Текст книги "Большая книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать (сборник)"

Автор книги: Мирзакарим Норбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

Как узнать телефон любовницы вашего недруга
Практические рекомендации

В свое время нужно было освоить крайне важный навык – чувство, архиважное для роста, для получения абонемента в вечную библиотеку. Но я застрял года на два или три. Ну ни хрена дальше не идет! Что-то чувствую, а дальше не идет. Какое-то короткое время чувствую, а дальше не могу. Такое ощущение, что в мозгу что-то заклинило: дальше ни-ни.

Помог случайный конфликт! Однажды вел занятие. Огромный зал, заполненный до отказа. В первом ряду сидят трое мужчин и так вызывающе себя ведут, словно их насильно привели сюда.

Они просто были готовы меня растерзать на куски за то, что я их покой нарушил. А потом, когда стали делать первые упражнения, с их стороны начались разные выходки. Они издевались над группой – орали, кричали. Весь зал уже не работает, смотрит на них, а я не знаю, как себя вести.

Если скажу: «Вон отсюда!» – так они этого и ждут, ищут повод, чтоб со мной поцапаться. С другой стороны, они мешают всем остальным.

Постепенно, чувствую, во мне внутри что-то закипает, уже клокочет. Все внимание на них сосредоточилось, и вдруг ловлю себя на том, что только о них и думаю.

Мне так захотелось их поставить на место! Я должен это сделать! Не идти же публично бить им морду?! Нет, прежде чем поставить на место, я должен знать, кто они такие! Я должен узнать их!!!

И в этот момент прорвало! Понимаете? Прорвало! Все об этих людях сразу узнал. Такая вспышка была в сознании – озарение!!!

– Уважаемые, прошу вас, ведите себя прилично. Здесь сидят люди старше вас и т. д., и т. п.

А от них в ответ – сплошное хамство. Ну, смысл таков: «Стоишь тут, лапшу на уши вешаешь. Таких надо гнать вон, чтоб другим неповадно было».

– Хорошо! – говорю. – Тогда не обижайтесь! Вас зовут вот так и вот так. Его – вот так и вот так. А тебя – вот так и вот так.

И начал рассказывать всю их подноготную.

– Ты работаешь в торговой районной организации. А раньше был там, там, там. Оттуда своровал столько-то денег. У тебя три машины, но ни одна из них не записана на твое имя. Одна оформлена на твою жену, другая…

И так далее.

И вдруг снова озарение пришло: сделай так, чтобы этот человек признавал все, что ты о нем рассказываешь.

Cказал:

– Около туалета у тебя триста тысяч рублей зарыто на глубине… где-то метр.

Ну, это давно было. Тогда триста тысяч – это были бешеные деньги. Тот, кому сказал о деньгах, кричит:

– Все-е-е правильно! Только деньги неправильно!!! Денег там нет!!!

А их там и правда не было, это я нарочно сказал.

Второму тоже много чего сказал: номер его машины, номер мотора машины и телефон его любовницы. Третьему тоже…

Вдруг подскакивает дама, такая упитанная, вся в золоте и давай его колотить, этого второго:

– Ах ты!!! Ты же говорил, что с ней не встречаешься!!!

Оказалось – жена.

Когда они начали драться, о каком занятии могла идти речь? Все на них смотрят. Они именно этого и хотели, то есть всеобщего внимания, вот и получили!

Объявил перерыв и пошел за кулисы.

Подходим к кульминации!

Иду, думаю: «Боже мой, лишь бы не забыть это состояние! Лишь бы запомнить это состояние! Лишь бы запомнить!!!»

Говорю моему ученику:

– Задумай и напиши трехзначное число!

И сразу называю это число, спрашиваю:

– Это?

Говорит:

– Я только успел подумать, как вы сказали.

ЕСТЬ!!!

НУ НАКОНЕЦ-ТО УЛОВИЛ ЭТО СОСТОЯНИЕ!!!

Наконец-то прошел через этот барьер! Наконец-то прорвал эту подлую плотину!

И постарался максимально запомнить. Хотя провалы в восприятии до сих пор иногда бывают. И у вас тоже будут, так что держите хвост трубой!

Где изобретен первый мобильный телефон

Когда я попал к одному из своих Наставников, то каждый вечер заваривал ему чай. У нас ученик – это мальчик на побегушках. Его задача – освободить своего Наставника от мелких проблем. Я помогал Наставнику по дому, заваривал чай, убирал, подносил и т. д., и т. п. Конечно, вы сразу подумали: «Чему так можно научиться?» Отвечу.

Как-то спросили одного святого:

– Как можно стать святым?

Он ответил:

– Путем служения.

Понятно?

Каждый вечер на закате мой Наставник уходил в свою комнату и подолгу сидел один. А мне-то любопытно: чем он там занимается? И как ему не скучно сидеть одному?! Однажды подсмотрел. Ну, интересно же, вы согласны?! Любопытство – страшная штука! Всегда суешь нос или палец туда, куда не надо.

Вижу, он сидит, уставившись в одну точку, губы шевелятся, и время от времени: «Хи-хи-хи-хи-хи», «кхе-кхе» – смеется.

«Ну, – думаю, – вли-и-п! К кому в ученики пошел? Да у него же глюки!»

Как-то он вызвал меня и своего младшего сына и говорит:

– У моего друга сегодня чай какой-то вонючий. Я начинаю пить свой чай, он пьет свой. Его чай до того отвратительный, что мне вкус перебивает. Отвезите ему пару килограммов отборного зеленого чая.

И отправил нас гонцами среди ночи к черту на кулички.

Ехали мы почти триста километров. Где-то примерно в час ночи едем, и уже в горах у нас кончается бензин. Вдруг видим, у обочины стоит мальчик и над сопливым носом держит керосиновый фонарик. Он помахал нам, мы остановили машину, а он говорит:

– Дед меня отправил встречать вас.

А рядом осел стоит. И что самое интересное, на спине у этого осла… две канистры с бензином. Мальчик говорит:

– Дед сказал, что здесь у вас бензин кончится.

А мы-то никому не сообщали, что едем! И как он мог знать, что бензин у нас кончится? Ну, как вы это объясните?

Мы заправились, узнали, куда дальше ехать. Еще километров семь ехали до дома того любителя чая.

Зашли в дом. Старик сидит на айване. Айван – это на Востоке такая терраса: с трех сторон стены, с одной – колонны. Сидит и говорит:

– Я же сказал этому старому пердуну, чтобы вас не мучил! Вы уж нас, стариков, простите. Я же терплю это пойло. Ну зачем мне его чай? Завтра-послезавтра помирать.

Понимаете?

Это они за триста километров, оказывается, выясняли отношения! Они болтали, и оказалось, что у того старика чай плохой. Вот Наставник нас и отправил. А старик все приговаривает:

– Я же сегодня ему говори-и-ил, угова-а-ривал, чтоб не беспокоился. Все равно этот старый негодяй вас отправил. Так что еще раз извините нас.

Со временем дошло, что для Мастеров общение на расстоянии – обычное, нормальное явление, как телефон для европейца.

Потом узнал, что в назначенное время они собираются в группы по интересам – кто в Лондоне сидит, кто в Тибете, кто в Непале, кто в Японии. Старички-то крутые! Придумали себе бесплатные «мобильники» и сидят, болтают о том, о сем, чаек попивают.

Один из самых близких собеседников моего Наставника жил в Киргизии, и они много лет не виделись. Наставник как-то сказал:

– Одежду друг друга нам зачем видеть? Мы же не дети, чтобы интересоваться одеждой. Зачем встречаться только ради того, чтобы увидеть друг друга в другой форме?

Он сказал «в другой форме»!

Понимаете, дорогие мои?!

Макаки и уважаемые ученые

Не кажется ли вам, что все это сказки?

А если есть люди, которые все это могут, то почему не пускают в дело свои возможности? Почему не применяют свои силы на благо всего человечества?

Когда начал учиться, у меня было очень много таких «почему». Почему, имея такую колоссальную силу, эти люди не помогают другим? Почему какие-то гады правят миром? Почему?.. Почему?.. Почему?.. Почему об этих людях никто не знает?

Как-то спросил:

– Почему о вас никто не знает? Достаточно вам один раз показать, что вы можете, хоть что-то из того, что вы можете, – мир изменится!

Они мне сказали:

– Все твои вопросы, которые начинаются с «почему», запиши и оставь на двадцать лет. Когда ты сам чего-то достигнешь – поймешь. Через двадцать лет, если захочешь, мы сделаем то, что попросишь. Захочешь – сам поможешь!

Вопросы, требования, советы, что нужно делать, я записал, а через полтора года выбросил.

Потому что мои прежние мысли были похожи на мысли макаки, которая сидит в клетке и говорит:

– Если они там за решеткой такие умные, как ты говоришь, почему я этого не знаю? Почему они не демонстрируют? Почему нам не объясняют? Почему нам не помогают, то есть не дают целую гору бананов?

Раз есть вечная проблема нехватки бананов, которая до сих пор не решена и не решается со всей принципиальностью, значит, ты врешь, обезьяна поганая!

Ответ оказался на поверхностный взгляд очень простым:

– А потому что пристрастия макак людям не интересны.

Чтобы перестать быть «макакой», первые три года, дорогие мои, уходят на восстановление, пробуждение шестого и седьмого чувств.

Да, так долго! А что вы хотите, чтоб я плясал под вашу дудку, подстраивался под ваши желания, под ваш навык обучения, под ваш привычный образ мысли, от которого вы якобы собираетесь уходить?

Кто-то из очень ученых говорил: «Дважды два будет четыре».

Вы это хотите от меня услышать? И, развесив свои прекрасные уши, будете глотать готовые заготовки? Но именно такая форма обучения, такая форма вкладывания информации делает из человека раба. Это и есть путь обычных людей. Это самая страшная форма обучения.

Самая тяжелая ваша болезнь – это ваше знание, полученное в готовой форме, и непостигнутая суть.

Значит, я свой опыт, свою истину вам передать не могу. Потому что если встретите тысячу мастеров, у каждого мастера будет своя личная истина, свой личный путь.

Истину ни при каких обстоятельствах никаким способом передать невозможно. Наставник дает только веру, любовь и направление, а ученик выбирает свой путь постижения!

И второе.

Наставник никогда не должен показывать начинающему то, чего он в данный момент не может сделать, увидеть, освоить.

«Горы видно во время утренней зари. Если ты находишься возле гор, то ученик твой находится на западе.

Когда его сознание начинает от ночи переходить в состояние раннего утра, вот тогда ты можешь показать ему горы, которые видно на фоне его внутреннего солнца, которое начало обозначаться за горизонтом.

Когда он достигнет гор, он уже в состоянии увидеть горизонт, что за горами. Когда ты видишь, что он поднялся до гор, вот тогда ему покажи горизонт. И все твои слова о прелести, что находится за горами, обращенные к тому, кто никогда не был в горах, будут вызывать у него сомнение».

Понимаете, почему серьезные уважаемые ученые очень часто и весьма авторитетно заявляют, что все это ерунда? Потому что демонстрировать эти способности будет только тот, у кого этих способностей нет или почти нет, а есть какие-то жалкие их зачатки. А когда эти способности начинают раскрываться по-настоящему, признания ученых уже будет не нужно.

Откуда наши Наставники черпают силу, почему не хотят ее вам демонстрировать? Как я когда-то, вы ищете ответ внутри себя, в своем опыте обычного человека. А там нет ответа. Не попав в школу, не написав первой буквы, вы задаете вопрос: «Как написать поэму?»

Вы не знаете даже, что такое перо, что такое бумага!

Сейчас могу сказать только одно: эта школа находится внутри вас! Ищите путь! Дорогу осилит идущий.

Прощение
План «Барбаросса»

Часто вспоминаете тех, кто вас обидел? Переживаете снова и снова, страдаете, возмущаетесь – пережевываете обиду. И хотя обидчик давно уже умер, все равно вы закипаете при одном воспоминании, продолжая составлять план «Барбаросса».

Мысленно откапываете обидчика, поднимаете его из могилы, одеваете, обуваете, землю аккуратно отряхиваете, а потом по морде, по морде, по морде кирпичом. Орете мысленно: «Лежишь, сволочь, и прощения не просишь!»

А? Ну вы же так делаете? Разве нет?

Вы же судья, вы судите: он – сволочь, она – вообще стерва. Вы правы, они не правы – к-козлы! Правда?

А что такое «правда»? Правда – это то, что мне нравится. А что такое «неправда»? Неправда – это то, что мне не нравится.

Можете ли что-нибудь изменить в жизни покойного обидчика?

А в своей жизни хотите что-нибудь изменить?

Давайте разбираться. Что такое обида?

«Я – хороший! А меня назвали плохим, обошлись жестоко, оскорбили. Не оценили, унизили, посмеялись, сделали больно. А ведь я хотел, как лучше… Гады!»

Примерно так, с очень большими вариациями. Вы же должны логически обобщить?! Из обиды на кого-то очень быстро получается обида на всех.

«Кругом одни сволочи, житья нет! Где справедливость? Куда смотрит Бог?»

Продолжаем строить логическую цепочку. Из обиды на всех вырастает и расцветает обида на себя.

«Да и сам я хорош, такой-растакой, эдакий-разэдакий! Был бы умный, был бы сильный – разве допустил бы такое? Так мне и надо. Пропади все пропадом!»

Знакомо?

Просто вы начинаете винить, судить, мысленно казнить обидчика, а заодно с ним пожирать и себя. А наши желания, когда они идут из глубины души, имеют свойство осуществляться.

Ваше чувство вины, ваша нелюбовь к себе – это яд. И этот яд сначала разъедает душу, потом переходит в тело – вы заболеваете, становитесь инертным, нежизнеспособным. И наконец, вас очень быстро может постичь участь обидчика. По принципу «за что боролись, на то и напоролись».

Но ведь именно от этого вы сейчас и хотите уйти. Хотите или нет? Зачем читаете эту книгу?

Какая связь между вашими обидами и вашей инвалидностью, вашей слепотой, вашей спящей интуицией?

Объясню.

Только сначала ответьте на вопросы.

Кто из вас никогда не врал? Нет, я не спрашиваю «сегодня с утра», а вообще.

Кто из вас не обманывал? Поднимите мысленно руку!

Кто из вас чревоугодием не занимался, пузо не набивал?

Кто из вас не сквернословил? Ну, вы же не подняли руку на первый вопрос, так что теперь я вам точно верю.

Кто из вас не завидовал? Ну, есть такие, кто никогда не завидует черной завистью, а только белой и только иногда. Есть такие?

А таким хотел бы задать вопрос: чем, по сути, отличается белая собака от черной? Если белая укусит за правую ягодицу, а черная тяпнет за левую – вам с какой стороны легче? Только что на черной грязь не так видна. А так – никакой разницы!

Значит, уважаемые лгуны, обжоры, матершинники и завистники…

А кто ни разу не гулял? Я не говорю «с собакой».

Понятно? Понятно! Смотрите, какая компания собралась!

Значит, дорогие мои, никто не имеет права ни на кого обижаться. Все одним миром мазаны.

Но раз вы захотели стать лучше, раз вы взялись за себя, раз вы сделали усилие в сторону самого себя – значит, вы сегодня уже не тот, кем были вчера. Вы сегодня не та и не тот, которые когда-то ошиблись. Вы – другой человек.

Зачем за проступок Маши должна отвечать Даша? Почему за поступок Коли будет отвечать Толя? Простите себя, вчерашних, отпустите с Богом.

Значит, что нужно делать? Что нужно делать, чтобы стать Победителем? Надо победить и эти наши обиды, победить своего внутреннего врага – нелюбовь к врагу и нелюбовь к себе.

Когда вы изводите себя, когда вы казните других, первой страдает ваша интуиция. Она – штучка тонкая, любит свободу, в неволе не размножается. Ей особый душевный микроклимат нужен. А когда ваши злые мысли туда-сюда снуют, она прячется. Да и вам тогда тоже не до нее.

Значит, придется прощать. Прощать врагов, прощать себя, отпускать свое прошлое. Прощать и отпускать для того, чтобы расчистить место для будущего, для любви, чтобы освободить свою дремлющую силу.

Вспоминаем Октаву! Вы есть сила, вы есть любовь, и вы умеете прощать!

Простите всех ради Бога.

Простите всех ради себя.

Вот об этом поговорим. Хорошо? Как всегда – по-восточному – начну издалека.

Встретимся у экзаменационной комиссии

Дорогие мои, когда-то мне пришлось четыре года возглавлять лабораторию по изучению клинической смерти.

Как туда попал? Да просто надоело все. Вдоволь наигрался в богатенького Буратино. Нахлебался «уважения» оравы халявщиков, сидевших у меня на шее. И в результате – депрессия, опустошенность, отсутствие интереса к жизни. Это образное выражение. Буквально не понимайте!

Но что-то нужно было делать-то!

Однажды в голову бабахнуло: дай-ка займусь наукой, напишу что-нибудь умное, например диссертацию, получу звание.

По лени выбрал самую легкую область – психологию. Ну, проще же всего свою пустую арбу с треском и грохотом взад-вперед катать, рассуждая о невидимых процессах, якобы протекающих где-то там в душе. Согласны?

Это была первая причина, почему я в психологию ударился.

Да и что еще делать, когда Ниагарский водопад уже не впечатляет? Как быть, если сороковые широты у мыса Горн с их вечными штормами уже наскучили? Пресыщение. Ведь все, кажется, перепробовал.

Адреналина не хватает, а где ж его взять? А самый мощный выброс адреналина знаете где бывает? Рядом со смертью, вы согласны?

Всеми нашими действиями управляют два рычага, два инстинкта: желание жить и страх умереть. Что, в общем-то, одно и то же.

Вот и выбрал себе тему кандидатской диссертации. Упрощенное название ее таково: «Галлюциногенные факторы при кислородном голодании, вызванном агонией мозга».

Легче всего писать о чужих галлюцинациях. Вы согласны?

Если честно, у меня были серьезные причины этим интересоваться… Хотел проверить некоторые свои догадки относительно смерти, основанные на словах Наставников. Но это – слишком сложная тема, ее лучше опустим.

Вот так я оказался в лаборатории клинической смерти и застрял там на четыре года. Искал на собственную… голову приключения, а нашел опору в жизни.

Пришел туда отъявленным материалистом, а ушел – глубоко верующим человеком, точно зная, уже как ученый, что существует Высший Разум, Высшая Совесть, Высшая Любовь. Знаю это точно – проверил!

За четыре года через эту лабораторию прошли пять тысяч человек, а это пять тысяч исследований! Можете себе представить? В день четыре-пять вылетов в разные районы.

В каждом институте, в каждой клинике был тогда секретный отдел. Они нам звонили, и мы вылетали.

Через час-полтора после выхода из состояния клинической смерти человек еще помнит, что с ним было. Потом все исчезает, одни огрызки остаются. Через пару дней спрашивали у того же «путешественника»:

– Помните, вы говорили то-то и то-то?

– Нет, не помню, не было этого!

Ставим ему кассету с записью.

– Да, правда, мой голос. Неужели это я говорил?

Мы спрашивали обо всем: что видел, что слышал, что ощущал, как ощущал. И наша задача теперь была – проверить.

Если человек говорил о каком-то месте, нас интересовали детали: где что стояло, лежало, двигалось. Понимаете? И сейчас же туда отправлялись и смотрели: действительно это находится там, на самом деле была такая ситуация?

И когда факт за фактом, факт за фактом… Мы точно знаем, что этот человек там просто не мог быть никогда в жизни, и не был он там. Но он все в деталях рассказывает, описывает обстановку… Он элементарно не мог знать, что есть такое здание, что в нем есть такая комната, что в этой комнате такой стол, такие чашки-ложки…

А ваш слуга-то прожженный материалист, особенно когда дело касается таких вещей! Пока руками не пощупаю, словам не поверю. Если скажете, что вчера в лифте валялась пачка из-под сигарет, скажу:

– Извините, мне нужно проверить.

А если эту пачку вы не могли видеть ни при каких обстоятельствах? Ну, не могли видеть – исключено!

И мы в этой лаборатории все проверяли. И место, и время, и ситуации – все! И получали подтверждение. За то время завели почти пятьсот дел. В трехстах восьмидесяти семи из них – неопровержимое доказательство отсутствия смерти.

Как быть, дорогие мои? Как быть?

Мой напускной материализм разлетелся по швам. И с каким еще треском! Смерти-то, оказывается, нет! В очередной раз убедился!

Смерть отсутствует!

Как мы свою одежду изношенную бросаем, так же оставляем и свое тело. Верите – не верите, мне глубоко начхать на ваше мнение. Все равно там встретимся у входа в экзаменационную комиссию.

Хотите одну историю из архивных материалов лаборатории расскажу?

Однажды мы выехали по вызову. Приезжаем.

Мужчина 37 лет, ростом больше двух метров, как телефонная будка – махина. Геолог-забулдыга.

Вернулся из экспедиции, в городском парке перед пивным баром с кем-то там подрался, получил четырнадцать ножевых ранений. Пока его везли в больницу, наступила смерть. Его отвезли в морг. Дело было в пятницу.

А через два дня в понедельник, когда патологоанатом пришел на работу и приступил к изучению тела, вдруг это бездыханное тело зашевелилось, схватило его за руку, и он услышал отборную брань.

Через несколько дней, после операции, мы общались с этим ожившим геологом.

– Была, – говорит, – пьяная драка. И вдруг почувствовал очень сильную боль. А потом начал падать в канализационный колодец. Не помню, как долго падал, помню, хватался за стены, упирался руками – ногами. Чувствую, если до низу долечу – в живых не останусь.

Я начал выкарабкиваться, цепляясь за склизкие стены… Вонючие до невозможности! До того мерзко было – человеческих слов не хватает! От этой вони, от этого дикого смрада пришел в себя. Выполз наружу.

Выхожу, а там машины стоят – «скорая», милиция. Люди собрались. Осматриваю себя – нормальный, чистый. Через такую грязь полз, но почему-то чистый. Подошел посмотреть: что там, что случилось?

Людей спрашиваю, они на меня – ноль внимания, гады! Вижу, какой-то мужик лежит на носилках, весь в крови. Подумал: «Так тебе и надо». Что-то в лице этого мужика меня привлекло. Где-то виделись, что ли?

Носилки втащили в «скорую», и уже машина стала отъезжать, как вдруг чувствую: с этим телом меня что-то связывает.

Крикнул:

– Эй! Куда вы без меня? Куда моего брата увозите?!

И тут вспомнил: а никакого брата у меня нет! Сначала растерялся, а потом понял: это же я!

Если это тело – я, то я-то кто? Я за ними побежал, кричу:

– Сто-ой! Куда меня увозишь?

А потом чувствую, что я не бегу, а лечу за машиной, чуть выше нее. Тело находится в «скорой», а я лечу сзади…

И т. д.

Он нам рассказал, по каким улицам летел, что на этих улицах было. В одном месте, оказывается, пожарные стояли и пожар был, маленький такой. Это помнит. Мы потом проверили – оказалось правдой. Было такое.

«Скорая» приехала в больницу, хирург посмотрел, сказал:

– Умер.

А я подбегаю к этому хирургу и матом:

– Ты что, твою мать? Как я умер? Давай, там это, трам-тарарам, штопай! Я приду в себя, я еще не умер!

Собрались увозить в морг. Я в отчаянии туда хожу, сюда хожу. За телом пошел.

Стали каталку вталкивать в лифт, а тело-то огромное – не влезает. И, когда двери закрывались, ноги прищемило.

– Твою мать! – говорю. – Ты что делаешь?! Мне это тело еще пригодится!

Обращаюсь к санитару – не слышит.

Та-ак! Тут курить захотелось. Смотрю, в лифте лежит скомканная пачка сигарет, и бутылка из-под кефира стоит. Кефира там, ну, так примерно на одну треть осталось.

Отвезли меня в морг. Два дня я там ходил, среди этих скафандров, без хозяина.

(Обратите внимание – «без хозяина»!)

Я туда сходил, сюда сходил – везде и всюду был. Домой пошел – жена плачет. Уговариваю свою жену, успокаиваю: «Ну, что делать?»

Но тело все равно меня не отпускает. Возвращаюсь, брожу вокруг него.

А в понедельник меня как-то затянуло обратно. И так мне туда неохота было, так было больно, так грязно все это.

Когда патологоанатом пришел на работу… я понял, что на этом у меня все закончится. Начал метаться вокруг него, и вдруг в какой-то момент меня затянуло…

Очнулся в палате через четыре дня.

Обратите внимание: «затянуло». Этот момент возврата в тело редко кто помнит.

После того как его выслушали, мы стали проверять: пачка сигарет на месте лежит, в лифте. А тело-то было накрыто – он не мог видеть! Бутылки нет. Стали искать. Оказывается, уборщица утащила.

Нашли бутылку из-под кефира, но мытую. Спрашиваем:

– Сколько было кефира?

Уборщица говорит:

– Да на треть было, но он был такой… сгнивший.

Испугалась, почему такую никчемную бутылку ищем. Проверили улицу – был пожар. Маршрут проверили.

А вот канализационного колодца не нашли. Во всем городском парке, где это случилось, не было ни одного колодца. Даже специальное прочесывание добровольцами не помогло.

И таких случаев мы собрали почти четыреста.

P.S.Иногда Мирзакарим Санакулович проводит в зале опрос слушателей, переживших состояние клинической смерти. Интересно, что на каждом курсе обязательно находятся несколько таких человек. Вот стенограмма одного из опросов.

– Есть кто-то в зале, кто был в состоянии клинической смерти? У кого была остановка сердца, врачами подтвержденная… Поднимите руку, у кого? Пожалуйста.

(Несколько человек поднимают руки.)

– Есть еще кто-нибудь? Один, два, три, четыре, пять, шесть. Да нет, пятеро вас. Я же чувствую. Таких людей всегда сразу видно. Идемте, пожалуйста, можно вас сюда пригласить? Я вас прошу.

(Слушатели выходят на сцену. Мирзакарим Санакулович подходит с микрофоном к первой слушательнице.)

– Пожалуйста. То, что вы сейчас расскажете, – это жалкие огрызки того, что было. Когда это было? Как это было и что вы ощущали?

– Это было, когда я рожала. У меня были очень тяжелые роды…

– Закройте глаза.

Стоящие на сцене закрывают глаза. Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории:

– Запоминайте вот эту траекторию.

(Показывает рукой сначала по диагонали вверх, потом по горизонтали, потом по диагонали вниз.)

– И потом оттуда… Понятно, да?

Стоящим на сцене:

– Открываем глаза.

(Продолжается диалог со слушательницей.)

– Ну, были очень тяжелые роды и, значит, принимали их отдельно, не в родовой, а в операционной. Хотели делать прерывание. В общем, потом я не знаю, что произошло. У меня было… Ну, я потеряла сознание или что-то. И вдруг полетела куда-то, в какую-то огромную трубу.

– Траекторию скажите: вниз полетели, вперед, вверх?

– Нет, вот так вот. (Показывает по диагонали вверх.)

– Вверх, да?

– Чуть вверх. И стояла я как бы…

– Потому что только во время родов погибшую женщину Господь лично сам туда принимает. Вверх уходит…

– Да, и я как бы стояла впереди летящего на большой скорости… паровоза, что ли. И вдруг влетаю из темного туннеля куда-то. Ну, в такое пространство, где… Я даже вот сейчас говорю – у меня мурашки по телу. Потому что там была такая необыкновенная красота! Это было огромное солнце. Это была огромная какая-то поляна, где было так прекрасно!

И я даже слышала какие-то звуки, я слышала голоса. Но я была там одна. Вот. И вдруг мне какой-то голос говорит: «Ну ладно, лапушка, возвращайся, возвращайся». А мне так не хотелось! А когда я вернулась, то мне было очень тяжело. В общем, вот… У меня…

– Вот какой-то огрызок вы услышали, дорогие мои. Это огрызки. Но, между прочим, у вас самой желания вернуться не было, да?

– Нет, я очень хотела остаться.

– Но вас выгнали оттуда.

– Да, мне сказали, что пора возвращаться. У меня же дочка родилась. И такая желанная, и такая долгожданная. Мне запрещали рожать, потому что я была сердечница. Но я все-таки отважилась. И когда я узнала, что беременна, то от всех тщательно это скрывала. Я никуда не ходила, к врачам не обращалась, только в роддоме мне сделали анализы… И, в общем, роды были тяжелые.

– Спасибо.

(Подходит к следующей слушательнице.)

– Ну, у меня клиническая смерть была лет двадцать назад. То есть у меня был обычный аппендицит. Когда разрезали, там оказался перитонит.

– Давайте так, будем говорить с того момента, когда вы вышли из своего тела.

– Вот, на операционном столе наступил этот момент. И что в этот момент я видела? Ну, я не знаю, это было очень давно, но я помню…

– Вы себя со стороны видели?

– Я видела? Нет, себя я не видела со стороны. Я видела, где я летела, то есть видела туннель типа метро… Такой туннель и свет… Я не видела, было там солнце или нет, но откуда-то шел свет… Весь туннель был яркий-яркий, настолько яркий… И свет был такой сочный, что… Такое тепло, такое излучение нежное-нежное. Сейчас даже чувствую это.

И вот я лечу с бешеной скоростью, но я не ощущаю ветра. Я знаю, что лечу, я просто знаю, что лечу. И вдруг вижу какую-то белую стену. И голос мне говорит: «Тебе еще рано туда». И все…

– Выгоняли…

– Выгоняли, да…

– Рано еще. Спасибо.

(Переходит к следующей слушательнице.)

– Вы знаете, мне особенно нечего сказать, потому что я действительно помню только отдельные отрывки. Это было тоже во время родов.

Первое, что я увидела, когда мне стало плохо, – это был огромный круг, по которому мне надо было идти. И я вдруг осознала, что не могу ни в сторону сделать шаг, ни вперед, ни ускорить, ни замедлить – ничего. И вот здесь я сделала что-то не так, и у меня… Я просто стояла около вот этого света, а туда не прошла. Я стояла только на пороге этого света…

– А хотелось туда идти?

– Хотелось.

– Рано еще! Спасибо. Всем спасибо, садитесь, пожалуйста.

Дорогие мои! Другой актив надо зарабатывать, другой актив… Но материальный актив тоже не забывайте! Ни в коем случае!

(Поворачивается к следующей слушательнице).

– Ну, у меня это случилось во время полостной операции под наркозом.

Я очень боялась этой операции и очень нервничала. В общем-то, я не помню, как ее делали. Только я вдруг обнаружила, что откуда-то из угла комнаты сверху смотрю, как лежу на столе. Вокруг меня что-то хлопочут, бегают, что-то делают. И мне так интересно!

Думаю: «Я так боялась этой операции, а ведь совсем не больно…» А потом… Я не видела никакого туннеля… Я очутилась будто на дне какого-то большого колодца, длинного, глубокого… А впереди мерцал свет… И потом я по спирали поднималась… С трудом, с болью какой-то. И очнулась уже от того, что мне говорят: «Слава тебе, Господи, она вернулась…»

Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории.

– Понятно, да?

(Показывает рукой по диагонали вниз.)

– Я не летела туда, я поднималась снизу, из глубокого колодца…

Слушательнице:

– Постарайтесь, пожалуйста, в свою зачетную книжку побольше пятерок получать… Хорошо?!

Дорогие мои! Есть особая группа переживших клиническую смерть. Когда думаю о них – каждый раз такая боль!

Мы все время от времени страдаем. Согласны? Сегодня радуемся, завтра страдаем, потом опять радуемся. Это – процесс. Это – движение жизни. И если мы помним, что все течет, то сегодняшнее несчастье окажется не таким уж страшным, не таким злостным и неразрешимым. Потому что завтра будет иначе.

А кто такой самоубийца? Это тот, кто свое крошечное сиюминутное страдание раздувает до размера трагедии, мировой катастрофы. И если, не дай Бог, он осуществляет свое намерение…

Он почему руки на себя накладывает? Потому что думает, что там ему будет лучше. Он мечтает попасть туда, где нет боли, а есть одно сплошное блаженство.

А ничего подобного!

Мы опрашивали неудачных самоубийц, которых успели откачать. Те из них, кто пережил состояние клинической смерти, потом смерти боятся, как черт ладана, потому что они-то знают, что их ждет!

Знаете, почему? Потому что все их страдания при жизни – только капля, ничто по сравнению с тем, что они испытали там.

Оказывается, там самоубийцу ждет страшнейшее из наказаний: его мучения умножаются на бесконечность. И эта бесконечная боль, этот бесконечный ужас никогда не заканчиваются! Это за то, что он посягнул на самое святое, что было ему дано, – на жизнь!