Текст книги "В теснинах гор"
Автор книги: Муса Магомедов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
– А… куда он денется, – махнул рукой старший. Он и не думал отнимать лестницу, очевидно решив лезть тут же вслед.
– Пошли, – Абдулатип схватил Шамсулвару за руку.
– Куда?
– Возьмем пулемет.
– Пулемет?
– Тихо ты. Ну да – пулемет. Они и не услышат.
Они мигом подбежали к мешку с пулеметом и, схватив его, потащили в сторону от дороги.
– Тяжелый, – вздохнул Шамсулвара. Он вспотел, пот струился по толстым щекам. Оттащив пулемет подальше от дороги, ребята наконец отдышались. Пулемет был тяжелый. Может быть, в другое время ребята не дотащили бы такой тяжелый груз, но сейчас они даже не чувствовали тяжести.
– Эй, Хизри, – донесся вдруг до них голос мюрида. Видно, они уже спускались вниз.
– Потащили быстрее к кладбищу, туда они не догадаются идти, – сказал Абдулатип. Шамсулвара испуганно посмотрел на своего отчаянного приятеля, но спорить не стал.
Шамсулвара никогда не был ночью на кладбище. Но сейчас он не испытывал страха. Ребята, тяжело дыша, тащили пулемет между надгробными памятниками.
– Давай спрячем у могилы шейха[15]15
Шейх – святой.
[Закрыть], там никто не найдет, – предложил Абдулатип.
Ребята втащили пулемет в маленький домик для паломников рядом с могилой шейха и присели отдохнуть на скамейку. Рядом с могилой шейха были могилы нуцалов. Надгробные памятники здесь были высокие, из хорошо высеченного камня. Опустившись, Шамсулвара наконец пришел в себя и со страхом осмотрелся: кругом теснились надгробия. Ветер шуршал в ветвях еще голых деревьев, выросших на могилах. Где‑то совсем рядом залаяла уличная собака.
– Мне страшно, – заикаясь, сказал Шамсулвара, стуча зубами. Он прижался плечом к Абдулатипу. – Говорят, призраки мертвых ходят по ночам, садака[16]16
Жертвования родных душам умерших предков.
[Закрыть] ищут. Вдруг сюда придут?
– Души мертвых не в могилах бывают, а улетают в небеса, – сказал Абдулатип. – А призраки – это ерунда. Выдумали взрослые детей пугать, чтобы слушались. Помнишь, как толстый Мирза умер здесь?
– Здесь?
– Ну да, от страха.
– Нет… не помню я.
– Тогда еще ребята на годекане поспорили. Одни говорили, что на кладбище есть призраки, а другие говорили, что нет. Помнишь?
– Не… – Шамсулвара весь дрожал.
– Ну вот. Тогда решили жребий бросить. Кто проиграет – тому ночью на кладбище идти к могиле шейха. Ну вот. Мирза проиграл. Боялся идти, но ребята над ним стали смеяться. Трус, говорят, трус. Пришлось ему идти. Пришел вот сюда и вонзил кинжал в могилу шейха как было договорено с ребятами. Хотел подняться и убежать, а его кто‑то за черкеску держит и не выпускает.
– Не надо… не рассказывай, – почти плакал от испуга Шамсулвара.
– Ну, Мирза тут так испугался, что упал и умер. Ребята его ждали, ждали, а потом пошли сами на кладбище. Смотрят, а Мирза лежит мертвый. Оказывается, он кинжал вонзил в землю через полу своей черкески. Если б не испугался, то и жив бы остался.
– А мне отец рассказывал, – успокоился наконец Шамсулвара, – как один лудильщик молился вечером у источника, потом с земли протянул руку к папахе, а прямо перед ним призрак стоит. Он скорей вскочил, папаху на голову надел и бежать домой. Бежит, а сам голову наверх поднять боится. Наконец до дома добежал. «Слава Аллаху, спасся», – говорит. Хотел папаху снять, руку поднял, а на папахе что‑то шевелится. Лудильщик подумал, что это опять призрак появился, упал и умер. А к папахе, оказывается, соломинка пристала и вверх торчала.
– Вот видишь, никогда бояться не надо, – сказал Абдулатип.
– Все равно давай уйдем отсюда. Я даже днем на кладбище боюсь, – вздохнул Шамсулвара. – Пойдем к нам спать.
16
Под утро Абдулатипа и Шамсулвару, которые спали в холодной, с выбитыми стеклами комнате Нуруллы, разбудили чьи‑то шаги. Абдулатип чуть было не крикнул: «Дядя Нурулла?», но рот его так и остался раскрытым, когда в окне он увидел Гусейна. Двое мюридов и Иса стояли в стороне. Через разбитое окно Гусейн заглянул в комнату.
– Э, да тут, оказывается, не так уж пусто, – он усмехнулся в тонкие усы и, прыгнув в комнату, остановился перед ребятами. Шамсулвара не дыша прижался к стенке, испуганно глядя на офицера. Казалось, он вот–вот закричит, но Абдулатип зажал рот рукой. Не обращая внимания на ребят, Гусейн быстро оглядел все углы, заглянул под валявшуюся в беспорядке одежду и, наконец, очевидно, не найдя того, что искал, вышел.
– Ушел, не бойся, – шепнул Абдулатип другу. Со двора слышались голоса мюридов.
– Ив сарае его нет, господин офицер, – говорил один из мюридов.
– Сволочи! – вне себя кричал Гусейн. – Я вам покажу. Повешу на первом дереве! Отдать красным такой пулемет!
– Наверное, они его уже в крепость утащили, – сказал Иса.
– Молчи ты! Все вы курицы! Были бы мужчинами, не было б в ауле нн одного партизана. – Гусейн в злобе так толкнул ворота, что они чуть не сорвались. Ребята тихо сидели в комнате. Долго еще был слышен с улицы топот мюридов.
– Они пулемет ищут. – На лбу у Шамсулвары выступили капельки пота.
– Думают, партизаны украли, – смеялся Абдулатип. Он выглянул в окно. – Хорошо, дождь шел, а то бы они по нашему следу на кладбище пойти могли. А теперь – попробуйте‑ка найдите.
Днем в ауле только и разговоров было, что о ночном происшествии. Говорили разное. Одни уверяли, что ночью, мол, какие‑то двое мюридов пытались залезть в дом вдовы Маседо, а в это время партизаны украли их пулемет и увезли в крепость, другие утверждали, что мюриды имама гак не поступают, что в дом к Маседо лезли переодетые красные, а мюриды, мол, хотели их прогнать. Чего только не говорили. Хвалили храбрую Маседо, которая, не испугавшись ночных пришельцев, разбив кувшин об голову одного мюрида, с кинжалом бросилась на другого.
Абдулатип и Шамсулвара посмеивались над этими хабарами. Как только отряд Гусейна выехал из аула, мальчишки, не теряя времени, отправились на кладбище. Понадежнее спрятав пулемет, они пошли домой к Абдулатипу.
– Где тебя носит? Всю ночь дожидалась, не сплю, – набросилась на него Издаг. «Знаю как ты меня ждала», – подумал про себя Абдулатип.
– Мы у Шамсулвары ночевали. Отец не вернулся?
– Не вернулся. Как бы имам не арестовал его из‑за этого большевика. Вот и брат мой то же говорил.
Из кухни донесся вкусный запах жарившихся чуду с творогом. Шамсулвара взглянул на Абдулатипа: мальчишки здорово проголодались.
– Ничего я не готовила. Когда отца дома нет, и огонь зажигать не хочется, – соврала Издаг.
Она пошла на кухню и вынесла сухой холодный чурек, который уже четвертый день валялся в тарелке.
– Нате вот. Больше ничего нет, – резко сказала она, поджав губы. Абдулатип понял, что просить бесполезно. Ребята взяли хлеб и вышли. Во дворе к ним подбежал Горач: видно, тоже был голодный. Абдулатип сунул ему кусочек чурека. По улице бежали ребята, крича, что поймали красного партизана. Абдулатип с Шамсулварой тоже побежали к краю аула, к тополям, где стояли дозоры мюридов. Со стороны крепости скакали двое верховых. Один из них тянул за собой длинную веревку. Абдулатип не сразу понял, что к ней был привязан человек. Руки у партизана были связаны сзади, мюрид держал веревку, заставляя партизана бежать наравне с конями. Одежда на партизане была порвана, лицо в кровоподтеках. Он бежал босиком: сапоги его мюрид привязал к седлу.
– Прочь с дороги! – крикнул на ребят мюрид, скакавший впереди. Мальчишки расступились, с жалостью глядя на партизана. Абдулатип протиснулся вперед и вскрикнул: в партизане он узнал Сааду, тот взглянул в его сторону, и на его запекшихся губах мелькнула улыбка.
Он подмигнул Абдулатипу: смотри, мол, не выдавай меня. Но мюрид обратил внимание на крик мальчика, хотя и не успел заметить, кто кричал.
– Кто из вас знает этого человека? – спросил он.
Все молчали.
– Да он не из этого аула, кто его может здесь знать, – сказал ехавший позади мюрид, – Поехали. А вы расходитесь, – крикнул он в толпу. – А вот будем вешать эту свинью, всех позовем смотреть, – и мюриды направились к сараю Дарбиша, который был превращен в тюрьму.
Абдулатип подмигнул Шамсулваре. Приятели пошли вслед за мюридами. Открыв дверь сарая, они втолкнули Сааду туда. Потом закрыли дверь на тяжелый засов и защелкнули замок.
– Ты стой здесь, – сказал старший мюрид своему напарнику, – а я коней отведу. Да смотри в оба!
Мальчишки, толкавшиеся у дверей, стали расходиться – какой интерес смотреть на закрытые двери.
– Отсюда никуда, – шепнул Абдулатип Шамсулваре. – Может, сможем его спасти.
– Кого? Партизана? – удивился Шамсулвара.
– Да. Я его знаю. Это Сааду из крепости.
– Эй, мелюзга! – крикнул мюрид, стоявший в карауле у дверей сарая. – Кто достанет мне табаку?
– Я достану, – вскочил Абдулатип. – А что вы за него дадите?
– Дам что‑нибудь. Может, свисток смастерю из тополя. Иди, иди, не сомневайся. Да покрепче табак тащи. «Даром ничего пе дадут, сволочи», – ругался про себя мюрид.
– Ты здесь меня жди, я сейчас вернусь, – шепнул Абдулатип Шамсулваре. И действительно, вскоре вернулся с табаком.
– А ты шустрый, – похвалил Абдулатипа мюрид. – Чей же такой будешь?
– Здешний, – неопределенно ответил Абдулатип, – Вы мне свисток обещали сделать.
– Иди‑ка, паренек, принеси мне сначала огоньку, – сказал мюрид, скручивая цигарку.
– Сейчас. – Абдулатип подозвал к себе Шамсулвару.
– Я его отвлеку, а ты беги на ту сторону сарая. На крышу взберешься, а оттуда на сеновал спустишься, он как раз над сараем. Там, на сеновале, дырка есть, доской прикрыта. Я знаю: раньше Дарбиш через нее сено вниз бросал своим баранам. Ты эту доску найди и подними. А я мюрида отвлекать буду.
– Ну чего ты там застрял, – крикнул Абдулатипу мюрид. – Тащи огоньку!
– Сейчас, – крикнул Абдулатип и исчез, а Шамсулвара, боязливо оглядываясь по сторонам, направился к противоположной стороне сарая.
Перекидывая с одной ладони на другую горящий кизяк, прибежал Абдулатип.
– А ты молодец, – смеялся, глядя на него, мюрид. – Железные, что ли, у тебя руки?
– А он совсем и не горячий, попробуйте, – Абдулатип хотел положить горящий кизяк в руку мюриду.
– Ну, ну, – оттолкнул его мюрид. – Вот тут клади, – он подвинул камень. Наконец он прикурил от горящего кизяка и жадно затянулся.
– А у меня же руки из воска. Смотрите, дядя, – Абдулатип левой рукой схватил большой палец правой руки, делая вид, что отрывает. – Смотрите, – со стороны могло показаться, что он оторвал большой палец.
– Вах! – крикнул мюрид. Он потрогал руку Абдулатипа. И тут увидел согнутый палец. – Ну и хитрец! Фокусник. Еще что умеешь?
– По–птичьему петь могу, – сказал Абдулатип, одновременно делая руками знаки Шамсулваре: лезь, мол, быстрей, а то поздно будет. Шамсулвара некоторое время колебался, но в конце концов исчез за сараем.
– По–птичьему, говоришь, умеешь? – мюрид наконец с наслаждением затянулся.
– Хорош табачок.
– Да… Вам пой, а вы ничего не даете, – Абдулатип сделал обиженный вид. – Обманываете…
– Ну–ну… Мюриды не обманывают, красные – вот это обманщики.
Абдулатип старался изо всех сил, подражая то перепелке, то соловью.
– Вах! Ну и фокусник, – мюрид, подобревший после трех–четырех затяжек, был в восторге.
– У меня еще собака танцевать умеет, – разошелся Абдулатип.
– Эта, что ли? – мюрид ткнул сапогом в сторону Горача, который сидел тут же рядом тихо, внимательно глядя на своего хозяина.
– Не глядите, что он худой, он знаете какой сильный, – заявил Абдулатип. В тот же момент Горач вскочил: он завидел ненавистного ему дарбишевского пса, бегущего с добычей в зубах со стороны поля. Но и пес, видно, был не из трусливых: выпустив из пасти мертвую ворону, он с лаем бросился на Горача. Собаки сцепились, и началась потасовка, к великому удовольствию разомлевшего от табака мюрида. Он свистел, топал ногами, подзадоривая собак. Абдулатип, улучив удобный момент, незаметно шмыгнул за сарай, откуда уже выходили Сааду и Шамсулвара.
– Ребята, скорей веревку мне на руках обрежьте, – шепнул Сааду.
Абдулатип обрезал веревку.
– Дядя Сааду, бегите к кладбищу, там до реки рукой подать, – тихо сказал Абдулатип.
– Спасибо, ребятишки, – проворная фигура Сааду мигом скрылась за оградой.
Мюрид, увлеченный дракой, совсем, казалось, забыл о ребятах. Войдя в азарт, он так свистел, топал ногами, что привлек этим внимание бежавших мимо аульских ребятишек. Скоро их собралась около него целая толпа.
– Эй, эй! – кричал он на ребят. – А ну, дальше от сарая! А заме–тив появившегося на дороге старшего мюрида, схватил винтовку и поторопился встать у дверей сарая.
Старший мюрид снял замок и заглянул в сарай.
– Вах! Ты лто же это, сволочь! Пустой сарай стережешь? Упустил врага! Собачья драка тебе дороже чести мюрида?
Ничего не понимавший мюрид ошалело смотрел в мутные пьяные глаза старшего.
– Он тут, Джамал, – показал он на сарай, думая, очевидно, что тот, пьяный, плохо смотрел.
– Тут, говоришь? Смотри, свинья! – Старший мюрид изо всех сил толкнул ногой дверь сарая.
Мюрид не верил своим глазам. Сверху на потолке сарая зияла огромная дыра.
– Вах! – Мюрид схватился за голову.
– Пока ты тут покуривал да развлекался, этот бандит вылез через эту дыру!
Мюрид, дрожа от злобы и страха, бросился вдоль улицы, стреляя на ходу. Из ворот вышла женщина, прикрыв лицо платком. Мюрид на ходу сорвал с нее платок, заглядывая в лицо.
– Вах! Простите. Думал – не партизан ли, – он бросился дальше, а растерявшаяся было женщина схватила камень и швырнула в мюрида.
– Будь дома мой брат, он бы голову тебе сорвал, – плача, крикнула она и, закрыв лицо руками, убежала.
А мюрид все бежал по улице, расталкивая прохожих.
– Партизан убежал, держите его, – кричал он. – Ах, бедная моя голова!
– Чего орешь как баба! – догнал его старший мюрид. – Лучше скажи, кто тут был еще, кто помог ему доску на сарае сверху снять. Мюрид совсем обалдел. Маленькие черные глазки сбежались к переносице.
– Кто тут был? – Он стукнул себя кулаком по голове. – Да это ж он, этот фокусник.
– Какой фокусник?
– А… – мюрид махнул рукой. Тут он заметил подъезжавшего Гусейна и совсем замер от страха.
Узнав у старшего мюрида, в чем дело, Гусейн побагровел. Злые колючие глаза его сузились.
– Знаешь ли ты, болван, кого упустил? Красного лазутчика, правую руку Атаева. – И, размахнувшись плетью, он ударил мюрида по лицу. – Повешу, если не найдешь мне его! Иди, показывай, какие из мальчишек тут были тогда.
Мюрид бросился искать Абдулатипа и Шамсулвару, но среди аульских ребятишек, толпившихся у сарая, их не было.
– Удрали! – мюрид чуть не плакал. Гусейн приказал собрать перед мечетью всех аульских мальчишек. Скоро рваная босоногая шеренга выстроилась возле мечети. Перед ней с плеткой в руках расхаживал Гусейн.
– Ну, кто из этих? – крикнул он совсем потерявшему голову мюриду.
– Вроде их тут нет… Один худой был, я его враз узнаю, а с ним – толстый такой. И собака с ними.
В этот момент Горан, очевидно, в поисках Абдулатипа, протиснулся вперед.
– Вот она, эта собака! – заорал обрадовавшийся мюрид.
– Вот оно что, – хмыкнул Гусейн. – Ясно. Пошли. А вы можете расходиться, – крикнул он ребятам.
Гусейн с мюридами бросились к дому Чарахмы.
– Наверняка дома спрятались, куда им деться, – говорил старший мюрид.
Гусейн рванул ворота и, гремя шашкой, взбежал на крыльцо. Не взглянув на испуганную Издаг, выскочившую на веранду в одной рубашке, он бросился в комнату, обшаривая один за другим все углы. Мюриды рыскали на чердаке и на сеновале.
– Что случилось, дорогой? Кого ты ищешь? – дрожащим голосом спросила Издаг.
– Сынка твоего мужа! Он, подлец, освободил красного лазутчика и где‑то спрятался.
– Красного лазутчика! – побледнела Издаг. – О Аллах! – она присела на стул. – Я не видела сегодня этого щенка, – сказала наконец она. – В доме его нет.
– Куда же он мог деться? – Гусейн стоял посреди комнаты.
– Может, во дворе прячется? – сделала предположение Издаг. – Клятый щенок! Одни неприятности из‑за него!
– Не волнуйся, сестра. Найдем его.
Мюриды уже шарили во дворе. Гусейн сунул шашку в стог стоявшего у веранды сена, потом воткнул ее в стог кизяка.
– И тут нет…
А Шамсулвара и Абдулатип, прятавшиеся от Издаг на сеновале, услышав голоса приближавшихся к дому мюридов, скрылись именно за стогом кизяка. Через щели хорошо был виден весь двор. Шамсулвара дрожал от страха. От кизячной пыли першило в горле, мальчики едва сдерживались, чтобы не кашлянуть. Видя, что Гусейн направляется к кизяку, Абдулатип весь сжался, ему вдруг стало холодно, но он сдержал себя, вовремя закрыв ладонью рот Шамсулвара.
Во двор заглянул Назир. Видно, он зачем‑то искал Гусейна.
– Эй, Назир, иди‑ка сюда! – позвал Гусейн. – Как, думаешь, где могли спрятаться эти негодяи?
– Вы в сарае в сене ищите, он там всегда от Издаг прячется, – сплюнув, сказал Назир. – Или за кизяком.
«Ну, подожди, – Абдулатип, услышав это, задрожал от злости. Если жив останусь, разделаюсь с тобой», – он сидел, боясь шевельнуться. Шашка Гусейна прошла около его локтя. Шамсулвара чуть не вскрикнул, Гусейн опять сунул шашку в щель, она скользнула как раз между ребятами, ободрав Абдулатипу локоть. «Если в третью щель сунет, попадет прямо в грудь мне», – подумал вдруг Абдулатип и, стиснув зубы, закрыл глаза.
Но в это время прибежавший Горач, неистово лая, бросился на Гусейна. Побледневший Гусейн резко обернулся, бросив шашку в ножны.
– Абдулатип где‑то здесь, вот он и лает, – сказал Назир. А пес, словно поняв слова Назира, бросился на него с яростным лаем. Назир спрятался за спиной Гусейна.
– Проклятая собака. Глядишь, и укусить может, – и, вынув из кобуры пистолет, Гусейн выстрелил Горачу в голову. Абдулатип хотел вскочить, но теперь его держал Шамсулвара. Пес бешено закрутился на месте, отчаянно воя, а потом как‑то сразу притих и замер. Гусейн пнул его ногой и пошел со двора.
17
Дотемна сидели Абдулатип и Шамсулвара за кизяком. Во дворе неподвижно лежал Горач. Абдулатипу временами казалось, что он просто прилег отдохнуть и стоит ему, Абдулатипу, выйти из своего убежища, как Горач тут же поднимет голову, вскочит и, как всегда, радостно залает.
Вечером Издаг вышла из дома за кизяком. Видно, она собиралась затопить печь. Но, увидя мертвую собаку, вскрикнула и убежала в дом.
– Давай выберемся, пока они не вернулись, – сказал Шамсулвара. Он совсем задыхался.
– Потерпи еще немного, пусть стемнеет.
– Здесь дышать совсем нечем. У меня сердце болит, – прошептал Шамсулвара. – А то еще они и кизяк могут поджечь, слышал, как этот Гусейн говорит, что будет сжигать дома партизан.
– Мой отец не партизан.
– А наш дом, наверно, уже подожгли. И ботинки мои новые, наверно, сгорели, отец недавно сшил.
– Подумаешь, ботинки. Я тебе мои новые сапоги дам. Партизанские.
Мальчишки поднялись, с трудом выпрямляя затекшие ноги. Упало несколько кизяков, но поблизости никого не было. Ноги так онемели, что некоторое время мальчики стояли, держась за стенку, чтобы не упасть. Прислушались. Где‑то далеко слышались крики.
– Идем скорей. А то они опять придут, – торопил Шамсулвара.
– Посмотри‑ка, какое зарево, будто с того конца весь аул горит. Ну, пойдем скорей.
– Подожди. Надо похоронить Горача, – Абдулатип склонился над верным другом.
– Ну вот, придумал. Надо бежать скорей, а он… – Шамсулвара чуть не плакал. – Слышишь, дверь стукнула. Наверно, Издаг опять идет.
– Ну иди, а я все равно сначала Горача похороню. – Абдулатип вырвал руку. Он попробовал поднять собаку на руки, но она была тяжелая.
– Да что с тобой спорить, – махнув рукой, Шамсулвара стал помогать другу. Ребята пролезли через ограду в огород и, выкопав неглубокую яму под грушевым деревом, закопали Горача.
Абдула тип всхлипнул.
– Прощай, Горач. Я отомщу за тебя. Отомщу мюридам. – Он достал нож и направился было в конюшню.
– Куда ты? – дернул его Шамсулвара.
– Отрезать хвост коню Гусейна.
– Чем конь виноват? Надо самому Гусейну мстить, конь ни про чем. Ты ведь красный, понимать должен.
– Ты прав. Пошли. – Мальчишки перелезли через ограду и стали пробираться к кладбищу.
Около памятника шейха Абдулатип остановился.
– Давай посмотрим, там ли пулемет, – сказал он Шамсулваре.
Пулемет стоял на месте.
– Там. Пошли скорей. Чего ты возишься, – волновался Шамсулвара.
– Сейчас. Только звезду сверху приколю. А то как я к Атаеву без звезды приду.
– Куда? – удивился Шамсулвара.
– Мы к Атаеву в крепость идем. Некуда нам больше идти.
– Да. Некуда, – Шамсулвара вздохнул. – А как мы туда доберемся?
– По следам Оааду пойдем. К речке сейчас спустимся, а там – зарослями.
– А пулемет?
– Сейчас не дотащим. Потом за ним с партизанами вернемся.
18
Осторожно ступая, ребята спустились к речке. От нее узкая тропинка вела к мельнице. Она уже давно не работала, с тех пор как мельник Нухи, отец Хабиба, исчез куда‑то. Поговоривали, что он подался к партизанам в крепость, а некоторые, наоборот, утверждали, что он воюет в рядах мюридов. Как бы там ни было, мельница бездехгствовала, лишь изредка заглядывал сюда по привычке глухонемой Хабиб, надеясь, очевидно, разыскать здесь хоть немного муки.
Ребята прошли вдоль неглубокой канавы, на дне которой блестела вода.
– В случае чего, спрячемся в этой канаве, – сказал Абдулатип. – Там хоть и вода, зато место надежное. Доберемся сейчас до мельницы, а оттуда прямиком в крепость.
– А вдруг с мельницы нас увидят? – забеспокоился Шамсулвара.
– Нет там никого. Никто не увидит.
Из‑за тучи вышла луна, ярко осветив все кругом.
– Идем ближе к кустам, светло очень, – шепнул Шамсулвара.
Действительно, луна залила молочным светом всю долину. Мальчики притаились в кустах.
– Лучше переждать. Смотри, тучи бегут, сейчас опять темно станет, – сказал Шамсулвара.
Вдруг со стороны мельницы послышались голоса. Они быстро приближались.
– Кажется, мюриды, – Абдулатип прижался к земле, пытаясь рассмотреть приближавшихся мужчин.
– Трое их. И точно – мюриды. Вон впереди Иса идет. По походке вижу – он, – шепнул Абдулатип.
– Наверно, на мельнице нас искали, – испуганно сказал Шамсулвара.
Мюриды были уже совсем рядом, но луна, к счастью ребят, зашла, и кустарник надежно укрывал их.
– Не надо было его связывать, – услышали они голос Исы. – Я так его отделал, что вряд ли он поднимется. Злой, сволочь. Видали, как на меня с топором бросился?
– Надо было его совсем прикончить, – сказал другой мюрид.
– Еще не хватало дурака убивать. И так в ауле о нас бог знает что говорят.
Шамсулвара шевельнулся, задев ветку. Иса настороженно остановился, втягивая острым носом воздух.
– Заяц где‑то здесь в кустах. Да, жаль, – спешить надо, – и он двинулся дальше.
Мюриды наконец скрылись из виду.
– Бежим скорее на мельницу, они там Хабиба связали. – Абдулагип бросился вдоль канавы к мельнице, утопавшей в зелени ивы. Шамсулвара едва поспевал за ним.
В мельнице было темно, хоть глаз выколи. Абдулатип рванул дверь в комнату с низким закопченным потолком. Он и раньше бывал здесь с Хабибом и знал, где что лежит. Нашарив в темноте спички, лежавшие на печке, зажег коптилку. И тут ребята увидели Хабиба. Он лежал в углу, привязанный к подпорке, с кровавой пеной у рта. Рубашка на нем была разорвана и на голой груди краснели полосы от ударов плетью.
– Смотри, он умирает, – бросился к Хабибу Шамсулвара.
– Припадок у него. Беги, холодной воды из сеней принеси, я пока его развяжу.
Абдулатип плеснул водой в лицо Хабиба, тот медленно открыл глаза.
– Бу–бу–бу, – едва шевеля языком, проговорил Хабиб. Из глаз его катились слезы, он тихо стонал. Мальчики сами едва сдерживались, чтобы не расплакаться от жалости, пытались успокоить друга, жестами объясняя, что, мол, мюриды ушли и что они отомстят им.
Понемногу Хабиб успокаивался, по–своему пытаясь рассказать ребятам как все было. Как мюриды разбудили его, стали допрашивать – где, мол, отец, а потом один из них ударил, и тогда он, Хабиб, схватил топор. И мюриды вое трое набросились на него и стали бить сапогами, а потом едва живого привязали, – жилы на худой бледной шее Хабиба напрягались, он с трудом дышал. «Все равно убью их», – знаками говорил он друзьям.
– А где твой отец? – спросил у него Абдулатип.
– Ву–бу–бу, – бормотал глухонемой, показывая в сторону крепости.
Из того, что пытался объяснить Хабиб, ребята поняли, что отец его, забрав винтовку, ушел к Атаеву, а ему наказал охранять мельницу. Здесь оставались два мешка пшеницы да немного сушеного мяса, – все богатство мельника и его обиженного судьбой сына. Но все это теперь забрали мюриды, а деревянный ящик, служивший меркой зерна, разрубили шашками. Казалось, Хабиба больше волновало то, что мюриды разорили мельницу, и меньше – его раны.
– Мастерскую моего отца мюриды тоже всю разорили, – вздохнув, сказал Шамсулвара.
Хабиб опять заволновался, побежал, схватил топор, показывая, что мол, зарубит мюридов.
– Мы вместе убьем их, – успокаивал его Абдулатип. – Один ничего не делай, жди нас здесь, на мельнице, а мы пойдем в крепость за Атаевым. Приведем в аул красных партизан, и они отомстят за все.
– Бу–бу, – согласился Хабиб. Ему жаль было расставаться с ребятами, но раз им надо идти, что ж поделаешь.
Абдулатип и Шамсулвара, связав веревками чувяки и перекинув их через плечо, спустились к речке. Надо было перейти ее вброд, другого пути к крепости не было. Засучив штаны, мальчики вошли в воду. Она была холодная, жгла ноги, а острые камешки больно кололи их.
– Далеко отсюда идти? – заволновался Шамсулвара. Он уже начал дрожать от холода.
– Прямо вон от того моста – дорога в крепость, – показал Абдулатип на белевший впереди мост через речку.
Наконец ребята, порядком вымокнув, добрались до моста, но не успели вступить на него, как над головой просвистели одна за другой пули. Стреляли со стороны аула. Видно, мост был под наблюдением.
Шамсулвара бросился к Абдулатипу.
– Что? Попало?
– Кажется – да.
– Давай под водой пойдем вдоль моста, тут неглубоко, только на середине проплывешь немного, – и Абдулатип скрылся под водой, таща за собой пыхтевшего Шамсулвару.
Когда мост остался позади, у красной скалы Абдулатип и Шамсулвара высунулись из воды и немного отдышались.
– Давай, посмотрю, где ты ранен.
– Я… я, кажется, не ранен, – свист пули оборвал его слова. Теперь стреляли по мосту уже со стороны крепости, видно, мост охраняли партизаны.
– Нас заметили, – дрожа, сказал Шамсулвара. – Давай опять под воду. – Тут было неглубоко, иначе бы туго пришлось Шамсулваре, – плавал он плохо, его толстое тело всегда так и тянуло ко дну. Но, на его счастье, вода здесь доходила только до пояса, да к тому же можно было держаться за прибрежные камни и кусты. – Смотри, там впереди пропасть, – прошептал Шамсулвара, от холода он едва шевелил языком.
– Там в скале лесенка есть к крепости, только подниматься надо осторожно, – сказал Абдулатип. Он отряхнулся и стал ощупью искать лестницу, кем‑то высеченную в скале кинжалом.
– Вот она, нашел, – шепнул он Шамсулваре.
– Не вижу я никакой лестницы. Давай подождем, пока луна взойдет.
– Ты что! Тогда нас увидят мюриды со стороны аула. Давай сюда руку, – и он уже поставил ногу на лестницу. Каменные выступы ее были настолько малы, что можно было лишь ногу поставить и, держась за выступы скалы, взбираться дальше, каждую минуту рискуя сорваться от одного неосторожного движения.
В жаркие летние дни дети окружных аулов, купаясь возле моста, любили подниматься по этой лестнице на нагретые солнцем каменные плиты у самой стены крепости и лежать на них, греясь на солнце.
Абдулатип частенько увязывался за старшими ребятами и приходил сюда купаться вместе с ними. Он ловко взбирался по узкой каменной лестнице и мог часами лежать на горячей от солнца плите. Мог с самого высокого выступа скалы, закрыв глаза, прыгнуть в речку, туда, где было глубоко. Старшие ребята хвалили его за храбрость. Иногда утехи ради они просили его станцевать на краю пропасти. Они хлопали в ладоши, свистели, всячески подзадоривали его, а он рад был стараться. Солдаты, жившие в крепости, поднимались на стены крепости взглянуть на лихого танцора. Абдулатип хорошо запомнил румяного худощавого офицера, в золотых погонах, любившего наблюдать, как он танцует, рискуя каждую секунду сорваться в пропасть. Офицер хвалил его– якши, якши, – и бросал ему медяки. Ловко поймав их в папаху, Абдулатип направлялся, бывало, к чайхане Дарбиша. Бывало, повар Тидурилав возьмет пятачок, посмотрит – не фальшивый ли, подбросит и спросит: «У кого украл?» – «Офицер дал за танцы». – «О, – скажет Тидурилав, – а ну‑ка, и мне станцуй», но тут, как правило, кто‑нибудь заглянет в шашлычную. «Э, мальчик, танцы в другой раз, на, возьми мясо», – и протянет дымящийся шашлык на шомполе. Абдулатип должен был зубами схватить с шомпола горячий кусок. Раскаленное, в красном соку, мясо, обжигало губы, и Абдулатип невольно начинал подпрыгивать на месте словно ужаленный. А повар и его посетители от души хохотали. Как бы горяч не был кусок, Абдулатип, схватив его зубами с шомпола, уже ни за что его, бывало, не выпустит, хоть слезы из глаз. Да и попробуй выпусти: повар ни за что не даст больше шашлыка. И теперь, сидя на покрытой инеем каменной плите и дрожа от холода, Абдулатип мечтал о солнце, о пятаке, о шашлыке.
– Пойдем скорее отсюда, а то я умру от холода, – сказал Шамсул–вара. Он наконец отдышался после подъема на скалу. Ребята по–пластунски поползли к стене крепости. У самого уха Абдулатипа просвистела пуля.
– От мюридов убежали, а теперь свои убьют, – захныкал Шамсулвара. – Никуда я больше не поползу, буду здесь лежать, и все, иди куда хочешь.
– Замерзнешь здесь.
– Ну и пусть. Лучше от холода умру, чем меня ранят.
Со стороны крепости перестали стрелять. Ребята лежали, прижавшись к земле. «Что же делать?» – думал про себя Абдулатип. И вдруг его осенило: ведь партизаны в крепости восхищались его умением подражать пению птиц! «Чиу–чи, чи–чи–чи», – громко просвистел он.
– Стойте, ребята, послышался голос со стены крепости. – Это же Абдулатип! – Ребята узнали Сааду – он выглядывал в узкий проем в стене.
– Эй, Абдулатип, кто там с тобой?
– Со мной Шамсулвара, вы его знаете! – Абдулатип хотел вскочить, но в это время с противоположной стороны моста затрещали выстрелы.
– Ползите к воротам! – крикнул Сааду. – Осторожней, к земле прижимайтесь. Мюриды с той стороны вас заметили.
Наконец ребята доползли до ворот, которые тут же почти бесшумно открылись. Встретивший их Сааду широко улыбнулся.
– Как это вы добрались? По реке, что ли, шли? Э, да у вас, братцы, все ноги в крови.
– Мюриды нас чуть не убили, – тяжело дыша, сказал Шамсулвара. Он еще не пришел в себя после дороги.
– Горача моего убили, собаку, – вздохнул Абдулатип.
– Вы правильно сделали, что пришли к нам. А с мюридов мы еще все спросим. А теперь давайте греться. Снимайте‑ка с себя все и марш под одеяло. А это я сейчас все заберу сушить.
