Текст книги "Мистер Хамфриз и его наследство"

Автор книги: Монтегю Родс Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

М. Р. Джеймс
Мистер Хамфриз и его наследство

Лет примерно пятнадцать тому назад, то ли в конце августа, то ли в начале сентября на провинциальной станции Уилстроп, что в Восточной Англии, остановился поезд. Вместе с другими пассажирами из вагона вышел высокого роста и приятной наружности молодой человек с дорожной сумкой и пакетом каких-то бумаг. Судя по тому, как этот джентльмен озирался по сторонам, его должны были встретить. И действительно, завидя новоприбывшего, начальник станции рванулся было ему навстречу, но тут же, видимо спохватившись, обернулся и позвал дородного и важного господина с подстриженной бородкой, озиравшего платформу с несколько растерянным видом.

– Мистер Купер, мистер Купер, я думаю, это тот самый джентльмен, которого вы ждете. – Мистер Хамфриз, сэр? – тут же обратился он к только что сошедшему с поезда господину: – Добро пожаловать в Уилстроп. Вот повозка, ее прислали из Холла за вашим багажом. А вот мистер Купер, о котором вы, наверное, знаете.

Мистер Купер поспешил навстречу, поднял шляпу, и они обменялись рукопожатиями.

– Безмерно рад, – с воодушевлением промолвил бородач. – Сочту за честь повторить эхом добрые слова мистера Палмера, каковые не изрек первым лишь потому, что не узнал вас сразу, не имея доселе счастия лицезреть воочию. Однако не сомневаюсь, что дни вашего пребывания с нами станут счастливыми днями календаря.

– Благодарю вас, мистер Купер, и вас, мистер Палмер, за добрые слова, – ответил мистер Хамфриз, несколько смущенный подобной торжественностью и витиеватостью слога. – Искренне надеюсь, что вызванная известным вам прискорбным событием смена… э… хозяина, не станет слишком огорчительной для всех, кому придется иметь со мной дело. – Тут он осекся, видимо, не будучи уверен, что высказался наилучшим образом, но велеречивый мистер Купер тут же пришел ему на помощь.

– На сей счет, мистер Хамфриз, вы можете совершенно не беспокоиться. Я возьму на себя смелость заверить вас, сэр, что вы повсюду встретите самый теплый прием. Что же до предполагаемых огорчений для соседей, связанных со сменой владельца имения, то я, со всем подобающим почтением, сочту возможным заметить, что ваш покойный дядюшка… – Тут, то ли повинуясь внутреннему голосу, то ли потому, что в этом момент мистер Палмер громко откашлялся и попросил у Хамфриза билет, осекся уже мистер Купер. Начальник станции остался на перроне, а прибывший и встречающий решили пешком (такое пожелание высказал Хамфриз) пройтись к дому мистера Купера, где их ждал завтрак.

Все, что необходимо знать о главном действующем лице этой истории, можно изложить буквально в нескольких строках. Мистер Хамфриз – совершенно неожиданно для себя – унаследовал имение своего дядюшки, притом, что ни того ни другого (ни имения, ни дядюшки) никогда в жизни не видел. Способный и добронравный, он привык к одиночеству, а исправлявшиеся им в течение последних четырех или пяти лет должности в правительственных учреждениях едва ли подготовили его к жизни сельского джентльмена. Отличающийся усердием и скромностью, Хамфриз не имел особых пристрастий к каким-либо занятиям на свежем воздухе, не считая разве что гольфа и садоводства. Сегодня он впервые появился в Уилстропе и как новый помещик должен был обсудить некоторые первоочередные вопросы с мистером Купером, каковой являлся местным бейлифом [1]1
  Бейлиф – помощник королевского офицера (шерифа), осуществлявшего контроль над графством.


[Закрыть]. Но читатель вправе спросить: как могло случится, чтобы это был первый визит Хамфриза в унаследованное имение? Разве не должен он был, хотя бы ради приличия, побывать на похоронах своего дядюшки? Ответ прост: смерть родственника приключилась во время пребывания мистера Хамфриза за границей, и душеприказчики покойного не смогли разыскать наследника вовремя. Так и получилось, что в Уилстропе новый сквайр объявился только сейчас и прямо с дороги был препровожден в уютную гостиную мистера Купера, где был встречен улыбками жены и дочери последнего.

Дожидаясь, когда позовут к завтраку, все расселись в резные кресла, причем сознание того, что он оказался в центре оценивающего внимания, заставляло гостя покрываться потом.

– Дорогая, – промолвил хозяин дома обращаясь к жене. – Я только что выразил уверенность в том, что дни пребывания с нами мистера Хамфриза станут счастливыми днями календаря.

– О да! – с воодушевлением поддержала бейлифа супруга, – И я надеюсь, что таких дней будет много.

Мистер Хамфриз осмелился высказаться в том смысле, что тогда, наверное, стоит отметить как счастливые все календарные даты, но хотя эта фраза и была встречена заливистым смехом, юмор гостя, похоже, был оценен отнюдь не в полной мере. Но тут пришло время идти к столу.

– Мистер Хамфриз, вы знакомы со здешними краями? – спросила после недолгой заминки миссис Купер, сочтя это удачным начало разговора.

– Увы, нет, – отвечал Хамфриз, – хотя из окна поезда местность показалось мне весьма живописной.

– Ода, чудесная местность. И природа, и люди – все здесь такое милое. Лучшего места жительства и желать не приходится. Жаль только, что вы приехали слишком поздно, чтобы поспеть на один из тех славных праздников, какие устраивают здесь по случаю сбора урожая.

– Да, очень жаль, – отозвался мистер Хамфриз, но, тут же сообразив, что это сожаление не вполне уместно, поправился: – Хотя, боюсь, даже появись я здесь раньше, мне едва ли пристало бы участвовать в общем веселье. Понимаете, кончина моего бедного дядюшки.

– О Боже, мистер Хамфриз, ну как я могла такое сказать! Что вы теперь обо мне подумаете? Простите меня, ради всего святого, простите.

– Ничего страшного, миссис Купер, уверяю вас. Положа руку на сердце я не мог бы сказать, что весть о смерти дядюшки стала для меня страшным ударом, мы ведь с ним никогда не виделись. Так что мною подразумевалось не горе, а приличия: некоторое время мне, наверное, следовало бы воздерживаться от увеселений.

– Рада, что вы восприняли это таким образом, мистер Хамфриз. Вы очень любезны, не правда ли, Джордж? Вы ведь и вправду на меня не сердитесь? Но подумать только, вам так и не довелось увидеть бедного старого мистера Уилсона!

– Я не только его не видел, но даже не получил от него ни одного письма. Кстати, мне тоже есть за что попросить прощения. Ведь я, кроме как в письме, до сих пор не поблагодарил ваше семейство за хлопоты. А ведь это вы нашли людей, чтобы приглядеть за Холлом.

– Пустяки, мистер Хамфриз, сущие пустяки. Нам это не составило ни малейшего труда. Хочется верить, что вы не разочаруетесь. Мужа и жену, которые предложены вам в качестве дворецкого и экономки, мы знаем не один год. Весьма уважаемые, порядочные люди. Что же до грумов или садовников, то я уверена – мистер Купер готов за них поручиться.

– Да, мистер Хамфриз, люди прекрасные. Главный садовник – единственный, кто остался в имении из служивших при мистере Уилсоне. Вы ведь наверняка знаете, что ваш дядюшка не обделил в завещании и своих старых слуг, так что они смогли уйти на покой. Но можете положиться на слова моей супруги: новые экономка и дворецкий сумеют вам угодить.

– Таким образом, мистер Хамфриз, – жена бейлифа вновь перехватила разговор, коль скоро вы желаете вступить в наследование прямо сегодня, для этого все готово. В Холле для вас приготовлено все, кроме разве что компании. Но если что, оставайтесь у нас сколько заблагорассудится: мы будем весьма рады.

– Я глубоко вам признателен, миссис Купер, но полагаю, лучше мне отправиться к себе не откладывая – окунуться в новую жизнь с головой. Что же до отсутствия общества, то к одиночеству я привычен да и занятий, чтобы заполнить вечера на ближайшее время, у меня хватит. Буду просматривать бумаги, знакомиться с хозяйством и все такое. Но, надеюсь, сегодня во второй половине дня мистер Купер сможет уделить мне немного времени, чтобы мы смогли обойти вместе дом и окрестности…

– Конечно, конечно, мистер Хамфриз. Я в полном вашем распоряжении, когда и насколько вам будет угодно.

– Ты хотел сказать, папа, что готов сопровождать мистера Хамфриза в любое время до ужина, поправила мистера Купера дочь, – мы ведь собирались в гости к Брасснетам. А поведешь мистера Купера в сад, не забудь ключи.

– Вы, наверное, знаете толк в садах, мисс Купер, – сказал мистер Хамфриз. Мне бы хотелось услышать ваше мнение относительно сада Холла.

– Насчет «знаю толк», мистер Хамфриз, это, пожалуй, слишком: я просто люблю цветы. Но про сад Холла всегда говорила, что его можно сделать просто прелестным. Нынче он старомоден и сильно зарос кустарником. Правда, там есть старый храм и лабиринт.

– Вот как? И вы его исследовали?

– Н-нет, – протянула мисс Купер, поджав губки и покачав головкой. – Мне очень хотелось, но старый мистер Уилсон всегда держал его запертым. Представьте себе, не пускал туда даже леди Уордроп (она живет поблизости, в Бентли, и, если уж на то пошло, действительно знает толк в садах). Потому-то я и напомнила отцу про ключи.

– Понятно. Что ж, видимо, мне придется проникнуть туда, а как только освою маршрут приглашу вас.

– О мистер Хамфриз, как я вам благодарна! Мисс Фостер (это дочь нашего священника; сейчас они на каникулах, очень милая семья) лопнет от зависти. Мы с ней всегда в шутку спорили, кому из нас удастся попасть в лабиринт первой.

По-моему, садовые ключи должны находиться в доме, – промолвил мистер Купер, вертевший в руках внушительную связку. В библиотеке точно висят какие-то… Ну что ж, если вы готовы, мистер Хамфриз, то попрощаемся с леди и отправимся на нашу маленькую экскурсию.

По выходе из парадных ворот дома мистера Купера Хамфризу пришлось буквально пройти сквозь строй, поскольку улица оказалась запруженной, будто бы случайно оказавшимися здесь, выйдя по делам или прогуляться, людьми. Мужчины приподнимали шляпы, женщины слегка приседали и все без исключения глазели на него с нескрываемым любопытством. В дальнейшем ему довелось обменяться несколькими фразами с женой привратника, надзиравшего за воротами парка, однако я не могу позволить себе тратить время на описание столь несущественных подробностей. Скажу лишь, что когда они одолели примерно половину пути между сторожкой привратника и домом, Хамфриз позволил себе поинтересоваться, что за человек был его покойный дядюшка, и, естественно, получил от своего спутника весьма обстоятельный ответ:

– Да, сэр, как совершенно справедливо заметила моя жена тот факт, что вы никогда не видели старого джентльмена, достоин всяческого удивления. Но все же – искренне надеюсь, мистер Хамфриз, что вы поймете меня правильно, – по моему глубокому убеждению, несмотря на кровное родство, общего между вами весьма немного. Не то чтобы я желал вымолвить хоть слово в осуждение покойного – упаси Боже! Ничуть! Но коли вы просите, я скажу вам, что он был за человек, – тут мистер Купер взглянул мистеру Хамфризу в глаза. Скажу без обиняков. Ежели в двух словах, то его можно назвать полнейшим, до мозга костей, валентудинарианцем. Да, это будет исчерпывающая характеристика, таким уж он был, сэр: законченным валентудинарианцем. Замкнулся, словно бы в ореховой скорлупе, и в жизни прихода совершенно не участвовал. Но вы ведь, наверное, нашли время ознакомиться с вырезкой из нашей местной газеты, которую я взял на себя смелость вам послать. Некролог был написан мною, и, как надеюсь, в нем выражена самая суть. Однако, мистер Хамфриз, прошу вас, – тут мистер Купер выразительно постучал себя по груди, – не подумайте, будто я имею в виду что-либо кроме похвалы – самой искренней похвалы! – несравненным достоинствам покойного, вашего родича и моего работодателя. Первейшим из них, мистер Хамфриз, была честность. Да, сэр, его отличали честность, великодушие и отсутствие предрассудков. Он имел чувствительное сердце и щедрую руку. А несчастьем его – если можно так выразиться, «камнем преткновения» – явилось слабое здоровье.

– Да, бедный дядюшка… Скажите, помимо обычной старческой немощи, были ли его последние дни омрачены какими-либо особыми недугами?

– О мистер Хамфриз, как это верно сказано насчет немощи! Искра, медленно угасающая в очаге… данные слова мистер Купер сопроводил подобающим, по его мнению, жестом. – Медленно стихающий звон золотого гонга… Однако на ваш вопрос я должен ответить отрицательно. Жизненные силы покидали его, это так, но никаких особых страданий он не испытывал – разве что в последнее время ему сильно досаждал кашель. Э, да мы уже почти пришли. Чудесный особняк, мистер Хамфриз, не правда ли?

Надо признать, что в целом дом заслуживал подобного отзыва, хотя выглядел несколько необычно. Очень высокое здание из красного кирпича с непритязательным, почти полностью скрывавшим крышу парапетом, мощным фундаментом и внушительным парадным крыльцом производило впечатление городской постройки, неведомо как попавшей в сельскую местность. Высота строения еще больше бросалась в глаза из-за отсутствия крыльев: конюшни и прочие хозяйственные помещения были скрыты за деревьями. По внешнему виду Хамфриз отнес строительство дома приблизительно к 1700 году.

Стоило новому хозяину ступить на крыльцо, как парадная дверь распахнулась и на пороге его приветствовали недавно нанятые дворецкий и экономка, мистер и миссис Кэлтоп так, как ему уже сообщили, звали пожилых супругов и по внешнему виду, и по первым же словам, которыми он с ними обменялся, произвели на него самое благоприятной впечатление. Было решено, что на следующий день мистер Кэлтон покажет ему столовое серебро и винный погреб, а миссис Кэлтон поговорит насчет постельного белья, полотна и тому подобного: что имеется в достатке, а что не помешает и прикупить. Потом Хамфриз отпустил Кэлтонов, и Купер стал показывать ему дом, на описании которого, в силу того что в нашей истории она особой роли не играет, мы останавливаться не будем. Молодому владельцу приглянулись просторные комнаты на втором этаже, особенно большая, не уступавшая по размерам столовой библиотека с тремя высокими, выходящими на восток окнами. Непосредственно над ней находилась приготовленная для Хамфриза спальня. Библиотеку украшало множество недурных старинных полотен, среди которых имелось несколько весьма интересных. Вся мебель была отнюдь не нова, а среди книг едва ли нашлась бы изданная позже семидесятых годов. Ознакомившись с теми немногими переменами, что произвел в доме его дядюшка, а также полюбовавшись висевшим в гостиной его парадным портретом, Хамфриз пришел к выводу относительно полной правоты суждений Купера. Он едва ли мог скорбеть о кончине совершенно незнакомого человека, но испытывал благодарность по отношению к родственнику, то ли по доброте душевной, то ли вовсе неизвестно из каких побуждений обеспечившему благосостояние слыхом не слыхивавшего о нем племянника. Молодой человек уже начинал чувствовать, что Уилстроп, и прежде всего библиотека Уилстропа, – это место, где он может быть по настоящему счастлив.

Осмотрев дом, Хамфриз и Купер разумно рассудили, что пустые конюшни и прачечная могут подождать, потому направили стопы в сад. Вскоре правота мисс Купер, утверждавшей, что там найдется над чем поработать, стала совершенно очевидной. Равно как и правота ее отца, оставившего старого садовника. Возможно и даже скорее всего покойный не разделял современных взглядов на устройство садов и парков, однако во всем, что делалось под его приглядом, чувствовалась основательность, а набор садового инвентаря и вовсе не оставлял желать лучшего. Явное удовольствие, сквозившее во всех замечаниях и высказываниях Хамфриза, привело мистера Купера в восторг.

– Вижу, сэр, что вам здесь понравилось. Уверен, пройдет не так много времени, и вы превратите это место в настоящий Эдем. Жаль, нет Каттэрхэма – здешнего главного садовника он бы непременно вас встретил, когда бы его сын, бедняга, не слег с лихорадкой. Вот бы кому послушать да порадоваться, как по нраву пришелся вам сад.

Да, вы говорили, почему он не может меня встретить. Я ему сочувствую, а время познакомиться у нас еще будет. А что это белеет там, на холме, куда ведет травяная дорожка? Не тот ли храм, о котором упоминала мисс Купер?

Истинно так, мистер Хамфриз, Храм Дружбы. Возведен из мрамора, выписанного из Италии специально для этой цели дедом вашего покойного дядюшки. Не соблаговолите ли свернуть и подняться туда? С холма открывается прекрасный вид на весь парк.

По очертаниям это увенчанное куполом парковое строение напоминало храм Сибилл в Тиволи, хотя, разумеется, существенно уступало оригиналу в размерах. В стену были вмурованы рельефные могильные плиты, что создавало общую атмостферу хорошей музейной экскурсии. Купер достал ключ и не без труда отворил тяжелую дверь. Внутри храм имел красивый потолок, но почти никакого убранства или утвари, не считая занимавших большую часть пола круглых камней, на выпуклой верхушке каждого из которых была высечена буква.

– Для чего они тут? – поинтересовался Хамфриз.

– Для чего? Ну, сэр, всякая вещь, как говорится, для чего-нибудь да предназначена, и сии камни, надо полагать тоже. Но в чем заключается, либо же заключалась, тут мистер Купер придал себе вид весьма назидательный цель помещения оных в это место, я, сэр, никоим образом не ведаю, а потому, увы, не в силах удовлетворить вашу любознательность. Единственное, и прискорбно немногое, известное мне по данному поводу, сводится к тому, что ваш покойный дядюшка велел перенести их сюда из лабиринта еще до того, как я приступил к своим обязанностям. А это, мистер Хамфриз…

– О, лабиринт! – воскликнул молодой сквайр, – О нем-то я и забыл, а мы непременно должны на него взглянуть. Где он находится?

Подведя его ко входу в храм, Купер поднял свою трость и, несколько напоминая Второго Старца из «Сусанны» Генделя [2]2
  Гендель Георг Фридрих (1685–1759) – немецкий композитор и органист, автор множества опер по библейским сюжетам.


[Закрыть], возглашающего:

 
На запад, вдаль воззрись, стремя свой взор туда
Где к небесам дубов вздымается гряда,
 

произнес: – Коль скоро вы не сочтете за труд направить взгляд вдоль моей трости в направлении, противоположном тому, на коем мы сейчас пребываем, то на дальнем конце той самой дорожки, что привела нас сюда, увидите, как я надеюсь, арку. Вход как раз под ней, но если вам угодно заглянуть в лабиринт незамедлительно, надо будет сходить в дом за ключом. Направляйтесь прямо к арке, а я присоединюсь к вам через несколько минут.

На том и порешили. Хамфриз неспешно побрел через сад но травянистой дорожке в указанном направлении и, подойдя к арке, несколько удивился, увидев под ней железные ворота с тяжелым висячим замком, а вокруг всего лабиринта высокий забор. Впрочем, ему тут же вспомнился рассказ мисс Купер о нежелании покойного хозяина пускать сюда кого бы то ни было. Поскольку мистер Купер не появлялся, Хамфриз сначала занял себя тем, что, прочтя начертанный над входом девиз «Secretum meum mihi et filiis domus meae» [3]3
  «Тайна эта принадлежит мне и детям дома моего» (лат.).


[Закрыть], попытался припомнить, откуда эти слова взяты, а потом, потеряв терпение, стал подумывать о возможности перелезть через забор. Однако, поразмыслив, он пришел к заключению, что такого рода упражнения лучше проделывать одевшись подходящим образом, во что-нибудь старое, а сейчас, пожалуй, стоит попробовать сбить замок. Наверное, он ржавый и не очень крепкий. Размышляя об этом, Хамфриз пнул ворота ногой, что-то хрустнуло, и замок упал на землю. Он распахнул створки, чему мешала изрядно разросшаяся крапива, и оказался внутри.

Круговой лабиринт был образован живыми изгородями из тиса, давно не подстригавшегося, а потому чрезвычайно разросшегося и вширь, и ввысь. Всяческие сорняки делали тропки почти непроходимыми: чтобы пробираться по ним, следовало пренебречь царапинами, влагой от росы и жгучей крапивой. Правда, он рассудил, что при таком положении дел за ним останется довольно заметный след, а значит, будет легче найти выход. Хамфриз не припоминал, чтобы ему случалось прежде бывать в лабиринтах, но по мере углубления начал подозревать, что не так уж много потерял. Сырость, сумрак, а также запах примятого подорожника и крапивы не слишком воодушевляли. Однако, во всяком случае, на первый взгляд, лабиринт не выглядел слишком запутанным. Во всяком случае, довольно быстро – невесть куда запропастившийся Купер так и не появился он добрался до самого центра. А добравшись, был вознагражден за царапины и промокшие ноги, обнаружив нечто, показавшееся ему сначала солнечными часами. Однако стоило раздвинуть ежевику и плющ, как стало ясно, что посреди лабиринта установлено весьма необычное сооружение. Оно представляло собой каменную колонну высотой около четырех футов с находившимся на вершине металлическим – судя по зеленой патине, бронзовым или медным, – покрытым тончайшими гравированными изображениями и надписями шаром. Беглого взгляда на изображенные фигуры хватило Хамфризу, чтобы понять, что он видит перед собой одну из тех таинственных штуковин, которые принято именовать небесными сферами и рассмотрение коих еще никогда и никому ничуть не добавило действительных знаний о небесах. Однако (по крайней мере в лабиринте) было уже слишком темно, чтобы изучить любопытную находку как следует, к тому же снаружи донесся голос пришедшего наконец Купера. Окликнув его, Хамфриз предложил ему двигаться к центру лабиринта по протоптанному следу, и вскоре тот, продираясь сквозь сорняки, как слон сквозь джунгли, тоже добрался до центрального круга. Запыхавшийся и смущенный мистер Купер принялся извиняться за задержку, вызванную, как оказалось, тем, что ему так и не удалось найти ключ.

– Ну надо же! – воскликнул он в обычной своей патетической манере. – Вы, сэр, успешно проникли в самое сердце тайны без посторонней помощи и, как говорится, презрев препоны. А ведь надо полагать, нога человека не ступала сюда лет тридцать, а то и сорок. Мне, во всяком случае, здесь бывать не доводилось. Недаром в старой пословице говорится, что есть места, куда праведному путь заказан…

Хамфриз, за время недолгого знакомства успевший узнать Купера достаточно хорошо, смекнул, что тот отпустил свою реплику без задней мысли, а потому вместо ответной ремарки предложил пойти в дом и выпить по чашке чая, после чего его спутник сможет, как и обещал, вернуться к жене и дочери. Выйдя из лабиринта, оба испытали почти одинаковое облегчение.

– Есть ли у вас хоть какие-нибудь соображения насчет того, почему дядюшка держал лабиринт запертым? – поинтересовался Хамфриз но дороге к дому.

Купер остановился, и стало ясно, что он намерен произнести целую речь.

– Мистер Хамфриз, вздумай я утверждать, будто обладаю какой-либо существенной информацией но интересующему вас вопросу, это было бы недопустимым и бессмысленным искажением истины. Приступив к выполнению своих обязанностей, а сие событие состоялось лет восемнадцать тому назад, этот лабиринт пребывал точь-в-точь в таком состоянии, в каком застали его вы, и вопрос о нем, на моей памяти, поднимался лишь единожды. Как раз тот случай и упоминала моя дочь. Леди Уордроп – прошу учесть, что я не хочу сказать о ней ничего дурного, – прислала письмо с просьбой разрешить ей осмотреть лабиринт. Мистер Уилсон показал мне его – письмо вполне учтивое, какого и следует ждать от дамы из подобного общества, – и сказал:

– Купер, мне бы хотелось, чтобы ответ от моего имени послали вы.

– Разумеется, мистер Уилсон, – ответил я, потому как действовать в качестве его секретаря было для меня не внове, – но что именно мне надлежит ответить?

– Ну, – говорит он, передайте леди Уордроп мои заверения в совершеннейшем к ней почтении и сообщите, что если этот участок будет когда-либо приведен в порядок, я буду счастлив предоставить ей первой возможность его осмотреть, однако, поскольку он пребывает в небрежении и уже много лет как заперт, она весьма обяжет меня не настаивая в дальнейшем на своей просьбе.

Таково, мистер Хамфриз, было последнее слово вашего дядюшки по данному поводу, и добавить что-либо заслуживающее внимания, свыше моих скромных возможностей. Разве только, Купер все-таки нашел, что добавить, возможно, так, во всяком случае, мне кажется, мистер Уилсон не слишком жаловал все, связанное с памятью его деда, того самого, который этот лабиринт и устроил. То был особенный человек, путешественник и большой оригинал. В нашей приходской церкви вы сможете увидеть табличку в его память, установленную, правда, уже спустя немало времени после его кончины.

– О, а ведь от человека, столь любившего своеобразные сооружения, можно было ожидать, что он воздвигнет для себя мавзолей.

– Ну, мавзолеев или чего-либо в этом роде я в наших краях не замечал. Хотя, если подумать, я ведь вовсе не уверен в том, что место упокоения оного джентльмена находится именно у нас. Во всяком случае, могу поручиться за то, что он не погребен в фамильном склепе. Увы, мистер Хамфриз, как ни странно, мне не под силу уведомить вас о том, где покоятся останки этого покинувшего земную юдоль смертного, однако льщу себя надеждой, что для вас эти сведения не имеют первостепенного значения.

Тут они вошли в дом, и Купер прервал свои разглагольствования.

Возобновил он их в библиотеке, куда подали чай, но на сей раз счел за благо избрать тему, более, на его взгляд, соответствовавшую обстоятельствам.

– Какое чудесное собрание книг, сэр! Одно из прекраснейших в здешних краях, к тому же в некоторых томах имеются превосходные иллюстрации. Припоминаю, ваш дядя как-то показывал мне гравюры с видами иностранных городов чрезвычайно увлекательно, а какое великолепное исполнение! А еще у него имелся рукописный фолиант, да такой, что чернила казались свежими, будто ими писали вчера. А между тем он говорил, что это работа какого-то старого монаха, выполненная сотни лет назад. Да, сэр, признаюсь, я всегда увлекался литературой. По моему скромному разумению провести после трудного дня часок с хорошей книгой куда лучше, чем потратить время на игру в карты или болтовню со знакомыми… но, вот ведь к слову, вспомнилось, как раз визит к знакомым запланирован у нас на сегодняшний вечер. Я должен поторопиться, иначе придется объясняться с супругой. Прошу прощения, но мне пора идти.

– А мне, – сказал мистер Хамфриз, – тоже к слову вспомнилось, что я обещал мисс Купер показать ей завтра лабиринт, а коли так, его необходимо малость расчистить. Не могли бы вы распорядиться на этот счет?

– Конечно, мистер Хамфриз, будет сделано. Парочки косарей вполне хватит, чтобы завтра утром привести все в порядок. Я все равно пойду домой мимо сторожки, так что оставлю необходимые распоряжения. Вам нет нужды ни о чем беспокоиться самому. А еще, пожалуй, надо будет сказать, чтобы они захватили с собой палки или бечеву – отмечать путь по мере продвижения.

– Прекрасная мысль! Да, отдайте такие указания. Завтра я жду вас в половине одиннадцатого утра, а во второй половине дня надеюсь увидеть миссис и мисс Купер.

– Будем весьма рады, мистер Хамфриз, и они, и я. Доброй ночи!

Хамфриз поужинал в восемь и, не будь то его первый вечер в новом имении и не окажись Кэлтон столь словоохотливым, наверное, смог бы дочитать роман, прихваченный с собой в дорогу. Но вышло по-иному – ему пришлось слушать (иногда откликаясь репликами) рассуждения дворецкого о сельской жизни и погоде. Последняя, как оказалось, соответствовала времени года, тогда как первая в сравнении со временем детства Кэлтона весьма изменилась, причем не всегда к худшему. Скажем, местная лавка торговала теперь не в пример лучше, чем в 1870 году.

Теперь там можно было купить очень многое, да почти все, что вам нужно, а это очень удобно. Понадобилась вам неожиданно какая-нибудь вещица (всяко ведь может случиться, уж он-то, Кэлтон, это прекрасно знает), так вы просто зайдете в лавку, коли она, конечно, открыта, и купите. А раньше за любой пустяковиной приходилось отправляться в приход, а здесь не было ничего, кроме свечей, мыла, патоки и детских книжек с картинками по пенни штука. Правда, по ходу разговора удалось установить, что в девяти случаях из десяти речь шла о покупке бутылки виски, но, так или иначе, с книгой Хамфризу пришлось повременить.

После ужина он уединился в библиотеке, казавшейся для этого самым подходящим местом. Со свечой в руках и трубкой в зубах Хамфриз некоторое время расхаживал вдоль полок, осматривая корешки и читая заголовки книг. Его всегда интересовали старые книжные собрания, а здесь, вдобавок, имелась и перспектива поработать над систематизацией, ибо, как удалось узнать от Купера, от прежнего владельца не осталось никакого каталога, не считая общей описи, сделанной при оформлении завещания. Молодой хозяин решил, что составление catalogue raisonne [4]4
  Каталог с комментариями или систематический каталог (фр.).


[Закрыть]станет восхитительным занятием в зимние вечера, и уже предвкушал чудесные находки, включающие, возможно, уникальные манускрипты.

Правда, при беглом осмотре он (как это бывает со многими, кто попадает в подобные места) невольно подумал о том, что большая часть книг никогда не была и не будет снята с полок. Издания античных авторов и отцов церкви, «Религиозные церемонии» Пикара или Харленийский альманах, это еще куда ни шло, но, кто, скажите на милость, станет читать Тостатуса Абулениса, комментарии к Иову, или что-то тому подобное? Размышляя таким образом, Хамфриз рассеянно снял с полки первый попавшийся растрепанный томик, из которого выпала этикетка с надписью, вспомнил, что у него остывает кофе, уселся в кресло и, спустя некоторое время, все-таки открыл книгу. Заметим, он не слишком рассчитывал на нечто безумно интересное, однако под непритязательной обложкой мог обнаружиться, например, редкий сборник драматических произведений. Увы, том оказался собранием проповедей, причем без титульного листа, составленным, судя по начертанию букв, в конце семнадцатого века. Хамфриз переворачивал страницы, пока его внимание не привлекла запись на полях «Притчи о Злосчастии», и ему не захотелось выяснить, каковы же творческие способности автора данного сочинения. В результате он погрузился в следующий текст:

Мне довелось слышать или читать о Происшествии, вопрос о истинности либо Вымышленности коего оставляю на усмотрение читателя, случившемся с Человеком, подобно Тезею из Аттического Мифа предпринявшим сошествие в Лабиринт, причем отнюдь не устроенный в излюбленной Манере наших Художников посредством Фигурной Стрижки Садовых Деревьев, но широкий и всеохватный, каковой, помимо путаных троп, содержал неведомые Ловушки и Западни и в коем таились Обитатели, встреча с коими сулила недоброе, ибо таковы они, каких приходится остерегаться и в нашей Бурной, исполненной Опасностей Жизни. Прочтя сии строки, вы, вне сомнения, сочли, что Друзья и Близкие принялись со рвением отговаривать Безумца: «Вспомни об имярек , вещал Брат, не он ли вступил на путь, к которому тяготеешь ты, и более его никто не видел» «Или подумай о таком-то , вторила Брату Мать, о несчастном, пустившимся в подобные приключения и хотя сохранившим Жизнь, но повредившемся умом так, что он даже не смог поведать об увиденном, и с той поры не знавшем ни единой спокойной ночи». «А разве, – присоединялся к общему хору Сосед, – ты никогда не слышал о Лицах, выглядывающих из за Палисада и замечаемых сквозь Решетку Ворот?» Но все уговоры пропадали втуне: Человек сей твердо возжелал достигнуть своей Цели, ибо в той Округе вечерами у камельков велись досужие разговоры, будто бы в Центре и Сердце Лабиринта сокрыт Драгоценный Камень столь редкостной красоты, что обогатит Добывшего его до конца дней. Что же дальше? Quid multa [5]5
  Что много говорить? (лат.).


[Закрыть]? Ответствую: Искатель Приключений миновал Врата и на протяжении всего того дня Друзья не имели о нем известий, за исключением, быть может, доносившихся ночью издалека Криков, заставлявших их ворочаться в Постелях и обливаться потом от страха в уверенности, что их Сын, Брат и Сосед присоединился к Сонмищу несчастных, для которых Путь тот стал Роковым. Поутру же, пробудившись в Слезах Горести, они направились в приходскую Церковь, вознамерясь заказать по нему Заупокойную Службу. Дорога их пролегала мимо Врат Лабиринта, мимо которых, в силу Трепета ими внушаемого, прошли бы со всей возможной поспешностью, не предстань перед их Очами распростертое на земле Тело. Устремись к нему с понятной Боязнью, они обнаружили того, кого почитали уже сгинувшим, оставшимся в Живых, хотя он и пребывал в глубочайшем Обмороке, более походившем на Смерть. И вот собиравшиеся Скорбеть Возликовали и порешили сделать все, дабы вернуть своего Блудного Сына к Жизни. Когда же оный пришел в себя и узнал, что Близкие едва не отслужили по нему Панихиду, то с превеликою печалью изрек: «Воистину, верно поступите вы, коли осуществите задуманное, ибо хотя я и впрямь обрел взыскуемый мною Драгоценный Камень (каковой был им показан и признан за воистину редкостный Образец), но с ним вместе обрел и То, что не даст мне вкусить ни Покоя Ночью, ни Радости Днем». Близкие же приступили с вопросами: каково Значение этих Слов и где то, о чем им сказано? «О! – воскликнул несчастный, сие со мною, в моей Груди, и некуда мне бежать, и никак не избавиться от оного Бремени». Им не потребовалось Толкователя, дабы уразуметь, что речь шла о тяжких и мучительных Воспоминаниях об увиденном. Однако рассказывать больше он Долгое Время отказывался, и лишь Постепенно, из обрывков фраз, удалось составить им такую повесть. Поначалу, когда в небе светило яркое солнце, он, начав свой путь в бодрости и веселии, без труда достиг Сердца Лабиринта, где обрел Драгоценный Камень, и исполненный радости отправился в обратный путь. Однако с наступлением Ночи, поры пробуждения Лесных Зверей, он почувствовал, что некая Тварь не отстает от него и, как казалось ему, следит за ним с соседних Аллей. Когда же он останавливался, то останавливался и сей Таинственный Спутник, что повергало его в великое Смятение Духа. Тем паче что чем пуще сгущался Мрак, тем сильнее казалось ему будто там не одна Тварь, а, возможно, целая Стая таких Преследователей, в пользу чего свидетельствовал и Треск ветвей в Чащобе, и доносившийся временами Шепот, свидетельствовавший, как думалось, о Совещании между Ними. Но уговорить его рассказать, каково было их обличье так и не удалось. Когда же Слушатели вопросили, что за Крики (о коих было упомянуто выше) раздавались в Ночи, он, не Утаивая, Поведал о том как около полуночи (во всяком случае, так казалось ему) где-то вдали стали выкликать его имя, причем путник готов был поклясться, что слышит Голос своего Брата. Остановившись, он закричал в Ответ что было мочи, и, вероятно, Эхо или Звук его Крика заглушили на Миг прочие, менее громкие шумы, ибо когда вновь воцарилась Тишина, слух его уловил позади близкий Топот бегущих ног, повергший его в ужас и побудивший пуститься в бегство, продолжавшееся до прихода Рассвета. Временами, вконец запыхавшись, он бросался ничком на землю в надежде, что Преследователи перескочат через него и помчатся дальше, но в таких случаях они тоже делали Остановку, и ему было слышно, как оные Твари тяжело дышат и принюхиваются на манер сбившихся со Следа Гончих Псов.

Обуянный Ужасом, он не дерзал Обернуться и попытаться выяснить, не удалось ли ему каким-либо образом Оторваться от Погони. И, словно подобного Напряжения Сил и самого по себе не было достаточно, его, вдобавок, постоянно подстерегала Опасность угодить в Ров или в одну из Ловушек, о которых ему ранее случалось слышать, а теперь выпало и воочию узреть таковые, иные но сторонам, а иные посреди Аллеи. По его словам, более Кошмарной Ночи, чем проведенная им в Лабиринте, не случалось испытать ни единому из Смертных, и ни Драгоценный Камень, лежавший в его Кошельке, ни все богатства, вывозившиеся когда-либо из Индии, не могут послужить достаточным возмещением за выпавшие на его долю Муки.

Не стану рассуждать Далее о Злосчастии, поскольку уверен, что пытливый Ум моего Читателя уже подсказал ему сокровенный смысл начертанной мною Аллегории. Ибо разве тот Драгоценный Камень не являет собой истинный Символ Удовлетворения, каковое Человек чает извлечь из Суетных Утех нашего Мира, и разве Лабиринт не есть Образ самого Мира, в коем по простодушному общему Поверью, таковое Сокровище пребывает?»

Немало подивившись тому, что ему достало «Терпения» дочитать опус до конца, Хамфриз задумался о том, не попадалась ли «Притча» его дядюшке, а коли попадалась, то не по ее ли прочтении он, проникшись неприязнью к самой идее лабиринта, велел его закрыть? С этой мыслью молодой человек отправился спать.