Текст книги "Кубики"

Автор книги: Михаил Елизаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Овод

Стрелу с Гончаром забили на остановке, где перекресток улицы Сахарова и проспекта Пятидесятилетия ВЛКСМ, Гончар говорит: «Поехали хаты прозванивать?» – я: «Ладно», – попиздовали на круг 600 микрорайона, ходим по домам, прозваниваем двери, обычно Гончар, а я на пролет внизу, но были случаи, когда и вместе звоним, если спрашивают: «Кто?» – Гончар сразу: «Можно Марину?» – нам отвечают, что такая здесь не живет, мы: «Извините», – и уходим, ну и так до самой девятиэтажки, за которой школьный стадион, мы с Гончаром поднялись на последний этаж, квартира слева, обычная дверь с черным дерматином, звоним долго, никто не выходит, тогда Гончар открывает своими ключами, у него есть такая связка ключей, что на любые замки подходят, где-то ему слесаря выточили, и мы оба зашли вовнутрь, в прихожей висит шинель военная с погонами подполковника Советской Армии и женский плащ болоньевый, и много обуви на полу, но стоптанной, и тапки всякие домашние, я сразу в спальню, возле левой стены у окна тумбочка с зеркалом, смотрю в верхнем ящике: обручальное кольцо, перстень-печатка, женские электронные часы с позолоченным браслетом – взял, Гончар заглянул: «Косметику женскую тоже, сеструхе подарю», – помаду, духи «СССР – Франция», набор теней, состоящий из трех цветов, и медный браслет в виде змеи, цепочку серебряную, затем я пошел в зал, где Гончар был, там еще сервант, лакированный под орех, и в баре коньяк «Чайка» три звезды, две шампанского «Советского» и ликер, названия я не помню, все это Гончар сложил к себе, и больше брать нечего, Гончар еще бросил в сумку три детские игрушечные машинки импортные в прозрачной упаковке, а в серванте полка, и на ней три книги: «Овод», «Кулинария» и еще книга с оторванным корешком, я вообще-то редко читаю, но взял, Гончар сильно удивился, а я говорю: «А тебе зачем машинки?» – и я еще «ТДК» аудиокассету нашел на кухне, на кассете сверху ничего не было написано, я на всякий случай прихватил, чтобы потом нормальную музыку записать, если на ней плохая музыка, и мы дверь захлопнули, сразу пошли на стадион и там выпили «Чайку», Гончар говорит, золото надо быстро сдать, на ул. Карла Марла возле кинотеатра «Юность» есть скупка, поехали туда, дали нам за золото сто семьдесят рублей, еще выпили ликера, что в квартире взяли, а шампанское занесли Гончару домой, чтобы ему было на праздники, а с книжками странно получилось, без корешка которая, я на стадионе выкинул, «Кулинарию» оставил у Гончара для матушки его, а «Овод» этот оказался каким-то липучим, его все время приходилось держать, и рука была занята, так я и ходил с «Оводом» и в скупку, и везде, примерно в половину шестого Гончар говорит: «Пойдем к универсаму, там ждет Зайцев», – про которого я знал только, что он Зайцев, но не общался с ним, я согласился, и мы пошли к универсаму, примерно в шесть часов, зашли в кафе универсамовское, я выпил стакан березового сока, купил пачку «Родопи», а затем мы вышли на улицу, сначала Гончар, потом я, и тогда я увидел, что Гончар уже разговаривает с Зайцевым, на котором был спортивный костюм дутый синий и черные туфли, а у Гончара туфли были темно-коричневые «Саламандра», и брюки серого цвета с люрексом, и куртка джинсовая, а я был одет в серую куртку, джемпер черный с белыми клеточками, брюки светло-коричневые и румынские туфли черного цвета, вот я вышел из кафе и увидел: Гончар разговаривает с Зайцевым, о чем они, я не слышал, Зайцев спросил: «Что читаем?» – я сказал: «Овод», – и начал тереть с пацанами из нашего района, вернее, я только знал, что они из нашего района, а по именам и где они живут, я не помнил, Гончар и Зайцев поговорили, и Зайцев сказал, надо купить бухла, и мы пошли в магазин, тот, что на предпоследней остановке от трамвайного круга, это было часов семь, когда мы уже от магазина, то встретили Севу, зовут его Сашей, а фамилия Севашов, сокращенно Сева, я с ним никаких отношений не поддерживал, только раньше видел на районе, а Гончар знал его и предложил Севе пойти с нами выпить, а Сева сказал, что они тоже выпивают, вместе с ним был еще какой-то пацан, который был старше Севы, и как его зовут, я не запомнил, кажется, Олег, и этот Сева сказал нам, что они где-то недалеко сидят, что у них есть две бутылки водки, и предложил пойти с ними, после чего мы впятером решили к садику за универмагом «Океан», там лежит бревно из тополя, мы подошли туда, на бревне сидели две взрослые женщины за тридцать, внешности я не запоминал, кроме них еще один дядька немолодой, и когда мы подошли к ним, Сева стал разливать водку, потом мы все, кто там находился, выпили две бутылки водки, которые были у Севы, и одну бутылку «Агдама», которая была у нас, после чего у нас осталось две бутылки «Агдама», и бабы говорят Севе пойти купить еще водки, мы пошли, а все другие и Олег этот остались возле садика, но рабочий день закончился, и магазин закрылся, мы снова вернулись, а на бревне уже никого не было, бабы с дядькой свалили вместе с нашим «Агдамом», и мы тогда пошли к булочной, расположенной возле круга девятнадцатого автобуса, завернули за угол, Гончар и Зайцев куда-то ссать ушли и как пропали, а мы с Севой остались, я сказал, что могу залезть в булочную, «Оводом» разбил стекло и залез, зачем не знаю, но когда я залез, Сева, который стоял возле окна, сказал мне, чтобы я взял со стола магнитофон переносной «Весна», я вылез и вспомнил, что у меня была кассета в кармане куртки, я ее вставил и включил, но в магнитофоне сели батарейки, и я не узнал, что записано, чуть прошли, я Севе: «Блядь, я «Овода» на столе забыл», – вернулись, только Сева над ухом нудил – зачем, да зачем, «Надо!» – я сказал, забрал «Овода», и мы пошли к дому 23 по улице Матросова, где проживает Света Лазарева, с которой я встречаюсь и поддерживаю интимные отношения, мы пришли во двор, я подошел к лавочке, там сидела Света и еще кто-то из пацанов, кто именно, я не помню, когда мы стали подходить к лавочке, Сева, обращаясь ко мне, сказал: «Что это за пидараска сидит?» – я ответил, это моя девушка, и он своими словами оскорбил ее, и еще я сказал ему, чтобы он извинился, но он не стал извиняться, тогда я предложил ему отойти и поговорить, мы отошли в сторону, я подумал, нужно что-то положить, «Овод» был в левой руке, и я поставил на землю магнитофон и ударил Севу кулаком правой руки по левой части лица, но я ударил несильно, мы с ним даже стали разговаривать, я подобрал магнитофон, и мы снова стали подходить к лавочке, и в этот момент Сева опять сказал обидное, что у Светы ништяк короткий, я спросил: «Это как?» – а он ответил: «Ништяк – это промежуток между ртом и носом», после чего я ударил своим лбом по его лицу, но неэффективно, я опять поставил «Весну» и правым кулаком по левой скуле ему два раза, но как-то не получалось, бил плохо, и все видели, что я плохо бью, у него лицо только тихо хрупало, как если на капусту квашеную слегка надавить, я понимал: это «Овод» в руке конкретно мешает, а куда его уже деть, некуда, я ударил еще раз, Сева упал возле лавочки, а я начал ему наносить ногами, первый удар я подъемом правой ноги по лицу, по средней части, примерно в переносицу, Сева лежал на боку, затем я снова ногой, на этот раз левой по нижней части лица, во что именно, я не рассмотрел, кажется, в подбородок, он пытался переворачиваться, но я снова возвращал его в исходную позицию и два раза еще подъемом правой ноги по боковой нижней части лица, он так: «О-о-о», – застонал, тогда я нагнулся над ним, но мне показалось, я даже ничего ему не рассек, крови совсем нет, я в сидячем положении кулаком правой руки его в область левого уха, и тоже неудачно, несильно, и вдруг увидел, Света куда-то ушла, но сидят малолетки и обсуждают, как я бью, и я встал и снова Севу ногой, он головой цок об лавочку, и тогда я увидел, что под затылком у Севы кровь, и тут появился мужик, внешности которого я не запомнил, я решил попросить у него закурить, и очевидно я сказал ему что-то обидное, потому что он стал ругаться, что вызвал милицию, и, главное, держит меня за руку, я ударил его, а он меня, я вырвался, хватаю магнитофон и начинаю убегать, затем я нечаянно упал, выронил магнитофон, он об землю треснулся, и оттуда такими петлями тягучими завыл с кассеты Антонов: «Золотая лестница, золотая лестница!», – я поднимаюсь, в глазах муть, думаю, тут хоть бы «Овода» не потерять, снова бегу, мужик за спину меня ловит, я ему что-то говорю и сам не понимаю, что говорю, мне руку назад заламывают, а ноги такие тяжелые, словно оторвались, я вдруг догадался – надо срочно книжку выбросить, чтобы освободиться, а этот «Овод» к ладони намертво прилип, и так мне странно, Светка под Антонова в свой подъезд по ступенькам, я ей: «Стоять, пидараска!» – она оборачивается, и у нее реально короткий ништяк, его просто вообще нет, Сева был прав, и тетка из первого этажа визжит, как зарезанная: «Убили-и-и!» – а сирена так складно вместе с ней: «Дили-дили-дили!» – сзади малолетки хором, что менты приехали, а Светка уходит, ее уже нет, и на асфальте возятся воробьи, серые, медленные, точно наломали куски хлеба, я нюхаю «Овода», и он тоже пахнет кислым хлебом.

Предложение

Я закончила одиннадцать классов средней школы № 136 и в том же году поступила в банковский техникум, а в феврале 2001 года устроилась бухгалтером в ателье мод «Престиж». И вот четвертого ноября я получила очередную зарплату в размере пяти тысяч девятисот рублей. В тот же день после ателье я сделала небольшие покупки: водолазки себе черную и белую и бижутерию, и примерно в семь часов вечера решила заехать в кафе «Астра» на конечной 43-го автобуса. У меня была оставшаяся зарплата в сумме три тысячи триста двадцать шесть рублей. Только я зашла в вестибюль кафе, как ко мне подошли Бочаров Эдик, знакомый мне по микрорайону и школе, и ранее мне неизвестный Мигулин Алексей. Бочаров Эдик спросил, зачем я пришла в кафе, я ответила, что попить кофе. Мы стали курить, и кто-то из администрации сказал, что после нас придется окна проветривать, и мы вышли курить в вестибюль. Мигулин со мной разговаривал о чем-то, спросил, вернее, сказал, что кофе тут плохое, потом Бочаров и Мигулин предложили поехать вместе с ними в ресторан, попить там хорошего кофе и нормально покушать, но я сказала, что, спасибо, поеду домой. Я села на трамвай 18, и вместе со мной в трамвай зашел Мигулин, а Бочарова я не видела. Мигулин пристроился возле меня в трамвае, и мы с ним так и ехали до остановки, где мне надо было выходить – на Метростроевцев. Я вышла, Мигулин тоже, и в этот момент я увидела Бочарова, он просто был в другом вагоне. Я направилась домой, а со мной рядом шел только один Мигулин и молчал, а уже возле дома Мигулин вдруг взял меня за руку и не хотел отпускать. В это время Эдик Бочаров позвал Мигулина, и Мигулин сказал, чтобы я никуда не уходила, а сам отошел и стал общаться с Бочаровым. Я все же стала направляться в подъезд свой, но это сразу увидел Мигулин, догнал меня, обнял за талию и повел за дом, после чего долго уговаривал прогуляться с ним, и я согласилась, чтобы он в конце концов хоть бы отстал. Мы с Мигулиным пошли ходить по микрорайону до шестнадцатиэтажки возле ЖЭКа. Потом Мигулин купил в киоске на троллейбусной остановки бутылку «Амаретто», пачку «Кента» легкого, шоколадный батончик и два стакана пластиковых, и мы с ним выбрали детскую площадку, где качели. Там мне Мигулин принялся рассказывать, что он недавно отсидел и что его бросила девушка, и мы немного выпили и покурили, после этого я ему сказала, что мне пора домой. Мигулин снова увязался за мной и, проходя мимо дома № 154 по улице Метростроевцев, затащил меня в подъезд. Он сказал, что на улице холодно, и мы только погреемся. Я не хотела идти в подъезд, но все-таки решила вместе с ним зайти. Мигулин предложил мне сесть в лифт, и мы поехали на двенадцатый этаж. Возле лестницы мы зашли с Мигулиным в какой-то тамбур, где было темно. Там Мигулин начал ко мне приставать, он расстегнул мой плащ, после чего прижал меня к стене. Когда Мигулин расстегивал плащ, я его отталкивала и пыталась уйти, а когда он прижал меня за грудь и поцеловал шею, то я сильно перенервничала, и мне стало безразлично. Мигулин положил меня на пол и раздел полностью снизу. Я лежала на спине и не открывала глаз, пока он не закончил, потом я почувствовала, что Мигулин уже надевает мне колготки и трусы, я открыла глаза и обратила внимание, что Мигулин действительно почти надел на меня лежащую колготки, он слегка приподнимал мою спину и натягивал их. Было темно, и Мигулин не заметил, что я открыла глаза, а я видела, как он из кармана моего плаща взял кошелек с тремя тысячами. И еще триста двадцать шесть рублей там было. Я молчала, так как еще не совсем пришла в себя от случившегося на полу. Мигулин посмотрел содержимое кошелька, после чего забрал оттуда деньги, а кошелек бросил на пол и стал уходить. Я поняла, что Мигулин действительно забрал у меня деньги, приподнялась и взяла кошелек, увидела, что там по-настоящему ничего нет, и сказала Мигулину: «А деньги?» – он мне ответил, что ничего не знает, вызвал лифт и уехал. Я взяла свою сумку и пакет с водолазками и подождала лифт, потому что Мигулин уехал на нем раньше. Лифт снова поднялся, и я на нем спустилась вниз и вышла на улицу, там уже никого не было. Я пошла домой и, когда мылась в ванной, заметила, что Мигулин понаоставлял мне на шее засосов. На следующий день я была дома, курила на кухне, и в окно увидела, что на балконе квартиры Эдика Бочарова собирается компания, среди которых был и Леша Мигулин. А до этого утром моя мама звонила крестной, тете Дине, в Белгород, и после разговора, зная, что я получила зарплату, попросила отослать полторы тысячи рублей крестной. Я не могла сказать маме, что у меня как у лохушки какой-то забрал деньги малознакомый Мигулин. Тогда я решила пойти на квартиру Бочарова, чтобы Мигулин вернул мне хотя бы полторы тысячи рублей. Примерно в начале четвертого я подошла к квартире Бочарова и позвонила в дверь. Открыл Эдик Бочаров. Я, стоя на лестничной площадке, попросила позвать ко мне Мигулина. Мы немного еще поговорили, и Бочаров через некоторое время разговора сам поинтересовался, не пришла ли я за деньгами. Я поняла, что Бочаров знает, что у меня Мигулин забрал деньги, и ответила Бочарову, что да, за деньгами, на что Бочаров заявил, что ему Мигулин сказал вчера, будто я сама дала деньги. Бочаров ушел вроде позвать Мигулина, оставив дверь входную открытой. Я ждала, но Мигулин все не выходил. По коридору мимо прошел мой бывший одноклассник Саша Гончаренко – Малый его кличка, и, увидев меня, предложил зайти в квартиру. В зале я увидела компанию: три незнакомые мне девушки и примерно пять человек парней, среди них был этот Леша Мигулин, Шумский Виталик, Саша Гончаренко, ну, который Малый, Хижняк Вова – кличка Батон, и еще два парня неизвестные, они сидели за столом, было спиртное и играла в магнитофоне группа «Руки вверх», а Хижняк Вова ходил с «мыльницей» и всех фотографировал. Он мне тоже сказал, чтобы я не стеснялась и чувствовала себя как дома. Я прошла в залу и села за стол, потому что хотела поговорить с Мигулиным, но Мигулин делал вид, что не замечает меня и якобы не знает. После чего мне предложили выпить вина, но я отказалась пить и передала стакан Эдику Бочарову, продолжала сидеть за столом и ждала удобный момент остаться один на один с Мигулиным и не при всех сказать ему, чтобы он отдал мне хоть полторы тысячи рублей из тех денег, которые он в тамбуре забрал. Сидящий рядом Бочаров вдруг сказал, что ему надо со мной кое-что важное обсудить и пригласил выйти в другую комнату. Я подумала, он хочет поговорить о деньгах, и спросила его в коридоре, придет ли туда Мигулин, и он ответил, что да, придет. Я зашла с Бочаровым в комнату. Мы сели на кровать, там на стене еще были наклеены вкладыши от жевачек из серии про «Любовь это...», и каждому пацану был пририсован голый член, а девочке грудь, и ручкой шариковой внизу дописано: «когда сосет хуй», «когда дает в жопу» и тому подобное. Бочаров пояснил, что это комната его сестры, которой сейчас нет, она учится в другом городе, и это он так над ней пошутил. Затем Бочаров стал мне намекать, что я ему очень нравлюсь, и я с ним должна договориться. Я ему сразу ответила отказом, что я ни о чем договариваться не буду. Бочаров сказал мне подождать в комнате и вышел. Я тоже хотела выйти, чтобы уйти, и в это время появившийся Хижняк Вова, это который Батон, он руками взял меня и со словом: «Куда?» – отодвинул от двери. Я ему ответила, что ухожу домой, а Хижняк повел меня обратно в комнату и сам там же остался. Хижняк спросил меня, договорилась ли я с Бочаровым. Я не хотела общаться с Хижняком и молчала, после этого зашел Бочаров, и Хижняк сказал, что я ломаюсь. Тогда Бочаров вдруг двинул меня кулаком под грудь левую, так что у меня перехватило дыхание. И в это время в комнату заглянул Мигулин и упрекнул Бочарова, что тот меня ударил, что можно и без побоев, на что Эдик Бочаров вдруг стал кричать, что она, то есть я, по-хорошему не понимает. Потом Бочаров сказал Хижняку еще раз поговорить со мной, так как я по хорошему не понимаю. После этого Бочаров и Мигулин, они вышли, и я осталась вместе с Хижняком. Я продолжала стоять и молчать, я чувствовала, они от меня не отстанут и будут добиваться своего. Хижняк всячески уговаривал, чтобы я не ломалась. Он попытался снять с меня кофту, я не позволила, и Хижняк тоже меня ударил, только в живот, и я даже присела на пол. Хижняк сказал, чтоб я вставала и не притворялась, что он бил не сильно. Я села на стул, потом заглянул Эдик Бочаров и начал спрашивать Хижняка, договорился он или нет, и сказал, что вчера я была с Мигулиным и вела себя нормально. Тут в комнату зашли Шумский Виталик и Мигулин Леша. Шумский стал мне объяснять, что я не выйду отсюда просто так, в том смысле, что я должна по-хорошему. Потом Шумский сказал: «Даю пять минут времени на обдумывание». Я отказывалась, говорила, зачем это вам надо, тогда Шумский сказал, что всем, кто стоит в комнате, я очень нравлюсь. При этом Эдик Бочаров, который был уже в нетрезвом состоянии, все время пытался подскочить ко мне и ударить ногой, но Шумский его отталкивал, но Бочарову тем не менее удалось ударить меня ногой. После этого Шумский сказал, что пять минут прошло, и раз я такая упрямая, то он больше не хочет быть моим покровителем и продолжать заступаться. Затем подошел Мигулин, усадил на кровать и принялся успокаивать, что никто ко мне не притронется, и сам при этом снимал с меня кофту, и Бочаров и Шумский также начали помогать Мигулину. По пояс сверху меня раздел Мигулин, а остальные, то есть Бочаров, Шумский и Хижняк – по пояс снизу, и я в итоге оказалась полностью обнаженная. Бочаров повалил меня руками за плечи на кровать, а держали лежащей Шумский и Мигулин. Я пыталась вырваться, но Шумский и Мигулин не давали этого, а Бочаров лег на меня, надавил так руками на плечи, а Мигулин и Шумский раздвинули мои ноги и прижали, чтобы я не сопротивлялась, а когда Бочаров сделал свое дело и закончил, то держал он и Мигулин, а лег Шумский, а потом сам Мигулин, а держали Шумский и Бочаров, а Хижняк всю дорогу поддрачивал, и не рассчитал и спустил в руку, и поэтому когда пришла его, Хижняка, очередь, у него уже не стоял, и Бочаров, Шумский и Мигулин вышли из комнаты, и меня никто не держал, и остался со мной один Хижняк. Он тогда начал мне предлагать взять у него в рот, я отказывалась, он быстро подошел ко мне с расстегнутыми брюками, но я отвернулась, и он вскользь по щеке мне мазнул и сказал: «Ну все, все, я уже тебе до губ дотронулся, теперь можешь спокойно брать», – я сказала, что это было только по щеке, и если он меня тронет, то я вообще выброшусь из окна. Хижняк вышел звать Бочарова, Шумского и Мигулина, чтобы они меня снова держали, и я слышала, как Хижняку в коридоре засмеялись: «Кто последний, тот и папа», – хотя последний получался Мигулин. А на двери комнаты с внутренней стороны был такой шпингалет, и я сразу защелкнулась на него. Я быстро оделась, поснимала с подоконника горшки, открыла раму, встала на козырек со стороны улицы и пошла по нему, чтобы добраться до виноградной лозы, которая росла рядом с балконом. А пацаны уже догадались и бросили трясти дверь, и вышли на балкон, и хотели словить меня и затащить обратно в квартиру. Они начали хватать меня, я стала вырываться, в это время у меня соскользнула с козырька нога, и я почти зависла на одной руке и держалась за виноград. Саша Гончаренко крикнул пацанам, что они ебанутые, что я из-за них убьюсь. И они тогда послушали его и отпустили меня. Я второй рукой успела зацепиться за лозу и повисла на ней. Саша спросил, смогу ли я сама спуститься, и я сказала, что да, смогу. Но примерно со второго этажа я сорвалась и упала на землю спиной, и ударилась, но сознание не потеряла, только помутнело в глазах. А девчонки уже прибежали во двор с моей одеждой и сапогами, которые в коридоре оставались, и подняли меня, после чего уложили на лавочку, чтобы я пришла в себя. А к этому времени вниз спустились Виталик Шуйский, Эдик Бочаров и Хижняк Вова. Шумский принялся меня запугивать, что он уже раз сидел, и если о прошедшем станет известно милиции, то он со мной как с предателем расправится. А я сказала, что мне все уже безразлично, и я обязательно напишу на них заявление, хотя на самом деле я решила не делать этого, так как мне бы не хотелось огласки. Шумский подумал, что я угрожаю на полном серьезе и уже вежливо попросил не портить ему статьей пацанский имидж, хотя какой у него мог быть имидж, если он сидел за кражу мопедов, и я знала, что над ним шутят про «мопЭды», с ударением на пЭды, и я сказала: «Вот отсидел за мопЭды, а теперь всей компанией сядете за групповое изнасилование!»

И ушла к себе домой, а они побежали к Бочарову совещаться. И тем же вечером звонок в дверь – пришел Леша Мигулин с цветами и говорит: «Ты мне очень нравишься, давай с тобой поженимся», – и деньги протягивает. Я пересчитала, а там три тысячи триста двадцать шесть рублей – все до копеечки вернул!