Текст книги "Затерянные в Шангри-Ла"
Автор книги: Митчелл Зукофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
10. ЭРЛ УОЛТЕР, МЛАДШИЙ И СТАРШИЙ
ХОРОШИЕ НОВОСТИ БЫСТРО распространились на американской базе.
Известие о том, что капитан Бейкер нашел выживших в джунглях близ долины Шангри-Ла, обрадовало полковника Элсмора и всех, кто находился на базе. Бейкер увидел на поляне лишь трех человек в хаки, но его самолет находился над поляной всего несколько минут, причем на большой высоте. Он не смог связаться с теми, кого увидел, и не заметил разбитого самолета. Но все же основания для оптимизма были. Если выжили трое, то почему бы не выжить всем двадцати четырем?
Может быть, полковник Проссен каким-то чудом сумел посадить «Гремлин Спешиэл»? Может быть, трое выживших, которых обнаружил Бейкер, были всего лишь разведывательной группой, а остальные, раненые, но живые, находятся на борту «Си-47»? А может быть, они разделились, как это сделали те, кто летел на «Летучем голландце», и направились в разные стороны в поисках помощи?
Эти надежды приняли материальную форму. Команда Элсмора собрала всего столько, что кто-то из наблюдателей записал в своем дневнике: «Этого вполне хватило бы для приличного магазина в небольшом городке». К грузовым парашютам крепились контейнеры со всем необходимым: концентрированными пайками, одеялами, палатками, наборами первой помощи, рациями, аккумуляторами и обувью. Поскольку Бейкер разглядел на поляне женщину, то в контейнеры включили и такие, прямо скажем, не самые необходимые в джунглях предметы, как губная помада и шпильки. Никто не знал, сколько пассажиров и членов экипажа смогли выжить, поэтому запасы пищи, одежды и укрытия паковали из расчета на двадцать четыре человека. НО, НЕСМОТРЯ НА ВСЕОБЩИЙ ЭНТУЗИАЗМ, ЭЛСМОР И ЕГО СОТРУДНИКИ ПОНИМАЛИ, ЧТО ПЕРЕД НИМИ ВСТАЛА СЕРЬЕЗНАЯ ПРОБЛЕМА. ОНИ НЕ ЗНАЛИ, КАК ДОБРАТЬСЯ ДО ВЫЖИВШИХ. НИКТО НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ, КАК ВЕРНУТЬ ИХ В ГОЛЛАНДИЮ. Если бы возможность приземлиться в Шангри-Ла и взлететь снова была, то Элсмор, конечно же, уже сделал бы это. Он непременно пригласил бы репортеров, чтобы те зафиксировали, как он подчиняет себе или налаживает дружеские отношения с туземцами. Картина установки флага с фамильным гербом в знак суверенитета над долиной выглядела бы весьма впечатляюще.
Элсмор поддерживал контакт с голландскими и австралийскими властями. Ему была предложена помощь по организации наземной спасательной операции. Но эта идея была отвергнута, когда стало ясно, что для подобной экспедиции понадобится множество туземных носильщиков и значительное количество солдат, которые защитили бы участников похода от враждебных племен и тысяч японских солдат, остающихся в джунглях на территории между Голландией и Шангри-Ла. Мало того что подобная экспедиция требовала значительных материальных затрат и живой силы, но на нее ушло бы несколько недель, а к тому времени спасшиеся могли погибнуть от ран или от рук туземцев или вражеских солдат. Даже если бы удалось найти тех, кто спасся, они могли не выдержать долгого перехода через горы, джунгли и болота назад в Голландию.
Рассматривалась возможность использования вертолетов, но эту идею сразу же отвергли. Насколько было известно штабистам, вертолеты не могли подняться на требуемые высоты – воздух на них слишком разреженный, и винты вертолетов не создадут необходимой подъемной силы.
Основной план заключался в использовании пилотов-спасателей из военно-морского флота. Гидроплан мог бы приземлиться на реку Балием. Рассматривались и более фантастические планы, достойные пера Жюля Верна: использование легких самолетов, малых дирижаблей, планеров и торпедных катеров, которые могли действовать на мелководье и достичь долины по реке. Если бы в распоряжении военных была подводная лодка, кто-нибудь из команды Элсмора наверняка предложил бы использовать и ее тоже.
Но у каждой идеи имелись свои логистические недостатки – у некоторых более серьезные, у других менее. Спасательный план пока никак не складывался. Элсмор сосредоточился на обеспечении материальной поддержки жертв катастрофы. Наверняка многие из них ранены и нуждаются в медицинской помощи. Серьезное беспокойство вызывали истории о туземцах – значит, выжившим необходима защита. Одно решение заключалось в выброске команды хорошо вооруженных парашютистов, солдат и медиков. Эти люди должны были быть готовы к столкновениям с большим количеством туземных «дикарей» (по слухам, каннибалов).
Главная проблема заключалась в том, чтобы найти добровольцев для подобной непростой задачи. Опытные парашютисты вели боевые действия. И, насколько было известно Элсмору и его подчиненным, таких парашютистов вблизи от Голландии не имелось.
В юго-западной части Тихого океана располагалось два авиационных подразделения – 503-й и 511-й парашютно-десантные пехотные полки. Оба полка активно участвовали в войне, проявив истинный героизм на Филиппинах. Тремя месяцами раньше, в феврале 1945 года, 503-й полк захватил остров Коррехидор и помог генералу Макартуру сдержать обещание и вернуться на Филиппины. В том же месяце 511-й полк на острове Лузон провел стремительный рейд на двадцать четыре мили за линию фронта и освободил более 2000 гражданских лиц, среди которых были не только американцы, но и граждане других стран. Мужчин, женщин и детей содержали в лагере для интернированных Лос-Баньос.
Оба парашютно-десантных полка продолжали вести боевые действия на Филиппинах. Окончательная победа в войне, несомненно, была важнее спасения нескольких человек в джунглях Новой Гвинеи.
Когда стало ясно, что использовать десантников не удастся, молодой офицер из штаба Элсмора Джон Бэбкок предложил блестящую идею.
До войны Бэбкок преподавал биологию и возглавлял кафедру физики в частном военном училище в Лос-Анджелесе. Когда в декабре 1941 года Соединенные Штаты вступили в войну, он сменил академическую карьеру на погоны подполковника американской армии. В силу его подготовки и образования Бэбкока направили в подразделение химической защиты.
За несколько недель до катастрофы Бэбкок узнал, что в Голландии служит один из его бывших студентов. Об этом молодом человеке он помнил две вещи. Во-первых, С. Эрл Уолтер-младший был отчислен из училища из-за своего непростого характера. Во-вторых, он был парашютистом-десантником и изнывал на острове от безделья.
ДЕТСТВО С. ЭРЛА УОЛТЕРА-МЛАДШЕГО было неразрывно связано с отцом, С. Эрлом Уолтером-старшим.
Эрл-младший вырос на Филиппинах, куда Эрл-старший перевез свою семью из Аризоны. На Филиппинах Эрл-старший руководил лесозаготовительной компанией. Эрлу-младшему не исполнилось еще и девяти лет, когда его мать заболела малярией. Она вернулась в США для лечения, но так скучала по мужу и сыну, что со следующим же самолетом вернулась на Филиппины, где и умерла спустя несколько месяцев.
Капитан С. Эрл Уолтер-младший (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).
Эрл-старший и Эрл-младший остались вдвоем. Имя Сесил не нравилось обоим, поэтому их обоих называли Эрлами. В разгар Великой депрессии отец и сын жили на острове Минданао в большом доме. У них была кухарка и двое слуг, которые исполняли каждое их желание. У Эрла-младшего был пони, собственная лодка и множество друзей, живших по соседству. Эрл был мальчиком умным и сообразительным, но учеба никогда не значила для него много. У него было полно увлечений, а отцу не хватало времени, чтобы следить за сыном. Два года Эрл-младший вообще не ходил в школу. Он предпочитал вместе с отцом путешествовать по острову, наблюдая за лесозаготовками. И лучшие его детские воспоминания были связаны с этим временем.
«Мы целый день бродили по лесу, а потом нашли небольшую полянку, по которой тек ручей, который образовал маленький прудик, – вспоминал Уолтер. – Мы с отцом разделись, залезли в воду и начали плескаться, чтобы смыть грязь и пот. А КОГДА МЫ, ГОЛЫЕ, ВЫШЛИ, ТО ОБНАРУЖИЛИ, ЧТО ВОКРУГ СТОЯТ ТУЗЕМЦЫ И СМОТРЯТ НА НАС. ПАПА СПРОСИЛ У ПРОВОДНИКА, В ЧЕМ ДЕЛО. ТОТ ОТВЕТИЛ: „ИМ ПРОСТО ИНТЕРЕСНО, ВСЕ ЛИ ТЕЛО У ВАС БЕЛОЕ“».
Когда Эрлу-младшему исполнилось четырнадцать, на него стали обращать внимание девушки. И неудивительно – ведь он был высоким, красивым, с вьющимися русыми волосами и серо-голубыми глазами. Кроме того, он был белым и имел обеспеченного отца. Эрла девушки тоже интересовали. «В таком возрасте уже начинаешь интересоваться женщинами, – вспоминал Уолтер. – Хочется узнать, каково оно».
Отец Уолтера видел, что происходит с его сыном, и это ему не нравилось. Кроме того, его стало беспокоить, что единственный сын не уделяет внимания учебе. После смерти первой жены Эрл-старший женился вновь. Теща, которая жила в Портленде, штат Орегон, согласилась позаботиться об Эрле-младшем. Переезд в Америку позволил бы мальчику догнать в учебе своих американских сверстников. Кроме того, у Эрла-старшего были и другие соображения. Еще до Перл-Харбора он опасался японского вторжения. «Когда я жил у отца, он часто говорил: „У меня один автомат лежит здесь, а другой там. Когда придут японцы, мы будем готовы их встретить“».
Эрл-младший вернулся в Штаты. Сначала он жил у своей приемной бабушки, потом переехал к бабушке настоящей, которая страшно его избаловала. Отец решил, что сыну требуется твердая рука. «Думаю, папа чувствовал, что мне нужна военная школа, где меня наставили бы на путь истинный».
Эрл-младший отправился в военный институт «Блэк-Фокс» в Лос-Анджелесе. В этой дорогой частной школе имелась команда по игре в поло. Школа находилась между клубом «Уилшир» и теннисным клубом Лос-Анджелеса. В ней училось немало отпрысков известных киноактеров: сыновья Бастера Китона, Бинга Кросби, Бетт Дэвис и Чарли Чаплина. Сын Чаплина, Сидней, как-то раз назвал «Блэк-Фокс» «школой, где сыновьям голливудских богатеев устраивали встряску».
Эрл-младший был красивым и высоким юношей. Он активно занялся плаванием и принес школе немало почетных трофеев. Из учебных предметов его больше всего интересовала биология – то есть эти уроки он пропускал реже, чем другие. Биологию преподавал будущий подполковник американской армии Джон Бэбкок.
Надо сказать, что суровый план Эрла-старшего провалился. Эрл-младший не был трудным подростком, но ему удавалось найти множество способов уклониться от учебы. «Военное училище меня не исправило. Здесь я приобрел больше дурных привычек, чем где бы то ни было».
Роковую ошибку совершила и мачеха. Она отправляла Эрлу-младшему приличные суммы, чтобы ему было легче в новой школе. Администрация «Блэк-Фокс» строго контролировала карманные деньги студентов, но Эрл нашел отличный способ обойти все барьеры. На деньги со своего школьного счета он покупал в школьном магазине тетради, ручки и другие принадлежности, а потом продавал их другим студентам за полцены, но за наличные. Несмотря на разницу в ценах, у него скапливались приличные суммы – настолько приличные, что он даже не знал, что с ними делать.
«Какие у меня были неприятности? Ну, чаще всего с девушками, – вспоминал Эрл-младший. – У меня был закадычный приятель Миллер, и мы часто отправлялись в центр Лос-Анджелеса прошвырнуться по барам. В те дни, если у тебя были деньги и ты был достаточно высокого роста, получить спиртное труда не составляло. Поэтому я всегда пил джин. В Лос-Анджелесе было одно местечко, где показывали бурлеск-шоу. Нам с Миллером всегда нравилось смотреть на голых женщин, и мы были там завсегдатаями».
В школе решили, что Эрл-младший оказывает «плохое влияние» на других студентов, и отчислили его. Он вернулся в дом бабушки и окончил школу в Портленде. К тому времени ему было почти двадцать лет. «Я слышал, что многие родители советуют своим дочерям держаться подальше от меня. Понятно – я же был достаточно взрослым, чтобы соблазнять девушек, и это мне нравилось».
Одна из его знакомых познакомила его со своей подругой, Салли Холден. Ее мать была не в восторге от Эрла, зато Салли просто светилась. «Она была красивой девушкой, – вспоминал Эрл, – и мы сразу влюбились друг в друга. Когда мы начали встречаться, я потерял интерес ко всем остальным».
ДВА СЕМЕСТРА ЭРЛ-МЛАДШИЙ проучился в университете Орегона. В августе 1942 года ему исполнился двадцать один год, и его призвали в армию. Он поступил в офицерскую школу и прошел курс парашютно-десантной подготовки в Форт-Беннинге, Джорджия. Его должны были отправить в Европу в качестве младшего офицера пехоты, но тут лейтенант С. Эрл Уолтер-младший получил неожиданное известие о своем отце. Последнее письмо от Эрла-старшего пришло в 1941 году, незадолго до Перл-Харбора. В нем отец писал, что «в любом случае он, скорее всего, останется на островах».
Филиппины были американской территорией, поэтому в Вашингтоне имелся представитель их интересов в Конгрессе, без права голоса. В тот момент таким представителем был Хоакин Мигель «Майк» Элисальде, член одной из самых богатых семей Филиппин. Элисальде имели акции лесозаготовительной компании, которой руководил Эрл Уолтер-старший. Майк Элисальде узнал, что Эрл-старший не изменил своим планам и остался на Филиппинах даже после начала войны. Он не сдался в плен, поскольку это грозило интернированием и смертью, не попытался бежать в Австралию или Америку. Он ушел в джунгли Минданао. Здесь он возглавил филиппинских партизан. Смелость этого человека принесла ему славу, медали и чин майора американской армии. Со временем он стал подполковником.
В книгах о партизанской войне на Филиппинах Уолтера-старшего называли «суровым, несгибаемым воином», «крепким, жилистым человеком лет пятидесяти… всегда готовым пустить в ход кулаки». Храбрость свою он проявил еще во время Первой мировой войны. В годы Второй Эрл-старший повел себя точно так же. Уолтер и его партизаны «вели самую непримиримую войну с противником, на какую только были способны». Они подстерегали японских солдат на прибрежных дорогах и даже совершали ночные рейды в японские военные городки.
Майк Элисальде, который представлял Филиппины в Вашингтоне, рассказал Эрлу-младшему о том, что его отец жив, здоров и сражается с японцами. Тогда Эрл обратился к командованию и сообщил, что Элисальде «дал мне достаточно информации о моем отце, что позволяет мне больше не беспокоиться о его безопасности и гордиться его работой».
С. Эрл Уолтер-старший и младший (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).
Известия об отце возымели и другое действие. Уолтер-младший потерял интерес к войне в Европе. В докладе подполковника мы читаем, что Эрл стал говорить о том, что, хотя он не представляет себе партизанской войны в точности, но знает «достаточно, чтобы позавидовать той войне, которую ведет отец».
С помощью Элисальде лейтенант Уолтер записался в специальное десантно-разведывательное подразделение – 5217-й разведывательный батальон, состоявший исключительно из добровольцев филиппино-американского происхождения. Идея заключалась в том, чтобы забросить этих солдат на один из удерживаемых японцами островов с помощью подводной лодки или на парашютах. Там они могли бы затеряться среди местных гражданских лиц. Со временем члены подразделения должны были организовать партизанскую войну и связаться с бойцами Сопротивления. С. Эрл Уолтер-младший был в восторге.
Эрл вырос на Филиппинах, знал культуру и местные диалекты. Он был идеальным кандидатом для 5217-го батальона. Квалифицированный парашютист, он сумел организовать парашютные курсы для батальона возле Брисбена – лагерь Икс. Кроме того, он надеялся, оказавшись на Филиппинах, найти отца и сражаться вместе с ним. Таков был план.
Эрл-младший женился на Салли и в начале 1944 года приступил к работе – он превращал солдат 5217-го батальона в настоящих десантников. И добивался потрясающих результатов. В американской армии использовались большие парашюты, а большинство солдат филиппино-американского происхождения весили меньше ста двадцати фунтов. Спрыгнув с самолета, они оказывались во власти воздушных потоков. Они были слишком маленькими. Они кричали: «Лейтенант, мы не можем спуститься!» В результате один из сержантов Уолтера стал нагружать солдат тяжелой амуницией, чтобы они спускались быстрее.
В июле 1944 года, прибыв в южную часть Тихого океана, Уолтер заполнял традиционную анкету для офицеров. Естественно, он указал в ней, что его больше интересует «особая миссия» на Филиппинах, чем широкомасштабные военные действия союзников. Свои мотивы он объяснил в развернутой служебной записке, адресованной своему командиру. В ней он детально описал свой опыт жизни на Филиппинах и знакомство с островами и языками, рассказал о работе своего отца и собственных устремлениях. «Короче говоря, – писал он, – я испытываю сильнейшую ненависть к японцам. Я прибыл на этот театр военных действий в надежде вступить в парашютно-десантный полк и в меру сил способствовать истреблению противника».
В той же служебной записке Уолтер писал, что может успешно заниматься разведкой или пропагандой, но только в том случае, если ему не удастся заняться активными действиями. Хотя ему еще не доводилось принимать участие в боевых операциях, Уолтер не был уверен, что сможет правильно вести себя в сложной обстановке. Несмотря на всю дисциплину и подготовку, писал Уолтер, он может не сдержаться и выстрелить без необходимости. «Мое единственное стремление – получить задание, которое включало бы контакт с врагом. Боюсь, мое желание сражаться с японцами может выйти из-под контроля, когда нужно будет сдерживаться».
Жажда битвы у молодого офицера осталась незамеченной. Подразделение Уолтера не принимало участия во вторжении на Филиппины в октябре 1944 года, когда штаб Макартура смог вернуться на острова. Хотя борьба за Филиппины продолжалась, Уолтер и его люди оставались в запасе. И это их не радовало.
Подавив свое раздражение и стремясь быть полезным, Уолтер продолжал готовить разведчиков, которых тайно забрасывали на острова подводными лодками. Одна лодка шла к берегам Минданао, и на ней находился Уолтер. Прибыв к месту высадки, он поднялся на палубу, где его ждал сюрприз. Встретить его пришел отец. Уолтер был в восторге – он не видел Эрла-старшего семь лет, с того момента, когда его отправили с Филиппин в США на учебу.
Но счастье было недолгим. Уолтер-старший сказал сыну, что не хочет, чтобы он принимал участие в секретных миссиях – ни на подлодках, ни на самолетах. Эрл-старший сказал, что сообщил американскому командованию о своем пожелании. По мнению Эрла-старшего, союзникам следует одерживать победы без помощи Эрла-младшего.
11. УВАМБО
КОГДА КАПИТАН БЕЙКЕР и члены экипажа его самолета увидели трех американцев на прогалине в джунглях, никто из них не заметил никаких туземцев. Даже если бы они увидели, что туземцы направляются к Маргарет, Макколлому и Деккеру из джунглей, то все равно ничего не сделали бы. Они не могли открыть огонь, не могли приземлиться, у них не было ни парашютистов, ни оружия, чтобы защитить своих людей. ЛЮДИ, ПЕРЕЖИВШИЕ КАТАСТРОФУ «ГРЕМЛИН СПЕШИЭЛ», БЫЛИ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ САМИМ СЕБЕ. ИМ ПРЕДСТОЯЛО ВПЕРВЫЕ ВСТРЕТИТЬСЯ С ОБИТАТЕЛЯМИ ШАНГРИ-ЛА. Маргарет, Макколлом и Деккер разбились в том месте, о существовании которого мир просто не знал.
Изолированные от остального мира жители так называемой Шангри-Ла вели весьма необычный образ жизни. Они открыли для себя огонь, но не изобрели колеса. Они покрывали свои тела глиной в знак траура, но не знали гончарного дела. Они говорили на сложных языках – глагол «убивать» можно было произнести двумя тысячами разных способов, но при этом для обозначения времени и пространства у них было одно лишь слово: О. Из цифр они знали 1, 2 и 3. Все, что было больше трех, обозначалось словом «много». В ярком, многоцветном мире у них существовало обозначение только для двух цветов: «мили» – черный, темно-коричневый, зеленый и синий; «мола» – белый, красный, оранжевый, желтый, светло-коричневый и красновато-фиолетовый.
Они украшали себя ожерельями и перьями, но не создавали никаких произведений искусства. Они считали, что луна – это мужчина, а солнце – его жена, но не обращали никакого внимания на звезды, которые ярко сияли в ночном небе. Через четыреста лет после того, как Коперник установил, что земля вращается вокруг солнца, люди в долине Балием считали, что солнце вращается вокруг них. Они верили, что солнце днем проходит по небу, проводит ночь в священном месте, а потом уходит под землю, чтобы утром снова начать свой путь. У луны был собственный дом.
Они боялись духов предков, но поклонялись богам. Они нежно относились к детям, но отрезали девочкам пальцы в честь умерших родственников. Свиней они считали членами семьи – женщины даже иногда кормили поросят грудью. И при этом они безжалостно забивали их при необходимости. Они строили сторожевые башни высотой тридцать футов, но единственной их мебелью были погребальные кресла для покойников. Они выращивали крепкий табак, но никогда не получали спирта. У них царила полигамия, но мужчины и женщины всегда спали порознь. Они ценили ум, но не испытывали любопытства. Особое значение придавалось верности. Приветствуя близких друзей и родственников, они говорили: «Хал-лоак-так», то есть «Позволь мне съесть твои экскременты». Истинный смысл этих слов – «Я могу сделать для тебя самое немыслимое».
В главной долине жило около шестидесяти тысяч туземцев. Десятки тысяч проживали по соседству. Туземцы жили в небольших деревнях, обнесенных мощными оградами или даже стенами. В большинстве деревень жило от тридцати до пятидесяти человек. Хижины строились вокруг центральной площади. Впрочем, в крупных деревнях могло насчитываться в несколько раз больше обитателей. Мужчины обычно спали вместе в круглых хижинах, куда не было хода женщинам. Женщины с детьми жили в других круглых хижинах и работали вместе в длинной хижине овальной формы, которая служила кухней. Свиней держали прямо в домах, чтобы ночью их не могли украсть враги.
Себя туземцы долины называли «абкуни», то есть «народ». Врагов они называли «дили». Иногда они называли себя по имени своего клана или имени вождя, «кайна». Вождь был военачальником, который объединял под своим командованием несколько деревень. Иногда туземцы говорили о себе в связи с рекой, протекавшей по долине: «Нит абкуни Балим-меге», то есть «Мы – люди реки Балием». Хотя все они относились к племени яли или дани, племенная принадлежность значила меньше, чем принадлежность к деревне, клану или военному союзу. Разные кланы внутри одного племени часто враждовали между собой. Племена яли и дани часто объединялись, чтобы отразить натиск общего врага.
За несколько минут или целый час обитатели каждой деревни могли добраться до десяти-пятнадцати других деревень, расположенных в одном районе. Несколько районов, которые объединялись для войны с врагами, образовывали конфедерацию. Несколько конфедераций могли объединиться в союз, насчитывавший от четырех до пяти тысяч человек. Союзы вели между собой войны – «вим» на языке туземцев. Несмотря на общность языка, этнического происхождения и культуры, союзы испытывали глубокую, прочно укоренившуюся враждебность друг к другу, первоначальный источник которой остался неизвестным. Они всегда были врагами и не собирались менять свою жизнь.
Мужчины племени дани. Фотография сделана Эрлом Уолтером в 1945 году (фотография любезно предоставлена Б. Б. Макколлом).
Именно вражда между союзами определяла жизнь туземцев. Если бы долину накрыть стеклянной крышей, то она превратилась бы в террариум для изучения человеческих конфликтов: экосистема, питаемая солнечным светом, речной водой, мясом свиней, сладким картофелем, – и непрерывные войны между соседями.
Предки твердили им, что война – это моральное обязательство и потребность жизни. Мужчины говорили: «Если не будет войны, мы умрем». Постоянство войны отразилось даже в языке. Если человек говорил «наша война», то строил фразу так, словно речь шла о чем-то неизбежном. Когда же он говорил об имуществе, например «наше дерево», то фраза строилась совершенно иначе. Смысл был ясен: хозяин дерева может измениться, но война будет вестись вечно.
Если задуматься над причинами Второй мировой войны, то понять мотивы, побуждающие туземцев к войнам, очень трудно. Они воевали не за землю, не за богатство и не за власть. Никто из них не собирался истреблять или завоевывать соседей, никому не было нужно защищать свой образ жизни или менять убеждения своих врагов. Убеждения и верования у всех туземцев долины были одними и теми же. Никто не считал войну неизбежным злом, результатом неудачных дипломатических усилий или нарушением желанного мира. Ни одна из сторон не ждала мира. Война просто никогда не кончалась. Она просто перемещалась в другие регионы долины, разгоралась и затухала. Но никогда не кончалась. Война была наследством каждого местного ребенка.
В долине Балием постоянной причиной для войны служила необходимость умилостивить духов или призраков, которых называли «могат». Живые строили для них хижины, чтобы духам было где отдохнуть, и приносили туда табак, чтобы духи могли покурить. Живые придумывали ритуалы для духов и верили, что «могат» либо помогают, либо причиняют вред, поэтому их лучше задобрить. Когда человек погибал на поле боя, его друзья и родственники стремились умилостивить его или ее дух. Для этого нужно было убить члена вражеского племени – мужчину-воина, женщину, старика или даже ребенка. Это могло произойти на поле боя, а могло и на поле сладкого картофеля. Пока дух не будет умиротворен, живым не дождаться покоя. «Могат» будет приходить и мучить их, насылая беды и несчастья. Когда месть совершалась, в деревне устраивался настоящий праздник с танцами. Иногда во время таких ритуалов варили и съедали тела побежденных врагов. Пока победившие воины и их родственники праздновали победу, враги кремировали своих мертвых, проводили погребальные ритуалы и начинали планировать месть. Поскольку у всех туземцев верования и обычаи были одними и теми же, то месть не прекращалась. Постоянно появлялись новые духи, требовавшие жертв, новые призраки, которых нужно было умиротворять. Око за око. И так без конца.
Умиротворение призраков было основной причиной войны, но не единственной. В изолированной долине, где достаточно еды и воды, где люди отличались крепким здоровьем, где царил умеренный климат и не отмечалось смены времен года, где ничто не менялось, война являлась основным развлечением и поводом для единения людей. Она удовлетворяла основную человеческую потребность в празднике. Гибель на войне и последующие погребальные ритуалы порождали обязательства и долг, сплачивали людей, порождали общие воспоминания. Иногда войны приводили к переменам внутри союзов. Это было чем-то новым – пусть даже не всегда хорошим. Война имела и практическое значение: гибель воинов сокращала мужское население, а это позволяло выжившим мужчинам брать себе новых жен. В туземных деревнях не было несчастных холостяков.
Характер войн в долине был столь же необычен, как и их принципы. Бои начинались с отправки приглашения: враги должны были встретиться на нейтральной территории. Если враг уклонялся, все расходились по домам. Бой продолжался только днем, чтобы злонамеренные ночные духи не могли прийти на помощь той или иной стороне. В плохую погоду война прерывалась, так как дождь смывал боевую раскраску. Боевой клич напоминал не завывания хищников, а крик местной птицы – кукушковой горлицы. Они вплетали перья в волосы, а их стрелы не имели оперения. После выстрела стрелы летели зигзагом, как птицы в полете. Когда боевые действия прекращались, воины отдыхали, пели, болтали друг с другом. Они знали все детали жизни своих врагов и обменивались оскорблениями через «линию фронта». Когда замечание в адрес жены врага оказывалось особенно сочным, обе враждующие стороны покатывались от смеха. А потом туземцы брались за свои копья и снова начинали гоняться друг за другом.
Поскольку для благополучия общины нужна была победа, мужчины, добившиеся успеха на поле боя, получали более высокий социальный статус. ОПЫТНЫЕ ВОИНЫ ИМЕЛИ БОЛЬШЕ ЖЕН. И ЭТО БЫЛО ОЧЕНЬ ВАЖНО В КУЛЬТУРЕ, ГДЕ СУПРУГИ СОЗНАТЕЛЬНО ВОЗДЕРЖИВАЛИСЬ ОТ СЕКСА В ТЕЧЕНИЕ ПЯТИ ЛЕТ ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА. Но было бы неверно придавать слишком большое значение связи между войной, полигамией и воздержанием. Для многих мужчин война сама по себе была наградой, источником наслаждения и видом отдыха. Война была основой для сильных эмоций и чувства товарищества. Это был туземный способ хорошо провести время, правда, связанный с вероятностью получить травму или погибнуть. Интересно, что в отсутствие войны туземцы вели совершенно спокойную, безмятежную жизнь. Единственные конфликты были связаны с кражей свиней или семейными разногласиями. Друзья и родственники разрешали свои конфликты отнюдь не насильственными методами. Одна из сторон просто самоустранялась и уходила.
Туземцы из племени дани. Фотография сделана Эрлом Уолтером в 1945 году (фотография любезно предоставлена Б. Б. Макколлом).
А вот женщинам война была вовсе не нужна. Каждый выход за пределы деревни, каждый поход женщин и их дочерей на поля или к соляным бассейнам был связан с опасностью, поскольку враги постоянно совершали рейды на территории своих противников.
Война формировала сознание детей с самого раннего возраста. Обучение и игры мальчиков были связаны с копированием мужчин-воинов. Все игры заключались в имитации войны и захватнических рейдов. Мальчики играли маленькими луками и стрелами, сделанными из бамбука или длинных стеблей травы. Травяные стрелы часто попадали мальчикам в глаза – в племени было много полуслепых мужчин, которые по воинственности не уступали зрячим.
ДЕВОЧКАМ ВОЙНА ТОЖЕ ОБХОДИЛАСЬ НЕДЕШЕВО. КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА НА ВОЙНЕ ПОГИБАЛ КТО-ТО ИЗ БЛИЗКИХ РОДСТВЕННИКОВ, ДЕВОЧКАМ ОТРУБАЛИ ВЕРХНЮЮ ФАЛАНГУ ОДНОГО ИЛИ НЕСКОЛЬКИХ ПАЛЬЦЕВ. К БРАЧНОМУ ВОЗРАСТУ ДЕВОЧКА МОГЛА ЛИШИТЬСЯ ФАЛАНГ ПОЧТИ НА ВСЕХ ПАЛЬЦАХ. Антрополог, который спустя несколько лет прошел по следам героев «Гремлин Спешиэл», описывал этот процесс так: «На второй день утром к месту погребения привели нескольких девочек. Их уже поджидал мужчина, который специализировался на этом деле. Сначала он туго перевязывал девочке руку выше локтя, а потом сильно ударял камнем или доской по локтевому отростку, чтобы пальцы онемели. Помощник удерживал руку девочки на доске, а главный исполнитель каменным топором отрубал фаланги одного или двух пальцев, причем делал это с первого удара».
Ведение войны и задабривание духов предков были не единственными занятиями туземцев. Они строили хижины и сторожевые башни, выращивали сладкий картофель и другие овощи, ухаживали за свиньями, воспитывали детей и готовили еду. Тяжелая работа по большей части была уделом женщин. Мужчины строили дома и сторожевые башни, обносили поля оградами. Свободного времени у них было предостаточно. Время и энергию они тратили на войну – на подготовку и ведение боевых действий, празднование побед, оплакивание погибших, планирование новых войн. В перерывах между боями они говорили о войне, точили оружие, прокалывали носы, чтобы продеть в них клыки кабанов, обматывали стрелы волокнами орхидей, чтобы занести в раны врагов инфекцию, если не удастся убить их сразу. Туземцы часами наблюдали со сторожевых башен за перемещениями врагов по нейтральной территории, которая отделяла их дома и поля от точно таких же домов и полей, принадлежащих врагам.
