355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Н. Холодковский » Гёте. Его жизнь и литературная деятельность » Текст книги (страница 1)
Гёте. Его жизнь и литературная деятельность
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 00:06

Текст книги "Гёте. Его жизнь и литературная деятельность"


Автор книги: Н. Холодковский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Н. А. Холодковский
Гёте. Его жизнь и литературная деятельность

Биографический очерк Н. А. Холодковского

С портретом Гете, гравированным в Лейпциге Геданом




Предисловие

Жизнь Гёте настолько богата событиями, впечатлениями и кипучей деятельностью, что, по мнению лучших биографов его, до сих пор еще не существует ни одного достаточно полного и вполне удовлетворительного жизнеописания великого человека. Тем менее может претендовать на это краткий биографический очерк, задачею которого должен быть лишь добросовестный обзор главнейших событий в жизни Гёте и хода его умственного развития, а также сжатая, но по возможности полная общая характеристика его как человека и деятеля. Предлагаемый очерк состоит из восьми глав, из которых первые семь посвящены собственно жизнеописанию великого поэта, а восьмая заключает в себе посильную характеристику его личности. В нескольких местах приведены выписки из стихотворений Гёте в переводе составителя этой биографии.

Из огромной литературы, посвященной Гёте и его произведениям, укажем на следующие сочинения:

1. Goethe. Wahrheit und Dichtung meines Lebens. В русском переводе эта автобиография Гёте помещена в X томе гербелевского издания сочинений Гёте под заглавием «Поэзия и правда моей жизни».

2. Viehoff. Goethe's Leben, Geistesentwicklung und Werke. 4. Bd. 5. Aufl. Stuttgart. 1887.

3. Düntzer. Goethe's Leben. Leipzig. 1883.

4. Lewes. Life and works of Goethe. 2 vols. London. 1855. Есть русский перевод со второго английского издания (Жизнь В. Гёте. Соч. Льюиса, пер. Неведомского. СПб. 1868).

5. Saupe. Goethe's Leben und Wirken in chronologischen Tafeln. Gera und Leipzig. 1866.

6. Grimm. Vorlesungen über Goethe. Berlin. 3. Aufl. 1882.

7. Eckermann. Gespräche mit Goethe in den letzten Jahren seines Lebens. 3. Bd. Leipzig, Reclam's Universal-Bibliothek. В настоящее время вышло на русском языке в переводе г-на Аверкиева.

Глава I. Детство и ранняя юность (1749—1765)

Предки и семья Гёте. – Характеры его отца и матери. – Перестройка дома. – Начало учения. – Религиозные сомнения. – Семилетняя война и французское нашествие. – Быстрое развитие молодого Гёте. – Эпизод с Гретхен. – Переход от детства к юности

28 августа 1749 года было счастливым днем для германской поэзии: в этот день, вместе с последним ударом часового колокола, возвещавшего полдень, явился на свет будущий великий поэт Гёте. Ребенок при рождении едва не задохся, и только усиленные старания окружающих привели его в чувство.

Иоганн Вольфганг Гёте (таково полное имя великого поэта) был первенцем зажиточной и довольно знатной супружеской четы, занимавшей видное место в обществе вольного имперского города Франкфурта-на-Майне. Отец поэта, Иоганн Каспар Гёте, хотя не состоял ни в какой общественной должности, но имел звание имперского советника и был женат на Катарине Элизабет, урожденной Текстор, дочери Иоганна Вольфганга Текстора, который был городским судьей, то есть высшим сановником Франкфурта.

Немецкие исследователи проследили родословное древо фамилии Гёте до середины пятнадцатого столетия. Мы не будем здесь воспроизводить эту генеалогию; укажем только, что фамилия Геце, или Гёте, происходила из юго-западной Германии и имела в числе своих представителей в разное время нескольких поэтов, музыкантов и живописцев. Прадед Вольфганга Гёте (с отцовской стороны) был кузнецом в Артерне, в графстве Мансфельд; сын его Фридрих Георг был портным и приобрел права франкфуртского гражданства; младший сын Фридриха Георга Гёте – Иоганн Каспар – отец нашего поэта.

Отец Гёте был человек с сильным характером, весьма умный и начитанный, по профессии юрист (доктор прав), но с односторонним образованием и с несколько ограниченным кругозором. Путешествие в Италию, которое он совершил на тридцатом году своей жизни, сделало его глубоким почитателем классического мира и искусства; виды Рима постоянно украшали его комнаты и с детства глубоко врезались в память его гениального сына. Любовь к труду, твердость в убеждениях, постоянство симпатий и антипатий, неуклонное преследование раз поставленной цели – вот характерные свойства Иоганна Каспара Гёте, этого во всяком случае замечательного и достойного, хотя и несколько сухого человека.

Совершенно иным характером отличалась мать великого поэта – Катарина Элизабет Гёте. Веселый, живой и открытый нрав, уменье отыскивать во всем хорошую сторону, неистощимая фантазия – таковы были ее природные свойства. Не получив систематического образования, которое в те времена редко было уделом женщин, она сама образовала и развила себя чтением и посещением театра. Выйдя замуж семнадцати лет за почти сорокалетнего советника, она всей душой привязалась к своему гениальному первенцу и, так сказать, нравственно росла и развивалась вместе с ним. Любимым ее развлечением было рассказывать маленькому Вольфгангу сказки, которые она сама сочиняла; при этом она нередко останавливала рассказ, обещая докончить его на следующий день, чем еще более разжигала интерес ребенка, который носился с предположениями относительно дальнейших событий в сказке. «Свои мысли, – пишет мама Вольфганга, – он поверял бабушке, а та передавала мне, и я применяла продолжение рассказа к его мыслям». Таким путем, следуя своему материнскому инстинкту, она развивала фантазию и поэтические наклонности сына.

Вольфганг горячо любил свою мать и, без сомнения, от нее наследовал лучшие стороны своего душевного склада. Отца он любил менее, хотя и сознавал, что обязан ему многим. Свое отношение к родителям и предкам поэт как нельзя лучше выразил в следующем небольшом стихотворении, чрезвычайно милом и игривом:

 
Отцу обязан ростом я,
Серьезной в жизни целью,
От матушки – любовь моя
К рассказам и к веселью.
Мой дед красавицам был рад,
И я в том грешен, каюсь;
Любила бабушка наряд,
И я, – не отрекаюсь.
И если в целом части все
Срослись так радикально,—
То вот оно во всей красе:
Что в нем оригинально?
 

Кроме Вольфганга, у супругов Гёте были и другие дети, которые, впрочем, все умерли весьма рано, за исключением дочери Корнелии. Корнелия, весьма умная, даровитая и живая девочка, на год моложе Вольфганга, развивалась вместе с братом и горячо любила его. К сожалению, она была некрасива, тогда как Вольфганг был в полном смысле слова красавцем ребенком, с великолепными темно-каштановыми кудрями и большими черными глазами. Из родных в доме жила бабушка (мать отца) – тихая и добрая женщина, которая умерла, когда Вольфгангу было всего пять лет, незадолго до своей смерти подарив детям на елку роскошный кукольный театр, произведший на мальчика громадное впечатление.

Дом, в котором протекло детство поэта, был старый неуклюжий дом, представлявший собою, собственно, соединение двух флигелей. При нем не было сада, взамен которого держали много растений на окнах одной из комнат второго этажа. Эта так называемая садовая комната была любимым местом уединенья маленького Вольфганга: из окон ее он смотрел на сады соседей и на равнину, расстилавшуюся за ними, следил за облаками, бегущими по небу, любовался на солнечный закат. Другой любимой комнатой детей, служившей им местом для игр, были обширные сени в нижнем этаже.

В мрачном старом доме тихо протекли первые пять лет жизни поэта. Детские игры, сказки матери, первые уроки чтения и объяснения римских видов из уст отца, который становился словоохотливым, когда дело касалось Италии, – вот все, что наполняло этот ранний период жизни Вольфганга. Со смертью бабушки наступили важные перемены. Прежде всего, отец Гёте приступил к перестройке дома, причем дети получили целый ряд новых впечатлений; наконец пришлось отправить их на время к соседям, а начатое учение продолжать в школе. В этих условиях Вольфганг имел достаточно случаев познакомиться с жизнью вне дома. Франкфурт как старый исторический город со своеобразной физиономией открывал много интересного наблюдательному и любопытному мальчику, который или один, или с товарищами обегал все кварталы и ближайшие окрестности. Лавки, рынок, старинные здания, ратуша, собор, ярмарки, разные городские празднества, носившие средневековый характер, – все это было предметом ненасытного любопытства Вольфганга и производило на него романтическое впечатление.

Наконец дом был перестроен, и молодой Гёте возвратился опять в родное гнездо; возобновилось также и домашнее учение. Мальчик оказывал особенные способности к языкам, хотя грамматики не любил. Он стал много читать и излагал свои мысли письменно, к чему его усердно приучал отец; скоро начал он писать и стихи. Под влиянием чтения всевозможных книг, частью из отцовской библиотеки, частью купленных в лавочках букинистов, развитие мальчика, приближавшегося к десятилетнему возрасту, быстро шло вперед. Вместе с другими вопросами его волновали и религиозные. Еще в 1755 году, то есть на шестом году жизни, когда пришла страшная весть о Лиссабонском землетрясении, Вольфганг был потрясен мыслью, что при этом Бог наказал одинаково и добрых, и злых; сильно смущало его также существование многочисленных сект, из которых каждая толковала Святое писание и разные религиозные вопросы на свой лад. Гениальному ребенку пришла мысль по-своему приблизиться к Богу, которого он считал стоящим в непосредственной связи с природой. И вот он строит у себя в комнате алтарь из разных естественных произведений и приносит утром жертву, зажигая на этом алтаре курительную свечку. В семилетнем Гёте уже виден был будущий пантеист!

Поэтические наклонности обнаружились в Вольфганге также весьма рано и выразились прежде всего в том, что он, по примеру своей матери, сочинял сказки и рассказывал их своим сверстникам, выдавая плоды своей фантазии за действительность. Из таких сказок сохранилась одна, под названием «Новый Парис» (1760 год), где под именем Париса фигурирует сам Вольфганг. С жадностью читал он также произведения разных поэтов и в особенности восхищался только что появившейся тогда «Мессиадой» Клопштока, к большому неудовольствию отца, который белые стихи даже не признавал стихами.

Мирное течение детских лет поэта было в значительной степени нарушено событиями знаменитой Семилетней войны, которая началась в 1756 году, когда Вольфгангу едва минуло семь лет. Прежде всего обнаружился по этому поводу разлад между семейством Гёте и семьей его знатного деда – городского судьи. Отец Гёте, как и вся его семья, стоял за Фридриха Великого и восхищался его подвигами, а дед был на стороне австрийцев. Вольфганг в качестве старшего внука и крестника по воскресеньям обедал у дедушки и должен был там выслушивать самые оскорбительные отзывы о Фридрихе, которого он глубоко почитал как героя. Это произвело на него очень дурное впечатление: он видел, как люди под влиянием предубеждения не признают даже очевиднейших подвигов и заслуг, и это вселило в него навсегда некоторое недоверие и презрение к мнению толпы. Война между тем разгоралась все более и более, и в 1759 году французы, союзники австрийцев, вступили во Франкфурт. Войска их были размещены на постой в квартирах франкфуртских граждан; в доме Гёте как в одном из лучших домов города занял несколько комнат королевский лейтенант граф Торан. Отец Гёте был крайне раздражен этими событиями, и в течение пребывания французов во Франкфурте, которое длилось с лишком два года, домашним стоило немалого труда приводить к благополучному концу разные столкновения между хозяином дома и его невольным квартирантом, человеком весьма деликатным и хорошо образованным. Учение детей в этот беспокойный период поневоле должно было почти совсем прекратиться; но Вольфганг сумел извлечь пользу и из этих неблагоприятных обстоятельств. Торан был большой любитель живописи и постоянно заказывал картины французским художникам, превратив комнату Вольфганга в мастерскую для живописцев. Молодой Гёте ознакомился при этом с множеством картин и с техникой живописи, слушал массу разговоров о картинах и таким образом сильно развил в себе художественный вкус. Вместе с тем выучился он и практической французской речи, что было для него достаточно легко, так как раньше он знал уже порядочно латинский и итальянский языки. Изучению французского языка много помогло и частое посещение театра, где давались французские пьесы.

Когда французские постояльцы покинули наконец дом Гёте, учение детей возобновилось и пошло вперед с удвоенной энергией, чтобы наверстать потерянное. Рядом с обучением языкам и прочему не были забыты и искусства, а также и физическое воспитание: Вольфганг усердно учился рисованию, фортепианной игре, верховой езде, фехтованию. Для лучшего усвоения иностранных языков он стал писать роман на разных языках в форме переписки между братьями и сестрами, живущими в разных странах. Жадный до всяческого знания Вольфганг пожелал изучить и древнееврейский язык, для чего стал брать уроки у ректора местной гимназии Альбрехта. Изучение еврейского языка мало удалось ему, но зато он основательно проштудировал Библию, причем, с одной стороны, возбудились в нем с новой силой разные религиозные сомнения, с другой, – возник интерес к жизни древних евреев. Плодом этих впечатлений была эпическая поэма в прозе «Иосиф», не сохранившаяся и не попавшая в печать. В религиозном отношении молодой Гёте был долгое время под сильным влиянием девицы Клетенберг, троюродной сестры его матери. Это была кроткая душа не от мира сего, глубоко нравственная и религиозная без фанатизма. Впоследствии Гёте обессмертил ее, описав ее характер в «Исповеди прекрасной души», составляющей вставной эпизод в его романе «Вильгельм Мейстер». Влияние ее не сделало, однако, Гёте вполне религиозным юношей; привыкнув с малых лет самостоятельно мыслить, он не мог подавить в себе разных сомнений, хотя сильно интересовался религией и писал даже религиозные оды. К их числу относится сочиненное им в 1762 году стихотворение «Сошествие Иисуса Христа в ад», – самое раннее из сохранившихся для печати стихотворений нашего поэта.

Как видно из всего сказанного, Гёте-ребенок развивался чрезвычайно быстро, чему способствовали, кроме гениальной натуры, и окружающие обстоятельства. Богатый знаниями и состоятельный отец, охотно учивший своего талантливого сына всему, чем тот интересовался, добрая и умная мать, умевшая блистательно развить живую фантазию Вольфганга, близкое знакомство с городской жизнью и с множеством лиц разных наций, возрастов и состояний во время перестройки дома и французского нашествия – все это было в высшей степени благоприятно для многостороннего развития молодого поэта. Следя за его биографией в этот ранний период его жизни, не знаем, чему более удивляться: легкости ли, с какою он усваивал всякие сведения, многосторонности ли его интересов или его гигантской силе воли, с помощью которой десятилетний мальчик достиг весьма порядочного знания языков, искусств и некоторых ремесел, которым он выучился, знакомясь с бедным населением Франкфурта во время своих прогулок по городу и его окрестностям. Всего менее способностей обнаруживал он к математике, которой не любил, всего более – к языкам. Видя раннее развитие Вольфганга, отец начал учить его, в видах подготовки к будущей карьере (ему хотелось, чтобы его сын пошел по стопам отца и сделался юристом), юриспруденции, заставив его для начала выучить юридический катехизис Гоппа.

В конце рассматриваемого нами периода в жизни Гёте случился один эпизод, которым круто обрывается его детство. Эпизод этот – первая любовь четырнадцатилетнего Вольфганга к молодой девушке из мещанского круга, с которою он познакомился через своих сверстников. Дело в том, что юные товарищи поэта, желая воспользоваться его талантом для своих кутежей, доставали ему заказы на разные свадебные, похоронные и тому подобные стихотворения «на случай», которые в то время были в большой моде. Деньги, добытые таким образом, прокучивались сообща. На одном из таких веселых собраний Гёте встретился с миловидною блондинкой лет шестнадцати, по имени Гретхен, которая иногда прислуживала веселящейся компании. Гретхен сразу произвела на него впечатление своею красотой, изящною фигуркой и тем достоинством, с которым она себя держала. Любовь его росла все более и более, и Гретхен также выказывала к нему некоторую симпатию, но вела себя чрезвычайно строго, не позволяя влюбленному мальчику, как и другим членам компании, никаких излишних вольностей. Наибольшей теплоты достигли их отношения к дню коронации императора Иосифа II, когда Гёте, гуляя вечером по иллюминованным улицам Франкфурта под руку со своей возлюбленной, чувствовал себя наверху блаженства. На прощанье Гретхен поцеловала его в лоб: это был ее первый и последний знак благосклонности к молодому поэту, выраженный в подобной форме, так как им более не суждено было свидеться. На следующее утро встревоженная мать разбудила Вольфганга, приглашая его приготовиться к неприятному допросу со стороны властей, так как оказалось, что общество, в котором он проводил свои вечера, замешано в разных неблаговидных поступках: в подделке векселей и т. п. Дело приняло тем более неприятный оборот, что в числе скомпрометированных молодых людей был один, которому Вольфганг доставил хорошее место через посредство своего деда. Вся эта история очень подействовала на молодого Гёте, и хотя в ходе следствия выяснилось, что он лично ни в чем не виновен и не знал о дурных поступках своих товарищей, однако он подвергся сильному продолжительному нервному расстройству, выразившемуся в припадках меланхолии. Вместе с тем он, однако, сразу излечился от любви к своей Гретхен, когда узнал, что девушка, по ее собственному признанию на суде, относилась к нему как к ребенку. Это взорвало самолюбивого мальчика. «Для меня невыносима была мысль, – пишет он в своей автобиографии, – что девочка, имевшая каких-нибудь два года более чем я от роду, могла считать меня ребенком, тогда как себе самому я казался уже ловким взрослым мужчиной». Болезненное состояние Вольфганга побудило родителей взять ему гувернера, с которым он развлекался беседою (речь шла преимущественно о философии, бывшей специальностью гувернера) и прогулками по окрестностям Франкфурта. Мало-помалу Вольфганг приучил своего ментора оставлять его наедине с самим собою и находил утешение в созерцании природы. Дома он привязался всего более к своей сестре, принимавшей в нем самое горячее участие. Наконец здоровье его восстановилось, и в 1765 году отец Гёте мог уже приступить к осуществлению своей заветной мысли о зачислении своего сына в какой-нибудь университет для изучения юридических наук. Вольфгангу хотелось заняться вовсе не юриспруденцией, а филологическими науками: он уже сознавал себя поэтом и питал серьезные надежды на литературную славу. Соответственно этому он стремился в Геттингенский университет, где преподавали лучшие немецкие филологи того времени; но отец был непреклонен и настаивал на том, чтобы Вольфганг отправился в Лейпциг изучать право. Воле отца противиться было невозможно, и осенью 1765 года шестнадцатилетний Гёте выехал в Лейпциг, в первый раз покинув надолго свой родной город.

Глава II. Студенческие годы (1765—1771)

Гёте в Лейпциге. – Университетские впечатления и городские знакомства. – Любовь к Кетхен Шенкопф. – Знакомство с Беришем. – Влияние Эзера. – Поездка в Дрезден. – Занятия искусствами и литературой. – Лепщигские стихотворения и драматические произведения Гёте. – Болезнь, возвращение во Франкфурт, медленное выздоровление, занятия алхимией. – Переезд в Страсбург. – Страсбургский «обеденный» кружок. – Занятия естествознанием и медициной. – Знакомство с Гердером. – Любовь к Фридерике Брион. – Защита юридической диссертации и возвращение во Франкфурт.

Гёте приехал в Лейпциг как раз во время ярмарки, в самое благоприятное время, чтобы ознакомиться во всей полноте с проявлениями внешней жизни города. Осмотревшись в новой обстановке, он отправился с рекомендательными письмами к профессорам и 19 октября был записан в «студенты баварской нации», так как все учащиеся в университете приписывались к одной из четырех «наций»: мейсенской, саксонской, баварской или польской. И здесь он сделал попытку бросить юриспруденцию, чтобы посвятить себя изучению языков и изящных искусств, но был решительно отговорен от этого профессором Беме, в доме которого он был ласково принят. Пришлось покориться и начать посещать лекции по логике, философии, истории права и другим предметам, к которым молодой поэт, тогда уже враг «пустых слов», ставивший выше всего личный опыт и наблюдение, питал положительное отвращение. «В логике, – пишет он, – мне показалось странным, для чего следует анатомировать, разлагать и объяснять такие простые операции и мысли, с которыми я совершенно свободно привык обращаться с самого раннего детства. О сущности предметов, о мире и Боге, казалось мне, профессор мой понимал не более меня». С юридическими науками дело шло не лучше, и юноша, который начал было усердно посещать и записывать лекции, вскоре стал сильно манкировать посещением университета. Впоследствии он жестоко осмеял лейпцигское университетское преподавание в знаменитом разговоре Мефистофеля с учеником в «Фаусте». В основу едких насмешек Мефистофеля над логикой, метафизикой и юриспруденцией положены, без сомнения, именно лейпцигские впечатления Гёте.

Разочаровавшись в университетских лекциях, молодой поэт тем усерднее стал искать развлечений в обществе. Здесь его ждали на первых порах также некоторые не совсем приятные впечатления. Прежде всего ему дали заметить, что костюм его далеко не удовлетворяет общественным требованиям: хотя платье его было ново и сшито из хорошей материи, но сидело неуклюже и имело чересчур старомодный покрой. Манеры Гёте и его разговор также были несколько грубы и резки для такого цивилизованного города, как Лейпциг, в сравнении с которым старый Франкфурт оказывался провинциальным захолустьем. Заметив неблагоприятное впечатление, производимое на общество его провинциальным костюмом и манерами, самолюбивый юноша поспешил заказать себе модное платье и изгладить недостатки своего обращения и разговора, в чем ему охотно помогли дамы, в особенности госпожа Беме, имевшая на него большое влияние.

Беседы с последней повели, между прочим, к тому, что Гёте усомнился даже в своих поэтических дарованиях, – так беспощадно критиковала она тогдашнюю поэзию, в том числе и собственные стихотворения Гёте, которые он ей читал, не называя имени автора. Резкие отзывы ее, а также и некоторых профессоров о современных поэтах довели бедного юношу до такого отчаяния, что он в одно прекрасное утро сжег все юношеские стихотворения и прозаические сочинения, которые привез с собою из Франкфурта. Интерес к литературе, однако, не угас в нем: он стал только искать наиболее достойные образцы поэзии и остановился преимущественно на изучении Виланда и в особенности Шекспира, который произвел на него сильное впечатление.

Лейпцигское общество, в котором Гёте полировал себя в отношении светского обращения, не могло его долго интересовать. Разные церемонии, визиты, галантности, обязательная карточная игра, которой необходимо было выучиться, – все это скоро надоело живому юноше, искавшему высших интересов. Поэтому он чрезвычайно обрадовался, когда в Лейпциг приехал его франкфуртский знакомый, Иоганн Шлоссер, только что окончивший университетский курс. Шлоссер был юрист по профессии, но сильно интересовался литературой, в особенности английской, и сам кое-что пописывал на разных языках. Беседы с ним оживили в Гёте подавленное было стремление излагать свои мысли в стихах – и стихотворения вновь полились ручьем.

Приезд франкфуртского знакомого повел косвенным образом к некоторым новым усложнениям в лейпцигской жизни поэта. Шлоссер остановился в доме трактирщика Шенкопфа, у которого обедали многие холостые лейпцигцы, а с приездом Шлоссера стал регулярно обедать и Гёте. Молодому поэту очень понравилась хорошенькая дочь Шенкопфа, Анна Катарина, которую звали просто Аннета или Кетхен. Девушка в свою очередь не оставалась глуха к ухаживаниям красивого студента, и скоро между молодыми людьми возникла настоящая любовь. Гёте, однако, начал капризничать и мучить девушку сценами ревности, ни на чем не основанной. Анкета сперва переносила с терпением все его выходки, но наконец не выдержала и отвернулась от него, так что он уже не мог возвратить себе ее расположение. Историю этой своей любви, разумеется с разными изменениями, Гёте изобразил в своей комедии «Хандра влюбленного», – первом из сохранившихся для печати драматических произведений его. В горе от потерянной любви он бросился в разгульную жизнь и сильно расстроил этим свое здоровье. К этому времени относится его сближение с неким Беришем, человеком средних лет, большим оригиналом, принимавшим деятельное участие в студенческих попойках. Бериш был человек весьма образованный и одаренный едким остроумием, но довольно бесхарактерный. Он имел на молодого Гёте в общем хорошее влияние, во-первых, благодаря тому что в беседах с юношей сообщал ему в живой и шутливой форме многие сведения, а во-вторых, – благодаря изящному вкусу и отвращению ко всему грубому. Скорее полезно, чем вредно для молодого поэта было также и то обстоятельство, что Бериш, хваля его стихотворения, всегда брал с него, однако, слово, что он не будет их печатать. Взамен этого Бериш каллиграфически переписывал эти стихотворения в изящные томики. Нежелание видеть свои произведения в печати на несколько лет довольно глубоко укоренилось в Гёте и предохранило молодого поэта от слишком раннего появления на литературной арене.

Если Бериш, таким образом, принес своим обществом пользу Вольфгангу, то еще более благотворное и гораздо более глубокое влияние имел на него лейпцигский знакомый Эзер, директор Художественной академии. Гёте, страстно увлекавшийся живописью еще с детства, со времен занятия Франкфурта французами, имел сильное желание выучиться хорошо рисовать, и нужно было, как мы увидим, много разочарований для того, чтобы он наконец убедился в своей малоспособности к этому искусству. Он стал брать у Эзера уроки рисования и занимался также историей искусства. Сильное впечатление произвел на него только что вышедший в свет «Лаокоон» Лессинга. Тайком от всех своих знакомых Гёте съездил в Дрезден и ознакомился там со знаменитой картинной галереей. По возвращении из Дрездена он стал заниматься гравированием у гравера Штока. Наряду с живописью Гёте сильно интересовался и театром, который он посещал усердно, и в особенности восхищался тогдашними певицами – Шмелинг и Короной Шретер. Увлечение музыкой выразилось отчасти и в дружбе с семейством Брейткопф. Один из сыновей книгопродавца Брейткопфа положил на музыку многие стихотворения Гёте и даже напечатал их, правда, без обозначения имени поэта. В то же время Гёте знакомился с французской литературой и переводил «Лжеца» Корнеля. Оттуда он заимствовал александрийский стих, которым написана вышеупомянутая пьеса «Хандра влюбленного» и другая пьеса, относящаяся также к лейпцигскому периоду жизни нашего поэта – «Совиновники».

Как видно из всего этого, юный поэт интересовался в Лейпциге всем, кроме своих университетских занятий. Неправильная жизнь, которую он вел, обильное употребление пива и кофе, а также вдыхание ядовитых паров во время уроков гравирования на меди сильно расстроили его здоровье, и однажды ночью с ним сделался опасный припадок кровохарканья, а потом появился нарыв на шее. Кое-как поправившись, Гёте в августе 1768 года выехал из Лейпцига обратно во Франкфурт.

Невесела была встреча Вольфганга с родною семьей по возвращении его из Лейпцига. Вместо здорового и бодрого юноши вернулся в родительский дом полубольной молодой человек с расстроенными нервами и ипохондрическим настроением духа. Всего досаднее было такое состояние сына отцу, который хотя и старался скрыть свое огорчение, но всячески торопил Вольфганга лечиться, чтобы взяться за продолжение столь неудачно начатого и внезапно прерванного юридического образования. Мать и сестра старательно ухаживали за Вольфгангом; в особенности сочувствовала ему сестра, истомившаяся от отцовского гнета во время пребывания брата в Лейпциге: за отсутствием сына отец обратил всю свою страсть учить и воспитывать на дочь, причем не только утомлял девушку постоянными занятиями, но положительно лишил ее всякой свободы.

Выздоровление молодого Гёте тянулось медленно; опухоль на шее продолжала его мучить. В течение этой болезни он сильно сблизился с девицей фон Клетенберг, которая занимала и утешала его религиозными беседами. В разговорах этих собеседники, правда, большею частью не соглашались друг с другом, но всегда беседа кончалась совершенно миролюбиво.

К числу «благочестивых» собеседников принадлежал и врач, пользовавший Вольфганга. Врач этот (имени его Гете не называет) был очень оригинальный человек и большой любитель алхимии, которою он сумел заинтересовать и свою приятельницу, госпожу Клетенберг. Он много говорил об известном ему таинственном универсальном средстве от всех болезней, которое он применяет, однако, лишь в крайних случаях. Когда болезнь Вольфганга стала усиливаться, несмотря на энергичное лечение, и наступила опасность смерти, мать юноши потребовала от врача, чтоб он пустил, наконец, в дело свое таинственное лекарство. Уступая ее настояниям, врач дал больному проглотить раствор какой-то соли, – и Вольфганг, действительно, тотчас же почувствовал облегчение и стал быстро выздоравливать. Это чудесное излечение внушило молодому Гёте сильный интерес к алхимии, так что, едва успев выздороветь, он предался усердному чтению химических и алхимических книг (Парацельса, Гельмонта, Бургаве и др.), окружил себя ретортами и реактивами и стал производить всевозможные химические опыты.

Выздоровление от болезни снова поставило вопрос о продолжении университетского курса. На этот раз молодому Гёте гораздо легче было расстаться с родительским домом, главным образом вследствие ухудшения отношений с отцом, который иногда чрезвычайно резко выражал свое нетерпение по поводу затянувшейся болезни сына.

Весною 1770 года наш поэт выехал в Страсбург, где, по плану отца, он должен был закончить университетское образование. По прибытии в Страсбург он прежде всего поспешил к знаменитому собору этого города; осмотрев его снаружи, он взобрался на высокую колокольню, откуда открывался прекрасный вид на окрестности Страсбурга. Поместившись в небольшой квартире, Гёте принялся знакомиться с новой обстановкой и новыми людьми. Сперва он посещал некоторые «благочестивые» семейства, рекомендованные ему девицей Клетенберг, но общество этих ограниченных людей скоро наскучило ему. Теснее были связи его с «обеденным» кружком студентов, сходившихся в столовой двух сестер Лаут – старых девиц, промышлявших кормлением университетской молодежи. На обедах этих председательствовал некто Зальцман – пожилой холостяк с хорошими манерами и большим тактом. Этот Зальцман указал юноше кратчайший путь к главной цели его пребывания в Страсбурге, – достижению ученой степени, нужной, чтобы удовлетворить наконец настойчивое желание старого Гёте видеть своего сына доктором прав. Все дело сводилось к тому, чтобы нанять опытного репетитора, хорошо знакомого с университетскими порядками и требованиями. Репетитор вскоре нашелся, и занятия юриспруденцией быстро пошли вперед, оставаясь, однако, для Гёте чем-то вроде отбывания неприятной повинности. Гораздо больше, чем юридические науки, интересовали его теперь естествознание и медицина, чему благоприятствовало в особенности то обстоятельство, что из лиц, сходившихся за столом у сестер Лаут, большинство были студенты-медики. И вот Гёте усердно посещает в университете лекции по анатомии и химии, оставляя ненавистную юриспруденцию в стороне. Общественная жизнь также интересовала его; он принимал живое участие в празднествах по поводу въезда в Страсбург французской королевы Марии Антуанетты, посещал семейные дома, учился танцам у одного старого танцмейстера, с дочерьми которого у него вышел маленький роман, и прочее. Он перезнакомился со множеством лиц, из которых заслуживают упоминания кроткий идеалист Юнг-Штиллинг (по профессии медик) и веселый умный юрист Лерзе. Общаясь со всеми этими людьми, гениальный юноша старался чему-нибудь научиться, чем-нибудь воспользоваться для многостороннего развития своего ума. Не меньше заботился он и о выработке своего характера. От последнего недуга остались в нем некоторая слабонервность и болезненная чувствительность, от которых он всячески старался отделаться. Чтоб преодолеть, например, свою чувствительность к резким звукам, он становился возле солдат, бивших в барабаны; желая отучиться от головокружения, – влезал на самую высокую из башен собора; чтобы приучить себя к тяжелым и отвратительным зрелищам, – посещал анатомический театр, хирургическую клинику и проч. Когда читаешь повествование об этом в его автобиографии, невольно вспоминаются греческие стоики или Демосфен, который, дабы приобрести громкий голос, упражнялся в произнесении речей на берегу моря, стремясь пересилить своим голосом шум морского прибоя!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю