Текст книги "Правда ГУЛАГа из круга первого"

Автор книги: Михаил Моруков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Никакого хозяйственного использования заключенных первоначально не предусматривалось. Правительство было вынуждено с 1924 г. постоянно подпитывать Соловецкий лагерь внушительными внебюджетными субсидиями, в конце концов достигших суммы в полтора миллиона рублей ежегодно. В противном случае ОГПУ не бралось обеспечить надлежащий режим содержания заключенных в переполненном лагере^[72]. Изменения произошли в 1926 г. После выхода в свет Обращения ЦК ВКП(б) от 26.04.1926 с призывом ко всем трудящимся вести борьбу за экономию государственных средств, заключенный Соловецкого лагеря Н.А. Френкель предложил использовать труд осужденных на таких работах, прибыль от выполнения которых превышала бы расходы на содержание лагерников: валка леса, строительство дорог, рыболовство, производство мебели и т. д.^[73]. Благодаря проводившемуся в УСЛОН (Управление Соловецкого лагеря особого назначения) в 1926/27 гг. экономическому эксперименту выявилась возможность лагеря существовать на основе самоокупаемости при самых широких перспективах развития внешних работ. Перевод на подобные принципы всей системы исправительных учреждений позволял решить задачу эффективной постановки принудительного труда путем колонизации окраинных и неосвоенных районов страны, чем достигалась высокая степень изоляции осужденных при решении значительных и важных для государства народнохозяйственных задач. Новая схема должна была учитывать те новые задачи, которые государственному аппарату СССР пришлось решать в связи с переходом к политике форсированной модернизации. С учетом стоящих перед государством задач и требований совмещения трудового использования с обеспечением изоляции, вероятным вариантом использования рабочей силы заключенных становилась колонизация районов, намеченных к освоению в качестве новой промышленной базы. Дело было за выработкой новых принципов государственной исправительно-трудовой политики.

Изменения внутриполитического курса – стимул исправительной реформы

Главной причиной поисков в этом направлении послужили радикальные изменения внутри СССР. С конца 1927 г. нэп вступил в полосу затяжного кризиса, на что указывал непрекращающийся «кризис хлебозаготовок». Быстро выйти из кризиса «нэповским» путем оказалось невозможным: не осталось резервов. Уже к 1926 г. промышленность подошла к 100% использованию дореволюционных основных фондов; дальше запускать было нечего^[74]. Выход, как известно, был найден на пути форсированной индустриализации в промышленности и коллективизации в сельском хозяйстве. Этому предшествовали активные поиски решения.

Впервые со всей остротой вопрос о необходимости ускоренного развития промышленности поставили в своих выступлениях и работах лидеры троцкистской оппозиции. Еще в начале 1923 г. Л.Д. Троцкий писал в подготовленных им «Тезисах о промышленности»: «Свое руководящее положение рабочий класс может сохранить и укрепить не через государство, не через армию, а через промышленность, которая воспроизводит самый пролетариат. Вся наша работа оказалась бы построенной на песке, если бы не имела под собой растущей промышленной базы. Только развитие промышленности создает незыблемую базу пролетарской диктатуры»^[75].

В начале 1926 г. Госплан пришел к тому же выводу. В своем докладе о проекте «общехозяйственной ориентировки» председатель Госплана Г. М. Кржижановский 2 февраля 1926 г. заявил, что «опасность коренится не в чрезмерно быстром росте сельского хозяйства, а в отставании промышленного производства в этой связи... проблема промышленности приобретает на ряд лет значение центральной народнохозяйственной проблемы».

Вопрос был поставлен, следовало искать пути его решения. Хотя необходимость ускоренного развития промышленности и превращение СССР «из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую машины и оборудование...» была ясна еще делегатам XIV съезда ВКП(б), который внес приведенные выше слова в свою резолюцию, найти способ, чтобы сказку сделать былью, оказалось непросто. Все производственные мощности, доставшиеся в наследство от дореволюционной России, уже работали, и выжимать из них было нечего. Чтобы строить новые предприятия и создавать новые отрасли промышленности требовалось накопление капитала, т.е. превращение доходов, полученных в ходе хозяйственной деятельности, в капитал, используемый для расширения производства. Проблема накоплений стала главной головной болью для руководства страны. В своей резолюции по докладу председателя Госплана, принятой 5 февраля 1926 г., ВСНХ констатировал следующее положение дел: «Необходимость развертывания промышленности ставит вопрос о достаточном финансировании... отсутствие достаточного накопления, напряженное состояние денежного обращения... требуют осторожной эмиссионной и кредитной политики. Основная задача заключается в максимальном ограничении непроизводительного потребления и в использовании всех имеющихся в стране свободных средств для производственных нужд»

Первоначально решили наскрести лишние средства «по сусекам», не прибегая к перераспределению средств между промышленностью и сельским хозяйством. Стоит помнить, что такой вопрос в середине 20-х был вопросом политическим, вопросом о судьбе смычки рабочего класса и крестьянства, и поднимать его не хотелось. Пока что, по результатам дискуссий в ВСНХ и на Апрельском (4—9.04. 1926) Пленуме ЦК ВКП(б), в печати появилось Обращение ЦК и ЦКК ВКП(б) к трудящимся от 25 апреля 1926 г. В документе определялись основные направления усилий партии и правительства. «Капиталистические страны создавали свою промышленность ти путем захвата и ограбления колоний..., или при помощи кабальных займов от других, более развитых стран. Мы не можем и не должны рассчитывать ни на один из таких источников притока внешних средств. Мы должны ясно представить себе, что при современных условиях мы можем опираться только на внутренние силы, что размеры капитальных вложений почти целиком будут зависеть от размеров внутреннего накопления народного хозяйства».

Обращение призывало всех трудящихся бороться за режим экономии и способствовать сокращению всех непроизводительных трат^[78].

Для нас этот документ интересен тем, что он послужил своеобразным катализатором для перевода Соловецкого лагеря ОГПУ на режим самоокупаемости. Но если для лагеря борьба за экономию стала началом удачного хозяйственного эксперимента, то попытки увеличить таким путем размер внутренних накоплений в стране не принесли желаемых результатов. Знаком этого стали вновь обострившееся в начале 1927 г. положение с хлебозаготовками и «товарный голод», порожденный осложнением внешнеполитической ситуации^[79]. В результате оказался под угрозой срыва экспортно-импортный план, столь важный для осуществления технического перевооружения промышленности. Постепенно стало ясно, что проводить политику индустриализации, подчиняя ее конъюнктуре сельскохозяйственного рынка, невозможно, что нужно менять всю систему отношений между городом и деревней.

Прежде всего, встала проблема выбора стратегии индустриализации при условии отсутствия внешних источников капитала и при необходимости перераспределения средств внутри народного хозяйства. Был избран путь, предлагавшийся еще в начале 20-х годов деятелями левой оппозиции. Предусматривая в плане политическом всемерное увеличение и укрепление рядов рабочего класса, как основной опоры пролетарской диктатуры (см. цитату Троцкого выше.– М.М.), этот путь опирался в экономической области на закон первоначального социалистаческого накопления. Этот закон был сформулирован крупнейшим экономистом левой оппозиции Е.А. Преображенским в ходе его полемики с Н.И. Бухариным в 1924– 1926 гг. Он гласил. «Первоначальным социалистическим накоплением мы называем накопление в руках государства ресурсов главным образом из источников, лежащих вне комплекса государственного хозяйства. Это накопление в отсталой крестьянской стране должно играть колоссально важную роль, в огромной степени ускоряя наступление момента, когда начнется техническая и научная перестройка государственного хозяйства... правда, в это время происходит и накопление на производительной основе государственного хозяйства. Однако, во-первых, это накопление также носит характер предварительного накопления средств для подлинного социалистического хозяйства и этой цели подчинено. Во-вторых, накопление первым способом...явно преобладает в этот период».

Н.И. Бухарин потратил много сил и времени, доказывая, что Преображенский не прав, но тем не менее был избран именно тот вариант, при котором основную часть средств для реконструкции промышленности поставляли другие отрасли народного хозяйства. В первую очередь, использовались ресурсы деревни. Но тот же Е.А. Преображенский в одном из своих писем 1928 г. писал, что осуществление «левого курса» в отношении деревни не может не вызвать обострения классовой борьбы и, как результат этого, возрастет и сопротивление со стороны зажиточной части деревни и капиталистических элементов города. Теряя экономическую опору под давлением советской власти, эти люди неизбежно встанут на путь открытого противостояния властям^[81].

Так и произошло в действительности, в итоге репрессии в отношении противников индустриализации наполняли места заключения по всей стране. С одной стороны, возрастали и расходы на содержание этой массы заключенных. Но одновременно увеличивался резерв рабочей силы. Избранная модель модернизации страны сделала неизбежным массовое привлечение трудоспособных заключенных к созданию основного капитала, создавая и поле деятельности, и свободную рабочую силу.

В новых условиях изменилось отношение руководства к основам исправительной политики. Тому было несколько причин. Из причин экономического характера следует отметить многократно упоминавшуюся проблему накоплений. Требующиеся для индустриализации суммы были огромными; согласно показателям 1-го пятилетнего плана, общий объем капиталовложений в народное хозяйство определялся в 64,6 млрд. руб., из которых примерно четверть – 16,4 млрд. вкладывались в промышленность^[82]. Чтобы обеспечить (при жестком курсе опоры на собственные средства) выполнение плана, необходимо было экономить на всех и на всем. В таких условиях прежняя политика содержания в местах заключения десятков тысяч физически здоровых трудоспособных людей ложилась нагрузкой на бюджет. Программа пятилетки предусматривала сооружение свыше 1,5 тыс. промышленных предприятий, прокладку свыше 5 тыс. км железнодорожных путей. Гигантский объем капитальных работ требовал привлечения больших количеств неквалифицированной рабочей силы, и «социально-опасные элементы» могли внести немалый вклад в дело строительства социализма. Существовало и еще одно обстоятельство: для закупки за рубежом необходимого оборудования и технологий нужна была валюта. В годы НЭП основным источником валютных поступлений был экспорт товарного хлеба. В условиях коллективизации, сокращения сельхозпроизводства и последующего (с 30-х годов) роста внутреннего потребления хлеба, основной статьей советского экспорта стал лес. Для форсированной разработки лесных массивов была пригодна рабочая сила заключенных. Необходимое оборудование можно было приобрести и за золото. Но места, в которых предполагалось наличие богатых залежей золота, находились в пустынных районах Крайнего Севера и Дальнего Востока. И здесь использование труда заключенных могло быть экономически выгодно. Наконец, определенно существовали и политические соображения в пользу радикальной перестройки пенитенциарной системы. Рост численности осужденных, вызванный карательными санкциями против части крестьянства, таил в себе источник серьезных угроз щсударственной безопасности – возникала угроза скопления в домзаках массы неработающих и озлобленных людей. А избавиться от этой угрозы путем перевода большей части осужденных в сельскохозяйственные колонии оказалось невозможным. С точки зрения государственной безопасности вывод крупной массы враждебно настроенных к Советской власти людей на внешние работы в густонаселенных районах страны, при невозможности запрета на связь с внешним миром, был чреват серьезной опасностью побегов, а возможно, и восстаний. Невозможность использования такой формы ис– правительно-трудовых учреждений, как сельскохозяйственные колонии, вызвала новый этап реформы пенитенциарной системы СССР, направленный на переход к массовому трудовому использованию труда осужденных.

Разработка и проведение реформ

Экономические выгоды от перехода к широкомасштабному трудовому использованию заключенных были очевидны для авторов Постановления ВЦИК и СНК от 26 марта 1928 г. «О карательной политике и состоянии мест заключения». Данный документ нацеливал органы исполнения наказаний на выполнение в первую очередь хозяйственных задач^[83]. Главным препятствием на пути полного вовлечения осужденных в хозяйственную деятельность являлись требования режима. Существовавшие места заключения не обеспечивали должной изоляции преступников от общества в случае привлечения заключенных к труду. В районах расположения ИТУ отсутствовали, в большинстве случаев, возможности для трудовой деятельности, а попытки привлечения заключенных к труду за пределами мест заключения затрудняли их охрану и увеличивали опасность побегов. Выполнение режима в переполненных исправтруддомах было затруднено. Существовал исправительно-трудовой лагерь ОГПУ, но его вместимость была ограничена. По состоянию на 20.09.1927 г. в этом лагере насчитывалось около 13 тыс. человек^[84]. Однако с точки зрения трудового перевоспитания заключенных опыт лагеря был безусловно полезен.. Неизвестно, кому из руководителей НКЮ, НКВД или ОГПУ первому пришла в голову идея разрешить волновавшие их проблемы, сделав ИТЛ основой пенитенциарной системы, изолировав «социально-опасный элемент» в отдаленных и необжитых районах страны. Эта идея органически смыкалась с экономическими задачами, поставленными партией и государством, и сулила в будущем немалые выгоды: государство получало дополнительные силы и средства для расширения экономического базиса, а центральные районы страны освобождались от «социально-опасных» элементов. Разработка реформы исправительно-трудовой системы СССР активно велась в недрах пенитенциарной системы и широко обсуждалась в ходе Первого всесоюзного совещания пенитенциарных деятелей, проходившего в Москве в конце 1928 г. Этот форум подвел итоги существования старой пенитенциарной системы СССР, опиравшейся на основы, заложенные в императорской России, и наметил возможные пути реформирования советского исправительно-трудового дела. Выводы, к которым пришли участники совещания, весьма важны для поисков ответа на вопрос о соотношении объективных и субъективных причин при рождении ГУЛАГ а.

Отчетные доклады и выступления рисовали следующую картину. В РСФСР на разного рода работах было занято около 40% заключенных. Основным способом хозяйственной деятельности по-прежнему оставались работы в мастерских, причем налицо была тенденция к концентрации производства. Эту тенденцию достаточно наглядно иллюстрируют данные таблицы 1, составленной по итогам докладов участников совещания:

Таблица 1. Мастерские мест заключения РСФСР в 1924 и 1928 гг.

Оборот предприятий мест заключения РСФСР составил в 1927 г. более 30 млн. рублей^[85]. Тем не менее, выступавшие ораторы были единодушны в своем признании недостаточности этих результатов.

Участники совещания сформулировали требование безусловной самоокупаемости труда осужденных и дали четкое определение этого понятия. Для нас очень важно ознакомиться с ним, ибо в новейшей историографии часты оживленные дискуссии вокруг данного понятия, но авторы зачастую вкладывают в него совершенно иной смысл, нежели тот, что имели в виду участники совещания 1928 года.

Самоокупаемость понималась участниками форума как бездефицитность госбюджета, выделенного на места заключения, т.е. государственные расходы должны были восполняться доходами от хозяйственной деятельности мест заключения^[86]. Ораторы прямо назвали неправильным взгляд, в соответствии с которым пенитенциарная система должна приносить чистую прибыль наподобие капиталистического предприятия. В качестве наилучшей меры к достижению самоокупаемости в рамках системы ИТУ в целом, Совещание постановило «Вывести максимум заключенных из мест заключения в городах в сельскохозяйственные колонии и практически подойти к организации массовых внешних работ для лесных и горных разработок в отдаленных районах»

На высшем уровне выработка решения началась с весны 1929 г., когда в СНК РСФСР поступила совместная докладная записка Наркоматов юстиции, внутренних дел и ОГПУ от 13 апреля, где доказывалась необходимость создания системы лагерей. Составители докладной обосновывали свои выводы необходимостью полного осуществления приговоров, прекращения практики применения краткосрочного заключения и снижения расходов на содержание заключенных^[88]. В качестве решения выдвигались предложения организации в районе Олонца-Ухты концлагерей общей емкостью в 30 тыс. чел., и впредь всех лиц, осужденных на срок от 3-х лет и выше, использовать для колонизации северных окраин страны, для разработки их природных богатств^[89]. По мнению составителей, реализация предложенных мер позволила бы привести практику в соответствие с основами исправительной политики и существенно снизить (до 100 руб./год) расходы на содержание заключенных4. Предложения трех Наркоматов рассматривались месяц, и 13 мая 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, официально дававшее старт коренному преобразованию пенитенциарной системы. Документ требовал «перейти на систему массового использования за плату труда уголовных арестантов, имеющих приговор не менее трех лет, в районе Ухты, Индиго и т.д.^[90] Для выработки решений по конкретным областям использования труда заключенных предлагалось образовать комиссию в составе Н.М.Янсона (Нарком юстиции РСФСР), Г.Г.Ягоды – зам пред. ОГПУ, Прокурора РСФСР Н.В.Крыленко, Наркома внутренних дел РСФСР В.Н. Толмачева и Наркома труда СССР Н.А.Угланова^[91].

Первое заседание комиссии состоялось 15 мая 1929 г. Выступления участников выявили наличие разногласий по вопросу о принадлежности создаваемой системы: на право руководства претендовали НКВД и ОГПУ. Последнее одержало верх, как ведомство, имевшее опыт создания и эксплуатации лагерей. На заседании стороны обсудили вопросы, связанные с практическим применением труда осужденных в сельском хозяйстве, на мелиоративных работах и дорожном строительстве^[92]. Выступавшие внесли предложение об изменении структуры пенитенциарной системы: заключенные, имевшие сроки свыше 3-х лет, передавались в ИТЛ, краткосрочные оставались в ведении НКВД, соответственно, тюрьмы прекращали использоваться как места лишения свободы и служили только как следственные изоляторы либо пересыльные пункты^[93]. В итоге комиссия высказалась за организацию новых лагерей ОГПУ. Это решение было утверждено Постановлением ПБ ЦК ВКП(б) от 23.05.1929 г., где содержалось и предложение о выделении необходимых средств^[94].

Так было положено начало созданию системы. В области исправительной ее функция заключалось в том, чтобы заменить тюремные методы «методами внетюремного воздействия на преступника путем организации работ в лагерях в, достаточно изолированных по своему географическому положению местностях с соблюдением соответствующего (сурового) режима». Таким образом, осужденный самой природой изолировался от общества и должен был работать в интересах общества. Экономические задачи системы члены Комиссии также определяли довольно четко. Заключенные должны были трудиться «в отдаленных местностях, где вследствие отдаленности или из-за трудности работы ощущается недостаток рабочей силы»^[96]. По мнению Наркома юстиции Янсона «лагеря должны стать пионерами заселения новых районов путем применения дешевого труда заключенных, чтобы труд был дешевым, он не должен требовать расходов на технику. У CCCР не было в достаточном количестве необходимого оборудования. А раз так, вопросы технического оборудования второстепенны: задача лагерей – прочистить путь к малонаселенным районам путем устройства дорог, изучения местности, приступа к эксплуатации природных богатств. Если эти места окажутся в смысле эксплуатации интересными, они будут переданы органам промышленности, а лагеря надо будет передвигать на новые места с теми же целями пионерства»^[97].

Определяя с такой четкостью основные задачи будущего ГУЛАГа, члены Комиссии прекрасно сознавали все трудности освоения окраинных районов. Даже при условии, что силами заключенных будет проведена гигантская работа по созданию экономической инфраструктуры, потребуется долгое время и большие деньги, чтобы укомплектовать новые предприятия рабочей силой. Этого мнения придерживалось и руководство страны. На XV и XVI съездах партии в докладах первых лиц неоднократно звучали сомнения относительно возможности в «ближайшие пятилетки» решить проблему переселения на Север и Дальний восток, настолько высокими представлялись расходы^[98]. Справедливо считая, что у страны нет ни лишних средств, ни лишнего времени, участники обсуждения искали приемлемый выход из положения. На одном из заседаний комиссии, касаясь вопроса о трудоустройстве заключенных после отбытия срока, Г.Г. Ягода предложил «рядом мер, как административного, так и хозяйственного содействия освобожденным,...побудить их оставаться на Севере, тут же заселяя наши окраины»^[99]. В этом случае расходы на обустройство становились минимальными, тем более что каждый освобождаемый получал на руки снятые с его лицевого счета деньги, которые в течении срока отчислялись туда с его заработной платы. К моменту освобождения на счетах накапливалась сумма в 200-300 рублей, что давало возможность обустройства^[100].

Предложение зампреда ОГПУ позволяло в значительной мере решить вопрос с заселением осваиваемых пространств, и Комиссия приняла его за основу. Это решение нашло отражение в постановлении «Об использовании труда уголовно-заключенных», принятом СНК СССР 11.07.1929 г. Документ обязывал ОГПУ и прочие заинтересованные ведомства срочно разработать комплекс мер по колонизации осваиваемых районов. В основу планируемых мер были положены три основных принципа:

«а) досрочный перевод на вольное поселение в этом же районе заключенных, заслуживающих своим поведением или отличившихся на работе, хотя и не отбывших назначенного им срока лишения свободы, с оказанием им необходимой помощи;

б) оставление на поселение в данном районе с наделением землей заключенных, отбывших положенный им срок лишения свободы, но лишенных судом права свободного выбора местожительства;

в) заселение теми заключенными, которые отбыли срок лишения свободы, но добровольно пожелают остаться на поселение в данном крае» ^[101]

Помимо законодательного обеспечения колонизационных мер, документ устанавливал новую структуру системы исполнения наказаний. Согласно постановлению, все осужденные на срок три года и выше подлежали направлению в исправительно-трудовые лагеря ОГПУ. Остальные, имевшие срок лишения свободы до трех лет, оставались в ведении органов НКВД союзных республик. Трудовое использование этих категорий заключенных обеспечивалось путем организации промышленных и сельскохозяйственных колоний^[102]. Соответственно, изменилась вся сеть мест лишения свободы, в ее состав вводились места заключения для осужденных на срок 1-3 года (колонии). За тюрьмами оставлялись функции следственных изоляторов и пересыльных пунктов^[103]. В конце 1929 г. все ИТЛ были переведены на самоокупаемость и освобождены от уплаты подоходного налога и промыслового налога с оборота^[104]. Перевод мест лишения свободы на самоокупаемость снимал с государства бремя расходов на содержание практически любых масс заключенных, так как стоимость выполнения ими работ покрывала, иногда с превышением, все траты. В письме заместителя председателя ОГПУ Ягоды на имя Молотова от 28 февраля 1933 г. говорится: «Все лагеря ОГПУ находятся на полной самоокупаемости и все расходы производят за счет собственных средств, не прибегая ни к какому банковскому кредитованию»^[105]. Поддержание карательного аппарата стало практически безубыточным, и это, несомненно, говорит в пользу мнения об эффективности созданной системы.

Но основной задачей экономической деятельности ГУЛАГа, созданного в соответствии с Положением об исправительно-трудовых лагерях, принятым СНК СССР 7 апреля 1930 г., стало хозяйственное освоение окраинных районов страны^[106]. В новом исправительно-трудовом кодексе РСФСР, принятом в 1933 г,, был окончательно закреплен принцип обязательного труда заключенных. Согласно статье 4-й, «провозглашенная Конституцией РСФСР обязанность общественно-полезного труда для всех граждан распространяется также и на лишенных свободы, способных к труду»^[107]. Там же получил законодательное закрепление принцип, согласно которому заключенный обязательно получал оплату за произведенную работу. «За все работы производственного значения, в т.ч. подсобные и вспомогательные, а также... работы по обслуживанию мест заключения, лишенные свободы получают денежное вознаграждение»^[108].

Ранее, в Положении об ИТЛ, было записано, что все заключенные получают продовольственный паек в соответствии с характером выполняемой работы. Общее содержание и все виды обслуживания предоставлялись бесплатно^[109]. Самым важным средством повышения производительности труда заключенных стала система зачетов: перевыполнявшим установленную норму день работы за– считывался за полтора-два календарных дня срока, а на особо тяжелых работах даже за три. В итоге срок наказания мог сократиться втрое!^[110] Оформление системы стимулирования производительности труда заключенных позволило в дальнейшем перейти к решению масштабных задач в интересах хозяйственного и оборонного строительства в СССР.

Подведем некоторые итоги. Сама идея использования труда осужденных, равно как и практическое воплощение этой идеи в жизнь, имеют длительную историю и ни в коей мере не могут считаться чертой, имманентно присущей карательной политике советской власти. История Российской империи дает немало примеров широкомасштабного применения труда осужденных на строительстве и в промышленном производстве. Некоторые основные принципы дореволюционной карательной политики (обязательность труда для всех категорий заключенных, система зачетов, привлечение осужденных для колонизации и хозяйственного освоения окраин) пережили Российскую империю и в измененном виде применяются по сей день.

Главной причиной слабого использования труда заключенных в хозяйстве в 1917—1929 гг. являлось отсутствие государственной необходимости в таком труде. Опыт сначала царской тюрьмы, а затем и советских мест заключения свидетельствовал, что принудительный труд не может быть включен в систему рыночной экономики на правах рядового ее участника и не может руководствоваться действующими между хозяйствующими субъектами взаимоотношениями. В условиях нэпа, когда экономика переживала период постепенного восстановления довоенного уровня, не было нужды в вводе дополнительных мощностей, в расширении ресурсной базы экономики и в дополнительной сельхозпродукции, а неквалифицированная рабочая сила осужденных с наибольшей отдачей могла использоваться на массовых работах, не требующих технических знаний. Таковыми являются строительные, сельскохозяйственные работы, деятельность по добыче полезных ископаемых. В 20-х годах в широкомасштабных работах такого рода не было нужды, и заключенные продолжали содержаться в исправительно-трудовых домах, переполненных сверх меры. Тем не менее именно трудности периода нэпа, с их постоянной нехваткой финансовых средств, стимулировали активные поиски новых форм организации принудительного труда, способных дать экономический эффект при скудных стартовых возможностях.

Наконец, само формирование ГУЛАГ а оказывается результатом целого комплекса экономических и социальных факторов, сопровождавших процесс форсированной индустриализации и коллективизации. Необходимость расширения сырьевой базы и компенсации сокращения валютных поступлений от хлебоэкспорта за счет новых источников экспорта, с одной стороны, необходимость в подавлении крестьянского сопротивления коллективизации, с другой стороны, и желание достичь максимальной экономии на содержании правонарушителей за счет их труда, с третьей стороны, – все это породило тот уникальный феномен, который назывался ГУЛАГом.

Часть 2 ПЕРИОД МИРНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

Первым крупным оборонным строительством ГУЛАГа стало сооружение 4-х железнодорожных и 2-х безрельсовых дорог. В 1930 г. закончилось строительство железнодорожной ветки на Хибинские Апатиты (29 км), начались работы на железной дороге Сыктывкар – Пинега (275 км), В Дальневосточном крае ОГПУ строило железнодорожную ветку Пашенная – Букачачи (82 км), на Забайкальской ж. д. в Восточной Сибири – участок железной дороги Томск – Енисейск протяженностью 120 км. Ухту соединили с Сыктывкаром и Кемью построенные заключенными тракты длиной соответственно 313 и 208 км^[111]. Даже из беглого перечисления мест строительства очевидно, что труд осужденных применялся в районах, где местное население либо вовсе отсутствовало, либо не могло быть привлечено к основным работам. Магистральным направлением деятельности органов исполнения наказаний стало создание экономической базы в окраинных, неосвоенных и стратегически важных районах страны.

Одной из важнейших отраслей народного хозяйства, где активно использовались силы и средства НКВД, было строительство путей сообщения, В этой области в 20-е годы образовался целый ряд проблем. Транспорт не справлялся с возрастающим объемом перевозок, что ставило под сомнение возможность реализации экономических программ. Этот факт не раз констатировали руководители партии и правительства. На XV и XVI партконференциях, XV, XVI Съездах ВКП(б) неоднократно заявлялось, что «узким местом нашего хозяйства на ближайшие годы остается... транспорт»^[112]. В решение транспортной проблемы органам ОГПУ предстояло внести существенный вклад.

Первой задачей на этом поприще стало строительство Беломорско-Балтийского канала. Поскольку история этого строительства вызывает большой интерес со стороны общественности, стоит рассмотреть ее более подробно.