Текст книги "Тайная комната"

Автор книги: Михаил Тырин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Лучше бы он оставил это Бустову. Драницкий почувствовал, что его держит только одна рука, совершил немыслимый рывок с переворотом и в мгновение ока оказался возле Бустова, вцепившись в портфель.

Неясно было, на что он надеется, вытворяя эти странные вещи в присутствии двух здоровяков-сыщиков.

Бустов не успел даже предположить, потому что в следующее мгновение оказался в полной темноте.

Первая мысль была проста и естественна – получил по голове. Даже не важно от кого. Главное что получил, отключился и так далее.

Но, странно дело, голова ни капельки не болела. Она лишь кружилась, как часто бывает, когда кругом тьма, и взгляду не найти ориентир для удержания равновесия.

И на слезоточивый газ не похоже, хотя он тоже в некоторой степени слепит.

Бустов чувствовал свое тело, оно нигде не болело. Он попробовал осторожно присесть, чтобы нащупать рукой пол – ему нужна была хоть какая-то опора.

Пол имелся. Холодный и шершавый, как старый цемент.

Через минуту Бустов уже точно знал: он здоров, он сам стоит на ногах, он способен нормально двигать членами и перемещаться. Версия, что он лежит в больнице с завязанным лицом, не подтверждалась.

Одна загвоздка – эта необъяснимая темнота, которая навалилась так быстро и вероломно, словно кто-то выключил весь свет в мире. В том числе солнце. В природе такой темноты не бывает, потому что всегда где-то что-то отсвечивает. Эта темнота была гробовая.

– Пичугин! – позвал Бустов, поразившись, как малодушно дрогнул собственный голос.

В ответ – тишина. Впрочем, где-то за спиной послышался слабый шорох. А может, показалось...

Бустов сел на корточки, пытаясь собраться с мыслями. Он все же склонялся к мысли, что по какой-то причине ослеп. Ну, не бывает на свете такой моментальной и такой кромешной темноты.

Тут пришла запоздалая светлая мысль. Бустов лихорадочно полез в карман и выхватил зажигалку. Один щелчок – и перед глазами вспыхнул красноватый язычок пламени.

Бустов невольно издал шумный вздох облегчения. Он не ослеп – это уже какая-то определенность.

Пламя озаряло крошечное пространство вокруг себя – сантиметров шестьдесят-семьдесят. Далее свет вяз во мраке. Единственное, что Бустов смог увидеть – это пол под собой. Действительно, серый и шершавый, похожий на бетон.

Зажигалка перегрелась и погасла. Бустов сунул было ее в карман, но промахнулся, и его единственный источник света вылетел из пальцев. Майор дернулся, чтобы поймать падающую вещь, но та стукнулась о ботинок и отлетела куда-то во тьму, сухо ударившись о каменный пол.

Бустов мысленно выругался на себя самыми грязными словами. Нельзя быть таким недотепой, даже если вокруг творится светопреставление.

Он опустился на колени и пополз в направлении звука, тщательно ощупывая шершавый камень. Он ползал довольно долго, но безуспешно. Теперь он выругался в полный голос.

И вновь ему послышался какой-то шорох. И не только шорох, но и слабый смешок.

Бустов затих. Он решил весь превратиться в слух, чтобы распознать – действительно ли кто-то поблизости шуршит и посмеивается. Или это галлюцинации.

Несколько минут он вслушивался, но тишина не нарушилась.

Успокоившись, он возобновил попытки найти зажигалку. Попутно клял себя за то, что оставил в машине мобильник – его светящийся голубой экран был бы сейчас немалым подспорьем. Впрочем, телефон он не брал сознательно – чтобы случайный звонок не привлек внимания подозреваемого.

Не прошло и минуты усердного ползанья, как голова с мягким стуком во что-то ткнулась.

Бустов от неожиданности шарахнулся назад, но никто на него нападать не собирался. Это были картонные коробки, сложенные здесь неведомо кем.

Осторожно, стараясь ни во что не вляпаться и не пораниться, Бустов ощупал находку. Он обнаружил с десяток консервных банок и запечатанные пакеты с чем-то сыпучим, вроде крупы.

«По крайней мере, с голоду не умру», – подумал он, но вдруг разозлился. Какой еще голод! Ночевать тут, что ли?

«Если есть пол, значит, найдутся и стены, – рассудил Бустов. – Стало быть, есть и дверь, которую можно открыть. Это какой-то чертов склад или ангар, и я отсюда выберусь. А затем уже кропотливо выясню, как я сюда попал, и кому в этой связи быть подвешенным за яйца».

Он решил, что хватит тут ползать. Надо двинуть наугад по прямой, пока не попадется стена.

Он двигался довольно долго, но никакой стены не нашел. Вместо этого снова наткнулся на картонные ящики. Теперь уже другие, внутри лежало какое-то тряпье.

Бустов протяжно вздохнул и уселся на пол – отдохнуть и привести нервы в порядок. Он, несмотря на активность, начал немного зябнуть. И воздух тут был какой-то мертвый и колючий, словно пылью дышишь. Впрочем, пока все это можно было перетерпеть.

«Ерунда какая-то, – думал Бустов, – Должна быть стена. То ли я по кругу мотаюсь, то ли самое неудачное направление выбрал».

Он убедил себя, что исследовал не так уж много пространства. В самом деле, когда ощупываешь и проверяешь в темноте каждый шаг, малые расстояния могут казаться огромными. Надо просто продолжить поиск.

Он продолжил поиск, потом прекратил, и снова начал. Прошло несколько часов, а он так и ползал в кромешной тьме, где совершенно ничего не менялось.

Наконец он, выбившийся из сил, напуганный и одновременно возмущенный, остановился отдохнуть возле очередной груды ящиков. В одном из них нашелся блок сигарет, только вот никакого источника огня не было.

Бустов неподвижно сидел на каменном полу и глядел в темноту. Она, казалось, еще больше сгущается, хотя, куда уж больше. Она словно обретала вес и плотность.

И еще казалось, что в ней вязнет даже само время.

– Начальник!

Бустов прямо-таки вскочил, чувствуя бешеное сердцебиение.

– Начальник, эй, ты где?

Не показалось. Действительно, из темноты его звал голос.

– Кто здесь? – крикнул Бустов.

– Свои, не бойся. Здесь чужих нет.

– Драницкий, – выдохнул Бустов. И безжизненно добавил: – Сука.

– Нагулялся, начальник? – спросил Драницкий.

– А я, думаешь, гуляю?

– Ну, ходишь туда-сюда, ищешь чего-то...

– Что это за место? И как я здесь оказался? – Бустов чувствовал ярость и готов был порвать Драницкого пополам. Но еще сильней была радость от того, что этому кошмару, очевидно, приходит конец.

– Начальник, придется тебе меня отпускать. Потому что доказательствов у тебя опять нету.

– Я тебя отпущу только на зону, урод.

– Не ругайся, а послушай. Обещай меня больше не мурыжить, отпущу тебя обратно.

– А не пообещаю, то что?

– Да ничего. Сиди тут, сколько влезет.

– Ох, какой ты деловой, Драницкий. Не боишься, что меня искать будут, и твоя персона первым номером в этом поиске встанет?

– А пускай ищут. Тут не найдут. А с меня какой спрос?

У Бустова появилась мысль – не подобраться ли поближе, чтобы ухватить эту сволочь за горло и душить, пока не взмолится. Он никак не мог определить, сколько до Драницкого шагов – голос звучал словно над самыми ушами.

– Слушай, начальник, я тебе одну вещь скажу сразу – ты без меня отсюда не вылезешь. Вообще не вылезешь, никогда. Вот честное слово.

– Я и не из таких мест вылезал, – огрызнулся Бустов.

– Да нет же! Не веришь, да? Ну, тогда посиди тут денек подумай. Поползай на коленках, поищи выход.

– А не боишься, что будет, когда найду?

– А не найдешь. Вот, хочешь, даже фонарь тебе оставлю. И ищи хоть до посинения.

«Что он несет, – промелькнуло в голове Бустова. – как это можно не найти выход с фонарем? Вроде, не лабиринт, не яма. Скорей всего, какой-нибудь огромный гараж, цех или ангар».

Впрочем, сразу подумалось, что для ангара здесь слишком глухие звуки. Не хватает гулкого эха.

– Эй, чудила! – позвал Бустов. – Ты зачем магазин-то разбомбил? Вроде, на уголовника не похож.

– А я никакой не уголовник, – моментально отозвался Драницкий. – И никаких магазинов не знаю. Почудилось тебе.

– Да ладно уж брехать... Я в твоих руках сам железяки видел – те самые, из каталога.

– Ничего не знаю. Не было никакого магазина.

– Ну, это мы быстро выясним. Что это за место? И как ты меня сюда приволок? Рассказывай давай.

– Может, и расскажу. Но ты пообещай, что трогать меня больше не будешь. Оставишь в покое, и больше я тебя не увижу.

– Ты вор, и ничего я тебе обещать не собираюсь.

– Ну, дело твое, начальник. Оставайся тут еще подумай. Вот тебе фонарь, пока я добрый...

Раздался щелчок, и темноту рассек луч света. Бустов успел разглядеть, как тщедушная фигурка метнулась от света и моментально растаяла в темноте. Звук быстрых шагов быстро сошел на нет.

– Сука, – сплюнул Бустов.

Ему было горько осознавать, что он попал в зависимость от какого-то недотепы. Причем в глупейшую зависимость.

Впрочем, о полной зависимости думать рано. С фонарем поиск выхода должен значительно ускориться.

У него ничего не вышло. Фонарь был мощный – целый прожектор с девятивольтовым аккумулятором. По логике, луч должен был прямо-таки пронзить тьму и упереться в ближайшую стену.

Но он не пронзил тьму, а увяз в ней. Бустов шел, освещая дорогу перед собой, светил в стороны, вверх, но ничего не видел. Разве что, попалась очередная груда ящиков, к которым он не стал даже подходить.

Он сначала шел, потом побежал – должен ведь когда-то кончиться этот ангар?

Потом у него иссякли силы. Не физические – душевные. Он впал в отчаяние. Размахнулся, швырнул фонарь об пол и упал на колени, сотрясаясь от истерического плача.

Он считал, что его никто не видит, но ошибался.

– Начальник! Да ладно тебе так убиваться. И фонарь бить незачем было, он, между прочим, шестьсот рублей стоит.

Бустов вскочил.

– Сволочь! Что ты со мной сделал, тварь! Я тебя на куски порву, скотина.

– Ну-ну, тихо, пожалуйста. Нельзя так ругаться. А то опять уйду.

Бустов моментально затих. Он не хотел, чтобы Драницкий уходил. Одиночество уже грозило сумасшествием.

– Уймись, начальник. Все будет хорошо, только пообещай меня отпустить.

Бустов лег на спину, раскинув руки. Сквозь пиджак чувствовался холодок от пола, и это его поддерживало. Хотя бы какой-то материальный предмет в этой непроглядной вечной ночи...

– Где я? – спросил он совершенно мирным тоном.

– Вот на этот счет, признаться, я и сам плохо соображаю, – со вздохом ответил Драницкий.

– Что значит, «плохо соображаю».

– То и значит... Ну, считай, что мы по ту сторону света. Тут, кроме тьмы, ничего нет. И еще мы с тобой.

– Я не понимаю.

– И я не понимаю. Хочешь, расскажу быстренько, в двух словах. Хотя, тут нам с тобой торопиться некуда.

– Расскажи.

– Ну, ладно. Помнится, мне лет четырнадцать было. Шел я домой вечером, собака на меня выскочила и загавкала. Я перепугался так, что никаких слов нет. Вдруг смотрю – нет собаки, нет улицы, ничего нет. Только темень одна. И, в общем, вот так я оказался здесь. Ну, понятное дело, тут я еще больше перетрусил. Дернулся туда, сюда – ничегошеньки не понимаю. Потыркался, подергался, и как-то – раз! – обратно выскочил, на улицу. И собака здесь же – заскулила, да побежала прочь.

Ну, я по такому делу с ума сходил недели две. Ходил, думал – не почудилось ли? Как-то раз отвлекся, задумался – опять я тут. Но теперь уже пугаться не стал. Все тут обошел, проверил – нету ничего. И скоро я уже научился сам, по своей воле сюда нырять.

– Как?

– Не знаю, как. Как глазом моргнуть – захотел и моргнул. И я так же – захотел и нырнул сюда. Сначала развлекался, потом начал думать, какую пользу найти. А польза-то простая – есть у меня эдакая тайная кладовка, где я могу прятать вещи на любой случай жизни! И в любое время их доставать.

– Я понял, – проговорил Бустов. – Вот ты как от золота избавился. И газорезку в магазин пронес. Здесь ее спрятал, а там достал, так?

– Про магазин не будем, – обиделся Драницкий.

– Слушай, а где ж мой Пичугин?

– А он все там же. Стоит, тебя дожидается.

– Как это, стоит? Сколько ж ему там стоять? Я тут не один час уже ковыряюсь.

– Сколько тебе надо, столько и будет стоять. Штука вся в том, что там время не движется, пока мы здесь. Ну, как тебе сказать... В общем, откуда мы пришли, туда и вернемся. В то же место и в ту же секунду. И сиди тут хоть неделю, никто не заметит, что нас не было.

– Так ты и сейф сюда притащил! – осенило Бустова.

– Какой еще сейф?

– Сам знаешь, какой. Из магазина который. Ты его здесь разделывал, поэтому никто и не слышал. И резак у тебя был автономный – пневматический, потому что тут розеток не имеется. Признавайся, на работе инструмент позаимствовал?

– Начальник, я ж сказал: про магазины и сейфы разговора у нас не будет.

– Ладно уж, рассказывай дальше, фокусник. Я слышал, ты в институте экзамены на отлично сдал. Тоже через это дело? Небось, кучу учебников в кладовке припас.

– Да я много чего через эту кладовку сделал, – голос Драницкого вдруг стал бесцветным. – Только все как-то не в масть. Ну, сдал я эти экзамены, а дальше-то что? Хотелось же работу хорошую отыскать. А хороших мест не так много, и все заняты сыновьями да кумовьями. Я малость покумекал и придумал. Решил из себя вундеркиндера состроить. Набрался духу, пришел к начальству и говорю – давайте любую теоретическую задачу – решу в три минуты. Там посмеялись и говорят: ну, сделай-ка нам расчет такого вот узла, а то у нас целый отдел бьется. У меня в институте от этих расчетов мозги отнимались, а что поделать-то? Я – сюда. Не вылезал четверо суток, веришь? Книг тонну перекопал, все чуть ли не заново проходить пришлось. Ну, сделал кое-что. Не совсем то, конечно, но себя показал, блеснул, можно сказать.

– И что? Дали работу?

– Ну, дали... Неплохая должность была, в «почтовом ящике», с надбавками, с перспективой. Только мне ж пришлось репутацию как-то подтверждать. Там уже привыкли, чуть какой вопрос – ко мне. А я, чуть что – сюда, к справочникам, к учебникам. Уже тошнило от этих учебников, а никуда не денешься.

– А поумней ничего не смог придумать, чем ходячей энциклопедией работать?

– Пробовал, – Драницкий тяжело вздохнул. – Много всякого пробовал. Только по должности меня так и не повысили. Людьми управлять – дело такое, что никакая тайная комната не поможет. А ведь как я старался... Я им показал, что могу сутками работать, без сна и перекуров. Мне ж не трудно, захотел отдохнуть, поспать, поесть – сразу сюда. Вернулся свеженький, никто и не заметил, что отлучался.

«Удобная штука – эта тайная комната, – подумал Бустов. – Легко жить, когда к любой заковыке есть время подготовиться. И опять же, всегда есть куда баб водить. Только вот как-то знобит меня от этих перспектив. Недоброе здесь что-то...»

– Привык я к этому месту, – сетовал Драницкий. – Барахла сюда разного натащил, наверно, десять грузовиков. Чуть что – сразу сюда. Девушке хочешь понравиться – скорей сюда, стихотворение выучить, зубы почистить... Разговор про футбол с начальством надо поддержать – опять сюда, спортивную газету прочитать. Да и просто, надоест все – есть куда спрятаться.

– Ты тут, небось, полжизни провел?

– Ну, не полжизни, но немало, – Драницкий тяжело вздохнул.

– Потому и выглядишь на пятьдесят, хотя самому тридцать пять.

– Это и обидно. Все зря. Никакого толку. А жизнь проходит. Я, начальник, даже часов дома не держу. Потому что, только посмотрю на циферблат – выть хочется. Ненавижу часы.

– Насколько я понял, – вкрадчиво проговорил Бустов, – ты решил жизнь одним махом улучшить. И подломил магазинчик с золотом. Думал, сразу миллионером станешь. А, между тем, воровать тоже надо уметь. Это ремесло еще похитрей, чем твоя инженерия.

– Начальник...

– Да ладно, Драницкий, молчи уж. Я не протокол пишу, я просто с тобой разговариваю. Странный ты вор, Драницкий. Другой бы на твоем месте масштабно работал. Ты ж с такими способностями можешь героин тоннами через границы возить. Или оружие эшелонами поставлять без всякого риска. А попался на сраной ювелирной лавочке.

– Да какой героин... – горестно проговорил Драницкий. – Где я возьму твой героин?

– Ну, здесь я тебе не советчик. Нет героина – и слава богу.

Драницкий еще долго исповедовался, рассказывал, как он пробовал применять свою тайную кладовку в разных целях, и все больше неудачно. Чувствовалось, что давно хотел кому-то все это рассказать. Бустову в конце концов даже жаль его стало.

– Ты мне вот что объясни, – сказал он. – Неужели ни разу не задумался, что это за место такое, как оно существует, как ты сюда просачиваешься. Это же научная сенсация. Тебя, если по-хорошему, надо в стеклянный ящик посадить, и каждый день опыты ставить.

– Не имеете права! – вскинулся Драницкий. И с горечью добавил: – Почем мне знать, как оно все устроено. Тут ведь ничего не происходит, тут всегда только темнота и тишина.

– Ну, ты все-таки инженер, должен склад мысли иметь определенный. Что, даже никакой версии нет?

– Что стоят эти версии? А вообще, я так думаю. У всего есть своя обратная сторона. У любой варежки своя изнанка. Вот и мы с тобой сейчас на такой обратной стороне. Вот, скажем, йоги – они умеют всякие чудеса делать. Без еды жить, без воздуха, исчезать на время, предметы из воздуха доставать. Может, они как раз обратную сторону используют?

– Йоги... – усмехнулся Бустов. – Ты еще скажи, фокусники своих кроликов из обратной стороны достают.

– А почем нам знать? Может и фокусники.

– Вот лучше бы ты фокусником устроился. Больше бы заработал.

– Ну да, фокусником... – обиженно пробормотал Драницкий. – Прямо вот приду и скажу: вот он я, возьмите меня фокусником. Кому я там нужен?

– В этом и вся твоя беда, Драницкий, что везде чувствуешь себя ненужным и неподходящим. И никакой волшебный дар тут не поможет.

– Начальник, – жалобно проговорил Драницкий. – Отпусти меня, а? Ну, неужели тебе так хочется меня в тюрьму засунуть?

– Ничего мне уже не хочется. Был бы ты матерый ворюга – тогда да, дело ясное. А теперь я уж и не знаю, что с тобой, дураком, делать.

– Отпусти. Все равно не докажешь. Я ж брошки тут спрячу, и все. Как и в тот раз.

Бустов некоторое время размышлял. И любые размышления подводили к одному и тому же решению.

– В общем так, Драницкий. Цацки ты мне возвращаешь, это раз. Больше мне не попадаешься – два. И иди на все четыре стороны, чтоб больше я тебя не видел.

– Давай! – обрадовался Драницкий. – Все верну, без вопросов. Все равно не знаю, что с ними делать. А не обманешь? Дай честное слово.

– А на Библии тебе не присягнуть? Давай уж скорей, вытаскивай нас отсюда, надоел ты мне...

– Как же так, Владимир Николаевич? – чуть не плача проговорил Пичугин.

– Молчи, – процедил Бустов, – так надо.

Они стояли у дверей ювелирной мастерской и смотрели вслед удаляющемуся Драницкому.

Тот шел мелкими торопливыми шажками, вдавив голову в плечи и не глядя по сторонам. Портфель, в котором, естественно, не оказалось никаких драгоценностей, он прижимал к боку по-куриному скрюченной рукой.

«Вот тебе, пожалуйста, идет почти бог, – думал Бустов. – Владеет даром, за который многие полжизни отдадут. Мог бы власть над людьми иметь, в золоте купаться. Да страшно подумать, кем он мог стать, если б имел мозгов хоть на сто грамм больше. А мог бы наоборот, людей спасать, проблемы решать. Но не стал никем. Бог-неудачник...»

– Владимир Николаевич, – не отставал Пичугин. – Что, прямо так и отпустим?

«Пусть себе идет, – думал Бустов. – Не будет от него никакого вреда, нутром чую. Как, впрочем, и пользы. Надо бы только для начальства какую-то отмазку придумать... Ну, да ладно, придумаю. Не в первый раз».

* * *

Годом спустя Драницкий все же попался на глаза Бустову, правда, при совершенно неожиданных и невеселых обстоятельствах.

По отделу прошла ориентировка: такого-то числа в таком-то месте автомашиной «ГАЗ» был сбит неизвестный, приметы и фотография прилагаются. Просим оказать содействие в установлении личности трупа... и так далее.

Бустов взглянул на фотографию и остолбенел. Он сразу узнал Драницкого, хотя узнать было непросто. На посмертном снимке был изображен невероятно исхудавший и обросший человек трудно определимого возраста. Истрепанная одежда и нездоровая темная кожа наводили на мысль, что Драницкий последние месяцы бомжевал по свалкам и подвалам.

Но чем больше Бустов смотрел на фото, тем яснее понимал, что это не так. И тем страшнее была открывающаяся ему истина.

Драницкий не бродяжничал. В тот момент, когда перед ним завизжали тормоза машины, он успел спрятаться в свою тайную комнату. И никому не дано узнать, сколько времени он там провел, зная, что на выходе его ждет немедленная смерть.

Никакие знания, никакие подсобные предметы не смогли бы спасти его от удара тяжелого грузовика. Страшно было представить, как он там жил – доедая запасы, дожигая последние свечи, не надеясь ни на что.

Он все-таки вышел. То ли решил положить конец своему заточению. То ли хотел напоследок увидеть дневной свет и вдохнуть живой воздух.

Бустов еще несколько дней ходил сам не свой.

Потом выветрилось. Другие дела заняли ум и сердце.

С обычными людьми было и трудней, и интересней, чем с почти богом. Богом-неудачником.