355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Лермонтов » Стихотворения (ПСС-2) » Текст книги (страница 3)
Стихотворения (ПСС-2)
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:13

Текст книги "Стихотворения (ПСС-2)"


Автор книги: Михаил Лермонтов


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Скрывается от глаз людей.

С досадою, нахмуря бровь,

На игры юношей глядеть

Старик не смеет. Седина

Ему не запрещает петь

Про Диди-Ладо. Вот луна

Явилась, будто шар златой,

Над рощей темной и густой;

Она была тиха, ясна,

Как сердце Леды в этот час...

Но отчего в четвертый раз

Князь Рурик, к липе прислонен,

С нее не сводит светлых глаз?

Какою думой занят он?

Зачем лишь этот хоровод

Его внимание влечет?..

Страшись, невинная душа!

Страшися! Пылкий этот взор,

Желаньем, страстию дыша,

Тебя погубит; и позор

Подавит голову твою;

Страшись, как гибели своей,

Чтобы не молвил он: "Люблю!"

Опасен яд его речей.

Нет сожаленья у князей:

Их ненависть, как их любовь,

Бедою вечною грозит;

Насытит первую лишь кровь,

Вторую лишь девичий стыд.

У закоптелого окна

Сидит волшебница одна

И ждет молоденькую дочь.

Но Леды нет. Как быть? Уж ночь;

Сияет в облаках луна!..

Толпа проходит за толпой

Перед окном. Недвижный взгляд

Старухи полон тишиной,

И беспокойства не горят

190

На ледяных ее чертах;

Но тайны чудной налегло

Клеймо на бледное чело,

И вид ее вселяет страх.

Она с луны не сводит глаз.

Бежит за часом скучный час!..

И вот у двери слышен стук,

И быстро Леда входит вдруг

И падает к ее ногам:

Власы катятся по плечам,

Испугом взор ее блестит.

"Погибла! – дева говорит,

Он вырвал у меня любовь;

Блаженства не найду я вновь...

Проклятье на него! злодей...

Наш князь!.. Мои мольбы, мой стон

Презрительно отвергнул он!

О! ты о мне хоть пожалей,

Мать! мать!.. убей меня!.. убей!.."

"Закон судьбы несокрушим;

Мы все ничтожны перед ним",

Старуха отвечает ей.

И встала бедная, и тих

Отчаянный казался взор,

И удалилась. И с тех пор

Не вылетал из уст младых

Печальный ропот иль укор.

Всегда с поникшей головой,

Стыдом томима и тоской,

На. отуманенный Ильмень

Смотрела Леда целый день

С береговых высоких скал.

Никто ее не узнавал:

Надеждой не дышала грудь,

Улыбки гордой больше нет,

На щеки страшно и взглянуть:

Бледны, как утра первый свет.

Она увяла в цвете лет!..

191

С жестокой радостью детей

Смеются девушки над ней,

И мать сердито гонит прочь;

Она одна и день и ночь.

Так колос на поле пустом,

Забыт неопытным жнецом,

Стоит под бурей одинок,

И буря гнет мой колосок!..

И раз в туманный, серый день

Пропала дева. Ночи тень

Прошла; еще заря пришла

Но что ж? заря не привела

Домой красавицу мою.

Никто не знал во всем краю,

Куда сокрылася она;

И смерть, как жизнь ее, тедша!..

Жалели юноши об ней,

Проклятья тайные неслись

К властителю; ах! не нашлись

В их душах чувства прежних днеи,

Когда за отнятую честь

Мечом бойца платила месть.

Но на земле еще была

Одна рука, чтоб отомстить,

И было сердце, где убить

Любви чужбина не могла!..

Пока надежды слабый свет

Не вовсе тучами одет,

Пока невольная слеза

Еще пытается глаза

Коварной влагой омочить,

Пока мы можем позабыть

Хоть вполовину, хоть на миг

Измены, страсти лет былых,

Как мы любили в те года,

Как сердце билося тогда,

Пока мы можем как-нибудь

От страшной цели отвернуть

192

Не вовсе углубленный ум,

Как много ядовитых дум

Боятся потревожить нас!

Но есть неизбежимый час...

И поздно или рано он

Разрушит жизни сладкий сон,

Завесу с прошлого стащит

И все в грядущем отравит;

Осветит бездну пустоты,

И нас (хоть будет тяжело)

Презреть заставит нам назло

Правдоподобные мечты;

И с этих пор иной обман

Душевных не излечит ран!

Высокий дуб, краса холмов,

Перед явлением снегов

Роняет лист, но вновь весной

Покрыт короной листовой,

И, зеленея в жаркий день,

Прохладную он стелет тень,

И буря вкруг него шумит,

Но великана не свалит;

Когда же пламень громовой

Могучий корень опалит,

То листьев свежею толпой

Он не оденется вовек...

Ему подобен человек!..

Светает – побелел восход

И озарил вершины гор,

И стал синеть безмолвный бор.

На зеркало недвижных вод

Ложится тень от берегов;

И над болотом, меж кустов,

Огни блудящие спешат

Укрыться от дневных огней;

И птицы озера шумят

Между приютных камышей.

Летит в пустыню черный вран,

И в чащу кроется теперь

193

С каким-то страхом дикий зверь.

Грядой волнистою туман

Встает между зубчатых скал,

Куда никто не проникал,

Где камни темной пеленой

Уныло кроет мох сырой!..

Взошла заря – зачем? зачем?

Она одно осветит всем:

Она осветит бездну тьмы,

Где гибнем невозвратно мы;

Потери новые людей

Она лукаво озарит,

И сердце каждое лишит

Всех удовольствий прежних дней,

И сожаленья не возьмет,

И вспоминанья не убьет!..

Два путника лесной тропой

Идут под утреннею мглой

К ущелиям славянских гор:

Заря их привлекает взор,

Играя меж ветвей густых

Берез и сосен вековых.

Один еще во цвете лет,

Другой, старик, и худ и сед.

На них одежды чуждых стран.

На младшем с стрелами колчан

И лук, и ржавчиной покрыт

Его шишак, и меч звенит

На нем, тяжелых мук бразды

И битв давнишние следы

Хранит его чело, но взгляд

И все движенья говорят,

Что не погас огонь святой

Под сей кольчугой боевой...

Их вид суров, и шаг их скор,

И полон грусти разговор:

"Прошу тебя, не уменьшай

Восторг души моей! Опять

Я здесь, опять родимый край

19-1

Сужден изгнанника принять;

Опять, как алая заря,

Надежда веселит меня;

И я увижу милый кров,

Где длился пир моих отцов,

Где я мечом играть любил,

Хоть меч был свыше детских сил.

Там вырос я, там защищал

Своих богов, свои права,

Там за свободу я бы встал,

Когда бы не твои слова.

Старик! где ж замыслы твои?

Ты зрел ли, как легли в крови

Сыны свободные славян

На берегу далеких стран?

Чужой народ нам не помог,

Он принял правду за предлог,

Гостей врагами почитал.

Старик! старик! кто б отгадал,

Что прах друзей моих уснет

В земле безвестной и чужой,

Что под небесной синевой

Один Вадим да Ингелот

На сердце будут сохранять

Старинной вольности любовь,

Что им одням лишь увидать

Дано свою отчизну вновь?..

Но что ж?.. быть может, наша весть

Не извлечет слезы из глаз,

Которые увидят нас,

Быть может, праведную месть

Судьба обманет в третий раз!.."

Так юный воин говорил,

И влажный взор его бродил

По диким соснам и камням

И по туманным небесам.

"Пусть так! – старик ему в ответ,

Но через много, много лет

Все будет славиться Вадим;

И грозным именем твоим

13* 195

Народы устрашат князей,

Как тенью вольности своей.

И скажут: он за милый край,

Не размышляя, пролил кровь,

Он презрел счастье и любовь...

Дивдоь ему – и подражай!"

С улыбкой горькою боец

Спешил от старца отвернуть

Свои глаза: младую грудь

Печаль давила, как свинец;

Он вспомнил о любви своей,

Невольно сердце потряслось,

И все волнение страстей

Из бледных уст бы излилось,

Когда бы не боялся он,

Что вместо речи только стон

Молчанье возмутит кругом;

И он, поникнувши челом,

Шаги приметно ускорял

И спутнику не отвечал.

Идут – и видят вдруг курган

Сквозь синий утренний туман;

Шиповник и репей кругом,

И что-то белое на нем

Недвижимо в траве лежит.

И дикий коршун тут сидит,

Как дух лесов, на пне большом

То отлетит, то подлетит;

И вдруг, приметив меж дерев

Вдали нежданных пришлецов,

Он приподнялся на ногах,

Махнул крылом и полетел

И, уменьшаясь в облаках,

Как лодка на море, чернел!..

На том холме в траве густой

Бездушный, хладный труп лежал,

Одетый белой пеленой;

Пустыни ветр ее срывал,

Кудрями длинными играл

196

И даже не боялся дуть

На эту девственную грудь,

Которая была белей,

Была нежней и холодней, :

Чем снег зимы. Закрытый взгляд,

Жестокой смертию объят,

И несравненная рука

Уж посинела и жестка...

И к мертвой подошел Вадим...

Но что за перемена с ним?

Затрясся, побледнел, упал...

И раздался меж ближних скал

Какой-то длинный крик иль стон..

Похож был на последний он1

И кто бы крик сей услыхал,

Наверно б сам в себе сказал,

Что сердца лучшая струна

В минуту эту порвана!..

О! если бы одна любовь

В душе у витязя жила,

То он бы не очнулся вновь;

Но месть любовь превозмогла.

Он долго на земле лежал

И странные слова шептал,

И только мог понять старик,

Что то родной его язык

И, наконец, страдалец встал.

"Не все ль я вынес? – он сказал,

О Ингелот! любил ли ты? .

Взгляни на бледные черты

Умершей Леды... посмотри

Скажи... иль нет! не говори...

Свершилось! я на месть иду,

Я в мире ничего не жду:

Здесь я нашел, здесь погубил

Все, что искал, все, что любил!.."

И меч спешит он обнажить

И начал им могилу рыть.

Старик невольно испустил

Тяжелый сожаленья вздох

,197

И безнадежному помог.

Готов уж смерти тесный дом,

И дерн готов, и камень тут;

И бедной Леды труп кладут

В сырую яму... И потом

Ее засыпали землей,

И дерн покрыл ее сырой.

И камень положен над ним.

Без дум, без трепета, без слез

Последний долг свершил Вадим,

И этот день, как легкий дым,

Надежду и любовь унес.

Он стал на свете сирота.

Душа его была пуста.

Он сел на камень гробовой

И по челу провел рукой;

Но грусть – ужасный властелин:

С чела не сгладил он морщин!

Но сердце билося опять

И он не мог его унять!..

"Девица! мир твоим костям!

Промолвил тихо Ингелот,

Одна лишь цель богами нам

Дана – и каждый к ней придет;

И жалок и безумец тот,

Кто ропщет на закон судьбы:

К чему? – мы все его рабы!"

И оба встали и пошли

И скрылись в голубой дали!..

Горит на небе ясный день,

Бегут златые облака,

Синеет быстрая река,

И ровен, как стекло,

Ильмень. Из Новагорода народ,

Тесняся, на берег идет.

Там есть возвышенный курган;

На нем священный истукан,

198

Изображая бога битв, Белеет издали.

Предмет Благодарений и молитв,

Стоит он здесь уж много лет;

Но лишь недавно князь пред ним

Склонен почтением немым.

Толпой варягов окружен,

На жертву предлагает он

Добычу счастливой войны.

Песнь раздалася в честь богов;

И груды пышные даров

На холм святой положены!..

Рассыпались толпы людей;

Зажглися пни, и пир шумит,

И Рурик весело сидит

Между седых своих вождей!..

Но что за крик? откуда он?

Кто этот воин молодой?

Кто Рурика зовет на бой?

Кто для погибели рожден?..

В своем заржавом шишаке

Предстал Вадим – булат в руке,

Как змеи, кудри на плечах,

Отчаянье и месть в очах.

"Варяг! – сказал он, – выходи!

Свободное в моей груди

Трепещет сердце... испытай,

Сверши злодейство до конца;

Паденье одного бойца

Не может погубить мой край:

И так уж он у ног чужих,

Забыв победы дней былых!..

Новогородцы! обо мне

Не плачьте... я родной стране

И жизнь и счастие принес...

Не требует свобода слез!"

И он мечом своим взмахнул

И меч как молния сверкнул;

И речь все души потрясла,

199

Но пробудить их не могла!..

Вскочил надменный буйный князь

И мрачно также вынул меч,

Известный в буре грозных сеч;

Вскочил – и битва началась.

Кипя, с оружием своим,

На князя кинулся Вадим;

Так над пучиной бурных вод

На легкий челн бежит волна

И сразу лодку разобьет

Или сама раздроблена.

И долго билися они,

И долго ожиданья страх

Блестел у зрителей в глазах,

Но витязя младого дни

Уж сочтены на небесах!..

Дружины радостно шумят

И бросил князь довольный взгляд:

Над непреклонной головой

Удар спустился роковой.

Вадим на землю тихо пал,

Не посмотрел, не простонал.

Он пал в крови, и пал один

Последний вольный славянин!

Когда росистой ночи мгла

На холмы темные легла,

Когда на небе чередой

Являлись звезды и луной

Сребрилась в озере струя,

Через туманные поля

Охотник поздний проходил

И вот что после говорил,

Сидя с женой, между друзей,

Перед лачугою своей:

"Мне чудилось, что за холмом,

Согнувшись, человек стоял,

С трудом кого-то поднимал:

Власы белели над челом;

200

И, что-то на плеча взвалив,

Пошел – и показалось мне,

Что труп чернелся на спине' '

У старика. Поворотив

С своей дороги, при луне

Я видел: в недалекий лес

Спешил с своею ношей он,

И, наконец, совсем исчез,

Как перед утром лживый сон!.."

Над озером видал ли ты,

Жилец простой окрестных сел,

Скалу огромной высоты,

У ног ее зеленый дол?

Уныло желтые цветы

Да можжевельника кусты,

Забыты ветрами, растут

В тени сырой. Два камня тут,

Увязши в землю, из травы

Являют серые главы:

Под ними спит последним сном, С

своим мечом, с своим щитом,

Забыт славянскою страной,

Свободы, витязь молодой.

A tale of the times of old!.. The deeds of days of other years!.

Сказание седых времен!.. Деянья прежних лет и дней!.. (Англ.)

КАЛЛЫ *

Черкесская повесть

'Т is the clime of the East: 't is the

land of the Sun – Can he smile on such deeds as his children have done? Oh! wild as .the accents of lovers' farewell

Are the hearts which they bear, and the tales which they teil.

"The Bride of Auydos". Byron '.

"Теперь настал урочный час,

И тайну я тебе открою.

Мои советы – божий глас;

Клянись им следовать душою.

Узнай: ты чудом сохранен

От рук убийц окровавленных,

Чтоб неба оправдать закон

*По-черкесски: убийца. (Прим. Лермонтова.)

Вот край Востока: вот страна Солнца

Может ли оно улыбаться деяниям своих детей?

О! неистовы, как возгласы любовников при расставании,

Сердца у них в груди и их рассказы.

*"Абидосская .невеста" Байрон (англ.}.

202

И отомстить за побежденных;

И не тебе принадлежат

Твои часы, твои мгновенья;

Ты на земле орудье мщенья,

Палач, – а жертва Акбулат!

Отец твой, мать твоя и брат,

От рук злодея погибая,

Молили небо об одном:

Чтоб хоть одна рука родная

За них разведалась с врагом!

Старайся быть суров и мрачен,

Забудь о жалости пустой;

На грозный подвиг ты назначен

Законом, клятвой и судьбой.

За все минувшие злодейства

Из обреченного семейства

Ты никого не пощади;

Ударил час их истребленья!

Возьми ж мои благословенья,

Кинжал булатный – и поди!"

Так говорил мулла жестокий,

И кабардинец черноокий

Безмолвно, чистя свой кинжал,

Уроку мщения внимал.

Он молод сердцем и годами,

Но, чуждый страха, он готов

Обьщай дедов и отцов

Исполнить свято над врагами;

Он поклялся – своей рукой

Их погубить во тьме ночной.

п

Уж день погас. Угрюмо бродит

Аджи вкруг сакли... и давно

В горах все тихо и темно;

Луна как желтое пятно

Из тучки в тучку переходит,

И ветер свищет и гудет.

Как призрак, юноша идет

203

Теперь к заветному порогу:

Кинжал из кожаных. ножон

Уж вынимает понемногу...

И вдруг дыханье слышит он!

Аджи не долго рассуждает:

Врагу заснувшему он в грудь

Кинжал без промаха вонзает

И в ней спешит перевернуть.

Кому убийцей быть судьбина

Велит-тот будь им до конца;

Один погиб; но с кровью сына

Смешать он должен кровь отца.

Пред ним старик: власы седые!

Черты открытого лица

Спокойны, и усы большие

Уста закрыли бахромой!

И для молитвы сжаты руки!

Зачем ты взор потупил свой, Аджи?

Ты мщенья слышишь звуки!

Ты слышишь!.. то отец родной!

И с ложа вниз, окровавленный,

Свалился медленно старик,

И стал ужасен бледный лик,

Лобзаньем смерти искаженный;

Взглянул убийца молодой...

И жертвы ищет он другой!

Обшарил стены он, чуть дышит,

Но не встречает> ничего

И только сердца своего

Биенье трепетное слышит.

Ужели все погибли? нет!

Ведь дочь была у Акбулата!

И ждет ее в семнадцать лет

Судьба отца и участь брата...

И вот луны дрожащий свет

Проникнул в саклю, озаряя

Два трупа на полу сыром

И ложе, где роскошным сном

Спала девица молодая.

204

ш

Мила, как сонный херувим,

Перед убийцею своим

Она, раскинувшись небрежно, .

Лежала: только сон мятежный,

Волнуя девственную грудь,

Мешал свободно ей вздохнуть.

Однажды, полные томленья,

Открылись черные глаза,

И, тайный признак упоенья,

Блистала ярко в них слеза;

Но испугавшись мрака ночи,

Мгновенно вновь закрылись очи...

Увы! их радость и любовь

И слезы не откроют вновь!

И он смотрел. И в думах тонет

Его душа. Проходит час.

Чей это стон? Кто так простонет,

И не последний в жизни раз?

Кто, услыхав такие звуки,

До гроба может их забыть?

О, как не трудно различить

От крика смерти – голос муки!

IV

Сидит мулла среди ковров,

Добытых в Персии счастливой;

В дыму табачных облаков

Кальян свой курит он лениво;

Вдруг слышен быстрый шум шагов,

В крови, с зловещими очами,

Аджи вбегает молодой;

В одной руке кинжал, в другой...

Зачем он с женскими власами

Пришел? И что тебе, мулла,

Подарок с женского чела?

"О, как верны мои удары!

Ужасным голосом сказал

Аджи, – смотри! узнал ли, старый?"

"Ну что же?" – "Вот что!" – и кинжал

В груди бесчувственной торчал...

205

На вышине горы священной, Вечерним солнцем озаренной, Как одинокий часовой Белеет памятник простой:

Какой-то столбик округленный!

Чалмы подобие на нем;

Шиповник стелется кругом;

Оттуда синие пустыни

И гребни самых дальних гор

Свободы вечные твердыни

Пришельца открывает взор.

Забывши мир, и им забытый,

Рукою дружеской зарытый,

Под этим камнем спит мулла,

И вместе с ним его дела.

Другого любит без боязни

Его любимая жена,

И не боится тайной казни

От злобной ревности она!..

VI

И в это время слух промчался

(Гласит преданье), что в горах

Безвестный странник показался,

Опасный в мире и боях;

Как дикий зверь, людей чуждался;

И женщин он ласкать не мог!

Хранил он вечное молчанье,

Но не затем, чтоб подстрекнуть

Толпы болтливое вниманье;

И он лишь знает, почему

К.аллы ужасное прозванье

В горах осталося ему.

>

(АЗРАИЛ)

Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший копь лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Все дико.

А з р а и л (сидит на кургане)

Дождуся здесь; мне не жестка

Земля кургана. Ветер дует,

Серебряный ковыль волнует

И быстро гонит облака.

Кругом все дико и бесплодно.

Издохший конь передо мной

Лежит, и коршуны свободно

Добычу делят меж собой.

Уж хладные белеют кости,

И скоро пир кровавый свой

Незваные оставят гости.

Так точно и в душе моей:

Все пусто, лишь одно мученье

Грызет ее с давнишних дней

И гонит прочь отдохновенье;

Но никогда не устает

Его отчаянная злоба,

И в темной, темной келье гроба

Оно вовеки не уснет.

Все умирает, все проходит.

Гляжу, за веком век уводит

207

Толпы народов и миров

И с ними вместе исчезает.

Но дух мой гибели не знает;

Живу один средь мертвецов,

Законом общим позабытый,

С своими чувствами в борьбе,

С душой, страданьями облитой,

Не зная равного себе.

Полуземной, полунебесный,

Гонимый участью чудесной,

Я все мгновенное люблю,

Утрата мучит грудь мою.

И я бессмертен, и за что же!

Чем, чем возможно заслужить

Такую пытку? Боже, боже!

Хотя бы мог я не любить!

Она придет сюда, я обниму

Красавицу и грудь к груди прижму,

У сердца сердце будет горячей;

Уста к устам чем ближе, тем сильной

Немая речь любви. Я расскажу

Ей все и мир и вечность покажу;

Она слезу уронит надо мной,

Смягчит творца молитвой молодой,

Поймет меня, поймет мои мечты

И скажет: "Как велик, как жалок ты".

Сей речи звук мне будет жизни звук,

И этот час последний долгих мук.

Клянусь воспоминание об нем

Глубоко в сердце схоронить моем,

Хотя бы на меня восстал весь ад.

Тот угол, где я спрячу этот клад,

Не осквернит ни ропот, ни упрек,

Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рок

Сбирает тучи, пусть моя звезда

В тумане вечном тонет навсегда,

Я не боюсь; есть сердце у меня,

Надменное и полное огня,

Есть в нем любви ее святой залог,

Последнего ж не отнимает бог.

208

Но слышен звук шагов, она, она.

Но для чего печальна и бледна?

Венок пестреет над ее челом,

Играет солнце медленным лучом

На белых персях, на ее кудрях

Идет. Ужель меня тревожит страх?

Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее.

Дева

Ветер гудет,

Месяц плывет,

Девушка плачет,

Милый в чужбину скачет.

Ни дева, ни ветер

Не замолкнут;

Месяц погаснет,

Милый изменит.

Прочь печальная песня.

Я опоздала, Азранл.

Так ли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом.)

А з р а и л. Что до названья? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови как хочешь смерть – уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном, – она все равно поглотит свои жертвы.

Дева. Полно с такими черными мыслями.

А з р а и л. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью.

Дева. Кто ты?

А з р а и л. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать?

Дева. Что с тобою? Ты побледнел приметно, дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен.

А з р а и л. Не бойся, все опять прошло.

Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо,

так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон?

А з р а и л. Ни то, ни другое.

Дева. Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми все, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей свою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть!

А з р а и л. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностью предшественников? О люди! Вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя все то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть.

Рассказ Азраила

Когда еще ряды. светил

Земли не знали меж собой,

В те годы я уж в мире был,

Смотрел очами и душой,

Молился, действовал, любил.

И не один я сотворен,

Нас было много; чудный край

Мы населяли, только он,

Как ваш давно забытый рай,

Был преступленьем осквернен.

Я власть великую имел,

Летал, как мысль, куда хотел,

Мог звезды навещать порой

210

И любоваться их красой

Вблизи, не утомляя взор,

Как перелетный метеор,

Я мог исчезнуть и блеснуть.

Везде мне был свободный путь.

Я часто ангелов видал

И громким песням их внимал,

Когда в багряных облаках

Они, качаясь на крылах,

Все вместе славили творца,

И не было хвалам конца.

Я им завидовал: они

Беспечно проводили дни,

Не знали тайных беспокойств,

Душевных болей и расстройств,

Волнения враждебных дум

И горьких слез; их светлый ум

Безвестной цели не искал,

Любовью грешной не страдал,

Не знал пристрастия к вещам,

Он весь был отдан небесам.

Но я, блуждая много лет,

Искал – чего, быть может, нет:

Творенье, сходное со мной

Хотя бы мукою одной.

И начал громко я роптать,

Мое рожденье проклинать

И говорил: всесильный бог,

Ты знать про будущее мог,

Зачем же сотворил меня?

Желанье глупое храня,

Везде искать мне суждено

Призрак, видение одно.

Ужели мил тебе мой стон?

И если я уж сотворен,

Чтобы игрушкою служить,

Душой, бессмертной может быть,

Зачем меня ты одарил?

Зачем я верил и любил?

14*

211

И наказание в ответ

Упало на главу мою.

О, не скажу какое, нет!

Твою беспечность не убью,

Не дам понятия о том,

Что лишь с возвышенным умом

И с непреклонною душой

Изведать ведено судьбой.

Чем дольше мука тяготит,

Тем глубже рана от нее;

Обливши смертью бытие,

Она опять его живит.

И эта жизнь пуста, мрачна,

Как. пропасть,' где не знают дна:

Глотая все, добро и зло,

Не наполняется она.

Взгляни на бледное чело,

Приметь морщин печальный ряд,

Неровный ход моих речей,

Мой горький смех, мой дикий взгляд

При вспоминанье прошлых дней,

И если тотчас не прочтешь

Ты ясно всех моих страстей,

То вечно, вечно не поймешь

Того, кто за безумный сон,

За миг столетьями казнен.

Я пережил звезду свою;

Как дым рассыпалась она,

Рукой творца раздроблена;

Но смерти верной на краю,

Взирая на погибший мир,

Я жил один, забыт и сир.

По беспредельности небес

Блуждал я много, много лет

И зрел, как старый мир исчез

И как родился новый свет;

И страсти первые людей

Не скрылись от моих очей.

И ныне я живу меж вас,

Бессмертный, смертную люблю

212

И с трепетом свиданья час,

Как пылкий юноша, ловлю.

Когда же род людей пройдет

И землю вечность разобьет,

Услышав грозную трубу,

Я в новый удалюся мир

И стану там, как прежде сир,

Свою оплакивать судьбу.

Вот повесть чудная моя;

Поверь иль нет, мне все разно

Доверчивое сердце я

Привык не находить давно;

Однако ж я молю: поверь

И тем тоску мою умерь.

Никто не мог тебя любить

Так пламенно, как я теперь.

Что сердце попусту язвить,

Зачем вдвойне его казнить?

Но нет, ты плачешь. Я любим,

Хоть только существом одним,

Хоть в первый и последний раз.

Мой ум светлей отныне стал,

И, признаюсь, лишь в этот час

Я умереть бы не желал.

Дева. Я тебя не понимаю,

Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он?

В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас.

Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли.

Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать.

Азраил бледнеет.

Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду

213

замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии.

А з р а и л. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому!

Дева. Что сказал ты? О, не сердись.

А з ра и л. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться?

АНГЕЛ СМЕРТИ

Посвящается А. М. В.........и

Тебе – тебе мой дар смиренный,

Мой труд безвестный и простой,

Но пламенный, но вдохновенный

Воспоминаньем и – тобой!

Я дни мои влачу, тоскуя

И в сердце образ твой храня,

Но об одном тебя прошу я:

Будь ангел смерти для меня.

Явись мне в грозный час страданья

, И поцелуй пусть будет твой

Залогом близкого свиданья

В стране любви, в стране другой! .

Златой Восток, страна чудес,

Страна любви и сладострастья,

Где блещет роза-.дочь небес,

Где все обильно, кроме счастья;

Где чище катится река,

Вольнее' мчатся облака,

Пышнее вечер догорает

И мир всю прелесть сохраняет

Тех дней, когда печатью зла

Душа людей, по воле рока,

Не обесславлена была,

215

Люблю тебя, страна Востока!

Кто знал тебя, тот забывал

Свою отчизну; кто видал

Твоих красавиц, не забудет

Надменный пламень их очей

И без сомненья верить будет

Печальной повести моей.

Есть ангел смерти; в грозный час

Последних мук и расставанья

Он крепко обнимает нас,

Но холодны его лобзанья,

И страшен вид его для глаз

Бессильной жертвы; и невольно

Он заставляет трепетать,

И часто сердцу больно, больно

Последний вздох ему отдать.

Но прежде людям эти встречи

Казались-сладостный удел.

Он знал таинственные речи,

Он взором утешать умел,

И бурные смирял он страсти,

И. было у него во власти

Больную душу как-нибудь

На миг надеждой обмануть!

Равно во все края вселенной

Являлся ангел молодой;

На .все, что только прах земной,

Глядел с презрением нетленный;

Его приход благословенный

Дышал небесной тишиной;

Лучами тихими блистая,

Как полуночная звезда,

Манил он смертных иногда,

И провожал он к дверям рая

Толпы освобожденных душ,

И сам был счастлив. Почему ж

Теперь томит его объятье,

И поцелуй его – проклятье?

216

Недалеко от берегов

И волн ревущих океана,

Под жарким небом Индостана

Синеет длинный ряд холмов.

Последний холм высок и страшен,

Скалами серыми украшен

И вдался в море; и на нем

Орлы да коршуны гнездятся,

И рыбаки к нему боятся

Подъехать в сумраке ночном.

Прикрыта дикими кустами,

На нем пещера есть одна

Жилище змей – хладна, темна,

Как ум, обманутый мечтами,

Как жизнь, которой цели нет,

Как не досказанный очами

Убийцы хитрого привет.

Ее лампада – месяц полный,

С ней говорят морские волны,

И у отверстия стоят

Сторожевые пальмы в ряд.

Давным-давно в ней жил изгнанник,

Пришелец, юный Зораим.

Он на земле был только странник,

Людьми и небом был гоним,

Он мог быть счастлив, но блаженства

Искал в забавах он пустых,

Искал он в людях совершенства,

А сам – сам не был лучше их;

Искал великого в ничтожном,

Страшась надеяться, жалел

О том, что было счастьем ложным,

И, став без пользы осторожным,

Поверить никому не смел.

Любил он ночь, свободу, горы,

И все в природе – и людей,

Но избегал их. С ранних дней

К презренью приучил он взоры,

Но сердца пылкого не мог

аставить так же охладиться:

217

Любовь насильства не боится,

Она – хоть презренна – все бог.

Одно сокровище – святыню

Имел под небесами он;

С ним раем почитал пустыню...

Но что ж? всегда ли верен сон?..

На гордых высотах Ливана

Растет могильный кипарис,

И ветви плюща обвились

Вокруг его прямого стана;

Пусть вихорь мчится и шумит

И сломит кипарис высокой,

Вкруг кипариса плющ обвит:

Он не погибнет одиноко!..

Так, миру чуждый, Зораим

Не вовсе беден – Ада с ним!

Она резва, как лань степная,

Мила, как цвет душистый рая;

Все страстно в ней: и грудь и стан,

Глаза – два солнца южных стран.

И деве было все забавой,

Покуда не явился ей

Изгнанник бледный, величавый,

С холодной дерзостью очей;

И ей пришло тогда желанье

Огонь в очах его родить

И в мертвом сердце возбудить

Любви безумное .страданье,

И удалось ей. Зораим

Любил – с тех пор, как был любим;

Судьбина их соединила,

А разлучит-одна могила!

На синих небесах луна

С звездами дальными сияет,

Лучом в пещеру ударяет;

И беспокойная волна,

Ночной прохладою полна,

Утес, белея, обнимает.

Я помню – в этот самый час

218

Обыкновенно нежный глас,

Сопровождаемый игрою,

Звучал, теряясь за горою:

Он из пещеры выходил.

Какой же демон эти звуки

Волшебной властью усыпил?..

Почти без чувств, без дум, без сил,

Лежит на ложе смертной муки

Младая Ада. Ветерок

Не освежит ее ланиты,

И томный взор, полуоткрытый,

Напрасно смотрит на восток,

И утра ждет она напрасно:

Ей не видать зари прекрасной,

Она до утра будет там,

Где солнца уж не нужно нам.

У изголовья, пораженный

Боязнью тайной, Зораим

Стоит – коленопреклоненный,

Тоской отчаянья томим.

В руке изгнанника белеет

Девицы хладная рука,

И жизни жар ее не греет.

"Но смерть,-он мыслит,-не близка!

Рука – не жизнь; болезнь простая

Все не кончина роковая!"

Так иногда надежды свет

Являет то, чего уж нет;

И нам хотя не остается

Для утешенья ничего,

Она над сердцем все смеется,

Не исчезая из него.

В то время смерти ангел нежный

Летел чрез южный небосклон;

Вдруг слышит ропот он мятежный,

И плач любви – и слабый стон,

И, быстрый как полет мгновенья,

К пещере подлетает он.

Тоску последнего мученья

219

Дух смерти усладить хотел,

И на устах покорной Ады

Свой поцелуи напечатлел:

Он дать не мог другой отрады!

Или, быть может, Зораим Е

ще замечен не был им...

Но скоро при огне лампады

Недвижный, мутный встретив взор,

Он в нем прочел себе укор;

И ангел смерти сожаленье

В душе почувствовал святой.

Скажу ли? – даже в преступленье

Он обвинял себя порой.

Он отнял все у Зораима:

Одна была лишь им любима,

Его любовь была сильней

Всех дум и всех других страстей.

И он не плакал, – но понятно

По цвету бледному чела,

Что мука смерть превозмогла,

Хоть потерял он невозвратно.

И ангел знал, – и как не знать?

Что безнадежности печать

В спокойном холоде молчанья,

Что легче плакать, чем страдать

Без всяких признаков страданья.

И ангел мыслью поражен,

Достойною небес: желает

Вознаградить страдальца он.

Ужель создатель запрещает

Несчастных утешать людей?

И девы труп он оживляет

Душою ангельской своей.

И, чудо! кровь в груди остылой

Опять волнуется, кипит;

И взор, волшебной полон силой,


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю