Текст книги "Мусье Жордан, ученый ботаник, и дервиш Масталишах, знаменитый колдун"

Автор книги: Мирза Фатали Ахундов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мирза Фатали Ахундов
Мусье Жордан, ученый ботаник, и дервиш Масталишах, знаменитый колдун

Представление об удивительном происшествии, которое излагается и завершается в четырех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мусье Жордан – ученый ботаник, парижанин, 40 лет.[1]1
  Мусье Жордан не вымышленный образ. Прототипом его послужил французский естествоиспытатель Алексис Жордан, 1814 – 1897.


[Закрыть]

Гатамхан-ага – владетель кочевья Текле-Муганлы, карабахец, 65 лет.

Шарафниса-ханум – его старшая дочь, 16 лет.

Гюльчохра – его младшая дочь, 9 лет.

Шахрабану-ханум – его жена, 45 лет.

Шахбаз-бек – его племянник, жених старшей дочери, 22-х лет.

Ханпери – кормилица Шарафнисы-ханум, 40 лет.

Дервиш Масталишах – знаменитый колдун, иранец, 50 лет.

Гуламали – его ученик, иранец, 30 лет.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Происходит в Карабахе в 1263 году в начале весны, через день после Новруз-байрама, в зимнем кочевье Текле-Муганлы. Во второй комнате Шарафниса-ханум расчесывает шерсть и тихо плачет. Ее младшая сестра Гюльчохра играет возле нее.

Гюльчохра. Почему ты плачешь, сестрица?

Шарафниса-ханум(отталкивает протянутую руку сестры). Отойди!

Гюльчохра(шаля, снова протягивает к ней руку). Сестрица, ну, ради аллаха, скажи, почему ты плачешь?

Шарафниса-ханум(снова отталкивает ее руку). Отстань, говорю. Видишь, делом занята. Не мешай работать!

Гюльчохра(по-прежнему). Ты же не работаешь, а только плачешь. Скажи, почему плачешь? Если не скажешь, я маму позову. Ну, скажи, почему ты плачешь? (Срывает с нее головной платок).

Шарафниса-ханум(в сердцах, резко отталкивает ее. Гюльчохра падает). Тьфу ты, пропасть! Ни за что не отвяжется! Не даст заниматься делом!..

Гюльчохра поднимается и с плачем уходит к матери в другую комнату.

(Одна.) Вот дура! Сейчас все скажет маме. Боже мой, если мама придет и спросит, почему ты плачешь, что я отвечу? А я ни за что не скажу. Лучше буду отпираться, будто вовсе не плакала. (Тщательно вытирает глаза головным платком.)

Открывается дверь, входит Шахрабану-ханум.

Шахрабану-ханум. Зачем ты толкнула девочку? С ног ее сбила!

Шарафниса-ханум. Провалиться бы ей сквозь землю! Ни минуты не сидит спокойно. С самого утра не дала мне расчесать и двух клоков шерсти. Все время балуется, то шерсть выхватит из рук, то платок с головы сорвет. Мне надоело, я и толкнула ее легонько. А она побежала к тебе с ревом. Можно подумать, она в кровь разбилась.

Гюльчохра. Ей-богу, мама, неправду она говорит. И вовсе она не расчесывала шерсть, а все время плакала. Я говорю – не плачь, а она как толкнет меня, я так упала и ушиблась.

Шахрабану-ханум. Почему это ты плачешь, Шарафниса? Что у тебя за горе, чтобы плакать? Слава аллаху, отец твой жив, мать жива. Жених – красавец. Ешь ты вдоволь, нарядов довольно. О чем же ты плачешь?

Шарафниса-ханум. Да не плакала я, мама; ей-богу, не плакала! (Щиплет Гюльчохру.) Чтоб тебе провалиться! Когда это я плакала?

Гюльчохра вскрикивает от боли.

Ей-богу же, я не плакала, мама. Слава аллаху, отец у меня жив, мать жива, с чего же мне плакать?

Шахрабану-ханум(смеясь). А почему про жениха не говоришь? Ведь и жених у тебя есть!

Шарафниса-ханум. Какой еще жених?

Шахрабану-ханум. Как это какой жених? А твой двоюродный братец Шахбаз-бек чей жених? Отец твой, бог даст, недели через три такую вам свадьбу справит, что молва о ней пойдет по всему Карабаху. Позавчера он написал письмо своему другу Курбан-беку в Зардаб, чтобы тот договорился с шемахинскими музыкантами и прислал их на свадьбу.

Шарафниса-ханум(зажав большим и указательным пальцами нижнюю губу, оттягивает ее вниз, поднимает голову). Ах, о чем ты говоришь, мама? Шахбаз-бек через десять дней уезжает. А к чьей свадьбе готовится отец, я не знаю.

Шахрабану-ханум(с удивлением). Шахбаз-бек уезжает? Куда? С кем? Ради аллаха, не выдумывай небылиц! Да, вижу, ты и вправду плакала. Оказывается, и в самом деле у девиц ума мало, слез много. А ну, говори, кто тебе сказал, что Шахбазбек уезжает?

Шарафниса-ханум(опускает голову). Он сам.

Шахрабану-ханум. И куда?

Шарафниса-ханум. Не знаю, не то во Францию, не то в Париж… Пропади они пропадом, и выговорить не могу.

Шахрабану-ханум. Хорошо, а с кем он едет в Париж?

Шарафниса-ханум. С нашим гостем, мусье Жорданом.

Шахрабану-ханум. С этим нашим франком, что всякие травы собирает? Зачем он едет? Какие у него во Франке дела? У него что, собака, что ли, заблудилась в Париже?

Шарафниса-ханум. Ничего не знаю. Шахбаз – молодой неопытный. Мусье Жордан вбил ему в голову, будто девушки и женщины в Париже появляются в обществе с открытыми лицами. И многое еще другое наговорил ему. А тот с ума сошел и все твердит, что он обязательно должен поехать и посмотреть Париж. Сначала, говорит, попрошу разрешения у дяди, а если не пустит, то ночью на коне переправлюсь через Араке, найду там мусье Жордана, поеду с ним в Париж, посмотрю там все и погуляю.

Шахрабану-ханум(откладывает в сторону чулок, который вязала и обращается к младшей дочери). Гюльчохра, поди-ка позови сюда Шахбаза из того дома. Посмотрим, что это еще за новости.

Гюльчохра убегает.

Говорила же я: Гатамхан-ага, послушай, поскорей справь эту свадьбу. Боюсь я за Шахбаза. Каждый день у него тысяча новых фантазий. Не послушался он меня, тянул, тянул, и вот что вышло.

Открывается дверь, и входит Шахбаз-бек.

Шахбаз-бек. Что случилось, тетушка? Ты меня звала?

Шахрабану-ханум(нахмурившись). Шахбаз, я слышала, что ты едешь во Франку, в Париж. Что это значит?

Шахбаз-бек(улыбнувшись). А что плохого, если я и поеду, тетушка? Съезжу и вернусь. Да еще привезу Шарафнисе в подарок шапочку, как у французских девушек.

Шарафниса-ханум. Мне не нужно шапочек, как у Франкских девушек: купи эти шапочки в Париже и надевай их своим девушкам, если ты из-за них легче ветра летишь из Карабаха.

Шахрабану-ханум. Она права, надевай эти шапочки на Франкских девушек. Шарафнисе они не нужны. Скажи-ка мне, ты сам себе хозяин или есть старший, который заменяет тебе отца?

Шахбаз-бек. Конечно есть! Я не поеду, не получив разрешения у дяди. Мусье Жордан сам будет просить его согласия.

Шaхpабану-ханум(сердито). Ладно, ступай. Ты совсем от рук отбился и переходишь всякие границы. Я позову сейчас Гатамхан-агу и спрошу у него, кто такой этот мусье Жордан, что подбивает его племянника поехать в Париж. Клянусь аллахом, я сыграю с ним такую шутку, что он забудет, по какой дороге явился, и Париж забудет. Очень хорошо! Ступай, а я поговорю с Гатамхан-агой, пусть он объяснит мне, как это ты поедешь в Париж, когда до твоей свадьбы осталось двадцать дней?

Шахбаз-бек. До моей свадьбы двадцать дней? Нет, я еще слишком молод и не женюсь так скоро. Я не соглашусь на свадьбу, разве только насильно меня женят…

Шахрабану-ханум(кричит). Да, именно насильно! Конечно, твою свадьбу надо было сыграть еще два года назад, да только Шарафниса была слишком мала. Молодых людей вроде тебя холостая жизнь портит, толкает на воровство и разбой.

Шахбаз-бек. На воровство и разбой толкают голод, нужда. А у меня, слава богу, всего вдоволь.

Шахрабану-ханум(насмешливо). Интересно знать, какие это нищие разбойничают и грабят на большой дороге? Не выдумывай, ради аллаха… Ты вконец с пути сбился… Ступай и займись своим делом.

Шахбаз-бек уходит с опущенной головой.

Как будто умерли Гатамхан-ага и Шахрабану-ханум! Неужели какой-то франк собьет Шахбаза с толку и увезет в Париж? Послушай, Шарафниса, я уже забыла, повтори-ка, какими посулами этот собиратель трав соблазнял Шахбаза, чтобы увезти его в Париж?

Шарафниса-ханум. Он говорил, что в Париже все красивые девушки и молодые женщины появляются в обществе с открытыми лицами.

Шахрабану-ханум. А еще что говорил?

Шарафниса-ханум. Что там девушки и молодые женщины бывают вместе с мужчинами, разговаривают с ними, смеются, танцуют.

Шахрабану-ханум(с досадой). А что еще? Это все одно и то же.

Шарафниса-ханум. Да много чего он рассказывал. Но все остальное у меня вылетело из головы, запомнилось только это. Откуда мне знать?

Шахрабану-ханум(раздраженно). Велик аллах! Как мне сказать Гатамхан-аге, что его племянник Шахбаз-бек, сидя в Карабахе, воспылал нежными чувствами к парижским девушкам и решил ехать туда вместе с мусье Жорданом, а его шестнадцатилетняя дочь Шарафниса ни с того ни с сего проливает потоки слез и одевается в траур, ревнуя, видишь ли, Шахбаза к молоденьким парижанкам.

Шарафниса-ханум(вскакивает). Боже мой, почему меня не засыплет земля?! Что она говорит? Земли под ногами не чувствую, лучше уйти! (Быстро выходит из комнаты.)

Шахрабану-ханум(Гюльчохре). Гюльчохра, отец твой разговаривает во дворе с пастухами. Поди скажи ему, чтобы сейчас же шел сюда… Есть важное дело.

Гюльчохра убегает.

(Одна.) Какие, оказывается, неблагодарные люди эти франки. Никакого добра не помнят. А я, глупая, каждый божий день подавала мусье Жордану на завтрак сливки и масло, на обед – плов и жаркое, чтобы он, вернувшись на родину, не сказал, что женщины карабахских кочевий невежливы, не умеют принять и уважить гостя. Делай после этого добро людям! Все мои труды пошли прахом!

Открывается дверь.

Гатамхан-ага(входя). Что случилось, жена? Зачем ты меня так спешно позвала?

Шахрабану-ханум(нахмурившись). Что еще могло случиться?.. Сам посуди, говорят, что этот собиратель трав, твой гость, которого ты поил и кормил, сбил твоего племянника с толку и хочет увезти с собой в Париж.

Гатамхан-ага. Как? Мусье Жордан хочет увезти Шахбаза в Париж? Кто это сказал?

Шахрабану-ханум. Я сказала. Да и сам Шахбаз говорил Шарафнисе.

Гатамхан-ага(с деланным смехом). Ха-ха-ха! Шахбаз знает, что у твоей дочери чувствительное сердце, вот он и пошутил. А Шарафниса загрустила. Ха-ха-ха! У матери с дочерью ума ни на грош. Каждый пустяк выводит вас из себя.

Шахрабану-ханум(кричит). Для тебя все пустяк! Малый он неопытный, может, этот франк разными рассказами затуманил ему голову. Ты – мужчина. Ничего с тобой не сделается, если позовешь их обоих и спросишь, что это значит и что за разговоры.

Гатамхан-ага. Хорошо, жена, только не кричи, ради аллаха. Сейчас я позову их и при тебе же расспрошу. Только ты не кипятись.

_{Занавес}

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Происходит в тот же день в первой комнате. Весь пол комнаты устлан коврами, в одном углу сложены мешки с мукой, в другом – бурдюки с маслом, тюки с шерстью. Гатамхан-ага сидит в глубине комнаты на ковре, справа от него сидит его жена Шахрабану-ханум в белом головном платке, прикрывающем нижнюю часть лица. Напротив Гатамхан-аги сидит, положив ладонь на рукоять кинжала, Шахбаз-бек и ждет с нетерпением, что скажет его дядя. Слева от него сидит на покрытом ковром тюке шерсти, перекинув ногу за ногу, мусье Жордан в европейском костюме, с непокрытой головой и курит сигару. Старшая дочь Гатамхан-аги Шарафниса-ханум заблаговременно пробралась тайком за ковровый занавес, за которым сложены тюки с шерстью, и подслушивает. Гатамхан-ага обращается к мусье Жордану.

Гатамхан-ага. Господин ученый, до меня дошли слухи, что ты хочешь повезти нашего Шахбаза во Франкистан, правда ли это?

Мусье Жордан. Да, Гатамхан-ага. Я об этом сам с вами хотел поговорить. Жаль, если такой способный и образованный молодой человек, как Шахбаз-бек, не будет знать французского языка. Я обещаю повезти его в Париж, обучить французскому языку и отправить обратно. Ему очень хочется знать французский язык, и он быстро его усвоит. Даже теперь, общаясь со мной, он уже выучил несколько фраз.

Гатамхан-ага(обращается к Шахбаз-беку). Правда, Шахбаз, что ты хочешь поехать в Париж?

Шахбаз-бек. Да, дядюшка, если на то будет ваше согласие, я поеду с мусье Жорданом, а потом уж сам вернусь обратно.

Гатамхан-ага. Но для чего это, сын мой?

Шахбаз-бек. Чтобы выучить французский язык, дядя.

Гатамхан-ага. На что тебе французский язык, милый? Тебе нужны арабский, персидский, азербайджанский и русский языки, а их ты уже изучил в школах, о которых позаботилось правительство.

Шахбаз-бек. Французский язык мне очень нужен, дядя. В прошлом году, когда вы посылали меня в Тифлис получить разрешение на прорытие канала, сын Аллахверди-бека, Тарверди-бек, который изучил в Варшаве французский язык, пользовался большим уважением, чем я, хотя, кроме французского и азербайджанского, никакого другого языка не знал.

Гатамхан-ага. Сын мой, ты еще ребенок и не понимаешь что все это пустяки. Человеку нужен ум, а если будешь знать еще один язык, от этого ума не прибавится. На каком бы языке ни говорил человек, он прежде всего должен уметь рассуждать, правильно представлять себе нравы и обычаи людей своего времени тогда он будет умело вести свои дела.

Шахбаз-бек. К людям нашего времени относятся и жители Парижа. Значит, дядя, необходимо знать и их обычаи и нравы.

Гатамхан-ага. Ну что ж, знай и их обычаи и нравы, если тебе так хочется.

Шахбаз-бек. Как же я могу узнать их нравы и обычаи, если не поеду в Париж?

Гатамхан-ага. Очень просто; так же, как их знаю я, встречаясь только с мусье Жорданом и слушая его речи. Хотя, кроме Карабаха, я нигде и не был.

Шахбаз-бек. Я не понимаю, дядя, каким образом вы составили себе представление об обычаях и нравах парижан?

Гатамхан-ага. Сейчас я объясню тебе, сын мой. Для меня совершенно ясно, что, каковы бы ни были наши обычаи и нравы, у парижан все наоборот. Например, мы красим руки, уной, а французы нет; мы бреем головы, а они отпускают волосы; мы сидим дома в шапках, а они с непокрытой головой; мы носим башмаки, а они ботинки; мы едим рукой – они ложкой; мы принимаем подношения открыто – они принимают их тайком; мы верим всему, а они ничему не верят; наши женщины носят короткие платья, а их женщины – длинные; у нас в обычае иметь много жен, а в Париже – много мужей…

Шахбаз-бек. Вот этого я не понял, дядюшка.

Гатамхан-ага. Почему же не понял, сын мой? Иметь много жен означает, что один мужчина не довольствуется одной женой, а иметь много мужей – это значит, что одна женщина не довольствуется одним мужем. Первый обычай существует у нас, второй – у парижан, если судить по тем книгам, содержание которых всю зиму подробно рассказывал нам мусье Жордан. Вот по такому образцу суди обо всем остальном и откажись от бесполезной мысли ехать в Париж.

Мусье Жордан(насмешливо). Ха-ха-ха! Гатамхан-ага, я удивляюсь, как это вы, пожилой человек, столь умный и здравомыслящий, столь искушенный в житейских вопросах, до сих пор не стали членом какого-нибудь государственного органа. Я не могу возразить против ваших суждений, а только хотел бы, с вашего разрешения, сказать несколько слов.

Гатамхан-ага. Извольте, господин ученый! Нам приятно каждое ваше слово.

Мусье Жордан(серьезно). Гатамхан-ага, я хотел взять Шахбаз-бека в Париж, чтобы, во-первых, лично заняться его воспитанием, научить его французскому языку и, по возможности, наукам, а во-вторых, представить его королю и в благодарность за ваше гостеприимство и ваши заботы исходатайствовать ему у короля какое-нибудь вознаграждение, я потом уже отправить его на родину. Ведь я как ученый и член Академии наук, находящейся под личным покровительством короля, пользуюсь благосклонностью и доверием его величества. Но, как это выяснилось из ваших слов, вы отрицаете пользу путешествий. Поэтому я считаю необходимым на примерах доказать вам всю их полезность. Если бы, например, я не приехал в Карабах (достает из кармана записную книжку, раскрывает ее и берет несколько трав, аккуратно сложенных в ней), если бы я не приехал в Карабах, кто бы узнал, что на карабахских горных лугах растут эти травы? До сих пор наши ученые и естествоиспытатели, господа Линней, Турнефор и Бертрам, полагали, что эти травы растут только в Альпах, в Америке, в Африке и в горах Швейцарии, но теперь, после того как я съездил на Кавказ, я докажу Парижской Академии наук, что все перечисленные ученые, безусловно, ошибались, что эти растения широко распространены также в горах Карабаха. Определив значение этих трав и исследовав на опыте их природу, я издам новый труд, руководство для врачей, и прославлю эти травы на весь мир. Вот, к примеру, эта травка, которую вы видите (показывает), называется по-латыни аккантус и, согласно моим опытам, очень помогает при желудочных болях. Господин Линней относит ее к третьему классу, а господин Турнефор – к четвертому, я же помещу ее во второй класс. Вот эта травка называется по-латыни церастирум-альпинум и очень помогает при лечении глазных болезней. Господин Линней относит эту травку к седьмому классу, а господин Турнефор – к шестому, я же помещу ее в десятый класс. Эта травка по-латыни называется каммелина-афри-кана и является хорошим средством против зубной боли. Господин Линней помещает ее в пятом классе, господин Турнефор – в третьем, а я отнесу ее к восьмому классу. Эта травка, называемая по-латыни комбретум, до настоящего времени совершенно не была известна в Европе и считалась американским растением. Ныне я бесконечно рад, что обнаружил ее в Карабахских горах: она очень полезна при простудах. По господину Линнею, она находится в шестом, по Турнефору – в пятом, а я помещу ее в четвертый класс. Таким образом, я опишу свойства и характер всех найденных мною трав и растений, и о них узнает весь мир. Тогда слава моя в этой области затмит славу Георга Клиффорда, покровителя господина Линнея, а заслуги мои перед наукой затмят заслуги германского ученого общества, открывшего болезнь картофеля и тем оказавшего своей родине большую услугу.

Гатамхан-ага. Я решительно ничего не понял из того, что вы сказали, господин ученый. Кто такой Клиффорд, кто Линей и кто Турнеф? К чему они утруждали себя, устанавливая какие-то классы для растений? И что такое герман, кто такой картоф, и от чего он захворал, и что он за важная персона, что родина в такой степени заинтересована в его здоровье и долгой жизни?

Наступает короткое молчание, мусье Жордан смеется.

Может быть, и нашего Шахбаза вы для того хотите увезти, чтобы научить его подобным загадкам?

Мусье Жордан. Простите, Гатамхан-ага! Вы правы. Только теперь я понял, какие надо было приводить вам примеры. Вспомните, например, о том счастливце, – я забыл его имя, – который приезжал к вам месяц назад на карабахское жеребке Альетмазе и гостил у вас; каким образом он нажил бы богатство, если бы не приехал в Карабах?

Гатамхан-ага. Вот это совершенно ясно, господин ученый. Правильно изволите говорить, если бы он не приехал в Карабах, то никогда бы не разбогател.

Шахбаз-бек. Милый дядюшка, если желаете мне счастья, разрешите мне поехать с мусье Жорданом. Такого благоприятного случая никогда больше не представится. Ведь оба вы признали пользу путешествий.

Гатамхан-ага(немного подумав). Господин ученый, за сколько времени Шахбаз сумеет съездить в Париж и вернуться?

Мусье Жордан. Эта поездка потребует год, не больше. Если он останется там меньше года, то не получит всей той пользы, ради которой он едет, ведь главная его цель – изучить французский язык.

Гатамхан-ага(к жене). Что делать, жена, пусть едет. Повернешь шапку, и год пройдет. Он молод, хочется ему, пусть поедет, посмотрит Париж. И господин ученый – человек хороший, при нем Шахбаз может многому научиться, увидит хорошее и дурное. Получит награду у короля. И к концу года будет снова в Карабахе. За это время и мы подготовимся к его свадьбе и справим ее, как только вернется.

Шахрабану-ханум(вскакивает, громко). Что ты говоришь, о чем ты думаешь, муж? Не желаю я, ни чтобы он ехал в Париж, ни чтобы получал образование, ни чтобы король ему подарки делал. Все это один предлог. Шахбаз хочет ехать в-Париж лишь для того, чтобы весело проводить время, болтать и пересмешничать с девушками и молодыми женщинами, которые появляются в обществе с открытыми лицами. Вот и все.

Гатамхан-ага(с досадой). Довольно, жена! Не кричи, ради аллаха! Ну, что мне делать? Если можешь, не отпускай его. Если можно остановить на лету птицу, то можно и Шахбаза удержать насильно. Не разрешишь, вскочит на лошадь и перелетит на тот берег Аракса. Где мне тогда искать его? Разве ты не знаешь, как он упрям?

Шахрабану-ханум(кричит еще громче). Я упрямее его! Не позволю ему ехать! Если я пущу Шахбаза в Париж, то пусть мой платок достанется гулящим девкам! (Протягивает руку к головному платку.)

Шахбаз-бек(со спокойной улыбкой). Велик аллах! Не знаю, какую охрану собирается выставить тетушка, чтобы удержать меня под арестом.

Шахрабану-ханум(кричит). Узнаешь! Ты поступай, как хочешь, а я буду делать свое дело. (Выходит.)

Гатамхан-ага. Беда с женщинами.

Мусье Жордан в недоумении, Шахбаз-бек негодующе молчит.

_{Занавес}