Текст книги "Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал"

Автор книги: Надежда Чернецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Чернецкая Надежда
Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал

Чернецкая Надежда

Я, Шерлок Холмс,

и мой грандиозный провал

РОМАН

От автора

То, что Шерлок Холмс до сих пор остается самым популярным персонажем мировой литературы и самым экранизируемым героем в кинематографе, уже давно общеизвестно. Однако слава этого Величайшего Детектива всех времен и народов сильна настолько, что он давно перестал быть просто литературным персонажем или популярным сыщиком из детективных фильмов – с некоторых пор Шерлок Холмс представляет собой уникальный в точки зрения культуры и искусства феномен, являясь воплощением всей викторианской эпохи, всего детективного жанра и, наконец, самой Англии с ее очаровательными условностями и немеркнущими образцами джентльменства.

Шерлок Холмс, спустя более полутора веков с момента своего появления, не умирает и умирать не собирается. По каким бы то ни было причинам – благодаря таланту сэра Артура Конан Дойла, из-за удивительной яркости образа или почему-то еще – Шерлок Холмс не только не забыт, но продолжает жить новой жизнью и в неизменной компании своего верного компаньона доктора Уотсона переживать новые приключения. К настоящему времени написаны сотни книг и снято более двухсот фильмов, авторы которых вслед за сэром Артуром и его сыном Адрианом Конан Дойлом описывают все новые и новые "случаи из практики Шерлока Холмса".

Холмс живет не только в современных рассказах и в потоке кино– и телефильмов, он прочно обосновался в умах своих поклонников, ряды которых постоянно пополняются – для многих людей в современном мире этот Великий Сыщик является прежде всего уникальной и привлекательной личностью, а лишь затем героем детективных историй. Именно поэтому он способен объединять людей в общества и клубы, члены которых ставят перед собой в высшей степени благородные цели – способствовать развитию и процветанию холмсоведения!

Непосвященным, всем тем, кто знаком с Шерлоком Холмсом лишь по отечественному сериалу с Василием Ливановым в главной роли или по отрывочному прочтению "Записок о Шерлоке Холмсе" в юном возрасте, подобная одержимость может показаться по меньшей мере странной, однако для сотен и тысяч людей по всему миру она является истинно страстным увлечением и почти что стилем жизни. Активная деятельность холмсианских клубов в Соединенных Штатах, в Великобритании, а в последние десятилетия и в нашей стране, исчисляемые сотнями холмсианские сайты в Интернете и периодически выпускаемые книги о новых приключениях Холмса и Уотсона доказывают это. Некоторые сугубо холмсоведческие издания и холмсианские исследования (например "Энциклопедия Шерлокиана" Джека Трейси) давно стали классикой, а существующую критику на новые произведения впору классифицировать и издавать отдельно.

Для тех, кто хоть в какой-то мере приобщился к миру Шерлока Холмса, кто просто был бы не прочь прочесть пару новых рассказов о нем, из всей деятельности холмсианцев наибольший интерес представляют, естественно, создаваемые ими художественные произведения. Среди этих произведений встречаются самые разные, более или менее талантливые, более или менее смелые, с "крутым" детективным сюжетом, с лирическим или с мистическим оттенком и т.д. Авторы всех этих произведений чрезвычайно увлеченные люди, и потому из-под их пера иногда выходят совершенно непредсказуемые вещи. Однако любое такое произведение может считаться подлинным образцом холмсианского дела только в том случае, если оно отвечает нескольким требованиям. Во-первых, разрешается углублять и расширять черты Холмса и Уотсона, данные Конан Дойлом, но нельзя перечеркивать их (недопустимо, например, "делать" из Холмса авантюриста, но можно приписать ему некоторые новые дарования). Вовторых, следует придерживаться естественной хронологии жизни Холмса и Уотсона, созданной в рассказах, и "вписывать" новые приключения в имеющиеся "паузы" (поэтому, наверное, значительная часть всех новоиспеченных рассказов описывает Холмса либо во время его путешествий по миру после схватки с профессором Мориарти, либо во bpelem` официального ухода от дел). В-третьих, можно использовать данные Конан Дойлом намеки на другие дела, которые "не были описаны по тем или иным причинам" (благодаря этому возникает особое ощущение близости к дойловским произведениям).

Во всем остальном оставлена полная свобода, и поэтому в результате чьей-то литературной деятельности бессмертный сыщик то разъезжает по разным странам, расследуя всевозможные криминальные случаи с национальным оттенком, то приобщается к путешествиям во времени, то вступает в тайные браки, а то и приобретает некое родство с Алисой из страны чудес. Многие из подобных рассказов довольно милы и занятны, особенно, если они сдобрены хорошим юмором, но лично мои пристрастия в отношении Холмса были и остаются в рамках викторианской Англии и всего того, чем позаботился снабдить свое детище сэр Артур. Думаю, именно в сочетании со всей своей традиционной атрибутикой и с Лондоном конца прошлого века Шерлок Холмс приобретает совершенно особую романтичность.

Представляемое здесь на суд публики произведение также являет собой не что иное как очередное "неизвестное приключение Шерлока Холмса", созданное, как я надеюсь, по всем правилам новейшей холмсианской литературы. Все мои старания были направлены на то, чтобы Великий Детектив, перенесясь в новые обстоятельства и новые события, остался самим собой. Однако при этом мне очень хотелось подчеркнуть многие стороны его удивительной натуры, и для этого пришлось пойти на определенный риск в детальном описании некоторых из них. Поэтому мой Холмс, наверное, все же отличается от большинства своих воплощений, но все же верю, что не в худшую сторону. Отведенная ему роль рассказчика налагает на меня бoльшую ответственность, но при этом делает Холмса настолько живым, как если бы он все время сидел рядом со мной и рассказывал свою очередную историю...

Автор

***

Стараниями моего друга Уотсона мир знает меня как "мыслящую машину", как человека с холодным сердцем и трезвым рассудком. И, несмотря на свою нелюбовь к красочным эпитетам, я признавал, что получил от своего единственного друга весьма точное определение. Я действительно в течение многих лет не знал ничего, что оживляло бы мои чувства, и привык считать себя слепленным из другого теста, нежели люди, меня окружавшие.

Однако судьбе было угодно преподать мне урок, и в моей жизни произошли события, которые навсегда изменили мое снисходительное отношение к человеческим чувствам. После этих событий моя жизнь не стала иной, но с тех пор моя ироничность по отношению к любви является скорее следствием горьких воспоминаний и, быть может, насмешкой над самим собой... Да, в моей жизни появилась женщина. Долгое время я отказывался даже от мысли что-либо писать о ней, стараясь оградить ее и себя от праздного любопытства. Возникшие между нами отношения были и остаются для меня предметом, требующим самого бережного обращения. По моему настоянию доктор Уотсон также не упоминал об этой женщине на страницах своих рассказов, хотя сам и являлся невольным участником и свидетелем произошедших событий, не совсем, впрочем, понимая их истинный смысл.

Но ход времени неумолим, и рано или поздно не останется никого из вовлеченных в перипетии моего прошлого, а допустить полное забвение столь трепетных для меня событий мне кажется преступным, тем более, что однажды я дал слово этого не делать. Именно поэтому мне кажется возможным вернуться к событиям тех дней и оставить нечто вроде мемуаров, надеясь, что после моей смерти они попадут в руки достойных людей.

Итак, я принял решение наконец-то приоткрыть завесу, взяться за перо и собственноручно описать всю эту историю, которую трудно назвать иначе как самым грандиозным моим провалом.

Это свое не слишком связное сочинение я посвящаю Патриции М. Гленрой.

1

Это было в конце лета 1888 года. После нескольких громких дел, имевших место незадолго до этого и по разным причинам не описанных моим верным биографом, в моей практике наблюдалось полное затишье. Я связывал это не только с обычной цикличностью преступной жизни Лондона, но и с необычайно жарким летом – в те тяжелые, знойные дни, столь необычные для влажного и изменчивого британского климата, люди с трудом делали даже свои обычные дела, и самым большим преступлением могло оказаться лишь посягательство на чужое прохладное питье или место в тени.

Я был занят анализом ацетона и уже несколько дней не выходил из дома. Уотсон впервые за последние недели зашел навестить меня и теперь сидел в кресле у стола, попыхивая сигарой. В то время он был с головой погружен в свои личные матримониальные дела, но при этом не уставал твердить, что собирается быть в курсе всех моих новых расследований. Хотя до того дня я и не мог порадовать его каким-нибудь необычным случаем, мне было приятно его общество, тем более, что Уотсон всегда умел делить со мной не только беседы, но и многочасовое молчание. Именно такое благотворное молчание стояло в моей небольшой гостиной, пока его не нарушила вошедшая миссис Хадсон: – Вам телеграмма, мистер Холмс, – сказала она, кладя конверт на стол. – Что там еще? Будьте добры, Уотсон, прочтите вслух, – откликнулся я. Уотсон распечатал конверт и громко прочел: – "Дорогой мистер Холмс! Это стало невыносимым. Прошу Вас оказать помощь в моем деле. Телеграфируйте об ответе. С надеждой, Элен Дж. Лайджест". – Весьма лаконично, но довольно банально, – заметил я вслух, продолжая перебирать пробирки. – Почему эта леди считает, что ее имя открывает для меня суть дела? – Она, очевидно, думает, что вы читаете газеты, – ответил Уотсон. – Я действительно не читал газет в последние дни, – сказал я, поворачиваясь к нему. – А что, какое-то громкое дело? – Достаточно громкое. – И вы ничего мне не сказали? – Я полагал, что теперь для вас нет ничего важнее ацетона. – Ну, никогда не поздно что-либо изменить. Найдите мне, Уотсон, в этом ворохе какой-нибудь отчет покороче.

Уотсон всегда отличался умением находить нужное: он порылся в куче газет, быстро отыскал необходимую статью и протянул ее мне. Я отставил свои химикалии в сторону и стал читать.

Передовицу "Таймса" украшал пышный отчет о работе инспектора Лестрейда под интригующим названием "Ужасная смерть от руки женщины". Названия подобного рода часто появлялись в газетах, когда расследование вел Лестрейд, и за ними далеко не всегда стояли интересные дела, но на этот раз некоторые изложенные факты показались мне любопытными. Я пробежал глазами статью и в целом уловил ход событий, а также то, почему Элен Дж. Лайджест обратилась ко мне за помощью.

Ее обвиняли в убийстве некоего Чарльза Флоя, известного более в наших Индийских колониях. Он был близким другом отчима этой леди и отцом мистера Гриффита Флоя, с которым леди была помолвлена до недавнего времени. Все улики были против нее: она могла иметь явные или скрытые мотивы для убийства, по выражению Лестрейда, "действовала по заранее обдуманному плану" и была найдена на месте преступления в бессознательном состоянии. Мистер Чарльз Флой был убит ударом ножа и скончался мгновенно в парке собственного дома. Утверждалось, что мисс Лайджест совершила убийство, а потом упала в обморок при виде содеянного... Я вернул газету Уотсону. – Все это довольно противоречиво. Я был бы вам очень признателен, друг мой, если бы вы съездили и сами посмотрели, как обстоят дела, поговорили с мисс Элен Лайджест. – Но Холмс, ведь она приглашает вас! – Мне бы очень хотелось узнать сначала ваше мнение, а уж потом я решу, заняться этим делом или нет. Надеюсь, это не слишком нарушит ваши планы? – Буду рад помочь. Когда мне отправиться? – Поезжайте завтра утром десятичасовым поездом, и тогда вы, возможно, успеете вернуться ко мне с докладом еще до обеда.

Весь следующий день я посвятил Гайдну и уже собирался садиться обедать, как появился Уотсон. – Ну, как ваше расследование? – спросил я, приглашая его жестом к столу. – Я попросил миссис Хадсон поставить прибор и для вас тоже. Сегодня у нас замечательная куропатка в остром соусе. Надеюсь, вы сможете есть и рассказывать одновременно? – Вполне. Я не слишком голоден. Что вы хотите услышать сначала? – Все по порядку. – Тогда начну с того, что ваша потенциальная клиентка изумительно красива. – Весьма существенная подробность, – усмехнулся я. – Не иронизируйте, Холмс! Это действительно важно: похоже, внешность мисс Лайджест сыграла не последнюю роль в этом деле. – Вам виднее. Продолжайте. – Как вы знаете из газеты, она живет со своим отчимом, – начал Уотсон, раскладывая салфетку на коленях. – Его зовут Джейкоб Лайджест, и мне не представилась возможность с ним поговорить, потому что он очень болен и почти не выходит из своей комнаты. Их поместье называется Грегори-Пейдж, а неподалеку расположено именье покойного сэра Чарльза и его сына. – Насколько неподалеку? – Примерно в двух милях. Сама мисс Лайджест происходит из небогатой семьи – отец погиб очень давно, а мать вышла замуж повторно за мистера Лайджеста, и девочка была им удочерена. Однако ее мать умерла пятнадцать лет назад, и мисс Лайджест стала жить со своим отчимом. Они, по-видимому, в неплохих отношениях, но особой теплоты я не почувствовал, по крайней мере с ее стороны... А теперь о самом убийстве. Десятого августа, то есть ровно неделю назад, мисс Лайджест провела утро дома вместе с отчимом, который плохо себя чувствовал из-за сильной головной боли. Леди говорит, что он давно страдает нарушениями кровообращения и иногда подолгу не покидает поместье из-за тяжелых приступов. В тот день он поздно встал и был сильно не в духе. Около двух часов дня для мистера Лайджеста принесли записку, которую он тут же распечатал и прочел. По брошенной им фразе леди Элен поняла, что это от сэра Чарльза. Возможно, в записке было приглашение – так предполагала мисс Лайджест, потому что отчим по прочтении взглянул на часы. Ничего не сказав, он удалился в свой кабинет и не входил до самого вечера. Однако в девять он позвал мисс Лайджест и попросил ее отнести ответную записку в Голдентрил – так называется родовое поместье покойного сэра Чарльза – причем велел оставить конверт на столе в мраморной беседке. Леди Элен согласилась без расспросов, тем более что все равно собиралась по своим делам в том же направлении. Вечер был теплый, и она пошла пешком. В парке все было как обычно и не вызывало никаких подозрений, но, когда мисс Лайджест вошла в мраморную беседку, она к своему ужасу увидела безжизненное тело сэра Чарльза Флоя, лежавшее на полу, и потеряла сознание. Очнулась она оттого, что полисмен приводил ее в чувство при помощи своей фляги, но теперь в ее руке был окровавленный нож. Мисс Лайджест утверждает, что этот нож ей вложили в руку после того, как она потеряла сознание. Но как бы то ни было, как только ей стало лучше, ее тут же арестовали по обвинению в убийстве. Сейчас леди Элен находится под домашним арестом и обо всех своих поездках должна отчитываться инспектору Лестрейду. – А уже после ареста ее отчим подтвердил, что днем получил именно приглашение в Голдентрил? – спросил я. – Да, подтвердил, – ответил Уотсон, – но арест мисс Лайджест отнюдь не прибавил ему здоровья, и поэтому его допрос длился не более двух минут. Однако он подтвердил полиции и то, что леди Элен должна была отнести на место предполагаемой встречи записку с отказом и извинениями, оставить ее там или передать в руки мистера Флоя. Но записки не было. – Не было? – удивился я. – Она пропала: в сумочке мисс Лайджест после ареста ее не оказалось. И Лестрейд вообще не верит в ее существование. – Замечательно, Уотсон! А теперь расскажите мне о мистере Гриффите Флое. Кажется, они с мисс Лайджест были помолвлены? – Нет, Холмс, это газетная выдумка. Сэр Гриффит Флой долгое время добивался руки мисс Лайджест, но его чувства так и остались без ответа. Он приехал в Великобританию три года назад, после того, как его мать, с которой он жил в Штатах, умерла. До этого он лишь иногда навещал отца, а теперь поселился у него насовсем. Сэр Чарльз горячо одобрял чувства своего сына к мисс Лайджест, а ее отчим, напротив, и слышать ничего не хотел о помолвке, как и сама леди Элен. Сейчас сердце молодого человека, надо полагать, разбито ужасным арестом его возлюбленной. Я откинулся на стуле и некоторое время обдумывал услышанное. – И как вам кажется, Уотсон, все это похоже на правду? Как вообще леди Элен вас приняла? – Мне кажется, она невиновна, Холмс! – ответил Уотсон. – Во всяком случае, она не заискивала передо мной, держалась уверенно и независимо. Но с другой стороны... Она действительно обладает даром убеждения. – А как вы ей объяснили свой визит? – Сказал правду – что вам нужно оценить дело, прежде чем взяться за mecn. – Правильно сделали, Уотсон. Вы, как всегда, упустили уйму важных вещей, но в целом неплохо поработали, и я, пожалуй, возьмусь за это дело – это затишье длится уже слишком долго и с каждым днем нагоняет на меня все большую тоску. – Слава богу! Нужно известить мисс Лайджест! – Разумеется. Подайте мне, пожалуйста, два телеграфных бланка, Уотсон. Я думаю, мисс Лайджест навестит нас завтра около полудня, но нужно на всякий случай предупредить еще и Лестрейда.

2

мисс Лайджест действительно появилась на следующий день у меня на Бейкер-стрит. Ровно в полдень моя хозяйка внесла ее визитную карточку, и мы с Уотсоном услышали на лестнице легкие шаги.

Она была очень красива – никому и в голову не пришло бы это отрицать. Нежный овал лица, точеный прямой нос и изящно очерченный выразительный рот выдавали ее благородное происхождение. Это была высокая яркая брюнетка с темными чуть вьющимися волосами и глазами глубокого синего цвета – это необычное сочетание придавало ее правильному лицу какое-то удивительное своеобразие. Вся ее одежда отличалась той особой простотой, которую может себе позволить лишь очень красивая женщина, уверенная в том, что ее совершенство сделает любое обрамление образцом вкуса и элегантности. Она держалась просто, но была при этом удивительно грациозна: в ее движениях не было ни томности, ни суетности – лишь легкость и спокойное достоинство.

Я поднялся ей навстречу и предложил стул, но она, прежде чем сесть, просто и чуть улыбаясь, протянула мне руку для рукопожатия. Я пожал ее, хорошо понимая, что это значит: она просила о помощи и относилась ко мне без тени снисхождения, столь свойственного высшей касте, но не собиралась терпеть его и по отношению к себе как к женщине. – Инспектор Лестрейд не препятствовал вашей поездке в Лондон, мисс Лайджест? – спросил я ее, когда с приветствиями было покончено. – Слава богу, нет, но он выказал мне свое явное неудовольствие. Кстати, он приставил ко мне полисмена, и сейчас он дежурит у вашего подъезда. – Ну, это не страшно... Итак, мисс Лайджест, я собираюсь по мере моих скромных сил вам помочь, и для этого сейчас я задам вам несколько вопросов и прошу отвечать на них максимально откровенно. Возможно, некоторые вопросы будут вам неприятны, но я вынужден настаивать на них, потому что успешность моего расследования во многом зависит от того, что вы расскажете. – Я это хорошо понимаю, мистер Холмс. Спрашивайте о чем угодно. – Скажите, каковы отношения между вами и вашим отчимом? – Самые ровные, какие только можно представить. Мы никогда не ссорились, но и глубокой семейной любовью это вряд ли можно назвать. Я многим обязана мистеру Лайджесту, уважаю его и ценю его заботу, а он давно испытывает ко мне почти отцовскую привязанность. – Он оплачивает ваши расходы? – Нет. Он содержит дом и все связанное с хозяйством, а у меня есть личный счет. – А каково будет приданое в случае вашего замужества? – Я получу часть капитала моего отчима – это деньги, которые моя покойная мать передала ему с этим условием. С тех пор они приумножились. – Сумма значительная? – Около сорока тысяч фунтов. – Спасибо. А теперь расскажите о мистере Гриффите Флое и ваших с ним разногласиях. – Вряд ли это можно назвать словом "разногласия". Он просил меня выйти за него замуж, а я не хотела этого. – Почему? Наша клиентка устремила на меня взор своих темных синих глаз: – Он грубый, самодовольный и не слишком порядочный человек. – Мистер Лайджест такого же мнения? – Да. Гриффит Флой и мой отчим с первого дня знакомства не жалуют друг друга. – Между ними возникали ссоры? – Да, с тех пор, как мистер Флой стал открыто проявлять ко мне интерес. При этом отчим быстро впадал в ярость, а мистер Флой провоцировал его. Мне же отводилась весьма неприглядная роль. – Понимаю. Попытайтесь вспомнить, когда они ссорились в последний раз. – Я отлично помню: это было накануне дня, когда был убит сэр Чарльз. – Очень интересно! Поподробнее об этом, пожалуйста. Мисс Лайджест откинулась на стуле. – Это была ничем не примечательная стычка, – сказала она, – сэр Чарльз обедал у нас, а Гриффит Флой пришел "навестить меня" – так он называл свои визиты – отчим сделал какое-то замечание относительно манер нынешних американцев, и Флой язвительно дал понять, что уловил намек. Сэр Чарльз, как всегда, пытался примирить их, но ничего не вышло. Обед быстро и холодно закончился. – Вы были с ними все это время? – Нет, я быстро оставила их, чтобы не слушать ссор и заняться своими делами. – Выходит, лично вы и сэр Чарльз не имели друг к другу претензий? – Мы были в довольно теплых отношениях и много времени провели во взаимных извинениях: он – за своего сына, а я – за отчима. Возможно, в моем положении это прозвучит забавно, но я действительно сожалею о смерти сэра Чарльза. Это прозвучало вполне убедительно. – Давайте перейдем к событиям следующего дня, – сказал я. – Итак, ваш отчим получил записку из Голдентрила? – Совершенно верно. Он прочел ее, долго не говорил ничего, а потом сказал скорее сам себе, чем мне, – "надо ответить старику Чарльзу". – Куда он дел письмо? – Унес с собой. – Вы выдели письмо после этого. – Нет. – Ответ он отправил лишь вечером? – Да. – Вы вскрывали конверт? – Нет. – Куда вы положили его? – В свою сумочку. – Кто-то мог вытащить его еще до вашего ухода? – Совершенно исключено – моя сумка все время была со мной. – Какие дела вне дома были у вас так поздно, мисс Лайджест? – Я должна была принести кое-какие документы моей хорошей знакомой. Ее зовут Грейс Милдред. – Почему вы не пошли к ней раньше? – Она работающая женщина и обычно занята до самого вечера.

Я разжег свою трубку и некоторое время изучал мисс Лайджест, пока она снимала перчатки. – Вы знаете что-нибудь о том, что делал ваш отчим после вашего ухода? – спросил я. – Да, знаю, ответила она, – примерно до половины одиннадцатого он читал газеты в своей комнате. Если вам интересно, он не мог покинуть дом, так как наша горничная все это время была на первом этаже, в холле и на кухне. Кроме того, мистер Лайджест дважды просил приготовить ему чай. Мэри Гордон работает в Грегори-Пейдж уже пять лет, и у меня нет причин ей не верить. – Когда вы шли по дороге к Голдентрилу, вас кто-нибудь видел? – Не знаю, по крайней мере, я никого не встретила. – Вы вошли в парк через центральные ворота? – Да, они были открыты. – Их не запирают? – Насколько я знаю, только на ночь. – Как поздно? – Около одиннадцати. – А в парке есть другие ворота? – Полагаю, есть какие-нибудь калитки. – Их расположение вы не знаете? – Не знаю. – Идя по парку, вы что-нибудь слышали: голоса, крики? – Абсолютно ничего, мистер Холмс. Было очень тихо. – Расскажите, как вы обнаружили тело.

Мисс Лайджест несколько удивленно взглянула на поданный Уотсоном стакан, но потом взяла его. – Беседка находится немного в стороне от аллеи, и, чтобы войти в нее, нужно обогнуть высокие перила – только тогда видны ступени. Были легкие сумерки, но на столе стояла свеча, и я сразу увидела сэра Чарльза. Он лежал на спине, но как-то неровно – словно, умирая, сполз со скамейки... – Насколько мне известно, он умер мгновенно, – заметил я, – удар ножом задел сердце. – Тогда, должно быть, тело приняло такое положение после его смерти... Вокруг было много крови, и она стекала по ступенькам. На груди сэра Чарльза тоже зияло кровавое пятно. – Вы были напуганы? – Скорее шокирована. – А нож? Вы видели нож? – Откровенно говоря, мистер Холмс, я не помню. Я видела сэра Чарльза и все вокруг лишь пару секунд – потом я потеряла сознание... – Понятно... – Но не думайте, мистер Холмс, что мне стало дурно при виде трупа и крови! Такого со мной не бывает! – Вот как? Что же тогда произошло? – спросил я не без удивления. – Меня ударили! – мисс Лайджест всем телом подалась вперед. – Клянусь, мистер Холмс, кто-то ударил меня по голове! Я уверена в этом так же, как и в том, что сижу сейчас перед вами. Все произошло очень быстро, почти мгновенно – я внезапно почувствовала острую боль и не успела даже подумать о чем-либо. – И вы не слышали, как кто-то приблизился к вам? – Нет, ни одного шороха за спиной. – Вы сообщили об этом Лестрейду, мисс Лайджест? – Разумеется, но он даже не удосужился ответить мне. – Так вы просили, чтобы вас осмотрел врач? – вдруг спросил Уотсон. – Да, я настояла, тем более что ужасно болела голова. В полицейском участке доктор подтвердил, что голова ушиблена, но мистер Лестрейд сказал, что, должно быть, я ударилась о мраморные ступеньки, когда падала в обморок. – Можно сказать, вам повезло, что он не посчитал это частью вашего "заранее обдуманного плана", – улыбнулся я. – Да, – усмехнулась она, – нужно долго и основательно думать, чтобы, в конце концов, придумать такой план... Мистер Лестрейд определенно не слишком высокого мнения о моих умственных способностях. – А когда появился сын покойного? – Когда меня вывели из парка, Гриффит Флой шел навстречу. Инспектор сообщил ему о том, что мистер Чарльз Флой только что был найден убитым и что я арестована по обвинению в этом убийстве. – Какова была его реакция? – Он остолбенел, а потом принялся кричать и пытался схватить меня за горло.

Я улыбнулся этой фразе, произнесенной столь будничным голосом и без всякого волнения. – Как я понял, мисс Лайджест, Лестрейд так и не допрашивал вашего отчима по полной форме. Вы знаете, когда он собирается это сделать? – Допрос уже несколько раз назначался и откладывался в связи с тем, wrn мистер Лайджест был нездоров, но, если не ошибаюсь, сегодня в половине шестого...

Ее слова были неожиданно прерваны вошедшей миссис Хадсон: – Мисс Лайджест, вам срочная телеграмма. – Для меня? – Да, похоже, она догнала вас в Лондоне. Ее только что доставили в срочном порядке с пометкой вручить вам лично.

Мисс Лайджест торопливо разорвала конверт и прочитала написанное. Ее щеки мгновенно побелели, и она перевела беспомощный взгляд с Уотсона на меня. – Кажется, история продолжается, – сказала она. – Прочтите.

Я взял телеграмму и прочел:

"Миледи,

Мистер Лайджест скончался через час после вашего отъезда. Кровоизлияние в мозг. Возвращайтесь как можно скорее.

С глубочайшими соболезнованиями,

Келистон"

– Мне очень жаль, – сказал я, и она спокойно кивнула в знак благодарности. – Келистон это ваш дворецкий? – Да. – Нужно ехать в Грегори-Пейдж, мисс Лайджест. – Вы поедете со мной? – Да, я собираюсь помогать вам в этом деле. – О, мистер Холмс!.. – Я прошу вас сохранять спокойствие, мисс Лайджест. Она нахмурилась и опустила взгляд:

– Я спокойна, мистер Холмс. Но это уже вторая смерть за такое короткое время! Что все это значит? Неужели он не выдержал моего ареста? – Я сделаю все, чтобы разобраться в происшедшем. А вы не вините себя понапрасну, мисс Лайджест – с вас хватит и одного обвинения.

3

– У меня сейчас нет особых дел в Лондоне, и поэтому я предполагаю остаться в непосредственной близости от места преступления на время расследования. Думаю, и Уотсон составит мне компанию. Там есть приличная гостиница, мисс Лайджест?

Мисс Лайджест оторвала печальный взгляд от движущегося пейзажа за окном и посмотрела на меня: – Я как раз хотела предложить вам остановиться в нашем, то есть теперь в моем доме, мистер Холмс. Это относится, разумеется, и к доктору Уотсону. Надеюсь, вы не откажете мне в этом, тем более что гостиница находится в шести милях от Грегори-Пейдж. – Мы, безусловно, не откажемся, если только это не причинит вам неудобств. – Не причинит, будьте уверены. Ваше присутствие принесет мне спокойствие и одновременно облегчит ваше расследование.

Поезд мчал нас на северо-запад, и за всю оставшуюся дорогу мисс Лайджест не проронила ни слова. Она задумчиво и печально смотрела в окно, пока экспресс не остановился на нужной нам станции.

Нас уже ожидал экипаж, и, освободившись, наконец, от сопровождения полисмена, до Грегори-Пейдж мы добрались за пятнадцать минут.

Еще издали стали видны невысокие башни старинного поместья, а дорогу к нему окружали высокие вязы. Мы въехали в тихий ухоженный парк, и мисс Лайджест заметно оживилась. Навстречу нам выбежал дворецкий, худощавый светловолосый мужчина средних лет, гораздо более молодой, нежели обычно подобает быть английскому дворецкому. Когда экипаж остановился у парадного входа, он помог своей хозяйке выйти. – Прошу вас, джентльмены, – сказал он, приглашая нас в дом. – Господа, это наш дворецкий Келистон. Келистон, перед вами мистер Unklq и доктор Уотсон. Они останутся в Грегори-Пейдж на время расследования, – мисс Лайджест на мгновенье замолчала, а потом снова обратилась к дворецкому. – Он в своей спальне? – Да, миледи. Примите наши соболезнования. – Спасибо, Келистон. – До вашего приезда мы решили ничего не трогать в комнате, где это произошло, но сэра Джейкоба перенесли на кровать... Сюда, пожалуйста, джентльмены.

Мы оказались в светлом холле, изящно обставленном, что, вероятно, следовало приписать вкусу хозяйки, затем поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Мисс Лайджест ускорила шаги, и первая вошла в кабинет, а потом и в совмещенную с ним спальню.

Нашим взорам предстало грузное тело, лежавшее на кровати и укрытое простыней. Тут же оказалась и горничная, которая при виде нас безмолвно отступила в сторону и потом почти не сводила глаз с мисс Лайджест.

Леди Элен подошла к кровати и откинула простыню с лица трупа. Резкие черты этого лица, еще более подчеркнутые смертью, говорили о былой властности и упрямстве их владельца. Массивный подбородок выдавал честолюбие и бескомпромиссность. Мистер Лайджест, должно быть, был по своей природе вспыльчивым и злопамятным, и прошедшие годы вряд ли смягчили его нрав. – Он так изможден... Скажите, Келистон, он умер без мучений? – Да, миледи. Мы застали его без сознания, и оно к нему больше не вернулось. – Кто это "мы"? – Я и Мэри... то есть мисс Гордон.