Текст книги "Как читать книги. Руководство по чтению великих произведений"

Автор книги: Мортимер Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я полностью согласен с мистером Карлайлом, который утверждает, что «университет или любое другое высшее учебное заведение могут сделать для нас именно то, с чего начинается младшая школа, – научить читать». Также я согласен с профессором Тэнни из Корнелла[14]14
  Имеется в виду Корнельский университет.


[Закрыть], что учебное заведение, которое учит студентов читать, дает им в руки «основной инструмент любого высшего образования. Таким образом, студент при желании может учиться сам». Школы, обучая своих учеников правильно читать, сразу могли бы делать из них студентов, которые оставались бы таковыми всегда и везде – и в школе, и вне ее стен.

Позвольте обратить ваше внимание на распространенную ошибку, совершаемую в процессе чтения массой людей, особенно преподавателями. Например, писатель говорит, что некоторые слова имеют первостепенное значение или являются более важными, чем другие. Плохой читатель делает вывод, что, кроме слов, на которые указал писатель, нет ничего важного. Я читал множество рецензий на работу президента Хатчинса «Высшее образование в Америке», авторы которых явно руководствовались либо ошибочным мнением, либо злым умыслом. Они утверждали, что Хатчинс, называя грамотность необходимой составляющей гуманитарного и общего образования, нейтрализует тем самым значение всего остального. Утверждение, что грамотность важна в первую очередь, еще не означает низведения остальных целей до второстепенного значения.

Точно так же мои слова могут неверно истолковать преподаватели или специалисты по образованию. Возможно, они пойдут еще дальше и обвинят меня в отрицании «человека целостного», поскольку я не рассмотрел роль эмоционального воспитания в образовании и пути формирования нравственности. Однако, не рассматривая чего-либо, я не обязательно это отрицаю. Данная книга посвящена чтению, а не всему на свете. Таким образом, из контекста должно следовать, что в первую очередь нас интересует интеллектуальное образование, а не образование в целом. Если бы во время записи радиопередачи Town Meeting меня спросили: «Что вы считаете более важным для студента: чтение, письмо и арифметику или нравственные качества?», я бы ответил так: «Трудно выбрать между интеллектуальными и нравственными качествами, но если бы пришлось выбирать, я отдал бы свой голос нравственности, поскольку умом без нравственности можно злоупотребить, как и в том случае, когда человек получил знания и навыки, но не понимает своих целей».

Знания и умственные способности – это не главное в жизни. Важнее делать правильный выбор в своих предпочтениях. В целом образование должно затрагивать не только умственное развитие. Я убежден, что в отношении разума самое важное – это навыки, с помощью которых его можно дисциплинировать.

– 5 -

Перейдем ко второй причине несостоятельности школ в обучении чтению и письму.

Первая причина заключается в том, что школы недооценивают важность и масштаб задачи и, следовательно, не понимают, что для ее решения – в первую очередь – требуется огромное количество времени и усилий.

Вторую причину я вижу в том, что искусство почти утрачено. Я говорю о гуманитарных искусствах, которые раньше называли грамматикой, логикой и риторикой. Именно за владение искусством чтения, письма, говорения и слушания присваивали в былые времена степень бакалавра и магистра. Любому, кто знает о законах грамматики, логики и риторики, известно, что они управляют нашими действиями в процессе коммуникации.

Различные правила чтения, о которых я более или менее явно упоминал, строятся на нюансах грамматики, логики или риторики. Правила о словах и терминах, о предложениях и предлогах имеют четкие грамматические и логические аспекты. Правила о доказательствах и других способах аргументации, безусловно, строго логичны. Методика интерпретации акцентов автора имеет прямое отношение к риторике.

Различные аспекты правил чтения мы рассмотрим позже. Но я хочу сказать, что потеря гуманитарных искусств в большой степени объясняет нашу неспособность читать и учить этому студентов. Весьма показательно, что мистер И. Ричардс в своей книге «Интерпретация в преподавании», которая на самом деле касается чтения, говорит о необходимости воскресить эти искусства и разделить данный процесс на три основные части: грамматику, риторику и логику.

Говоря об утере искусств, я не имею в виду исчезновение грамматики, логики и риторики. В университетах по-прежнему существуют специалисты в области грамматики и логики, которые при определенной поддержке проводят настоящие научные исследования. Может, вы слышали о «новом» предмете, который недавно стал известен нам под названием «семантика». Конечно, этот предмет далеко не нов – он существует еще со времен Платона и Аристотеля. Семантика – всего лишь новое название научного исследования принципов употребления слов с точки зрения грамматики и логики.

Древние и средневековые специалисты в области грамматики, а также писатели восемнадцатого века, такие как Джон Локк[15]15
  Джон Локк (1632—1704) – английский философ, мыслитель, теоретик либерализма.


[Закрыть], могли бы научить современных «семантиков» массе неизвестных им принципов, которые этим «первооткрывателям» не пришлось бы изобретать, прочитав несколько нужных книг. Показательно, что примерно в одно и то же время грамматика почти исчезает из программы средней школы, логику изучают немногочисленные колледжи, а аспирантуры возрождают эти предметы с претензией на оригинальность.

Безусловно, специалисты по семантике прилагают немалые усилия к возрождению грамматики и логики, но я остаюсь при своем мнении относительно потери этих искусств. Есть огромная разница между теоретической наукой и применением искусства на практике. Кто же согласится, чтобы его накормил повар, основной талант которого – цитировать наизусть поваренную книгу? Есть старая шутка, что самые нелогичные люди – это некоторые логики. Когда я говорю, что гуманитарные искусства опустились еще ниже в современном образовании и культуре, то имею в виду практическую грамматику и логику, а не умозрительное знакомство с этими науками. Подтверждением моих слов служит тот факт, что мы не умеем читать и писать так же хорошо, как люди других эпох, а, следовательно, не можем научить этому новое поколение.

Уже давно известно, что в те периоды европейской культуры, когда люди хуже всего умели читать и писать, они поднимали больше всего шума относительно того, что все написанное до них невозможно читать. Подобные тенденции наблюдались в эпоху эллинистического декаданса и в пятнадцатом веке. Так происходит и сегодня. Если людям недостает навыков в чтении и письме, их ущербность выражается в чрезмерной критичности к тому, что пишут другие. Психоаналитик увидел бы в этом патологическую проекцию собственной несостоятельности на других людей. Чем хуже мы пользуемся словами, тем охотнее обвиняем в заумности окружающих. Мы даже можем сделать свои кошмары фетишем и посвятить себя семантике целиком и полностью.

Бедные специалисты по семантике! Они не знают, что выдают себя с головой, составляя списки непонятных книг. Похоже, семантика не сильно помогает им, если по окончании исполнения всех ее ритуалов они по-прежнему оказываются неспособными прочесть массу текстов. Семантика не помогла этим людям стать «лучшими читателями», хотя они искренне верили, что стали обладателями заклинания вроде магического «сезам». Если бы они только осмелились признать, что проблема не в великих писателях прошлого и настоящего, а в их умении читать, то забросили бы свою семантику или, по крайней мере, перестали бы учиться читать с ее помощью. Научившись читать чуть лучше, они бы обнаружили, что в мире гораздо больше доступных и понятных книг, чем им доселе казалось. Сейчас для них таких книг не существует в принципе.

– 6 -

Тот факт, что гуманитарные искусства не практикуются широко в учебных заведениях и за их пределами, очевиден по результату: студенты не учатся писать и читать, а преподаватели не знают, как им помочь. Но первопричина сложна и запутана. Чтобы объяснить, как мы дошли до нынешней ситуации в образовании и культуре, придется подробно изучать современную историю, начиная с четырнадцатого века. Я же ограничусь двумя неполными и поверхностными объяснениями.

Первое. Наука – главное достижение нашего времени. Мы прославляем все удобства и средства комфорта, мы ценим ту власть над природой, которую они дают нам. Плененные научным методом, мы считаем его эликсиром знания. Я не собираюсь утверждать (хотя на самом деле так считаю), что экспериментальный метод – далеко не волшебный ключ к любой области знания. Скажу лишь, что в некоторых ситуациях и определенных культурных условиях системе образования свойственно делать упор на научном способе мышления и обучения, отрицая или же полностью исключая остальные.

Итак, мы пренебрегли обучением у других в пользу альтернативного способа – самостоятельного открытия. В результате все гуманитарные искусства, необходимые при обучении первым способом, например искусство чтения, оказались забыты, но стало процветать искусство независимых исследований.

Второе объяснение проистекает из первого. В век науки, когда постоянно происходят открытия, пополняющие багаж наших знаний, мы склонны думать, что у прошлого ничему не научишься. Великие книги на полках библиотек интересны лишь как антиквариат. Пусть с ними возятся те, кто пишет об истории культуры. Нас волнуют цели общества, окружающая природа, поэтому мы либо должны сами становиться учеными, либо постоянно читать в газетах о последних научных конференциях и открытиях.

Зачем утруждать себя чтением великих трудов ныне покойных ученых? Они ничему нас не научат. Подобное отношение моментально распространяется на философию, нравственные, политические и экономические учения, великие исторические работы, написанные до «эпохи последних исследований», и даже на литературную критику. Парадокс в том, что мы таким способом отрицаем прошлое, даже в тех сферах, где не используется экспериментальный метод, поскольку на их состояние нельзя повлиять изменением результатов эксперимента.

Любое из поколений может дать человечеству лишь несколько великих книг, а потому большинство из них непременно относятся к прошлому. Прекратив читать великие труды прошлого, мы вскоре перестаем читать даже немногие великие книги современности и довольствуемся пересказами «из вторых уст». Все это порочный круг. В своей озабоченности проблемами современности и последними исследованиями мы не читаем великие книги прошлого. Избегая такого чтения и считая его неважным, мы не утруждаем себя попытками читать сложные книги. И в результате перестаем учиться читать. Далее мы утрачиваем способность читать даже современные великие книги, хотя можем восхищаться ими на расстоянии – через «семь покрывал» популяризации. Нехватка упражнений ведет к атрофии. В конце концов мы теряем способность читать даже популярную литературу.

Этот порочный круг требует более пристального внимания. Невозможно улучшить технику игры в теннис, имея соперника, которого легко победить. Так же невозможно развивать навыки чтения, отдавая предпочтение книгам, не требующим серьезных усилий и новых ресурсов. Великие книги перестали играть традиционную роль главных источников знаний, в результате чего мы постепенно утрачиваем возможность учить студентов читать. Развивать их способности на базе современной низкопробной повседневной литературы совершенно невозможно. Нельзя научить студентов хорошо читать, если не требовать от них регулярной «тренировки» навыка на высшем уровне.

Вторая особенность этого порочного круга не менее коварна. Оказывается, нет особого смысла читать великие книги со студентами, которые не подготовлены к чтению еще в школе и поэтому не продолжают работу над собой в ходе дальнейшей учебы. В этом – если помните – заключалась основная проблема моего курса Honors в Колумбии. Я подозреваю, что она существует и по сей день на других курсах чтения.

Нельзя обсуждать со студентами книги и одновременно учить их читать в рамках одного и того же непродолжительного курса. Это становится совершенно очевидно, когда видишь перед собой студента, который в начальной и средней школе не получил даже минимального развития навыка чтения, а другие курсы колледжа и сейчас не требуют от него умения читать ради понимания.

Это в полной мере относится и к нашему опыту в Чикаго, о чем я ранее уже упоминал. Мы с мистером Хатчинсом читаем со студентами великие книги десять лет подряд. Нам почти не удалось достичь своей цели – дать этим студентам гуманитарное образование. Я называю студентом, заслуживающим степени бакалавра гуманитарных наук, лишь того, кто способен читать великие книги и прочел хотя бы некоторые из них на должном уровне. Если таков эталон – мы редко добивались успеха. Конечно, дело может быть и в нас, но я склонен думать, что почти невозможно преодолеть инерцию и недостаток подготовки студентов одного отдельно взятого курса.

Реформу образования следует начинать еще с начальной школы и далее радикально пересматривать систему обучения в колледже, если мы хотим, чтобы к моменту вручения диплома бакалавра студент в полной мере владел искусством чтения и имел вкус к качественной литературе. Пока это не произойдет, степень бакалавра будет настоящей пародией на гуманитарные науки. Получая дипломы, мы будем не гуманитариями, а беспорядочными эрудитами с абсолютно недисциплинированным умом.

Я знаю лишь один колледж в этой стране, который старается воспитывать гуманитариев в истинном смысле этого слова. Это колледж Сент-Джон в Аннаполисе, штат Мэриленд. Там осознают, что все четыре года обучения студенты должны учиться читать, писать, рассуждать и вести лабораторные исследования, одновременно изучая великие книги. Там понимают, что бессмысленно читать книги, не совершенствуя необходимые навыки, и невозможно развивать базовые умственные способности, не предоставляя материала для упражнений.

Конечно, у колледжа Сент-Джон есть недостатки, которые нужно преодолевать, но – что самое главное – студентам здесь интересно, а потому они готовы решать задачи, выполнения которых не требуют ни в одном другом колледже. При этом студенты не чувствуют себя лишенными священной свободы или ущемленными в правах из-за того, что не могут выбирать себе предметы. Колледж сам назначает им те курсы, которые будут наиболее полезны с точки зрения образования. Студенты легко соглашаются с таким выбором, но – как и в любом другом колледже Америки – приходят в Сент-Джон после школы абсолютно неподготовленными. С грустью констатирую наличие еще одной проблемы, которая заключается в неспособности американского общества – и родителей, и преподавателей – оценить истинный вклад колледжа Сент-Джон в образование.

Таково плачевное состояние американского образования на сегодняшний день, несмотря на жизнерадостные заявления и программы некоторых чиновников.

Не так давно президент Батлер красноречиво рассказал в своем ежегодном отчете о первостепенной важности интеллектуальных предметов и намерении работать над повышением уровня письма и чтения среди студентов. Затем он подытожил свои размышления о традиции обучения в одном-единственном абзаце.

Только ученый-гуманитарий способен понять, как мало слов и мыслей в современном мире содержат хоть что-то новое. Колоссальный триумф греков и римлян, гуманитарное подвижничество великих средневековых мыслителей заключались в постижении глубин едва ли не любой проблемы человеческой природы; в истолковании наших помыслов и стремлений с поразительной полнотой и проницательностью. К сожалению, эти удивительные познания, которые могли бы руководить жизнью цивилизованных людей, известны очень немногим, тогда как большинство из нас одинаково воспринимают как древнюю очевидную ложь, так и древнюю проверенную истину – они обе привлекательны своей новизной.

Если бы эти люди еще в школах и колледжах научились читать книги, составляющие культурное наследие человечества, они могли бы стать более счастливыми. Но пока что ничего подобного не происходит нигде – ни в Колумбии, ни в Гарварде, ни в Принстоне, ни в Йейле, ни в Калифорнийском университете. Никто до сих пор не говорил об этом чаще, чем доктор Батлер, который более чем ясно обрисовал свой план реформы учебной программы колледжа, направленный на достижение целей гуманитарного образования.

Почему так происходит? Тому есть масса причин. Не последняя среди них – всем известная заинтересованность по инерции. Отрицательную роль играет и то, что большинство преподавателей колледжа предпочитают развиваться в узкоспециализированной сфере, игнорируя гуманитарное образование в целом. Кроме того, сказывается неуместное преувеличение важности научного метода и последних открытий. Существует и другая причина, которая состоит в общем апатичном отношении к чтению и происходит от недостатка понимания его сущности. Я не раз задавался вопросом, могла ли измениться ситуация, если бы преподавательский состав научился читать великие книги? Я имею в виду не только тех, кто занимает особую академическую нишу, а всех учителей страны.

– 7 -

Описанная мной ситуация сложилась не только в учебных заведениях, но и за их пределами. Общество платит за образование – оно должно быть удовлетворено полученным результатом. Есть только два объяснения, почему до сих пор не начались массовые протесты: либо это не волнует общество, либо оно не понимает, что именно идет не так. В первое не верится. Стало быть, причина во втором. Система образования и культура, в которой оно существует, поддерживают друг друга.

Это тоже определенный порочный круг. Думаю, его можно разорвать методичной работой со взрослыми, объясняя им проблемы школ, в которые сейчас отправляются их дети. Одной из первых задач при этом станет потребность донести до них пользу от чтения книг и суть гуманитарного образования с точки зрения чтения и письма. Я бы скорее попытался преодолеть апатию общества, чем обратился к некоторым из коллег в сфере образования.

То, что широкая публика относится к чтению с апатией, вопросов не вызывает. Вам это известно, и потому нет смысла объяснять. Издатели книг тоже это знают. Но может, вам было бы интересно услышать, что они говорят о вас – о широкой публике, своей целевой аудитории? Тогда позвольте процитировать выдержки из обращения одного издателя к своим коллегам. Оно было опубликовано в еженедельном специализированном журнале.

Сначала этот издатель говорит, что «выпускники колледжей, не умеющие читать, – это приговор американским методам образования и постоянное испытание для издательств и книжных магазинов страны. Множество преподавателей колледжей не умеют читать, но еще больше тех, чье равнодушие к чтению можно отнести к профессиональным заболеваниям».

Он верно понимает суть проблемы:

«Студентов учат преподаватели, пострадавшие от такого же образовательного невежества. Теперь они сами открыто или бессознательно испытывают отвращение и отсутствие интереса к чтению… Поэтому ежегодно мы наблюдаем одну и ту же картину: из ворот колледжа выходит юный незрелый бакалавр, который, вместо того чтобы вступить на путь дальнейшего совершенствования и стремиться всю жизнь учиться и читать, бежит от образования, как от чумы».

Далее он призывает издателей и владельцев книжных магазинов сделать свой вклад в привлечение нации к чтению: «Если пять миллионов выпускников в этой стране будут тратить на чтение книг хотя бы на десять процентов больше времени, это даст грандиозный результат. Если бы люди в целом чаще меняли питательный рацион для своих мозгов или перезаряжали свои умственные батарейки так же регулярно, как сегодня покупают новые игральные карты взамен истрепавшихся, наша страна могла бы хоть как-то возродиться… Сейчас нас никак нельзя назвать читающей страной. Мы беспомощно хватаемся за журналы и, словно наркотиками, накачиваемся низкопробными фильмами…

Иногда люди восторгаются яркими бестселлерами, такими как «Очерк истории», «История философии», «Искусство мысли» или «География Ван Луна» – книгами, которые продаются сотнями тысяч экземпляров и порой завоевывают миллионную аудиторию. Могу сказать: «Этого недостаточно!» Глядя на данные переписи населения, я вижу интеллектуальную вялость большинства студентов и восклицаю: «Ждите, когда же выпускники начнут читать!» Я искренне аплодирую Уолтеру Питкину[16]16
  Уолтер Питкин (1878—1935) – американский писатель, автор романа «Жизнь начинается после сорока» (1932).


[Закрыть] за совет, который он дает выпускникам в день вручения дипломов: «Не продавайте книги и сохраняйте свои дипломы. Если что – продайте дипломы, если их кто-то купит, но оставьте себе книги».

В целом выпускники слишком часто используют свои дипломы как официальное право, «обосновавшись» на интеллектуальном пути, прекратить мыслить самостоятельно и покупать себе книги. Еще один издатель как-то сказал: «Миллионы людей, которые умеют читать – и при этом читают газеты и журналы, – никогда не станут читать книги». Он отмечает, что их можно было бы заинтересовать чтением книг, если бы эти книги стали больше похожи на журнальные статьи, то есть стали короче, проще и в целом удобнее для чтения на бегу. Подобный план под названием «Общественная библиотека» был заявлен как «научный способ увеличить масштабы чтения серьезных книг» и, на мой взгляд, дискредитировал свою цель. Нельзя призывать людей к высокому, опускаясь до их уровня. Они будут удерживать вас там, – поскольку вам легче остаться внизу, чем им – подняться.

Добиваться перемен нужно иначе. Нельзя делать книги менее похожими на книги, а людей – более похожими на читателей. План «Общественной библиотеки» столь же бесполезен для устранения причин ситуации, которую его авторы пытаются исправить, как и стенания представителей Гарварда по поводу засилья частных школ. Последние до сих пор не понимают, что их единственный выход – поднять образование в Гарварде выше уровня подготовки студентов в этих школах.

Издателей волнует не столько чтение великих книг, сколько чтение новых произведений, которые можно публиковать при наличии читателей. Но они знают – или, по крайней мере, должны знать, – что эти два рода литературы взаимосвязаны. Способность и желание читать ради открытия – это то, без чего невозможно серьезное чтение. Возможно, данная последовательность работает и в обратном направлении. Читатель может перейти от хороших современных книг к великим – и наоборот. Я уверен, что человек, идущий по первому пути, в конце концов выйдет и на второй. Думаю, что вероятность такого развития событий станет выше, если он прочтет хотя бы одну великую книгу и насладится мастерством автора.

– 8 -

Такова моя горестная повесть. Немало стенаний и зубовного скрежета слышалось отовсюду, когда речь заходила о судьбе нации. Если вам не нравятся мои слова – можете горевать о «новом положении вещей». Или вы тот самый пессимист, который скажет, что «так было всегда»? Но я не соглашусь с подобным утверждением. В европейской истории были времена, когда уровень чтения существенно превышал сегодняшний.

Например, хорошо известен период в конце Средних веков, когда люди умели понимать текст лучше, чем самые сильные современные читатели. Конечно, тогда было меньше грамотных людей, у них было меньше книг, и люди больше зависели от книг как от источника знаний. Однако они умели усваивать книги, которые ценили, а мы сегодня лишены этого таланта. Возможно, мы не уважаем ни одну книгу так, как они ценили Библию, Коран или Талмуд, тексты Аристотеля, диалоги Платона или «Институции» Юстиниана. Какими бы ни были эти люди, но именно они подняли искусство чтения на высочайший для их времени уровень.

Нам давно пора преодолеть глупые предрассудки по поводу Средних веков и обратиться к толкованиям текстов Евангелий, рассуждениям о трудах Юстиниана и комментариям к работам Аристотеля как к совершенным образцам чтения. Толкования и комментарии никогда не являлись сжатыми пересказами. Они представляли собой аналитическое и интерпретационное прочтение великих текстов. Должен признаться, что я сам много нового узнал о литературе, изучая именно средневековые комментарии. Правила, о которых я расскажу, были сформулированы мной после осознания того, как средневековые учителя читали книги со своими студентами.

По сравнению с великолепием двенадцатого и тринадцатого веков современная эпоха интеллектуально тяготеет к смутным временам шестнадцатого-семнадцатого столетий. Тогда библиотеки сжигали или закрывали. Становилось меньше книг и меньше читателей. Сегодня в нашем распоряжении больше книг и библиотек, чем когда-либо в истории человечества. В определенном смысле людей, умеющих читать, тоже больше. Но настоящее значение имеет чтение в истинном смысле. Посчитав количество читающих ради понимания, можно смело закрывать библиотеки и останавливать печатные станки.

Но мы живем в эпоху демократии, скажете вы. Принципы нашего общества гуманны: пусть большинство граждан читает хоть немного, нежели меньшинство – читает хорошо. В этом, безусловно, есть доля истины. Настоящее участие в демократическом процессе самоуправления требует определенного уровня грамотности. Оставим на время эпоху позднего Средневековья и проведем сравнение дня сегодняшнего с восемнадцатым веком, который стал своего рода веком просвещения и задал соответствующие стандарты. Демократизация общества началась уже тогда. Лидеры этого движения – в США и за пределами страны – имели отличное гуманитарное образование, которого не получишь ни в одном современном колледже. Люди, написавшие и утвердившие Конституцию, умели читать и писать.

Сегодня государством приняты меры для более интенсивного распространения массового образования по сравнению с восемнадцатым веком. Но при этом образование ни в коем случае не должно утратить свою гуманитарную составляющую. Если мы хотим защититься от любых внешних угроз, необходимо на каждом уровне и для всех членов общества возродить традиции того самого гуманитарного образования – ведущего через дисциплину к свободе и позволившего когда-то демократии одержать победу в нашей стране.

Достаточно прочесть труды Джона Адамса и Томаса Джефферсона, Гамильтона, Мэдисона и Джея[17]17
  Александр Гамильтон, Джеймс Мэдисон, Джон Джей – соавторы цикла «Федералист», задуманного в 1787 г., чтобы объяснить жителям штата Нью-Йорк преимущества Конституции. Всего авторами было опубликовано 85 статей иод общим псевдонимом «Публий».


[Закрыть], чтобы понять, что они умели читать и писать лучше нас и наших современных лидеров. Кстати, исследование программы колониальных колледжей хорошо помогает разобраться в причинах. Там сохранены традиции, которые убеждают нас в том, что когда-то и в нашей стране существовало гуманитарное образование. Демократия в то время еще не созрела до уровня распространения народного образования.

Сегодня по-прежнему справедливо утверждение, что одна часть общества нуждается в профессиональной подготовке, а вторая – в гуманитарном образовании. Даже в самом демократическом государстве должны быть лидеры, и надежность системы в любое время зависит от масштаба их личности и степени либеральности. Если мы не хотим иметь лидеров, бахвалящихся своим эмоциональным мышлением, необходимо взращивать в людях уважение к тем, кто способен мыслить разумом, освобожденным дисциплиной.

И еще одно. Среди либерально настроенных деятелей в сфере образования нередки разговоры об угрозе возвращения фашизма, опасности догматизма и строгой регламентации. Я уже говорил, что многие из них путают дисциплину с прусской муштрой и шагистикой. Путают власть, которая является не чем иным, как голосом разума, с самодержавием и тиранией. Но их самая печальная ошибка касается догматизма. Эти люди, как и многие из нас, не знают, что такое слушать и слушаться учителя.

Умение слушать преподавателя – это возможность учиться. Обучаемый человек обладает способностью учиться и должен активно ее развивать. Чем больше усилий прилагает человек, обучаясь у одушевленного или неодушевленного преподавателя, чем искуснее овладевает тем, что сам преподает, тем легче ему дается дальнейшее обучение. Поэтому послушание учителю – это полная противоположность пассивности и легковерию. Студенты, которые не склонны к подобному послушанию, обычно спят на занятиях и более всего подвержены внушению. Они не умеют учиться, слушая и читая, а потому лишены возможности активно воспринимать то, что им сообщается. В результате они не получают ничего или же имеют только то, что впитывают, не подвергая сомнению.

В начале образовательного процесса мы пренебрегаем чтением, арифметикой и письмом, немного позже – гуманитарными науками. Такое современное образование в целом нельзя считать гуманитарным. Это скорее внушение, чем дисциплина и обучение. Нашим студентам постоянно внушают массу предрассудков и «разжеванной» информации. Их «откармливают» и лишают воли на радость демагогам. У них сильно снижена способность сопротивляться ложным авторитетам, которые паразитируют на навязывании своего мнения окружающим. Не обладая «гуманитарным иммунитетом», они охотно день за днем будут проглатывать скрытую пропаганду в заголовках местных газет.

Даже если навязанные догмы разумны и демократичны, нынешнее бездействие потенциально опасно, поскольку учебные заведения не развивают в своих студентах способность к независимому суждению, пренебрегая дисциплиной. Выпускники колледжей остаются крайне уязвимыми и не могут противостоять внушению более сильных ораторов, поддаваясь склонности следовать своим низким порывам.

Наше образование скорее демагогично, нежели демократично. Хороший оратор в классе не спасет от грядущего столкновения с оратором на трибуне или в прессе того студента, который не научился мыслить самостоятельно, уважать разум как единственный критерий истины, выходить за рамки местного жаргона и стандартных ярлыков.

Наше спасение заключено в заповеди из «Книги общей молитвы»[18]18
  The Book of Common Prayer, главная книга англиканской церкви, по которой совершаются основные богослужения и таинства. Впервые была подготовлена архиепископом Кентерберийским Томасом Кранмером в 1549 г. под названием «Первый молитвенник Эдуарда VI». Впоследствии ее содержание неоднократно изменялось.


[Закрыть]: «Читайте, выделяйте важное, учитесь и растите духовно».