Текст книги "Два шпиона в Каракасе"

Автор книги: Мойзес Наим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава 2
Три державы

Оранжевое небо в Каракасе – предвестие скорого рассвета. А этому утру суждено войти в историю – если и не мировую, то уж точно в историю Венесуэлы. Телекамеры запечатлевают более чем красноречивые картины: трупы не только военных, но и гражданских лиц, раненых, ожидающих эвакуации, разрушенные дома и перевернутые машины. Измученные солдаты лежат прямо на земле лицом вниз.

Уго Чавеса, Анхеля Монтеса и других руководителей мятежа под надежным конвоем доставляют в штаб. Чавес, еще совсем недавно стоявший во главе хорошо вооруженных людей, теперь выглядит совершенно раздавленным. Победители смотрят на него с презрением. Он сидит, низко опустив голову, зажав между коленями сцепленные кисти рук, и слушает генерала, начальника военной разведки. Генерал пересказывает ему то, о чем говорил президент в своем обращении к гражданам страны: правительство предотвратило подлую попытку военного переворота, направленного на свержение власти, законно избранной народом. Осталось еще несколько очагов сопротивления, но мятежникам уже не на что надеяться, хотя некоторые из них не желают сдаваться.

Потом генерал объявляет Чавесу, что теперь возможность выступить публично дадут и ему самому как главе путчистов. – Послушай меня, Чавес, ты, будучи офицером, возглавил совершенно бессмысленный, заранее обреченный на провал мятеж. И теперь ты просто обязан сделать все, чтобы остановить кровопролитие. Возьми и прочитай вот это! – Генерал передает ему бумагу, продолжая наставлять не терпящим возражений тоном: – Ты предстанешь перед телекамерами, транслировать в прямом эфире твое заявление будут все радиостанции и телеканалы страны. Ты прочтешь этот текст, признаешь, что вы потерпели поражение, а потом обратишься к тем, кто еще не сложил оружие, и призовешь их сдаться. Ты все хорошо понял? Это приказ.

– Да, господин генерал! – покорно отвечает Уго.

– Не слышу! – кричит генерал, наклонившись совсем близко к лицу Чавеса.

– Да, господин генерал! – тоже кричит ему в ответ арестованный.

– И хорошенько запомни, – продолжает тыкать Чавесу генерал, и в голосе его звучит угроза, – ты сделаешь то, что я тебе велю. Прочитаешь слово в слово написанное здесь, вот в этой бумаге. И не вздумай со мной шутки шутить, потому что, если ты позволишь себе какой-нибудь фокус, пуля, которой ты избежал нынче на рассвете, непременно тебя догонит. Ты хорошо меня понял?

– Да, господин генерал, я все понял.

Чавес выглядит подавленным, полностью осознавшим свое поражение, он внимательно, молча проглядывает текст, который явно не вызывает у него энтузиазма. Несколько минут спустя его ведут в холл, превращенный сейчас в импровизированную телестудию и битком набитый журналистами с микрофонами и камерами. Чавеса окружают верные правительству военные, которые после бессонной ночи еле держатся на ногах. Микрофон берет министр, он приветствует сограждан и вкратце рассказывает о событиях последних часов: – …Мы доставили сюда, чтобы показать вам в прямом эфире, главаря провалившегося путча, подполковника…

Тут откуда-то сзади появляется человек в военной форме и надвинутом на лоб красном берете десантника. Рядом с ним стоят генералы и старшие офицеры. Для них для всех Чавес – побежденный мятежник. Но как только Чавес начинает говорить, они понимают, что недооценили его. Они видят перед собой прирожденного лидера, наделенного харизмой и умеющего правильно воспользоваться микрофоном, чтобы обратиться к своим сторонникам. И ко всей стране тоже.

– Добрый день, дорогие сограждане. Я несу полную ответственность за то, что совершили прошедшей ночью офицеры и солдаты наших вооруженных сил, решившие оздоровить общественную мораль.

Представители власти нервно переглядываются. Пленник и не думает читать заранее написанный для него текст. Но никто не берет на себя смелость перебить его. Ведь за происходящим здесь и сейчас наблюдают миллионы людей.

– Я прошу прощения у моих товарищей по оружию за то, что не сумел должным образом выполнить возложенную на меня миссию. – Уго делает паузу. – Я обращаюсь к героям, которые до сих пор продолжают сражаться, и прошу их сложить оружие. Не нужно и дальше проливать кровь наших патриотов. Это не вы потерпели поражение, это я его потерпел и сумею достойно ответить за совершенные мною ошибки. – Он глубоко вздыхает. – Если моя скромная смерть будет способствовать тому, чтобы измученный народ Венесуэлы решился наконец заявить о своих правах перед лицом коррумпированной и бездарной системы, наша жертва окажется не напрасной. Будущее за теми, кто пойдет вместе с народом! Вы навсегда останетесь в нашей истории, даже если сам я умру, потому что корни мои – это вы… Я – это вы! Возможно, сегодня нас одолели, но отнюдь не победили, потому что наша борьба не закончилась. К несчастью, цели, которые мы перед собой поставили, не были достигнуты… Пока не были достигнуты.

Миллионы венесуэльских телезрителей – начиная с президента, его жены, дочерей, министров и заканчивая мятежными военными, уже арестованными и развезенными по казармам, – услышали это решительное “Пока не были…”, которому суждено изменить судьбу страны.

Слышит Чавеса и Клара, его бабушка, по-прежнему живущая в своем убогом домишке в Баринасе. Она не может сдержать слез. Хотя сама не знает, почему плачет – от страха за своего маленького Уго, которого наверняка ждут тяжелые испытания, или от гордости за него – ведь не у всех есть такой внук, как у нее. Слышат его родители и братья с сестрами – взволнованные и испуганные. Слышат женщины, которых он когда-то целовал. А таких немало. Слышит бывшая жена Флора. И трое маленьких детей. Слышат школьные учителя. Товарищи по Военной академии. Деревенские друзья, с которыми он играл в бейсбол. Вся страна затаив дыхание с изумлением слушает речь подполковника Чавеса. Те, кто был с ним знаком до попытки переворота, и миллионы соотечественников, понятия не имевшие о его существовании, теперь почувствовали огромный интерес и к этому харизматичному человеку, и к его очень доходчивым словам.

Однако еще больше поразило зрителей другое: перед ними был политический лидер, признавший свою ответственность за провал организованного им же самим дела. На такое до сих пор мало кто мог отважиться. Обычно политики стремятся почаще мелькать на телеэкранах и напыщенным тоном произносят обкатанные фразы, соревнуясь с героями сериалов, то есть с выдуманными героями, которые публике при этом кажутся более искренними, чем те, кто на самом деле управляет страной.

– Вот человек, умеющий говорить просто и ясно! – воскликнул молодой парень, уставившись в телевизор вместе с дюжиной других клиентов магазина бытовых электроприборов. – А какой смелый! Именно такие мужчины мне нравятся! – вторит ему восьмидесятилетняя сеньора под дружный смех окружающих.

Но никто не наблюдает за Уго с большим интересом, чем руководители трех всесильных организаций, которые попытаются подогнать под нужный им шаблон как судьбу мятежного офицера, так и будущее всей его страны. Сидя в гаванском кабинете, Иван Ринкон и Раймундо Гальвес озадаченно и восторженно слушают выступление молодого подполковника, пока тот с неподдельной искренностью ратует за социальную справедливость.

– Уже несколько десятилетий мы не получали из Венесуэлы новости лучше этой, – говорит Гальвес. – Чавес – наш человек. Он смотрит на вещи так же, как и мы.

– Это точно, – соглашается с ним Иван.

Но еще сильнее были озадачены услышанным Кристина Гарса и Оливер Уотсон, которые сидят в оперативном штабе в здании ЦРУ и следят за происходящим вместе с командой, куда входят аналитики, разведчики, военные и дипломаты. Все они пребывают в растерянности, поскольку никто из них не может понять, что же все-таки случилось в Венесуэле. По мнению Уотсона, выступление Чавеса, по сути, подтверждает его подозрение: за попыткой недавнего военного переворота стоят кубинцы. Но никаких доказательств у него нет. И вообще, толком никто ничего не знает.

– Отсюда, из Лэнгли, эту загадку мы не разгадаем, тут нам не помогут никакие электронные устройства. Нужно гораздо больше Humint, то есть агентурных данных. Без достоверной агентурной информации мы никогда не поймем, что там на самом деле творится, и не сможем принять адекватные решения, – продолжает Уотсон, воспользовавшись жаргоном ЦРУ при упоминании о Human Intelligence, то есть об информации, добытой непосредственно людьми. Разведчиками.

Сидя в своей роскошной камере, устроенной в тюрьме “Ла Куэва”, Первый Пран[4]4
  Пран (исп. Pran) – на уголовном жаргоне в Венесуэле так называют заключенного, которому принадлежит реальная власть в тюрьме.


[Закрыть], которого все называют просто Праном, сразу же предсказал, что потерпевший поражение подполковник, который выступает сейчас по телевизору, станет президентом Венесуэлы. Пран – “узник”, но из тюрьмы он управляет огромной криминальной империей. Столь высокого положения он достиг благодаря своей интуиции, а она нашептывает ему сейчас: человек, говорящий с экрана, не только станет следующим президентом страны, но это еще и та фигура, которой не хватает ему, Прану, чтобы его организация осуществила задуманные им амбициозные планы. – Этого бунтовщика я хочу на некоторое время видеть здесь, надо немного над ним поработать, – громко говорит Пран, изобразив на лице улыбку.

Горючее для революции

В течение нескольких недель Ивана Ринкона преследовало саднящее чувство, что он сильно прокололся. И нетрудно было понять, с чем это связано. Как иначе объяснить нынешнюю его ситуацию? Ведь Иван много лет подряд руководил самыми успешными разведывательными операциями на разных континентах, а теперь его заставляют сидеть в маленьком кабинете в главном офисе G2. Короче, происходит нечто странное.

В ночь, когда была совершена попытка государственного переворота, Гальвес заявил ему: он хочет, чтобы Иван приступил к работе в самой Венесуэле – и приступил как можно скорее. Но потом стал тянуть с окончательным решением этого вопроса.

Когда Иван спрашивал его об этом напрямую, Гальвес уходил от ответа и отделывался весьма неопределенными обещаниями. Понятно, что он переменил свое мнение, но Иван не понимал почему. Кроме того, Ринкону было известно, что Гальвес проводит совещания, посвященные ситуации в Венесуэле, но Ивана на них не приглашает, а это выводит того из себя. Никто не знает больше Ринкона об этой стране, ее правительстве, политиках и тех людях, которые реально там всем руководят.

Но Иван – профессионал и понимает: невзирая на обстоятельства, он должен по-прежнему выполнять свою работу. “Скоро все прояснится, – говорит он себе. – А когда прояснится, наверняка именно меня выберут, чтобы возглавить операцию, которую, вне всякого сомнения, кубинское правительство должно развернуть в Венесуэле, чтобы взять инициативу в свои руки”. Поэтому Иван все свое время отдает руководству сетью агентов и информаторов, которые у него есть в Венесуэле, и расширению этой сети. Он анализирует цепь событий, предшествовавших мятежу, изучает географические карты и биографии самых разных людей. Кто такой Уго Чавес? А другие главные действующие лица? Кто стал их союзником внутри страны и за ее пределами? Но далеко не все, что нужно, можно сделать, сидя в Гаване. Ринкону необходимо попасть в Каракас.

Как всегда в трудные моменты, Иван ищет утешения и совета у отца – легендарного представителя кубинской военной элиты, которого все называют просто Генералом. Когда Иван был ребенком, его мать покинула Кубу с испанским бизнесменом, оставив мужа и сына на острове. Именно тогда отца и мальчика связали крепкие узы, основанные на уважении, взаимном восхищении и огромной любви. А еще – на недоверии к женщинам. Хотя Иван был мужчиной очень привлекательным и, что называется, неисправимым донжуаном, он никогда не позволял себе по-настоящему влюбиться ни в одну из красавиц, с которыми встречался и продолжает встречается. Ему доставляет большое удовольствие сам процесс обольщения и завоевания намеченной добычи. Однако уже очень скоро он заставляет себя искать следующий объект. Любовь – это не для него. Вот такое наследство оставила ему матушка.

Навсегда отравленный болью и унижением после измены жены, Генерал пытался таить свои переживания и всю жизнь посвятил одной цели – подготовке Ивана к роли достойного продолжателя семейного дела, защиты Революции. Генерал никогда не скрывал желания видеть Ивана одним из лидеров в маленьком кругу тех, кто правит островом. Поэтому он помог сыну получить нужное образование, потом – сделать карьеру. Это было похоже на подготовку спортсмена, призванного стать победителем мировых чемпионатов. Иван не разочаровал Генерала. Напротив, успехами сына Генерал мог гордиться, что отчасти смягчало тяготы болезненной и очень одинокой старости.

Сорок лет назад, будучи молодым лейтенантом-идеалистом, он в составе одного из отрядов добровольцев-партизан прошел насквозь венесуэльские горные районы, сражаясь одновременно с сорока двумя видами ядовитых змей, национальной армией Венесуэлы и с кубинскими чиновниками, которые не выполняли своих обещаний. Партизаны так и не дождались отчаянно нужного им подкрепления, боеприпасов и медикаментов. Они мечтали свергнуть венесуэльское правительство, а затем установить режим, основанный на принципах, схожих с теми, что исповедовались на Кубе. Отец Ивана руководил незабываемой операцией, развернутой на побережье у Мачурукуто в 1967 году, когда кубинские солдаты высадились на венесуэльское побережье, но попали в засаду, устроенную правительственными войсками, и были взяты в плен. Не один раз в течение последующих лет кубинские лидеры пытались поднять в Венесуэле народное восстание и развязать партизанскую войну, которая могла бы привести к смене власти и установлению режима, похожего на кубинский, но им пришлось признать свое поражение. “В Венесуэле еще не сложились условия, в которых могло бы воспылать пламя социализма” – такими словами заканчивался предназначенный для узкого круга лиц отчет, где делалась попытка проанализировать ситуацию и оправдать совершенные ошибки. Отцу Ивана та история помогла по крайней мере в одном: он очень хорошо уяснил себе, какое огромное значение может иметь эта южноамериканская страна для будущего Кубы: ведь там имелась нефть.

За несколько дней до военного мятежа, когда всем еще казалось, будто в Венесуэле царят тишина и покой, Иван решил поговорить с отцом и в очередной раз объяснить ему, что его карьера застопорилась и не сдвинется с места, пока руководство G2 будет держать его ответственным за это направление. – Там никогда ничего не произойдет, папа. В Венесуэле разведчикам моего класса делать нечего. Мой опыт там не пригодится. Будь это хотя бы задание, связанное с выполнением интернационального долга, как то, что в свое время тебе самому было поручено в Африке… Сейчас для меня Венесуэла – не более чем кабинетная работа. Меня просто “законсервировали” бог знает на какой срок.

– Необязательно всюду искать только риск и адреналин, – ответил ему отец. – Революции служат там, где она прикажет. – А я еще раз тебе говорю: на мой взгляд, Венесуэла для нас – пустая карта. Мне кажется, она никогда не войдет в число социалистических стран, – возразил Иван.

– Поверь, тебя приберегают для чего-то важного, сын, – стоял на своем Генерал. – Подумай хорошенько, черт тебя побери! Венесуэльская нефть – это то горючее, которое необходимо для революции на латиноамериканском континенте. Тебе этого мало?

Но тут вдруг, ни с того ни с сего, в Венесуэле кто-то попытался устроить переворот – и ситуация решительно переменилась. В стране, где ничего не происходило, стало происходить очень много разных событий. Однако Ивана начальство держало в стороне от этого дела. Он не знал, что и думать. Не знал, с чем связано такое отношение: то ли с какими-то собственными его ошибками, то ли с ошибками отца. Неужели кто-то решил поквитаться с Генералом, испортив карьеру его сыну? Иван был уверен, что шефам не нравились ни его смелость, ни та независимость, с какой он обычно действовал за границей. За склонность к рискованным поступкам ему не раз устраивали выволочки. Начальство усвоило, что когда задание дается Ивану, это будет стоить больших денег и большой нервотрепки, зато и успехи его, хотя и оставались тайной для широкой публики, были очевидны. Именно Ивану G2 было обязано важнейшими достижениями в Латинской Америке, Европе, Африке и даже в Соединенных Штатах. Репутацию свою он, безусловно, заслужил.

Но в то же время Ринкон прекрасно понимал, что тот образ жизни, который он ведет, сильно ему вредит. Аскетизм истинных революционеров – это не для него. Иван любит женщин, любит роскошь, что делает его легкой мишенью для критики, но он все равно не готов ни от того ни от другого отказаться. Ну, от роскоши, может быть, и отказался бы, но от женщин – никогда.

Однако есть и более серьезная проблема: Иван Ринкон не до конца уверен, что безоговорочно предан семейству Кастро. Да и Генерал не сумел сохранить с кубинскими вождями такие же хорошие отношения, какими они были раньше. Что-то произошло между Фиделем и Генералом, но что именно, Иван не знал. Хотя то, что они отдалились друг от друга, было очевидно. Возможно, именно это повлияло на отношение многих высокопоставленных лиц и руководства G2 к Ивану, особенно на отношение к нему Гальвеса. Однако вряд ли можно только этим объяснить решение не привлекать сейчас к делу лучшего из кубинских агентов, который к тому же занимался в последнее время именно Венесуэлой. И вот однажды днем в кабинете Ивана появился Генерал. Он был сильно расстроен. И с особым значением глядя в глаза сыну, почти шепотом сообщил:

– Готовь чемоданы. Я сделал то, чего до сих пор старался никогда не делать: пожаловался на своего лучшего друга. Только ни о чем меня не спрашивай. Сейчас главное – чтобы ты добился успеха и обеспечил нашу страну венесуэльской нефтью. И пожалуйста, будь осторожен.

Не сказав больше ни слова, Генерал развернулся и старческой походкой направился к двери. Иван кинулся было за ним, но отец, не оборачиваясь, лишь махнул рукой:

– Оставь, не надо. Я знаю, где тут у тебя выход. Займись лучше делами.

Уже через несколько часов Иван получил приказ, которому суждено было изменить всю его жизнь.

– Если этого Чавеса не убьют, – сказал ему Гальвес, – и если он не окажется агентом янки, ты должен будешь внедриться в его ближайшее окружение и любым способом сделать нашим другом. И даже больше чем другом. Кроме того, ты должен поставить заслоны действиям ЦРУ. В первую очередь ликвидировать человека, который руководит их операциями в Венесуэле.

На Ивана его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. С профессиональной точки зрения, задание было сложнейшим: перебраться в Каракас, обнаружить главного агента ЦРУ в Венесуэле и уничтожить его. Кроме того, ему предстояло расширить свою агентурную сеть и внедриться в социальные, политические и экономические круги страны. Но главное – в военную среду.

– Все будет выполнено, – уверенно отчеканил Иван.

До отъезда ему предстояло решить кое-какие вопросы. Отцу объяснять ничего было не надо, тот отлично знал, с чем будет связано внезапное исчезновение сына. Любовницам Иван сказал, что завод по производству удобрений, где он работает, отправляет его для обмена опытом на такой же завод во Вьетнам. Женщины плакали – он их утешал. И как всегда, лучше всего это у него получалось в постели.

В Каракас Иван летел из Доминиканской Республики, где “шлифовал” свою легенду, то есть вживался в новую роль и готовился стать совсем другим человеком. В самолете он смотрел в окошко. Они шли на посадку. Ринкон уже видел аэропорт и посадочную полосу, которая тянется вдоль берега недалеко от огромного горного массива.

– Что ж, готовься, Венесуэла, к тебе в гости пожаловала Куба, – произнес он беззвучно, но с большим волнением.

Кристина перестала быть Кристиной

Кристина сидит в офисе ЦРУ в Лэнгли, с головой погрузившись в составление срочного отчета, где требуется хотя бы в общих чертах объяснить, кто есть кто в истории с неудавшимся переворотом в Венесуэле – начиная с подполковника Уго Чавеса. До нынешнего дня должность, согласно которой она отвечала за “венесуэльское направление”, восторга у нее не вызывала. Порученное ей дело не требовало особенного напряжения сил и вряд ли могло продвинуть хотя бы еще на одну ступеньку вверх по карьерной лестнице, как другие задания, выпадавшие на долю Кристины за годы службы – сначала на военном поприще, а затем в качестве сотрудницы ЦРУ. Она тем не менее была благодарна судьбе за то, что рядом всегда находился Оливер Уотсон, ее шеф и наставник. Именно он воспитал ее, помог овладеть самыми ценными навыками, необходимыми как на войне, так и в разведке: сперва взял в морскую пехоту, в свою элитную часть, а потом привел с собой в ЦРУ и неизменно заботился о ней как о родной дочери. Да, любил и заботился, но работа, порученная не так давно Кристине, не вызывала у нее азарта, и дух от нее не захватывало. Правда, ощущение, будто она попала в стоячее болото, было для нее не новым. Терзаться она начала еще несколько месяцев назад. Девушка хорошо себя знала и понимала, что ничего не боится так, как скуки, а кроме того, амбиции не позволяли ей спокойно и терпеливо дожидаться, пока случится что-нибудь действительно важное, что-нибудь такое, что даст ей возможность отличиться, чтобы и коллеги и начальство признали в ней лучшую в своей области.

Кристина знала, что способность оставаться незаметной не мешает ей быть очень тщеславной. На самом деле как незаметность, так и профессиональный успех защищали девушку от тех неприятностей, что преследовали ее с самого детства. И хотя прежние опасности ей уже не угрожали, ее продолжали мучить вполне реальные страхи. А успех всегда становился противоядием от этих страхов.

Однако ни коллеги, ни друзья ни о чем таком не догадывались. Люди считали Кристину сильной, умной и храброй. И совершенно неукротимой. Именно неукротимое тщеславие было причиной ее недовольства нынешней работой. Но дело было не в ЦРУ, этой организацией она восхищалась, дело было в Венесуэле, стране, которая казалась Кристине невероятно скучной. И девушка делала все, что только можно, чтобы ей дали другое, более трудное, задание. Нет, ей вовсе не хотелось вновь участвовать в настоящей войне, вновь оказаться на поле боя – такое она уже испытала в Панаме, с нее хватит. Но ведь должно же существовать что-нибудь более интересное и более полезное для карьеры, чем сидение за письменным столом и составление отчетов по ситуации в стране, где “никогда ничего не происходит”. Кроме того, агенты, мечтавшие заработать дополнительные очки, знали: сейчас начальство обращает внимание и отличает в первую очередь тех, кто занимается Ближним Востоком или Азией, но уж никак не Латинской Америкой. “Пусть переведут меня на Иорданию, Пакистан или Китай – только бы избавиться от Венесуэлы”, – не раз просила Кристина Уотсона, однако все разговоры такого рода оказывались безрезультатными.

Проходили месяцы, и разочарование пустой и незначительной, на ее взгляд, работой вгоняло Кристину в депрессию. При этом депрессию подпитывала еще и тайная связь с сенатором Бренданом Хэтчем, которого она вроде бы любила и который говорил, что любит ее, хотя по-прежнему отказывался уйти от жены и сделать их роман явным. Иными словами, отношения их были зыбкими и приносили ей сплошные переживания.

– Поверь мне, детка. Все переменится к лучшему. Поговори еще раз с шефом и убеди его, что тебе необходимо заняться чем-то другим, – советовала мать во время их последнего телефонного разговора.

Мать считала, что Кристина работает в Министерстве сельского хозяйства в Вашингтоне. И только ближайшие друзья знали, что ее нынешняя служба связана с разведкой. По мнению матери, депрессия Кристины объяснялась зимним временем, разочарованием в работе и одиночеством. Не оставив без внимания совета матери, Кристина уже через несколько дней после попытки военного переворота в Венесуэле, обедая с Уотсоном в кафе, воспользовалась случаем, чтобы снова завести речь о своих терзаниях:

– И все-таки… Когда ты наконец избавишь меня от Венесуэлы? Сколько раз я жаловалась, что меня совершенно не интересует эта страна.

Уотсон посмотрел на Кристину с сочувствием, так как отлично понимал причины ее отчаянного настроения. Но в его распоряжении не было другого сотрудника, который лучше бы подходил для этого направления. Поэтому он и не хотел снимать Кристину с Венесуэлы. Уотсон всегда получал удовольствие от разговоров со своей подопечной и восхищался ее умением мгновенно уловить суть проблемы и собрать нужную информацию, он ценил ее знание истории и способность применять свои способности при разработке конкретных планов.

– Но ведь ты сама мне говорила, что политическая ситуация там становится все более сложной. Так что же, по-твоему, там произойдет? – спросил Уотсон.

Кристина ответила не задумываясь:

– В Венесуэле люди с пеленок уверены, что они богачи, потому что в стране много нефти. А коль скоро нефть является собственностью государства, значит, она принадлежит всем. Но на самом деле большинство населения живет в бедности. Процветает коррупция, хотя не в ней основная причина бедности, а в неумелой экономической политике властей. Но об этом никто не задумывается. Венесуэльцы хотят одного – чтобы им отдали их часть богатств. Они не желают мириться с противоречивой ситуацией, и каждый рассуждает так: “Страна у нас богатая, и поэтому я тоже должен быть богатым. Однако в действительности я почему-то остаюсь бедным”. Значит, “мое” кто-то ворует. Но когда подобное убеждение овладевает массами, оно становится политической бомбой замедленного действия, – подвела итог своему пониманию ситуации Кристина.

Уотсон выслушал ее недоверчиво и тотчас напомнил, что Венесуэла дольше других стран Латинской Америки живет при демократическом строе и не страдала от жестоких военных диктатур, как Аргентина, Бразилия, Чили и другие государства континента. Да, но, по мнению Кристины, это вряд ли может защитить Венесуэлу от внезапных перемен, способных дестабилизировать установленный порядок. Она упомянула о низких ценах на нефть, о том, что правительство вынуждено снова и снова урезать бюджет, и о том, как непопулярны у населения такого рода маневры.

– Люди, то есть “народ”, живут плохо, именно поэтому там много недовольных. И ситуация только ухудшится после принятия жестких экономических мер. Кто знает, чем это закончится!

– Ну а военные, что они? – спросил Уотсон. – Насколько мне известно, это был первый военный мятеж за последние сорок лет.

– Ты прав, первый, – ответила Кристина. – Создается впечатление, что демократия пустила в стране глубокие корни. Да, среди населения есть недовольные, но те политики и аналитики, с которыми мы беседовали, настаивают: нынешний строй достаточно устойчив, венесуэльцы не захотят увидеть у власти военных. Им нравится сегодняшняя демократическая власть, и они не позволят ее сменить. Все сведущие люди придерживаются единого мнения – и наши политики, и наши ученые, и независимые эксперты: никаких перемен там быть не может. А я не желаю сидеть и ждать, произойдет в Венесуэле что-нибудь серьезное или нет. Я хочу заниматься страной, где наблюдается хоть какое-то движение и которая представляет первостепенный интерес для Белого дома.

Уотсон несколько секунд смотрел на нее в упор, а потом поднялся из-за стола со словами:

– Прости, я опаздываю на совещание, увидимся позже.

После беседы с шефом Кристина осталась при своем мнении: ее нынешние обязанности, связанные с Венесуэлой, не воодушевляют ее и не зовут на подвиги, мало того, получалось, что ее профессиональные способности оцениваются в Управлении достаточно низко.

Но она ошибалась. В Венесуэле разворачивались весьма интересные события. События, о которых ей положено было бы знать, но о которых ей ничего не было известно. И в результате сейчас, после того как попытка военного переворота была предотвращена, Кристина билась над этой головоломкой и никак не могла с ней справиться. Требовалось собрать достоверную информацию о зачинщиках мятежа, их побудительных мотивах и о том, какие последствия провалившийся путч имел не только внутри страны, но и за ее пределами. Кристина не могла не признать: у шефа было достаточно причин, чтобы гневаться на нее, поскольку узнать о готовящемся военном перевороте еще до его начала было ее прямой обязанностью. Но она с ней не справилась. Прокололась. Кристина попыталась как-то исправить положение и связалась со своими агентами в Венесуэле, те стали поставлять ей информацию, но информацию неполную, скудную и пока не слишком достоверную, однако другой у Кристины не было. И вот наконец она читала самую первую из многочисленных статей, в которых рассказывалось о происхождении подполковника Уго Чавеса:

Он был вторым из шести детей в семье школьных учителей. Жили они в штате Баринас, расположенном в равнинной части страны под названием Лос-Льянос. Пятидесятые годы оказались очень трудными для семьи Чавес – Фриас. Детей было много, а денег мало. И вот однажды мать Уго, отчаявшись, уговорила его бабушку по отцовской линии, свою свекровь, взять к себе на какое-то время мальчика. Та согласилась, правда, без особой охоты, так как и сама жила почти в нищете. Однако бабка и внук полюбили друг друга. И так получилось, что в ее доме Уго провел практически все свое детство. Нет ничего удивительного в том, что бабушку он стал называть мамой.

Медленное, но ощутимое улучшение экономического положения семьи Чавес – Фриас отражало важные социальные перемены, происходившие в Венесуэле в те времена. После свержения Маркоса Переса Хименеса[5]5
  Маркос Перес Хименес (1914–2001) – государственный и военный деятель Венесуэлы, временный президент в 1952–1953 гг., президент в 1953–1958 гг.; установил в стране авторитарный политический режим. В 1958 г. был свергнут в результате восстания в Каракасе, поддержанного военными; бежал в Доминиканскую Республику, затем в США.


[Закрыть] в 1958 году были разрешены политические партии, они-то в скором времени и стали править страной, каждые пять лет жестоко сражаясь между собой на президентских выборах. В первую очередь выгоды от неуклонно проводившейся политики социального развития получали члены двух основных партий. Родители Уго быстро это поняли и вступили в Социал-христианскую партию, благодаря чему получили хорошо оплачиваемые должности в Министерстве образования. И хотя говорить об обретении этой семьей прочной материальной базы было еще рано, беспросветная бедность осталась в прошлом. Однако улучшение условий жизни коснулось не всех в равной степени. Бабушка Клара с внуком по-прежнему еле-еле сводили концы с концами и в буквальном смысле боролись за выживание. Она готовила традиционные сладости под названием “паучки” и отправляла маленького Уго продавать их на улицах родной деревни Сабанеты. Поэтому мальчика так и прозвали – Паучник. Уго очень любил бабушку. Никогда никого он не полюбит так, как ее.

Кристина продолжала получать из Венесуэлы разрозненные сведения о Чавесе. Теперь она знала, что главные страсти в его жизни – это бейсбол, женщины и политика. Что мальчиком он был служкой в церкви Сабанеты и с тех пор остался ревностным, хотя и не слишком дисциплинированным христианином. Кроме того, все указывает на то, что Чавеса отличает переменчивый нрав. Те, кто знал его в детстве и юности, свидетельствуют: настроение Уго то и дело менялось, он мог, скажем, быть очень добрым и щедрым, а вскоре проявлял крайнюю и неконтролируемую жестокость. Кристина задумалась: не это ли явилось истинной причиной того, что мать решила отправить сына к бабушке? Также было известно, что он поступил в Военную академию, успешно ее окончил, женился на девушке из своей же деревни, у них родилось трое детей, потом Уго развелся с ней, посчитав, что ему нужно больше свободы, к тому же с женой у них было мало общего.