Текст книги "Постижение России; Опыт историософского анализа"

Автор книги: Н. Козин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 71 страниц)

Напомним, после Октября 1917-го пролетариат как класс и сопутствующие ему коммунистические ценности стали мыслиться в качестве неких абсолютов, которым все должно быть принесено в жертву. И государство в этой связи было использовано как мощнейший аппарат для отстаивания и осуществления такого рода классовых интересов и ценностей. В конце столетия в России появился новый классовый избранник – новорусский класс собственников, новые ценности – либерально-демократические, которые вновь стали мыслиться в качестве абсолютных и которым вновь все должно быть принесено в жертву. И вновь государство стало тем аппаратом, которое начало проталкивать в истории исключительность одних классовых интересов и ценностей за счет умаления значимости других. Произошла очередная абсолютизация формационных функций и сущности государства за счет цивилизационных.

В последнем случае государство обнаруживает еще один и более глубокий пласт своего присутствия в обществе, связанного не просто с функциями согласования социально-классовых интересов, а с более глубокой цивилизационной сущностью, лежащей в их основе,– отстаивания и защиты национальных интересов и ценностей, самого национального способа бытия в истории. Ведь функция согласования социально-классовых интересов актуализируется в том и тем государством, в каком и которым актуализируется его цивилизационная сущность – сама идея национального единства и единых национальных интересов и ценностей. Все это указывает на то, что государство есть еще и цивилизационный феномен, орган локально цивилизационного бытия в истории, призванный обеспечить условия для национально обусловленных форм бытия в истории.

Таким образом, вызову государственным устоям бытия России в истории, попыткам свести сущность и функции государства российского только к формационным должен быть противопоставлен цивилизационный ответ: восстановление цивилизационной сущности и функций государства в России, превращение его в орган локально цивилизационного бытия в истории, в аппарат защиты и развития ценностей идентичности, интересов и ценностей национального русско-российского способа бытия в истории. Иное более недопустимо в истории – превращение государства российского в место концентрации случайных, а потому и агрессивных по отношению к национальной и исторической России политических сил, использующих либо свою близость, либо прямое присутствие в аппарате господства и принуждения для навязывания России произвольных схем исторического развития, для исторического погрома национальной и исторической России.

Национальная идея современной России в ее государственном измерении есть примирение между властью и проснувшимся от затянувшегося исторического безвременья к национальному самосознанию и самодеятельности народом, который стремится стать нацией. Государство должно не только осознать, но и возглавить и организовать этот процесс. Государство и нация должны срастись так и настолько, чтобы государство стало носителем и охранителем ценностей национальной и исторической идентичности России. Это две силы, которые для того, чтобы изменить историческую судьбу России, повернуть ее лицом к России должны не только найти друг друга, но и действовать в полном согласии и единении. Государственная мощь России невозможна вне осуществления национальной идеи, она только тогда становится мощью, когда является адекватным выражением национальной и исторической сущности России. И история России подтверждала эту связь и зависимость не единожды.

Есть еще одна составляющая в вызове основам существования государства российского со стороны Августа 1991-го, которая заслуживает специального анализа. Увы, она пришла как раз со стороны либерально-демократических идей и ценностей, то есть как раз со стороны тех идей и ценностей, в реализации которых больше всего нуждалась посткоммунистическая Россия в деле преодоления тоталитарной сущности коммунистического политического режима, его исторических и ментальных последствий. Сущность первого вызова порождена необходимостью радикального изменения отношений между личностью и государством, их принципиальной либерализации, необходимостью обеспечения правовых гарантий личности от произвола государства, в существенном расширении пространства личных свобод в экономике, политике, культуре и духовности.

Но на волне всего этого возобладало и нечто совершенно несуразное: государство отказалось вообще от своих обязательств перед личностью и обществом в целом, устранилось от всего, что делает его не только государством, но и государством в России, превратившись в лучшем случае чуть ли не в стороннего наблюдателя за деградацией всей социально-исторической ткани России. Это привело к ситуации, близкой к гуманитарной катастрофе, к колоссальному обвалу в гуманистических смыслах и ценностях современных российских реформ.

Ответом на этот вызов социальным и гуманистическим основам и функциям государства российского должно стать восстановление и этих основ, и этих функций. Во-первых, государство должно защищать общество и личность от нищеты и, следовательно, призвано не к тому, чтобы защищать богатых от бедных, а к тому, чтобы сделать бедных богатыми, исключить само состояние нищеты из общества. Во-вторых, государство должно защищать от преступности, беззастенчивого попрания не только базовых правовых норм, но и нравственных, не должно способствовать созданию экономической и политической инфраструктуры для криминализации экономики и политики, всех структур общества и, следовательно, оно само не должно становиться преступным. В-третьих, государство должно защищать от бездуховности, не должно участвовать в создании "государства свиней", в котором все высокие искания человеческой души полностью подменяются заботой о материальном благополучии. Идеал современного просвещенного и гуманистического государства несовместим с идеалом беспозвоночного животного, как человеческого идеала. В-четвертых, государство, наконец, должно научиться защищать себя и тех, кто на государство честно работает, от тех, кто только использует государство, для которых оно не средство служения стране и нации, а средство их нещадной эксплуатации в личных или групповых корыстных интересах. В-пятых, государство должно перестать воспроизводить себя только в качестве аппарата, стоящего над обществом и личностью. Оно должно стать частью общества, слиться с ним, и это осуществимо, если государство перестанет противопоставлять себя личности, если, оно научится жить в пространстве персоналистических проблем истории, не разрушая, а созидая его как персоналистическое.

Одним словом, государство должно защищать от всех форм внешней и внутренней агрессии и против общества, и против личности. И на этой основе утверждать себя в качестве: легитимного – построенного на базе всеобщего и, главное, честно реализуемого избирательного права, обеспечивающего не только правовой характер власти в обществе, но и, что не менее важно, правовые гарантии для ее эволюционной замены; суверенного – независимого ни от кого и ни от чего, кроме как от высших национально-государственных интересов; справедливого – исполняющего законы и только их и через них отстаивающего интересы всех слоев населения, а не своего аппарата или избранных по мафиозному признаку слоев населения; хорошо управляющего обществом – ведь это абсолютно ненормально: страна, богатая всеми основными природными ресурсами, имеющая не самое последнее по уровню образованности население, имеет только 1% мирового производства. Такое возможно только при условии полной атрофии функции управления со стороны государства, следствием полного непрофессионализма его аппарата. Наконец, государство должно быть цивилизационно идентичным, в данном случае отражать и выражать русско-российскую цивилизационную сущность России-цивилизации, базовые ценности идентичности исторической и национальной России – быть великим государством Великой России, а не проходного двора мировой истории.

Все это достижимо при условии, если государство будет иметь выраженную цивилизационную и национальную сущность, будет центрировано на преемственность не власти самой по себе, а власти исторической и национальной России. Государство в России должно постоянно быть государством России и для России и это должно стать неизменным при всех изменениях в России. Историческую преемственность власть в России должна обнаруживать прежде всего и в основном в одном – в том, что всякий акт бытия власти в России есть акт бытия во имя и во благо Великой России, которая становится великой через величие и благополучие каждого ее гражданина.

Сущность второго вызова основам государства российского может быть сведена к попытке не менее радикального изменения отношений между государством и Россией, между идеей государства российского и идеей России. И в изменении этого есть своя необходимость, позволяющая установить договорные отношения между государством и обществом, государством и личностью, дабы государство перестало эксплуатировать свой сакральный образ среди населения независимо от того, чем оно стало по отношению к этому населению – олицетворением идеи Великой России или исторически случайного политического режима. В конце концов, это необходимо сделать и для того, чтобы со сменой политического режима не разрушалась Россия, а только политический режим. Но это можно будет сделать, если будет осознаваться, что государство или, по крайней мере, политический режим, его выражающий,это одно, а Россия – это нечто большее и иное.

Ведь тот неправовой характер, который постоянно воспроизводится в отношениях между государством и собственным населением в России, то, что оно вообще его терпит, в определяющей мере связано как раз с той сакрализацией, которой подвергается идея государства в сознании большей части населения России, отождествляющей ее с идеей Великой и Святой России. А с такой Россией отношения не могут строиться на какой-то правовой основе, это отношения, которые вообще находятся вне правового пространства, в пространстве особых высших ценностей и смыслов русско-российского способа бытия в истории. Это архетипический тип отношения к Матери-России, для которой, как для матери, ничего не жалко, даже самой жизни. И взамен такого отношения ничего не надо, ибо нельзя быть наемником у высших помыслов собственной души.

Таким образом, срыв сакральных покровов с российского государства процедура, с одной стороны, необходимая, а с другой – не столь однозначная по своим последствиям, ибо затрагивает самый глубокий архетипический пласт бытия нации в истории, имеющий для нее жизнеопределяющее значение. Дело в том, что за многие века своей истории, русская нация, по существу, не выработала иных форм самоорганизации в истории, кроме государственных. Плохо это или хорошо – это другой вопрос, но факт остается фактом: русские самоорганизуются в нацию и Россию, прежде всего посредством своего государства. Это радикальная национальная особенность, делающая русских не просто государственной, а державно-государственной нацией. Именно на этой почве она развила в себе такие поразительные черты, как высочайшую политическую дисциплину – дар повиновения собственному государству и беспредельную готовность к самопожертвованию в отстаивании его интересов. Нация полностью растворила себя в собственном государстве, связав с ним базовые основы своей национальной идентичности.

Все это не единожды спасало нацию и Отечество в истории, превращая нацию в государство, а государство в нацию и на этой основе Россию в непобедимую Россию. Но все это не единожды использовалось государством, когда неэффективность действия его структур очень часто компенсировалось как раз дисциплиной повиновения и беспредельной жертвенностью служения русского народа своему государству, во имя России-государства. И государство привыкло к такому положению дел, в частности, и к такому управлению страной и нацией, которое не считается ни с какими экономическими, социальными и человеческими издержками, с тем, что такое управление стоит и стране, и нации. В таких условиях срыв сакральных покровов с российского государства чреват ситуацией, при которой некому будет его защищать, жертвенностью своего служения государству восполнять неэффективность и неадекватность деятельности его структур.

И последнее: именно потому, что русская нация державно-государственная, самоорганизующая себя как нацию и Россию посредством государства, именно поэтому кризис государства тотчас же превращается в национальный, в кризис России и нации. Разгосударствление превращается в дероссиизацию России и денационализацию русской нации. Вот почему отрыв политического режима от идеи государства российского, а российского государства от идеи России разрушает основополагающие структуры бытия русской нации в России и России в истории.

Каким же должен стать ответ на во многом неизбежные несовпадения в том, что политический режим в России – это еще не все государство российское, а государство российское – это еще не вся Россия, несовпадений, имеющих особое значение для исторических судеб России? Это выстраивание точной и исчерпывающей связи между всей триадой несовпадений так и настолько, чтобы политический режим в России как можно более адекватно выражал идею государства российского, а российское государство идею Великой России. Только так можно избежать взаимоотчуждения политического режима от государства российского, России от государства и режима, нации и от режима, и от государства, и от России.

Есть еще один вызов цивилизационным устоям бытия России в истории, который нельзя оставить без ответа. Он исходит со стороны элитных слоев российского общества – властных и духовных. И его сущность определяется колоссальной оторванностью существенной части российской элиты от ценностей идентичности национальной и исторической России, таким масштабам отчужденности, а в некоторых случаях и враждебности к ним, который граничит с национальным и историческим предательством России, с законным подозрением, а является ли эта элита вообще российской.

Дело в том, что при всех кризисных явлениях и процессах, охвативших и страну и нацию, есть субъектная сила, несущая особую ответственность за все, что произошло и происходит со страной и нацией. И эта субъектная сила – властная и духовная элита. Те формы и разрушительный масштаб, которые приняли реформы на волне смены общественно-политического строя в России, это не только и даже не столько следствие кризиса нации, сколько следствие кризиса властных и духовных элит, их неидентичности стране и нации и на этой основе неспособности предложить адекватную модель исторической модернизации нации и страны. В причинах исторического падения России есть выраженная элитная составляющая, в ряде случаев доминирующая в них, а потому нуждающаяся в специальном анализе.

Проще всего было бы сослаться на непрофессионализм властных элит. Но в том-то и дело, что во власти, как и везде, работают разные люди и по-разному работают, а потому не все в историческом обвале России можно свести к банальностям непрофессионализма властных элит. И вместе с тем этот аспект проблемы неизбежно актуализируется после того, что произошло со страной за последнее десятилетие ХХ века. Он актуализируется и тем, что мы никак не можем выйти из явно затянувшегося кризиса, в частности, что вообще умудрились придать ему системный характер. В конце концов, если властная элита в России – олицетворение профессионализма, то почему страна не только такая бедная, но и настолько хаотизированная?

Можно сослаться на саму систему власти, которую создает для себя правящая элита, на те механизмы, которые позволяют ей дистанцироваться от народа и его интересов, не неся за это и за так проводимую политику никакой политической ответственности. Правда, в этом случае возникает вопрос об ответственности уже самого народа за сложившуюся систему власти. Ведь общеизвестно, всякий народ имеет такую власть и в тех формах, какую и в какой он ее терпит. Но это другой аспект проблемы, хотя и много объясняющий в логике поведения правящей элиты в России. Поле политической безответственности власти вспахивается долготерпением народа, его гражданской безынициативностью и пассивностью, помноженной на тотальную зависимость от власти. Но в данном случае важно другое: само сознание бесконтрольности власти порождает у власти эйфорию вседозволенности, в частности, практику проведения реформ любой ценой и любыми средствами, чуть ли не до последнего россиянина.

Но и это не все объясняет в логике поведения если не всей, то существенной части властной элиты России, в ее готовности строить свои отношения с собственной страной и нацией чуть ли не по произвольной логике – по логике поведения победителя в завоеванной стране. Повторимся, властная элита России – разная, но тем заметнее в ней та и, похоже, немалая часть, для которой Россия – это не самоцель ее существования в истории, а так..., в лучшем случае средство своего собственного. Она любит себя в России, а не Россию в себе, а отсюда и потребительское отношение к власти и безразличное к самой России. Это маргинализированная, коррумпированная и беспринципная часть власти. Но есть и принципиальная.

Но и она, увы, служит больше принципам, чем сложившимся реальностям, идеологическим схемам, а не России. Она превращает и страну, и нацию не в самоцель, а в инструмент для осуществления программ их "осчастливливания" исходя из единственно верных учений. В начале века это был марксизм и социалистические ценности, в конце столетия их место заняли принципы либеральной экономики и либеральные ценности. Придет время – найдутся новые, которыми вновь будут изнасилованы и страна и нация. Правда, в историческом творчестве не обойтись без принципов, учений, программ, но не они же являются самоцелью и самоценностью нашего бытия в истории, а мы сами, Россия, она и только она и ничего более. Живая реальность, историческая и национальная Россия, ее ценности и смыслы бытия, а потому абсолютный примат конкретных национально-государственных интересов над абстрактными идеологическими – вот что должно стать главным императивом политического поведения в истории правящей элиты современной России. И это должно стать ее объединяющим началом, ибо нельзя быть свободным от своего Отечества. Можно быть либо с Россией, либо против нее. Объединяющим началом в России является сама Россия. И если она не объединяет элиту, а она ее пока явно не объединяет, тем хуже для этой элиты. Но в том-то и дело, что еще хуже от этого становится самой России, ибо любая страна и нация объединяются, прежде всего, посредством объединения своих элитарных групп.

Наконец, есть политически конъюнктурная часть правящей элиты, которая опять-таки служит не столько России, сколько политическому режиму, сложившейся системе и вертикали власти. Отчасти это естественно, а потому и неизбежно. Но в том-то и проблема, что имеет место и противоестественная тенденция – служить любому режиму, лишь бы он был олицетворением власти в России и над Россией. Но любой политический режим, а тем более в качестве "любого" – не вечен. Он приходит в историю и уходит из нее, а Россия остается. А потому подлинная элита должна жить вечным, а не преходящим в истории. Отсюда и шарахания в поведении властной и духовной элиты от одного центра власти к другому, от одной системы ценностей к другой. Отсюда и проблемы России, которая предается в пользу очередного центра власти или, что еще хуже, случайной системы ценностей и интересов. А ситуация более чем элементарная: надо служить не политическому режиму, а России – стране и нации, проблема легко решаемая, если сам политический режим служит России и только России, вообще до конца осознает, политическим режимом какой страны и нации он является.

Вывод из всего сказанного очевиден: Россия не имеет в полной мере и до конца адекватную своей исторической и национальной сущности властную и духовную элиту. Она плохо понимает страну, плохо защищает ее национальные интересы, зачастую плохо работает, и не в последнюю очередь все это происходит потому, что она не любит и эту страну, и эту нацию, не превращает ценности исторической и национальной идентичности в свои собственные, в основание своего собственного бытия в истории – в свои национальные святыни. И это многое объясняет в поведении элиты страны, в том, почему ей России не жалко, почему ее можно реформировать "до основания, а затем...". Просто в том виде, в каком к настоящему времени сложилась властная и духовная элита России и уж точно ее существенная часть, она в таком виде неидентична России, а потому не стоит вровень с Россией, на уровне многосложных задач переживаемого момента ее истории.

Родину любить надо. Не общественно-политический строй, а Россию, идентифицировать себя не столько с политическим режимом, сколько со страной и нацией. И служить, следовательно, надо стране и нации, не превращая вечные ценности Вечной России – ценности исторической и национальной идентичности – в разменную монету спонтанных реформ. Отсюда и основная проблема российской элиты – стать больше чем властной и духовной элитой, а национальной, не просто существующей в России, но и Россией и для России.

Все это вскрывает главную болевую точку в содержании и поведении современной властной и духовной элиты России, концентрирующейся вокруг того, что именно она стала носителем кризиса цивилизационной, исторической и национальной идентичности, на этой основе организовав невиданный в истории развал собственной страны и нации. Это многое объясняет в том, почему оказался возможным сам этот развал. Мы до конца никогда не разберемся ни в истинных причинах развала России-СССР, ни в механизмах приватизации, ни в способах, ни в действительных целях реформирования страны, если не поймем, что главной характеристикой новой экономической, политической и интеллектуальной элиты, захватившей властные позиции в Августе 1991-го, является то, что эта элита мыслит и действует не как национальная, а как вненациональная, в ряде случаев открыто связывая себя, свои интересы и даже политическую судьбу не с собственной нацией, а с той престижной международной средой, куда она в обход этой нации стремится. В итоге рождается новое и неожиданное противостояние новой российской элиты основной массе населения страны, в котором ему придаются все статусные характеристики туземного, оттесняющие его в своеобразное колониальное гетто, выход из которого окажется весьма проблематичным без изменения ценностных ориентаций элит и, прежде всего, без изменения их национального статуса.

Россия потерпела поражение не извне, а изнутри – со стороны форм активности вненациональной России и в ней, в первую очередь, вненациональных элитных групп. Это уникальная историческая ситуация, когда собственная элита предает собственную нацию, подчеркнем – не политический режим и олицетворяющие его идеи, в данном случае коммунистические, а то, что за всем этим стоит, более глубокие основания национального бытия в истории – исторические итоги развития собственной страны, ценности цивилизационной и национальной идентичности, фундаментальные национальные интересы. В истории, которая претендует на то, чтобы быть национальной, такое возможно, если эта элита не является национальной, если не идентифицирует себя со своей собственной страной и собственной нацией.

При этом ни одна страна и ни одна нация не могут быть готовы к предательству, которое приходит со стороны части собственной властной и духовной элиты. Они бессильны перед ним, ибо предательство приходит от тех слоев общества, которые отвечают за организацию государства в государство, нации в нацию, общества в общество, отвечают за все, что защищает и общество, и нацию, и государство от всех процессов их распада и разрушения. И вдруг именно эти слои, олицетворяющие, казалось бы, мозг и силу нации, выступили инициатором всех процессов безудержного распада и во многих отношениях бессмысленных разрушений. Их экономической основой стал идеал ничем не ограниченного обогащения, не ограниченного даже фундаментальными интересами страны и нации. На пути к обогащению и власти элита сняла с себя если не все, то почти все ограничения и, прежде всего те, которые были связаны с ценностями идентичности – со святынями в своей собственной душе, то, что не позволяет строить отношения со страной и нацией по произвольной логике. На продажу было выставлено все – от национального достоинства и исторических святынь, бриллиантов Гохрана и детей детских домов и груды металлолома. Все, что имело хоть какую-то цену и ценность, стало объектом купли и продажи. В пространство рыночных отношений было вовлечено все, включая сюда и то, что тотчас же разрушается, как только соприкасается с этим пространством – убеждения, принципы, идеи, идеалы.

Все это стало конвертироваться во власть, а власть в собственность. Возможным стало все – все, что становится фактором обретения власти и собственности. Так были задействованы факторы отбора в элиту, которые исключают ее становление в качестве элиты. То, что под ней подразумевается, готово прогибаться под любые интересы, любые идеи и любую идеологию, лишь бы они были гарантами либо сохранения власти и собственности, либо средствами их достижения. Российская элита обнаружила колоссальную политическую мимикрию: всякий раз приобретать политическую окраску в зависимости не от того, какая в настоящее время Россия, а от того, какая в ней в настоящее время власть.

В итоге элита идет не за Россией, а только за властью, тем самым превращая Россию в нечто не во имя чего, а посредством чего осуществляется ее бытие в истории. Главным историческим поводырем оказывается не вечное в России, а преходящее в ней – власть. Итогом стало и другое: Россия и до Августа 1991-го и после него не имеет до конца идентичной своей исторической и национальной сущности национальной элиты. Противоречие, сложившееся между национальной сущностью России и вненациональной сущностью ее политических элит, трансформируется в другое противоречие – между необходимостью продолжить историю России как России и неспособностью политической элиты это осуществить.

Дело, таким образом, не только в том, что часть властной элиты в своих отношениях со страной и нацией постоянно стремится к воспроизводству тоталитарных форм отношений, строить их так, как будто она приватизировала не только государство, но и историю и даже саму нацию. Дело еще и в другом – властная элита в России, ее значительная часть не имеет национальных ценностей в основании своего сознания. Отчужденная от них, она оказывается отчужденной и от России, отчужденной уже в ценностях самого своего сознания. Она не знает или даже хуже того – просто не хочет знать, на каких принципах, ценностях и идеалах основывать свое политическое бытие. И как следствие этого, в лучшем случае держится за столб дыма абстракций, в худшем – за коррупцию, и при этом в условиях, когда дует суровый ветер истории, не прощающий безосновных, не укорененных в национальной почве способов бытия в истории.

Для властной элиты современной России пробил час исторической истины, когда она должна определиться: политической элитой какой страны и нации она является – Великой России или НЕ-России. Россия находится в точке духовной и исторической бифуркации, и многое будет зависеть от того, за кем пойдет сознание вообще и властной элиты прежде всего. Пора заканчивать национально безосновное и анонимное бытие России в истории. Пора осознать, что ценности национальной, исторической и цивилизационной идентичности – это и есть тот камень, отвергаемый строителями, но который и должен лечь во главу угла всякого бытия России в истории. Властная элита России стоит перед выбором: если она хочет, чтобы Россия шла за ней, а не против нее, для этого необходимо, чтобы она шла за Россией, отдалась внутренней логике ее исторического развития – и цивилизационного, и формационного.

Властная элита России – это плоть от плоти ее интеллигенции. Противоречия и зазоры, существующие здесь между властью и интеллигенцией, не носят принципиального характера. В своей основной массе властная элита России рекрутируется из духовной, во всяком случае, именно здесь, в этой среде находит самые глубокие духовные факторы детерминации своего поведения в истории. А потому не только всякий народ достоин своего правительства, но и всякая его мыслящая часть. Она определяет если не все, то многое в сущности существующей власти. И многие ее пороки – это перенесенные во власть пороки мыслящего слоя нации, среди которых главным является ее вненациональность.

Еще Г.П. Федотов в качестве характерологической черты русской интеллигенции выделял ее национальную и историческую беспочвенность. "Русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей"1. И это странное сочетание идейности с беспочвенностью этой идейности, ее вненациональностью только усилилось за XX столетие, в его конце завершившись полной национальной аномией и анонимностью мыслящего слоя нации. В этом смысле национальная аномия и анонимность властных элит в России – это продолжение и выражение во власти национальной аномии и анонимности большей части российской интеллигенции, которая окончательно запуталась во всех идейных "измах" ХХ столетия, на этой основе основательно запутав и страну, и нацию. Вненациональность отечественной интеллигенции, пожалуй, единственный случай в мировой истории, когда та часть общества, которая, казалось бы, самим своим местом в социальной структуре общества и общественно-экономическом разделении труда призвана выражать и воплощать самые сакраментальные черты национальных начал собственной истории, если не предает, то остается безучастна к судьбам этих начал и, следовательно, к судьбам собственной нации и истории.

Знаменитая всемирная отзывчивость русской интеллигенции, любовь к дальнему и горнему обернулась безразличием к ближнему и земному, патологией неотзывчивости к болям собственного народа. И это оказалась не только интеллектуальная, но и нравственная позиция, потянувшая за собой целую серию обвалов во всех исторически сложившихся, а потому и исторически обусловленных акцентах в понимании всей системы ценностей, идеалов и смыслов исторического и персоналистического бытия в России. В этой связи уместно напомнить об одной и весьма примечательной особенности истинно российской интеллигенции. В основах ее отношений со своим собственным народом всегда стояла не только идея служения Великой России, но и совесть, которая, думается, только потому и лежала в основании отношений к собственному народу, что определялась в этом идеей служения Великой России. Сейчас от этих отношений, похоже, ничего не осталось, за ними почти ничего не стоит – нет ни идей, ни совести, нет и любви.