Текст книги "Шерлок Холмс приходит поздно"

Автор книги: Морис Леблан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Морис Леблан

Шерлок Холмс приходит поздно

– Странное дело, Вельмон! До чего же вы похожи на Арсена Люпэна!

– Вы его знаете?

– О! Как и все прочие – по фотографиям, из которых ни одна не повторяет другой, но все вместе оставляют все-таки впечатление одного и того же лица… которое принадлежит именно Вам.

Орас Вельмон проявил скорее раздражение.

– Неужто, дорогой Деванн? И вы не первый, кстати, подметивший это, поверьте.

– И это настолько очевидно, – продолжал настаивать Деванн, – что если бы вас не рекомендовал мой кузен д'Эстеван, и если бы вы не были, к тому же, известным художником, чьи морские пейзажи приводят меня в восхищение, я спрашиваю себя, не оповестил ли бы я о вашем присутствии в Дьеппе полицию.

Шутка была встречена общим смехом. В зале большой столовой замка Тибермесниль, кроме Вельмонта, собрались аббат Желис, кюре селения, и дюжина офицеров из тех полков, которые проводили маневры в окрестностях, отозвавшихся на приглашение банкира Жоржа Деванна и его матери. Один из них воскликнул:

– Но разве Арсен Люпэн не был действительно замечен на побережье, после своего нашумевшего дела в скором поезде Париж.

– Гавр?

– Совершенно верно, с тех пор прошло три месяца, и на следующей же неделе, в казино, я познакомился с нашим милым Вельмонтом, который с тех пор соизволил оказать мне честь несколькими посещениями – приятными дебютами перед более основательным визитом… Которым он осчастливит меня в один из ближайших дней… но скорее в одну из ночей.

Посмеялись еще, и перешли в бывший зал кордегардии, обширное, очень высокое помещение, занимающее всю нижнюю часть Вильгельмовой башни, где Жорж Деванн хранил несравненные сокровища, накопленные на протяжении веков родом Тибермесниль. Сундуки и комоды, старинные таганы и канделябры украшали его. Великолепные ковры и гобелены свисали с каменных стен. В глубоких амбразурах – в стенах стояли скамьи, за которыми виднелись островерхие проемы окон в свинцовых переплетах. Между дверью и левым окном возвышалась монументальная, библиотека-шкаф в стиле Ренессанс, на фронтоне которой золотыми буквами было выведено слово «Тибермесниль», а пониже – гордый девиз семейства: «Поступай, как желаешь!»

И, пока закуривали сигары, Деванн продолжил:

– Однако Вам следует поторопиться, Вельмон, эта ночь для вас – последняя.

– Почему же? – произнес художник, с решимостью подхвативший шутку.

Деванн хотел ответить, когда мать подала ему знак. Но возбуждение, вызванное веселым обедом» желание заинтриговать гостей возобладали над осторожностью.

– Вот еще! – прошептал он про себя, – теперь об этом можно говорить. Бояться уже нечего.

Все расселись вокруг него, охваченные острым любопытством. И он объявил с довольным видом человека, сообщающего важную новость:

– Завтра, в четыре часа пополудни, Шерлок Холмс, великий английский сыщик, для которого не существует тайн, Шерлок Холмс, самый выдающийся разгадчик секретов, который когда-либо существовал, необыкновенная личность, казалось бы – во всех подробностях созданная из деталей, возбуждающих воображение романистов, Шерлок Холмс будет моим гостем.

Послышались возгласы. Шерлок Холмс в Тибермесниле? Это – всерьез? И Арсен Люпэн действительно находится в этих местах?

– Арсен Люпэн и его шайка не должны быть далеко. Не считая дела Кагорна, кому еще можно приписать кражи со взломом в Монтиньи, в Крюше, в Крассвилле, если не нашему национальному взломщику? Сегодня – моя очередь.

– А Вас предупреждали, как было с Кагорном?

– Один и тот же трюк не удается дважды.

– Тогда?

– Тогда? Поглядите!

Он встал и, указывая пальцем одну из полок библиотеки, небольшое пустое пространство между двумя огромными инфолио:

– Там стояла книга, издание XVI века, под заглавием «Тибермеснильская хроника», содержавшая историю замка с того года, когда его построил герцог Роллоном на месте феодальной крепости. В книге было три гравюры. Одна представляла собой общий вид владения, вторая – план построек, а третья – обратите особое внимание – трассу подземного хода, который одним концом выходит наружу, за первый пояс укреплений, а вторым – сюда, да-да, в этот самый зал, где мы находимся. Так вот, эта книга исчезла еще с прошлого месяца.

– Черт, – проронил Вельмон, – это дурной знак. Но этого еще недостаточно, чтобы оправдать вмешательство Шерлока Холмса.

– Конечно, этого было бы мало, не будь еще одного происшествия, придающего тому, о чем я говорил, более глубокое значение. В Национальной библиотеке в Париже был второй экземпляр названной хроники, и в обеих книгах можно было заметить различия в некоторых деталях, касающихся подземного хода, – к примеру – профилировки лестницы; в них были также различные дополнения, не напечатанные, а дописанные чернилами и более или менее стертые. Эти частности были мне известны, я знал также, что трасса могла быть восстановлена только путем тщательного сопоставления обеих карт. Но вот, на следующий же день после исчез – новения моего экземпляра, второй, хранившийся в Национальной библиотеке, был затребован каким-то читателем, который его унес, и никто не смог установить, при каких условиях случилась кража. Эти слова были встречены возгласами удивления.

– Таким образом, дело начало принимать серьезный оборот.

– На этот раз полиция встревожилась, – уточнил Деванн, – и было проведено следствие, которое ни к чему не привело.

– Как всегда, когда в деле замешен Люпэн.

– Вот именно. И тогда мне пришло в голову попросить о содействии Шерлока Холмса, который отвечал, что был бы рад вступить в такой контакт с Арсеном Люпэном.

– Какая честь, какая слава для Арсена Люпэна! – сказал Вельмон. – Но если наш национальный взломщик, как Вы его называете, не питает никаких намерений насчет Тибермесниля, Шерлоку Холмсу просто нечего будет здесь делать.

– Есть еще одно, что должно глубоко его заинтересовать, – подземный ход.

– Но Вы сказали, что один из входов в подземелье находится в открытом поле, а второй – в этой самой гостиной!

– Но где? В каком месте? Линия, изображающая ход, с одной стороны действительно упирается в кружок, обозначенный двумя инициалами «ВБ», что означает, конечно, Вильгельмову башню. Но башня – круглая, и кто сможет определить, в каком месте ее окружности заканчивается трасса?

Деванн закурил вторую сигару и налил себе бокал бенедиктина. Его засыпали вопросами. Он отвечал, наслаждаясь вызванным интересом. И, наконец, сказал:

– Секрет утрачен. Никто в мире его не знает. От отца к сыну, как свидетельствует легенда, могущественные сеньоры передавали его друг другу на смертном одре, до того дня, когда Джофруа, последний представитель этого рода, лишился головы на эшафоте, седьмого термидора второго года, на девятнадцатом году своей жизни.

– Но за минувшее столетие, наверно, состоялись поиски?

– Поиски велись, но понапрасну. И сам я, когда купил замок у внучатого племянника Лерибура, члена Конвента, распорядился провести раскопки. Но к чему это могло привести? Подумайте только: эта башня, со всех сторон окруженная водой, связана с замком лишь в одном месте, так что подземный ход, по необходимости, должен быть проложен под старинными рвами. В книге из Национальной библиотеки, между прочим, показана серия из четырех лестниц, имеющих сорок восемь ступеней, что говорит о глубине свыше десяти метров. А лестница, приведенная на втором плане, указывает расстояние в двести метров. В действительности вся проблема сосредоточена здесь, между этим полом, этим потолком и этими стенами. Честное слово, порой просто хочется их разломать.

– И никаких других примет нет?

– Никаких.

Аббат Желисс возразил:

– Господин Деванн, надо принять еще во внимание те две цитаты.

– О! – со смехом воскликнул Деванн, – господин кюре – великий любитель поисков в архивах, мемуарах, и все, что касается Тибермесниля, безмерно увлекает его преподобие. Но объяснение, которое он выдвигает, может только запутать дело.

– Но все-таки?

– Вы непременно хотите знать?

– Очень.

– Знайте же, что, согласно его находкам, два французских короля знали разгадку этой тайны.

– Два короля Франции!

– Генрих IV и Людовик XVI.

– То есть далеко не первые встречные. Но как об этом прознал господин аббат?

– Очень просто, – продолжал Деванн. – За два дня перед битвой под Арком король Генрих IV ужинал и провел ночь в этом замке. В одиннадцать часов вечера Луиза де Танкревилль, первая красавица среди нормандских дам, была приведена к нему по подземному ходу при сообщничестве герцога Эдгара, и который по этому случаю выдал фамильную тайну. Эту тайну Генрих IV позднее доверил своему министру Сюлли, который рассказал об этом случае в своей «Королевской государственной экономии», без другого комментария, кроме следующей непонятной фразы:

«Топор вращается в воздухе, который трепещет, но открывается крыло, и следуешь прямо к Богу».

Воцарилось молчание, и Вельмон ухмыльнулся:

– Ослепительной ясности тут, право, не усмотришь.

– Конечно. Господин кюре сделал вывод, что Сюлли таким образом обозначил ключ к тайне, не выдавая ее при этом писцам, которым диктовал свои мемуары.

– Предположение остроумное.

– Согласен, но что может означать топор, который вращается, и птица, которая улетает?

– И кому надлежит следовать прямиком к Господу?

– Непонятно!

Вельмон снова обронил:

– А добрый король Людовик XVI тоже пользовался подземным ходом для того, чтобы встретиться с прекрасной дамой?

– Не знаю, – отозвался Деванн. – Все, что можно об этом сказать, – что Людовик XVI действительно останавливался в 1784 году в Тибермесниле, и что знаменитый железный шкаф, обнаруженный в Лувре по доносу Гамэна, содержал бумажку со словами, написанными этим монархом: «Табермеснилъ: 2-6-12».

Орас Вельмон рассмеялся.

– Победа! Мрак рассеивается все больше! Дважды шесть равняется двенадцати.

– Смейтесь сколько угодно, сударь, – заметил аббат, – тем не менее, обе эти цитаты и содержат ответ. И настанет день, когда кто-нибудь найдет им верное толкование.

– Шерлок Холмс, для начала, – предположил Деванн. – Если только его не опередит Арсен Люпэн. Что Вы об этом думаете, Вельмон?

Вельмон поднялся, положил руку на плечо Деванна и объявил:

– Думаю, что к тем данным, которые содержат обе книги – ваша и Национальной библиотеки, не хватало сведения величайшего значения, и что Вы были столь любезны сообщить его мне. За что и благодарю.

– Так что?..

– Так что теперь, когда топор совершил достаточно оборотов, птица улетучилась, а дважды шесть оказалось равным двенадцати, мне остается лишь приступить к делу.

– Не теряя ни минуты.

– И ни секунды. Стало быть, еще нынешней ночью, до приезда Шерлока Холмса, я должен ограбить Ваш замок?

– Времени у Вас на это – в обрез. Но не хотите ли, чтобы я Вас проводил?

– До самого Дьеппа?

– До самого Дьеппа. Я воспользуюсь этим, чтобы лично привезти оттуда господина и госпожу д'Андроль вместе с юной дочерью их друзей, которые прибывают полуночным поездом.

И, обращаясь к офицерам, Деванн добавил:

– Впрочем, мы снова встретимся все здесь завтра, для обеда, не так ли, господа? Рассчитываю на вас, так как этот замок должен быть окружен вашими полками и взят штурмом ровно в одиннадцать часов.

Приглашение было принято, присутствовавшие расстались, и немного погодя лимузин 20–30 «Золотая звезда» уносил Деванна и Вельмона по дороге к Дьеппу. Деванн оставил художника перед казино и направился на вокзал.

В полночь его друзья высадились из поезда. В половине первого автомобиль проехал под воротами Тибермесниля. В час ночи, после легкого ужина, сервированного в гостиной, каждый ушел к себе. Постепенно погасли все огни. Глубокая тишина ночи окутала замок.

Но луна раздвинула тучи, которые ее закрывали, и сквозь два из четырех окон наполнила гостиную белым сиянием. Правда, ненадолго. Очень скоро луна спряталась за занавесом холмов. И настал мрак. Тишина сгустила его еще больше. Еще более непроницаемое безмолвие усилило густую темноту. Лишь время от времени поскрипывание мебели, либо шуршание камыша на болоте, омывающем древние стены, нарушало это безмолвие.

Часы перебирали бесконечные четки секунд. Пробило два часа, и, как и раньше, секунды продолжали падать, торопливо и монотонно, в тяжелом молчании ночи. Пробило три часа.

И вдруг что-то щелкнуло, словно диск семафора, открывающийся при приближении поезда, и тонкий лучик света пронизал гостиную из конца в конец, словно стрела, оставляющая за собой сверкающий след. Луч вырывался из центральной каннелюры пилястра, о который опирался с правой стороны фронтон библиотеки. Вначале остановился ярким кружком на противоположном панно, затем прошелся во все стороны, словно беспокойный взор, пронизывающий тьму, погас, чтобы опять вырваться из мрака, в то время как часть библиотеки поворачивалась на невидимой оси, чтобы открыть широкое отверстие, увенчанное сводом.

Вошел человек, державший электрический фонарь. За ним появились второй и третий, вносившие связку веревок и различные инструменты. Первый еще раз осмотрел помещение и сказал:

– Позовите товарищей.

«Товарищи» подошли по подземному ходу – восьмеро крепких ребят с энергичными физиономиями. Перенос начался.

Все делалось быстро. Арсен Люпэн переходил от одного предмета к другому, осматривал его и, смотря по его размерам или ценности, оставлял на месте или распоряжался:

– Забирайте!

И предмет забирали, разверстая пасть тоннеля проглатывала его, он словно исчезал в земной утробе.

Так ушли шесть стульев и шесть кресел в стиле Людовика XV, гобелены из Абюссона, два канделябра работы Гутьноа, два – Фрагонара и один – Наттье, бюст Гудона, несколько статуэток. Порой Люпэн задерживался перед великолепным ларем или драгоценной картиной и вздыхал:

– Чересчур тяжел… Слишком велики размеры… Какая жалость!

И продолжал свою экспертизу.

За сорок минут гостиная была «расчищена», по – выражению Арсена. Все было сделано в образцовом порядке, без малейшего шума, словно все предметы, которыми манипулировали вошедшие, были упакованы в толстый слой ваты.

Тогда он сказал последнему, уносившему стенные часы работы мастера Буля:

– Возвращаться нет смысла. Как условились, едва заполните грузовик, отправляйтесь до большой риги в Рокфоре.

– А вы, патрон?

– Мне пусть оставят мотоцикл.

Когда тот исчез, он вернул на место, задвинув до отказа поворачивающуюся часть стены. Затем, удалив последние следы выноса добычи и стерев следы ног, приподнял портьеру и проник в галерею, служившую для сообщения между башней и замком. В середине ее стояла витрина – цель дальнейших поисков Арсена Люпэна.

Здесь были собраны настоящие чудеса, уникальная коллекция часов, табакерок, колец, ожерелий, миниатюр прекраснейшей работы. С помощью клещей он взломал замок и с невыразимым наслаждением занялся украшениями из золота и серебра, маленькими шедеврами деликатного, совершенного искусства ювелиров.

Люпэн повесил на перевязи через плечо широкий матерчатый мешок, специально сшитый для такой добычи. Наполнил его. Наполнил также карманы пиджака, панталон, жилета. Протянул левую руку к еще одной кучке жемчужных дамских сеток для волос, столь милых сердцу наших прабабушек и которые нынешняя мода так старательно и любовно возвращает в обиход. Но тут его уха достиг легкий шум.

Он прислушался: ошибки не было, шум слышался все явственнее.

И он вспомнил: внутренняя лестница в конце галереи вела к до сих пор пустовавшим апартаментам, которые, однако, с этого вечера были отведены той юной девице, за которой, как и за супругами д'Андроль, Деванн ездил в Дьепп.

Торопливым движением Люпэн нажал на выключатель своего фонаря: свет погас. Он едва успел добраться до амбразуры окна, когда на вершине лестницы открылась дверь, и слабый свет проник в галерею.

У него возникло ощущение – полускрытый занавесом, он не мог этого видеть, – будто кто-то начал осторожно спускаться по верхним ступеням. Появилась надежда, что незнакомец дальше не пойдет. Он двинулся, однако, вниз. И вдруг раздался возглас – спускавшийся заметил витрину, разбитую, наполовину опустошенную.

По запаху духов Арсен Люпэн понял, что это женщина. Ее платье почти касалось занавеса, который его скрывал, и ему показалось, что он слышит, как бьется сердце этой женщины, и еще – что она угадывала присутствие другого существа позади себя, на расстоянии вытянутой руки… «Ей страшно, – подумал он, – она сейчас уйдет… Не может быть, чтобы не ушла…» Она, однако, не уходила. Свеча, вздрагивавшая в ее руке, перестала колебаться. Она повернулась, преодолела мгновенное колебание, слушая, казалось, пугающую тишину, затем резко откинула занавес.

Они увидели друг друга.

Арсен, потрясенный, проговорил:

– Вы… это Вы… мадемуазель…

Перед ним стояла мисс Нелли.

Мисс Нелли! Пассажирка трансатлантического лайнера, та самая, чьи грезы сливались с грезами молодого человека на протяжении того незабываемого плавания, та, которая присутствовала при его аресте и которая, не желая его выдавать, выбросила в море фотоаппарат, в котором он спрятал драгоценности и банкноты Мисс Нелли! Милое, улыбающееся существо, чей образ так часто радовал или наводил грусть на него в долгие дни заключения!

Случай, поставивший их лицом к лицу в этом замке, в ночной час, был столь невероятным, что оба окаменели, не говоря ни слова, изумленные, словно завороженные фантастическим видением, которое представляли друг для друга.

Шатаясь, сломленная волнением, мисс Нелли опустилась на стул.

Он остался перед нею на ногах. И постепенно, в нескончаемые мгновения, которые пролетели друг за другом, он почувствовал, какое впечатление должен на нее произвести, – с руками, нагруженными безделушками, с набитыми карманами, с доверху наполненным мешком. Небывалое чувство неловкости охватило его, он покраснел до корней волос, в скверном положении вора, застигнутого на месте преступления. Для нее с этих пор, что бы ни случилось, он останется вором, тем, кто лезет в чужой карман, кто отпирает отмычками двери и тайком забирается в чужие жилища.

На ковер скатились часы, за ними – другие. И другие предметы начинали соскальзывать вниз по его рукам, он не знал уже, как их удержать. Тогда, внезапно решившись, он бросил часть добычи на кресло, опорожнил карманы, высыпал содержимое мешка.

Почувствовав себя свободнее, он шагнул к ней, в намерении заговорить. Но она отшатнулась; затем, торопливо поднявшись, словно охваченная страхом, бросилась в гостиную. Портьера упала за нею, и он поспешил следом. Она была там – ошеломленная, дрожащая; ее глаза с ужасом разглядывали огромное, разоренное помещение.

И он ей сказал:

– Завтра, в три часа, все будет на своих местах… Мебель, все… все…

Она не ответила. Он повторил:

– Завтра, в три часа, обещаю Вам… Ничто на свете не помешает мне это сделать… Завтра, в три часа…

Долгое молчание установилось между ними опять. Он не смел его нарушить, волнение девушки причиняло ему подлинное страдание. Осторожно, не говоря ни слова, он стал от нее удаляться.

И думал при этом: «Пусть уходит!.. Пусть почувствует себя свободной, чтобы уйти!.. Чтобы меня более не бояться!..» Но она вздрогнула и прошептала:

– Послушайте… Там – шаги… Кто-то идет… Он посмотрел на нее с изумлением. Она казалась взволнованной, как будто опасность грозила ей самой.

– Ничего не слышно, – сказал он. – И все-таки…

– Как так? Надо бежать… Скорее, бегите…

– Бежать? Но к чему?..

– Надо… надо… Ах, да не стойте же!..

Мгновенно подбежав к повороту галереи, она прислушалась. Нет, никто к ним не шел. Может быть, шум доносился извне? Несколько секунд она еще ждала; затем, успокоившись, повернулась.

Арсен Люпэн исчез.

В ту минуту, когда Деванн узнал об ограблении его замка, он сказал себе: «Это сделал Вельмон, и Вельмон – не кто иной, как Арсен Люпэн». Все объяснилось таким образом, и ничто не могло объясниться иначе. Эта мысль, однако, лишь коснулась его на лету, таким невероятным представлялось, чтобы Вельмон не был Вельмоном, известным живописцем, товарищем по клубу его кузена д'Эстевана. И когда срочно оповещенный бригадир жандармов прибыл, Деванн не подумал даже сообщить ему о таком нелепом предположении.

В течение всего утра в Тибермесниле царила неописуемая суета. Жандармы и полевой сторож, полицейский комиссар из Дьеппа, жители селения – весь этот люд волновался в коридорах» либо в парке, либо вокруг замка. Приближение маневрирующих частей, ружейная пальба усиливали красочность этих живых картин.

Первые поиски не дали никаких объяснений. Окна были целы, двери не взломаны; все предметы, следовательно, могли быть вынесены только через потайной ход. На коврах, однако, не было следов, на стенах – тоже.

Единственное, чего никто не ожидал и что несомненно напоминало повадки Арсена Люпэна: знаменитая «Хроника» XVI века вновь заняла прежнее место, и рядом с нею красовалась точно такая же книга, не что иное, как второй экземпляр, похищенный недавно в Национальной библиотеке.

В одиннадцать часов прибыли офицеры. Деванн встретил их весело – какую досаду ни причиняла ему утрата таких художественных сокровищ, его богатство позволяло ему не слишком по этому поводу горевать. Его друзья – д'Андроль и Нелли – тоже спустились вниз.

Когда закончились представления, все заметили отсутствие одного из гостей. Орас Вельмон. Неужто он не придет?

Его отсутствие возобновило подозрения Жоржа Деванна. Но ровно в полдень Вельмон появился. Деванн воскликнул:

– В добрый час! Вот и Вы наконец!

– Разве я не точен?

– Конечно, но Вы могли бы и опоздать… после столь бурной ночи! Разве до Вас не дошла еще новость?

– Какая новость?

– О том, что Вы ограбили замок.

– Ну вот еще!

– В точности, как я говорю. Но предложите вначале руку мисс Ундердоун, и пройдемте к столу… Мадемуазель, позвольте мне представить…

Он прервал свою речь, удивленный волнением молодой девушки. Затем, вспомнив, заметил:

– Ведь это правда, кстати, Вы совершили путешествие в обществе Арсена Люпэна, причем – не так давно, перед его арестом… Вас удивляет сходство, не так ли?

Она не ответила. Стоя перед нею, Вельмон улыбался. Он склонился, она оперлась о его руку. Он подвел ее к ее месту и сел напротив.

Во время обеда разговор был только об Арсене Люпэне, о похищенной мебели, о подземном ходе, о Шерлоке Холмсе. Лишь к концу трапезы, когда перешли к другим темам, Вельмон вмешался в беседу. Он был поочередно веселым и серьезным, красноречивым и остроумным. Все его речи, казалось, имели целью пробудить у девушки интерес. Но она, погрузившись в себя, по-видимому, и не прислушивалась к ним.

Кофе был подан на террасе, которая господствует над парадным двором и французским садом, что перед главным фасадом. На лужайке играл полковой оркестр, и толпа солдат и крестьян рассыпалась по аллеям парка.

Нелли, однако, помнила слова Арсена Люпэна: «В три часа все будет на месте, обещаю Вам…»

В три часа! Стрелки больших часов, украшавших правое крыло замка, показывали два сорок. Она поглядывала на Вельмона, который мирно раскачивался в удобном кресле-качалке.

Два часа пятьдесят… Два пятьдесят пять… Странное нетерпение, смешанное с беспокойством, сжимало сердце девушки. Было ли возможно, чтобы чудо сбылось и совершилось в назначенную минуту, тогда как замок, вся местность вокруг были полны народу, а прокурор республики и следователь продолжали как раз расследование?

И все-таки! Все-таки Арсен Люпэн так торжественно обещал! Все будет так, как он сказал, думала она под впечатлением угадываемых в этом человеке энергии, решительности, уверенности. Такой исход не показался бы ей чудом, но естественным поворотом, долженствующим осуществиться самой логикой вещей.

На мгновение их взгляды встретились. Она покраснела и отвернулась…

Три часа… Прозвучал первый удар, второй, третий… Орас Вельмон извлек свои часы, поднял взор к курантам, затем положил часы в карман. Прошло еще несколько секунд. Как вдруг толпа вокруг лужайки расступилась, открывая дорогу двум фургонам, только что миновавшим решетку, окружавшую парк, запряженным парой лошадей каждый. Это были фургоны вроде тех, которые следуют за полками, перевозя офицерские сундуки и солдатские ранцы. Перед подъездом они остановились. Возница-сержант спрыгнул с козел первой из телег и спросил господина Деванна.

На вопросы, которые ему задали, возчик отвечал, показав приказ, который вручил ему дежурный адъютант, полученный означенным адъютантом утром, во время рапорта. Согласно этому приказу, второй взвод четвертого батальона должен был обеспечить, чтобы предметы мебели, оставленные на перекрестке Галле, в лесу Арка, были к трем часам доставлены господину Жоржу Деванну, владельцу замка Тибермесниль. Подписано: полковник Бовель.

– На перекрестке, – добавил сержант, – все было приготовлено, расставлено в порядке на траве, под охраной прохожих. Все это показалось мне очень странным, но приказ есть приказ.

Музыка умолкла. Фургоны разгрузили, мебель поставили на место.

Среди возникшего волнения Нелли оставалась одна на краю террасы. Серьезная, погруженная в смутные размышления, которые она и не пыталась выразить словами. И вдруг увидела приближающегося Вельмона. Захотелось избежать встречи, но она оказалась в углу, образованном перилами, окружавшими террасу, и выставленные здесь больше кадки с кустарниками и деревцами – апельсиновыми, лавровыми, розовыми, бамбуком – не оставляли ей места для отступления. Она не сдвинулась с места. Солнечный луч трепетал в ее золотистых волосах, оживляемый качающейся тенью бамбукового листа. Кто-то чуть слышно произнес:

– Я сдержал обещание, данное этой ночью.

Арсен Люпэн был рядом; вокруг больше никого.

Он повторил, оставаясь в нерешительной позе, робким голосом:

– Я сдержал обещание…

Люпэн ждал слова благодарности, хотя бы жеста, который выразил бы интерес к его поступку. Она молчала.

Это равнодушие обожгло его горечью. И в то же время Люпэн глубоко чувствовал все, что разделяло его и Нелли теперь, когда она узнала правду. Он хотел бы снять с себя вину, заговорить о том, что могло бы его оправдать, показать, что было все-таки в его жизни немало значительного, требовавшего мужества. Но слова гасли еще до того, как были произнесены; Люпэн отдавал себе отчет во всей нелепости и дерзости любого объяснения. Тогда он с печалью проговорил:

– Как все, что было, уже далеко! Помните ли Вы еще долгие часы на палубе «Прованса»? У Вас, как и сегодня, в руке тогда была роза, бледная роза, подобная этой… Я у Вас ее попросил, но Вы, казалось, не расслышали… И все-таки, после Вашего ухода, я нашел эту розу… Забытую Вами, конечно… С тех пор я ее берег…

Она опять не ответила, казалась бесконечно далекой. Он продолжал:

– Хотя бы в память о тех часах не думайте более о том, что Вам теперь известно. Пусть прошлое обретет связь с настоящим. Чтобы я не был более тем, кого Вы видели этой ночью. И посмотрите же на меня хотя бы на мгновение так, как глядели тогда… Прошу Вас… Разве я уже не тот?

Она подняла взор и посмотрела, как он того просил. Потом, без единого слова, коснулась перстня, который он носил на указательном пальце. Виден был только ободок; но в оправе, повернутой вовнутрь, сиял великолепный рубин.

Арсен Люпэн покраснел. Перстень принадлежал Жоржу Деванну.

Он с горечью улыбнулся.

– Вы правы. Как было – так и будет всегда. Арсен Люпэн не может стать иным, кроме как Арсеном Люпэном. И между Вами и ним нет места даже воспоминаниям… Простите меня… Мне следовало понять, что даже мое присутствие рядом с Вами оскорбительно…

И он удалился вдоль балюстрады, держа в руке шляпу. Нелли прошла мимо. У него возникло искушение задержать ее, обратиться к ней с мольбой… Но дерзости не хватило, и он проводил ее глазами, как в тот далекий день, когда она уходила по сходням в нью-йоркском порту. Она поднялась по ступенькам, которые вели к двери. Еще мгновение ее легкий силуэт вырисовывался среди мраморных стен вестибюля. Больше он ее не видел.

Солнце закрыла туча. Арсен Люпэн неподвижно разглядывал следы маленьких туфелек, отпечатавшиеся на песке. И внезапно он вздрогнул: на кадке с бамбуком, о которую опиралась Нелли, лежала роза, бледная роза, которую он не посмел попросить. Забытая, верно, тоже? Намеренно или по рассеянности?

Он пылко схватил цветок. Несколько лепестков оторвалось; он собрал их, один за другим, словно реликвии.

– Пора, – сказал он себе, – мне здесь больше нечего делать. Тем более, что, если вмешается Шерлок Холмс, события могут принять скверный оборот.

Парк был пуст. Но рядом с домиком, расположенным возле ворот, стояла группа жандармов. Он углубился в заросли, перелез через стену и пошел, чтобы добраться до ближайшей станции, по тропинке, змеившейся среди полей. Не прошло и десяти минут, как тропа сузилась, зажатая между двумя насыпями, и, когда он вступил в образовавшуюся здесь теснину, кто-то, шагавший ему навстречу, вошел в нее с противоположной стороны.

Это был мужчина лет пятидесяти, довольно крепкий, гладко выбритый, чье платье говорило об иностранном происхождении. В его руке была тяжелая трость, а на шее висела сумка..

Они встретились. Незнакомец сказал с чуть заметным английским акцентом:

– Простите, мсье… Как пройти к замку?

– Идите прямо, мсье, и поверните направо, как только дойдете до стены. Вас уже с нетерпением ждут.

– Ах так!

– Да, мой друг Деванн объявил о Вашем приезде еще вчера вечером.

– Тем хуже для Деванна, если он проговорился.

– И я счастлив первым приветствовать Вас. У мистера Шерлока Холмса нет более горячего поклонника, чем я.

В его голосе послышалась еле уловимая нотка иронии, о которой он сразу же пожалел, так как Шерлок Холмс пристально оглядел его с ног до головы таким острым, всепроницающим взором, что Арсен Люпэн почувствовал себя схваченным, зафиксированным, зарегистрированным этим взглядом более основательно и точно, чем каким-либо фотографическим аппаратом на протяжении всей своей жизни.

«Снимок сделан, – подумал он. – С этим человеком нет более смысла надевать маску. Только… узнал ли он меня?»

Они обменялись поклонами. Но тут раздался шум. Топот лошадей, которые скакали к ним, позвякивая сталью. Это были жандармы. Чтобы не попасть под копыта, путникам пришлось прислониться спиной к крутой насыпи, поросшей высокой травой. Жандармы следовали друг за другом редкой цепочкой, и это продолжалось довольно долго. А Люпэн в это время думал:

«Все сводится к одному вопросу: узнал ли он меня? Если да, есть шансы на то, что он воспользуется ситуацией. Вопрос не из простых, тем более – для меня…»

Когда последний из всадников проехал, Шерлок Холмс выпрямился и, не говоря ни слова, отряхнул свое платье, покрывшееся пылью. Ремень его сумки зацепился за колючую ветку; Арсен Люпэн поспешил помочь. Еще секунду они друг друга разглядывали. И, если бы кто-нибудь это видел, он стал бы свидетелем волнующего зрелища – первой, встречи этих людей, столь мощно вооруженных, наделенных действительным превосходством и роковым образом предназначенных для того, чтобы столкнуться в схватке, как равные силы, которые к этому толкает сама логика вещей. Затем англичанин молвил.