Текст книги "Кратчайший путь"

Автор книги: Михаил Тырин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Михаил Тырин
Кратчайший путь

Как по заказу предновогодние вечера в этот раз выдались мягкими и снежными. Народ заполнял улицы и магазины, судорожно хватая все, что можно будет съесть или подарить в час Нового года. Настроение было, сами знаете какое: расслабленное одурение, немотивированная счастливость. И еще легкость от того, что все дела можно благополучно забыть на ближайшие десять дней, а сейчас – только пить, звонить, поздравлять и радоваться жизни. Я широко шагал по тротуару в расстегнутом пальто, с бутылкой пива в руке и блуждающей улыбкой на устах. Я был счастлив и беззаботен. Я шел с работы с традиционной учрежденческой вечеринки со всеми ее сопутствующими признаками: копченой колбасой, шпротами, пластиковыми стаканчиками, опьяневшим и резко поглупевшим шефом, плавным превращением строгих девушек-менеджеров в отвязных боевых подруг.

Напившись, нахохотавшись и наделав кучу веселых пьяных глупостей, мы разошлись. Но для меня вечер еще не кончился. Меня ждали у Гоши: там отмечать праздник начали заранее. У Гоши всегда куча нового интересного народа, непринужденная обстановка, медленные танцы при свечах, впечатляющие запары в холодильнике. Одним словом, идеальная атмосфера для самовыражения, которого так не хватает в мертвых стенах офиса.

Я шагал к Гоше, пытаясь вспомнить какие-нибудь свежие анекдоты, чтобы было чем сразу понравиться или хотя бы выделиться. У одной из витрин стояли десятка полтора человек – они не смеялись, не кидались снежками, они что-то рассматривали.

Я вежливо протиснулся к витрине – и у меня захватило дух от красоты, открывшейся глазам. Я увидел маленькую чудесную страну. Чьи-то умелые руки тщательно и любовно создали за стеклом магазина запорошенный снегом лесок, несколько десятков избушек со светящимися окнами, дорогу, уходящую в темноту, украшенную гирляндой елку на площади.

Все было такое хрупкое, сказочное и одновременно похожее на настоящее, что я не мог оторвать глаз. Мне подумалось: если долго на это чудо смотреть, можно поверить, что все это – реальный мир, что в крошечных домиках живут люди, а в будках зябнут дворняги.

Я пошел дальше, и настроение немного переменилось. Что-то щемящее появилось в сердце, какая-то смесь любви и жалости… к кому – не знаю. Может, просто к роду человеческому, который на самом деле так хрупок и слаб.

А потом пришлось вернуться в реальность. Арка, через которую я намеревался пройти к дому Гоши, оказалась загорожена. В сумерках трещал трактор, несколько рабочих раскапывали траншею, из которой валил густой пар. Кому-то не повезло – в канун праздника лопнула теплотрасса.

Я двинулся было в обход, но через минуту внезапно оказался на темной улочке с одноэтажными домами, о которой раньше даже не подозревал. Я знал, что нужно всего-то свернуть в сторону и пройти десяток-другой шагов – там новая «башня», призывный свет в окнах, звон рюмок и смех девчонок…

Но улица была глухая – никаких проходов. Только дома и заборы. Я все дальше удалялся от цели. Потом я увидел старый дом в два этажа – прямо за ним светились окна Гошиной многоэтажки. Мне следовало пройти через двор, но ворота оказались закрыты, а лезть через забор не хотелось.

Я шагнул в подъезд, надеясь пройти насквозь – старые дома часто имеют черный ход. В темноте я прошел несколько шагов и толкнул первую попавшуюся дверь, думая, что это второй выход. Но неожиданно оказался в сумрачном подвальном помещении, освещенном лишь одной слабенькой лампочкой на стене.

Это был не просто подвал, а человеческое жилище. Меня сразу обволокли запахи – грязного тряпья, дешевой пищи, болезней, бедности.

Глаза привыкли к полумраку. Я увидел две старомодные кровати с медными шарами на спинках, комод, высокий стеллаж, добытый, видимо, на свалке. Еще был неудобный высокий стол, за которым сидели полная рыжеволосая женщина и девочка лет десяти. И на кровати кто-то лежал. Чуть позже я заметил, что в темном углу на куче тряпок сидит худой нескладный мужчина с давней небритостью. Стояла тишина.

Я растерялся. Только что – праздничная улица, яркие огни, счастливые люди, и вдруг эта затхлая нора. Этим людям было не до праздника, на столе я увидел только пару грязных плошек и мутный стакан с остатками чая.

Я пробормотал извинения и уже собрался выйти, как вдруг меня остановил звонкий голос девочки:

– Эй, подожди!

Я изумленно обернулся. Девочка смотрела на меня весело и открыто, будто мы с ней давние хорошие приятели. Она осторожно слезла с табуретки, поправив выцветшее короткое платьице.

– Что? – тихо переспросил я.

– Не уходи, – она трогательно склонила голову. – Пожалуйста.

– Замарашка, не лезь к человеку, – сипло проговорила женщина, даже не взглянув на меня. – Он не туда попал.

– Да-да, – поспешил кивнуть я. – Извините.

– Подожди, – девочка быстро-быстро подошла и взяла меня за край пальто. – Поиграй со мной, а то они такие скучные.

– Замарашка! – строго прикрикнула женщина.

– Ну, тетя Роза, ну, пожалуйста, – протянула Замарашка. – Он хороший, посмотри на него.

Мужчина в углу заворочался на своих тряпках и что-то пробормотал.

Во мне вдруг проснулась пьяная сентиментальность. Мне стало жаль крошку, которая вынуждена сидеть в вонючем подвале, в то время как на улице творится новогодняя сказка. Жаль, не было с собой никакого угощения – ни конфеты, ни шоколадки.

– Хочешь поиграть? – улыбнулся я, правда, довольно натянуто.

– Да! – Замарашка мгновенно просветлела и захлопала в ладоши.

– Не обращайте внимания, – с досадой проговорила тетя Роза. – У вас дела, наверно…

– Ничего-ничего, – успокоил я ее. – Найду пару минут. Женщина развернулась ко мне всем корпусом и как-то странно оглядела с ног до головы.

– Ты точно уверен, что хочешь играть? – проговорила она так, что мурашки побежали по коже и захотелось немедленно уйти.

– Да-да, он хочет! – прозвенела Замарашка. Ее легкий голос подействовал, как обезболивающее – он делал светлее все неприглядное, что меня сейчас окружало.

– Ну… могу и поиграть… с ребенком, – выдавил я. Внезапно стала понятна абсурдность происходящего: войти к незнакомым людям и устроиться на заплеванном полу играть с чужим ребенком;..

– Людские игры бывают непросты, – вздохнула тетя Роза.

Небритый мужчина вдруг с усилием поднялся со своих тряпок, подошел ко мне и заглянул прямо в лицо. Он несколько секунд стоял и разглядывал меня, будто вчитываясь в мелкие буквы.

– Ну, что ж… – сказал он резким скрипучим голосом. – Он первый, кто пришел.

Я окончательно решил, что пора сматываться, но не смог этого сделать. Не знаю, почему. Было какое-то наваждение – липкое и вязкое, как сон на тяжелый желудок.

– Сядь ко мне, – сказала женщина. Я послушно подошел и опустился на табуретку. Во мне еще не угас здравый смысл, он из последних сил боролся, но меня все плотнее укрывала пелена безволия и слабости.

– Помяни нашу бабушку, – произнесла тетя Роза и слабым кивком указала в сторону кровати, где под серым одеялом проглядывали очертания маленького тщедушного тела.

– Бабушка умерла, – вздохнула Замарашка и, подойдя к кровати, погладила одеяло.

«Ну, дела! – подумал я. – Нашли время играть…»

Тем временем передо мной появился стакан с чем-то мутным, похожим на сильно разбавленное молоко. То ли брага, то ли паршивый самогон.

– Помяни бабушку, – проскрипел из своего угла мужчина. – По-людски чтоб…

Я сделал глоток. На вкус это был какой-то травяной отвар с примесью уксуса.

– Что это? – невольно поморщился я.

– Пей, – голос женщины стал холодным и твердым.

Я что-то пробормотал, слабо пытаясь протестовать, но снова подействовали неведомые чары. И я начал пить. Женщина внимательно смотрела мне в глаза, пока я не влил в себя весь стакан.

– Ну, теперь будете играть, – сказала она, не отводя от меня взгляда.

Но мне было совсем не до игр. Я поднялся с табуретки и нетвердым шагом подошел к стене, где сел прямо на пол. Навалилась слабость – я даже спину не мог держать прямо.

Замарашка села рядом, она что-то говорила, но звук ее голоса метался, глох, и я ничего не мог разобрать. Да и не хотел. Странно, но я не испытывал ни страха, ни злости – ничего. И еще меня успокаивало присутствие этой девочки: я не верил, что при ней мне могут причинить какой-то вред – отравить, обобрать и тому подобное.

А потом я обнаружил себя лежащим на краю кровати, причем сквозь тряпки рядом явно ощущалось одеревеневшее тело бабки. Мне было все равно. Чье-то круглое белое лицо склонилось надо мной, прозвучал заботливый, почти нежный голос:

– Выпей, выпей… – и снова кислый травяной отвар потек в горло. – Теперь у тебя есть бабушкины глаза… теперь ты видишь…

Я действительно что-то видел, но это походило на нездоровые сновидения: мне мерещились огромные пещеры, где копошились грязные полуголые люди, затем – исполинские черные горы, глухо рокочущие и дрожащие, я видел, как тысячи темных камней обрушиваются с неба, волоча за собой пыльные хвосты…

Внезапно я ощутил, что лежу в темноте на холодном земляном полу и под одеждой у меня ползают насекомые. Где-то вверху открылась квадратная крышка, пропустив немного света. «Какой слабенький», – раздался далекий голос Замарашки. «Ничего, – ответил ей худой мужчина. – И мы такими были». «Как ты думаешь, он уже готов?» – спросила Замарашка. «Пожалуй, – ответил мужчина, чуть помедлив. – Клиент созрел. Забирай его». «Ну, тогда мы пошли!» – радостно произнесла Замарашка.

И через мгновение на меня обрушился ослепительный, режущий глаза свет. Я попытался вскочить, но не удержался на ногах и снова завалился на пол. Я ослеп, глазам было больно, тело не слушалось. Мной овладела паника.

– Тихо, тихо, – прошептала Замарашка. – Не бойся, открой глаза. Я понял, что девочка рядом. И снова это подействовало благотворно – я моментально успокоился.

Ну, почти успокоился.

– Открывай же глаза, – велела Замарашка. – Все хорошо.

Я приподнял веки. Повсюду был желтоватый призрачный свет – и наверху, и вокруг, и под ногами. Медленно проступили очертания окружающей обстановки – кажется, я находился в просторной пещере со светящимися стенами.

– Где ты? – позвал я Замарашку.

– Рядышком, – беспечно ответила она.

Я повернулся на звук. Действительно, Замарашка была рядом, она улыбалась. Правда, я видел ее нечетко, мне даже показалось, что сквозь нее видны светящиеся стены.

– У меня что-то с глазами, – с усилием произнес я. – Плохо вижу…

– Наоборот, ты теперь видишь лучше всех! – ответила девчонка так, будто поздравляла меня. – Сейчас привыкнешь и сам поймешь.

– Что я пойму? Где мы?

– А я сейчас все расскажу. Тебе не страшно?

– Не знаю, – я безвольно пожал плечами. – Все так странно… Где мы?

– Мне тоже было страшно в первый раз. Но со мной бабушка была. Она мне все объяснила.

Глаза стали видеть лучше, но не намного. Мир вокруг все так же плыл, колебался и казался полупрозрачным. Единственное, что я понял – мы действительно в пещере, стены которой покрыты желтоватой светящейся слизью. Не только стены. Под ногами тоже была слизь, а с потолка она свисала большими сосульками.

– Ну, ты лучше себя чувствуешь? – девочка произнесла это таким голосом, какой бывает у детей, играющих во взрослых.

– Нормально, – кивнул я.

– Тогда слушай. Нас на самом деле нет… – она замолчала и взглянула на меня – ждала, как я отреагирую.

Но для меня это были всего лишь слова, и я просто кивнул.

– Нас нет, – повторила она, чтобы я принял слова всерьез. – Нас придумали Пенки!

– Пенки? – удивился я.

– Да, вот эти, – девочка обвела вокруг руками. Я понял, что она говорит про светящуюся слизь.

– Хорошо, нас придумали Пенки, – покорно согласился я. – И что?

– Они всех людей придумали. И всех зверей. Они очень старые и очень умные.

Я тупо кивал. Замарашка вдруг рассердилась.

– Ты ничего не понимаешь, – сказала она. – И не веришь.

– Верю, верю, – неискренне возразил я.

– Скоро сам увидишь, что я всю правду говорю, – мстительно произнесла девчонка. – Подойди к Пенкам, посмотри. Видишь, в них такие точки черные? Чем больше точек, тем Пенки старше. Они самых интересных людей придумывают. Самых богатых, смелых и знаменитых. А нас с тобой…

– Послушай, – оборвал я ее. – Если нас нет, то как мы по этим твоим Пенкам ходим и разглядываем их?

– Это потому, что у нас теперь зрение правильное, – хитро улыбнулась Замарашка. Потом вздохнула и добавила: – Я вообще-то сама не очень хорошо поняла. Бабушка мне все объясняла, но… Мы их как-то не по-настоящему видим. Мы сейчас вообще другими глазами смотрим, внутренними. Это чтоб легче было.

– Ладно, – кивнул я. – Рассказывай дальше.

– Ну, так вот. Пенки тут живут много лет, и им скучно. Поэтому они придумали людей. Это как игра. Они нас придумали и смотрят, что мы делаем, как живем. Все равно что кино живое, – она внимательно посмотрела мне в глаза и вздохнула – ей явно не нравилось мое отупелое состояние. Я, наверное, должен был хлопать глазами, изумленно ахать, подпрыгивать от восторга…

– Куда ты меня притащила? – спросил я вместо этого. – Мне надо обратно. Показывай, как отсюда уйти.

Девочка помрачнела.

– Ты хоть послушай… – безнадежно проговорила она.

– Да я слушаю, слушаю… Мне идти надо. У меня дела.

– Нет у тебя никаких дел, – очень тихо сказала Замарашка. – Ни у кого нет дел. Все ерунда, – и, смело посмотрев на меня, веско добавила: – Мне это бабушка сказала, ясно?

Мне вдруг стало ее жаль. Маленькое одинокое существо, которое тщетно пытается найти друга для своих игр. Я и сам когда-то был таким.

– Ладно, слушаю, – кисло улыбнулся я. – Что дальше?

– Обещаешь не смеяться? – недоверчиво спросила она.

– Какой уж тут смех…

– Ну, тогда… – девочка заметно приободрилась и взглянула на меня, как победительница. – Тогда слушай. Мы можем стать любым человеком на свете!

– Это как?

– Нужно просто выбрать Пенку и… и, в общем, стать кем хочешь!

– Кем стать? Я ничего не понимаю.

– Кем хочешь! Царем, королем, героем, артистом, принцессой…

– А-а, принцессой… – все так же тупо закивал я.

– Ладно, все… – девочка решительно взяла меня за руку. Прикосновение было похоже на дуновение теплого воздуха. – Сейчас все сам увидишь. Только не бойся, ладно?

– Не буду.

– Правда, не бойся. Ты побудешь там… кем-нибудь, а потом я тебя обратно вытащу. Ты же сам пока не умеешь.

– Не умею, – согласился я.

Она подвела меня к стене, облепленной желтой слизью. Некоторое время пристально осматривала светящиеся сосульки, потом сказала:

– Вот, здесь будешь ты. А я – тут. Видишь, как много точек?

– И что здесь?

– Я еще не знаю. Посмотрим. Ты правда не боишься? Тогда – поехали!

У меня вдруг жутко закружилась голова, я почувствовал, что падаю. Инстинктивно я напрягся, ожидая удара об пол, "но вместо этого вдруг ощутил, что удобно сижу, что мне тепло и хорошо. Только как-то тревожно…

– Клепа, ты слушаешь или спишь?! – услышал я раздраженный крик над самым ухом.

Я открыл глаза и подумал, что схожу с ума. Никакой пещеры, никакой Замарашки… Я находился в большом и очень хорошо обставленном кабинете, явно директорском. Причем сидел я как раз на директорском месте – во главе внушительного стола из темного дерева.

– Ты слушаешь или нет?!

Я повернул голову и увидел лысеющего толстяка с маленькими быстрыми глазами и перекошенным ртом – он был явно чем-то разозлен.

Чуть поодаль на подоконнике сидел пожилой тип с грубым крестьянским лицом. Или уголовным…

– Ну, так что делать будем, Клепа, а? – рявкнул толстяк.

Я начал смутно что-то понимать. Какие-то деньги, долги, обязательства. В голове вырисовывалась странно знакомая картина.

– Я сказал, деньги будут вовремя, – услышал я свой голос. Вернее, голос был совсем чужой, но говорил, без сомнения, я сам.

– Да откуда они возьмутся?! Родишь ты их, да? Или нарисуешь? Нам рисованных не надо, мы сами рисовать умеем.

– Я знаю, откуда, – ответил я, удивляясь собственной самоуверенности. Похоже, я действительно был уверен в каких-то деньгах, о которых минуту назад и представления не имел.

– Ты, Клепа, башкой соображаешь, что творишь, а? Какие, на фиг, акции, какой торговый центр? Ты все должен был прокрутить и перевести, куда сказано, там серьезные люди! А теперь что?

– Деньги будут, – сказал я.

– Откуда? Твой драный банк эту сумму и за десять лет не наварит.

– Я знаю, что делаю, и оставьте меня в покое, – я говорил эти слова, но при этом казалось, что я смотрю фильм и сам же в нем участвую. Причем, хорошо знаю сценарий.

– Поехали, – простуженным голосом сказал тот, кто сидел на подоконнике. – Карен опять звонил.

– Да, сейчас поедем, – с досадой сказал толстяк и свирепо посмотрел на меня. – Смотри, Клепа, времени у тебя – сорок три дня. Если мозги мне морочишь – лучше сразу участок на кладбище присмотри.

Они наконец убрались. Я осторожно перевел дыхание. Встал из-за стола, прошелся. Пушистый ковер приятно пружинил под ногами. Я приоткрыл дверь – и встретился взглядом с немолодой, но приятной наружности секретаршей.

– Что-нибудь нужно? – обеспокоено спросила она.

Я покачал головой и прикрыл дверь. Потом меня осенило – я подошел к зеркалу. Ну, ничего себе!..

В зеркале был не я. За волшебным стеклом стоял импозантный мужчина лет, наверное, пятидесяти. Благородная седина, красивая смуглость, нос с легкой горбинкой… Костюмчик тысячи за полторы долларов – я в этих вещах немножко соображаю…

Мама родная, что же со мной творится?

На столе запел сотовый. Некоторое время я смотрел на него, не решаясь взять.

– Алле, – наконец выдавил я.

– Привет, – раздался незнакомый женский голос. – Не узнаешь? Я промямлил что-то.

– Конечно, не узнаешь. Я ведь сейчас – совсем не я.

– Замарашка? – неуверенно проговорил я.

– Да, и я тебя нашла. Ну, как там у тебя, интересно?

– Да уж… – буркнул я. – Так интересно, что… место на кладбище посоветовали присматривать.

– Ой, извини, – голос стал огорченным. – Это ты, наверное, неудачно попал.

– Ага, – хмыкнул я. – Это точно. Попал…

– А у меня тоже тут не очень интересно. Знаешь, не всегда ведь люди приятные попадаются. Надо было тебя в какую-нибудь знакомую жизнь сводить.

«Сводить в жизнь», – мысленно повторил я, подивившись.

– А хочешь, – сказала Замарашка, – прямо сейчас выйдем?

– Вообще-то – да, – ответил я.

– Хорошо, я мигом.

– Подожди, – воскликнул я. Мне в голову пришла одна идейка. – Дай мне минут десять или пять… Ладно?

– Ладно, жду пять минут, – сказала Замарашка и повесила трубку.

Я быстро оторвал листок от ежедневника, написал на нем свой домашний телефон и свое имя. Настоящее. И отнес это секретарше.

– Соедините, попросил я. – Если его нет, оставьте сообщение, что я звонил. Имя, фамилию, должность…

– Хорошо, – кивнула женщина, протягивая руку к телефону.

Я вернулся в кабинет, прислушался. Но дверь не пропускала звуков. Я знал, что секретарша попадет на автоответчик. Что ж, вернусь домой, послушаю…

Текли минуты, но ничего не происходило. Я испугался – вдруг у Замарашки что-то не получится. И как мне быть?

Потом меня посетила шальная мысль – г надавать поручений, наворочать дел, пользуясь чужой шкурой, а после, вернувшись в себя, с безопасной дистанции посмотреть, что будет. Или какие-нибудь деньги на свой счет перевести…

Нет, наверное, все-таки не стоит этого делать. Чужие деньги притягивают неприятности. Я в этих вещах тоже чуток понимаю.

Интересно, настоящий хозяин этой жизни чувствует, что в нем сидит чужой?

Я не успел додумать эту мысль, потому что пришло уже знакомое головокружение, и глаза затянуло пеленой. Я успел только опереться о стол…

И вновь я сидел в темном полуподвале, привалившись спиной к стенке. Девчонка и ее компания стояли передо мной, с интересом разглядывая.

– Все нормально? – участливо спросила тетя Роза.

Я молча вскочил. Меня трясло, ноги подгибались. Затравленно оглядев людей, я повернулся к выходу.

– Эй! – звонко и обиженно крикнула Замарашка.

– Пусть идет, – миролюбиво сказала тетя Роза. – Он вернется. «Ага, щас!» – со злостью подумал я.

Я выбрался на холод и немного пришел в себя. «Чертовы наркоманы!» – крутилось в голове. Мне и раньше случалось попадать в неожиданные компании и довольно сомнительные истории, но чтобы так… Интересно, чем они меня опоили – не отдать бы концы к утру. Я лихорадочно хлопнул себя по карманам – кошелек и мобильник на месте.

«Чертовы наркоманы», – снова подумал я и остервенело сплюнул на снег.

Через пять минут я увидел Гошин дом и вскоре оказался в его прокуренной, заваленной книгами и кассетами, заставленной бутылками квартире. Было много народу, и я с трудом нашел себе место.

Я не веселился, не пел, не травил анекдоты, только накачивался спиртным. Потом наступило состояние полудремы – я смутно слышал голоса извне, а сам представлял себе маленькую страну, которую видел в витрине магазина. Мысленно я населял эту страну крошечными людьми, придумывал им судьбы, наблюдал, как они копошатся и решают свои мелкие дела…

Я отключился прямо в кресле, и меня никто не стал беспокоить.

Гоша растолкал меня утром. Увидев протянутую банку пива, я ухватился за нее с отчаянием обреченного.

– Чего такой мрачный? – спросил он.

– Не догадываешься? – я выразительно приложил ладонь ко лбу.

– А, ну это понятно, – посочувствовал Гоша. – Только ты и вчера какой-то мутный был.

– Да так… – вяло отмахнулся я. – Гоша, – произнес я через некоторое время. – У тебя не бывает такого ощущения, словно все вокруг ненастоящее.

– А какое?

– Ну… придуманное. Или нарисованное. Вылепленное из пластилина, из глины, из дерьма…

Он поскреб небритую шею. Потом озадаченно покосился на меня.

– Что это тебя потянуло в конфуцианство?

Гоша называл конфуцианством любую нестандартную линию поведения. Если кто-то предлагал, например, пойти и для прикола покататься на коньках, он говорил – конфуцианство. Если девушки в гостях говорили, что пьют только легкое вино – он и тогда сердито ворчал и называл это конфуцианством. При этом он и себя иногда звал почетным конфуцианцем.

– Какая разница, – сказал он. – Нарисованному Буратино ведь все равно, что его просто придумали.

– Нет, не все равно. Он не может, как мы, сейчас пивка попить.

– А откуда ты знаешь? А может, он живет своей жизнью, не догадываясь, что ты на него смотришь?

– Вот-вот, – сказал я. – И я о том же.

Я начал одеваться, когда в кармане пальто заверещал телефон.

– Ты где вчера был? – донеслось из трубки. – Я ждала до девяти. И телефон не отвечает. И замок у тебя заедает.

– Да я у ребят завис… – смущенно пробормотал я. Это была мама – я совсем забыл, что она собиралась зайти.

– Я прибралась там у тебя. И суп сварила. Придешь – не забудь в холодильник переставить. Ведро вынеси, а то динозавры скоро заведутся…

– Ма… – умоляюще проговорил я.

– Ладно, когда придешь?

– Часикам к десяти.

– Мы ждем. Ну, все… постой, тебе из какого-то банка звонили!

– Из какого банка? – оторопел я. У меня помутилось в глазах – до сего момента я пытался как-то избегать мыслей о вчерашнем, не думать, не вспоминать. А тут вдруг все встало передо мной в звуках и красках…

– Не знаю, из какого, не помню. Я там записала тебе на бумажке… Я думала, это по работе звонят: Чего они звонят-то на ночь глядя?

– Не знаю, – выдавил я. – Ладно, до вечера.

– Где Новый год встречаешь? – спросил Гоша.

– С семьей.

– Встретишь – перебирайся сразу ко мне. У меня тут шумно будет. Я вообще-то уже так напраздновался, что… – он мученически потер виски.

Я выбрался на улицу. От вчерашней зимней сказки не осталось и следа – последний день уходящего года оказался серым и пасмурным, снежный ветер пробирал до костей. Пиво уже не лезло, но выбросить банку было жалко. Я шел, поминутно поскальзываясь, у меня мерзли уши. Я казался себе каким-то несвежим, замызганным, мне хотелось скорей оказаться дома.

Тем не менее ноги привели меня не к моему подъезду. Я снова, сам не знаю как, оказался на знакомой улочке с одноэтажными домами. Думаю, мне подсознательно хотелось узреть вещественные доказательства вчерашнего приключения.

И вскоре действительно увидел тот самый дом.

У подъезда стояла молчаливая толпа. Я нерешительно остановился, подумав, что мне не стоит подходить.

Явно здесь собрались не соседи, не обитатели ветхих древних домиков, теснящихся вокруг. Публика была представительная – в мехах и кашемире. И замершие поодаль красивые машины подтверждали это.

Впрочем, люди здесь были разные. Простенькие пальтишки и серые старушечьи платочки тоже встречались.

Я все же решил подойти. Выбросив неуместное пиво, осторожно приблизился и остановился.

Рядом разговаривали две женщины в возрасте.

– …И милицию со слезами просила, и сама ходила, и муж ходил… ничего. А потом… вот…

– Ну, теперь хоть могилка есть.

– Да, хоть знаю, где сыночек лежит. Хоть не маюсь… Потом они обе вдруг посмотрели на меня.

– А вы давно бабушку знаете? – спросила одна.

– Нет, не очень, – брякнул я и поспешно отошел.

– Видишь, не хочет говорить, – услышал я.

– Тут много таких, кто не хочет…

Я еще походил, послушал сдержанный монотонный говор вокруг, но ничего не понял. Потом услышал рядом голос Замарашки:

– Привет.

Она была в старенькой коричневой куртке, явно осенней. Сверху ее замотали шалью, так что виднелись только бусинки глаз и кончик носа.

– А мы бабушку хороним, – сказала она.

– Вижу, – бесцветно сказал я, не зная, как себя вести.

– Поедешь с нами на кладбище?

– Нет, – быстро ответил я. – Мне надо… в общем, тороплюсь.

– Никто не хочет… А знаешь, – она перешла почти на шепот, – нам попы на кладбище не разрешили бабушку хоронить. Это тетя Роза сказала. И музыки не будет. Жалко, да?

– Ничего, не переживай, – сказал я, чувствуя себя полным идиотом.

Я увидел неподалеку тетю Розу, закутанную в черный платок. К ней подошла толстая краснощекая старуха с клеенчатой сумкой и неожиданно громко воскликнула:

– Как теперь-то будете, а? Роза, как теперь-то? А?

– Ничего, девочки, ничего… – быстро проговорила та. – Заходите. Заходите, как всегда. Поможем, чем сможем, – и она торопливо скрылась.

– Кто это? – спросил я у Замарашки. – Вы их тоже водите к своим Пенкам?

– Нет, всех нельзя, – очень серьезно сказала девочка. – Просто бабушка помогала некоторым. Она гадать умела. А вообще, она все-все знала.

– Ну да, я уже понял, – пробормотал я.

Вконец замерзнув, я собрался уходить домой, в тепло хотелось просто нестерпимо. Полжизни отдал бы, чтобы оказаться там сразу.

Я решил выйти на проспект и поймать машину, когда взгляд упал на маленькую закутанную Замарашку, словно сошедшую с плаката «Помоги сиротам».

– Слушай, сегодня Новый год, – сказал я. – А у вас похороны. Так и просидишь тут? – я кивнул на их убогое жилище.

Зря я это сказал. Хотел просто сочувствие проявить, а вышло так, будто могу предложить что-то другое. Можно, конечно, взять с собой, в семью, накормить, обогреть. Даже одежду нормальную найти.

Но родные такой порыв вряд ли одобрят.

– Не волнуйся, – загадочно улыбнулась Замарашка. – Я-то найду, как Новый год провести.

– А, ну да… – смущенно сказал я. – Совсем забыл.

– Приходи! – сказала она мне вслед.

Новогодние деньки пролетели вереницей встреч, попоек, полуночных бесед и долгих поцелуев в темных кухнях. Я не забывал Замарашку. А если и забывал, то ненадолго. Эта встреча сидела во мне, как раскалённый гвоздь, не давая покоя.

И ничего удивительного, что однажды вечером я снова оказался в сумрачном подвальном жилище.

– Он пришел! – услышал я смеющийся голос девочки, еще даже не разглядев ее в полумраке. – Тетя Роза, смотри, он пришел.

Я понял, что мне рады. Не только Замарашка, а все обитатели этой душной норы. Небритый мужчина поднялся со своих тряпок и приветливо пожал руку. Тетя Роза слегка приобняла за плечи и усадила за стол. Ни дать ни взять, почетный гость. «Барин приехал»…

Чему они, интересно, радуются?

– Ну, что, – тетя Роза села напротив и уставилась мне прямо в глаза. – Значит, решил еще попробовать?

Я неопределенно повел плечами. Я еще ничего не решил. Я вообще не знал, зачем пришел сюда. Я хотел разобраться. В чем? Не знаю.

– Ну, сейчас, – тетя Роза полезла в шкаф и зазвенела там какими-то банками.

– Найдите ему интересную жизнь, – прозвенел голос Замарашки. – А то он в прошлый раз к жуликам попал.

– Найдем, найдем, – добродушно проворчал мужчина. – Этого у нас хватает.

Передо мной возник знакомый стакан с мутным пойлом.

– Это обязательно? – спросил я.

– Вообще-то, нет, – сказала тетя Роза. – Но так легче. Когда-нибудь сможешь и сам по себе.

– Тетя Роза, а пусть он прямо сейчас сам попробует, – сказала вдруг Замарашка. – Он сможет. Пускай, а?

– Ну, помоги ему, – женщина пожала плечами. – Если получится, отведи его… – она задумалась.

– К дельфинам! – воскликнула девочка. – Помнишь дельфинов?

– Можно и к дельфинам.

Замарашка села рядом и с любопытством уставилась на меня.

– Ну, теперь делай, как я, – сказала она. – Как?

– Сожми кулаки – крепко-крепко. И теперь глаза закрой, тоже сильно. И подумай, что ты под водой. Что ты глубоко-глубоко в море и ничего не слышишь. Подумал?

– Подумал, – я легко принял правила ее игры. Мне было как-то все равно.

– И повторяй за мной: белый день, белый снег, белый лист, белый дом, белый пес, белый дед, белый сон, белый стол, белый друг, белый конь, белый чай, белый пух…

Я послушно повторял вполголоса, и во мне росло раздражение. Потом я открыл глаза и опустил руки.

– Ну и что?

– У него не получается, – огорченно сказала Замарашка.

– Это потому, что ты сам не хочешь, – объяснила мне тетя Роза. – Ты сам не веришь в то, что делаешь. То ли боишься, то ли стесняешься…

– Чего я боюсь? – вздохнул я. – И во что я должен поверить?

– Ты должен поймать это чувство… – женщина неопределенно подвигала руками, не зная, как объяснить мне, бестолковому. – Знаешь, ты все-таки выпей, – она придвинула стакан.

Я посмотрел на пойло без энтузиазма. Надо пить. Иначе зачем я вообще сюда приперся?

– Теперь давай опять, – предложила Замарашка.

Вновь я с закрытыми глазами повторял за ней: белый дом, белый друг…

И вдруг я уплыл. На этот раз было куда легче – без мук, без жутких видений.

– Вот и все! – засмеялась Замарашка. – Это просто, ты научишься.

Я стоял в уже знакомом желтом тумане и озирался. Замарашка заметила, что я глазею в основном наверх, где Пенки были темные и какие-то замшелые.

– Туда не нужно, – сказала она. – Это только бабушка могла. Ты там ничего не поймешь, это очень-очень старые Пенки.

– Ладно, как скажешь, – я пожал плечами.

На этот раз мне повезло чуть больше. Я оказался на борту большой яхты.

Я сидел в плетеном кресле, рядом замер пожилой азиат в белом костюме, передо мной был столик с нарезанным ананасом и бутылкой вина. Вокруг пенилось растревоженное море. Было жарко.

Ничего не происходило, но вдруг я почувствовал вещи, не знакомые мне прежде. Это был покой, это была какая-то всепоглощающая уверенность в себе, взгляд свысока на весь мир и всех людей.