Текст книги "Рожденные в пламени"

Автор книги: Мино Милани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Купер слушает, – отвечал я

– А, Мартин, я по поводу той полосы... Так что будем делать?

Ко всем чертям эту полосу! К дьяволу эту историю! Почему бы не продолжить работу над статьей о ядерных исследованиях и не послать к чертовой матери историю с этим дважды умершим Прискоттом!

Дважды? Нет, черт возьми, я не сдамся. Потревожил осиное гнездо? Могут ужалить? Нет, я все равно доберусь до конца.

Вот почему я отправился повидать человека, который действительно был в состоянии помочь мне, – к Тони Гарроне, моему другу еще со времен корейской войны. Сейчас он возглавлял частное сыскное агентство. Его контора находилась на тридцать пятом этаже небоскреба на Седьмой авеню и, судя по меблировке, дела у него шли весьма неплохо. Он встретил меня со своей обычной открытой улыбкой, протянув белую, холеную руку.

– Мартин, как я рад тебя видеть! – воскликнул он. Чем могу помочь тебе? Черт возьми, ты помнишь наши корейские подвиги? – Он протянул мне сигарету, но я отказался. Он еще несколько минут вспоминал старые прекрасные времена, а потом спросил: – Ну, так в чем дело?

– Мне нужны сведения о двух людях, Тони. Мне очень важно получить эти сведения.

– Это мой бизнес – добывать сведения. О ком идет речь?

– Хистон и Де Вито. Они были летчиками. Оба погибли на бомбардировщике Б29 "Грей-12". Похоже, японцы сбили его в июле сорок пятого, незадолго до окончания войны.

Тони тихо присвистнул.

– Умерли двадцать пять лет назад? И очень интересуют тебя?

–Да.

– Очень... Очень?

– Да. Хистон был командиром экипажа. О Де Вито мне ничего не известно. Я только слышал это имя. – И я вновь увидел все, что произошло тогда возле автострады – увидел, как умирал этот юноша, вышедший из Кадиллака. – Его имя мне назвал другой человек. Он тоже умер.

Тони усмехнулся, покачав головой:

– Черт возьми, целое кладбище наберется! Де Вито... Гм... Может, мой соотечественник? Еще есть какие-нибудь зацепки? А в Пентагон обращался?

Я посмотрел на него молча, но выразительно. Он понял и наморщил лоб.

– А что скрывается за этой историей, Мартин?

– Если б я знал, Тони, не пришел бы к тебе.

Он не нашелся, что сказать. Повздыхал немного. Потом с горькой улыбкой пообещал:

– Хорошо, посмотрю, что можно сделать. Это тебе будет стоить кое-что, но для тебя я постараюсь сделать скидку.

Ответ Тони я получил через неделю. Он изучил списки погибших и отыскал имена Де Вито и Хистона, погибших в один и тот же день – 15 июля 1945 года в небе над островком Акава, затерянном в Тихом океане. Официально оба считались пропавшими без вести. Очень может быть, это были они.

Тони прислал мне две карточки: "Виктор Де Вито, родился в 1921 году в Бруклине. Родители давно умерли, сестра замужем, вернулась в Италию. Никаких сведений больше нет"; "Норман С. Хистон, майор авиации, родился в Филадельфии в 1914 году. Живы вдова, сыновья, мать". Тони сообщил также послужной список Хистона – он переходил из полка в полк, имел две медали "За доблесть", был отличным пилотом. Ко времени смерти служил в 509-м авиаотряде...

Колокольчики тревоги зазвонили все сразу. 509-й авиаотряд!.. Что это напоминает? Почему звонят колокольчики? Я закрыл глаза и стиснул голову руками. И вновь увидел фотографию, которую нашел в бумажнике Прискотта... бомбардировщик Б-29, улыбающиеся парни из экипажа... 509-й авиаотряд.. Картинка, возникшая в моем воображении, стала меняться... изменились лица членов экипажа, остался неизменным лишь бомбардировщик... это был все тот же Б-29, хотя нет, и он не совсем тот... Колокольчики тревоги звонили нестерпимо громко... 509-й авиаотряд...

– Мартин!

Ко мне в кабинет вошел Дег. Его голое прозвучал настолько неожиданно, что я даже подскочил в кресле. Колокольчики умолкли. Я все понял.

– "Энола Гей"! – прокричал я, глядя на Дега. Он открыл рот от изумления.

– Но... но... – пробормотал он.

Я поднялся с кресла:

– Дег, ты помнишь Б-29 с надписью "Энола Гей"? Помнишь его, дорогой мой?

– Конечно, кто же его не помнит? – ответил Дег.

– Б-29 "Энола Гей" – тот самый самолет, что сбросил первую атомную бомбу на Хиросиму, не так ли? Но... я напугал вас, Мартин? Когда я вошел, вы подскочили так, словно....

Теперь я был абсолютно спокоен. Я удовлетворенно достал из ящика стола фотографию Б-29 "Грей-12" и обратился к Дегу: .

– Смотри, этот снимок, который мы нашли в кармане того человека, помнишь его?.

– Конечно.

– Видишь, это точно такой же самолет, как "Энола Гей".

– Ну... открытие не такое уж большое. Было два бомбардировщика.

– Да. И скажи-ка мне, ты помнишь, к какому авиаотряду принадлежала "Энола Гей"?

Дег поморщился и покачал головой:

– Нет, Мартин, это уже вопрос из телевикторины. Откуда мне знать?

– А я знаю, – сказал я, – самолет был из 509-го авиаотряда.

Дег смотрел на меня, открыв рот, и уши его пылали, словно неоновая вывеска. Я поднялся, взял плащ и шляпу:

– Увидимся позднее.

– А... вы куда?

– Искать кольцо.

– Кольцо?.. – удивился Дег.

– Да. Если найду кольцо, цепь почти что замкнется. Почти.

То, что мне было нужно, я нашел через два дня. Нашел в Вашингтоне, в Библиотеке Конгресса; Информация, которую я искал, была напечатана мелким шрифтом на предпоследней полосе газеты, выходившей когда-то для американских войск а Тихом океане. В заметке говорилось:

"Огромный оружейный склад взорвался 15 июля в 10 часов утра на авиабазе Акава. Вспышка и взрывная волна были заметны на расстоянии 270 километров к юго-востоку. К сожалению, имеются жертвы, база полностью разрушена и непригодна к дальнейшего использования. Речь не идет ни о вражеском нападении, ни о саботаже".

Этого было достаточно. Для меня. Но я пролистал газету до последнего номера. Об острове Акава никаких упоминаний больше не встречалось Из газетного зала я прошел в зал картографии и заказал атлас Тихого океана, а еще конкретнее того квадрата, где находился остров Акава. Мне принесли карты, выпущенные в 1942 году и в 1962-м. Я попросил переснять их и забрал фотографии. Итак, кольцо было найдено.

По пути в аэропорт меня охватили тревога и страх. Я приблизился к правде или по крайней мере к тому, что мне казалось правдой. Я знал уже многое – оставалось только подойти к финалу. Каким же он будет?

Возможны два варианта, Мартин. Все лопнет, как мыльный пузырь – пуф! – и больше ничего. Или же...

Я не рискнул продолжать. За этим "или же", словно за каким-то порогом, скрывался мрак, второе дно, непостижимое, невероятное.

На моем письменном столе лежала записка: "Шеф искал тебя по меньшей мере сто раз, Мартин. Заткни уши и ступай к нему".

Я пошел к нему, не заткнув уши. Увидев меня в дверях, он встал, уперся руками в стол и замер, глядя, словно лев, готовый броситься на добычу. Лицо его наливалось кровью.

– Приветствую вас, полковник.

– Закрой дверь. На ключ. Рози, – прорычал он в микрофон, – меня ни для кого нет. Ясно?

– Ясно, – ответил голосок Рози.

Я запер дверь на ключ и прошел по мягкому ковру к полковнику. Он смотрел на меня пристально, со злобой. Он даже не предложил мне сесть. Ткнув мне в грудь пальцем, он проговорил:

– Я же тебе приказал прекратить это дело, Мартин!

– Прекратить? Что прекратить?

– Не хитри. Эти, из Пентагона, опять объявились. Говорят, что ты должен перестать совать нос в дела, которые тебя никак не касаются. Говорят, – добавил он, морща лоб и хмуря мохнатые брови, – что ты был в Библиотеке Конгресса и интересовался вещами, которые... – Он фыркнул и сел, грубо указав мне на кресло. – И потом, Мартин, они хотят видеть тебя. Из-за того типа, что погиб на автостраде... Разве не ты писал ту заметку? Или это был...

– Да, это я писал.

– Гм. А теперь скажи мне, Мартин, разве я не поручил тебе статью о ядерных исследованиях и обо всем, что из этого следует? Да? Так почему же ты занимаешься какими-то дорожными происшествиями и самолетами, сбитыми японцами?

– Полковник, я...

– Нет, черт побери! – заорал он. – Кто руководит газетой? Я! Так вот, дорогой мой, прекрати тратить время попусту и продолжай заниматься статьей о ядерных исследованиях. Ясно? Ясно? – зарычал он.

Я жестом дал понять, что мне все ясно, и положил ему на стол папку, которую принес с собой. Он презрительно и равнодушно взглянул на нее:

– А это еще что такое?

– Моя статья о ядерных исследованиях и обо всем, что из этого следует. Я закончил ее сегодня ночью. Здесь тридцать пять страниц, полковник.

Его серые глаза засверкали. Он стиснул челюсти.

– Если ты вздумал посмеяться надо мной, Мартин... – начал он. Я отрицательно покачал головой.

– Нет, я не смеюсь над вами. Это действительно моя статья.

Полковник промолчал. Черт возьми, я положил его на лопатки. Он опустил глаза. Тяжело, очень тяжело вздохнул и сразу же спокойно произнес:

– Мартин, дело не в этом. Я не думал упрекать тебя. Я не хотел сказать, что ты бездельник. Ничего подобного. Суть в том, что ты, должен бросить это дело. В Пентагоне сказали, что нет смысла ворошить могилы. Пропавшие без вести самолеты, пропавшие без вести пилоты – это не работа для журналистов. И я, – добавил он, помолчав немного, – согласен. Ты, я думаю, это понимаешь.

Наступила тишина. Он задумчиво смотрел на меня.

– Я мог бы и бросить это дело, полковник, – заметил я.

– Ты серьезно?

– Да. Я уже знаю все, что хотел узнать.

– Ну и что же это? – В глазах его сверкнуло недоверие.

Из другой папки, которую тоже принес с собой, я достал два листа бумаги и протянул ему. Это были авиационные карты района острова Акава.

– Посмотрите, полковник.. Посмотрите на этот остров, – я указал на первый лист. – Видите, он не очень большой, но все же чуть побольше простого утеса, не так ли?

– Гм Согласен. – подтвердил он. – Ну и что из этого следует?

Я указал на второй лист.

– А теперь посмотрите сюда. Первая карта сделана в сорок втором году, а эта в шестьдесят втором. Смотрите на этот утес, вы видите эту крохотную точку в Тихом океане?.. Видите?

– Конечно, вижу. Я не слепой.

– Хорошо. Так вот речь идет об одном и том же острове. Об острове Акава до и после войны. До и после, – спокойно проговорил я, – взрыва атомной бомбы.

– Что ты хочешь этим сказать? – тихо спросил полковник.

– Что бомба, сброшенная на Хиросиму, была не первой.

– Конечно, не первой. Были испытательные взрывы, разумеется. В пустыне Невада, если говорить точно.

– Нет, я не это имею в виду.

– Что ты еще придумал, Мартин?

– Я хочу сказать, что еще до Хиросимы взорвалась другая атомная бомба. Взорвалась случайно. По ошибке.

Он опустил голову и долго молчал. Потом взглянул на меня и проговорил сквозь зубы:

– Надеюсь, ты понимаешь, что ты говоришь, не так ли? Ну, конечно же понимаешь, Мартин? Так?

– Так.

– Но ты ведь можешь и ошибаться, верно?

– Верно. Могу и ошибаться.

– Так вот, давай на минуту допустим, что на этом островке Акава – так он называется? – допустим, что там взорвалась по ошибке атомная бомба... Ну и что? Прекрасная статья, а потом опровержения, суд, расследование и все прочее в том же духе... Смотри, это ведь уже все старье. Атомная бомба, взорвавшаяся в сорок пятом году... Черт возьми! Сейчас, – продолжал он все более энергично, – существуют такие бомбы, что ту, сброшенную на Хиросиму, можно считать розовым бутончиком!

– Сто тысяч человек погибло, полковник. За несколько секунд. Розовый бутончик...

– Да, согласен. Но я хочу сказать, что сегодня есть бомбы, которые за те же несколько секунд могут уничтожить десятки миллионов людей! Ну, допустим, ты угадал. Взорвалась по ошибке атомная бомба. Может, и на самом деле так было, и люди из Пентагона имеют все основания желать, чтобы все это не выплыло на поверхность. Хорошо. Допустим, ты прав. Но почему это так волнует тебя?

Я покачал головой:

– Вот это самое главное, – сказал я. – Меня волнует не то, что 15 июля сорок пятого года на Акава по ошибке взорвалась атомная бомба. Меня потрясает, полковник, тот факт, что один из пилотов Б-29, который доставлял бомб... умер у меня на руках возле автострады в Колорадо двадцать дней тому назад. Вот что меня поражает... – тихо заключил я.

Глава 4.

Наступила тишина. Спленнервиль поднялся, медленно прошел к бару, где держал виски, открыл его, взял бутылку. Постоял молча, опустив голову. Потом медленно повернулся ко мне с бутылкой в руке, нахмурив лоб, покачал головой и произнес

– Не надо.

– Что не надо?

Полковник вздохнул, поставил бутылку на место и закрыл бар.

– Пить не надо. Всякий раз, когда ты приходишь ко мне с таким лицом, вынуждаешь меня опрокинуть рюмку -другую, а мне можно выпивать только после захода солнца, так посоветовал врач... – Он вернулся за письменный стол, сплел пальцы, оперся на них подбородком и надолго задумался.

– Как ты думаешь, что происходит, – спросил он, спустя некоторое время, – когда взрывается атомная бомба?

– Ну...

– Хорошего мало, не так ли? – продолжал он. – если кто-нибудь оказывается в эпицентре взрыва... или даже недалеко, то погибает, превращается пыль. Разве не так? Не отвечай, Мартин. – И он жестом как бы прикрыл мне рот. – Тебе нечего возразить, и ты прекрасно знаешь это. А теперь допустим все же, что самолет "Грей-12" был уничтожен атомной бомбой, находившейся у него на борту... Пентагон не хочет обнародовать катастрофу, и у него есть на то свои причины, но допустим, знаем об этом только мы с тобой. В таком случае ответь мне на другой вопрос: разве мог спастись кто-нибудь из экипажа? Как можно уцелеть, если атомная бомба взрывается в двух метрах от тебя?

Я ответил:

– Насколько мне известно, никак.

Полковник нахмурился:

– Ну и что же? .

– А то, что существует нечто такое, что нам еще просто неведомо. Я так смотрю на вещи. Город Хиросима был разрушен почти полностью, то же самое произошло с Нагасаки, но некоторые дома поблизости от эпицентра все же остались целы. Кто-то из людей выжил. Почему?

– Но это еще ничего не значит, и ты это прекрасно понимаешь.

– Согласен. Но дело в другом. Па правде говоря, я почти не сомневался, что ошибаюсь, когда шел сюда. Теперь же, полковник, я уверен в обратном.

– Как же тебе понимать? Поясни, Мартин.

– Если бы не было никакой связи между Прискоттом, "Грей-12" и атомной бомбой, люди из Пентагона не забеспокоились бы так. Будь все просто и ясно, что бы им скрывать, спрашивается? Так или иначе, – заключил я, вставая, -все это только слова. Дело закончено.

– Закончено? – с недоверием переспросил он.

– Ну да. Я полагаю, Пентагон уже уничтожил тело Прискотта. И мы теперь ничего не сможем доказать.

Мгновение, и напряженное лицо полковника просветлело. Он хлопнул по столу:

– Ну, вот это уже совсем иной разговор, дорогой мой! Это называется здравой логикой. Мы больше ничего не сможем доказать, верно, и потому поставим на этом деле крест. Хочешь отдохнуть немного, Мартин? – спросил он, вставая из-за стола и облегченно вздыхая. – Я могу отпустить тебя на пару недель.

– Мы больше ничего не сможем доказать... Похоже...– вновь заговорил я. Улыбка замерла на губах Спленнервиля.

– Похоже? – встревожился он.

– Когда Прискотт находился в агонии... Я был рядом, когда он, бедняга, лежал на земле. Умирая, он произнес несколько слов... О, я помню их очень хорошо. Он сказал: "Только мы с Де Вито..." – Я посмотрел прямо в глаза Спленнервилю и повторил: – Только мы с Де Вито...", понимаете?

– Понимаю? Что я должен понимать? Этот человек умирал, ты говоришь... Наверное, бредил... И что это может означать – "Только мы с Де Вито..."?у

– Только они двое выжили – вот что это означает. Именно это хотел сказать Прискотт. Полковник, – сам того не желая, я начал скандировать: -еще один человек, которому удалось спастись от взрыва первой атомной бомбы.

Снова последовало долгое молчание. Полковник поднялся из-за стола, прошел к окну и нажал кнопку. Послышалось тихое гудение, и большая розовая штора раздвинулась. Легкий щелчок пальцами, и шеф произнес спокойным голосом:

– Иди сюда, Мартин.

Я подошел к нему. Он молча кивнул, указывая поразительную, грандиозную панораму, которая открывалась перед нами – Нью-Йорк. Лес небоскребов, каньон, созданный человеком, улицы, не имеющие конца, разбегающиеся во все стороны света, миллионы автомобилей, миллионы людей. Я прекрасно понимал, зачем он все это мне показывает. Я тоже был одним из этих муравьев.

– Понимаю, полковник, – тихо произнес я.

– Я знал, что поймешь. Найти иголку в стоге сена легко, когда есть хороший магнит. Найти человека Нью-Йорке, а тем более в Соединенных Штатах, куда труднее. Человека, который поменял имя, скрывающегося или скрываемого... если к тому же, – добавил он громче, – он еще жив. А может, его уже нет в живых – умер от болезни или в результате несчастного случая, как и этот Прискотт. Тебе не кажется?

– Согласен, – ответил я. Это действительно было так. Я потерпел поражение, отчего же было не признать это? Мне никогда не удалось бы распутать эту историю. Вероятно, все это было нечто вроде фантазии. Я прикоснулся к истине или был слишком далек от нее?

– Согласен, полковник, – повторил я. – А что касается отпуска, то мне хватит и пяти дней.

– Почему не десять, Мартин? – спросил он, облегченно вздохнув. -Куда думаешь отправиться? Почему бы не в Африку? Великолепные места, знаешь? Солнце, чащи, слоны и тому подобное.

– Кто знает, может, проведу отпуск дома за какой-нибудь хорошей книгой.

Давая понять, что разговор закончен, полковник произнес:

– Как хочешь, мой дорогой. Ты непобедим. Я постоянно говорил это и всегда буду говорить: ты непобедим. – Он поднял трубку и нажал на рычажок переговорного устройств: – Кто звонил, Рози?

Голосок секретарши быстро перечислил с десяток имен. Спленнервиль пробормотал что-то, потом пожал мне руку:

– У меня дела, Мартин, извини, дорогой, но у меня дела... Так значит, увидимся, через пять дней, ты сказал?

– А разве не десять, полковник?

– Как? А, ну да. Как хочешь, как считаешь нужным. До свиданья. И развлекись! – крикнул он мне вслед, когда я выходил из кабинета.

Развлекись! Ну да, так я наверное и сделаю. Я спустился в свой кабинет, взял папку, в которой лежали бумаги, касающиеся этой истории – заметки, фотографии и все прочее – и вывернул в корзину для бумаг. Потом позвонил в отдел некрологов:

– Говорит Мартин Купер! Мне нужно дать объявление.

– Надеюсь, с вашими близкими ничего не случилось? – сдержанно поинтересовалась девушка. –Продиктуйте, пожалуйста.

Я медленно произнес:

– "Мартин Купер глубоко чтит память погибших Марка Д. Прискотта и Виктора Де Вито. Акава, 15 июля 1945 года".

– Это все?

– Все.

– Счет прислать в редакцию или домой, господин Купер? – спросила девушка. Я ответил:

– Отправьте его полковнику Спленнервилю, – и положил трубку.

На другой день я улетел в Кению.

Когда я вернулся, мне уже не хотелось думать об этой истории. В сущности, забывать иногда бывает столь же полезно, сколь и помнить. Столь же, если не больше. И каждый хороший журналист должен уметь забывать. Мне почти удалось отвлечься, я решил было заняться статьей о негритянских гетто в северных штатах, как вдруг...

...как вдруг он пришел ко мне. Это было дождливым вечером, когда осень уже превращалась в холодную промозглую зиму, а я сидел дома и читал хорошую историческую книгу. В дверь позвонили – динь, динь, и в ответ в моей голове тотчас затрезвонили колокольчики тревоги, причем так сильно что я встал и прошлепал в коридор. Я открыл дверь, и сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. На площадке стоял молодой человек. Я почти не расслышал, что он сказал.

– Господин Купер? – повторил он.

– Ах, да... Это я.

– Я вас не побеспокою?

– Нисколько. Чем могу быть полезен, господин...

– Моррисон, – ответил он и как-то странно, устало улыбнулся. Черные глаза его блестели: – Френсис Моррисон.

– Конечно, господин Моррисон, входите. – И я, посторонившись, пропустил его в квартиру. Он вошел легким, уверенным шагом полного сил человека. Я разглядывал его, и колокольчики тревоги постепенно умолкали. Волнение улеглось. Итак, я подошел к завершению истории. Я отлично понимал, кто был этот юноша.

– Садитесь, пожалуйста, господин Моррисон, – я указал ему на кресло, – и скажите мне...

– Чем вы можете быть полезны? – закончил он мой вопрос. Усмехнулся и пожал плечами: – Ничем особенно... Но... Я прочел ваше объявление в похоронном разделе "Дейли Монитор"... Знаете, то...

– По поводу Прискотта и Де Вито, – прервал я его. На этот раз глаза его вспыхнули. Он опустился в кресло. Широкоплечий, с крепкой, по-юношески тонкой шеей. Я заметил, что пальцы его нервно постукивали по подлокотникам кресла.

– Да... Именно по поводу Прискотта и Де Вито.

– Так в чем дело?

Он долго смотрел на меня, не зная, говорить или не говорить. Я прекрасно понимал, о чем он думает, – он спрашивал себя, откуда мне известны эти имена. Тогда я сказал:

– Но вы же не знакомы ни с тем, ни с другим, господин Моррисон. Эти двое умерли в сорок пятом. А сейчас на дворе семидесятый год. В сорок пятом вас еще на свете не было, мне кажется... Вам, должно быть, лет двадцать -двадцать два...

Он слегка покраснел, пожал плечами.

– Да, это верно... Де Вито был моим дядей, – тихо ответил он, – и дома... я часто слышал разговоры о нем и о Марке Прискотте... Он был его другом. Да, конечно, меня еще на свете не было, когда они погибли на войне, но это ваше объявление, знаете... Может быть, вы были знакомы с ними, подумал я, – он попытался улыбнуться, – и вот пришел к вам узнать что-нибудь. О Прискотте, например.

– Прискотт умер, – сообщил я.

Он стиснул кулаки.

– Умер? – воскликнул он и едва не вскочил от волнения.

Мне стало очень жаль его.

– А что? Разве вы не знали, что он умер 16 июля сорок пятого года?

– Это верно – ответил он. Лицо его покрылось потом, и он сильно побледнел, нервно сжимая кулаки. Я вышел наполнить два стакана виски, с содовой и, вернувшись, протянул ему один. Выпил немного сам и сказал:

– Теперь я хотел бы спросить вас кое о чем.

– Да, конечно – согласился он, глядя на меня.

– Однако прежде мне надо набраться мужества, –предупредил я.

Он с недоумением посмотрел на меня:

– Почему?

– Потому что нужно иметь мужество, чтобы разговаривать с призраком. А вы, Де Вито, – призрак или почти что...

Услышав это, он закрыл глаза и минуту сидел так, опустив мохнатые ресницы, а когда снова взглянул на меня, глаза его были полны еле сдерживаемых слез. Он прошептал:

– Призрак? Но... я живой Из плоти и крови... – он почти по-детски ущипнул себя за руку. – Видите?

– Вижу. Только вы – Виктор Де Вито, а не Френсис Моррисон. А Прискотт скончался у меня на глазах, погиб в автомобильной катастрофе в Колорадо...

При этих словах Де Вито закрыл лицо руками

А умерев, он сразу же утратил свою маску молодости, – продолжал я. -Ту, которой обладаете вы Де Вито, ту, которую обрели в тот день, когда умерли.

Наступила тишина. С улицы доносился обычный городской шум: рокот машин и шаги людей, бесстрастно проходивших мимо осенним дождливым вечером. Наконец он произнес:

– Вы ошибаетесь.

– Нет. Я все угадал. Я прекрасно понимаю, что у меня никогда не окажется никаких доказательств.|о я узнал правду, Де Вито. И не ошибся.

Все так же, закрыв лицо руками, он произнес:

– Я не это хотел сказать. Вы ошибаетесь, когда утверждаете, будто 15 июля сорок пятого года я умер. В тот день я, наоборот, – продолжал он неожиданно громким дрожащим голосом, – родился! – Он опустил руки и посмотрел на меня как бы с вызовом: – Я рожден в пламени, господин Купер! Это не маска, – выкрикнул он, касаясь своего лица, – а мое настоящее лицо, и оно всегда будет таким, пока я не умру по-настоящему, как случилось с Прискоттом... О да, – он опять снизил голос, – странная у меня жизнь... я весь какой-то ненастоящий: имя, лицо, все... Мне платят, чтобы я молчал, и я знаю: если заговорю, меня поместят в сумасшедший дом...

– Со мной вы можете не опасаться этого.

– Конечно, поэтому я здесь. Я пришел к вам, чтобы поговорить по-дружески. С того дня мне все время хотелось поговорить с кем-нибудь, кто поверил бы мне. Я пробовал, но можете себе представить... Разумеется, меня принимали за безумца... – Он опил глоток и продолжал: – Когда я прочел ваше объявление, то подумал, что с вами мне, наверное, удается поговорить обо всем и я смогу рассказать...

– Слушаю вас, Де Вито. Я ваш друг. Весь мир, кроме, может бить, двух-трех человек, принял бы нас с вами за сумасшедших. Но я умею молчать так же, как и вы.

– Но как вы узнали? –поинтересовался он.

– Это долгая история. Лучше расскажите вы. Что случилось с "Грей-12"?

– "Грей-12"... – проговорил он и вздрогнул, словно на него повеяло холодом. Он поднял на меня взгляд и все время, пока рассказывал, смотрел мне прямо в глаза: – Мы получили задание уже в полете, когда снижались на Акаву для заправки. Мы даже не знали, что у вас на борту. Кое о чем мы, конечно, догадывались. Нас многие месяцы тренировали... учили сбрасывать только одну бомбу. Нетрудно было представить, что в подходящий момент нам придется сбросить что-нибудь... необыкновенное. – Пот градом катился у него со лба, и время от времени он машинально вытирал его. – Больше не было никаких сомнений, – продолжал он. – Когда мы закончили заправку и самолет уже собирался взлететь, командир Хистон четко и ясно по внутренней связи сообщил всему экипажу: "Ребята, не волнуйтесь, оставайтесь на своих местах. Через минуту будем в воздухе. И попридержите язык. Как только окажемся в зоне операции, все ваши разговоры будут записываться на пленку. Наш полет исторический. Задание – сбросить на врага атомную бомбу. Цель – Токио... – Де Вито произнес последние слова так тихо, что я с трудом расслышал их Он вздохнул и продолжал: – Что произошло потом, я не знаю... Едва Хистон умолк, сразу же сразу, как только он умолк, понимаете, – он растерянно посмотрел на меня. – Я хочу сказать, у нас в ушах еще звучал его голос, как вдруг... – Он внезапно поднялся, выпил все, что оставалось в стакане, и быстро прошелся по комнате, словно хотел убежать. Потом остановился. Испуганно посмотрел на меня. Я подошел к нему:

– Успокойтесь, Де Вито. Это дело прошлого.

– Прошлого... Прошлого... – простонал он, сжимая руки.– Как может быть делом прошлого... такое... Что было потом? Могу сказать вам только одно слово... – Он мгновение колебался и наконец с таким видом, словно открывал невероятный секрет, произнес;

– Пламя.

– Пламя? – шепотом повторил я.

– Да, было только пламя. Ни шума, ни грохота – ничего... Все происходило очень медленно... Видели, наверное, в кино замедленную съемку? Так вот, все происходило очень и очень медленно... Я видел это пламя повсюду, везде, вокруг, видел, как развалился самолет, видел моих товарищей – они раскалились докрасна, словно металл на наковальне, и исчезли... Мне почудилось, – добавил он изумленно, – будто мы летели в этом пламени... Тогда я умер, – твердо сказал он, потом добавил: – Тогда я и родился.

Де Вито вернулся в кресло и опустился в него. Он выглядел совершенно спокойным. Помолчав минуту, продолжал рассказ:

– Потом я пошел в этом пламени, и тут ко мне кто-то приблизился, и мы двинулись вместе. Это оказался Прискотт. Он посмотрел на меня и что-то сказал, но я не помню что. Он взял меня за руку... В этом пламени было так прекрасно, – добавил он, зарыв глаза и словно отдаваясь воспоминаниям, -так прекрасно, что мне хотелось бы остаться там навсегда, но... пламя пропало... Вокруг остались только обгорелые камни, дым, жар, расплавленный асфальт. Не знаю, сколько времени прошло... И за нами пришли. Они были в спецодежде. Смотрели на нас, как на привидения... Вы правы, господин Купер... Не хотели верить нам, но поверили в конце концов... в конце концов...

Де Вито еще долго рассказывал мне о многих годах, проведенных в изоляции в госпитале, о десятилетиях, прожитых едва ли не в тюремных застенках, о своих страхах и наконец о вновь обретенной свободе и о напрасных попытках разыскать Прискотта, единственного человека, с которым он мог вспомнить о том, что произошло... Де Вито говорил всю ночь напролет, три или четыре раза повторив всю историю, и я слушал его, хотя понимал, что никогда не смогу обнародовать его рассказ, потому что невозможно остаться в живых во время взрыва атомной бомбы да еще когда находишься в двух шагах от нее. Не смогу использовать его рассказ и потому, что он уже считается погибшим, и его имя выгравировано на бронзовой доске. Не смогу, потому что меня примут за: сумасшедшего, или решат, что я ударился в сочинение научно-фантастических романов. Да, он говорил всю ночь. Он еще раз повторил, что когда пламя исчезло, они с Прискоттом расплакались и больше ничего не понимали, пока не увидели жутко перепуганных людей в спецодежде. Де Вито все говорил и говорил.

Он собрался уходить, когда на горизонте, что виднелся между небоскребами, уже занималась заря. Он пожал мне руку и, пошатываясь, направился к двери. Уже на пороге он обернулся и спросил:

– Вы сказали, что Прискотт постарел после смерти... Да?

– Да, он выглядел пятидесятилетним.

Де Вито опустил глаза:

– Так будет и со мной... – Он усмехнулся: – Если умру в семьдесят лет... представляю, какие лица будут у тех, кто... кто увидит мой труп... Ну, ладно, – заключил он, безнадежно махнув рукой, – прощайте. Может быть... Может быть, я еще зайду к вам, господин Купер. Когда опять захочется поговорить обо всем этом... Хорошо?

– Приходите, когда захотите, Де Вито.

Он кивнул и помахал мне рукой. Я смотрел ему вслед, пока он шел по коридору к лифту. Шел спокойно, и мне показалось, будто он скользил; скользил по воздуху, оторвавшись от пола, оторвавшись от земли. Возможно, так оно и было. И он ушел, унося с собой свой невероятный секрет.