Текст книги "Любовное письмо короля Георга"

Автор книги: Морис Леблан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Мосрис Леблан

Любовное письмо короля Георга

В дверь постучали.

– Войдите,– пригласил Джим Барнетт, глава детективного агентства «Барнетт и К⁰», в ожидании клиента мирно дремавший в кресле. Увидев гостя, он воскликнул с величайшей сердечностью: – А, инспектор Бешу! Очень любезно с вашей стороны! Как поживаете, дорогой друг?

Инспектор Бешу нисколько не напоминал распространенный тип полицейского агента. Стремясь выглядеть элегантно, он следил за тем, чтобы стрелка на брюках всегда была безукоризненно отутюжена, тщательно завязывал галстук и отдавал крахмалить воротнички. Был он высок, бледен и тощ, но обладал парой необычайно крепких, мускулистых рук. Казалось, эти мощные конечности стащили у какого-нибудь чемпиона по боксу и наспех приляпали к хилому телу инспектора. Но тот ими весьма гордился. Впрочем, на моложавом лице Бешу вообще читалось величайшее довольство собой, хотя ему нельзя было отказать ни в уме, ни даже в некоторой тонкости.

– Я просто проходил мимо,– сказал инспектор,– и, зная ваши привычки, сказал себе: «О, да ведь у Барнета сейчас приемные часы! Зайду-ка я к нему...»

– ... и попрошу совета,– закончил Джим Барнетт.

– Возможно,– признался инспектор, которого всегда поражала проницательность детектива.

Однако он колебался, явно не решаясь приступить к делу, и Барнетт спросил:

– Что такое? Похоже, вам сегодня нелегко исповедоваться?

Бешу стукнул по столу громадным кулаком.

– Что ж, да, я испытываю некоторые сомнения. Уже три раза, Барнетт, мы работали вместе над сложными случаями: вы – как частный детектив, я – как инспектор полиции. И все три раза я замечал, что у клиентов, просивших вашей помощи, к примеру у баронессы Ассерман, осталось чувство досады.

– Как будто я воспользовался случаем и начал их шантажировать,– прервал Бешу Джим Барнетт.

– Нет... я вовсе не хочу сказать... Детектив хлопнул его по плечу.

– Вам известна марка фирмы, инспектор Бешу,– «бесплатные расследования». Так вот, клянусь вам честью, что никогда – слышите? – никогда я не требую с клиентов ни единого су и еще ни разу не взял у них ни сантима. Бешу облегченно вздохнул.

– Спасибо. Вы ведь понимаете, что профессиональный долг позволяет мне сотрудничать с вами лишь на определенных условиях. Но простите мне нескромный вопрос и скажите, положа руку на сердце, за счет чего же тогда существует «Агентство Барнетт»?

– Меня наняли несколько филантропов, но они желают хранить инкогнито.

Бешу не стал настаивать, и Барнетт продолжал:

– Ну, инспектор, так что и где случилось?

– Недалеко от Марли. Убит некий Вошрель. Вы слышали что-нибудь об этом?

– Почти ничего.

– Меня это нисколько не удивляет. Газеты еще не заинтересовались по-настоящему, а между тем дело чертовски странное...

– Вошрель убит кинжалом, не так ли?

– Да, удар нанесли в спину, между лопаток.

– Отпечатки на кинжале есть?

– Нет, рукоятку, очевидно, обернули бумагой – мы потом нашли пепел в камине.

– А улики?

– Никаких. В доме дикий беспорядок. Вся мебель перевернута. Кроме того, взломан один из ящиков стола, но никто не знает, ни что похищено, ни почему.

– И на чем же остановилось следствие?

– Сейчас идет перекрестный допрос одного отставного чиновника, некоего господина Лебока, и трех двоюродных братьев Годю. Эти последние – отъявленные мошенники, жулье и браконьеры. Обе стороны, без всяких, впрочем, доказательств, обвиняют друг друга в убийстве. Хотите, съездим туда на машине? Все-таки лучше поглядеть и послушать самому.

– Поехали.

– Только хочу вас предупредить, Барнетт... Господин Формери, который расследует это дело, очень рассчитывает привлечь к себе внимание и таким образом получить пост в Париже. Это человек крайне самолюбивый и щепетильный, боюсь, он дурно воспримет насмешливый тон, свойственный вам в общении со служителями правосудия.

– Обещаю вам обойтись с ним по заслугам, Бешу.

На полпути между пригородом Фонтин и лесом Марли стоит окруженный невысокими стенами одноэтажный домик. Восемь дней назад в этом домике, известном под названием «Хижина», жил бывший библиотекарь по фамилии Вошрель. Старик лишь изредка покидал свой цветочно-огородный рай, чтобы заглянуть на книжные развалы парижских набережных. Человек очень скупой, Вошрель слыл богачом, хотя и жил скромно. Не принимал он никого, кроме своего друга, господина Лебока, жившего в пригороде Фонтин.

Когда Барнетт и инспектор Бешу вылезли из машины, допрос господина Лебока уже закончился, и все перебрались в сад. Назвавшись агентам, охранявшим вход в «Хижину», Бешу вместе с Барнеттом присоединился к судебному следователю и помощнику прокурора, когда те остановились в одном из углов ограды. Трое братьев Годю начали давать показания. Все трое молодых людей, примерно одного возраста, служили на ферме. Друг на друга они нисколько не походили, если не считать одинаково упрямого и скрытного выражения по-разному непривлекательных физиономий.

– Да, ваша честь,– заявил старший,– именно тут мы и перебрались через стену, когда бросились на помощь.

– Вы ехали из Фонтина?

– Да, часа в два, возвращаясь на ферму, мы остановились поболтать с матушкой Денизой недалеко отсюда, у самой просеки. И тут послышались крики. «Зовут на помощь,– сказал я,– и, похоже, из «Хижины». Ну, сами понимаете, господин судья, нам ли не знать старика Вошреля! Мы и побежали. Перелезли через стену – не очень-то это удобно, когда вся поверхность усеяна осколками стекла! А потом бросились через сад...

– Покажите точно, где вы были, когда дверь дома открылась.

Старший Годю подвел всех к клумбе.

– Вот прямо тут.

– Значит, примерно в пятнадцати метрах от крыльца,– сказал судебный следователь, указывая на две деревянные ступеньки, ведущие в дом.– Итак, дверь отворилась, и вы увидели...

– ...господина Лебока собственной персоной... Я видел его, как сейчас вижу вас. Он выскочил, словно собираясь задать стрекача, но, заметив нас, тут же вернулся.

– Вы уверены, что это был он?

– Клянусь Богом!

– И вы тоже? – следователь повернулся к остальным.

– Да, клянемся.

– Вы не могли ошибиться?

– Он живет по соседству с нами на окраине Фонтин вот уже пять лет,– заметил старший Годю,– я даже носил ему молоко.

Судебный следователь отдал приказ. Вскоре входная дверь распахнулась, и из дома вышел человек лет шестидесяти в коричневом тиковом костюме и соломенной шляпе. На румяной физиономии играла добродушная улыбка.

«Господин Лебок!» – хором проговорили трое братьев Годю.

– Совершенно ясно, что на таком расстоянии ошибиться невозможно,– тихо сказал помощник прокурора следователю,– и Годю явно не могли ни с кем перепутать беглеца, или, иными словами, убийцу.

– Верно,– кивнул тот.– Но не обманывают ли они? И действительно ли там был господин Лебок? Давайте продолжать, если вы не против!

Все вернулись в дом и вошли в просторную комнату, стены которой сплошь закрывали стеллажи с книгами. Мебели почти не было, основное место занимал большой стол, тот самый, в котором оказался взломанным один из ящиков. Комнату украшал большой портрет старика Вошреля в полный рост, без рамы. Вернее, не портрет, а что-то вроде раскрашенного наброска, как будто не слишком умелый художник старался точно передать лишь контуры фигуры. На полу лежал манекен, изображавший жертву.

– Войдя в дом, вы больше не видели господина Лебока, Годю? – продолжал допрос следователь.

– Нет, мы услышали стоны и побежали в эту комнату.

– Значит, господин Вошрель был еще жив?

– О, едва-едва, бедняга! Он лежал на животе, а между лопаток торчал нож... Мы опустились на колени... несчастный старик что-то бормотал...

– Вы разобрали слова?

– Нет... только одно... Старик несколько раз повторил имя Лебока... а потом дернулся и помер. Тогда мы обежали весь дом. Но господин Лебок исчез. Должно быть, выскочил из окна кухни и удрал по тропинке, которая неприметно доходит до самого его дома... Ну, а мы пошли в участок и все выложили...

Следователь задал еще несколько вопросов, заставил троих Годю снова чётко и ясно повторить обвинение, выдвинутое ими против господина Лебока, и повернулся к последнему.

Тот слушал, не перебивая, и ни малейшее проявление гнева не нарушило невозмутимо спокойного выражения лица. Казалось, господин Лебок считает историю Годю непроходимо глупой и не сомневается, что правосудие увидит эту глупость так же ясно, как он сам. Кому придет в голову опровергать подобную чушь?

– Вам нечего сказать, господин Лебок?

– Не могу сообщить ничего нового.

– Значит, вы продолжаете утверждать...

– Я продолжаю настаивать на том, что вам известно не хуже, чем мне, господин судебный следователь, и это чистая правда. Все жители Фонтина, которых вы допрашивали, в один голос заявили: «Господин Лебок никогда не выходит из дому днем. В полдень ему приносят из харчевни второй завтрак, а потом, с часу до четырех, он читает у окна и курит трубку». В тот день стояла прекрасная погода. Я распахнул окно, и пятеро прохожих – пятеро! – видели меня сквозь решетку ворот, как, впрочем, и каждый день в это время.

– Я вызвал их на вечер.

– Прекрасно, соседи подтвердят прежние показания. А поскольку я не обладаю способностью раздваиваться, и, следовательно, не могу находиться одновременно здесь и у себя дома, то вам придется признать, ваша честь, что никто не видел меня выходящим из «Хижины», мой друг Вошрель не произносил моего имени перед смертью и, в конечном счете, что Годю – просто подлые мерзавцы.

– Значит, вы поворачиваете обвинение в убийстве против них?

– О, это только предположение...

– Однако пожилая женщина, матушка Дениза, собиравшая неподалеку хворост, утверждает, что разговаривала с ними, когда из «Хижины» послышались крики.

– Она разговаривала только с двоими. А где был третий?

– Чуть поодаль.

– Старуха его видела?

– Она полагает, что да, хотя и не очень уверена.

– В таком случае, господин судья, ничто не доказывает, что третий Годю не находился здесь и не совершил черного дела. Кто знает, может, двое остальных держались поблизости, чтобы в нужный момент перелезть через стену и не только не помочь жертве, но, напротив, заглушить крики и прикончить ее?

– Но тогда почему они обвиняют именно вас?

– У меня есть крохотные охотничьи угодья. Годю – неисправимые браконьеры. Несколько раз по моим указаниям их брали с поличным и штрафовали. И вот сегодня, коль скоро им нужно кого-то обвинить, чтобы выпутаться самим, негодяи решили отомстить.

– Как вы говорите, это только предположение... Но зачем им понадобилось это убийство?

– Приятия не имею.

– Как вы думаете, что могли украсть из ящика стола?

– Не знаю, господин судья. Мой друг Вошрель, что бы там ни говорили, вовсе не был богат. Все свои небольшие сбережения он хранил у биржевого маклера и ничего не держал в доме.

– Может, у него были какие-то ценные вещи?

– Ни одной.

– А книги?

– Далеко не сокровища, как вы сами можете убедиться. И Вошреля это очень огорчало. Он мечтал купить редкие, старинные издания. Но, увы, средств не хватало.

– Господин Вошрель никогда не разговаривал с вами о братьях Годю?

– Ни разу. Как бы мне ни хотелось отомстить за гибель своего несчастного друга, напраслину возводить не стану.

Допрос продолжался. Следователь забросал братьев каверзными вопросами. Но в конечном счете результат оказался мизерным. Выяснив несколько второстепенных деталей, служители закона поехали в Фонтин.

Дом господина Лебока, расположенный на самой окраине, был не больше жилья его покойного друга. Сад окружал крепкий высокий забор. Сквозь решетку ворот виднелся выбеленный известью кирпичный домик, а перед ним – небольшой круглый газон. Как и в «Хижине», расстояние от ворот до дома – не больше пятнадцати метров.

Судебный следователь попросил господина Лебока сесть так, как он сидел в день убийства. Тот уселся у окна, положив на колени книгу, и закурил трубку.

И тут тоже ошибиться невозможно – любой прохожий, кинув взгляд в сторону дома, должен был отчетливо увидеть господина Лебока. Все пятеро свидетелей – крестьяне и лавочники Фонтина – подтвердили прежние показания. Таким образом не осталось никаких сомнений, что господин Лебок с часу до четырех сидел дома, и это так же верно, как то, что сейчас он сидит у окна на глазах у стражей закона.

Те не могли скрыть растерянности, и когда Бешу представил судебному следователю своего друга Барнетта, назвав его на редкость проницательным детективом, господин Формери не смог сдержать беспокойства.

– Очень запутанная история, правда, сударь?

– Да, что вы об этом думаете? – поддержал Бешу, знаком напомнив Барнетту обещание вести себя вежливо.

Джим Барнетт до сих пор не проронил ни слова, и все расспросы Бешу оставались тщетными. Детектив лишь покачивал головой.

– Вы правы, господин судебный следователь, очень запутанная история,– с самым любезным видом отозвался он.

– Понимаете, противники – в совершенно одинаковом положении. С одной стороны, у нас есть алиби господина Лебока. То, что он не выходил во второй половине дня, представляется совершенно бесспорным. Но, с другой стороны, и рассказ братьев Годю звучит правдиво.

– Да, в самом деле. Но либо тот, либо другие несомненно разыгрывают отвратительную комедию. Вопрос в том, кто именно. Неужто невиновность на стороне этих Годю, подозрительных субъектов с грубыми, разбойничьими физиономиями? Неужто преступление совершил этот господин Лебок, чье лицо дышит покоем и простодушием? Или же облик действующих лиц драмы вполне соответствует роли, то есть господин Лебок чист, а братья Годю виновны?

– Короче говоря,– удовлетворенно заметил господин Формери,– вы продвинулись не больше нашего.

– О, напротив, гораздо больше,– улыбнулся Джим Барнетт.

Господин Формери закусил губы.

– В таком случае, поделитесь с нами своими открытиями.

– Когда настанет время – не премину. А пока я лишь попрошу вас, господин судебный следователь, вызвать нового свидетеля.

– Нового свидетеля?

– Да.

– Его имя? Адрес? – спросил сбитый с толку господин Формери.

– Я не знаю.

– А? Что вы говорите?

Господин Формери начал подумывать, уж не издевается ли над ним этот «проницательный детектив». Бешу сильно встревожился.

Наконец Джим Барнетт нагнулся к следователю и, указав пальцем на господина Лебока, продолжавшего добросовестно курить у окна в пятнадцати шагах от них, доверительно шепнул:

– В потайном кармашке бумажника господина Лебока лежит визитная карточка, пробитая четырьмя отверстиями, расположенными в форме ромба. Там мы найдем и имя, и адрес.

Это несуразное сообщение окончательно выбило месье Формери из колеи, но инспектор Бешу не стал раздумывать. Без всякого объяснения причин он потребовал у господина Лебока бумажник, вытащил из него визитную карточку с четырьмя отверстиями и прочел: мисс Элизабет Ловендейл, а ниже голубым карандашом было дописано от руки: «Гранд отель Вандом, Париж».

Слуги закона ошарашенно переглянулись. Бешу сиял от удовольствия.

– Боже мой! А я-то ее искал вместе со своим бедным другом Вошрелем!– воскликнул Лебок, не испытывавший, по-видимому, ни малейшего смущения.

– Зачем же он искал эту карточку?

– Ну, уж это вы слишком многого от меня хотите, господин судья. Наверное, ему нужен был адрес...

– А эти четыре дырочки?

– Я отмечал выигранные мной партии в экарте. Мы часто играли в эту игру, и я, должно быть по рассеянности, сунул карточку в бумажник.

Это вполне правдоподобное объяснение было дано с такой естественностью, что месье Формери принял его довольно благосклонно. Оставалось выяснить пустяк – каким образом Джим Барнетт узнал о наличии бумажки в потайном кармане человека, которого он не видел ни разу в жизни. Но Барнетт молчал. Он лишь весьма любезно улыбался и настойчиво просил вызвать свидетелем Элизабет Довендейл. Господин Формери пообещал.

Мисс Ловендейл не было в Париже, и она смогла приехать только через восемь дней. За это время следствие почти не продвинулось, хотя судебный следователь, подстегиваемый неприятным воспоминанием о Джиме Барнетте, работал с остервенением.

– Вы привели его в ужас,– признался инспектор Бешу детективу в тот день, когда они собирались ехать в «Хижину».– Причем до такой степени, что он хотел отказаться от вашей помощи.

– Мне устраниться?

– Нет. Есть кое-что новенькое.

– В каком смысле?

– По-моему, он составил версию.

– Тем лучше. Наверняка это никуда не годная версия. Вот посмеемся!

– Прошу вас, Барнетт, ведите себя прилично!

– Почтение и бескорыстие. Обещаю вам, Бешу. Агентство работает бесплатно. Пусто в руках и пусто в карманах. Но, уверяю вас, этот Формери страшно действует мне на нервы.

Господин Лебок ждал уже полчаса. Мисс Ловендейл вышла из автомобиля. Потом явился и очень довольный месье Формери.

– Здравствуйте, господин Барнетт! – сразу воскликнул он.– Вы можете сообщить нам что-нибудь хорошее?

– Возможно, господин судебный следователь.

– Что ж, и я тоже... и я тоже! Но давайте поскорее покончим с вашим свидетелем. В конце концов все равно это только трата времени.

Элизабет Ловендейл, старая, довольно эксцентричного вида англичанка с растрепанными седыми волосами, говорила по-французски, словно это был ее родной язык, но так эмоционально, что было трудно что-либо разобрать.

Не дожидаясь вопросов, она тут же принялась рассказывать:

– Бедный господин Вошрель! Убит! Такой славный господин, такой занятный человек! И вы интересуетесь, была ли я с ним знакома? Очень мало. Я приезжала сюда лишь однажды, по делу. Хотела кое-что купить. Но мы не сошлись в цене, и я собиралась снова приехать после того, как переговорю с братьями. Мои братья – очень известные люди... Самые крупные... как это по-французски?.. Ах, да, самые крупные бакалейщики в Лондоне.

Месье Формери попытался направить этот поток слов в нужное русло.

– И что же вы хотели купить, мадмуазель?

– О, всего-навсего клочок бумаги... совсем маленький...

– И он имеет большую ценность?

– Для меня – огромную. И я имела глупость все рассказать. «Знайте же, дорогой месье Вошрель,– сказала я,– что моя прабабка с материнской стороны, прекрасная Доротея, была любима самим королем Георгом четвертым и хранила восемнадцать любовных писем под кожаным переплетом восемнадцати томов сочинений Ричардсона... по одному в каждом. И вот после ее смерти семья нашла все тома, кроме четырнадцатого, исчезнувшего вместе с письмом номер четырнадцать... меж тем, это самое интересное письмо, поскольку доказывает общеизвестный факт, что очаровательная Доротея изменила супружескому долгу за девять месяцев до рождения своего старшего сына. Теперь вы понимаете, дорогой мой месье Вошрель, как мы были бы счастливы получить это письмо! Ловендейлы – потомки короля Георга четвертого! Родня нынешнего монарха! Это принесло бы нам и славу, и титулы!»

Элизабет Ловендейл вздохнула и, продолжая рассказ о встрече с господином Вошрелем, продолжала:

– «А потом, мой дорогой месье Вошрель,– сказала я,– после тридцатилетних напрасных поисков я узнала, что недавно на публичной распродаже продавался четырнадцатый том Ричардсона. Я бросилась к покупателю – букинисту с набережной Вольтера, и он направил меня к вам, со вчерашнего дня ставшему владельцем книги». Господин Вошрель побледнел и уставился на меня. «А сколько вы заплатите?» – спросил он. Тут-то я и поняла, какую сделала ошибку. Не расскажи я о письме, могла бы приобрести книгу за пятьдесят франков. Я предложила тысячу. Добрейший месье Вошрель задрожал как лист и потребовал десять тысяч франков. Я согласилась. Он потерял голову. Я тоже. И получилось, знаете ли, как на аукционе. Двадцать тысяч... тридцать тысяч... В конце концов он добрался до пятидесяти. «Пятьдесят тысяч, ни сантимом меньше! – кричал месье Вошрель.– И я смогу купить все книги, какие только захочу!.. Самые красивые!.. Пятьдесят тысяч франков!». Он тут же хотел получить задаток и чек. Я пообещала вернуться. Господин Вошрель запер книгу вот в этом ящике стола.

Элизабет Ловендейл продолжала говорить, уснащая рассказ множеством ненужных подробностей, но никто уже не слушал. С некоторых пор Джима Барнетта и инспектора Бешу занимало совсем другое – выражение лица месье Формери. Почтенного стража закона явно охватило сильнейшее волнение, и он едва сдерживал готовую прорваться радость. Наконец, не в силах терпеть долее, месье Формери глухо проговорил:

– Короче говоря; мадемуазель, вы требуете четырнадцатый том сочинений Ричардсона?

– Да, сударь.

– Вот он! – И следователь театральным жестом извлек из кармана небольшой томик в кожаном переплете.

– Невероятно! – в полном восторге воскликнула англичанка.

– Вот он,– повторил месье Формери.– Но письма короля Георга там больше нет. Я бы его заметил. Однако я отыщу это письмо, раз сумел найти книгу, которую столько лет искали! Тот, кто похитил том Ричардсона, неизбежно запрятал и столь драгоценный для вас документ.

Следователь немного побродил по комнате, заложив руки за спину и молча переживая сладостный миг торжества, потом постучал по столу.

– Итак, мы наконец знаем причину убийства. Кто-то подслушал разговор Вошреля с мисс Ловендейл и заметил, куда старик спрятал книгу. Через несколько дней этот человек совершил убийство и украл письмо, намереваясь, очевидно, позже продать его. Кто этот человек? Рабочий фермы Годю. Впрочем, с самого начала я чувствовал, что именно он виновен. Вчера во время обыска я заметил неестественно большую щель между кирпичами камина и, расширив дыру, нашел книгу. Эта книга явно попала туда из библиотеки господина Вошреля. Неожиданные показания мисс Ловендейл доказывают правильность моих рассуждений. Стало быть, я немедленно прикажу арестовать троих братьев Годю, этих прожженных негодяев, подлых убийц господина Вошреля и преступных обвинителей господина Лебока.

После этого месье Формери величественным жестом протянул руку господину Лебоку, и тот пожал ее с живейшими изъявлениями благодарности. Галантно проводив мисс Ловендейл к автомобилю, следователь вернулся в дом.

– Ну вот,– воскликнул он, потирая руки,– я думаю, эта история наделает шуму и месье Формери услышит немало лестных слов! Что вы хотите, месье Формери – человек очень честолюбивый и его давно притягивает столица!

И следователь направился к дому Годю, куда приказал под хорошим конвоем доставить всех троих братьев. Погода стояла прекрасная. Месье Формери, сопровождаемый господином Лебоком, инспектором Бешу и Джимом Барнеттом, ног под собой не чуял от радости.

– Ну как, мой дорогой Барнетт, здорово я провернул это дело? – насмешливо бросил он.– Признайтесь, вы этого никак не ожидали? Вы ведь подозревали господина Лебока?

– В самом деле, господин судебный следователь, меня слишком увлекла эта проклятая визитная карточка,– с сокрушенным видом покачал головой детектив.– Представьте себе, она лежала в «Хижине» на полу, и я видел, как во время допроса господин Лебок подошел и незаметно наступил на нее. Потом, выйдя на улицу, он так же тихонько снял карточку с подметки и спрятал в бумажник. А еще раньше я заметил отпечаток правой ноги господина Лебока на влажной земле – там было четыре гвоздика, расположенных в форме ромба. Поэтому я решил, что господин Лебок, вспомнив о забытой на полу карточке и не желая обнародовать адрес Элизабет Ловендейл, заранее подготовился к решительным действиям. И вправду, благодаря этой визитной карточке...

Месье Формери расхохотался.

– Какое ребячество, дорогой Барнетт! И сколько ненужных сложностей! Надо же так заблуждаться! Знаете, один из моих любимых принципов – никогда не искать вчерашний день. Давайте довольствоваться фактами в том виде, как они представляются нам, а не подстраивать во что бы то ни стало под свои предвзятые теории.

Они уже подошли к дому господина Лебока. Месье Формери по-приятельски взял Барнетта за руку и продолжал читать лекцию по полицейской психологии:

– Ваша большая ошибка, Барнетт, в том, что вы не пожелали воспринять как незыблемую истину тот простой факт, что нельзя находиться одновременно в двух разных местах. Все дело в этом. Господин Лебок, мирно куривший трубку у окна, никак не мог в то же время совершать убийство в «Хижине». Глядите, вот господин Лебок идет за нами, верно? А вот, в десяти шагах от нас ворота его дома. Ну, можно ли представить такое чудо, чтобы господин Лебок оказался у окна с трубкой в зубах?

Судебный следователь месье Формери подскочил от удивления и испуганно вскрикнул.

– В чем дело? –осведомился Бешу. Тот указал пальцем на дом.

– Там... там...

По ту сторону ворот, метрах в двадцати от них, у открытого окна курил трубку господин Лебок... господин Лебок, который, однако же, стоял на тротуаре рядом с инспектором и следователем.

Кошмарное видение! Галлюцинация! Жуткий призрак! Невероятное сходство! Так кто же играл у окна роль господина Лебока, которого в этот момент месье Формери крепко держал за руку?

Бешу распахнул ворота и кинулся к дому. Месье Формери помчался следом, на ходу выкрикивая угрозы дьявольскому наваждению.

Но второй господин Лебок не двигался и, судя по всему, не обращал никакого внимания на суматоху. Да и разве могло быть иначе, если – как все убедились, подойдя поближе,– это была всего-навсего картина, вставленная в раму окна и изображавшая силуэт господина Лебока с трубкой. Очевидно, работа того же художника, что и портрет господина Вошреля, который они видели в «Хижине».

Месье Формери обернулся. Всегда улыбающийся, румяный и простодушный господин Лебок под действием неожиданного удара утратил всю свою самоуверенность.

– Я потерял голову,– обливаясь слезами, забормотал он.– И нанес удар, сам того не желая... Я хотел, чтоб он поделил деньги пополам... он отказался... тогда я потерял голову... и ударил, сам того не желая...

Лебок замолчал. И в тишине сразу послышался голос Джима Барнетта. Теперь он звучал резко, сердито и насмешливо.

– А? Что скажете, господин судебный следователь? Хорош гусь ваш подопечный, милейший господин Лебок! И какое самообладание! Как ловко подготовил себе алиби! Конечно, прохожие, привыкшие каждый день видеть Лебока у окна, кинув издали рассеянный взгляд, не усомнились, что перед ними хозяин дома! Что до меня, то я сразу заподозрил истину, как только увидел портрет в доме Вошреля. А вдруг тот же художник нарисовал и его приятеля? И я стал искать. Поиски оказались недолгими – Лебок считал нас слишком глупыми, чтобы сообразить, в чем дело. Холст валялся в углу гаража под кучей старых инструментов. Мне оставалось только поставить его в оконный проем, как только Лебок ушел на допрос. Вот таким-то образом, месье Формери, он мог одновременно покуривать у окна и совершать убийство.

Джим Барнетт был безжалостен. Его насмешливый голос добивал несчастного следователя.

– И какая удивительная предприимчивость для честного человека! А? Чего стоит одна история с визитной карточкой и экарте? А как лихо он припрятал книжку в камине Годю, не зная, конечно, что я иду следом? А анонимное письмо, которое он вам послал? Ибо я полагаю, что именно это побудило вас обыскать дом Годю, господин судебный следователь! Ах, милейший Лебок, как же ты меня потешил своим видом честного, невинного старикана! Ну и подлец!

Смертельно побледневший, месье Формери едва сдерживал бешенство, глядя на Лебока.

– Да, это меня нисколько не удивляет,– наконец проговорил он,– лживый взгляд... угодливость... Какой бандит! Да, бандит! Ну, уж я ему устрою веселую жизнь! Но сначала – письмо. Где письмо короля Георга, мерзавец?

Лебок был не в силах сопротивляться.

– В трубке, которая висит на стене в комнате слева от входа,– прошептал он.—Пепел не выбит, а письмо – под ним...

Стражи закона ринулись в дом. Бешу сразу нашел трубку и вытряхнул пепел. Но внутри не оказалось никакого письма. И это окончательно подкосило Лебока, а месье Формери привело в дикое бешенство.

– Подлый лгун! Мерзавец! Ну, ты у меня заговоришь, ты мне выложишь всю правду и отдашь письмо!

И тут Бешу встретился взглядом с Джимом Барнеттом. Детектив улыбался. Инспектор сжал кулаки. Он понял, что у агентства «Барнетт и К⁰» довольно своеобразное представление о бесплатных услугах. Теперь ясно, каким образом Джим Барнетт мог клясться и божиться, что не берет с клиентов ни сантима, и при этом вести обеспеченное существование частного детектива. Бешу приблизился и шепнул:

– Вы очень ловкий малый. Поздравляю, фокус достоин самого Арсена Люпена.*

– Что? – с самым невинным видом осведомился Барнетт.

– Похищение, письма.

– А, так вы догадались?

– Черт возьми!

– Что поделаешь, я коллекционирую автографы королей Англии.

Три месяца спустя, в Лондоне, мисс Элизабет Ловендейл посетил некий утонченный джентльмен и пообещал достать письмо Георга IV. А взамен попросил безделицу – всего-навсего сто тысяч франков.

Переговоры длились долго. Элизабет посоветовалась с братьями, крупнейшими бакалейщиками Лондона. Братья возмутились, отказали, но в конце концов сдались.

Утонченный джентльмен получил свои сто тысяч, а, кроме того, увел целый вагон специй. Дальнейшая судьба этого вагона неизвестна...

* Интуиция не обманула Бешу: Джим Барнетт – один из псевдонимов этого веселого и ловкого грабителя-джентльмена.

Примечания

1. Источник получения текста: Зарубежный детектив. 12 Выпуск: «Теперь это ему ни к чему», «Дело лишь во времени», «Положите её среди лилий» /Д. Х. Чейз; «Линда» / Д. Макдональд; «Любовное письмо короля Георга» / Морис Леблан – Рига: Общество любителей книги, 1991, Худ. С. Н. Лебедев – текст М. Леблана на стр. 402 – 414. Переводчик не указан, к книге в целом указано – перевод с английского.

2. Название рассказа на языке оригинала: La Lettre d'amour du roi George. Рассказ входит в авторский сборник М. Леблана «Агенство Барнетт и компания» (L'agence Barnett еt Cie), впервые изданного в 1928 г. Сборник «Агенство Барнетт и компания» – это пятнадцатая книга М. Леблана, посвящённая приключениям Арсена Люпена джентельмена и грабителя. В этом сборнике А. Люпен действует под именем Джима Барнетта.

Всего в сборник «Агенство Барнетт и компания» входит 8 рассказов: 1. Капли, которые падали, 2. Любовное письмо короля Георга, 3. Партия в баккара, 4. Человек с золотыми зубами, 5. Двенадцать африканцев [инспектора] Бешу, 6. Случай творит чудеса, 7. Белые перчатки… белые гетры…, 8. Бешу арестовывает Джима Барнетта (Les Gouttes qui tombent – La Lettre d'amour du roi George – La Partie de baccara – L'Homme aux dents d'or – Les Douze Africaines de Béchoux – Le Hasard fait des miracles – Gants blancs... guêtres blanches... – Béchoux arrête Jim Barnett).

Сканирование, подготовка текста, составление примечаний – Максим Безгодов

Санкт-Петербург, 22.08.2012 г.