Текст книги "Menschen und Leidenschaften (Люди и страсти)"

Автор книги: Михаил Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов
Menschen und leidenschaften
(Ein trauerspiel)[1]1
  Люди и страсти
  (Трагедия)(Немецк.)


[Закрыть]

Посвящается:

 
Тобою только вдохновенный,
Я строки грустные писал,
Не знав ни славы, ни похвал,
Не мысля о толпе презренной.
Одной тобою жил поэт,
Скрываючи в груди мятежной
Страданья многих, многих лет,
Свои мечты, твой образ нежный;
На зло враждующей судьбе
Имел он лишь одно в пре<д>мете:
Всю душу посвятить тебе,
И больше никому на свете!..
Его любовь отвергла ты,
Не заплативши за страданье.
Пусть пред тобой сии листы
Листами будут оправданья.
Прочти – он здесь своим пером
Напомнил о мечтах былого.
И если не полюбишь снова,
Ты, может быть, вздохнешь об нем.
 

Действующие лица:

Марфа Ивановна Грóмова – 80 лет.

Николай Михалыч Волин – 45 лет.

Юрий Николаич, сын его – 22 лет.

Василий Михалыч Волин, брат Н<иколая> М<ихалыча> – 48 лет.

Любовь, дочь его – 17 лет.

Элиза, дочь его – 19 лет.

3аруцкий, молодой офицер – 24 лет.

Дарья, горнишная Громовой – 38 лет.

Иван, слуга Юрия.

Василиса, служанка 2-х барышень.

Слуга Волиных.

(Действие происходит в деревне Громовой.)

Действие первое

Явление 1

(Утро.)

(Стоит на столе чайник, самовар и чашки)

Дарья. Что, Иван, сходил ли ты на погреб? Там, говорят, все замокло от вчерашнего дождя… Да видел ли ты, где Юрий Николаич?

Иван. Ходил, матушка Дарья Григорьевна, – и перетер всë что надобно – а барина-то я не видал – вишь ты – он, верно, пошел к батюшке наверх. – Дело обыкновенное. – Кто не хочет с родным отцом быть – едет же он в чужие края, так что мудреного… А не знаете ли, матушка, скоро мы с барином-то молодым отправимся или нет? Скоро ли вы с ним проситесь?

Дарья. Я слышала, барыня говорила, что через неделю. Для того-то и Николай Михалыч со всей семьей привалил сюда – да знаешь ли, вот тебе Христос – с тех пор, как они приехали сюда, с тех самых пор – (я это так твер<до> знаю, как то, что у меня пять пальцев на руке) – я двух серебряных ложек не досчиталась. Ты не веришь?

Иван. Как не верить, матушка, коли ты говоришь. Однако ж это мудрено – ведь у тебя всё приперто – надо быть большому искуснику, чтоб подтибрить две серебряные ложки. Да! тут как хочешь экономию наблюдай и давай нам меньше жалованья и одежи и всё что хочешь – а как всякий день да всякий день пропажи, так ничего не поможет…

Дарья. Это же вина всё на мне, да на мне, а я – видит бог – так верно служу Марфе Ивановне, что нельзя больше. Пускают этих – прости господи мое согрешение – в доме угощают, а сделалась пропажа – я отвечаю. Уж ругают, ругают! (Притворяется плачущею.)

Иван. А можно спросить, отчего барыня в ссоре с Н<иколаем> М<ихалычем>? Кажись бы не отчего – близкие родня…

Дарья. Не отчего? Как не отчего? Погоди – я тебе всё это дело-то расскажу. (Садится.) Вишь ты: я еще была девчонкой, как Марья Дмитревна, дочь нашей боярыни, скончалась – оставя сынка. Все плакали как сумасшедшие – наша барыня больше всех. Потом она просила, чтоб оставить ей внука Юрья Николаича – отец-то сначала не соглашался, но наконец его улакомили, и он, оставя сынка, да и отправился к себе в отчину. Наконец ему и вздумалось к нам приехать – а слухи-то и дошли от добрых людей, что он отнимет у нас Юрья <Николаича>. Вот от этого с тех пор они и в ссоре – еще…

Иван. Да как-ста же за это можно сердиться? По-моему так отец всегда волен взять сына – ведь это его собственность. Хорошо, что Н<иколай> М<ихалыч> такой добрый, что он сжалился над горем тещи своей, а другой бы не сделал того – и не оставил бы своего детища.

Дарья. Да посмотрела бы я, как он стал бы его воспитывать – у него у самого жить почти нечем – хоть он и нарахтится в важные люди. Как бы он стал за него платить по четыре тысячи в год за обучение разным языкам?

Иван. Э-эх! матушка моя! – есть пословица на Руси: глупому сыну не в помощь богатство. Что в этих учителях. Коли умен, так всё умен, а как глуп, так всё – напрасно.

Дарья.(с улыбкой). А я вижу и ты заступаешься за Н<иколая> Михалыча—он, видно, тебя прикормил, сердешный; таков-то ты, добро, добро.

Иван(в сторону). По себе судит. (С гордым видом) Я всегда за правую сторону заступаюсь и положусь на всю дворню, которая знает, что меня еще никто никогда не прикармливал.

Дарья. Так и ты оставляешь нашу барыню. Хорошо, хорошо, Иван (топнув ногой)– так я одна остаюсь у нее, к ней привязанная всем сердцем – несчастная барыня (притворяется плачущею).

Иван(в сторону). Аспид!

Явление 2

(Входит Василиса с молошником.)

Василиса. Пожалуйте, Дарья Григорьевна, барышням сливок – вы прислали молока, а они привыкли дома пить чай со сливками, так не прогневайтесь.

Дарья. Они у вас всё сливочки попивали! (В сторону) Видишь, богачки! (Ей) У меня нет сливок, теперь пост – так я не кипятила.

Василиса. Я так и скажу?

Дарья. Так и скажи! ну чего ждешь! я тебе сказала, что у меня нет. (Василиса уходит.) (Она продолжает) Экие какие спесивые – ведь голь, настоящая голь, а туда же, сливок да сливок – ради, что к тем попали, где есть сливки. Пускай же знают, что я не их слуга! Экие какие!..

Явление 3

(Николай Михалыч, Василий Мих<алыч> входят.)

Ник<олай> М<ихалыч>(Дарье). Здравствуй, Дарья!..

Дарья. Здравствуйте, батюшка! Хорошо ли почивали?..

Ник<олай> М<ихалыч>. Хорошо – да у вас что-то жарко наверху. Послушай! пошли мне моего человека.

Дарья(Ивану). Пошли! Что ты стоишь? (Он уходит.)

Никол<ай> М<ихалыч>(брату). Посмотри-ка, брат, как утро прекрасно, как всё свежо. Ах, я люблю ужасно это время, пойдем прогуляться в саду, пойдем…

Василий М<ихалыч>. Изволь – я готов. (Уходят. Дарья отворяет им дверь.) (Дарье) Подай нам чаю в сад! – слышишь?

Дарья. Каковы! – принеси им туда чаю – как будто я их раба. Как бы не так. Так не понесу же им чаю, пускай ждут или сами приходят. О-ох, время пришло, времечко – всякой командует!

Явление 4

(Квартира Заруцкого в избе.) (Ребятишки на полатях. Люлька и баба за пряжей в углу.)

Заруцкий(сидит за столом, на котором стоит бутылка и два стакана. Он в гусарском мундире). Вот, кажется, я нашел еще товарища моей молодости. Как полезно это общественное воспитание! – на каждом шагу жизни мы встречаем собратий, разделявших наши занятья, шалости, которые милы бывают только пока мы молоды. Как старое воспоминание, нам любезен старый друг. (Молчание.)

А Волин был удалой малый, ни в чем никому не уступал, ни в буянстве, ни в умных делах и мыслях, во всем был первый; и я завидовал ему! Но он скоро будет – я послал сказать ему, что старый его приятель здесь. Посмотрим, вспомнит ли он меня?

(Пьет.) Славное вино. То-то попотчеваю. (Берет гитару и играет и поет. Гитара лежала на столе.)

Или 1

 
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись,
В день уныния смирись,
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет,
Настоящее уныло,
Всё мгновенно, всё пройдет:
Что пройдет, то будет мило…
 

Или 2

 
Смертный, мне ты подражай!
Наслаждайся, наслаждайся,
Страстью пылкой утомляйся,
А за чашей отдыхай. (Пьет.)
 

(В эту минуту дверь отворяется, и Юрий быстро входит в избу и бросается на шею Заруцкому. Молчание.)

Явление 5

Юрий. Заруцкий… как неожиданно…

Заруцкий. Давно, брат Волин, не видались мы с тобой. Я ожидал тебя и знал наверно, что ты меня не забыл – каков же я пророк.

Юрий. Как ты переменился со время разлуки нашей – однако не постарел и такой же веселый, удалой.

Заруцкий. Мое дело гусарское! – а ведь и ты переменился ужасно…

Юрий. Да, я переменился – посмотри, как я постарел. О, если б ты знал все причины этому, ты бы содрогнулся и вздохнул бы.

Заруцкий. В самом деле, чем больше всматриваюсь – ты мрачен, угрюм, печален – ты не тот Юрий, с которым мы пировали бывало так беззаботно, как гусары накануне кровопролитного сраженья…

Юрий. Ты правду говоришь, товарищ, – я не тот Юрий, которого ты знал прежде, не тот, который с детским простосердечием и доверчивостию кидался в объятья всякого, не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общегo братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало, и щеки покрывались живым румянцем – о! друг мой! – того юношу давным-давно похоронили. Тот, который перед тобою, есть одна тень; человек полуживой, почти без настоящего и без будущего, с одним прошедшим, которого никакая власть не может воротить.

Заруцкий. Полно! полно! – я не верю ушам своим – ты что ли, это ты говоришь? Скажи мне, что с тобою сделалось? Объясни мне – я, чорт возьми, ничего тут не могу понять. Из удальца – сделался таким мрачным, – как доктор Фауст! Полно, братец, оставь свои глупые бредни.

Юрий. Не мудрено, что ты меня не понимаешь – ты вышел 2-мя годами прежде меня из пансиона и не мог знать, что со мной случалось… Много-много было без тебя со мною, ах! слишком много! (Начинает рассказ. Заруцкий закуривает трубку…)

Заруцкий. Да что ж могло с тобою быть? Несправедливости начальства, товарищей? и ты этого в 6 лет не мог забыть? полно, полно, – что-нибудь друго<е> томит и волнует твою душу. Глаза чернобровой красавицы, par exemple[2]2
  например. (Франц.)


[Закрыть]

Юрий. Нет – совсем нет! – что за смешная мысль! ха-ха-ха!.. (Молчание.)

Заруцкий. Да что же! Мне любопытно знать!.. Кстати, выпей-ка стакан! (Взяв за руки) Не знаю, чем тебя мне угостить, дорогого гостя…

Юрий(выпив). Помнишь ли ты Юрия, когда он был счастлив; когда ни раздоры семейственные, ни несправедливости еще не начинали огорчать его? Лучшим разговором для меня было размышленье о людях. Помнишь ли, как нетерпеливо старался я узнавать сердце человеческое, как пламенно я любил природу, как творение человечества было прекрасно в ослепленных глазах моих? Сон этот миновался, потому что я слишком хорошо узнал людей…

Заруцкий. Вот мы, гусары, так этими пустяками не занимаемся – нам жизнь – копейка, зато и проводим ее хорошо.

Юрий. Без тебя у меня не было друга, которому мог бы я на грудь пролить все мои чувства, мысли, надежды, мечты и сомненья… Я не знаю – от колыбели какое-то странное предчувствие мучило меня. Часто я во мраке ночи плакал над хладными подушками, когда вспоминал, что у меня нет совершенно никого, никого, никого на целом свете – кроме тебя, но ты был далеко. Несправедливости, злоба – всё посыпалось на голову мою, – как будто туча разлетевшись упала на меня и разразилась, а я стоял как камень – без чувства. По какому-то машинальному побуждению я протянул руку – и услышал насмешливый хохот – и никто не принял руки моей – и она обратно упала на сердце… Любовь мою к свободе человечества почитали вольнодумством – меня никто после тебя не понимал. Однако ж ты мне возвращен снова! не правда ли?..

Заруцкий. О государь! наш мудрый государь! если бы ты знал, каким гидрам, каким чудовищам, каким низким нравственным уродам препоручаешь лучший цвет твоего юношества – но где тебе знать? – один бог всеведущ!.. Чорт меня дери, если я не изрублю этого… злодея, когда он мне попадется – он многих сделал несчастливыми. Продолжай! друг мой!..

Юрий. Потом – ты знаешь, что у моей бабки, моей воспитательницы – жестокая распря с отцом моим, и это всё на меня упадает. Наконец я тебе скажу – не проходит дня, чтобы новые неприятности не смущали нас, я окружен такими подлыми тварями – всё так мне противуречит…

Заруцкий. Эх! любезный, чорт с ними!.. всех не исправишь!

Юрий. Еще – (берет его за руку) знаешь ли? – Я люблю…

Заруцкий. Ну так, без этого не обойтиться? В кого, скажи мне, в кого ты влюблен. Я помогу тебе – на то и созданы гусары: пошалить, подраться, помочь любовнику – и попировать на его свадьбе.

Юрий. На свадьбе? – кровавая будет свадьба! Она никогда не будет мне принадлежать, зачем же называть ее – я хочу погасить последнюю надежду – я не хочу любить, – а всё люблю!..

Заруцкий. Послушай, брат, знаешь ли, я сам люблю и не знаю, любим ли я; мне стало жалко тебя, ты очень несчастлив. Послушай! зачем ты не пошел в гусары? Знаешь, какое у нас важное житье – как братья, а поверь, куда бабы вмешаются, там хорошего не много будет!

Юрий(в сторону). О если б ты знал, что я люблю дочь моего дяди, ты не сравнивал бы себя со мною. (Вслух) Я еду в чужие края – оставляю всех – родину – может быть, это поможет моему рассеянью.

Заруцкий. Твой отец здесь и дядя и кузины… их две?..

Юрий(с приметным смущением). Да… да – они все приехали со мной проститься!.. И мы с тобой снова расстанемся!

Заруцкий. Твое воображение расстроено, мой милый, ты болен. Зачем тебе ехать от нас?

 
Поверь мне, той страны нет краше и милее,
Где наша милая иль где живет наш друг.
 

Юрий. Зачем разуверять меня, зачем останавливать несчастного. Неужели и ты против меня; неужели и ты хочешь моей гибели, и ты изменил мне. Скажи мне просто, что ты думаешь – быть может, ты хочешь посмеяться надо мной, над безнадежной моей любовью так – как некогда – у меня был друг, который хохотал. Долго этот хохот останется в моем слухе. Ах! имей немного сострадания, столько, сколько человек может иметь – оставь меня лучше!

Заруцкий. Бедный, в каком он безумии. Зачем я коснулся его живой струны? (К Юрию) Послушай, запомни мои слова: дома лучше!..

Юрий. Я еду – я должен ехать – я хочу ехать… (Кидается на стул и вдруг закрывает лицо руками.)

Заруцкий(стоит в безмолвии над ним, покачав головою). Бедный!.. Кто виноват?.. Неужели человек может быть так чувствителен, что всякая малость раздражает его до такой степени. (Ударив себя по сердцу) Этого я, по чести, не понимаю!.. Эй, брат. Вставай-ка – ты болен… Опомнись (трогает его).

Юрий. Да! я болен! Смертный яд течет по моим жилам. (Зар<уцкий> под<нимает> его.) (Как ото сна встает.) Где я, у кого я?

Заруцкий. В объятиях твоего друга.

Юрий(обнимает его с восторгом). У меня есть друг.

Заруцкий. Утешься, брат – не век горе.

Юрий(не слыша его). Ты на меня не сердит? а? прости мне, если я что-нибудь тебе обидное сказал – не я говорил – мои страсти, мое безумство – прости меня…

Заруцкий. Тебе нужен свежий воздух!.. Итак, пойдем отсюда… в поле… (Уходят.)

Явление 6

(Комната барышень. Любенька сидит и читает. Горнишная шьет платье, а Элиза перед трюмо. Все тихо.)

Элиза(примеривая шляпу). Посмотрите, ma soeur,[3]3
  (сестра, (франц.)


[Закрыть] как эта шляпка на мне сидит. Не правда ли, что прекрасно…

Любовь. Да, это правда. (Положив книгу) Ах! если бы ты знала, какую прекрасную книгу я читаю.

Элиза. А что такое, позвольте спросить?

Любовь. Вудcток, или Всадник, Вальтера Скотта! Я остановилась на том месте, когда Алина удерживает короля и полковника… Ах, как я ей завидую…

Элиза. По мне ничего тут нет прекрасного. Пускай бы их сражались… да шею себе ломали… ха, ха, ха. – Какая дура твоя Алина!..

Любовь. У всякого свой вкус…

Элиза. Кстати: помнишь ли, как мы были в Москве. Я танцовала с одним прехорошеньким, молодым мальчиком. Он мне писал письмо, познакомился с кузинами для меня…

Любовь(с презрением). И ты приняла письмо?

Элиза. Экая важность! я очень рада… Когда мы приедем опять в столицу – он на мне женится… А ты не хочешь замуж, душенька моя? – будь спокойна, не возьмет тебя никто.

Любовь. Где ж нам с вами, большими барынями, равняться… ты любимая дочка, а…

Элиза(как будто не слышит ее). Какое прекрасное время – пойду в сад… (Уходит.)

Любовь. За что меня батюшка меньше ее любит, боже мой? Что я сделала?.. Неужели должна любовь отца разделяться не ровно!.. Кажется, я привязана к нему с такой же нежностью, как сестра моя, никогда не огорчала его непослушанием – никогда – никогда… Ах, если бы маменька была жива, если б было кому с участием, нежностью меня прижать к груди своей, я бы не жаловалась на судьбу мою.

(Василиса служанка встает и уходит.)

Как я помню ее последние слова «не плачь, дочь моя – что делать, если отец тебя не любит – молись, дочь моя – божеская любовь равна любви родительской!» И бледное болезненное лицо ее сделалось совершенно спокойно – как смерть!.. (Молчание.) Видно, мне вечно быть сиротой. Я смутно помню, что когда-то я была у Троицкой Лавры – и мне схимник предсказал много горестей. – О! святой старик, зачем твое предсказание исполнилось?

(Она садится за книгу. Вдруг входит Заруцкий. Она в испуге вскакивает.)

Явление 7

(Заруцкий подходит к ней.)

Любовь. Чего вам надобно, милостивый государь – здесь – когда я одна – вы, верно, ошиблись комнатой, вы не сюда хотели взойти…

Заруцкий. Нет, сударыня. Я точно там, где хотел быть… Это ваша комната…

Любовь. Кажется…

Заруцкий. Не пугайтесь – прошу вас – не пугайтесь…

Люб<овь>. Мне нечего вас пугаться – только этот поступок очень удивителен…

Зар<уцкий>. Если вы узнаете причины его – то, клянусь вам, не будете удивляться… если вы слыхали или чувствовали сами ту власть, которой покорствует всё в природе… то исполните мою просьбу…

Любовь. Мне кажется, у вас никакой просьбы до меня, 17-летней девушки, не может быть, что я могу вам сделать…

Заруцкий. Я гусар, а гусары говорят то, что думают: позволяете ли мне говорить откровенно?

(Она в смущении молчит.)

…Знавали ли вы страданья любви, вы носите ее имя, отвечайте, протекал ли огонь ее по вашим жилам?..

Любовь. Какой странный вопрос…

Заруцкий. Знавали ли вы любовь?..

Любовь. Это слишком много, слишком дерзко – я не привыкла к таким разговорам – оставьте меня, – вы не хотите – я вам приказываю, не то я позову людей… ибо – я не хочу вам сделать эту неприятность. Оставьте меня.

Заруцкий.…в последний раз заклинаю вас, скажите мне, любили ли вы какого-нибудь юношу, – одного на целом свете.

Любовь(с досадою). Это слишком вольно, м<илостивый> г<осударь> – повторяю вам, если вы меня не оставите…

Заруцкий(вскакивает как громом поражен). (В сторону) Итак, все надежды мои провалились сквозь землю… попробую еще… быть может, она мыслит, что Заруцкий ее любит – ах! счастливая мысль – еще есть спасенье. (Подходит к ней с спокойным видом.) Я обожаю – сестру вашу…

Любовь. Что же вам до меня. Зачем тревожить мое спокойствие таким неожиданным приходом, зачем же вы пришли ко мне? Ваш поступок невозможно понять!..

Заруцкий. Я для того пришел к вам, чтобы вымолить, выплакать помощь – будьте уверены в чистоте моих желаний – я хочу, клянусь вам, хочу на ней жениться, – но – прежде – доставьте мне случай с ней говорить наедине, скажите ей, что она любима – страстно – столько, сколько гусар может любить. Я хочу узнать ее ближе, – вы будете свидетелем – умоляю вас – но что это значит? вы отворачиваетесь? – как можно отказываться сделать доброе дело, когда мы в состоянии.

Любовь. Я не в состоянии этого сделать!..

Заруцкий. Как! имея доверенность сестры вашей, ее дружбу – и вы…

Любовь. Вы ошибаетесь!.. я не имею ничьей доверенности, ничьей дружбы!..

Заруцкий. Итак – мне идти без надежды – а?..

Любовь. Нет – останьтесь… слушайте… поклянитесь мне, что вы во зло не употребите ее снисхождения… но чем вам клясться… нет… лучше… скажите мне, положив руку на сердце: – правда ли, что мужчины так злы и коварны, как их обвиняют – правда ли, что их душе ничего не стоит погубить девушку навеки…

Заруцкий(подумав, решительно). Неправда…

(Слышен шум.)

Любовь.…Я постараюсь убедить Элизу… но помните, что грешно будет употребить во зло мою и сестрину доверенность… слышите – она идет – бегите скорей, бегите…

Заруцкий. Я буду надеяться. (Уходит.)

(Чрез минуту входит Элиза.)

Явление 8

Элиза.…Ах, какой смех! – Grand dieu! Grand dieu![4]4
  Боже мой! Боже мой! (Франц.)


[Закрыть] кабы ты знала, Любанька, что там за шум внизу. – Марфа Ивановна так раскапризничалась – что хоть из дому беги!.. ужасть! – девок по щекам так и лупит – ха! ха! ха! ха! – стоит посмотреть – и за что? – Ах, дай отдохнуть – самая глупейшая глупость – ах! как я устала!.. после тебе расскажу!..

Любовь.…А у меня есть дело очень важное до тебя… и на твой счет…

Элиза. Что такое? скажи, пожалуйста! скажи!..

Любовь. Пойдем со мной!

(Уходят.)

Конец 1-го действия

Действие второе

Явление 1

(Комната Марфы Ивановны. Она сидит на креслах, перед ней стоит Дарья.)

Марфа Ив<ановна>. Как ты смела, Дашка, выдать на кухню нынешний день 2 курицы – и без моего спросу? – а? – отвечай!

Дарья. Виновата… я знала, матушка, что две-то много, да некогда было вашей милости доложить…

Марфа Ив<ановна>. Как, дура, скотина – две много… да нам есть нечего будет – ты меня эдак пожалуй с голоду уморишь – да знаешь ли, что я тебе сейчас вот при себе велю надавать пощечин…

Дарья(кланяясь). Ваша власть, сударыня – что угодно – мы ваши рабы…

Марфа Ив<ановна>. Что не было ли у вас какого-нибудь крику с Николай Михаловичем…

Дарья. Нету-с – как-с можно-с нам ссориться – а вот что-с – нынче ко мне барышни присылали просить сливок, и у меня хоть они были, да…

Марфа Ив<ановна>. Что ж ты, верно, отпустила им?..

Дарья. Никак нет-с…

Марф<а> Ив<ановна>. Как же ты смела…

Дарья. Добро бы с вашего позволения, а то вы почивали – так этак, если всяким давать сливок, коров, сударыня, не достанет… у нас же нынче одна корова захворала, и я, матушка, виновата, не дала, не дала густых сливочек… слыхано ли во свете без барского позволения?..

Марф<а> Ив<ановна>. Ну, так хорошо сделала… Не знаешь ли ты, где мой внук, молодой барин?..

Дарья. Кажется, сударыня, он у своего батюшки.

Марф<а> Ив<ановна>. Всё там сидит. Сюда не заглянет. Экой какой он сделался – бывало прежде ко мне он был очень привязан, не отходил от меня, пока мал был – и напрасно я его удаляла от отца – таки умели Юрьюшку уверить, что я отняла у отца материнское именье, как будто не ему же это именье достанется… Ох! злые люди!

Дарья. Ваша правда, матушка, – злые люди.

Мар<фа> Ив<ановна>. Кто станет покоить мою старость! – и я ли жалела что-нибудь для его воспитания – носила сама бог знает что – готова была от чаю отказаться – а по четыре тысячи платила в год учителю… и всё пошло не впрок… Уж, кажется, всяким ли манером старалась сберечься от нынешней беды: ставила фунтовую свечу каждое воскресенье всем святым поклонялась. Ему ли не наговаривала я на отца, на дядю, на всех родных – все не помогло. Ах, кабы дочь моя была жива, не то бы на миру делалось, – не то бы…

Дарья. Что это вы, сударыня, так сокрушаетесь – всё еще дело поправное – можно Юрья Николаича разжалобить чем-нибудь, а он уж известен, как если разжалобится – куда хочешь, для всякого на нож готов… Есть, Марфа Ивановна, поговорка: железо тогда и куется, пока горячо…

Марфа Иванов<на>. Вот как врет – можно ли это – как его разжалобишь – он уже ничему не поверит…

Дарья. Как, вашей милости у нас, рабов, об таких вещах спрашивать… вам ли не знать…

Марфа Ив<ановна>(смотря кверху). Видит богоматерь, я не теряла молитв… постараюсь, попробую поступить по твоему совету, Дашка… да слушай, что они там ни будут говорить с отцом, всё узнавай и приходи сказывать мне…

Дарья. Слушаюсь – уж на меня, Марфа Ивановна, извольте надеяться…

Марф<а> Ив<ановна>. Ну я надеюсь: ты всегда мне верно служила…

Дарья. Видит бог-с, не обманывала никогда и вечно в точности ваши приказанья исполняла… да и вашей милостью довольны. (Кланяется.)

Марф<а> Ив<ановна>. Но вот уж через неделю Юрьюшка поедет – и я избавлюсь от этих несносных Волиных – то-то кабы дочь моя была в живых.

(Молчание.)

– Эй, Дашка, возьми-ка Евангелие и читай мне вслух.

Дарья. Что прикажете читать?

Марфа Ив<ановна>. Что попадется!..

(Дарья открывает книгу и начинает читать.)

Дарья(читает вслух довольно внятно). «Ведяху со Иисусом два злодея. И егда приидоша на место, нарицаемое лобное, ту распяшу его и злодеев, оваго одесную, а другова ошуюю. „Иисус же глаголаше: Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят. Разделяюще ризы его и метаху жребия“…

Марфа Ив<ановна>. Ах! злодеи-жиды, нехристы проклятые… как они поступали с Христом… всех бы их переказнила, без жалости… нет, правду сказать, если б я жила тогда, положила бы мою душу за господа, не дала бы его на растерзание… Переверни-ка назад и читай что-нибудь другое…

Дарья(читает). «Горе вам, лицемеры, яко подобитесь гробам украшенным, иже снаружи являются красны, внутри же полны суть костей мертвых и всякой нечистоты!.. Так и вы извне являетесь человеком праведни, внутри же есте полны лицемерия и беззакония»…

Марфа Иван<овна>. Правда, правда говорится здесь… ох! эти лицемеры! Вот у меня соседка Зарубова… такая богомольная кажется, всякой праздник у обедни, а намеднясь велела загнать своих коров и табун на мои озими, все потоптали – злодейка…

Дарья. Да еще, сударыня, бранит вас повсюду по домам – такая змея… и людям-то своим велит на вас клепать нивесь что, мы хоть рабы, а как услышишь что-нибудь такое, так кровь закипит – так бы и вцепилась ей в волоса…

Mapф<а> Ив<ановна>. Продолжай…

Дарья(читает). «Дополняйте же вы меру злодеяния отцов ваших. Змеи, порождение ехиднины, как убежите от огня и суда геенны?»

Марфа <Ивановна>. Не убежит она… Послушай. Дашка… возьми что-нибудь другое!..

Дарья. Из чьего Евангелия прикажете?

Марф<а> Ив<ановна>. От Марка.

Дарья. «Сего ради глаголю вам: вся, елика аще молящеся просите, веруйте, яко приемлете; и будет вам. И егда стоите на молитве, прощайте, аще что имате на кого, да и отец ваш, иже на небесех, отпустит вам согрешения ваша…»

(Слышен громкий стук разбитой посуды, обе вздрагивают.)

Марф<а> Ив<ановна>. Что это?.. верно мерзавцы что-нибудь разбили… сбегай-ка да посмотри!..

(Дарья уходит. Чрез минуту приходит.)

Дарья. Ваша хрустальная кружка, с позолоченной ручкой и с вензелем…

Марфа Ив<ановна>.…Она!

Дарья.… В дребезгах лежит на полу…

Марф<а> Ив<ановна>. Ах злодеи! кто разбил – кто этот окаянный?..

Дарья.…Васька – поваренок!..

Марф<а> Ив<ановна>. Пошли его сюда… скорей… уж я ему дам, разбойнику, березовой каши.

(Дарья призывает его.)

Марф<а> Ив<ановна>. Как ты это сделал, мерзавец… знаешь ли, что она 15 рублей стоит? – эти деньги я у тебя из жалованья вычитаю. Как ты ее уронил, – отвечай же, болван?.. Ну – что ж ты? Говори.

(Мальчишка хочет говорить.)

Как? ты еще оправдываться хочешь… эх! брат, в плети его, в плети на конюшню…

(Мальчик кланяется в ноги.)

Вздор! я этим поклонам не верю… убирайся с чортом, прости боже мое согрешение…

(Мальчик идет.)

Убирайся… (топнув ногой)…Моя лучшая кружка, с золотой ручкой и с моим вензелем!.. Нельзя ли, Дашка, ее поправить, склеить хоть как-нибудь…

Дарья. Ни под каким видом нельзя-с.

Марф<а> Ив<ановна>. Экая беда какая.

(Входят Н<иколай> М<ихалыч> и Вас<илий> М<ихалыч> Волины. Дарья уходит с книгой.)