Текст книги "Голос"

Автор книги: Надежда Шарыпова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Часть 1. На ветру.

Девочка лет пяти спускалась по лестнице с третьего этажа « хрущёвки». Белое платье в цветочек, банты в косичках, гольфы, – последнюю ступеньку нужно перепрыгнуть, и, вот она на улице. Субботнее утро, конец мая. Солнце вставало за домом, и тень от пятиэтажки заканчивалась впереди, на поле. Туда, поёжившись, и побежала девочка. Когда-то здесь была детская площадка, о которой напоминала куча песка в центре, да несколько кирпичей вокруг. Теперь тут гоняли мяч мальчишки. Девочка присела на песке на край тени, словно на край крыши и руки расставила по бокам, будто держась за неё. Обернулась,– солнце ударило в глаза, зажмурилась, улыбнулась. Так она сидела какое-то время, ладони на холодном песке, пальцы – на тёплом. Солнечный свет постепенно охватывал её, спускаясь по спине, согревал. Из того же подъезда вышел мужчина средних лет. Слегка сутулый, коренастый, он уверенно направился к песочнице.

– Ну что, ты готова?– улыбнувшись, спросил мужчина.

–Да, – улыбаясь в ответ, ответила девочка, и, ухватившись за указательный палец его руки, встала рядом.

– Пойдём?

– Пойдём!

***

Настя открыла глаза. Тусклый свет осеннего утра пробивался сквозь шторы, капли дождя стучали по жестяному подоконнику. Часы показывали без четверти восемь. На кухне гремела посудой мама. Нехотя Настя выползла из-под одеяла. Умывшись, позавтракала на маленькой кухне. Здесь же, перед зеркалом, стоявшим на подоконнике, заплела две косички. Школьная форма, куртка, сапоги, портфель, она готова. Настя открыла дверь.

–Пока – сказала дочь.

–Счастливо, – ответила мать.

Это были единственные слова, которыми они обменялись за утро.

На улице моросило, тучи висели низко. Натянув на голову капюшон куртки, она побрела туда, куда идти совсем не хотелось. Школа располагалась недалеко от дома, однако, прямой путь преграждала детская поликлиника с территорией вокруг, огороженной забором так широко, что приходилось обходить её. Если слева, то по чистой, асфальтированной дороге, вдоль которой стояли фонари. Но там было людно. Настя предпочитала путь справа, мимо столовки, где асфальт заканчивался, и нужно было перешагивать через маленький заборчик, после которого начиналась тропинка, ведущая прямиком к учебному заведению. Настя шла, разглядывая свои сапоги и лужи вокруг. Повернув за угол, к общепиту, она вдруг упёрлась в грузовик. Грязный бензовоз стоял возле самого забора, преградив ей дорогу. «Места ему другого не нашлось что ли?»– раздражённо подумала девочка. Вокруг действительно было пусто. Из столовой тянуло тухлыми овощами и выпечкой. Настя ускорила шаг. Тропинку за заборчиком размыло дождём, на сапоги налипла глина, наскоро обтерев их о траву, она, наконец, добралась до места.

– Домашку списать дашь?– Настя обратилась к симпатичному, с чёрными, как смоль, кучерявыми волосами, мальчику, самому сообразительному из класса.

– Блин, я хотел у тебя списать, – ответил тот, округлив глаза от удивления.

« Первый раз за всю мою школьную жизнь я не сделала домашнее задание, а мне, черт подери, и списать не у кого?»– подумала она, а вслух громко спросила: – Задачу по физике кто-нибудь решил?

А в ответ тишина. «До начала урока десять минут, должна успеть» – Настя открыла учебник и тетрадь.

«Так, что тут у нас. Второй закон Ньютона. Да … электровоз развил скорость… найдите силу, сообщающую ускорение… . Найти сначала ускорение? Так, а где взять расстояние? Ага! А там дальше по формуле». Она писала и зачёркивала, переписывала снова. Через пять минут с задачей было покончено. «Элементарно, Ватсон»!– Настя с удовольствием оглянулась вокруг. Несколько голов склонилось над её тетрадью.

–А ты чего дома то её не решила? – по-прежнему удивлённо вопрошал кучерявый, он же Тимка.

– А я что, обязана? Кому или кем? – неожиданно для себя, зло ответила Настя.

Прозвенел звонок. Учитель собрал тетради.

– Тема сегодняшнего урока – Третий закон Ньютона, – бодро сообщил Вадим Петрович, – надеюсь, с первыми двумя мы разобрались. Настя слушала рассеянно, она смотрела в окно. Маленькие капельки дождя, попадая на стекло, медленно стекали вниз, встречаясь с другими каплями, становились больше, больше, и вот уже ручейком стремительно исчезали навсегда где-то за оконной рамой.

– Силы, с которыми два тела действуют друг на друга… – вещал физик. А ручейки всё бежали и бежали. – Силу, приложенную к опоре…, силы являются силами упругости.

«Хватит ли упругости, чтобы преодолеть силу»?– какая-то несуразица возникла в её голове.

Несколько оживила процесс небольшая лабораторная с тележками, во время которой учитель успел проверить домашнее задание.

«Четыре с большущим минусом, хотя задача решена правильно, вот зануда!»– констатировала Настя. Дальше следовало пояснение: «Грязно!» Она наклонилась к соседней парте, у Тимки стояла пятёрка, как, вероятно и у остальных. Настя пожала плечами: «А, всё равно».

Отсидев четыре урока, Настя решила, что на пятый и шестой сил совсем не осталось. «Кажется, у меня болит голова, да, так и есть». Решение было принято, и она отправилась к классной.

– Виктория Ивановна, я неважно себя чувствую, что-то голова разболелась, – опустив плечи и слегка наклонив голову, скорбным голосом произнесла Настя. Большие, и от того казавшиеся всегда немного печальными (Настя знала это), глаза, которые при случае можно сделать ещё больше, довершали картинку.

– Конечно, Настенька, иди, иди, – сочувственно разрешила Виктория Ивановна.

«Только не выйди из роли хотя бы до раздевалки» – напутствовала себя девочка, стараясь не ускорять шаг. Сердце колотилось в горле.

Дождь кончился, но рваные облака по-прежнему бежали куда-то. Сырой воздух был свеж, Настя с наслаждением упивалась им, желая чтобы затхлый запах пыли, пота и тушёной капусты, царивший в школе, покинул её, наконец. «Домой, забраться в кресло с ногами и…», – она улыбнулась, первый раз за сегодняшний день.

Была ещё одна проблема – мама дома, но она имела весьма смутное представление об учебном процессе, а точнее, вообще никакого. На родительские собрания не ходила, в дневник не заглядывала – за восемь школьных лет она привыкла к хорошим отметкам дочери и к её самостоятельности в школьных делах.

– Ты что– то рано, – взглянув на часы, спросила мать.

– Географичка отправилась на какую-то конференцию, нас отпустили пораньше.

На секунду замерев, Настя ждала, но, как и предполагалось, вопросов больше не последовало.

***

Девочка, держась за указательный палец мужчины, весело шагала рядом с ним. Двое входили в городской парк. Солнце, поднимаясь выше, ещё не палило. Оно летело рядом, слева от девочки, временами прячась в молодой листве тополей. Зацветала сирень, и ветер приносил её аромат, как десерт на блюде, и уносил дальше, кому-то ещё. В кустах деловито жужжали шмели. Мужчина и девочка вышли к озеру, искусственному водохранилищу овальной формы, с насыпным, заросшим травой и кустарником, островом посередине. На нём гнездились речные чайки. Мужчина и девочка спустились вниз по берегу. Какая-то женщина наставляла мальчугана: «К воде не ходи!»

– Можно? – девочка, подняв голову, посмотрела на мужчину.

– Давай! – ответил тот.

Осторожно ступая, она подошла к нежно плескавшейся на жёлтом песке волне, и увидела, что лучики солнца, как золотые ниточки, извиваясь, тонули где-то на дне. Стараясь ухватить их, девочка опустила руку в воду. Тотчас чудо исчезло. Тогда она стала водить рукой по водной глади, и вот уже новые ниточки побежали за её пальцами. Девочка засмеялась и побежала к мужчине.

– У-у, холодная! – она протянула ему озябшие ладошки. Он взял их в свои, большие и тёплые.

***

– Дрянь! Ну какая же ты всё таки дрянь! – мать кричала на Настю, размахивая руками. – Нет, детей рожать не надо, никакой от них благодарности! Ну что ты смотришь-то, что смотришь, зенки свои вылупит и смотрит она!

Ссора началась внезапно, впрочем, как обычно. Настя сидела, читала, а когда закончила и пошла куда-то, теперь и не вспомнить куда, забыла поправить накидку на кресле. Сейчас она разглаживала ткань на спинке и подлокотниках, и слёзы тихо закапали из глаз.

– О, она ещё и базлать будет! – мать стремительно вышла из комнаты, передразнивая Настю.

Правда, успокаивалась мама также быстро, как начинала бушевать. Минут через пятнадцать раздался спокойный голос:

– Иди ужинать!

– Я не хочу. – Ответила дочь.

– Я сказала, иди ужинать! – сменив тон, снова позвала мать. Настя побрела на кухню.

Утром Настя плелась обычной дорогой. По небу всё также неслись тучи, но сверху не капало, хотя бы. Свернув за угол забора, Настя увидела знакомый уже бензовоз. Старая машина, облепленная грязью, цистерна крепилась к железкам-осям, которые выступали из-под неё как кости скелета. Было в ней что-то ущербное, недоделанное, неприкрытое. Девочка, постояв пару минут возле грузовика, вдруг развернулась и быстро зашагала прочь от машины, столовой, забора, туда, где шумел город. Прохожие спешили по своим делам, подняв плечи и воротники, пытаясь спрятаться от сырой осени. Настя старалась идти средним шагом, чтобы не выделяться из толпы, мол, и мне куда-то надо и у меня дела. Мельком взглянула на часы, болтаться придётся урока три, плюс перемены, значит до половины двенадцатого. Потом она скажет маме, что голова заболела, и пришлось отпроситься. Но что делать целых три часа? Листья уже падали с деревьев, прилипали к мокрому асфальту, плавали в лужах, люди топали мимо, наступали на них, не замечая. Вот, шаркая, замызганные ботинки тащат грязь за собой, это красные сапожки процокали, лаковые, сияющие невероятно, а навстречу – старые туфли с бантиком, не спешат, обходят лужицы. « И куда это бабулю понесло спозаранку?» – подумала Настя, пристраиваясь под козырёк остановки. – «Я жду автобус». Она вытянула шею, вглядываясь вдаль, не её ли это маршрут, и взглянула на часы. Те, из стоявших на остановке, кто смотрел на неё, потеряли к ней интерес. «Вот так– то лучше, минут двадцать продержаться можно». – Настя посматривала на подъезжающий транспорт.

« Скоро одиннадцать, неплохо». – Настя уже возвращалась. Стоять на остановке оказалось не так просто, она озябла, особенно ноги. Решила идти, куда-нибудь. Бродила, пока не заболело плечо от сумки с учебниками и в икрах не стало покалывать. Ей повезло, матери дома не оказалось.

«Может в магазине, там очередь». – Настя вздохнула с облегчением.– «Сегодня обошлось».

Утром следующего дня в школе проводили анкетирование. Слова « социолог, психолог, социологическое исследование» входили в моду.

– Ребята, ребята, давайте тише! – Симпатичная, стройная женщина лет двадцати пяти пыталась успокоить ораву восьмиклассников. – Сейчас я раздам вам листки с вопросами, к ним есть варианты ответов, нужно выбрать один, который вы считаете верным. Женщина отправилась между рядами, раскладывая на парты по два вопросника. Мальчишки шушукались, провожали её взглядами, которые скользили от кончиков каблуков до макушки, задерживаясь где-то посередине. Настя отвернулась, взяла свой экземплярчик.

«Так, семья. Каким вы хотите видеть своего мужа? Варианты: сильным, красивым, чтобы умел выполнять мужскую работу по дому (гвоздь забить и т.д.) И дальше в том же духе. Ощущение, словно в магазин пришла. Настя растерялась.

– Анкетирование анонимное, подписывать не нужно, так что отвечайте, как думаете. – Продолжала увещевать мамзель.

– Ты как ответила? – к Насте повернулся Данил, слегка упитанный, и оттого, вероятно, немного флегматичный. У мальчиков оказались другие вопросы, хотя и подобные.

– Тебе то что? – Настя убрала листок. Данил расположил анкету на её парте.

– Жена: красивая, умная, чтобы умела готовить. Чтобы умела готовить, конечно! – Он обвёл третий вариант. – А красивая у меня любовница будет!

Настя взглянула на него, не шутит. « Хороший мальчик! Ага, по результатам анкетирования напишут, что мальчики предпочитают хозяйственных девочек, мол, хотите замуж, учитесь готовить. Ну-ну, девочки, откармливайте мальчиков, им понадобятся силы для красивых любовниц»! Настя достала свою бумажку, отметила наугад и отнесла в общую стопку.

На уроке литературы Виктория Ивановна спросила всё– таки:

– Тебя не было вчера на уроках, Настя, почему?

– Я болела, в горле першило, но к вечеру прошло.

– Ладно, один день простим, но всё-таки нужна справка, если пропускаешь занятия.

– Хорошо, Виктория Ивановна, я учту. – Ответила Настя. « И про один день тоже».

***

Мужчина и девочка шагали вдоль аллеи стройных серебристых тополей и нежно зелёных лиственниц.

– Побежали! А то все качели – карусели займут. Мужчина зашагал быстрее, а девочка, смеясь, понеслась рядом вприпрыжку. Народу в парке было ещё немного, в выходной люди любят поспать, так что они быстро купили билеты.

– Куда сначала? – Мужчина обратился к девочке.

– На «Ракету»! – Всплеснув ручонками, воскликнула она. Это была самая быстрая карусель. Усевшись в корпус ракеты, ухватилась за цепи креплений.

– Поехали! – Крикнул ей мужчина, когда женщина-контролёр нажала на кнопку. Девочка повернулась навстречу ветру. Замелькали ветви деревьев, листья, солнце между ними. Пролетая мимо мужчины, она видела его лицо. Он улыбался ей.

***

– Давай, шагай уже! – мама гнала Настю домой, говорила громко, прохожие оборачивались на них. Настя втянула голову в плечи, было одно желание – провалиться.

– Ни о чём попросить нельзя! Никакой пользы от тебя! – продолжала браниться мать. – Вот, обойдёшься без колбасы. Полкило в одни руки! Что, не могла подойти пораньше? Взяли бы килограмм.

– Я пришла со школы недавно, есть хотела, записку твою не сразу увидела. – Дочь попыталась оправдаться.

– Ну, теперь наешься! – мать распалилась пуще прежнего. Настя пожалела, что заговорила. И дома мама бурчала под нос, не переставая. Дочь засела за учебники. Прошло больше часа.

– Иди хоть попробуй! – Раздался мамин голос.

– Да не хочу я твою колбасу! – Отозвалась Настя.

– Иди, кому говорю? Для кого я её покупала?

Утром, проходя возле привычного уже бензовоза, Настя заметила, что стоит он сегодня иначе, и она свободно может пройти между ним и забором. С этой стороны Настя машину не видела. Здесь был бензобак. Большая такая прямоугольная бочечка с закруглёнными краями. И закрывается интересно, не крышкой, а клапаном с защёлкой. Настя оглянулась, вокруг никого. Она потянула рамку защёлки вверх. Неожиданно, с лёгким позвякиванием, она откинулась, и клапан открылся. «Вот блин!» – Настя быстро попыталась вернуть всё на место, пальцы скользили, рамка плохо поддавалась, но всё-таки, приложив усилия, бензобак, наконец, был закрыт! Руки оказались грязными. Пытаясь выудить носовой платок из сумки, и, затем, вытирая пальцы и ладони на ходу, Настя припустила к школе.

На перемене, вернувшись из столовой, Настя открыла дневник, чтобы уточнить номер параграфа по истории. За обложку был вложен листок. Развернув, она прочла «Ты уродина». Сердце застучало, ладошки вспотели. Немного отдышавшись, Настя осторожно огляделась. На последней парте, украдкой посматривая на неё из-за раскрытых учебников, хихикали Тимка, Данил и Витя. Если бы она обернулась в другую сторону, то увидела бы Олю с красными глазами, шмыгающую носом, сжимающую бумажку в руке. На неё мальчишки также поглядывали. Но Настя видела только это слово – уродина. Она резко встала, направилась к мусорной корзине, демонстративно бросила туда листок, презрительно, как ей казалось, взглянув на мальчишек. « И за что? Не делала я им ничего плохого. Только без слёз, не дождётесь»! Насте вспомнился четвёртый класс. Она староста. Ей доверили классный журнал. Так себе привилегия. Все отдыхают, а ты дожидаешься, пока учитель все записи сделает, а потом таскаешься с ним всю перемену, ни положить его куда-нибудь, ни отдать кому. А Тимка всегда ждал её, Настю, возле класса, она выплывала с журналом в руках, он улыбался, смотрел и молча шёл за ней до следующего кабинета. Ухаживания тем и закончились, как-нибудь объясниться Тимка не решился, а он не настолько ей нравился, чтобы взять инициативу в свои руки. И вот теперь… Она вздохнула.

Дома барахлил телевизор. Старый, ламповый, он включался постепенно, сначала появлялся звук, и, лишь спустя какое-то время проявлялось изображение. С каждым днём это «спустя какое-то время» затягивалось всё дольше и дольше. Прошло уже минут десять, как мама включила «ящик», но он лишь продолжал вещать, ничего не показывая.

– Можно использовать, как радио. – Пытаясь разрядить обстановку заметила Настя. В ответ получила гневный взгляд.

– Помолчи лучше! А может это ты с ним что-то сделала? А? Ковыряла рычажки сзади?

У Насти всё сжалось внутри. «Сейчас начнётся».– Подумала она. Голос задрожал, взгляд стал испуганным.

– Я делала уроки! Да и смотреть там совершенно нечего.

– Как же, нечего! А мне вот на работу вечером, а тут и кино не увидишь! Лучше признайся! Ты ж вчера фильм какой-то дурацкий смотрела! У, ненавижу, так бы и убила! – мама взмахнула над головой кулаком.

– Не трогала я его! – отчаянно воскликнула Настя. – Он просто старый уже!

Мать сердилась, бегала вокруг, разворачивала телевизор, нажимала кнопочки, дергала ручки.

– Где ж я новый возьму? Вечно суёшь свой длинный нос, куда не просят! На семерых рос, одному достался!

– Ой, заработало! – Воскликнула Настя. Чёрный экран озарился синеватым светом, появились очертания людей. Мать аккуратно подвинула свою драгоценность на место, села в кресло и пропала.

«Повезло мне сегодня». – Настя тихонько ушла на кухню. Буря пронеслась мимо. Лишь вечером, лёжа в кровати и отвернувшись к стенке, она почувствовала, как отпустило напряжение. Слёзы закапали на подушку. «Уродина! Уродина и есть».

Осень в этом году была особенно безжалостна. Вымокшие до нитки деревья чернели, размахивая тяжёлыми ветвями, теряя последнюю красоту. Листья падали в грязь. В Настиной сумке лежал один учебник, остальные она оставила дома. Проходя возле бензовоза, а он стоял на своём привычном месте, Настя поздоровалась:

– Привет, страшила! – Она зашагала мимо, в город. Не могла заставить себя идти в школу сегодня, увидеть мальчишек, да и вообще. Последнее время преследовала мысль, что все остальные живут в другом мире, а она в своём, параллельном, словно за прозрачной пластичной пленкой, экраном каким-то. Они видят друг друга, могут разговаривать, приближаясь, но это лишь оптический обман. Ей нет доступа в их мир, а они никогда не попадут в её. Настя снова стояла на остановке, сюда её загнал дождь. Гуляла она по городу часа два, но вдруг потемнело, и вода полилась сверху совсем не по-осеннему. Хотелось в тепло. «Как бы раздобыть справку», – думала Настя.– «Тогда и из дома можно не выходить». Взглянув на себя в зеркальце, она обнаружила уставший вид и красный нос.

– Попытка не пытка!– Накинув на голову капюшон, Настя побежала в сторону поликлиники. Раздевшись в гардеробе, она отыскала свой адрес, нашла фамилию врача, который работает на этом участке. Доктор, женщина, вела приём с восьми до двенадцати. «Если повезёт, успею». Отложив карточку в регистратуре, Настя отыскала кабинет, заняла очередь. « Три человека осталось, хорошо»! – она успокоилась. Поликлиника была ей знакома. В четвёртом классе она часто болела, и её водили сюда на приём и на лечение.

– В школе стало морозить, руки вот холодные, – Настя протянула врачу озябшие ладони, – и в горле першит. Для достоверности она шмыгнула носом, в котором действительно хлюпало. Как ни странно, градусник показывал 37.1. «От волнения, наверное». – Удивилась Настя. Её осмотрели.

– Вот, покажешь маме, пусть купит лекарства. – Врач протянула Насте рецепт. – На приём через три дня. От поликлиники до дома пять минут, Настя долетела за пару.

– Ой, мама, я заболела, у меня температура, в поликлинику я сходила, вот рецепт.– Быстро выпалила Настя. – Я лягу, полежу, ладно? «Сейчас укутаюсь одеялом». – Думала она, забираясь в кровать.

– Я тебе травы заварю, зверобою с ромашкой. – Посуда забрякала на кухне.

– Хорошо! – отозвалась дочь. « Всё что угодно, лишь бы согреться».

***

– Смотри, мороженое привезли, идём скорее! – мужчина увлёк за собой девочку. Возле киоска уже собирался народ, выстраиваясь в очередь.

– Человек десять – двенадцать впереди, нормально, прорвёмся! – Он потирал руки, улыбаясь девочке. – Накаталась, или ещё билетики возьмём?

На-ка-та-лась! – по слогам, с придыханием ответила она, кивнув головой.

Очередь продвигалась, за двоими у неё вырос большущий хвост.

– Тебе какое?

– Шоколадное, в вафельном стаканчике! – Девочка, с серьёзным видом, встала на цыпочки, пытаясь заглянуть за стекло киоска. – А нам хватит?

– Хватит. – Уверенно успокоил мужчина.

Мороженое продавали на развес, привозили всегда меньше, чем требовалось. Тем, кто успел можно выбрать: шоколадное, пломбир, сливочное в бумажном или вафельном стаканчике. Остальным – что останется. А часа через два не останется ничего. Не зевай!

– Два, пожалуйста.

Они шли, взявшись за руки. Мужчина откусывал мороженое небольшими кусочками, девочка слизывала.

– Вкуснотища! – Восторгалась она.

– Угу. Пойдём, сядем где-нибудь. Вон свободная скамейка.

***

Через неделю ( справку она продлила), Настя отправилась в школу. И попала на сочинение.

– Тема, – Виктория Ивановна водила мелом по доске, – «Служить бы рад, прислуживаться тошно».

Произведение она читала, «Горе от ума» Грибоедова. Он любит её, она любит другого. Тот, другой, недалёкого ума, это обидно. Свобода, конечно, важна, и стремление к новому. Он гордый, лицемерие не для него. Умному человеку всегда трудно живётся. Но чем Чацкому не угодило самодержавие, она, хоть убей, не знала. А должно было. Непременно.

«Может, декабристов приписать? Обычно на уроке объясняют, каким образом главные герои являются прообразом революционеров, и как предвидят и радуются грядущему социализму в нашей стране. Но она это пропустила! И всё-таки нужно как-то с декабристами связать. Что-то там, кто-то кого-то разбудил, но ведь это позже было»? Настя пыталась сосредоточиться, выстроить логическую цепочку, но мысли путались, блуждали. Вдруг осознала, она не знает, как надо думать. А ведь в четвёртом классе её сочинение зачитывали, как лучшее, что уж там было такого, всего лишь воспоминания о лете, но учительница восторгалась безмерно. Настя отвернулась к окну. Опять моросило. Снова капли бежали по стеклу. Капля побежала и по её щеке. Прозвенел звонок, тетрадный лист так и остался пустым.

На следующем уроке литературы объявляли оценки. В голове гулко стучало, пока зачитывали список. «Двойка, это ведь не про меня!» – с отчаянием думала Настя. Но, как не странно, её фамилия не прозвучала совсем. На перемене Настя украдкой взглянула в журнал, нашла столбик с отметками, себя. «Как это».– Там красовалась «Н». – «Не было на уроке? Но я была!» До конца занятий она пребывала в замешательстве. «Может эта плёнка вокруг скоро станет совсем непрозрачной, может, они меня уже не видят?»

Домой она шла словно в забытьи, небо неслось куда-то мимо, до головокружения. Возле столовой стоял её старый знакомый. Бензовоз, одинокий и неухоженный, вызывал раздражение. Проходя рядом, Настя пнула его по колесу. Вдруг мысль, словно искра, промелькнула в голове, вывела её из оцепенения. « А что если… Бум! Славный выйдет костерок! Далеко видать!» И в голове её раздался взрыв, зазвенели стёкла, языки пламени заплясали перед глазами. Кривая ухмылка появилась на лице. Решение было принято.

***

Девочка сидела на лавочке и доедала мороженое. Мужчина ласково смотрел на неё, затем перевёл взгляд на траву за скамейкой.

– Смотри, лютики! – Первые весенние цветы желтели в траве. Девочка соскочила с лавки, быстро обежала её и присела, разглядывая лепестки. Почва была песчаной, вокруг копошились чёрные муравьи, строили свой подземный дом.

– Угости их. – Предложил мужчина. – Отломи вафельку. Девочка взяла кусочек стаканчика, подцепила им, как ложечкой, немного мороженого и положила на землю. Муравьи деловито обступили лакомство. Один пытался утащить вафлю. Двое засмеялись. Понаблюдав, девочка вернулась к мужчине.

– Теперь домой? Довольна?

Девочка обхватила мужчину руками, как могла, прижалась к его груди.

– Папочка мой любименький!

***

Настя Звягинцева, четырнадцати лет, родилась в маленьком шахтёрском городе, в семье шахтёра и домохозяйки. Не то что бы у мамы не было профессии, когда-то она шила верхнюю одежду, но отец считал себя в состоянии обеспечить семью, и многие в их окружении поступали также. То, что это не совсем типично для советской ячейки общества, Настя поняла позже. Дом, кирпичная пятиэтажка, восемь подъездов и сто двадцать квартир, был кооперативным, со всеми вытекающими последствиями. Здесь жили люди с хорошей зарплатой, предпочитающие у государства ничего не клянчить, не мыкаться по углам, дожидаясь своей очереди на жильё, а приобрести квадраты на свои законные деньги. Двухкомнатная, с маленькой кухней, но всё-таки своя квартира. Дом в округе называли еврейским. Хотя жили здесь люди разных национальностей. Удачным замужеством считалось заниматься воспитанием детей, не работая. Конечно, случались исключения. Некоторые мамы обладали экзотическими профессиями. Одна трудилась на конфетной фабрике, обеспечивая полдома дефицитными сладостями к праздникам, другая – в банке, и, хотя до банкирши она не дотягивала, одно слово «банк», такое несоветское, вызывало удивление и трепет, третья – в ресторане, что было неутолимой печалью её мужа. Сколько раз соседи слышали его вечернее выступление, которое заканчивалось неизменным требованием бросить этот чёртов бордель, и заняться дочками. Но Клавдию Васильевну манило к ярким людям, звукам оркестра, и снова и снова она возвращалась домой за полночь под шафе и с полными сумками продуктов, оставшихся после клиентов.

Настя была желанным и поздним ребёнком. После десяти лет ожидания родители стали терять надежду. Однако очередная поездка на Черноморское побережье закончилась приступами тошноты и головокружением. Врач подтвердил беременность. Мама хотела девочку, такую куколку в пышном платьице и с локонами, которая всем улыбается, и от которой все приходят в умиление. А получилась Настя-сорванец. Соседки говорили: «Её грязь любит!» Мама расстраивалась, пыталась вести воспитательные беседы, но дочку ждала улица, мальчишки, крыши, лужи, игра в войну и в казаки-разбойники. К тому же слова «стаж» и «пенсия на горизонте» нарушали безмятежный покой женщин, некоторые, дождавшись школьных лет своих чад, устраивались на работу. Не стала исключением и Настина мама. Трудилась она теперь в спортивном комплексе, расположенном неподалёку, дежурила на вахте, а заодно вязала дочери кофты и платья. Таким образом, в шесть лет у Насти на шее появилась ленточка с ключами от дома, и свобода. Папа. Папа много работал. Загадочный Московский трест часто отправлял его в командировки в не менее загадочные места: Алдан, Норильск, Алмазные шахты Якутии, и, наконец, БАМ. Эдакая тарабарщина, где нужно было строить тоннели и шахты. Но возвращение всегда было праздником! Смех, возня, подарки. Командировки прекратились, когда Настя уже ходила в школу. Она слышала: «сердце, больница, надо дотянуть до пенсии, а потом на «поверхность».

Всё закончилось внезапно. Летний вечер. Работал телевизор. Настя сидела на коленях у отца. Мать ворчала:

– Слезай, папа болеет.

– Да пусть сидит. – Остановил её отец, и Настя поуютнее устроилась, прижалась к нему.

Ночью Настю разбудил шум. Горел свет в прихожей. Мама увела дочь из спальни в гостиную, на диван:

– Полежи тут.

Потом появилась женщина в белом халате с чемоданчиком в руках. Приглушённые разговоры. «Ничем не могу помочь». Рассвет. Вошла мама.

– Всё, отец умер.

Снова белый халат, на этот раз на мужчине, затем милиционер, соседи. Они приходили, заходили в спальню и уходили, потупив взгляд. Настя глядела на них из-за подлокотника дивана, ей было десять.

Ничего не значащее слово – умер. Мать подняла Настю, принесла ей одежду, наскоро накормила, отправила на улицу. Она играла с девочками, словно происходящее дома её не касалось. Захотелось пить, Настя поднялась на третий этаж.

– Чего тебе? – строго спросила мама.

– Воды. – Налево, в гостиной, убрали ковёр, поставили табуретки. На той, что ближе к входу, Настя увидела голые ноги.

– Давай быстро. – Мама протянула стакан. Едва Настя допила, мать выпроводила её обратно на улицу. Морг, жара, нужна машина, позвонить родственникам, гроб. Калейдоскоп знакомых и малоизвестных слов кружился в голове, неприятным осадком оставаясь внутри. Приехал дядя, папин брат, мать собрала Настины вещи, он увёз её к себе. Это было воскресенье.

Хоронили в среду. Настю привезли незадолго до выноса. Возле подъезда толпились люди в тёмных одеждах, несмотря на жару. Нужно было обходить их. Дом тоже оказался полон незнакомых. Они поворачивали головы в сторону Насти и охали, качали головами, словно она что-то натворила. Мать помогла надеть Насте красное платье, самое тёмное из всех, которые у неё были, повязала чёрную косынку. Всё это время мама продолжала переговариваться с соседками.

– В морге холодильник сломался…. Да, так и не вскрывали, врач, который должен вскрывать, в отпуске… Да, жара…Потёк…Вздуло…Испортился.

Настя почувствовала, как её подташнивает, стало трудно дышать.

– Всё пойдём. Войдёшь, подойдёшь к гробу, подержишь отца за ноги.

Настя вцепилась в мать обеими руками, она никуда не пойдёт!

– Ну что ты! – мама с усилием оторвала Настины руки. – Испугалась? Не бойся, лицо мы закрыли.

Мать потащила Настю к покойнику. Подведя ближе, взяла её руки в свои и положила их на щиколотки.

«Холодные, худые. У папы были тёплые ноги»! Сколько раз она грела свои ножки, прижав их к папиным.

Настя подняла голову, огляделась вокруг. Лицо и руки мертвеца были прикрыты марлей. На нём был папин выходной костюм, синий, в ёлочку. У изголовья слева сидела бабушка, папина мама. «Наверное, самолётом добиралась», – решила Настя. Дальше сидели люди, смутно знакомые по фотографиям. Тоже, вероятно, родственники. Кругом, в банках, в вёдрах стояли пионы. Запах покойника, свежевыструганных досок, смешивался с нестерпимо сладким запахом цветов. Настю посадили у изголовья справа, напротив бабушки. Под марлей что-то булькало, затем на ней появлялись мокрые, светло-красные пятна. На диване расположились мужчины. Настя знала их, они работали с папой. Мужчины обсуждали вчерашний матч по футболу. Наконец, кто-то сказал:

– Пора!

Всё пришло в движение. Люди встали, разбирали венки, цветы.

– Будем закрывать.

Вдруг бабушка потянулась к марле. Настя резко отвернулась, уткнувшись лицом в чей-то живот. Это было не горе, а ужас перед возможностью увидеть нечто под марлей. Украдкой взглянув в ту сторону, Настя увидела, как бабушка, приподняв ткань, поцеловала что-то под ней. Мужчины принесли крышку, заколотили. Хоронили в закрытом гробу. Процессия шла мимо окрестных домов. Люди выходили на балконы поглазеть на неё. Какая-то женщина щелкала семечки. Потом они ехали на кладбище, там что-то говорили, опустили гроб в яму, закидали его землёй.