки строить. Один раз даже намекнула, что свободна. Он намека не понял, дурак. А когда я откровенно сообщила, что всяко красивей его курицы, еще и начальству нажаловался. Пришлось искать себе другое место.

И пошла я снова к дяде. Тот выслушал меня, пальцем у виска покрутил, но к себе взял. Как оказалось, ненадолго.

До экзаменов оставался месяц, на носу – майские праздники, сегодня – последний рабочий день. Вроде настроение должно быть боевым: тепло, солнышко светит, отдыхать четыре дня. «Это остальным – четыре, а тебе все десять-двенадцать, пока народ после праздников не проспится», – ехидно напомнила я сама себе. Ну вот нет в жизни счастья! Я же им, дуракам таким, студентам своим бывшим, специально месяц дала, чтобы они могли привыкнуть к мысли, что за халяву, то есть за завышенные оценки на экзамене, платить нужно. А они? Взяли и сдали меня декану!

Закончив себя жалеть, я хлюпнула носом последний раз и вылезла на свет божий из темного закутка коридора на одном из этажей. Сейчас пары, туалет рядом, а значит, есть шанс, что меня не заметят. Умыться было необходимо. Да, придется смыть и так чуть потекший макияж, но уж лучше добраться до дома без «боевого раскраса», чем показаться на улице с опухшим от слез лицом.

Зеркало над умывальником в туалете прилежно отразило миленькую девушку, почти красавицу: голубоглазая брюнетка, губки бантиком, носик аккуратный, чуть вздернут, но это чепуха, ресницы длинные, густые, волосы, когда не забраны в хвост, ниже плеч, в общем, красавица. Вздохнув, я включила холодную воду. Бр-р-р-р! Терпеть не могу подобные процедуры! Я девушка нежная, легко ранимая! Помню, однажды, на первом курсе, на вечеринке в общаге, перебрала пива, стала с подругами песни горланить. Так наша комендант позвала старшекурсников, и они, сволочи, нас, с гоготом, холодной водой в туалете умывали. Стыдно было, жуть! А у меня еще и кожа нежная! Сухая! Мне нельзя столько воды!

Отвлекшись от мыслей, я прекратила умывание, вытерла лицо носовым платком, подошла к окну. Надо подождать, пока вся краснота сойдет, тогда и домой можно. Домой… Я снимала комнату в старой общаге. Ремонта то здание, наверное, никогда не знало: обшарпанные стены, потолки с трещинами, того и гляди обвалятся. Вместо светильников – лампочки. Вода только холодная, вечно греть надо, и то льется небольшим напором. Кровати древние, на ржавых, постоянно скрипевших пружинах, с отвратными матрасами, двери в комнаты можно выбить с полпинка. Зато дешево. Для меня, конечно. И все равно третью часть зарплаты я отдавала за съем. Верней, уже отдала. Так что до конца месяца могу не рыпаться. Продуктов, правда, подкупить надо, тех же бич-пакетов хотя бы, лапшу, маргарин, картошку. Глядишь, и занимать ни у кого не придется. Да и как занимать, если фиг его знает, с каких отдавать?

«Ленка, смотри, намылишься в город – кормить тебя не будем», – пригрозил папа, когда меня со скандалом вытурили из школы. Я тогда только плечами гордо пожала. Подумаешь, сама прокормлюсь. Вот встречу мужика побогаче. Угу, уже, аж три раза. Пока самым богатым мужиком на моем пути оказался дядя Тоша. Невезучая я…

Глава 2

Жизнь – это риск. Только попадая в рискованные ситуации, мы продолжаем расти. И одна из самых рискованных ситуаций, на которые мы можем отважиться, – это риск полюбить, риск оказаться уязвимым, риск позволить себе открыться перед другим человеком, не боясь ни боли, ни обид.

Арианна Хаффингтон

***

Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!

Прекрасные глаза, глядите осторожно!

Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться.

Тебе ль остановить кружащееся сердце?

Марина Цветаева. «Дружить со мной нельзя»

***

Погода на улице радовала теплом, ярким солнцем и полным отсутствием ветра. От последней напасти в городе очень страдали. Я, самая настоящая мерзлячка, даже в солнечные дни, когда термометр показывал выше двадцати, могла кутаться в плащ просто из-за разыгравшегося ветра. Но теперь, на майские, можно было с полным правом красоваться в летних платьях. Что я и делала: каблучки задорно цокали по асфальту, я шла, задрав нос и надеясь, что в своем ситцевом платье до середины бедра привлеку внимание кого-нибудь из солидных состоятельных мужчин. В конце концов! Я молодая, привлекательная женщина, нежная, заботливая и ласковая! Почему я должна пахать как вол на этих дурацких работах?! Где это видано, чтобы такие как я трудились от зари и до зари, а не служили украшением интерьера!

«Ты, Ленка, столько слов умных знаешь, научилась бы еще применять их правильно, может, тогда кто и замуж взял бы», – некстати вспомнила я насмешливое заявление своего бывшего одноклассника Кольки Савенкова, и щеки предательски заалели. Ну подумаешь, перепутала значения двух иностранных слов! Этот Колька вообще в своей жизни ни одной книжки, кроме букваря, не прочел, а туда же! У меня, между прочим, мама – учительница! Она нас всех четверых с детства читать приучила! А этот… Жердь!

– Аккуратней! – недовольный возглас какой-то расфуфыренной фифы вывел меня из задумчивости.

Ой, подумаешь, толкнула случайно! Я уже хотела высказать ей все, что о ней думаю, но сбоку засигналила машина, эта фифа оскалилась в свои искусственные тридцать два и на шпильке ракетой рванула на звук. Я повернулась тоже. «Рено логан». Красивый. Серебристый. Новый. А рядом… Челюсть медленно поползла вниз. Колька! В костюмчике! Да он в жизни костюмов не носил! А тут вырядился!

Колька мазнул по мне равнодушным взглядом, видно, не узнал, нежненько так приобнял ту фифу, чмокнул ее в щеку, открыл услужливо переднюю дверь. Машина рванула подальше отсюда. А я так и осталась стоять на тротуаре с вытаращенными от изумления глазами. Колька. Савенков. На «рено»! Нет, чушь, это явно не его авто. Сто пудов взял у кого-то, чтобы пофорсить! Да, блин, откуда у него такие бабки?!

Савенковы всегда жили более чем скромно. Детей столько же, сколько и у нас, работу, особенно нормальную, в нашей «деревне» хрен с два найдешь. Наши с Колькой отцы то и дело в ближайшем крупном городе шабашили. Ну и что? Мой папка за старую, подержанную «ладу калину» кредит выплачивает, еще пару лет точно платить будет. А тут вдруг новый «рено»!

До общаги я дошла в полной задумчивости, не замечая вокергу никого и ничего.

Деревянная дверь, скрипевшая при малейшем шорохе, впустила меня в чернильно темный холл. Я привычно достала мобильник, включила фонарик и стала подниматься по обшарпанным ступенькам. Лифт, как обычно, не работал. На моей памяти он, кажется, ни разу не включался. Я дошла до пятого этажа, чувствуя, что задыхаюсь. Одышка. А ведь я так мечтала с денег, что принесут на экзамен эти балбесы, оплатить тренажерку! Да, у меня практически идеальная фигура, но подкачаться не помешало бы! Да и чем черт не шутит, может, какого-нибудь богатенького мачо встретила бы. В книжках они вечно в тренажерках зависают, пузо свое убирают да на баб вокруг посматривают. А чем я хуже героинь каких-нибудь женских романов? Мама со старшей сестрой вечно эти книжки в библиотеке стопкой набирали, дома до дыр зачитывали, потом косились в сторону своих мужей и тяжело вздыхали.

Хотя что Дашке вздыхать-то? У нее, в отличие от нашего отца, муж, Славка, с «вышкой» попался. Удачно подцепила, когда в городе училась, на одной из вечеринок постоянно к нему прижималась, сиськами своими терлась, ну вот он и клюнул. Программером работает, все больше многих в нашем «селе» получает. Они с Дашкой свой дом, двухэтажный, строят, скоро туда переедут, а пока здесь, в этом городе, квартирку снимают без удобств, клоповник настоящий, да к родителям нашим частенько в гости наведываются: поесть на дармовщинку. И машина у Славки лучше, «хендай соларис», все не наша «лада калина». Но нет, вздыхает Дашка. И ей миллионера подавай. И ведь если появится на горизонте кто-то более состоятельный, сбежит к нему, о родной сестре, пока еще незамужней, не подумает. Поскорей бы, что ли, Славка ей ребенка заделал. Кто ее, дуру такую, потом с «прицепом» возьмет?

Катька, соседка по комнате, снова на кровати валялась, с книжкой в руках.

– Что ты там читаешь? – хмыкнула я, садясь на кровать и стягивая с ног обувь. – Пособие по охмурению олигарха?

– Что б ты понимал, – беззлобно фыркнула она, – это «Школа настоящей стервы». Мужики стерв любят.

– То-то от тебя твой последний кавалер сбежал, роняя тапки, – поддела я приятельницу.

– Ленька, что ли? Так он мямля. Да и нищий. Живет с родаками, как лох последний. Нет, мне побогаче кто нужен.

Вот. И этой побогаче нужен. Сплошная конкуренция! Вот как жить, а? Не жизнь, а сплошной стресс.

Небрежно кинув сумку на стул, я переоделась, натянула джинсы и топ, выгодно подчеркивавший мою грудь, обула старые кеды, тяжко вздохнула, оценила налик в кошельке и потопала в ближайший супермаркет. Надо было подкупить что-нибудь пожевать на вечер и завтра на утро.

Шмотки из вуза я решила забрать в ближайшие рабочие дни. Там тех шмоток: пара-тройка учебников, кое-какие ксерокопии. В общем, кот наплакал. Но дарить заклятым врагиням с кафедры свое добро я не собиралась. Пока шла, обдумала свои возможности и решила, пока буду постоянное место искать, в репетиторы податься. А раз так, надо было запастись различной литературой. Не по учебникам учеников же заниматься. Несолидно это. Клиенты не поймут: пришла на работу с пустой сумкой, за что тебе, училка, деньги платить? В общем, из вуза я собиралась завтра выжать максимум. Так сказать, отступные за мое драгоценное время, впустую потраченное на всех этих идиотов.

В супермаркете «Маркет», рассчитанном на людей с низким доходом, как обычно у самых бросовых товаров толпились пенсионеры, безработные и молодежь. Затарившись на пару дней вперед бич-пакетами, картошкой, дешевым печеньем и хлебом, я с тоской покосилась на спиртное: водку я не понимала и не принимала, а вот коньячок и вино уважала. Была бы я чуть побогаче… Эх… Хочется, как же хочется забыться… А нельзя. Мало того, что, как выпью, я становлюсь буйной и неконтролируемой, так еще и деньги выкину непонятно куда. А у меня сейчас каждая копейка на счету. В общем, привет, режим жесткой экономии.

На улице, на одной из старых некрашеных лавочек, взасос целовалась парочка: девчонка, судя по возрасту, студентка-первокурсница, прямо вешалась на своего кавалера. Я оценивающим взглядом окинула их обоих. Ну вот что она в нем нашла? Потрепанные кеды, старая рубашка. Видно же, что до Рокфеллера ему далеко. Нафиг на таких кидаться? Они своих пассий раз в месяц если в кафешку сводят, чаем напоят, и то разорятся. Нет, если гулять, то с кем-то побогаче. А так… Смысл?

Я вспомнила Савенкова Кольку с его «рено», и в груди заворочалось раздражение. Вот как он смог заработать на такое авто? Да пусть даже в кредит взял. Этот кредит еще выплачивать надо. Или та фифа, что ему призывно скалилась, помогает? А что? Я слышала много историй, как умненькие перспективные мальчики выбирали девочек состоятельных родителей. А Колька дураком никогда не был. Мог и подбить клинья к одной такой.

Я чуть ли зубами не скрипнула, подумав об этом. Нет, ну почему я такая невезучая, а? Другие вон пары себе находят, денежные причем, а я последние кеды донашиваю!

Да и родаки мои. Блин. Нет, я понимаю, им надо пацанов мелких кормить, те пока в восьмом классе учатся, в свободное плаванье еще пару-тройку лет точно не собираются. Но могли бы и почаще что-нибудь с дядей передавать! А то всего дважды картошки с салом и капусты квашеной изволили прислать. И крутись, доченька любимая, как хочешь! Хоть с голоду сдохни.

В общаге за то недолгое время, что я ходила за продуктами, произошли серьезные изменения: Катька, уже красовавшаяся в уличном платье, вовсю красилась, девчонки соседки то и дело хлопали нашей и своими дверями, носились туда-сюда, прихорашивались.

– Кого ждем? – я сгрузила еду на пол и начала разгружать пакет.

– Инка Роднина недавно позвонила. Ее родаки на дачу сорвались, сказала, что приглашает всех, кто захочет, – сообщила Катька, не отрываясь от зеркала.

Только недавно, вместе с Катькой, Инкой и несколькими девчатами с этажа закончив один вуз, мы еще поддерживали относительно тесное общение. Потом, конечно, жизнь разведет всех по разным углам. Но сейчас почему бы и не воспользоваться полезным знакомством?

Инка, говорите? Роднина особо богатой не слыла, но деньги у ее семейства водились. А значит, и на халяву у нее поесть можно было. Я покосилась но свои покупки, тоскливо вздохнула и решительно полезла в шкаф.

Дорогими нарядами я похвастаться не могла, все платья, взятые с собой из дома, были простенькими и сразу выдавали во мне девчонку из бедной семьи. Именно поэтому я предпочитала джинсы и кофты и не очень любила появляться на разных тусовках. Но если сегодня прогуляться к Инке, то купленное можно будет растянуть не на два, а на три дня, а это какая-никакая экономия.

Достав ситцевое платье зеленого цвета с кружевами по подолу и рукавам, я переобулась в грязно-бежевые босоножки на небольшом каблучке, покопалась в косметичке, снова вздохнула и остатками карандаша подвела глаза, а купленной на зарплату в прошлом месяце бордовой помадой накрасила губы. Придирчиво осмотрела себя в карманное зеркальце. Да, явно не дочь олигарха. Как-то все блекло, тускло и дешево. Но другого, увы, не дано. Я снова вспомнила своих студентов, проворчала под нос пару неприличных ругательств и походкой от бедра пошла на выход.

В отличие от меня и Катьки, Инке в жизни везло: и родаки с деньгами и своей квартирой, и прописка городская, и место после вуза неплохое. Инкин папаша расстарался, устроил дочурку любимую в какую-то фирму средней руки, торговавшую канцеляркой, сначала просто менеджером, а через полгодика, если будет справляться, то и старшим менеджером, этаким начальником отдела. А это – неплохая зарплата, явно выше моей, смехотворной, преподавательской.

Когда я дошла до девятиэтажки, стоявшей минутах в двадцати ходьбы от общаги, ноги начали подавать первые признаки недовольства хозяйкой: они гудели и отчаянно просили снять с них обувь.

На девятый этаж я поднялась на лифте и сразу же услышала рок, доносившийся из Инкиной квартиры. Представляю, как ее соседи сейчас матерят. Надо будет поесть, чуть подвигаться и домой поскорей сматываться. А то, не дай бог, ментов вызовут, и попробуй в отделении доказать, что ты мимо проходила.

Глава 3

Люди ищут удовольствия, бросаясь из стороны в сторону, только потому, что чувствуют пустоту своей жизни, но не чувствуют еще пустоты той новой потехи, которая их притягивает.

Блез Паскаль

***

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,

Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою – как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Марина Цветаева. «Я тебя отвоюю у всех земель…»

***

Дверь мне открыл парень лет двадцати-двадцати пяти, высокий, широкоплечий, с копной густых черных волос и карими глазами, обрамленными черными ресницами. Джинсы и футболка, на мой взгляд, стоили не очень дешево, но сейчас, ради понтов, и не то купишь, так что делать выводы я не спешила.

– Привет! Я – Паша, а ты?

– Лена, – я пожала протянутую мне широкую теплую ладонь и протиснулась в хорошо освещаемый коридор.

Рок гремел в комнате Инки, самой дальней по коридору. В этой квартире я была несколько раз, так что расположение комнат запомнила: родительская спальня, гостиная, спальня Инки, кухня, раздельный туалет. Из кухни – выход на небольшой застекленный балкончик, обставленный как вторая гостиная. Уютно. Дорого. Богато.

– Хочешь выпить? – гостеприимно улыбнулся мне Паша.

На халяву, конечно, и уксус сладкий, но я вспомнила, как зажигала на столе после двух стаканов коньяка в этой квартире в прошлый раз, и решительно качнула головой:

– Мне завтра по делам ехать, так что только сок.

Уточнять, что это за дела и как именно я поеду, Паша благоразумно не стал, провел на кухню, указал на заставленный едой и напитками кухонный стол.

– Только «Кола» и «Спрайт».

Я подумала пару секунд и потянулась к «Коле». Эту гадость подделать сложнее. А под видом «Спрайта» можно что угодно налить. Плавали, знаем. Верку Наркову, тихоню и скромницу, отличницу на курсе, так однажды подпоили. Она по пьяни залетела, с последнего курса ушла, вроде академ взяла, сказала, рожать будет. А мне пока детей заводить рано, еще мужа с деньгами найти надо. Не плодить же нищету.

– А, Ленка! – сзади хлопнула дверь, и в комнате объявилась хозяйка квартиры, уже явно навеселе.

Одетая в ярко-красное обтягивающее платье, сидевшее на ее стройной фигуре, как вторая кожа, она собственническим жестом положила руку на плечо Паши.

– Знакомься. Мой жених. Павел.

– Очприятно, – на одном дыхании выпалила я, чуть не подавившись «Колой». Вот что за невезуха, а? Только встречу красавчика, а он уже чей-то жених!

– Ин, тебе не хватит? – мягко улыбнулся своей пассии Паша.

– Хватит, – согласно кивнула Инка и раздвинула в улыбке алые губы, – пошли целоваться!

Я проводила парочку завистливым взглядом, повернулась к столу и без стеснения наложила в чистую тарелку порцию «оливье».

Запив салат и кусок буженины «Колой», я уже собиралась в комнату к Инке, чтоб хоть подвигаться в такт музону, как в коридоре послышались шаги, и в кухне объявился тип, которого я видеть особо и не желала. Колька. Савенков.

– О, Крот! И ты тут? – пьяно ухмыльнулся он, выряженный в деловой костюм, затем шагнул ко мне, навис надо мной этакой массивной горой и пахнул в лицо перегаром. – А ты красотка, Крот.

Свое прозвище, полученное еще в школе, я ненавидела. Крот. Сами вы, козлы безрогие, кроты. А я – Кротова! Пропустив мимо ушей комплимент от подвыпившего бывшего одноклассника, я сделала движение, показывая, что хочу уйти. Ноль реакции.

– Пусти, – процедила я сквозь зубы.

– Еще чо, – еще одна ухмылка. Что ж он пил-то такое? Одним запахом с ног валит. – Вот поцелуешь, тогда и пущу.

Ага. Щаз. Разбежалась. Надо мне – с этим алкашом целовать…

Мужские губы без разрешения накрыли мои, язык прорвался в рот и начал играть с моим языком. Я почувствовала, как закружилась голова. Что за…

Одно решительное движение, и Колька согнулся пополам, сочно матерясь. А вот нефиг невинных девушек этой самой невинности непонятно где лишать.

Так, по-хорошему надо бежать. А то этот дебил щаз как очнется. И мало мне не покажется.

Пять минут – и вот уже лифт несет меня вниз, к выходу из этого наполненного развратом дома.

Говорила мне мама: «Лена, не шастай по хаткам. Сиди у себя в общаге». Но я ж умная. Решила поесть на дармовщинку. Поела, ага. Теперь отдышусь нескоро. А вообще, че-то непонятное случилось. Чтобы у меня и вдруг голова закружилась, да от поцелуя с этим… Кислородное голодание, не иначе.

Этот козлина мне всю «малину» обломал. Я б еще пару раз поела, прежде чем домой идти. Все экономия.

Мысли путались, скакали в голове, как блохи. К общаге я подошла, задыхаясь от быстрого шага и переполнявших меня эмоций. Нет, ну козел же! Какого он вообще ко мне полез?!

На этаже было на удивление тихо. Вот же… Все девки там, у Инки, гуляют, одна я скучать тут должна!

Я уселась на свою кровать, тупо уставилась в стену напротив. Сколько там отдыхают на майских? Восемь-девять дней? Поздравляю, Леночка, у тебя каникулы! И всем вокруг плевать, что тебе жрать нечего. Сиди с бич-пакетами в обнимку, наслаждайся их обществом. А уже потом, когда майские закончатся, можно попробовать учеников найти. Только перед этим надо шмотки из вуза забрать. Спорю на что угодно: дядя даже не подумает позвонить, узнать, как дела у любимой племянницы. И к себе на праздники не позовет. Что он, дурак какой-то, что ли? Небось, уже из города смотался, куда-нибудь в Сочи или в Турцию. А мне в общаге с тараканами веселиться…

В тумбочке противно запиликал телефон. «Трубка» у меня была самая простая, самая скромная, а потому никаких песен в него закачать нельзя было. Приходилось прятать от студентов и коллег это убожество. Впрочем, что уж теперь…

«Мама», – высветилось на экране телефона. Я поморщилась. Сто пудов дядя Тоша доложил.

– Лена, – взволнованный голос мамы был, наверное, слышен даже за стенами общаги, – Лена, как ты могла?! Тоша тебя на такое место устроил! А ты?!

«Неблагодарная», – добавила я про себя, держа «трубку» в паре сантиметров от уха, чтобы не оглохнуть. Действительно, такое место, такое место. Платят шиш, гонора до фига, все, блин, распальцованные, преподам никому и слова поперек не скажи, послушно кивай и восхищайся их талантами, студенты крутые, как яйца. И что в том месте такого, кроме названия?!

– Лена, что ты молчишь?!

– Здравствуй, мама, – как и положено вежливой дочери, поздоровалась я, – ты их машины видела? А косметику? А одежду? Она стОит дороже нашего дома.

– Лена! – прервали меня. – Как ты можешь быть такой меркантильной?! Разве этому мы вас с папой учили?!

О да, конечно, как я могу. Бедность – не порок, в тесноте да не в обиде, и прочая чушь, которую родаки вбивали нам четверым с младых ногтей. Отец продал двухкомнатную квартиру в городе, купил частично построенный одноэтажный дом в деревне, чтобы детки на свежем воздухе росли. Три комнаты, кухня, туалет с ванной, летняя кухня, летний душ. И двенадцать соток, на которых мы сызмальства упахивались вусмерть. Три комнаты. На шесть человек. Плюс родичи отца, часто приезжавшие в гости. Шикарные условия. Да я лет с двенадцати мечтала отдельно жить! В своей квартире, пусть и однокомнатной, но в своей! Нафига мне вот это вот «не в обиде»?! Я тишины хотела, покоя, когда после школы приходила, а по комнатам малолетние братцы ураганом носились!

– Лена! – вывел меня из воспоминаний голос матери. – Ты совсем не умеешь быть благодарной!

О! С запозданием, но все же я это услышала.

– Да, мама, хорошо, мама, не умею, мама, пока, мама, – скороговоркой пробормотала я и поскорей нажала на отбой. Был, конечно, соблазн кинуть «трубку» о стенку, как в фильмах, но я сдержалась: новую покупать не на что, а если я не отвечу на два подряд звонка от матери, она на уши поставит и дядю, и ментов, и всех, до кого дотянется.