Текст книги "И посадил дед репку"

Автор книги: Мишель Вико

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Мишель Вико
«И посадил дед репку»

– Смотри старуха, какие мне семена нынче дали, – гордо протянул раскрытую ладонь Агафон Анатольевич перед своей супругой, хитро улыбаясь в седую, густую бороду.

– Что это? – чуть ли не испуганно спросила Зинаида Викторовна, недоверчиво бросив взгляд на скромную горсточку семян.

И если в голосе её, к небольшому испугу, словно едва слышимым эхом, просквозил слабый оттенок растерянности, то в глазах отчётливо прорисовалось чувство ужаса, будто ей в эту минуту под самый нос, поднесли живую гадюку.

– Репа, что ли? – углядев знакомое в семенах, с трудом выдавив из себя, предположила Зинаида Викторовна, переведя взгляд на весёлое лицо деда.

– Она и есть, репка, – торжествующе глядя на жену, подтвердил Агафон Анатольевич, убирая ладонь. – Специальный сорт, особой высокой урожайности. Импорт.

– Ишь ты, – удивилась Зинаида Викторовна, собираясь отвернуться от мужа к прежнему занятию, за которым её застал дед. – А что ж так мало дали–то?

– Так это же на пробу выделили, – жестикулируя перед своей старухой сжатой ладонью в которой оставались семена репы, пропел Агафон Анатольевич. – К тому же страшнейший дефицит и редкость.

– И куда теперь ты с этими семенами? – берясь за утюг, спросила Зинаида Викторовна, видя, что её супруг направился к выходу из комнаты.

– Пойду сажать, – махнул рукой дед, не оборачиваясь.

Оказавшись в огороде, который начинался сразу за углом старой деревенской избы, Агафон Анатольевич взял в руки приготовленную лопату и, подойдя к грядке, находившейся возле большого парника, принялся за работу.

А Зинаида Викторовна, оставшись в избе, недолго владела утюгом. Очень быстро проиграв битву с навалившимся в душу любопытством, она бросила неторопливую глажку белья и, подскочив к окошку, чуть сдвинула в сторону занавесь, дабы подглядеть за тем, что делал сейчас в огороде её старик.

– Подсунули, поди, какую–нибудь залежавшуюся ерунду, что самим совсем негоже, а сказали, будто заграничная вещь, – тихо проворчала Зинаида Викторовна, наблюдая за действиями деда. – Выкинуть враз, рука не поднялась, вот и раздают налево да направо.

– Ты что Зинаида недовольствуешься в одиночестве? – спросила соседка, появившись на пороге комнаты.

Она, входя в избу, слыхала, как Зинаида Викторовна что–то бормотала себе под нос глядя в окошко, а что за слова звучали с её уст, разобрать так и не смогла. Одно было ей сейчас ясно, хозяйка дома была явно чем–то недовольна.

Обернувшись, Зинаида Викторовна сразу вернулась к оставленному белью. При этом она придала выражению своей физиономии самый постный вид. А чтобы глаза её не выдали, она и вскользь на соседку не взглянула, уделив всё внимание только белью и утюгу.

В довершении же конспирации, голос которым она ответила пришедшей к ней соседке, был тоже постным:

– Да мой дед пошёл в огород репу сеять.

И не успела соседка поинтересоваться, тем, что сейчас услышала насчёт репы, как Зинаида Викторовна её опередила, задав свой вопрос. А так как она не смотрела на неё, то и вопрос оказался невпопад.

– Почаёвничать зашла, али так, мимоходом?

– Плетушку вашу возвращаю вам, – поставив на лавку возле входной двери большущую корзину, ответила соседка, не вдаваясь в глубину заданного ей вопроса. – Очень выручили, а то моя–то мала.

– На здоровье, – сухо произнесла Зинаида Викторовна, продолжая гладить бельё.

– Не поздно пошёл дед репу–то сеять? – спросила соседка, присаживаясь на лавку возле корзины.

Спрашивать дозволения хозяйки посидеть у неё в гостях, соседка не собиралась, ибо жили они своими избами рядом уж много–много лет, счёт которым давно потерян, а потому и вели они себя друг с другом всегда запросто.

– Поздно не поздно, да разве мой дед сможет легко успокоиться, коли семена ему кто–то дал, – не отрываясь от дела, ответила Зинаида Викторовна. – Ждать до следующего года долго ещё, вот и пошёл в огород новую грядку возделывать.

– Так у вас же и своей репы в достатке насажено, что было с чужой торопиться? – усмехнулась соседка.

– И я про то, как ты подумала, да говорит семена у него особые, аглицкие, – в порыве чувств выпалила Зинаида Викторовна, бросив свой жаровой утюг.

Я, конечно, немножко поправлюсь – Зинаида Викторовна не бросила свой утюг в буквальном смысле этого слова, а вот то, что она, отставив его в сторону, перестала гладить бельё, является подлинным смыслом прежде сказанной мною фразы.

Итак, оставив прежнее занятие, хозяйка дома присоединилась к пришедшей гостье, заняв место на лавке рядом с нею.

– Уверяет, что репа, даденная ему, особой урожайности. Как вырастет, так нам её на всю зиму хватит.

– Выходит, вам нынче повезло шибко, – качая головой, воскликнула соседка, без какого–либо намёка на проявление зависти.

– Да мы теперь огромный урожай репы снимем, – понесло Зинаиду Викторовну, отразившись на её лице и особо в глазах, важностью.

– Слышь Викторовна, а у твоего деда не будет чуток семян лишних? – с надеждой в голосе, обратилась соседка к хозяйке дома.

– Здесь я тебе могу только одно сказать, – проговорила Зинаида Викторовна, разведя руками, – ступай к моему деду и узнай у него сама. Что через меня спрашивать–то? Чай знакомы тыщу лет, не откажет уж тебе, коли будут лишние.

И чтобы не продолжать беседу, повернувшую не так, как ей хотелось бы, Зинаида Викторовна, не смотря на собственный возраст, резво вскочив с лавки, вновь вернулась к своему белью.

– Доглажу бельё пока утюг горячий! – прокомментировала она возобновлённые действия.

Сказаны слова были, конечно же, для отвода глаз, поскольку в печке после недавнего обеда находилось предостаточное количество углей для утюга, а потому Зинаида Викторовна, вполне спокойно могла бы, и поболтать дальше с соседкой, пригласить её на чай, тем более был повод, чем удивить ещё, кроме разговора о репе, да вот незадача с просьбой насчёт семян, пришлась так не ко двору, что сразу же отбила всю охоту чаёвничать с нежданной гостьей.

– Пойду, спрошу, – сказала соседка, вставая с лавки. – Где говоришь дед–то?

– В огороде был, – махнула рукой Зинаида Викторовна, второй рукой продолжая гладить бельё.

Больше соседка говорить ничего не стала, только кивнув головой хозяйке дома, отправилась искать её деда.

– День добрый Прокофьевна! – громко воскликнул Агафон Анатольевич, завидев приближающуюся к нему соседку. – А я вот вишь, репу сажаю.

– Здравствуйте Агафон Анатольевич, – поприветствовала Наталья Прокофьевна своего соседа, подходя к парнику возле которого тот возился на грядке.

– Не догадываюсь я, от чего ты сегодня ко мне столь официально обращаешься, – усмехнулся Агафон Анатольевич, поднявшись с грядки, и опёршись на черенок лопаты. – Случилось чего?

– Только что от супруги твоей узнала я, что сажаешь ты репу редкого сорта, – обратилась Наталья Прокофьевна к соседу на «ты», приняв во внимание его слова.

– Не то чтобы сажаю, а уж всю до последнего семечка высадил, – вновь усмехнулся Агафон Анатольевич.

– Неужели прям всю?

– Всю, – широко улыбаясь, подтвердил Агафон Анатольевич. – Вот сама смотри, осталось лишь грядку подправить, что и делаю.

– Ах, как жалко, что я опоздала, – сложила перед собой ладони Наталья Прокофьевна. – Хотела ведь у тебя немного семян попросить.

– Так их у меня и было совсем чуть–чуть.

– Что ж теперь поделать, – вздохнула Наталья Прокофьевна, глядя на грядки.

– Не расстраивайся, – стал утешать Агафон Анатольевич, – хорошо взойдёт репа, а там глядишь, и семена будут, поделюсь с тобой.

– Умеешь ты Агафон успокаивать, – улыбнулась соседка.

– Это точно, – еле слышно себе под нос проворчала Зинаида Викторовна.

Она, опять из–за собственного любопытства, оставив свою глажку белья, притаилась возле окна. Только на сей раз щель между занавесок была меньше чем в тот момент, когда к ней заходила Наталья Прокофьевна. И подглядывала она сейчас куда с большим интересом, не забывая также и подслушивать.

– Только ты не забудь, что обещал, – крикнула соседка, покидая огород.

– Придёшь и напомнишь, – ответно крикнул ей вслед Агафон Анатольевич.

Больше ничего интересного в огороде не происходило и Зинаида Викторовна, вернувшись к оставленному белью, наконец–таки больше не отрываясь от утюга, смогла закончить начатое дело, тем более что к сему моменту ей оставалось лишь выгладить пару наволочек и старикову рубаху.

Когда же всё бельё было убрано в шкаф, а утюг, освобождённый от остатков углей, занял обычное для него место за печкой, Зинаида Викторовна села на стул возле открытого окна.

Весь процесс окончания глажки и приборки, она сопровождала мыслями о репе, и теперь усевшись на лавке, освобождённая от какого–либо ещё занятия, в качестве отдыха, завела у себя в голове, беседу сама с собою. При этом думая о репе, Зинаида Викторовна, и сама того не заметив, стала вдруг говорить все свои новые мысли вслух.

– То–то лопнут все соседи от зависти, если у нас вырастет самая крупная репа. Больше чем у кого–либо в нашей деревне.

И очевидно чтобы представить себе возможные размеры будущего урожая репы, Зинаида Викторовна развела в обе стороны руками.

– Вот столько репы, – изрекла она, посмотрев на свои руки.

– И заметь, старуха, это размер только одной репки, – пряча улыбку в бороду, сказал Агафон Анатольевич, заглянув в комнату, через окно.

Он проходил как раз вдоль избы, когда услышал слова своей супруги.

– Не может быть, – раскрыла рот от удивления Зинаида Викторовна, – и, тут же прикрыв себе рот рукой, бросилась в другую комнату.

– Ещё как может, – крикнул ей вслед Агафон Анатольевич.

Дальше он сдерживаться от хохота уже не мог, а поэтому ставить лопату в сарай он отправился, залившись негромким хриплым старческим смехом.

Когда же он вышел из сарая, вдоволь там насмеявшись, его супруги уж и след простыл.

Нацепив платок на голову, Зинаида Викторовна отправилась прогуляться по соседям. Ей сейчас не терпелось похвастаться перед ними о том, какой у неё умный дед и какой, теперь великий урожай репы их ждёт.

Позже, переходя из дома в дом, рассказывая о предстоящем счастье, она каждый раз дополняла свой рассказ всё более новыми и новыми подробностями.

А поскольку она была в хороших отношениях со всеми жителями деревни, то и заходила Зинаида Викторовна почти ко всем подряд, лишь бы хозяева изб, находились в минуту её появления, у себя дома.

– А сладкая репа будет, как мёд, – мечтательно закатывала глаза Зинаида Викторовна.

– Откуда же ты знаешь, ведь ещё не выросла? – спрашивали её, недоумевающие соседи.

– Так мы пробовали! – гордо отвечала Зинаида Викторовна. – Нас угощали! Разве мы бы стали сажать невесть что? И вообще, у нас всегда такой порядок – сажаем только то, что знаем.

Далее, уже в другом доме, разговор повторялся. А чтобы развеять какие–либо сомнения у новых слушателей, Зинаида Викторовна, важно подняв указательный палец, подкрепляла свои слова, веским доводом, о котором как раз вспомнила, что называется вовремя.

– Помните, у нас морковь большая выросла. Так и там была наша метода. Иначе и нельзя!

Случай с морковью действительно был, лет пять назад, и тут уж никто не спорил. Вся деревня ходила любоваться на невиданный урожай.

Теперь же былой урожай, как говорится памятью о нём, помогал восхвалять ещё не существующий, то есть будущий.

– А зреет–то она, как быстро, – продолжала рассказывать Зинаида Викторовна, сидя в гостях уже в другом доме. – Так быстро, что мы уже подумываем, а не посадить ли нам её ещё пару раз в этом году. И хоть урожай и так велик будет, что нам вполне её хватит, а всё же лишка не помешает. Можно ведь и на рынок репу свезти, продать. Деньги в облигации вложить.

– Или же шубу себе новую куплю, – мечтательно говорила Зинаида Викторовна в следующем доме, следующим благодарным слушателям.

Забегая чуть вперёд, я скажу, что, таким образом, переходя из дома в дом, от одних соседей по деревне к другим, от одних знакомых к следующим знакомым, она обошла чуть ли не всю деревню. И если побывать ей довелось не в каждой избе, то наобещать, тем, кто у неё просил себе семян, она умудрилась всем.

Дед же её, Агафон Анатольевич, закинув ногу на ногу, преспокойно сидел на лавке, что стояла со стороны улицы, возле входной двери в избу.

Он уже давно догадался, куда исчезла его старуха. За многие года их совместной жизни, Агафон Анатольевич прекрасно узнал характер своей жены, любившей прихвастнуть. И удивлялся лишь тому обстоятельству, что за столько лет прожитых в этой деревне, все её жители до сих пор продолжали верить в любые выдумки Зинаиды Викторовны, коими она каждый раз незлобиво дополняла собственную болтовню, придумывая что–либо из ничего, просто из своей головы, совсем несуществующее, по любому удобному для неё случаю, только бы он подходил на звание необычного.

И в подтверждении его догадки, к нему стали подходить проходившие мимо его дома, деревенские жители – соседи и знакомые.

Впрочем, деревня есть деревня и тут понятное дело, все друг друга превосходно знают. И само знакомство бывает, ограничивается лишь тем, что не все друг с другом как надо ладят.

Наш герой, ладил со всеми.

Итак, проходя вдоль забора огораживавшего владения Агафона Анатольевича от улицы, завидев его сидящим на лавке возле избы, люди подходили к нему.

Слова в произносимых вопросах были разными, но смысл в каждом случае, по сути, был схож:

– «Правда ли что он посадил редкий сорт репы?»

– Правда, истинный крест, – кивая головой, степенно отвечал Агафон Анатольевич.

– «И большой урожайности?»

– Так точно, – наклоняя голову, подтверждал Агафон Анатольевич.

И уже опережая просьбу, говорил:

– Семенами, когда будут, поделюсь. Приходите, приходите.

Большего людям и не надо было, а потому перекинувшись с хозяином будущего урожая чудной репы, ещё несколькими незначительными фразами, никоим образом уже не влияющими на тему начатого разговора, прощались со стариком, уходя далее по своим делам.

А тот, или же выдохнув табачный сизый дым в сторону подлетавших к нему, назойливых комаров, если курил, или же отмахнувшись от кровососов рукой, провожал уходивших от него деревенских жителей, хитрым смеющимся взглядом.

Ему было всё равно. Все преувеличения о будущей репе исходили ведь от его старухи, а не от него.

И отвечая на вопросы, он каждый раз говорил истинную правду.

– «Посадил репу? Посадил. Высокой урожайности? Высокой!»

Иного люди и не спрашивали.

Подойдя к старику и увидев его серьёзный, задумчивый взгляд, они забывали о многом из того, что хотели сказать, дабы скрасить всю беседу, и чуток прикрыть собственный интерес к неведомой репе.

Ну а дед, вновь и вновь, как только просители покидали его двор и скрывались за соседними домами, заливался негромким, хрипловатым старческим смехом. И смех его порой продолжался до появления очередных просителей.

Тогда дед делал вид, будто закашлялся, и если курил свою махорку, начинал её клясть на словах за чрезмерную терпкость. Потом сразу же принимал серьёзное выражение лица, отчего всё начиналось сначала. Коротко испросив, что желали узнать, новые гости спешили поскорее удалиться.

Так продолжалось довольно долго.

Когда же Агафону Анатольевичу приелась его роль в происходящих событиях, он стал подумывать о том, чтобы уйти в дом, но не сделал этого по той причине, что его нашли бы и там. Даже в случае с закрыванием входной двери, результат не порадовал бы его.

Вечер нынешнего дня закончился бы спокойно, а на утро всё началось бы опять. Смеяться же два дня подряд, ему не хотелось. Он и так уже всё время держался одной рукой за живот, и убирал её только тогда, когда кто–нибудь являлся.

При этом ему приходилось немного напрягаться, ибо живот уже начинал болеть даже при отсутствии смеха. Этим обстоятельством и объяснялось серьёзное выражение его лица.

Ещё, время от времени, Агафон Анатольевич вспоминал о своём фронтовом товарище, Митриче, как он его по–дружески называл.

Вспоминал он однополчанина не напрасно. Он всё ждал, когда его старуха, придёт к нему в гости. Уж он–то сумеет вразумить её.

А тем временем, размер репы, со слов Зинаиды Викторовны, как она её всем представляла, вырос буквально чуть ли не с хорошую тыкву. Во всяком случае, он был близок к той сказочной чудной репке, которую, как всем известно, тянули и дедка с бабкой, и внучка с жучкой, и кошка с мышкой. И где только с помощью последней, репка была вытянута из земли.

– Как же вы урожай собирать будете? – недоумевали покорные слушатели.

– Было бы чего собирать, – важно отвечала Зинаида Викторовна, не задумываясь над тем, что именно говорить в ответ на сей вопрос.

Вскоре вся деревня знала о чудесной репе. И знала даже благодаря не только стараниям Зинаиды Викторовны, а ещё и благодаря простой людской молве.

Дошёл–таки слух и до Макара Дмитриевича.

Проходившая мимо его двора доярка, Варвара Леонидовна, поспешая на ферму, в нескольких словах поведала ему об этом в качестве горячей новости.

Макар Дмитриевич ничего не ответил доярке. Он только нахмурил брови. А та в свою очередь, как я только что сказал, спешила, поэтому больше говорить ничего не стала.

Однако после ухода Варвары Леонидовны, Макар Дмитриевич, прежде спокойно коловший дрова у себя на дворе возле поленницы, примыкавшей к стенке сарая, не смог также спокойно продолжать делавшуюся работу.

Воткнув топор в очередное полено, он уселся на лавку возле своего дома, курить старую чёрную трубку.

Дымить самосадом собственного изготовления, сидя в одиночестве, пришлось ему не долго.

За этим занятием его и застала Зинаида Викторовна. И не только застала, а ещё и, глядя на него, начала попрекать, тем самым взяв на себя ответственную роль в начинающемся разговоре.

– Сидишь вот, куришь! Нет, чтобы делом заниматься. Брал бы пример с людей.

После сих слов Макар Дмитриевич, не смотревший на супругу своего фронтового товарища, и вообще сидевший к ней боком, скосил в её сторону глаза, словно не мог сейчас повернуть головы.

Смерив Зинаиду Викторовну хмурым взглядом, он спросил её:

– С тебя, что ли пример брать–то надо? Ходишь тут по всей деревне, треплешься почём зря.

– Как это почём зря! – возмутилась Зинаида Викторовна, поправив платок на голове. – К тому же я говорю не о себе. Люди и телеги мастерят, и заборы ремонтируют…

– И репку в огороде сеют, – перебил её Макар Дмитриевич.

– А тебя никак зависть разобрала? – наклонив на бок голову, воскликнула Зинаида Викторовна, пронзив старика взглядом.

– Конечно, разобрала, – выдохнув облако синеватого дыма, выстрелил словами Макар Дмитриевич. – У меня и то не знаю, что вырастет…

Тут пришла очередь Зинаиды Викторовны перебить слова собеседника, что проделала она с удвоенным пылом:

– А надо знать, что сажаешь!

– Надо знать, надо знать, – передразнил её Макар Дмитриевич, даже слегка состроив гримасу ехидства. – Надо сначала дослушать, что тебе говорят, а не перебивать на полпути.

В довершении слов, он неожиданно и для самого себя, взмахнул правой рукой, словно находился сейчас на собрании али митинге, и призывал сим жестом, многочисленную аудиторию к особому вниманию.

– Давай я тебя послушаю, – важно согласилась Зинаида Викторовна, сложив руки у себя на животе.

В ней было в эту минуту столько самодовольства, что она с лёгкостью пропустила мимо собственного сознания, и гримасу и вольный жест своего оппонента.

Ей было ужасно интересно поглубже зацепить Макара Дмитриевича за его самоуверенность, а потому и сочла уместным, дать ему слово. Так ей казалось, собеседник будет повержен куда более значительно.

– Я вот говорю и сам не знаю, что за репа вырастет у меня в огороде, – вернувшись к прежним своим словам, сказал Макар Дмитриевич, продолжая курить. – Внучка из города прислала с письмом. Пишет, что даёт хороший урожай и вроде как не у нас выведена.

– Вот у тебя всё вроде да вроде, – не сдержалась Зинаида Викторовна, пропустив из–за собственного высокомерия основную суть слов Макара Дмитриевича. – А вот у нас аглицкая и не какая–нибудь там, а та, что надо! Я пробовала!

– Скажите, пожалуйста, – повернувшись к ней всем телом, хлопнул себя по коленям Макар Дмитриевич. – Где же это вас угощали?

– Где надо! – не успев придумать доскональный ответ, в запале воскликнула Зинаида Викторовна.

До встречи с Макаром Дмитриевичем, она не слышала подобных вопросов, так как все слушали её рассказ, чуть ли не раскрыв рты, а поэтому, говоря о репе, Зинаида Викторовна лишь краткой фразой и то лишь пару раз упомянула о своих дальних родственниках из города.

При прямом же вопросе, она сиюминутно растерялась.

– Не подскажешь адресок? – моментально съехидничал Макар Дмитриевич без соответствующей гримасы. – На старости лет хочется репки, сладкой как мёд, попробовать.

– Ишь ты чего захотел, – вздёрнула нос Зинаида Викторовна.

В пылу остроты разговора, она даже не задумалась над тем, что и словом не обмолвилась с Макаром Дмитриевичем по поводу репки, сладкой как мёд.

– Впрочем, так и быть, – смягчилась Зинаида Викторовна, продолжая начатую тему в том же направлении к возвышению собственного превосходства, – по осени урожай вырастет, мы тебя угостим, тем более что репа будет большая, и её будет много.

– Спасибо тебе и на этом, – поклонился Макар Дмитриевич, привстав с лавки, после чего опять сел на неё. – А то я сегодня, когда твоему Агафону семена утром давал, не знал, где репа лучше приживётся и вырастет. У меня в огороде али у вас. Оказывается, ты всё знаешь. У вас. Так я осенью обязательно зайду, напомню о себе.

Наступила молчаливая пауза, во время которой Макар Дмитриевич спокойно вытряхнул пепел из трубки и поднялся с лавки.

– Так я осенью обязательно зайду, – повторил он не глядя на Зинаиду Викторовну и также, не удостоив её и мимолётным взглядом, удалился к себе в дом.

А Зинаида Викторовна осталась стоять на том самом месте, откуда только что вела прежде победный разговор с Макаром Дмитриевичем.

Всё её тело напоминало сейчас неподвижное каменное изваяние, которому её автор, её скульптор, постарался придать как можно больше схожести с живым человеком, что особенно выделялось в каждой чёрточке лица, нахлынувшей волной растерянности.

Дополнительно упомянутая эмоция выражалось тем, что стояла женщина после ухода Макара Дмитриевича, с открытым от изумления ртом, опустив одну руку вниз, а вторую прижав ладонью к груди в которой сейчас замерло всё её горячее дыхание.

И только спустя некоторое мгновение, статуя ожила – при выдохе, из её горла, вырвался жалобный, и негромкий, хриплый стон.