Текст книги "Я не люблю тебя (СИ)"

Автор книги: Мира Айрон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава четвёртая

Вернувшись домой, Костя заявил матери, что ему необходимо срочно ехать в Санкт-Петербург. Они разговаривали почти до ночи. Всю правду он не рассказал, но Валентине удалось убедить его в том, что необходимо дождаться отца.

Старший брат Кости, Иван, тогда уже окончил университет, женился и переехал в Сургут, на родину жены. Год назад у них родился первенец, и Валентина несколько месяцев жила в Сургуте, помогала невестке и сыну. Сейчас она была очень рада, что вернулась, поскольку младший сын, до сих пор находящийся в очень сложном и хрупком возрасте, явно требовал внимания и заботы.

Валентина привыкла к тому, что в семье она одна представляет слабый пол. Она всегда ладила со своими троими мужчинами. Однако Костя характером отличался и от отца, и от старшего брата. Те были открытыми, категоричными, немного резковатыми, часто непримиримыми к чужим недостаткам, предпочитали идти к цели напролом.

Костя же удался в родню Валентины, как внешне, так и характером. Он всегда был более закрытым, вдумчивым, погружённым в себя, спокойным. Но… Настойчивости, упрямства в достижении цели и постоянства мог дать взаймы отцу и брату, и ещё бы для себя оставил с лихвой.

Юрий Иванович вернулся через день. Валентина уже не находила себе места, потому что сын полностью замкнулся. Он почти не выходил из своей комнаты, ничего не ел, только пил пустой чай. Однако, как только отец отдохнул с дороги, Костя сразу приступил к нему с разговором о поездке в Питер.

Юрий Иванович сказал, что они непременно обсудят это чуть позже, а пока ему нужно подумать. Когда Валентина уснула, он тихонько поднялся с кровати и пошёл в комнату сына.

Костя не спал. Молча сидел у окна, ожидая момента, когда поздний летний закат сменится ранним летним рассветом. Юрий сел рядом и приказал:

– Рассказывай всё подробно.

Посмотрев на отца, Костя достал из стола письмо Ники, вернулся на место и обо всём рассказал. Ничего не утаил. Выслушав сына и прочитав письмо, Юрий устало потёр глаза.

– Я тебя понял, сын. Как сейчас модно говорить, услышал. Это как бы означает, я понял, что ты сказал, но в корне не согласен с тобой. Терпеть не могу эту дурацкую фразу: "Я вас услышал". Так же, как то, когда другого человека называют человечком. Никто о себе не говорит, что он человечек, все только о других. К чему это я клоню, Костя? Что так смотришь? Думаешь, зубы заговариваю?

Костя покачал головой. Он хорошо знал отца и знал, что тот никогда не говорит только ради того, чтобы говорить.

– Правильно. А я говорю о человеческом достоинстве, Костя. О человеческом, а не о человечковом. И у тебя всегда было человеческое достоинство, с детства, было и есть. Потому не нужно терять его сейчас, да ещё на пустом месте.

– Ника – не пустое место, – упрямо сказал Костя.

– Согласен. Вот полностью согласен, сын. Но если ты сейчас рванёшь за ней в Питер, это закончится твоим унижением. Больше ничем.

– Папа…

– Дослушай, – Юрий Иванович предостерегающе поднял ладонь. – Ника пошла в своего отца, Сашку. И внешне, и характером. Азаровы – они такие. Гоняют в голове что-то своё, очень свободолюбивы и самостоятельны. Везде у них свой путь, и на всё у них своё мнение. Мы с Сашкой учились в одном классе, дружили с детства. Я учился лучше, потому что старался. Он мог бы ещё лучше, но всегда всё делал легко и играючи. Девчонки буквально к его ногам падали, а он одну обходил и переходил к следующей. В вуз не пошёл. Отслужил и уехал на Крайний Север. Я женился в двадцать пять. Когда мне было двадцать шесть, родился Иван. А Сашка женился в тридцать четыре. Когда полюбил, тогда и женился. И сразу с карьерой бабника напрочь завязал. Он однолюб. Просто полюбил не в двадцать лет, а когда уже за тридцать было. Институт заочно окончил. А сколько я звал его к себе на работу, когда они переехали?! Ни в какую. Сам, всё сам. И ведь поднял свою мастерскую с нуля, всё у него получилось. Вот и Ника такая. Эгоистичная, своенравная. О чужих чувствах не особо переживает. Но это возрастное у неё. Не удастся тебе её сейчас обуздать, Костя. Ты сделаешь только хуже. Хотя она уже выбрала тебя, но этого не призна́ет даже под пытками.

– И что мне делать? – упавшим голосом спросил Костя.

– Либо набраться терпения и ждать, пока она созреет для создания семьи, либо вычеркнуть её из жизни, строить свою судьбу по собственному сценарию. А не по тому, который она пытается тебе навязать. Но учти, если решишь ждать Нику, то должен понимать, что терпения понадобится очень много. Не на год и не на два. Потому я бы советовал тебе второй вариант. Искренне, по-отцовски.

– И всё-таки я подожду, – выпрямился Костя.

– Другого ответа я и не ожидал, – улыбнулся Юрий Иванович. – Ты ещё очень и очень молод. Тебе сейчас кажется, что времени у тебя выше крыши. Это я в свои пятьдесят два знаю о том, как это время быстро пролетит. И как будешь ждать?

– Мне нужна твоя помощь, папа. Я не хочу пока учиться. Мне бы уехать, поработать где-нибудь. А потом в армию. Отслужу, тогда и подумаю, что дальше.

– Хорошо. Решение, достойное уважения. Я помогу тебе устроиться на буровую, естественно, на относительно лёгкий труд пока, в силу твоего возраста. Поработаешь до призыва, а там решишь.

Костя уехал под Нижневартовск, где более полутора лет работал подсобником на буровой, затем ненадолго вернулся в родной город, откуда был призван в армию. Два года отслужил на границе. После демобилизации вернулся в родительский дом. Поступил в технический университет на заочное отделение, работал в военизированном отряде, выезжал на устранение аварийных ситуаций на газопроводе.

Костя знал, что Ника по-прежнему живёт в Питере, работает в известном танцевальном ансамбле и уже объездила с гастролями едва ли не полмира. Естественно, о возвращении в пусть большой и развитый, но всё же провинциальный город, даже речи не было.

Постепенно Косте удалось убедить себя в том, что его ожидание бесполезно. Боль давно притупилась, мечты перешли в разряд несбыточных и почти забытых. Почти. Он неоднократно пытался начать отношения, но ни одна девушка не вызывала в нём и тысячной доли того, что он чувствовал к Нике. Того, что испытал с ней.

Так прошли ещё четыре года. Настал 2010 год. Косте исполнилось двадцать четыре, а Нике – двадцать пять.

Глава пятая

Как человек выздоравливает? Болезнь достигает кризиса, и кажется, что легче уже не станет никогда, но вот, в один прекрасный момент, кто-то просыпается с нормальной температурой. Или нос начинает дышать, а головная боль исчезает. И потихоньку, шаг за шагом, болезнь отступает, человеку становится легче. А иногда становится резко и ощутимо легче.

Костя не считал свою любовь болезненной. Даже наваждением не считал. Он не лил слёз над портретом любимой, не отправлял запросы и претензии Вселенной. Не сочинял стихов, не голодал и не просыпался с именем любимой на устах.

Ника просто постоянно жила в его душе и сердце, и постепенно Костя с этим состоянием свыкся. Ему становилось легче день ото дня, и однажды утром он проснулся с мыслью о том, что готов к новой жизни. И даже (чем чёрт не шутит?) к новому чувству.

Возможно, виной всему был на редкость тёплый и ласковый апрель, бурное пробуждение природы после долгой и мрачной зимы. А может, Косте и вправду полегчало. Ведь молодость всё равно берёт своё. Костя ещё не знал, что капризная судьба была готова к такому повороту событий и уже припасла для Кости сюрприз.

Вечером того же дня (а это была пятница), за ужином, Валентина Васильевна сказала сыну:

– Костя, надеюсь, у тебя на завтра нет никаких планов?

– А что, мам, в этом году у нас битва за урожай начинается досрочно? В честь тёплой погоды? – улыбнулся Костя.

– Нет, что ты! Такое раннее тепло бывает обманчиво, да и земля ещё не прогрелась. Завтра мы приглашены на день рождения.

– Мы все? – удивился Костя. – Вроде, я уже давно не в том возрасте, когда ходят на праздники с мамой и папой.

Костя сказал это и вдруг подумал о том, что жить-то с родителями ему возраст не мешает. Конечно, он давно уже не сидит на шее, да и места в новом доме много. Из того дома, где до сих пор жили родители Ники, Трофимовы переехали несколько лет назад. И всё же ему пора обособляться. А то вот уже и на праздники с собой приглашают, как маленького.

– Сашке Азарову завтра шестьдесят, – сообщил Юрий Иванович. – Праздник будет у них на даче.

– Давайте без меня. Что мне там делать, сами посудите?

Косте даже улыбку удалось изобразить, и голос у него был спокойный, но при напоминании о даче Азаровых настроение резко испортилось. Не поедет он туда. Ему только-только стало легко и свободно. Зачем сейчас все эти флешбэки? А он начнёт вспоминать, стоит лишь очутиться там.

– Саша очень просил, чтобы ты тоже приехал.

– Зачем? Я же не присутствовал на его пятидесятипятилетии?

– Ты был в армии тогда, сынок. Иначе и тогда бы пригласили, – мягко сказала Валентина Васильевна.

– Нет. Не обижайтесь, но я считаю, мне там не место. Ваньку ведь из Сургута приехать не требуют? Я давно не ребёночек. Видимо, пора подыскивать квартиру.

– Ерунду не городи, – отрезал отец. – Ванька с нами жил, пока не женился. Никто тебя не гонит. Я для кого такой дом купил? Для нас с матерью? Да и жену можно привести сюда жить, не стыдно. И вообще, ты у меня всегда первым помощником был и остаёшься. Я-то ведь не молодею.

– Спасибо, пап, рад, что ты не считаешь меня нахлебником. Тем более, значит, я могу не присутствовать завтра.

Юрий Иванович взял со стола свой телефон, полистал контакты.

– Вот, номер телефона Сашки.

– У меня есть, пап.

– Вот, бери и сам ему звони, отказывайся. Он мне сказал, если ты начнёшь упираться, чтобы я ему позвонил. Чтобы ты попытался отказать ему лично.

Что ж, на характере Кости сыграли виртуозно. Все прекрасно знали, что отказать Азарову лично (тем самым обидев его) он не сможет.

– Ладно, не звони, – махнул рукой Костя. – Но я ненадолго, поздравлю, чуть-чуть посижу и уеду. Пить не буду. Приеду на своей машине. Надеюсь, праздник не в доме? Погода такая хорошая.

– Праздник на улице. Спасибо, сын! Сашка будет рад, – Юрий Иванович убрал телефон.

Праздник начинался в три часа дня, но Костя немного задержался, потому прибыл последним. Беспокойная мама ему уже позвонила, и её голос ему показался каким-то странным. Но нужно было следить за дорогой, а не вдаваться в подробности, потому мысль о голосе мамы моментально покинула голову Кости.

Оставив машину у забора и нажав на брелок, Костя подошёл к знакомым с детства воротам. Он не был здесь почти восемь лет. И дорого бы дал, чтобы ещё три раза по столько же не бывать. Ту связку ключей, "подарок" Ники, он отдал отцу во время памятного разговора с ним. Юрий Иванович потом незаметно оставил ключи в прихожей у Азаровых.

Ладно, хватит киснуть, как кисейная барышня, которая прячется от солнца под кружевным зонтом. Кажется, кто-то вчера утром решил начать новую жизнь? Свободную и независимую? Костя решительно позвонил в ворота.

Ему открыла хозяйка дома, Наталья. Расцеловав Костю в обе щеки, повела сразу к гостям, расположившимся на большой веранде.

– А вот и наш опоздавший! Штрафную! – воскликнул дядя Саша, выходя навстречу гостю. – Давай, Константин!

– Нет, дядя Саша, я за рулём. Но поздравительную речь и тост готов произнести.

– Давай! – Александр обнял Костю за плечи и развернул к гостям. – Прошу любить и жаловать! Это Константин. Сын моего лучшего друга Юрки. И просто очень хороший, достойный человек.

Костя легко кивнул всем сразу и обвёл взглядом сидящих. Неожиданно дыхание его сбилось, слова застряли в горле, а улыбка застыла на губах. Прямо на него смотрели глаза – такие любимые и до боли знакомые. Очень тёмные и будто чуть вытянутые вверх, к вискам, вслед за бровями. Казалось, что эти глаза всегда едва заметно улыбаются.

Глава шестая

Костя замешкался лишь на миг, а потом перевёл взгляд на следующего гостя, того, который сидел рядом с Никой. Правда, Костя сначала даже не понял, кто там вообще был, на этом празднике. Сказал лаконичную, но искреннюю поздравительную речь дяде Саше, вручил подарок и устроился рядом с родителями.

– Костя, мы с матерью ничего не знали о приезде Ники. Даже не подумали. Она за все эти годы ни разу не приезжала, даже на праздники, Сашка с Натальей всегда сами её навещали, – тихо сказал отец.

– Всё нормально, пап, – так же тихо ответил Костя. – Подумаешь, событие. Нормальная ситуация. Не стоит придавать этому такое значение.

– Ну и слава Богу, – Юрий Иванович с облегчением вздохнул. – Переживал, что ты подумаешь на нас… Валя сама не своя.

– Поговори с мамой, успокой. Я в полном порядке. Да и почему я должен быть не в порядке?

Костя посмотрел на часы, отмерил на пребывание в гостях тридцать минут и включился в общую беседу. Некоторых из гостей он знал с детства, с тех пор, когда приходил с родителями на праздники к Азаровым. Были и новые лица.

Участвуя в разговоре, Костя время от времени встречался взглядом с Никой. Она смотрела только на него и ничуть не стеснялась остальных. Впрочем, ей всегда было наплевать на чьё-либо мнение.

В остальном держалась она скромно, всё больше молчала. Одета тоже была достаточно просто: в клетчатую рубашку, джинсы, курточку без рукавов и кроссовки. Совсем юное лицо без косметики, волосы убраны в хвост.

И всё равно она была самой красивой. Ничуть не изменилась.

Когда прошли двадцать восемь минут, Костя предупредил родителей о том, что уезжает, и подошёл попрощаться к хозяевам.

– Костя, сможешь меня подбросить? Хотя бы до остановки? Мне в центр надо. Я, конечно, на машине, но немного вина выпила, – так, чтобы её услышали все, попросила Ника.

И что он должен был ответить? Напомнить ей при всех, что до автобусной остановки тут десять минут ходьбы размеренным шагом? Очень будет по-мужски, ничего не скажешь!

– Хорошо, подброшу до остановки, – спокойно ответил Костя. – У меня ещё дела, я не в центр поеду.

… – А какие у тебя дела, Костя? – спросила Ника, устроившись в машине. – К девушке поедешь, потому и торопился так, всё на часы поглядывал?

– Что-то вроде того, – кивнул Костя.

– А как же тот факт, что счастливые часов не наблюдают?

– Вот доберусь до пункта назначения, тогда и не буду наблюдать.

– Костя, хватит скоморошничать. Неужели нам не о чем поговорить? Нет ни одного вопроса, который ты хотел бы мне задать?

– Нет.

– Жаль. А у меня есть вопросы, – вздохнула Ника.

Костя молчал. Увидев остановочный комплекс, начал сворачивать на обочину.

– Костя! – Ника заглянула в его лицо. – Я прекрасно знаю о том, что никуда ты не торопишься! И девушки у тебя нет в данный момент. Ты думал лишь о том, чтобы быстрее удрать с праздника, потому и на часы смотрел.

– А если и так? Имею право.

– Так и будешь теперь от меня шарахаться?

– Вряд ли.

– Вряд ли будешь шарахаться?

– Вряд ли мне придётся это делать, – Костя отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и открыл дверцу перед Никой.

– Руку забыл подать, – усмехнулась Ника, не двигаясь с места.

Костя подал руку и слегка поклонился. Отстегнувшись, Ника вложила изящные пальцы в его ладонь, и Костя вдруг почувствовал, какие холодные руки у Ники. А ещё у неё чуть-чуть, едва заметно, дрожали пальцы. Почему-то это обстоятельство впервые поколебало его уверенность в правильности выбранной линии поведения. Скотиной он себя почувствовал, проще говоря.

– А ты изменился. Жаль, – Ника выбралась из машины, отняла у Кости свою руку, близко посмотрела в его глаза и пошла к остановке.

Костя закрыл машину, вошёл в павильон остановочного комплекса и купил бутылку минеральной воды. В горле пересохло. Сел в машину, проехал несколько метров, остановился и открыл настежь дверь у пассажирского сиденья.

Ника, сидящая на скамейке остановочного комплекса, помедлила несколько секунд, потом встала и вернулась в машину.

– Куда подбросить?

– На Островского, если можно. Я там живу.

– Живёшь? Давно?

– С конца февраля.

– В смысле? Ты живёшь здесь, в нашем городе, с конца февраля? Почти два месяца?

– В городе я живу почти три месяца, с конца января, а на Островского – с тех пор, как купила квартиру в новостройке.

– Странно. Родители мне ничего не говорили о твоём приезде, хотя мой отец постоянно общается с твоим.

– Я попросила маму и папу никому не говорить о моём возвращении, пока я сама не буду готова встретиться со всеми.

– А нужна была какая-то специальная подготовка к встрече со всеми, Ника?

– Вот именно. Но только не со всеми, а с тобой, Костя.

– Со мной? – упавшим голосом спросил Костя.

– Да, – Ника говорила спокойно и искренне, но Костя вдруг вспомнил, как слегка дрожали её пальцы.

– Зачем?

– Чтобы ты понял, что я вернулась навсегда. И вернулась из-за тебя.

Костя уже давно боролся с собой, хотя со стороны его лицо казалось совершенно спокойным и лишённым эмоций. Сердце гулко билось, а голос то и дело норовил изменить в самый неподходящий момент.

– Странный разговор, Ника. Я не верю ни единому твоему слову. Такая девушка, как ты, никогда не откажется от своей вольной богемной жизни. Кажется, так ты говорила.

– Нет, я говорила совсем не так. Много ты понимаешь!

– То есть, ты ушла из ансамбля и насовсем покинула Питер? И чем занимаешься здесь?

– Работаю в Детском театре танца. В том, который мы с тобой когда-то посещали. А потом я одна посещала, без тебя.

– Кем работаешь?

– Художественным руководителем. Я ведь окончила академию заочно. С красным дипломом.

– Поздравляю. Молодец. А как же ансамбль? Свобода? Гастроли?

– Как только мне исполнилось двадцать пять, я покинула ансамбль. Я так и планировала всегда. Не собиралась дожидаться, когда начнут болеть суставы, а руководство станет намекать на мой возраст. Уходить надо вовремя и красиво, с ведущих ролей, а не из массовки.

– А Питер-то зачем покинула? Культурная жизнь там несравнимо богаче, чем в нашем городе. Тем более, у тебя красный диплом и опыт работы.

– Я всё сказала, Костя. Если ты не услышал, я не виновата. А если не захотел услышать… Ну и ладно.

– Где именно на Островского живёшь?

– Рядом с ТРК.

Костя перестроился в другой ряд.

– Я всё о тебе знаю, Костя. Знаю, что работал на Севере, потом служил на границе. Знаю, где учишься заочно. Знаю, что тебе осталось учиться ещё год. Знаю, где работаешь. И о твоей личной жизни всё знаю.

– Обалдеть, – Костя попытался усмехнуться как можно более непринуждённо. – Вот так живёшь и не знаешь, что ты под колпаком.

– Теперь знай.

– Зачем тебе это? И номер дома скажи.

Ника назвала номер и задумчиво посмотрела на Костю.

– Вправду не понимаешь? Или хочешь слышать это снова и снова? Хорошо, повторю. Затем, что я вернулась только из-за тебя.

– А родители? – попытался увести разговор Костя.

– Они ещё достаточно молодые, самодостаточные люди. Их работа всегда была их жизнью.

– Как и для тебя, Ника.

– Нет. Я хотела состояться в профессии, посмотреть мир и заработать. Всего этого я достигла. Даже образование успела получить.

– Я горжусь тобой, – Костя остановил машину у нужного дома. – Но если ты хочешь сказать, что в твоей жизни теперь настала новая веха, то предупреждаю честно и сразу: без меня.

– Именно это я и хотела сказать.

Костя опять помог Нике выйти из машины. На этот раз не забыл подать руку. Рука стала теплее, пальцы не дрожали.

– Пойдём, покажу свою квартиру? – сделала Ника ещё одну попытку к сближению.

– Нет. Мне некогда, Ника.

– Боишься? Значит, не доверяешь сам себе и ни в чём не уверен.

– На слабо пытаешься взять?

– Вижу, намерен тешить свою гордыню до победного конца. Ничуть не изменился, всё такой же упрямый.

– Это не гордыня, Ника. Это элементарное чувство самосохранения и самоуважения. Я же человек разумный. Пока, Ника!

Костя захлопнул двери у пассажирского сиденья, вернулся за руль.

– Ну и самосохраняйся дальше, хомо сапиенс! – улыбнулась Ника и быстро пошла к подъезду.

Костя догнал её в тот момент, когда железные подъездные двери почти захлопнулись перед его носом.

Глава седьмая

Ника услышала, как Костя вбежал в подъезд следом за ней. Обернувшись, она не дала ему и слова сказать, бросилась на шею и начала покрывать его лицо быстрыми поцелуями.

– Наконец-то, – шептала она сквозь слёзы. – Наконец-то это ты, а не холодное изваяние. Скорее в лифт!

Вцепившись в руку Кости, Ника напряжённо смотрела в его лицо, пока двери лифта не закрылись, а кабинка не сдвинулась с места.

… – Ты сумасшедшая, – удивлённо и восхищённо пробормотал Костя, когда они расслабленно отдыхали после того, что случилось с ними только что.

– Я такая, какая нужна тебе. А ты только мой.

– Откуда знаешь?

– Глупый вопрос, Костя! Вот уже четыре года, как ты вернулся из армии, и до сих пор ни с кем не смог построить хотя бы мало-мальски постоянные отношения. Всё ограничивается либо конфетами-букетами, либо парой-тройкой сеансов для снятия напряжения молодого мужского организма. Разве это отношения?

– А с тобой? Это, по-твоему, отношения?

– Именно. Встретиться через восемь лет так, словно и не расставались. Многим дано такое?

– Я не был бы так оптимистичен, Ника. Это зависимость с моей стороны. Раньше я думал по-другому, но сегодняшний день окончательно открыл мне глаза. А для тебя это лишь приятная игра.

– Дурак. Вырос здоровый красивый детина, а ума не нажил. Я у тебя вот здесь, – Ника положила ладонь на грудь Кости. – А ты у меня. Это называется любовью, а не зависимостью и не игрой.

– Ты меня любишь? Сначала ты говорила, что не любишь. Потом говорила, что свободу любишь больше, чем меня. Что мне нужна настоящая любящая жена и настоящая семья. Когда ты-то настоящая, Ника? И где правда? Чему верить?

– Я всегда настоящая, Костя. Такая, какая есть.

– А зачем ты почти три месяца пряталась от меня?

– Мне нужно было убедиться, что я могу появиться в твоей жизни так, как хочу появиться. А потом мне нужно было обосноваться здесь окончательно, осесть. Чтобы ты поверил в серьёзность моих намерений.

– Сумасшедшая, говорю же, – улыбаясь, Костя смотрел в тёмные глаза и гладил длинные шелковистые волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, как песок.

Вот и Ника такая, как песок: кажется, ухватил и держишь, а потом смотришь – ладонь пустая. Разве такую удержишь рядом навсегда?

– Ника, меня не интересуют краткосрочные отношения. Если ты утверждаешь, что любишь меня, выходи за меня замуж. Без дураков и без игр.

– Я думала об этом. Давай сделаем так: ровно год дадим друг другу на притирку, будем жить, как муж и жена. Тем более, у меня теперь есть своя квартира. Нам нужно заново узнать друг друга, увидеть друг друга в быту. Ведь семья – это не только пикники и походы в гости к родителям. Если всё у нас будет складываться хорошо, через год подадим заявление и в июне поженимся.

– Почему в июне?

– Потому что мы с тобой впервые познали друг друга в июне.

– Ладно. Твоё предложение не лишено логики. Только жить мы будем в той квартире, которую куплю я. Не в твоей.

Когда Юрий Иванович покупал дом, он продал старую квартиру, а деньги разделил между сыновьями и положил на специальные счета. Косте вполне хватало на однушку в хорошем районе. Но он собирался добавить собственные сбережения, взять кредит и купить двухкомнатную квартиру.

– Договорились, упрямец, – Ника, прижавшись к Косте, старалась снова его завести.

Надо заметить, не без успеха.

– И ещё, Ника, – Костя перехватил её руку. – Я понимаю, кем ты меня считаешь. Ручным мягкотелым существом. Да, я очень люблю тебя и на многое готов закрыть глаза. И тем не менее, Ника, если в твоей жизни ещё раз появится нечто более серьёзное и интересное, чем наши с тобой отношения, я сдохну, но тебя к себе не подпущу даже на пушечный выстрел. Если уйдёшь снова, обратной дороги не будет. Веришь или нет, – дело хозяйское. Потому я и согласился так легко на предложение о сожительстве, хотя жениться на тебе – моя самая огромная и сокровенная мечта. Мне не нужно проверять свои чувства и "притираться" к тебе. Но необходимо проверить твои чувства. Я хочу, чтобы ты, выходя за меня замуж, полностью отдавала себе отчёт в том, что делаешь.

– Я знаю, Костя, и верю, – серьёзно сказала Ника. – Чувствую. Для меня нет ничего более серьёзного и интересного, чем наши с тобой отношения.

… В начале лета Костя и Ника начали жить вместе в его новой квартире. До этого они встречались ежедневно, помимо тех дней, когда Костя уезжал в командировки.

Совместная жизнь складывалась прекрасно. Ника оказалась хорошей хозяйкой, всё у неё получалось красиво и легко. Костя работал и учился, вышел на диплом. Родители Ники были очень рады тому, что дочь поумнела, успокоилась, остепенилась и выбрала надёжного, порядочного парня. Родители Кости были счастливы, потому что наконец, спустя столько лет, видели счастливым сына.

А Ника и Костя были счастливы, потому что любили друг друга.