Текст книги "Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине"

Автор книги: Мирослав Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

В полдень 18 октября, когда М-35 находилась в районе Портицкого гирла Дуная, были обнаружены три буксира, каждый с двумя паромами на прицепе. Грешилов объявил боевую тревогу и начал маневрирование для атаки. Сразу же выяснилось, что толща воды у берега уступает той, в которой могла уместиться «малютка» с поднятым перископом. Решение пришло в голову Михаила Васильевича мгновенно – спуститься из боевой рубки в центральный пост, приспустить за счет этого перископ на несколько метров так, чтобы он только чуть высовывался из перископной тумбы, и продолжить сближение. Несмотря на это, во время выхода в точку залпа М-35 неоднократно «чиркала» о грунт – ведь глубина моря в этом месте составляла всего лишь 8,5 метра! Атака затянулась. И только через два часа, когда суда противника вышли на глубины, превышавшие 10 метров, Грешилову удалось сблизиться на дистанцию 5 кабельтовых. Он произвел выстрел одной торпедой по парому, шедшему с первым буксиром, а спустя несколько минут – по парому, шедшему со вторым буксиром. Взрывов не последовало. Зато вместо этого подводники услышали разрывы артиллерийских снарядов, ударявшихся о воду, – противник заметил сначала следы торпед, а затем высовывавшийся из воды перископ. Что же касается торпед, то они прошли под днищем паромов, поскольку имели большую установку глубины, чем мелкосидящие плавсредства. Первый «боевой блин» получился «комом», но даже эта неудача прекрасно характеризовала командира и его экипаж. В действиях Грешилова явно просматривались энергичность, инициатива и военная смекалка, в действиях моряков – четкость и слаженность. Далеко не все наши подводники в 1941 году были способны на такое…

Поскольку торпеды в ходе атаки оказались израсходованы, М-35 вернулась на базу в бухте Балаклава. Приняв торпеды и пополнив запасы, «малютка» через сутки снова вышла для крейсерства в тот же район. В течение трех дней командир маневрировал в непосредственной близости от берега, но, кроме сторожевых катеров и парусных шхун, ничего не встречал. Лишь днем 26-го Грешилов обнаружил очередной буксирный караван. Учитывая предыдущий отрицательный опыт, он решил не тратить торпед на мелкосидящие цели, а отойти на большие глубины, следовать параллельным конвою курсом и с наступлением сумерек при возможности атаковать его артиллерией из надводного положения. О последовавшем Михаил Васильевич вспоминал так:

«Остаток дня мы провели в преследовании каравана. С нетерпением ждали наступления темноты. После заката я отдал команду:

– По местам стоять! К всплытию!

Сколько раз приходилось произносить эти, привычные слова, но в эту минуту мне показалось, что они прозвучали впервые.

Нас охватило знакомое каждому подводнику волнение перед выходом в атаку. Еще минуту – и мы окажемся лицом к лицу с врагом…

Не отходя от окуляра перископа, я слушал доклады старшин.

– В первом отсеке стоят по местам!

– Во втором отсеке стоят по местам!..

Мой помощник лейтенант Бодаревский, с подчеркнутой выправкой, торжественно отчеканивая каждое слово, доложил:

– В лодке стоят по местам к всплытию!

Через мгновение послышалось характерное шипение продуваемой средней цистерны. Несколько секунд мы держались в позиционном положении, продолжая наблюдать за караваном. Теперь никто не мог обнаружить нас в сгустившей темноте до той минуты, пока мы сами не дадим о себе знать.

Силуэты буксиров и барж были еще отчетливо различимы. Мы пошли на сближение. Артиллерийские расчеты заняли свои места. Я приказал сосредоточить огонь по груженым баржам.

Первый выстрел сделал командир орудия Миргородский. С буксиров стали отвечать. Снаряды ложились позади нас. Мы продолжали сближаться с караваном, ведя огонь. Два снаряда уже угодили в баржу, строй каравана нарушился, но тут показались катера-охотники, привлеченные перестрелкой. Нельзя было ради нескольких барж рисковать лодкой. Скрепя сердце я отдал команду к погружению.

Так закончилось наше первое боевое столкновение с противником. Никто не испытывал удовлетворения от этой встречи, но мне приятно было отметить, что экипаж действовал четко»[29]29
  Грешилов М. В. Указ. соч. С. 12–13.


[Закрыть].

Лишь через много лет после окончания войны Михаил Васильевич узнал, что переживать за отсутствие явных признаков успеха в том ночном бою совершенно не стоило. Как оказалось, «малютка» атаковала группу немецких самоходных паромов. Тянувший их румынский буксир с началом атаки обрубил концы и бросил два подопечных парома на произвол судьбы. Атака подлодки и сильное волнение привели к тому, что оба парома оказались выброшены на берег. Спасти немцам удалось лишь один, а другой – № 35 – был разрушен осенними штормами. Так экипаж М-35, сам не ведая об этом, открыл боевой счет. И наоборот, атака, произведенная на следующий день по немецкому транспорту «Лола», стоявшему в порту Сулина, оказалась безуспешной. С борта подлодки слышали взрыв и видели дым над гаванью, но на самом деле это были тучи пыли, поднятые взрывом торпеды при ударе о мол. Вторая торпеда ударилась в борт судна, но не взорвалась из-за технического дефекта. Для того чтобы сделать этот залп, Грешилову пришлось на протяжении нескольких вечерних часов то всплывать, то погружаться, чтобы миновать песчаные отмели перед входом в гавань. Как писали авторы труда «Боевая деятельность подводных лодок ВМФ СССР в Великую Отечественную войну», «действия командира были смелыми, решительными, и только благодаря отказу оружия он не добился боевого успеха»[30]30
  Боевая деятельность подводных лодок Военно-Морского Флота СССР в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг. Т. 3. М., 1970. С. 50.


[Закрыть].

Дальнейшая боевая деятельность на протяжении нескольких месяцев складывалась так, что экипаж М-35 просто не имел возможности встретиться с врагом. Началась героическая оборона Севастополя, и все подлодки Черноморского флота были переведены для базирования на кавказские базы. Действовать оттуда у берегов противника «малютки» не могли – им просто не хватало дальности плавания. Снова, как и в летние месяцы, экипажи многих лодок узнавали о войне только из газет и сводок Совинформбюро. А обстановка на Черном море действительно оставалась весьма тревожной: в начале ноября защитники Севастополя отразили первый немецкий штурм, в конце декабря – второй. Командование и военный совет Черноморского флота во главе с командующим адмиралом Ф. С. Октябрьским возглавляли оборону и бессменно находились в городе. Вслед за победой под Москвой началось общее наступление Красной армии по всему фронту. Не обошло оно стороной и южного стратегического направления. 26–28 декабря в разгар боев за главную базу Черноморского флота советское командование внезапно для противника высадило ряд крупных десантов на Керченском полуострове. Немцам пришлось прекратить штурм и оставить Керчь и Феодосию. Правда, нашим надеждам на скорое освобождение всего Крыма тогда не суждено было сбыться.

Тем не менее изменения в сухопутной обстановке повлекли за собой и изменения в ходе подводной войны.

В марте командование временно перебазировало М-35 в осажденную базу, откуда использовало для выполнения наиболее ответственных задач. Заключались они, в большинстве случаев, в разведке портов и других прибрежных объектов противника. Каждый раз Михаил Васильевич со всем тщанием подходил к выполнению очередного задания, но результаты разведки показывали, что немцы в этих водах плавать не рискуют – их немногочисленные корабли пока осваивали только западную часть моря. Всего же с марта по май 1942-го «малютка» произвела шесть боевых походов, не сопровождавшихся в большинстве случаев какими-либо яркими эпизодами. Однажды при срочном погружении механик неправильно рассчитал объем принимаемой воды, и перетяжеленная лодка с силой ударилась о дно на небольшой глубине. Оказался заклиненным вертикальный руль, а при наличии всего одного винта субмарина этого типа не могла управляться двигателями. До наступления темноты лодке с большим трудом удалось отойти в море подальше от вражеского берега, но затем командир был вынужден всплыть и вызвать буксир из Севастополя. Всю вину за аварию Грешилов взял на себя, но с учетом его предыдущих заслуг командование, каравшее за аварийность весьма жестко, ограничилось тогда только выговором – по-видимому, первым за всю военную службу Михаила Васильевича.

Зато в следующем походе командир постарался максимально искупить свое «прегрешение». На этот раз перед ним поставили задачу организовать наблюдение за прибрежным аэродромом Саки, с которого немецкие бомбардировщики и торпедоносцы пытались наносить удары по нашим конвоям, снабжавшим Севастополь. Почти каждую ночь советская авиация наносила по летному полю бомбовые удары, но, судя по активности противника, они не достигали цели. Враг хорошо маскировал взлетную полосу и дезориентировал летчиков ложными объектами. Тогда решили послать лодку Грешилова, в помощь которому выделили морского летчика старшего лейтенанта Владимира Потехина. У Потехина имелась рация для прямой связи со штабом авиаполка. В ночь на 9 апреля субмарина всплыла в непосредственной близости от прибрежного аэродрома и корректировала по радио удар нашей авиации. По данным внешнего наблюдения, он оказался как никогда эффективен – летчики насчитали 94 взрыва в пределах летного поля. Тем не менее накануне финального штурма Севастополя М-35 пришлось уйти на Кавказ и стать в обязательный гарантийный ремонт, продолжавшийся до середины августа.

За эти три месяца обстановка на Черном море претерпела серьезные изменения. Враг захватил Керченский полуостров, Севастополь, а теперь рвался на Кавказ. Шли тяжелые бои под Новороссийском, а следующим на повестке дня у противника стояло овладение Туапсе. Несомненно, что за этим последовали бы Поти и Батуми. Казалось, еще немного, и Черноморскому флоту придется затопиться подобно тому, как это было в июне 1918 года. Но даже без утраты последних портовых городов обстановка оставалась весьма сложной. Уцелевшие базы регулярно подвергались ударам немецкой авиации, чтобы их избежать, субмаринам приходилось выходить в море и погружаться до наступления темноты, примерно так же, как если бы речь шла о боевом походе.

Сами выходы на позиции тоже значительно усложнились. Чтобы достичь коммуникаций противника, субмаринам приходилось идти по нескольку сотен миль через все море. Для «малюток» это стало возможным только после переделки части цистерн главного балласта под прием топлива. На всем пути через море лодки подстерегали многочисленные опасности, начиная от плавающих мин, заканчивая немецкими самолетами, которые летали группами и поодиночке и, казалось, господствовали здесь безраздельно. Получалось, что экипажам «малюток» приходилось по шесть суток затрачивать на переходы на позицию и обратно, чтобы в одной-единственной атаке выпустить обе свои торпеды. Но моряков это нимало не смущало – так велико у них было желание почувствовать себя полезными, в то время как на сухопутном фронте решалась судьба Кавказа и Сталинграда, отомстить врагу за Севастополь.

Позиция, на которой предстояло действовать «малютке», оказалась той же самой, что и год назад, – мелководный район перед устьем Дуная. Здесь по-прежнему ходили конвои буксиров и барж, но теперь они стали намного сильнее охраняться противником. Кроме того, для защиты прибрежного фарватера враг выставил параллельно ему со стороны моря многочисленные минные поля.

Михаил Васильевич оказался готов к боевым действиям в новых условиях. Он разработал для этого свою собственную тактику, весьма заметно отличавшуюся от той, которой пользовалось большинство командиров подлодок. Он не рыскал по всей позиции, поскольку резонно считал, что вероятность встретиться с миной в таких условиях серьезно возрастает, а возможность атаки, наоборот, падает, поскольку в момент обнаружения цели лодка может оказаться отделена от нее мелководьем или разрядить батарею. Вместо этого он подходил к берегу в местах, где глубина позволяла «малютке» погрузиться и стать на якорь. Днем подлодка стояла на якоре в подводном положении, наблюдая за фарватером в перископ, ночью стояла на якоре в надводном и наблюдала за горизонтом силами верхней вахты. И в том и в другом положении велось гидроакустическое наблюдение, существенно расширявшее дальность обнаружения противника. Снявшись с якоря, лодка всегда имела полностью заряженную аккумуляторную батарею, и в этом был еще один немаловажный плюс грешиловской тактики. Именно благодаря этим нестандартным решениям Михаил Васильевич имел множество встреч с кораблями противника и неоднократно их атаковывал. Этим же он, по всей вероятности, сберег свою жизнь и жизни членов экипажа, ведь, пытаясь действовать в северо-западной части моря, подводные силы ЧФ потеряли в течение второй половины 1942 года восемь подлодок – в подавляющем большинстве на минах.

5 сентября на вторые сутки нахождения на позиции он обнаружил вражеский конвой, но из-за большой скорости судов ему пришлось стрелять с дистанции 16 кабельтовых. Попаданий не последовало. О результатах похода в политдонесении писалось: «Неудачная атака на транспорт повлекла за собой некоторое недовольство у личного состава, своего рода внутреннее переживание и главным образом о том – «Жаль, что не утопили». Отрицательных настроений нет. Все высказывают ту мысль, что все равно будем беспощадно топить корабли врага»[31]31
  ЦВМА. Ф. 1077. Оп. 34. Д. 14. Л. 477.


[Закрыть].

В этом походе при следовании на позицию и обратно подлодке пришлось четырежды погружаться от самолетов противника. Пятое по счету погружение, состоявшееся 14 сентября в следующем походе (семнадцатом с начала войны), навсегда врезалось в память Михаила Васильевича как случай, когда он и его экипаж оказались на волоске от гибели.

Незадолго до трех часов дня верхней вахтой был обнаружен одиночный «Юнкерс». Грешилов приказал срочно погружаться до глубины 40 метров, но дальше произошло непредвиденное:

«Хриненко (боцман М-35, управлявший в походе горизонтальными рулями. – М. М.) докладывает глубину погружения через каждые 10 метров…

– Глубина сорок метров!

– Так держать! – скомандовал я.

Вижу, боцман перекладывает рули на всплытие и создает небольшой дифферент на корму, чтобы удержать лодку на заданной глубине.

– Глубина пятьдесят метров!

Решил, что мы проскочили по инерции из-за позднего продувания цистерны быстрого погружения, это наша рабочая глубина, ведь мы погружались с большой скоростью, и цистерну быстрого погружения нужно было продуть на перископной глубине, как требовала инструкция. Поступи мы по инструкции, лодка задержалась бы с уходом на глубину на полминуты и нас бы засекли вражеские летчики.

Между тем дифферент на корму возрос до 20 градусов, чувствую, что лодка тяжелеет.

– Дать самый полный! – Морухов (трюмный машинист, специалист, отвечающий за управление воздушными и водяными клапанами подлодки. – М. М.) репетует мою команду в шестой отсек.

Стрелка глубиномера показывает 60 метров, это наша предельная глубина погружения, на ней мы не раз бывали. Глубина 65 метров, дифферент увеличился до 30 градусов.

– Продуть кормовую цистерну главного балласта аварийно! – приказываю Морухову.

Засвистел воздух высокого давления по трубам. Глубина достигла 70 метров. В центральном посту раздался треск, из визира уравнительной цистерны вырвалась струя воды, ударилась в подволок, в отсеке образовался водяной туман.

Командир отделения трюмных Александр Акинин и командир отделения радистов Дмитрий Наумов кинулись за аварийным инструментом, нашли деревянную пробку и быстро забили в трубу уравнительной цистерны. Через несколько секунд течь прекратилась. Воздух свистит по трубам. Глубина 80 метров. Корпус лодки начинает потрескивать, но падение ее замедлилось, хотя все еще продолжаем медленно погружаться.

Морухов чувствует, что давление в магистрали падает, он самостоятельно подключает вторую группу баллонов, свист в трубах усилился, корпус продолжает зловеще трещать.

Держусь руками за приборы на подволоке. Лодка стала особенно вибрировать от увеличенного хода, начали тускнеть лампы освещения в отсеке, догадываюсь, что садится аккумуляторная батарея от сильной перегрузки электродвигателя.

Вижу, стрелка прибора приближается к цифре 90 метров. «Как глупо погибаем!» – пронеслось у меня в голове.

Стрелка прибора медленно движется к 100 метрам, дифферент лодки достиг 35 градусов на корму. Прошла секунда, стрелка остановилась и начала быстро передвигаться вправо.

Глубина 76 метров! Кажется, остались живы… Лодка быстро подвсплыла до перископной глубины, а затем погрузилась на 20 метров. Хриненко уверенно удерживает заданную глубину.

Прошло не более пяти минут после сигнала «Срочное погружение», а они нам показались вечностью…

Основным виновником оказался курсант пятого курса инженерного училища, отдыхавший после вахты за дизелем. Он находился с нами во втором походе, участвовал в погружении лодки по срочному. Услышав сигнал ревуна, он кинулся закрывать газоотводный клинкет, который уже был закрыт Соловьевым за две секунды после остановки дизеля. Курсант начал вращать маховик клинкета на закрытие, но тот не поддавался. Курсант растерялся, начал вращать маховик в другую сторону, на открытие, в результате чего в лодку попало более 3 тонн забортной воды.

Благодаря умелым действиям личного состава и особенно Александра Морухова, лодка была спасена от гибели. Он и в дальнейшем отличался не раз. В 1944 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза»[32]32
  Грешилов М. В. Подводная вахта // Подводники атакуют. Сборник. М., 1985. С. 50–52.


[Закрыть].

Михаил Васильевич, со свойственной ему скромностью, постеснялся написать, что представление к званию Героя Советского Союза на Морухова писал именно он, в момент, когда он сам еще не имел ни одной награды. В результате его стараний Александр Морухов стал одним из двух подводников, удостоенных высочайшей награды Родины в годы Великой Отечественной войны, кто не имел офицерского звания. Незадачливого курсанта, напротив, наказали, заменив лагерь отправкой рядовым на фронт. Что же касается сентябрьского похода, то «малютка» в ходе него дважды атаковала корабли противника, но, поскольку обе стрельбы происходили в ночное время, Грешилову не удалось точно прицелиться, и торпеды прошли мимо. Из экономии командир стрелял одиночными торпедами, хотя следовало стрелять двухторпедным залпом, поскольку только так можно было компенсировать неизбежные погрешности в определении элементов движения целей.

Подлинный успех грешиловская тактика принесла только в следующем, октябрьском походе. На этот раз лодка заняла позицию вблизи порта Сулина, но обеспокоенное успехами советских подводных лодок немецкое командование сократило движение караванов, усилив при этом их охранение. М-35 заняла свою позицию 15 октября, и только спустя шесть дней ей представилась подходящая возможность для атаки – в вечерних сумерках показался конвой, куда входило сравнительно крупное по черноморским меркам судно.

«Никогда я так не боялся промаха, как на этот раз, – вспоминал Михаил Васильевич. – Казалось, если торпеды минуют корпус транспорта, сердце не выдержит, прикажет всплыть и на виду сторожевого корабля открыть огонь по врагу, что было бы равносильно самоубийству…

Черный корпус вражеского транспорта медленно приближался к невидимой для него последней точке своего курса. Я послал две торпеды – одну за другой, с интервалом в несколько секунд.

Увидя след торпед, я с сожалением опустил перископ из-за того, что лодка после залпа начала всплывать, и стал уклоняться вправо в сторону берега. Раздалось два взрыва. Обе торпеды настигли транспорт. От взрыва наших торпед акустика вышла из строя. А вслед за этими взрывами, обрадовавшими экипаж лодки, началась канонада! Все корабли охранения, сопровождавшие транспорт и прозевавшие нас, теперь ринулись в нашу сторону и не поскупились на глубинные бомбы»[33]33
  Грешилов М. В. Указ. соч. С. 57.


[Закрыть].

Ситуация серьезно осложнялась тем, что глубина моря в месте атаки была всего 11 метров, в то время как высота «малютки» от киля до верхнего среза перископной тумбы – около 7,5 метра. В таких условиях субмарина могла быть обнаружена не только гидроакустикой, но даже по следу взбаламученного ила. Тем не менее Михаил Васильевич отошел от точки выпуска торпед на 1 кабельтов (185 метров) и только тогда лег на грунт. Тем временем румынская канонерская лодка «Стихи» и немецкий тральщик взрывами своих глубинных бомб перемешивали воду с донным грунтом во всем районе атаки. Любая точно сброшенная бомба привела бы если не к уничтожению, то к тяжелому повреждению субмарины, но этого, к счастью, не произошло – все 32 разрыва произошли на достаточном удалении и своим единственным результатом имели только две разбившиеся лампочки. Прошло еще некоторое время, потребовавшееся на ввод в строй шумопеленгатора, прежде чем М-35 оторвалась от грунта и пошла в сторону больших глубин. Акустик доложил, что поблизости слышатся шумы нескольких катеров, которые продолжают прочесывать район в поисках русской подлодки. Как только они останавливались для прослушивания, замирала и грешиловская «малютка», как только они давали ход – командир снова ло жился на прежний курс. Еще два с половиной часа игры в кошки-мышки, и субмарина окончательно вырвалась из мелководной западни. По возвращении из похода командир доложил об очередной победе, но только после войны из румынских документов стало известно, что 21 октября он отправил на дно немецкий (бывший французский) танкер «Ле Прогресс», перевозивший в том рейсе почти 500 тонн нефти и бензина. Гибель одного из немногочисленных наливных судов, специально оборудованных для перевозки бензина, вызвала весьма болезненную реакцию у немецкого командования. За этот и предыдущие успехи впервые с начала войны командир М-35 был удостоен боевой награды – ордена Красного Знамени. Для него же лучшей наградой являлось сознание того, что вражеский танкер был потоплен в период ожесточеннейших боев за городские кварталы Сталинграда.

Должно быть, уходя в море, Михаил Васильевич не знал, что еще за два дня до этого командующий Черноморским флотом подписал приказ о назначении его командиром подлодки среднего водоизмещения – «щуки» Щ-215. Этот корабль вступил в строй еще в 1939 году и принимал участие в войне с ее первых дней. Сначала командиром «щуки» являлся бывший наставник Михаила Васильевича – Георгий Апостолов, – но в начале 1942 года он ушел командовать подводным минным заградителем, и с этого момента боевая деятельность «215-й» перестала устраивать командование. Ее новый командир оказался на редкость нерешителен и пассивен. Сначала он побоялся прорываться в осажденный Севастополь, поскольку посчитал риск слишком большим, затем на позиции у входа в Босфор избегал сближения с судами, считая всех их турецкими. Серьезные внушения, которые сделало ему командование, возымели обратное действие – человек окончательно потерял уверенность в себе, начал серьезно выпивать и, в конце концов, заболел серьезной венерической болезнью. Уважением со стороны подчиненных он не пользовался, в результате чего дисциплина у экипажа «щуки» начала серьезно хромать. Оставлять такого командира на должности не имело никакого смысла, особенно с учетом того, что из-за серьезных потерь состав бригады подлодок ЧФ сильно поредел. Вот и решили назначить на его место Михаила Грешилова, который к тому времени считался одним из лучших командиров бригады – ведь его лодка второй на флоте была представлена к гвардейскому званию.

Вот как оценивали результаты деятельности командира М-35 политорганы: «Высокое моральное состояние личного состава, боевая слаженность и наряду с этим высокая специальная подготовка всех командиров и краснофлотцев являются результатом большой работы, проведенной партийной и комсомольской организациями и особенно бывшим командиром этой подлодки тов. Грешиловым (сейчас командир Щ-215). Краснофлотцы и командиры очень трогательно прощались со своим любимым командиром, который на протяжении полутора лет войны провел с личным составом 20 боевых походов (реально 19. – М. М.) и нанес врагу довольно крепкий удар, утопив три транспорта и одну баржу и дав много ценных сведений по разведке баз противника»[34]34
  ЦВМА. Ф. 5643. Оп. 4. Д. 3. Л. 20 об.


[Закрыть].

Теперь командиру предстояло точно так же обучить и воспитать экипаж новой лодки. При этом он конечно же опирался на ранее заслуженный авторитет, но в глазах новых подчиненных его следовало подтвердить очередными победами, и командир всеми силами старался их добиться. При этом зачастую действия Михаила Васильевича балансировали на грани разумного риска.

В первый раз с новым командиром Щ-215 вышла в боевой поход в январе 1943-го. В этот период на примыкавшем к Черному морю сухопутном фланге Красная армия гнала противника на запад, освобождая один город за другим. Подводники тоже горели желанием внести свою лепту в разгром фашистов. На этот раз позиция находилась у западного побережья Крыма, там, где встречались морские пути, ведущие из Констанцы и Одессы в Севастополь. Глубины моря здесь были вполне достаточными для нормального плавания подводных лодок, но условия боевой деятельности от этого не стали проще. Во-первых, противник в очередной раз увеличил охранение конвоев, включив в их состав авиацию, во-вторых, поиск врага серьезно затруднялся плохой погодой и большой продолжительностью тем ного времени суток в этот сезон года. Так, 20 января при попытке сблизиться с конвоем в условиях малой видимости командир попросту потерял его из вида на фоне скалистого берега. Атака поздно вечером 23-го на буксирный караван в схожей ситуации завершилась промахом. И вот здесь Грешилов решил показать свой характер. Он не стал дожидаться следующего подходящего случая, а начал преследовать конвой в надводном положении, чтобы повторить нападение. Его замысел заключался в уничтожении корабля охранения торпедами, а остального конвоя – артиллерией. Занять выгодное положение для атаки удалось только спустя 2,5 часа ночью 24 января. Увы, все три выпущенные торпеды ушли «в молоко», даже несмотря на то, что командир перед атакой специально выставил глубину их хода против мелкосидящих целей. По-видимому, имел место производственный дефект, поскольку, согласно наблюдениям немцев, одна из торпед прошла в точности под миделем быстроходной десантной баржи (БДБ) F 125. Хотя сама подлодка стреляла из темной части горизонта, торпедные дорожки выдали ее примерное местонахождение, и враг открыл огонь. Михаил Васильевич был готов к такому развитию событий и вступил с конвоем в артиллерийский бой, подобно тому, как это было в октябре 1941-го. При этом он сам вооружился автоматом ППД и расстрелял два диска патронов по находившемуся на небольшой дистанции буксиру. Через две минуты после начала дуэли в рубку лодки попал артиллерийский снаряд, ранивший двух пулеметчиков, но даже это не заставило Грешилова отказаться от преследования. Артиллеристы «щуки» добились двух попаданий в баржу, но тут командир заметил, что противник взял субмарину в «вилку». Дальнейшая задержка на поверхности могла закончиться очень плохо, и Михаил Васильевич скрепя сердце отдал приказ погружаться. Впрочем, противник не ушел безнаказанным – от огня из крупнокалиберного пулемета «щуки» пострадал буксир «Штральзунд», простоявший несколько недель на ремонте в Севастополе.

Не удалось пополнить боевой счет и в следующем походе. Сказывалась недостаточная подготовленность и слаженность экипажа «щуки» – старпом впервые участвовал в боевом походе и при выполнении расчета торпедной атаки требовал постоянного контроля, инженер-механик забывал отдавать необходимые команды, плохо контролировал плавучесть подлодки во время атаки, боцман излишне нервничал и погрузил «щуку» до того, как был завершен залп, минер – самовольно не выпустил одну из торпед, поскольку ему показалось, что лодка приобрела опасный дифферент. Михаилу Васильевичу часто приходилось отвлекаться на неправильные действия подчиненных, из-за чего не оставалось времени на качественное выполнение своих обязанностей. В результате оба торпедных залпа ушли «в молоко», а командование поставило за поход неудовлетворительную оценку. Жесткая критика была воспринята командиром правильно, торпедные атаки отработали на полигоне, добившись необходимого уровня слаженности между членами команды.

В майском крейсерстве Грешилову просто не повезло: в первой атаке торпеды прошли под мелкосидящими баржами, во второй одна из торпед самопроизвольно взорвалась в 30 метрах от немецкого тральщика, нанеся ему незначительные повреждения. Следует подчеркнуть, что в этом случае для того, чтобы атаковать внезапно, командир не побоялся зайти в пределы нашего минного поля. Несколько раз «щука» подвергалась ожесточенной бомбардировке, но ни в одном случае, благодаря талантливому маневрированию Грешилова, не получала повреждений.

Следующего реального успеха командиру удалось добиться только в августе после окончания очередного ремонта. Пока «щука» ремонтировалась, Михаил Васильевич взял отпуск и съездил в недавно освобожденную родную Будановку, где на протяжении полутора лет проживала семья подводника – жена и двое сыновей. После того как воссоединившаяся семья перебралась к месту службы в Батуми, на душе у Михаила Васильевича стало гораздо спокойнее.

Августовский поход на позицию к проливу Босфор был по-своему уникален. Дело в том, что советской разведке удалось точно и заблаговременно установить, что в конце месяца из пролива должно было выйти немецкое судно, загруженное купленной в Турции хромовой рудой. На кромке территориальных вод его встречал мощный эскорт и сопровождал в один из контролируемых немцами портов Болгарии. Четыре дня субмарина ждала вражеский корабль, который, по оперативной информации, должен был проследовать уже в первые сутки. К концу вторых почти весь экипаж «щуки» пребывал в уверенности, что они зря находятся в данном районе, а вражескому судну уже удалось пройти незамеченным. Единственным исключением являлся сам Грешилов. С одной стороны, он верил в точность информации, добытой разведкой, а с другой – в себя, как в командира, который организовал надежное наблюдение за выходом из пролива. Но с наступлением пятых суток уверенность начала покидать и его. «Теперь уже трудно было бы возразить против посылки радиограммы в штаб дивизиона, – писал Грешилов в мемуарах. – Операция сорвалась… Но я решил еще немного выждать. Откровенно говоря, позднее сожаление вкралось в мою душу. И зачем, подумалось, я торчал здесь пять суток? Впрочем, все требования, какие я мог себе предъявить, как командиру, который должен поступать в соответствии с обстановкой и не упускать ни единой возможности для достижения успеха, – все эти требования я выполнил… Но если бы понадобилось еще одну ночь проболтаться у входа в эту мертвую бухту – не знаю, выдержал бы я это испытание»[35]35
  Грешилов М. В. Указ. соч. С. 20.


[Закрыть].