Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Мирра Лохвицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

«Посмотри, – блестя крылами…»

Посмотри, – блестя крылами,

Средь лазоревых зыбей,

Закружилася над нами

Пара белых голубей.

Вот они, сплетая крылья,

Без преград и без утрат,

Полны неги и бессилья,

В знойном воздухе парят.

Им одним доступно счастье,

Незнакомое с борьбой.

Это счастье – сладострастье,

Эта пара-мы с тобой!

1896–1898

«Уснуть, уснуть, уснуть!.. Какое наслажденье…»

Уснуть, уснуть, уснуть!.. Какое наслажденье

Забыть часов унылых звон…

О, пусть не минет нас отрава пробужденья,-

Зато как сладок будет сон!

Когда ж настанет день и вновь рассудок

бедный

Опутает сомнений сеть,-

Мой друг, готова я с улыбкою победной

Тебя обнять – и умереть.

1896–1898

ЛАНДЫШ

Этот ландыш лесной

Благодатной весной

Распустился при ясной луне.

И дыханье весны,

И весенние сны

Отразил он в своей глубине.

Я убила его-

И всю ночь оттого

Замирала, томясь в забытьи.

Этот майский цветок

Был бесстрастно – жесток,

Он напомнил мне ласки твои.

И всю ночь он мне мстил,

Он мне мстил и томил,

Навевая несбыточный сон…

И баюкал меня,

Ароматно звеня,

Колокольцев серебряных звон.

1896–1898

«Пусть разрыв жесток и неминуем…»

Пусть разрыв жесток и неминуем,

Сны блаженства светят впереди.

Темный знак, прожженный поцелуем,

Я храню на мраморе груди.

И таю до праздника забвенья -

От ревнивых взоров и тревог -

Этот след бессмертного мгновенья

И грядущих радостей залог.

1896–1898

ЭТО ТЫ?

Нет прохлады над потоком,

Всюду зной и тишина.

Но в томленье одиноком,

Мнится мне, – я не одна.

Кто-то робкий еле дышит

На спаленные цветы,

Травы сонные колышет,

Что-то шепчет… Это ты?

Кто одежды легкой складки

Шевельнул и с темных кос,

Разметав их в беспорядке,

Ленту белую унес?

И, кружа ее над нивой,

Кто концом моей фаты

С лаской нежной и ревнивой

Стан обвил мне? Это ты?

Это ты, чей гнет суровый

Так жесток для южных стран,

Где клубишь ты с силой новой

Грозных смерчей ураган.

Где ты мчишься вместе с тучей,

Гнешь деревья, рвешь листы,

И коварный, и могучий,

И незримый, это ты!

1896–1898

«Нивы необъятные…»

Нивы необъятные

Зыблются едва,

Шепчут сердцу внятные,

Кроткие слова.

И колосья стройные

В мирной тишине

Сны сулят спокойные,-

Но не мне, не мне!

Звезды блещут дальние

В беспредельной мгле;

Глуше и печальнее

Стало на земле.

И томят мгновения

В мертвой тишине.

Ночь дает забвение,-

Но не мне, не мне!

1896–1898

ДВОЙНАЯ ЛЮБОВЬ

Приблизь твое лицо, склонись ко мне на грудь,

Я жажду утонуть в твоем прозрачном взоре,

В твои глаза хочу я заглянуть,

Зеленовато-синие, как море.

В их влажной глубине, как в бездне водяной,

Два призрака мои притягивают взгляды.

В твоих зрачках двоится образ мой,

В них две меня смеются, как наяды.

Но в глубь души твоей вглядеться страшно мне,

И странное меня томит предубежденье:

Не тожественных скрыто там на дне,

А два взаимно чуждых отраженья.

1896–1898

СОПЕРНИЦЕ

Да, верю я, она прекрасна,

Но и с небесной красотой

Она пыталась бы напрасно

Затмить венец мой золотой.

Многоколоннен и обширен

Стоит сияющий мой храм;

Там в благовонии кумирен

Не угасает фимиам.

Там я царица! Я владею

Толпою рифм, моих рабов;

Мой стих, как бич, висит над нею

И беспощаден, и суров.

Певучий дактиль плеском знойным

Сменяет ямб мой огневой;

За анапестом беспокойным

Я шлю хореев светлый рой.

И строфы звучною волною

Бегут послушны и легки,

Свивая избранному мною

Благоуханные венки…

Так проходи же! Прочь с дороги!

Рассудку слабому внемли:

Где свой алтарь воздвигли боги,

Не место призракам земли!

О, пусть зовут тебя прекрасной,

Но красота – цветок земной-

Померкнет бледной и безгласной

Пред зазвучавшею струной!

1896–1898

«Если прихоти случайной…»

Если прихоти случайной

И мечтам преграды нет,-

Розой бледной, розой, чайной

Воплоти меня, поэт!

Двух оттенков сочетанье

Звонкой рифмой славословь:

Желтый-ревности страданье,

Нежно-розовый – любовь.

Впомни блещущие слезы,

Полуночную росу,

Бледной розы, чайной розы

Сокровенную красу.

Тонкий, сладкий и пахучий

Аромат ее живой

В дивной музыке созвучий,

В строфах пламенных воспой.

И осветит луч победный

Вдохновенья твоего

Розы чайной, розы бледной

И тоску, и торжество.

1896–1898

«Эти рифмы – твои иль ничьи…»

Эти рифмы – твои иль ничьи,

Я узнала их говор певучий,

С ними песни звенят, как ручьи,

Перезвоном хрустальных созвучий.

Я узнала прозрачный твой стих,

Полный образов сладко-туманных,

Сочетаний нежданных и странных,

Арабесок твоих кружевных.

И, внимая напевам невнятным,

Я желаньем томлюсь непонятным:

Я б хотела быть рифмой твоей,

Быть, как рифма, – твоей иль ничьей.

1896–1898

«Если хочешь быть любимым нежно мной…»

Если хочешь быть любимым нежно мной,

Ты меня сомненьями не мучь,

Пусть над страстью чистой, но земной,

Светит веры неугасный луч.

Если хочешь силу знать любви моей,-

Разгони тревог ревнивых рой;

Ты в глаза мои гляди ясней,

Ты заветных дум своих не крой.

Если кубок жаждешь ты испить до дна,

Не страшись отдаться сладким снам.

И возьмем мы все, чем жизнь полна,

Что доступно лишь богам и нам!

1896–1898

НЕБЕСНЫЙ ЦВЕТОК

На закате бесплодного дня

Распустился цветок голубой.

Слишком поздно тебя я нашла,

Слишком рано рассталась с тобой.

Он так нежно расцвел, но в лучах

Угасавших раскрыться не мог.

О, как горько немой поцелуй

Безответные губы обжег!

И завял ароматный цветок,

И лазурной коронкой поник.

Никогда, никогда, никогда -

Не вернешь ты потерянный миг!

1896–1898

«О, друг мой! если в час ночной…»

О, друг мой! если в час ночной

Тебя замучают виденья,

Зови меня, побудь со мной

В стране меж сна и пробужденья.

Сольются тени. Мы вдвоем.

Я не ропщу! Я не ревную…

Ты в сладком имени моем

Найдешь отраду неземную.

И дни, сотканные судьбой,

В туманных двигнутся картинах…

И будет дух мой над тобой

Витать на крыльях голубиных.

И луч немеркнущей любви

Прорежет сумрак заблужденья…

Ко мне, мой друг! Меня зови,

Когда колеблются виденья.

1896–1898

«Ты будешь моим, нераздельно моим…»

Ты будешь моим, нераздельно моим,

Томимый, как жаждой, желаньем одним.

Но ласк запоздалых не вытравишь ложь,

Но взоров усталых мечтой не зажжешь.

И будем мы вместе, и будем вдвоем,

Но сердце знакомым не вспыхнет огнем;

Под гнетом былого замру я опять

И буду другого в мечтах призывать.

1896–1898

«Смотри, смотри…»

Смотри, смотри,

Как я бледна!

Я до зари

Не знаю сна…

Боюсь вздохнуть,

Томлюсь в слезах,

И давит грудь

Неясный страх.

Взгляни, взгляни,

Как стражду я!..

Замри, усни,

Тоска моя!

Пробивший час

Вернешь ли чем? -

В ком свет угас,

Тот глух и нем.

1896–1898

«Избрав свой путь, я шествую спокойно…»

Избрав свой путь, я шествую спокойно.

Ты хочешь слез моих? -

Мой стих звучит уверенно и стройно,-

Ты не увидишь их.

Нет места снам, ни радостной надежде

В больной душе моей.

Не верю я, не верю я, как прежде,

В рассвет грядущих дней.

Все та же я; но избранный отныне

Тернист мой путь земной.

Тернист мой путь, затерянный в пустыне,-

Ты не пойдешь за мной.

Темно вокруг. Чуть брезжит свет далекий

Блуждающих огней.

И гибну я, и гибну – одинокой,

Но не рабой твоей.

1896–1898

«Моя душа, как лотос чистый…»

Моя душа, как лотос чистый,

В томленье водной тишины,-

Вскрывает венчик серебристый

При кротком таинстве луны.

Твоя любовь, как луч туманный,

Струит немое волшебство.

И мой цветок благоуханный

Заворожен печалью странной,

Пронизан холодом его.

1896–1898

ОСЕННИЕ МЕЛОДИИ

1. ПОРА ЛЮБВИ

О нет, пора любви – не светлая весна,

Разлюбленная мной;

В ней день шумлив и слишком ночь ясна,

Истома, грусть, покоя нет, ни сна,

Порывы странные, стремленья в мир иной…

Я не могу любить весной.

И в душный летний зной томительна любовь -

Цветок ночной она.

Ей дай туман, завесы приготовь,

С восходом солнца спрячется любовь,

Свой кубок золотой не осушив до дна.-

Нет, в летний зной я холодна.

Любовь мою живит лишь меркнущий закат,

Где вздохи разлиты,

Увядших трав осенний аромат,

Последний блеск под сумраком утрат,

И вспышки дерзкие, и жадные мечты

Больной, но сладкой красоты.

2. У КАМИНА

Пасмурно. Дождь зарядил утомительно.

Холодно, сыро, темно.

Серые будни проходят медлительно,

Сердцу вздохнуть не дано.

Крупные капли, как слезы бесплодные,

В окна тоскливо стучат.

Только мечты не уснули свободные,

Только желанья не спят.

Игры в камине ведя прихотливые,

В пляске дрожат огоньки.

К свету прикованы взоры пытливые,

Мысли мои далеки.

Жажду восстать я от сна непробудного,

Мертвенный сбросить покров.

Жажду я тайного, страшного, чудного,

Огненно-красных цветов…

Осень стремленья зажгла беспокойные,

Сердце змеей обвила.

Снятся мне образы, образы стройные,

Гибкие снятся тела.

Слышу я возгласы скопища бурного,

Близкие вижу уста…

Блещет в потоке сиянья пурпурного

Мраморных ног красота.

Чьи наслажденья равняются с нашими

В мире нездешних утех?! -

Спелые гроздья сожмутся над чашами,

Дерзкий послышится смех!

Будут измятые розы и лилии

Брошены в пламя костра…

Будут кружиться и падать в бессилии,

Будут плясать до утра!..

Силы иссякнут, и в миг пресыщения

В сердце сойдет тишина.-

Холодно… тускло… исчезли видения,

Гаснет камин. Я одна.

Искры чуть тлеют, и уголья черные

Яркие скрыли огни.-

Пеплом засыпьтесь, мечты непокорные,

В мраке, душа, отдохни…

3. ДЕТИ ЛАЗУРИ

Колеблются ветви дыханием бури,

И пасмурно всюду, и грустно везде.

Мы, вольные птицы, мы, дети лазури,

Укрылись от холода в теплом гнезде.

Прижавшись друг к другу, внимаем спокойно

Напевам без звуков и гимнам без слов.

Мы счастливы вместе. Нам сладко, нам знойно

Под тенью ненастной седых облаков.

Пусть мглой и туманом природа одета,

Пусть множатся сонмы разорванных туч-

Мы – дети лазури, мы – гении света,

Над нами сияет немеркнущий луч!

И хмурая осень нам кажется маем,

И в бурю нам снятся весенние сны.

Мы жизнью играем, мы песни слагаем,

Беспечные песни во славу весны.

И пусть там летят не мгновенья, а годы,

Живут, умирают, смеясь иль стеня.-

Мы – вольные птицы, мы – дети свободы,

Мы тонем в лазури безбрежного дня!

1896–1898

МОЛОХ

– Moloch, tu me bru tes!

Salambo, XI, Flaubert

____________________

Молох, ты меня жжешь!

«Саламбо», XI, Флобер (фр.)

1 «Ты жжешь меня, Молох! – Лишь только…»

Ты жжешь меня, Молох! – Лишь только

вольной птицей

Готова мысль моя в лазури утонуть,-

Ты сетью огненной мою сжимаешь грудь.

И грезы яркие усталой вереницей

Опустятся на бренные цветы,

И в необъятности лазурной

Вся ширь небесной красоты -

Потеряна для вспышки бурной

Под пеплом тлеющей мечты.

Ты жжешь меня. Молох! Глумясь над мукой

скрытой,

Над сердцем, над умом и волею моей,-

На девственный расцвет моих весенних дней

Ты, злобствуя, дохнул отравой ядовитой.

Ты детским снам суровый дал ответ,

Безумием зажег мне очи,

Затмил восторги лучших лет,

Повив в покровы мрачной ночи

Непобедимый вечный свет.

Ты жжешь меня, Молох! Но не рабой покорной,

Со скрежетом зубов плачу я дань тебе.

И, духом сильная, не падаю в борьбе.

Туда, на высоту, мой путь змеится торный,

Где ждет покой иного бытия.

И, вольная, как ветер вешний,

Поет о счастье песнь моя,

Быть может, чище и безгрешней

Призывных трелей соловья.

2 «Мы с тобой в эту ночь были оба детьми…»

Мы с тобой в эту ночь были оба детьми,

О мой друг!

Мы с тобой в эту ночь были оба детьми,

Но теперь, если мрак нас обступит вокруг,-

Опоясан кольцом холодеющих рук,

Поцелуем ты губы мои разожми,

Ты меня утоми.

Если раны не зажили в сердце твоем,-

О забудь!

Если раны не зажили в сердце твоем,

Успокой эту боль, заглуши как-нибудь,

Хоть на миг отдохни, хоть на миг дай

вздохнуть!

Если долгая ночь нас застанет вдвоем,

Позабудь обо всем.

Если струны звучат, – пусть порвутся, звеня,

О мой друг!

Если струны звучат, пусть порвутся, звеня,

Мы раздвинем цепей заколдованный круг,-

Неизведанных ласк будет сладок недуг…

И тоской, незнакомой с сиянием дня,

Истомишь ты меня!

3. «Я жажду наслаждений знойных…»

Я жажду наслаждений знойных

Во тьме потушенных свечей,

Утех блаженно-беспокойных,

Из вздохов сотканных ночей.

Я жажду знойных наслаждений,

Нездешних ласк, бессмертных слов,

Неописуемых видений,

Неповторяемых часов.

Я наслаждений знойных жажду,

Я жду божественного сна,

Зову, ищу, сгораю, стражду,

Проходит жизнь, – и я одна!

4. МОЙ САД

Юный мой сад и цветущ, и богат,

Розы струят в нем живой аромат,

Яркие – будто раскрытые жадно уста,

Матово-бледные – девственных плеч красота,

Чуть розоватые – щек заалевшихся цвет,

Есть и другие, – которым сравнения нет.

Нет им сравненья, но дышат они и цветут,

В зное томятся – и бури, как счастия, ждут.

…

Вихри, сомните махровые венчики роз!

Тучи, несите им громы сверкающих гроз!

Жгите их, молнии, чистым небесным огнем,-

Пусть отживают весенним ликующим днем!-

В полном расцвете, без жалких утрат,

Пусть умирает и гибнет мой сад!

5. ПЕСНЬ РАЗЛУКИ

Слыхал ли ты, как плачет ветер Юга

О рощах пальм, забытых вдалеке,

Когда от мук смертельного недуга

И злится он, и мечется в тоске?

Видал ли ты, как вянут в полдень розы,

Едва успев раскрыться и расцвесть,

Под зноем дня, когда замедлят грозы

Нести дождя живительную весть?

Знавал ли ты бесплодное страданье

От жгучих грез, рождаемых в бреду?

Поймешь ли ты, что значит ожиданье,

Поймешь ли ты, что значит слово: «Жду!»

6. ОСЕННЯЯ ПЕСНЬ

Осенний дождь утих -

И слышно листьев тленье.

Я жажду ласк твоих,

Я жажду их -

Мое томленье!

Приди! – В мертвящий день

Внеси дыханье бури,

Любовь мою одень

В лучи и тень

И блеск лазури.

С тобой и под дождем,

И в сумраке ненастья,

Горя одним огнем,

Найдем вдвоем

Тепло и счастье!

7 «Я обниму тебя так крепко, что тоска…»

Я обниму тебя так крепко, что тоска,

Сжимавшая мне грудь в отчаянье разлуки,

Утихнет и замрет, и будет далека,

И будут мниться сном пережитые муки.

Я обниму тебя так жарко, что сильней

Не станет жечь огонь негаснущий Эреба,

Который ждет меня за счастье этих дней,

За то, что для тебя я отреклась от неба.

Я обниму тебя так нежно, что в раю

Святые ангелы, из выси недоступной

Взирая на любовь безмерную мою,

Не назовут ее нечистой и преступной!

1896–1898

«В моем незнанье – так много веры…»

В моем незнанье – так много веры

В расцвет весенний грядущих дней;

Мои надежды, мои химеры,

Тем ярче светят, чем мрак темней.

В моем молчанье – так много муки,

Страданий гордых, незримых слез,

Ночей бессонных, веков разлуки,

Неразделенных, сожженных грез.

В моем безумье – так много счастья,

Восторгов жадных, могучих сил,

Что сердцу страшен покой бесстрастья,

Как мертвый холод немых могил.

Но щит мой крепкий – в моем незнанье

От страха смерти и бытия.

В моем молчанье – мое призванье,

Мое безумье – любовь моя.

1898–1900

МОЙ ЗАМОК

Мой светлый замок так велик,

Так недоступен и высок,

Что скоро листья повилик

Ковром заткут его порог.

И своды гулкие паук

Затянет в дым своих тенет,

Где чуждых дней залетный звук

Ответной рифмы не найдет.

Там шум фонтанов мне поет,

Как хорошо в полдневный зной,

Взметая холод вольных вод,

Дробиться радугой цветной.

Мой замок высится в такой

Недостижимой вышине,

Что крики воронов тоской

Не отравили песен мне.

Моя свобода широка,

Мой сон медлителен и тих,

И золотые облака,

Скользя, плывут у ног моих.

1898–1900

В САРКОФАГЕ

Мне снилось – мы с тобой дремали в саркофаге,

Внимая, как прибой о камни бьет волну.

И наши имена горели в чудной саге

Двумя звездами, слитыми в одну.

Над нами шли века, сменялись поколенья,

Нас вихри замели в горячие пески;

Но наши имена, свободные от тленья,

Звучали в гимнах страсти и тоски.

И мимо смерть прошла. Лишь блеск ее

воскрылий

Мы видели сквозь сон, смежив глаза свои.

И наши имена, струя дыханье лилий,

Цвели в преданьях сказочной любви.

1898–1900

СЕРАФИМЫ

1

Резнею кровавой на время насытясь,

Устали и слуги, и доблестный витязь

И входят под своды обители Божьей,

Где теплятся свечи Господних подножий.

И с кроткой улыбкой со стен базилики

Глядят серафимов блаженные лики.

2

Палач утомленный уснул на мгновенье.

Подвешенной жертвы растет исступленье.

На дыбе трепещет избитое тело,

Медлительным пыткам не видно предела.

А там, над землею, над тьмою кромешной,

Парят серафимы с улыбкой безгрешной.

3

В глубоком «in pace»,[5]5
  В мире (ит.)


[Закрыть] без воли и силы,

Монахиня бьется о камни могилы.

В холодную яму, где крысы и плесень,

Доносится отзвук божественных песен.

То – с гулом органа, в куреньях незримы,

«Осанна! Осанна!» поют серафимы.

1898–1900

ВОСТОЧНЫЕ ОБЛАКА

Идут, идут небесные верблюды,

По синеве вздымая дымный прах.

Жемчужин-слез сверкающие груды

Несут они на белых раменах.

В вечерний час, по розовой пустыне,

Бесследный путь оставив за собой,

К надзвездной Мекке, к призрачной Медине

Спешат они, гонимые судьбой.

О, плачьте, плачьте! Счет ведется строго.

Истают дни, как утренний туман,-

Но жемчуг слез в сокровищницу Бога

Перенесет воздушный караван.

1898–1900

ПРОБУЖДЕННЫЙ ЛЕБЕДЬ

И дрогнет лебедь пробужденный -

Моя бессмертная душа.

II-й том. Стих. «Спящий Лебедь»

Страдала я – и не был ты со мной.

Я плакала – ты был далеко.

Уныл и сер лежал мой путь земной,-

Я изнывала одиноко.

Те дни прошли. Не все мы рождены

Для подвига самозабвенья.

В моей душе такие дышат сны,

Такие блещут откровенья,

Что самый мир, что самый круг земли,

Замкнутый небом, кажется мне тесен;

И нет границ для грез и песен,

Для звуков, тающих вдали.

Страдала я, когда ты был далеко.

Я плакала, что нет тебя со мной.

И в жизни я избрала путь иной,

Чтоб не томиться одиноко.

В иную жизнь, к иному торжеству

Расправил крылья лебедь пробужденный.

Я чувствую! Я мыслю! Я живу!

Я властвую душой непобежденной!

То с бурями, то с лунной тишиной

Безбрежный путь раскинулся широко…

Я не ропщу, что нет тебя со мной,

Не плачу я, что ты далеко.

1898–1900

УТРО НА МОРЕ

Утро спит. Молчит волна.

В водном небе тишина.

Средь опаловых полей

Очертанья кораблей

Тонким облаком видны

Из туманной белизны.

И, как сон, неясный сон,

Обнял море небосклон,

Сферы влажные стеснил,

Влагой воздух напоил.

Все прозрачней, все белей

Очертанья кораблей.

Вот один, как тень, встает,

С легкой зыбью к небу льнет.

Сонм пловцов так странно тих,

Лики бледные у них.

Кто они? Куда плывут?

Где воздушный их приют?

День порвал туман завес -

Дня не любит мир чудес.

Вширь раздался небосвод,

Заалела пена вод -

И виденья-корабли

Смутно канули вдали.

1898

Крым

ВЕЧЕР В ГОРАХ

За нами месяц, пред нами горы,

Мы слышим море, мы видим лес.

Над нами вечность, где метеоры

Сгорают, вспыхнув, во мгле небес.

Темнеет вечер. Мы ждем ночлега.

Мы ищем счастья, но счастья нет.

Слабеют кони, устав от бега.

Бессильны грезы сожженных лет.

Ленивым шагом мы едем кручей.

Под нами гаснут уступы гор.

Мы любим бездну и шум могучий,

Родного моря родной простор.

Уж близко, близко. Уж манит взоры

Огней селенья призывный свет.

За нами месяц. Пред нами горы.

Мы ждали счастья, но счастья нет.

1898

Крым

В БЕЛУЮ НОЧЬ

Все спит иль дремлет в легком полусне.

Но тусклый свет виденья гонит прочь.

Тоска растет – и грудь сжимает мне,

И белая меня тревожит ночь.

Смотрю в окно. Унылый, жалкий вид.

Две чахлые березки и забор.

Вдали поля. Болит душа, болит,

И отдыха напрасно ищет взор.

Но не о том тоскую я теперь,

Что и вдвоем бывала я одна,

Что в мир чудес давно закрыта дверь

И жизнь моя пуста и холодна.

Мне тяжело, что близок скучный день,

Что деревцам густеть не суждено,

Что покосился ветхий мой плетень

И тусклый свет глядит в мое окно.

1898–1900

«Ляг, усни. Забудь о счастии…»

Ляг, усни. Забудь о счастии.

Кто безмолвен – тот забыт.

День уходит без участия,

Ночь забвеньем подарит.

Под окном в ночном молчании

Ходит сторож, не стуча.

Жизнь угаснет в ожидании,

Догорит твоя свеча.

Верь, не дремлет Провидение,

Крепко спят твои враги.

За окном, как символ бдения,

Слышны тихие шаги.

Да в груди твоей измученной

Не смолкает мерный стук,

Долей тесною наученный,

Сжатый холодом разлук.

Это – сердце неустанное

Трепет жизни сторожит.

Спи, дитя мое желанное,

Кто безмолвен – тот забыт.

1898–1900

В НАШИ ДНИ

Что за нравы, что за время!

Все лениво тащат бремя,

Не мечтая об ином.

Скучно в их собраньях сонных,

В их забавах обыденных,

В их веселье напускном.

Мы, застыв в желаньях скромных,

Ищем красок полутемных,

Ненавидя мрак и свет.

Нас не манит призрак счастья,

Торжества и самовластья,

В наших снах видений нет.

Все исчезло без возврата.

Где сиявшие когда-то

В ореоле золотом?

Те, что шли к заветной цели,

Что на пытке не бледнели,

Не стонали под кнутом?

Где не знавшие печалей,

В диком блеске вакханалий

Прожигавшие года?

Где вы, люди? – Мимо, мимо!

Все ушло невозвратимо,

Все угасло без следа.

И на радость лицемерам

Жизнь ползет в тумане сером,

Безответна и глуха.

Вера спит. Молчит наука.

И царит над нами скука,

Мать порока и греха.

1898–1900